3

Проворочавшись несколько часов с боку на бок, Элина поняла, что мучившие ее угрызения совести не позволят заснуть. Голова пухла от тысячи мыслей, вопросы — один нелепее другого — не давали покоя, С какой бы радостью она обо всем забыла! Представлял ли Бернард, кого он одарил своей мимолетной любовью? Желал ли он настоящую Элину Таннер, испытавшую внезапно охвативший ее любовный голод и заразившую его своей страстью? Или вместо нее в постели был призрак Сильвии, с которой Бернард так странно прощался?

Переполненная тягостными переживаниями, лишь перед самым рассветом Элина забылась беспокойным сном. Проснулась она, когда солнце было уже в зените, освещая все вокруг золотистым цветом, какой можно встретить только на островах Карибского моря. Ее первым желанием было зарыться в подушку и не высовываться до наступления следующего столетия. Но стук в дверь заставил ее подняться.

Должно быть, горничная, недовольно подумала она. Но на пороге стоял Бернард — тот, кого она хотела бы видеть в последнюю очередь. Помимо всего остального, выглядела она ужасно — волосы растрепаны, глаза воспалены из-за периодически подступавших рыданий.

Он смотрел на нее так, что Элина не сразу поняла, застыло ли в его глазах отвращение или сочувствие. С первого дня их знакомства она старалась определить, то ли за маской высокомерия затаилась гордость, а кажущаяся неприязнь — всего лишь проявление сдержанности, то ли мрачность и надменность и есть его истинная суть.

Как и прежде, Бернард без приглашения вошел в комнату и плотно притворил за собой дверь. От внезапно сковавшего ее страха Элина не стала его ни о чем спрашивать, только отошла в тень, чтобы солнечные лучи, проникавшие через приспущенные шторы, не слишком подчеркивали ее измученный вид.

— Я был уверен, что ты уже проснулась, — сказал он, приближаясь к ней.

Она одернула на себе рубашку и поправила волосы.

Его брови взметнулись вверх, словно он подумал: какая распущенная женщина, если нежится в постели в такой поздний час.

— Я только что вернулся после встречи с комиссаром Лепле. Все протоколы оформлены, и я собираюсь уезжать. До отъезда у меня остается пара часов.

— Вот как? Но ведь рейса не будет до завтрашнего дня, — проговорила Элина со злобным удовлетворением.

Он окатил ее таким взглядом, будто ему нанесли смертельное оскорбление.

— Этот рейс не для меня. Ждать так долго я не могу, поэтому арендовал частный самолет. Если хочешь, можешь лететь со мной. Мне трудно представить, что ты задержишься здесь после того, что случилось.

Он был абсолютно прав. Больше всего ей хотелось покинуть этот остров и отделаться от грустных воспоминаний. Но мысль о том, что придется провести десять, а то и больше часов в обществе человека, который относится к ней со смешанным чувством смущения и отвращения, совсем ее не радовала.

— Спасибо, но я постараюсь сделать так, как считаю нужным.

Он посмотрел на кровать Сильвии, потом на нее.

— Как хочешь, — проговорил он. — Вероятно, такое решение будет самым разумным.

Его равнодушие, его стремительный уход напомнили Элине один эпизод, который произошел минувшей осенью. Однажды часов в девять утра она принялась за работу в поместье Геснеров. Было холодно и сыро, и миссис Геснер настояла, чтобы Элина зашла в дом, обогрелась и перекусила вместе с ними.

Элина не возражала. Геснеры были очень любезны, обращались к ней по имени или называли «дорогая». А Бернард при встрече всегда обращался к ней не иначе как «мисс Таннер».

— А, вы еще здесь, мисс Таннер, — сказал он в то утро, входя в дом. — Может быть, вы и пообедаете с нами?

По его тону можно было понять: он считает, что у нее вошло в привычку пользоваться такими приглашениями, чтобы сэкономить на обеде.

— Нет, — отрезала Элина, давно уже поняв, что между ними идет необъявленная война. — Я здесь на работе, кроме того, я не принадлежу к друзьям семьи, которых приглашают к обеду.

— Очень разумная мысль, ее следует запомнить, — загадочно протянул он и тотчас вышел — так же поспешно, как сделал это сейчас. Даже не удосужился попрощаться.

В тот раз она подумала, что этот Дэниел невоспитанный тип, несмотря на то что одет с иголочки, владеет элегантным черным «ягуаром» со светло-серой внутренней обивкой.

Ничего не изменилось, вздохнула Элина, война продолжается, а кровать в гостиничном номере стала местом сражения. Вопрос о том, кто выйдет из него победителем.

Больше она Бернарда не видела. К тому времени, когда она спустилась вниз, он уже уехал, и ее последний день пребывания на острове не был отмечен ничем примечательным.

Потянулись скучные часы до отлета в Штаты. Потом утомительный перелет, и на следующую ночь она наконец-то смогла выспаться на собственной постели. Элина раздумывала над тем, что следует послать Геснерам: цветы или открытку с выражением соболезнования. Потом решила, что будут и цветы, и открытка. Тем самым она поставит последнюю точку в их взаимоотношениях.

Но ее предположения не оправдались. На следующей неделе ей позвонила мать Сильвии.

— Я полагаю, моя дорогая, вы навестите нас и расскажете, если, конечно, захотите, что вам известно о… — Женский голос прервался рыданием. Наступила тягостная пауза, прежде чем миссис Геснер смогла продолжить: — Пожалуйста, приезжайте. Вы были последней, кто видел мою дочь… Разговор с вами будет хоть каким-то утешением для нас.

Для такой встречи надо обладать недюжинной выдержкой. И все же Элина не смогла отказаться. Эти люди обречены теперь страдать до конца дней своих, подумала она с грустью.

— Когда бы вы хотели меня видеть?

Договорились, что Элина приедет завтра в восемь часов вечера. Когда Элина затормозила у дома, она увидела, что у подъезда уже припаркован «ягуар» Бернарда.

Она была почти уверена, что он тоже приглашен, поскольку Геснеры относились к нему как к сыну. Элина подумала, что ей следует подготовиться к встрече, выработать тактику поведения. Когда же именно он распахнул перед ней двери, вид его мрачной физиономии неприятно поразил ее.

И я решилась отдаться ему! — мысленно ахнула она. Позволила себе иметь интимную связь с человеком, который любил другую!

Что-то горькое отразилось на ее лице, ибо сразу же после того, как она поприветствовала Геснеров в гостиной, Бернард взял ее за локоть и провел к кофейному столику, на котором уже была расставлена серебряная посуда.

Наполняя ей чашку, он тихонько предупредил:

— Пожалуйста, постарайся скрыть свое отвращение. У Геснеров горе, а тут еще ты со своей кислой физиономией.

— Я очень хорошо знаю, как себя вести, — сухо заметила она, однако внутри у нее закипало раздражение. Как он смеет делать ей замечания! И в каком, должно быть, невыгодном свете он представил ее родителям Сильвии, рассказывая о своей поездке на остров! За то время, пока она их не видела, старики еще больше постарели и еле держались на ногах.

О Бернарде она не беспокоилась.

— Кроме того, — произнес он тоном большого босса, — хоть я и получил от комиссара все бумаги, где говорится, что несчастье на Сент-Юлиане произошло по вине самой Сильвии, я не хотел бы, чтобы об этом стало известно родителям.

Элина отшатнулась, как от пощечины, и не сразу нашлась что ответить.

— У меня и в мыслях этого не было, — негодующе пробормотала она. — За кого ты меня принимаешь?

— Ты плохо себя знаешь, — бросил он, опустив ресницы, чтобы спрятать презрение, промелькнувшее в его глазах.

Миссис Геснер подложила под спину усевшейся на диван Элины подушку.

— Берите чашку и придвигайтесь ближе ко мне. Мы очень вам признательны за то, что вы нашли время приехать. Уверена, ваш визит очень поможет нам, не так ли, Джон?

Отец Сильвии выглядел совсем осунувшимся.

— Ей было только двадцать четыре, — сокрушенно проговорил он. — У меня не укладывается в голове, как такая молодая и полная сил девушка могла погибнуть. Как это случилось?

— Вероятно, причина в том, что, как вы сказали, она была полна сил, мистер Геснер. Энергия била в ней ключом. — Элина решила говорить общими фразами, осторожно лавируя между правдой и тактичным умалчиванием. — Сильвия была нетерпелива… Вообще ей не сиделось на месте.

Устроившись в кресле у камина, Бернард решил прийти Элине на помощь.

— Я бы использовал более точное слово, мисс Таннер. Скажем, Сильвия была неугомонной.

По мнению Элины, больше бы подошло слово «капризной» или «взбалмошной». Но, конечно, эти определения ни Бернарду, ни особенно Геснерам не пришлись бы по вкусу…

В дальнейшем ход разговора принял более безопасное для Элины направление. К счастью, ни мать, ни отец Сильвии не попросили сколько-нибудь подробно описать ее времяпрепровождение на Сент-Юлиане.


— На следующей неделе в мемориальной церкви состоится панихида, — сказал Бернар, провожая Элину к выходу. — Геснеры будут признательны, если ты придешь туда.

— Конечно, приду, — смиренно кивнула Элина и подумала, что ее муки после этого наконец-то кончатся. Она сможет заняться собственными делами, вернуться к друзьям, и ничто более не напомнит ей о бессмысленной трагедии, разыгравшейся на крошечном островке Центральной Америки.

Не останется ничего, кроме незабываемого воспоминания о поцелуях Бернарда Дэниела, о непростительной страсти, разбуженной в ней его прикосновениями. Пройдут дни, потом недели, месяцы, а она с сожалением будет думать о том, что все осталось в прошлом и никогда больше не повторится.

К февралю завыла метель. Тогда-то Элина ужасно перепугалась — память о Бернарде никогда не сотрется, она будет жить в его ребенке.


Ближе к Рождеству Бернард с головой ушел в дела. На столе скопилась куча бумаг, и он с радостью занялся ими, однако чувствовал, что рано или поздно опять окажется наедине со своими мыслями и тоской. Нет, он не собирался вести себя так, словно ничего не произошло. И тем не менее решил посвящать больше времени работе, скрывая свою слабость. Он вел свои дела честно, соблюдал деловую этику, был верен слову.

Конечно, находились и такие, кому Бернард не нравился, кто считал, что его следует поставить на место. В их глазах он слишком стремительно двигался к успеху. Его даже называли «железным» и «кровопийцей», хотя Бернард Дэниел был из тех, кто создает свой капитал собственным тяжелым трудом и проницательной предусмотрительностью. Теперь он владел почти половиной всей недвижимости в Пальмерстауне.

По мнению же людей солидных, он действительно всего добился благодаря собственной голове и рукам и, выбившись на самый верх, вел себя очень благородно. Поддерживал благотворительные начинания, жертвовал значительные суммы для того, чтобы с улиц Пальмерстауна исчезли бездомные, чтобы в городе было как можно меньше голодных матерей, детишек и стариков. Он никогда не злоупотреблял доверием кредиторов, не спекулировал деньгами малоимущих и подобных им инвесторов.

Бернард платил всем своим сотрудникам справедливое жалованье. И ни один рабочий из строительной корпорации Дэниела не беспокоился о том, что из-за болезни его выбросят с работы, больше того — каждый добросовестный работник ежемесячно получал приличную добавку к зарплате.

По утрам, разглядывая свою физиономию в зеркале, он видел тридцатипятилетнего мужчину, которого жизнь не очень баловала. От этого у него неприятно сжималось внутри.

Звонить Элине первым он не собирался. Вероятно, она повесила бы трубку или сделала выговор за столь запоздалый звонок. И все же по прошествии восьми недель после церковной панихиды по Сильвии он разыскал адрес Элины Таннер, намереваясь как-нибудь нагрянуть к ней домой. Неожиданный визит застанет ее врасплох и предотвратит упреки, которых не избежать по телефону. Что он ждет от этого посещения? Бернард надеялся, что еще не поздно возобновить их отношения, прервавшиеся довольно давно. Его не заботило, как это получится.

Наступил еще один грустный вечер из длинной череды зимних вечеров. Снегопад не прекращался весь день. При свете полной луны он разглядел ее маленький домик. За ним серебрилось покрытое льдом озерцо, которое жители этого района окрестили озером Сокровищ. Неплохое местечко, подумал он. В другое время он заинтересовался бы им основательно. Бернард не хотел предупреждать ее по телефону, как простой гость. Держа в руке элегантную шляпу, он явился сюда, чтобы выразить запоздалые извинения за интимную близость, которая явилась результатом его необдуманного поведения.

Элина не сразу открыла дверь. Бернард слышал, как простучали ее каблучки по лестнице, увидел ее тень, промелькнувшую в стеклянной двери черного хода.

Сказать, что она была удивлена при виде Бернарда — значит ничего не сказать. Элина не сразу поняла, кто находится перед ней, и, переступая порог, Бернард ничего не смог прочесть в ее глазах.

Однако чуть позже последовала бурная реакция, и едва ли это была радость. По всей видимости, Элина только что вошла в дом — она была еще в сапогах с высокими голенищами. Ее пальто было переброшено через перила лестницы. В руках она держала маленький пластиковый пакетик с адресом местной аптеки. Вероятно, незадолго до его прихода она вернулась оттуда.

Когда же до нее наконец дошло, что перед ней не призрак, а персона, глубоко ей антипатичная, Элина прижала к себе пакетик так, словно в нем находились величайшие сокровища. Ее глаза в испуге расширились.

— Ты следил за мной? — сдавленным голосом спросила она.

Он посмотрел на нее в замешательстве.

— С какой стати я буду это делать?

Она открыла рот, намереваясь что-то ответить, но подумала и промолчала.

— Слушайте, мисс Таннер, — начал он, но тут же спохватился, посчитав абсурдным обращаться к ней столь официально после всего, что с ними случилось. Он почесал затылок и снова посмотрел на нее. — Элина, я приехал потому, что меня интересует, как ты живешь.

— Интересует? — вызывающе переспросила она. — Что тебя интересует? Я в полном порядке.

Она была совсем не похожа на ту Элину, которую он нашел на Сент-Юлиане. Перед ним стояла женщина, близкая к истерике. Но ему не пришло в голову узнать, что с ней.

— Просто захотелось увидеть тебя, — развязно заявил он. — Мне следовало бы принести извинения за то, что произошло между нами на Сент-Юлиане.

— Ничего не произошло, — буркнула она, и щеки ее запылали. — И тебе не за что извиняться.

Он вздохнул. Ее ответ разочаровал его.

— А я очень рассчитывал на то, что мы посидим и поговорим нормально, как цивилизованные люди.

Казалось, его слова немного отрезвили Элину, заставили почувствовать, что она ведет себя слишком агрессивно. Элина попыталась взять себя в руки.

— Ну что ж, попробуем. — Она указала на открытую дверь в гостиную. — Там камин. Проходи, я только повешу пальто.

Дому лет пятьдесят, не меньше, предположил Бернард, и он явно не соответствует современным стандартам. Огонь в камине почти потух, в гостиной из-за множества щелей в стенах было свежо.

Присев на корточки перед каминной решеткой, он добавил поленьев в пирамидку дров. Затем осмотрел камин, чтобы убедиться, что дымоход открыт, расстегнул манжеты, закатал рукава и пошуровал лопаткой в жерле.

— О Боже! — воскликнула она, появляясь в дверях. — Я забыла предупредить: здесь нельзя ничего трогать. Камин чертовски дымит.

— Я понял, — сухо отозвался он. — Как тебе удается разводить нормальный огонь?

Она скривила губы и сморщила нос — гримаса показалась ему очаровательной.

— В сущности, я редко им пользуюсь.

— А зря. Камин — это здорово. Надеюсь, что не затрону твоих феминистских убеждений, если предложу отремонтировать его?

Улыбка Элины заставила его забыть, с какой неприязнью она его встретила.

— Была бы очень признательна. В холодные дни приходится включать электрообогреватель.

— Ты снимаешь этот дом? Если снимаешь, то твой хозяин отпетый негодяй и…

— Это моя собственность, — перебила она. — Если ты способен хотя бы самую малость облегчить мне заботу по его содержанию, это было бы просто замечательно.

— А продать ты его не хочешь? — Бернард оглядел дымоход и открыл заслонку пошире.

— Нет. Дом стоит дешево, а вот сад!.. — Она вздохнула. — Сад прекрасен, он компенсирует все недостатки в доме.

— Я ожидал от тебя именно такого ответа. Я же помню, как ты раскудахталась по поводу оранжереи у Геснеров.

Бернард сделал неверный шаг и сразу это понял. Помянув Геснеров, он напомнил ей то время, которое и он и Элина предпочитали забыть. Выражение ее лица, мягкое и открытое, сразу же посуровело.

— Ладно, — сказал он примирительно, возясь с каминной заглушкой, — поговорим лучше о чем-нибудь другом. Я пришлю мастеров, чтобы они наладили тебе камин. Кстати, где бы я мог вымыть руки?

— Ванная наверху, — сказала она. — Первая дверь направо.

Прежде чем подняться наверх, он прислушался, как она чем-то гремит на кухне, а немного погодя дом наполнился ароматом свежемолотого кофе.

Медный светильник на втором этаже, сделанный из старой артиллерийской гильзы, освещал фотопортрет усатого военного. Букетик засохших цветов, перетянутый кремовой шелковой лентой, висел над крошечной нишей. Эти маленькие прелести, украшавшие дом, не могли идти ни в какое сравнение с роскошными апартаментами Бернарда. Вот только того уюта, который царил в этой развалюхе, где на кухне хозяйничала длинноногая блондинка, у него не было и в помине. У Бернарда в глубине души шевельнулось чувство зависти.

Элина, должно быть, не пришла бы в восторг от его богато обставленного, но холодного жилья. Она бы предпочла кое-что получше, более редкое, скажем, ощущение домашнего очага, то есть то, что у него напрочь отсутствовало. Все вокруг говорило, что именно она создала этот уют в почти кукольном домике. По ее глазам, улыбке, по упоминанию о своем садике было видно, что она любит свой дом, свое надежное убежище.

Нагнув голову, чтобы не задеть за низкую притолоку, он вошел в ванную, радуясь, что отважился на этот визит. И впервые за долгое время в его голове возникла мысль: а хорошо бы распрощаться с прошлым и начать жизнь с чистого листа.

Элина сломя голову мчалась наверх, в ванную. Но не успела опередить его. Он уже включил свет, прошел к умывальнику и увидел, что лежало у нее на стеклянной полочке.

Но что это было, он понял не сразу. Слишком поздно, чтобы заглянуть в будущее, свободное от прошлого груза.

Задохнувшись от волнения, Элина схватилась за дверную ручку, другую руку прижимая к сильно бьющемуся сердцу. Опоздала! Их взгляды встретились. Без слов было ясно, что он все увидел.

Бернард осторожно взял с полки пакет и повертел в руках.

— Ты еще не распечатывала?

— Нет. А что? — Можно подумать, ее ответ имеет какое-то значение для него.

Пожав плечами, он положил пакет на прежнее место, открыл воду и принялся мыть руки, обращая особое внимание на коротко остриженные ногти. Насухо вытерев руки и повесив полотенце на вешалку, он начал застегивать запонки.

— Понятно, — сказал он, посмотрев на нее проницательным взглядом. — Предпочитаешь остаться в одиночестве и только тогда сделать то, что предписывается…

— Предписывается? — Она почувствовала, как заливается краской. Не будет же он настаивать…

Его ответ расставил все точки над «i».

— Сделай анализ.

— Сейчас?

По движению его плеч и выражению лица она поняла, что ему не терпится узнать результат.

— Я буду здесь находиться до тех по, пока мы не узнаем результатов. Занимайся анализом, а я спущусь вниз.

Ей захотелось найти повод, чтобы избавиться от него.

— А что, если анализ будет готов только утром?

Он взял пакет и прочел инструкцию, напечатанную на одной из его сторон.

— Ничего подобного, — сухо сказал он. — Здесь говорится, что результаты будут ясны почти сразу. Поэтому брось тянуть время и приступай.

— Мы об этом не договаривались. И нечего меня подталкивать. Это не пирог, чтобы срочно определять, испекся он или нет, — пробормотала она, пытаясь найти какой-нибудь выход из ситуации, в которой очутилась. — Это дело сугубо личное, и тебе не следует вмешиваться.

— Если ты уверена, что подзалетела в результате нашей близости на Сент-Юлиане, то мне как раз и следует вмешаться, Элина. Пожалуйста, сделай анализ и избавь нас от сомнений.

Он плотно закрыл за собой дверь в ванную, лишив ее возможности возразить или затеять спор. Его логика была железной, ей нечего было противопоставить. А если не сделать анализа, соврать ему, мол, результаты отрицательные, поступит ли она правильно? Элина не умела врать, не могла открыто смотреть в глаза человеку, неся заведомую ложь. Это было не в ее характере. Тем более что Бернарда не так-то просто провести — он ни за что не отступится, пока собственными глазами не удостоверится в показаниях теста.

Через пятнадцать минут Элина спустилась вниз. В гостиной было тепло и уютно. Все выглядело, как на рождественской открытке. Блики огня играли на старом турецком ковре бордового цвета, становясь то ярче, то бледнее, на красных бархатных шторах. Не хватало лишь кошки, сидящей у камина, и улыбки Бернарда, застывшего поодаль.

— Какой кофе ты предпочитаешь? — спросила она, стараясь сдержать дрожь в голосе. Но нервы ее не слушались.

— Черный, — ответил он. — Ты сделала анализ?

Его тон не располагал к вежливой светской беседе. Презрев правила гостеприимства, она так же сухо буркнула:

— Да.

— Ну и?..

— Я беременна. — Она не надеялась, что эта новость заставит его подпрыгнуть от восторга, а его молчание расценила как осуждение. Поэтому под маской иронии Элина постаралась скрыть свое разочарование. — Боже, неужели я лишила тебя дара речи? Неужели тебе нечего сказать?

— Только одно, — произнес он. — Этой мой ребенок?

При иных, более спокойных обстоятельствах она могла бы найти подходящий ответ. Он, конечно, ничего не знал об ее интимных связях, да и откуда ему знать, что у нее был когда-то очень непродолжительный роман. С тех пор у Элины ни с кем не было подобных отношений вплоть до того памятного вечера на Сент-Юлиане. Но сомнение, отразившееся на лице Бернарда, свидетельствовало: он боится угодить в ловушку к женщине, не отличающейся твердыми моральными принципами.

Не в силах бороться со своими чувствами, она расплакалась.

— Да, это твой ребенок! — произнесла она сквозь рыдания.

— И что ты собираешься предпринять? Ты же не девочка и, пожалуйста, не перекладывай собственную ответственность на чужие плечи.

Сожалея, что так и не нашла остроумного ответа, дабы сохранить свое достоинство, Элина глубоко вздохнула и постаралась совладать с собой. Когда ей удалось унять слезы, она осмелилась снова взглянуть на него.

— У меня были близкие отношения только с одним мужчиной. В то время мне было двадцать четыре года, — прошептала она. — Если у тебя возникают сомнения, можешь посчитать: выходит, я ношу его ребенка в своем чреве последние три года.

Он громко расхохотался и тем самым разрядил напряженную атмосферу.

— Ого, ну и терпелива же ты!

Немного успокоившись, она вытерла слезы.

— Гоню от себя мысль, что не заметила еще одного человека, который наградил меня ребенком.

— Не надо продолжать, Элина. Я сразу же поверил, когда ты сказала, что ребенок мой.

Он отошел от окна, пересек гостиную и уселся в кресло напротив нее, уперев локти в колени.

— Мы должны решить, что делать дальше, — проговорил он и задумался.

Неужели он хочет предложить мне денег или что-то в этом роде? — испугалась Элина, убежденная в том, что отвергнет любые подобные предложения. Но Бернард продолжал молчать.

— Я не собираюсь делать аборт, — твердо заявила она, опережая его возможное решение.

Он в удивлении поднял брови.

— Разве я это предлагал?

— Пока нет, но мне показалось, что собираешься это сделать.

— Будет лучше, если ты не станешь забегать вперед, Элина. Ты все время стремишься опережать события, а это у тебя не очень ловко получается. Аборт — самый крайний выход. — Он взял кружку и отхлебнул кофе. — Я, например, вижу одно разумное решение: нам следует как можно скорее пожениться.

— Пожениться? — Она не смогла скрыть растерянности.

— Я знаю, что для тебя сейчас очень важна работа, а появление ребенка не входит в твои первоочередные задачи. — Он пожал плечами и уставился на огонь. — Что же касается меня, то рождение ребенка никоим образом не повредит моим планам.

Должна ли она сказать, что вовсе не собирается добиваться признания в мире искусства и завоевывать звание самого знаменитого художника на поприще садово-паркового хозяйства? Ей больше по душе быть с любимым человеком и воспитывать детей. Поймет ли он ее? По правде говоря, даже в кошмарах она не представляла, что предложение стать чьей-то женой будет высказано таким ледяным тоном. В этом тоне отсутствовал даже крошечный намек на существование между ними любви.

— Если моя идея о браке для тебя неприемлема, Элина, давай подумаем о компромиссе. Мы можем пожить вместе, скажем, года два, а там будет видно. К тому времени первые трудные месяцы кормления, бессонные ночи, всякие детские болезни, без которых не обойтись, останутся позади, и мы сможем спокойно подумать о правах родителей. Наконец, мы будем знать, что дали нашему ребенку все необходимое для начала самостоятельной жизни, то есть выполнили свои родительские обязательства в отношении его благосостояния.

Он улыбнулся. Его пухлые, притягательные губы грустно изогнулись, словно он уже знал, что следующие его слова будут весьма неприятны.

— Кто знает, может быть, мы найдем разумный подход друг к другу и скандального развода не потребуется. Пойми, с нами произошли странные события, и, вероятно, положение, в котором мы очутились, все же лучше, чем если бы между нами существовали романтические отношения. Наш союз был скреплен в кровати, а не на Небесах, и я думаю, мы достаточно интеллигентные люди, чтобы понять это.

Разумеется, Элина понимала, что их неожиданная близость не явилась апофеозом любви, но разве они не могли бы найти друг в друге свое счастье? Вроде бы она должна быть благодарна — Бернард предлагает ей цивилизованный выход, и все же на сердце у нее было тяжело, не такого решения она ждала.

— Кажется, ты предусмотрел все детали, кроме одной, — сказала она уныло. — Что подумают люди о столь скоропалительной свадьбе после недавней гибели Сильвии?

— Мне наплевать, что скажут люди.

— А мне нет. Согласен ты с этим или тебе все равно, но на свете существуют те, кого ранит такое решение. Геснеры, например. Им будет трудно смириться с тем, что с потерей дочери они навсегда утратили надежду иметь внука.

Он опять уставился на огонь, а она, приглядевшись к нему, подумала: он здорово изменился, но вовсе не к лучшему.

— Этот этап моей жизни закончился, и Геснеры должны с этим согласиться, — сурово сказал он. — Какие еще препятствия ты выдумаешь?

Препятствие было непреодолимым, но у Элины язык не повернулся бы говорить о нем вслух. Из всех причин, по которым их брак был необходим, он не упомянул только одну — любовь. Но она была бы полной идиоткой, если бы пожелала подсыпать фунт соли в сладкий пряник. Видно, его это обстоятельство не особенно тяготит.

— Мне нечего сказать.

— Прекрасно. — Его зеленые пронзительные глаза впились в нее. — Каков же твой ответ? Когда объявим о помолвке?..

Загрузка...