Внимательно разглядывая ее лицо в лунном свете, Люк сказал:
– После того, что мне пришлось выдержать за последнюю пару недель, фраза «Я должна тебе кое-что сказать» – не совсем то, что мне хотелось бы услышать.
Мэдди открыла рот, чтобы ответить, но тут зазвонил телефон.
– Запомни, что ты хотела мне сказать, – проговорил он, а сам подумал: независимо от того, что она ему скажет, это не изменит его жизнь так кардинально, как изменило ее известие о том, что он не тот, кем считал себя раньше.
Люк вошел в кухню и снял телефонную трубку. – Да?
– Люк, это Ник, твой старший брат. Припоминаешь?
Сердце защемило при мысли о том, что теперь он только наполовину связан с этим человеком, которым всегда гордился и которому старался подражать во всем. По крайней мере, теперь он знает, почему он ниже его ростом. Ответ простой: потому что у них разные отцы.
– В чем дело, Ник?
С его языка чуть не сорвалось привычное «братишка», как он всегда называл Ника, но на этот раз слово застряло в горле.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Я не один. – Он оглянулся через плечо и увидел, что Мэдди вошла в комнату.
– Знаю. Звоню с мобильного телефона и нахожусь напротив твоего дома. Нам нужно поговорить. Но мне не хотелось бы прерывать…
– Хорошо. Мы с Мэдди все равно уже закончили. Дай нам еще минутку-другую.
Он повесил трубку и обернулся к ней.
– Это Ник.
– Я слышала.
– Он здесь. Он хочет срочно о чем-то поговорить. Что ты хотела мне сказать?
– Это не срочно. Гораздо важнее навести мосты между тобой и твоим братом. – Она устало посмотрела на него. – И не начинай с деления или вычитания. Он твой брат на все сто процентов. – Она собрала бумаги и сложила их в портфель. – Сообщи мне, когда решишь более детально поговорить о недвижимости. Бизнес твоего отца сейчас на автопилоте. Но рано или поздно тебе придется принимать какие-то решения.
– Я позвоню тебе. Она кивнула.
– Хорошо.
Люк заметил, что ее зеленые глаза подернулись дымкой, и у него снова появилось предчувствие, что с ней что-то происходит.
– С тобой все в порядке? Если ты хочешь поговорить со мной, Ник подождет.
Она покачала головой.
– Нет. Ничего. Пообщайся с Ником. Мы поговорим потом.
– Спасибо за все, Мэдди.
– Пожалуйста. Если надо, всегда обращайся. Он открыл перед ней дверь.
– Я не сожалею о поцелуе.
– Я тоже, – сказала она и сбежала по лестнице. Проходя мимо его брата, Мэдисон быстро проговорила:
– Привет, Ник. Будь с ним помягче. Пока.
– Буду нежен, как центральный защитник в американском футболе. Пока, Мэдди. Извини, что помешал.
– Не проблема, – ответила она, вышла на улицу, села в машину и захлопнула дверцу.
Люк оторвал взгляд от удаляющихся огней ее машины и сконцентрировался на сердитом лице своего старшего полубрата. Ник был на полголовы выше его, с темными волосами и глазами. После ухода Тома на пенсию он стал президентом «Марчетти инкорпорейтед» и сейчас выглядел как рассерженный начальник. Судя по его официальному костюму, он приехал прямо из офиса.
Люк открыл дверь пошире и протянул руку.
– Входи. Чем могу быть полезен?
Ник достал из кармана рубашки знакомый конверт.
– Ты можешь помочь мне вот этим.
– Мое письмо об отставке, – сказал Люк, закрывая дверь. – Тебе не обязательно было приходить самому, чтобы сообщить мне, что ты ее принял.
– Ты должен был лично принести его.
– Зачем? Мне больше нечего сказать.
– Еще многое нужно сказать, – в голосе Ника звучали раздражение и обида.
Люк почувствовал неловкость. Он-то знал, что такое предательство. Он просто хотел избавить брата от неприятного разговора. Чем меньше объяснений, тем Нику будет легче принять отставку Люка и даже не придется делать вид, что он против этого.
– Я не знаю, что сказать. Разве ты не знаешь, что у нас разные отцы?
– Мама с папой рассказали мне обо всем. И остальным тоже.
– Значит, Рози со Стивом в курсе?
– Да, и твоя сестра, и ее муж. И знаешь что? Мы все считаем, что ты погорячился.
Люк пожал плечами. Они все еще стояли в пустой гостиной. Он вспомнил, как Мэдди поддразнивала его по поводу его спартанской обстановки. О боже, надо было попросить ее остаться. Когда она была рядом, он не чувствовал себя брошенным на произвол судьбы.
– Выходит, все уже знают, почему я подал в отставку. Ник покачал головой. Он стоял, широко раздвинув ноги и уперев руки в бока.
– Тебе придется объясниться. Я ничего не понимаю, да и все наши тоже.
– Очень просто. «Марчетти» – это семейный бизнес, а я не член семьи. – Люк снова пожал плечами. – Я не хотел зря занимать ваше время и ставить вас в неловкое положение, дожидаясь, пока вы сами попросите меня уйти.
Ник горько рассмеялся.
– Отец всегда говорил, что ты – самый лучший и самый умный. Малыш, он ошибался.
Он ведь не был сыном Тома. С чего бы ему так говорить?
– О чем ты говоришь?
– Ты туп, как телеграфный столб, если думаешь, что что-нибудь изменилось. Ты по-прежнему мой брат.
– Наполовину, – уточнил Люк.
– Семья не делится на части.
Люк вспомнил, что Мэдди говорила ему то же самое. Но она не была в его шкуре. Так же как и Ник. Они не знали, как чувствует себя человек, который узнал, что его отец – не тот, кого он всегда считал своим отцом. Мэдди назвала его несносным. Похож ли он в этом на своего биологического отца? Ему уже никогда не узнать об этом.
– Слушай, Ник, я ценю твой великодушный жест. Но в этом нет необходимости. Я понимаю, что больше не могу участвовать в бизнесе. Меня это устраивает, – закончил он.
Он лгал. Ему было ужасно больно остаться в стороне от дела, которым он привык заниматься с тех пор, как обнаружились его способности в бухгалтерии. Но он не мог избавиться от навязчивой идеи, что больше не имеет права быть частью семейного бизнеса. Он не смог бы видеть, как те добрые чувства, которые его родственники пока питают к нему, перерастают в раздражение и неприязнь. Он не мог оставаться там, где его уже не могли считать членом семьи, потому что слишком любил их всех.
Ник неодобрительно покачал головой.
– Не могу поверить, что мне приходится объяснять тебе очевидные вещи. Мы ведь выросли вместе и должны понимать друга друга. Я люблю тебя. Джо, Алекс и Рози любят тебя. Твои племянница и племянник любят тебя. Ты обещал им, что, когда они подрастут, научишь их пользоваться калькуляторами, которые ты им подарил.
– У них есть родители и два дяди. Тут не надо быть семи пядей во лбу, – пробурчал Люк. Это был удар ниже пояса – вмешивать в этот разговор детей, которых он безумно любил. – Ник, ты не облегчаешь мне жизнь.
– Хорошо. Надеюсь, я делаю ее невыносимой. Мама и отец совершенно подавлены твоим поступком, – сказал он, размахивая письмом.
– Я вам не нужен.
– Вот тут ты ошибаешься, – твердо сказал Ник. – Ты всем нам нужен и как специалист, и как человек. У тебя долг перед всеми нами.
Люк кивнул.
– За крышу над головой, еду, одежду и самое лучшее образование. – Он тяжело вздохнул. – И они скрывали от меня, кто я такой на самом деле. Как к этому относиться, по твоему мнению?
– Только с благодарностью. Подумай, сколько сил им потребовалось, чтобы вырастить и воспитать тебя. Ты унаследовал многое от них, братишка. Такая новость сломила бы более слабого. Благодаря маме и отцу ты по-прежнему стоишь на ногах. – Он снова потряс письмом. – Это твой единственный промах.
Люк проигнорировал его слова. Он хотел узнать еще кое-что.
– Как ты относишься к маме, зная, что она сделала?
– Я люблю ее, – просто ответил Ник. Он запустил руку в волосы. – Я знаю, что это сложно. И стараюсь не осуждать никого, если мне не пришлось побывать на его месте. Я не знаю, что это такое – иметь троих детей, растить их и при этом чувствовать себя одинокой. Не думай, я вовсе не оправдываю ее поступок. Но она хороший человек. Мне просто хочется понять, почему это случилось. И, наверное, я сумею это объяснить, когда у нас с Эбби появится свой ребенок. Пойми, что прежде всего – это дело мамы и отца, а они разобрались с этим давным-давно.
Он взял заявление Люка и разорвал его. Потом сложил половинки и разорвал их на мелкие кусочки.
– Зачем ты это сделал? – спросил Люк.
– Твоя отставка не принимается, отклоняется, называй, как хочешь.
– Ты должен ее принять.
– Нет, не должен. Ты нам нужен. А тебе нужна работа, особенно сейчас. – Ник улыбнулся в первый раз с того момента, как вошел в дом. – Когда вы собираетесь сообщить всем?
– Вы? Кто? О чем ты говоришь?
– О тебе и Мэдди. Вся семья уже знает, что вы провели вместе ночь после свадьбы Алекса и Франни. Когда вы собираетесь сообщить нам о ребенке?
Люк почувствовал себя так, словно его ударили.
– Ребенке?
О боже! Так вот что происходит с Мэдди!
– Да, Эбби ждала своей очереди на обследование в приемной у гинеколога и видела там Мэдди, которая записывалась на анализ крови. Эбби как раз вызвали к врачу, поэтому она не успела принести Мэдди свои поздравления. Так что я делаю это от нас обоих. Поздравляю, Люк, – сказал он, протягивая руку.
Люк пожал ему руку с отсутствующим видом. У Мэдди будет ребенок? И она ему ничего не сказала? Просто какая-то эпидемия лжи, все утаивают от него информацию! Хоть кто-нибудь из дорогих ему людей способен говорить правду? Он намерен это немедленно выяснить.
Мэдисон только что вышла из ванной комнаты и устало прислонилась к стене, когда позвонили в дверь.
Съеденная лазанья все-таки не пошла ей впрок, и только сейчас она почувствовала себя лучше, хотя и испытывала страшную усталость. Она откинула со лба влажные волосы и глубоко вздохнула. Было еще не поздно, но она никого не ждала. Если не открывать дверь, может быть, тот, кто там, уйдет.
Но в дверь снова настойчиво позвонили. В третий раз… В четвертый…
– Нет ничего хуже надоедливого посетителя, – пробормотала она, идя к двери.
Сердце ее ухнуло вниз, когда, открыв узенькое окошко рядом с дверью, она увидела, кто стоит на улице.
– Люк! Что случилось?
Она поняла, что что-то произошло. Впрочем, догадаться было нетрудно. Она оставила его наедине с братом совсем недавно, и они наверняка повздорили. Он был мрачнее тучи.
– Почему ты не сказала мне, что беременна? – прорычал он. – Или, возможно, вопрос нужно сформулировать иначе – ты собиралась сообщить мне, что у нас будет ребенок?
Мэдисон покачнулась и ухватила ь за дверь, чтобы не упасть.
– Я… я не знаю, что сказать. Откуда ты узнал?
– Вы с Эбби посещаете одного и того же врача. Ты не видела ее там? – сердито спросил он.
Мэдисон, подумав, покачала головой.
– Нет.
Офис врача был устроен таким образом, что пациенты могли выйти из смотрового кабинета, пройти по коридору к регистратуре и выйти из офиса, не проходя через приемную. С каждой стороны были матовые двери, так что Эбби могла видеть ее, а Мэдисон нет. То, что они с невесткой Люка выбрали одного и того же врача, не было просто совпадением. Этот гинеколог был одним из лучших специалистов и имел прекрасную репутацию. К нему было очень трудно попасть, и сначала Мэдисон предложили другого врача. Но ей все-таки удалось добиться приема к доктору Вирджинии Ольсен после того, как она пообещала ей заняться юридическими вопросами, связанными с ее любимым детищем – женским приютом.
– Входи, Люк. Мне не хотелось бы обсуждать это на пороге. – Она вошла внутрь и закрыла дверь. – Хочешь что-нибудь выпить?
– Да.
Он последовал за ней в кухню и оперся о стойку, отделяющую ту часть кухни, где стоял холодильник, плита и готовилась пища, от обеденного стола. Отчасти она была рада, что он сохраняет дистанцию между ними. Но еще больше ей хотелось, чтобы он заключил ее в объятья и покрепче прижал к себе. Она хотела, чтобы он сказал ей, что все будет хорошо, даже если это не так. Никогда прежде у нее не было человека, на которого она могла бы опереться. Нет причин думать, что сейчас все изменится. Главное, что она не могла ему этого позволить, даже на короткое мгновение слишком тяжело будет потом, когда он уйдет.
– А, меня только что осенило, почему ты так категорично отказывалась от вина. Потому что ты беременна, – сказал он.
Она кивнула и поставила маленькую лестницу перед холодильником.
– Поэтому у меня в последнее время нет аппетита, да и пища не всегда задерживается в желудке, – она вскарабкалась на вторую ступеньку.
– Что ты делаешь? – тревожно спросил он.
– Хочу налить тебе выпить, – объяснила она. – Я держу виски в верхнем ящике.
– Я думаю, не стоит. – Он обошел вокруг стойки, взял ее за талию и легко снял с лестницы.
Несмотря на его напористость и сердитый вид, ее сердце не могло не откликнуться на этот жест заботы. И опять ее охватил жар от его прикосновения. Почему она не может быть к нему равнодушной? Почему простое прикосновение, взгляд или улыбка Люка Марчет-ти делают ее такой податливой и согласной на все? Почему сердце бьется так быстро, когда он просто берет ее за руку?
Чтобы испытывать какие-либо чувства к нему, надо быть либо дурочкой, либо мечтательницей, либо и тем и другим одновременно. Всю жизнь Мэдисон прилагала усилия, чтобы не быть ни тем, ни другим. Она научилась не надеяться достигнуть того, чего ей хотелось. Чем сильнее надежда, тем тяжелее и болезненнее удар, когда она понимала, что ей этого не добиться.
Он подошел к шкафу и снял с полки бутылку. Его движения были такими простыми и в то же время такими мужественными, что ей захотелось вздохнуть, как девочке-подростку с разбитым сердцем. Она была воском в его руках, стоило только ему прикоснуться к ней. И он, конечно, догадывался об этом. Как же глупо было признаться ему, что она не сожалеет о поцелуе!
Она наблюдала, как он берет бокал и наливает в него немного янтарной жидкости. Закрутив крышку, он в два глотка выпил содержимое и слегка поморщился.
– Итак, на чем мы остановились? – спросил он. Но, прежде чем она успела ответить, сказал: – Ты собиралась на примере Фло и Тома Марчетти объяснить мне, почему не проинформировала меня о том, что беременна.
Она покачала головой, поражаясь мгновенной перемене, произошедшей в нем. Только что он был ласковым и нежным, а сейчас опять нападал на нее. Он явно не собирался оставить ее поступок безнаказанным. Она искренне сочувствовала его переживаниям, старалась смягчить их, а он обвинял ее в том, что она сразу же не сообщила ему новость о ребенке. Как он мог быть таким саркастичным и колким! По крайней мере, мог хотя бы ее выслушать.
– Мне не очень нравится твоя позиция. Ты уже израсходовал квоту сочувствия, которая была у меня по отношению к тебе. Синдром несчастной жертвы заведет тебя слишком далеко.
– Жертвы? – переспросил он обманчиво-спокойным голосом, совершенно не вязавшимся с выражением глаз. – Будь ты на моем месте, ты бы уже метала громы и молнии.
– Посмотри на себя. – Что?
– Ты уже не раз говорил мне, что я не представляю, что ты сейчас испытываешь, и что никто этого не понимает. А что ты сказал до этого? Ах, да: чтобы я делала, как ты говоришь, а не как я делаю.
– О чем ты?
– Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что я чувствую и что мне приходится испытывать. Ты ведь не знаешь, что такое беременность. И поэтому не смей разговаривать со мной таким тоном. – Она смотрела на него, ощущая тяжесть в груди. – И если ты припомнишь, то перед тем, как позвонил твой брат, я сказала, что собираюсь кое о чем с тобой поговорить. Именно этой новостью я и собиралась с тобой поделиться.
– А как насчет других возможностей, которые ты могла использовать? – буркнул Люк. – Ты ведь не сегодня узнала, что беременна.
– Я начала подозревать это в тот день, когда сообщила тебе, что Том Марчетти не твой родной отец. Мне так и надо было сказать тебе: «Послушай, твой отец вовсе не твой отец. А твой настоящий отец на днях умер. Да, кстати, у меня будет ребенок от тебя», так да?
– Не слишком удачное оправдание, Мэдди.
Иногда упрямство бывает положительным качеством характера. Но сейчас его упертость вызывала в ней желание вбить ему в голову чуточку здравого смысла. Она оглядела его большую, мускулистую фигуру и едва не рассмеялась при мысли о том, как она, ростом в два раза меньше его, пытается вбить здравый смысл в его голову.
– Я поступила так, как, думала, будет лучше. Так же поступили и твои родители. Ты был ошарашен свалившимся на тебя известием, и мне не хотелось нагружать тебя еще больше. Я решила дать тебе время справиться с одной новостью, прежде чем обрушивать на тебя другую.
Он покачал головой.
– Я должен был знать. Когда мы с тобой в первый раз были вместе, ты утаила от меня, что у тебя никогда прежде не было мужчины.
– Какое это имеет отношение ко всему остальному?
– Мне следовало знать, что ты имеешь обыкновение скрывать важную информацию.
– Можно скрывать информацию с намерением сохранить ее в тайне, а можно просто ждать подходящего случая, чтобы поделиться ею.
– Слова, слова, слова… Именно этого я и ожидал от тебя, Адвокатиха.
Она заложила за ухо упавшую на лицо прядь волос.
– Оставляя в стороне тот факт, что я считаю тебя упрямым, бесчувственным, тупым и неуступчивым ослом, есть еще одна причина, удерживавшая меня от быстрых признаний.
– Какая именно?
– Ты совершенно недвусмысленно заявил, что не хочешь иметь детей.
Застыв, он смотрел на нее, слегка качая головой.
– Я никогда этого не говорил.
– Это не тот случай, когда я могла неправильно тебя понять или придумать, учитывая, что я только что обнаружила, что беременна.
– И когда же, по-твоему, я это сказал? – спросил он, приближаясь к ней.
– В тот день, когда вы с Фло были у меня в офисе, когда я передала тебе письмо твоего отца. Перед тем как пришла твоя мать, ты осуждал ее, как сейчас осуждаешь меня. Я сказала, что ты, может быть, сумел бы ее понять, будь у тебя собственные дети. Ты ответил, причем довольно резко, что никогда не хотел иметь детей. Конечно, как нетрудно догадаться, у меня осталось от этого заявления более чем приятное впечатление.
Он глубоко вздохнул.
– А как бы ты чувствовала себя на моем месте? Как бы ты чувствовала себя, если бы люди, которых ты любила и которым ты доверяла, скрывали что-то от тебя? Очень важные вещи – например, кто твой отец?
– Если бы я тоже их любила и доверяла им, я бы не осудила их. Поверила бы в то, что они хотели мне добра.
– Ты не знаешь…
– Ты прав, – сказала она, – я не знаю. Но так легко предполагать за них сейчас. Я по собственному опыту знаю, что ошибки, совершенные из любви, все-таки гораздо лучше, чем безразличие.
– Послушай, Мэдди…
– Нет, Люк, это ты послушай. Я не могу оказаться на твоем месте, но могу иметь мнение об этом на основании собственного опыта. Разве Фло и Том отправляли тебя учиться в интернат, в то время как твои братья и сестра оставались дома и учились в частных школах?
– Конечно, нет.
– Они уезжали за границу именно тогда, когда ты с отличием заканчивал школу, колледж и юридический институт?
– Я не учился в юридическом институте, – сухо сказал он.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – раздраженно ответила она. – Они приходили на различные мероприятия в те школы, в которых ты учился?
– Да. – Он смотрел на нее. – Успокойся, Мэдди. Тебе нельзя волноваться – это вредно для ребенка.
– Не опекай меня! Просто ответь на вопрос.
– Ты хочешь, чтобы я назвал свое имя и поклялся на Библии?
Она проговорила, слегка улыбаясь:
– Свидетель, пожалуйста, отвечайте на вопрос.
– Как говорила моя мать, они приходили на все школьные мероприятия. Они хотели, чтобы я был лучшим, и обязательно приходили, когда меня награждали.
– Ты – счастливчик. Моя семья ничего от меня не требовала. – Мэдисон глубоко вздохнула. Она вдруг почувствовала, что ноги ее не держат. Опершись о стойку, она провела рукой по лицу. – Поскольку все, что я говорю, тебя не убеждает, то и это, видимо, не убедит тоже, но тем не менее, Люк, я никогда не лгала тебе.
– Не словами. Она вздохнула.
– Я собиралась сказать тебе о ребенке. Это должно было произойти раньше, и я сожалею, что ты узнал об этом не от меня. Но я ждала, пока пройдет время, чтобы ты свыкся с новостью о своем отце. Я полагала, что еще одна подобная бомба подтолкнет тебя к краю.
– Ты беспокоилась обо мне? Боялась, что я стану нервничать и не буду внимательным за рулем? – Он говорил совершенно серьезно.
– Наверное, это было глупо с моей стороны, – сказала она, не отвечая прямо на его вопрос, но и не отрицая, поскольку это было правдой.
– Я сильный, Мэдди. Я могу многое выдержать.
– Хорошо, я запомню. – Она снова глубоко вздохнула. – Теперь я хочу, чтобы ты ушел. Я действительно устала. Мне нужно лечь, иначе могу упасть.
Одним рывком он оказался рядом с ней. Не говоря ни слова, подхватил ее на руки и направился в холл.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Она была так благодарна ему, что ей не нужно идти самой. Так счастлива, что он держит ее на руках. Так искренне рада, что он действительно слушал и услышал ее. Люди, которые должны были о ней заботиться, никогда не делали этого. Была ли она небезразлична Люку? Вряд ли, ведь он считал ее лгуньей. Был ли он ей небезразличен? Неправильная формулировка. Тут скорее надо говорить о том, как ей хоть немного освободиться от его влияния.
Ей хотелось бы снова вернуться к тем дружеским отношениям, которые были между ними до той ночи. Эта близость пробила стену, которой было окружено ее сердце, и с каждой новой встречей брешь становилась все шире. Мэдди испугалась, что еще немного – и он полностью завладеет ее душой. Она не могла этого позволить. Слишком сильным будет отчаяние, когда она узнает, что он не отвечает на ее чувства.
– У тебя урчит в животе, – сказал он насмешливо.
– Не говори Алексу и Франни, но их изобретение не задержалось у меня в желудке.
– Я думаю, они бы не обиделись, – сказал он, – но пусть это будет нашим секретом.
Люк очень осторожно положил ее на кровать и посмотрел так, что у нее перехватило дыхание.
– Нужно снова накормить тебя, – пробормотал он.
Когда Люк выпрямился, Мэдисон принялась сосредоточенно укладывать подушки себе под спину, чтобы сесть в кровати. Ей нужно было чем-нибудь занять себя, чтобы он не заметил, как сильно ее волнует его близость. Ведь именно на этой кровати они занимались с ним любовью!
– Я не хочу есть, – промямлила она.
– Говорят, что у беременных женщин бывают всякого рода капризы. Тебе чего-нибудь хочется?
– Доктор сказал, что мне нужно есть побольше белка.
– Как насчет стейка?
Она вздрогнула от отвращения. Спустя минуту Мэдисон сказала:
– Арахисовое масло с джемом – это звучит соблазнительно, хотя в них очень много жира.
– Я сделаю тебе сэндвич.
– Очень мило с твоей стороны, но у меня нет ни джема, ни арахисового масла.
Он оглядел ее с головы до ног, и от его напряженного взгляда у нее вновь по коже пробежали мурашки.
– Я, конечно, не доктор, но, по-моему, немного жира тебе не повредит. Сейчас схожу в магазин. – На полпути к двери он обернулся. – Какое?
– Что?
– Какое арахисовое масло? Просто масло или с большими орешками?
– Я сама большая девочка и предпочитаю все большое.
Он улыбнулся одним уголком рта.
– Да, я это заметил.
Он ушел. Боже правый, как же ей не хватало его! Когда он был добрым и ласковым и когда он был сердитым и раздраженным. Ей не хватало его, хотя она предчувствовала, что это лишь затишье перед бурей.