Ты мой выигрыш

Эпилог. Четыре года спустя. Максим

Осень в этом году подкралась незаметно. Нет, все ее ожидали, готовились — просто я ее не заметил. Я, вообще, больше ничего не замечаю кругом. Для меня нет ярких красок, ароматов, улыбок на лицах… Все превратилось в серую массу. И барахтаюсь я в ней, правда не знаю зачем… И жить не мило, и умирать страшно.

Бреду домой, сжимая в левой руке пакет с хлебом и молоком, а сам где-то далеко нахожусь… Резкий, рвущий душу скулеж собаки раздается рядом. Оборачиваюсь. Да, это и не собака вовсе — щенок. Стоит у куста и жалобно скулит. Озирается по сторонам, ищет кого-то, но не находит. В темных глазах затаилась такая невыносимая тоска. Но есть там и еще одно чувство: страх. Он боится этого огромного, пугающего мира, потому что не нужен ему, как и я. Брошенный… как и я. Только его выбросили сознательно, а я сам ушел.

Двум одиночествам легче прожить. Наклоняюсь и беру щенка на руки. Совсем легкий, видно давно не ел. Зачем я его взял? Не знаю. Но отпускать не собираюсь. Я все же не совсем монстр, хоть и совершал плохие поступки, помогу хотя бы этому четвероногому.

Нести его неудобно. Пакет с продуктами, да еще и животное плохо держать одной рукой. Но хорошо, что зверь не двигается, так легче. Он вообще весь замер, стоило мне взять его на руки и прижать к себе. Словно боится, что я его отпущу, что снова останется один. Не отпущу, только у подъезда дома приходится все же поставить пса на землю, чтобы дверь открыть… а потом еще у двери квартиры…

Только когда беда настигает тебя, понимаешь всю глубину бесполезности и отчаяния… Теперь я инвалид, калека: у меня не работает правая рука, висит беспомощной плетью… Тот удар отца не прошел бес следа. Это сперва мне я думал, что кости сломаны, так, в принципе, и было. Но травма была на столько серьезной, что привела к атрофии мышц правой руки. Теперь я не мог ее двигать. Конечно, при необходимом лечении можно было вернуть движение руке, но кто мне его окажет в тюрьме…

Я отсидел трешку. Могли дать и больше, но «помощь следствию» помогла уменьшить срок. Думал повесят еще и убийства, но не стали. Алиску точно убил Старов, улик была куча. А его самого… Удар кочергой сломал ему пару ребер. Живучий, скотина. В последний момент он чуть уклонил голову при выстреле. Пуля прошла по касательной, но успела задеть голову, ему делали трепанацию мозга. Семен стал инвалидом. Он даже не говорил теперь, только мычал. Его упрятали в психушку. Он до сих пор жив. Вот только больше напоминает овощ. Иногда у него возникают проблески разума, он вскакивает, кидается на дверь.

Мне его совершенно не жаль! Я и отцом Старова больше не называю, хотя знаю, что он мне соврал. Бабуля опровергла все его слова… бабушка, вот кого мне было потерять тяжелее всего. Она умерла в день суда надо мной: уснула и больше не проснулась — не выдержало сердце. Ее смерть на моей совести, мне за нее перед Богом отвечать.

Мне не поверили, что я применил самооборону: за домом, конечно, следили. Менты долго допрашивали меня про приезд Лизы и участие Пули, но я молчал. А потом на меня насели с тем, чтобы я вернул государству деньги. К этому я был готов. Только после суда, когда мне дали минималку, я назвал несколько счетов, с которых специально не были переведены деньги. Знал, что это будет больше всего интересовать правоохранительные органы. Мне, конечно, не поверили, что это все. Но я тупо стоял на одном.

Тюрьма — это не то, чем стоит хвастаться. Да, в определенных кругах уголовное прошлое играет огромную роль, но не в обыденной жизни. Из простого, ничем не приметного человека ты превращаешься в изгоя в обществе. Тебя нигде не ждут, не встречают. Ты никому не нужен. Три года на зоне научили меня многому, а главное тому, что нужно ценить то, что тебе дала жизнь… А я не ценил.

Выйдя год назад на свободу, я уже знал, что не вернусь к ней. Зачем ей калека, который сломал всю ее жизнь? Она достойна большего. Вовка навещал меня иногда, передачки привозил. Письма от нее… Я их рвал, не читая, и сразу в унитаз спускал… Глупо, бессмысленно, но так было легче. У нее должна быть нормальная, счастливая жизнь с нашими сыновьями, а не мученье с калекой мной.

Пуле удалось вывезти их из города. Он обеспечил Лизу новыми документами, помог устроиться на новом месте. Оказал помощь в усыновлении Матвея… До сих пор не верю, что сын, которого я десять лет считал умершим, на могилу которого так часто ходил — жив. Вовка говорит, что парень очень серьезный растет. Лизку на удивление сразу принял, в Ваньке души не чает. Вот зачем им такой урод-отец, как я? А вдруг у меня, как у папаши моего крышу снесет? Нет! Лучше так помру, один…

Лиза вместе с ребятами живет в Алтайском крае, в городе Бийск. Она открыла частный детский сад. Много времени посвящает благотворительности. Построила дом, растит детей. Ольга Никитична жива и помогает ей. Это мне Вовка рассказал, который бывает у нее иногда — он теперь крестный Матвею. А я… живу от нее за триста километров, снимаю квартиру в бараке. Работаю сторожем и медленно качусь на дно жизни… Она постоянно про меня спрашивает, но я строго настрого запретил Вовану говорить мое местонахождение. Сказал, что если расскажет, уеду навсегда, не найдут больше.

Пес отогрелся и наелся молока с хлебом. Завалился у батареи на пол и лежит, посматривая на меня. Как мало нужно для счастья кому-то, и как мало нужно для счастья мне… Просто собраться и поехать к ней. Но примет ли успешная и счастливая Лиза меня инвалида?..

Раздается стук в дверь. Кого на хрен принесло? Вован только приезжал. Соседи? Вряд ли. Стук в дверь повторяется, только теперь он уже более настойчивый. Подхожу. В дверь уже долбят. Открываю ее и уже хочу заорать на туго, кто так усиленно лупит деревяшку… но не могу… слова в горле застревают. Меня будто криогенном облили, и я моментально застыл.

На меня смотрит моя копия, только пятнадцатилетней давности. Эти серые глаза я каждый день в зеркале умывальника вижу. Эта осанка, всегда пацаном руки в карманы убирал «для понтов». Прищур во взгляде. Он смотрит на меня, будто ищет во мне что-то. Но не внешне, а внутри, в сердце, капается.

А мне дышать тяжело. Я, бл***ь, вообще не знаю, что делать. Стою и тупо смотрю на сына.

— Здравствуй отец, — говорит он, наконец.

— Здравствуй, — хриплю я и морщусь от боли, потому что одно это слово дерет мне горло до ужаса.

Мы смотрим друг на друга некоторое время, пока я не чувствую, как моих ног касается что-то теплое. Щенок пришел. Матвей переводит на него взгляд. А блохастый недолго стоит, виляя хвостом, а потом смешно плюхается на попу. У меня на лице улыбка появляется сама собой. Смотрю на сына, он тоже улыбается и на меня смотрит…

А потом я просто протягиваю руку и он ко мне бросается. Падает на грудь, сжимает крепко меня в обхвате и плачет… а я за ним плачу… И мне не стыдно, ни хрена не стыдно! От радости можно! Я чувствую, что хоть мой сын уже большой, но в душе он еще ребенок, маленький пацан, которому не хватало отца.

Стоя на пороге, сквозь слезы, я слушаю рассказ сына. Матвей не отрывается лот меня. Он говорит и говорит о том, как он хотел найти родителей, как ждал, как ненавидел, как за ним приехала мама… Я его не перебиваю, не размыкаю объятий, я возрождаюсь от его тепла. Он меня к жизни возвращает, снова дает ей смысл… Мне теперь снова есть ради чего жить! Вот он передо мной стоит! Взрослый сын, которому просто необходим отец. Пусть я не видел, как он вырос, но я буду видеть его дальнейшую жизнь!..

Я почувствовал ее приближение раньше, чем увидел. Мне сердце подсказало, что она близко. Лиза не спеша подходит к двери квартиры, которую я так и не закрыл. Она с улыбкой смотрит на меня и Матвея. Рядом с ней Ванька. Смотрю на нее и не могу наглядеться… какая же она красивая, просто неземная. Она изменилась. Нет, не внешне, Лиза изнутри вся светиться стала. Как тогда ночью, когда она Ваньке сказки читала…

Меня начинает трясти от страха. Сын, чувствуя мое напряжение, отрывается от меня и оборачивается.

— Мам, мы поговорили.

— Вот и хорошо, забирай его домой, хватит ему уже от нас прятаться.

Матвей отходит. Ко мне бросается Ванька. Хватаю его одной рукой. Вижу взгляд Лизы. Она смотрит на мою правую руку. От отвращения к себе становится плохо.

— Вань, помоги брату папины вещи собрать, — говорит она.

Сыновья уходят. А Лиза подходит ко мне. Берет правую руку и сжимает ее в своей руке. Мы встречаемся взглядами. В ее глазах столько любви, что меня накрывает с головой. Я просто тону, даже не пытаясь спастись.

— Пора возвращаться, — нарушает она молчание.

— Нужно ли? — пытаюсь в последний раз отойти назад. — Я калека, обуза.

— Ты тот, кого я всегда буду любить, — говорит и целует мою бесчувственную руку.

Стою и не знаю, что сказать.

— К тому же, — произносит она с улыбкой, — я твоя собственность, за которой ты совсем не следишь! Или ты забыл, что выиграл меня в карты?

— Нет, — я, наконец, принимаю самое правильное решение в жизни, — ты права. Ты мой выигрыш, я тебя выиграл в страшной жизненной рулетке, теперь никогда не потеряю.

Наклоняюсь и целую ее. Моя ставка была огромная, но фортуна любит рискованных. И меня она наградила!