Я всегда ношу с собой оружие… Нет, не так. Последние восемь лет я ношу с собой пистолет. И хотя я не использовал его ни разу по назначению, с ним мне спокойнее. Он дает ощущение безопасности. Почему? За два года, которые провел в Чечне, я не то что привык к оружию, я с ним сросся. Потому что там цена твоей жизни — это стоимость патрона, который бешеный кавказец выпустил в тебя, то есть копейки. Единственная возможность хоть как-то продлить себе жизнь — не выпускать оружие, а еще срастись с бронежилетом и каской. Правда, и это не всегда помогало… Я столько раз смотрел в глаза смерти, столько раз думал, что все, конец, но судьба вырывала меня из костлявых рук. Только не понимаю до сих пор, для чего она это делала? Почему не давала умереть? Я ведь сознательно искал смерти после предательства Лизы. Но, видимо, Богу видней.
Не хотел сегодня приходить сюда. Слишком много воспоминаний связано с этой квартирой. Слишком больно понимать, что здесь, в этом месте, где между мной и ней столько всего произошло, она теперь живет с ним. Радуется, смеется, готовит ему еду, спит с ним… Но внутренние демоны жаждали исполнения мести все сильнее, с той самой минуты, как закончилась игра. И теперь понимаю — поступил правильно. Не пришел бы сегодня, этот урод убил бы ее.
Всегда презирал мужчин, которые бьют женщин. Эти недоделки не могут называться даже мужиками. Они никто. Поднять руку на женщину низко, подло. Он заведомо понимает, что соперник не даст ему отпор, и пользуется этим. Повышает свою самооценку, эго, унижая и принося боль другому. Ненавижу таких козлов.
Я всегда знал, что Витек с червоточиной внутри, поэтому никогда ему не доверял. Другом называл, но близко к себе не подпускал. Как оказалось — не зря.
Увидел, как он ее бьет, и думал, не сдержусь. Думал, убью эту тварь сразу, на месте. Никто не смеет бить Лизу! Как бы я ее ненавидел, как бы не желал унизить — бить не позволю ни себе, ни другому. Ударил Витька пару раз, спуская злость немного, но понимал, что он еще ответит за свой поступок. Мы с ним потом поговорим «по-мужски».
В мои планы не входило его убивать. Да и зачем вешать на себя труп. Блефовал, но она повелась. Как только сказал, что убью его, Лиза остановилась. Повернулась и внимательно посмотрела на меня. Я ждал в ее взгляде чего угодно, но не того, что увидел в ее прекрасных карих глазах. Обреченность, безразличие, боль… Ни грамма злости, ненависти… Почему?
— Не трогай его… — проговорила она тихо. — Я отработаю долг.
— Я не сомневался, — нарочно напускаю в голос сарказм или нет? — Ты же ради своего лю-би-мо-го в лепешку расшибешься?
Она ничего не ответила. Просто посмотрела на меня все тем же взглядом. А мне почему-то противно стало от самого себя…
— Мы потом с тобой договорим, Витек.
Встал и собирался выйти, но не смог себя сдержать — ударил его ногой в живот.
— Не думай сбежать, падаль, я тебя везде найду.
Тот завыл и сжался на полу. Подошел к Лизе, схватил за локоть. Она на меня и не взглянула. Ее взгляд устремлен на корчащегося на полу Витька.
— Собери свои вещи, чтобы завтра тебя здесь уже не было, — сказала ему безэмоционально. — Ключи отдашь соседке.
А потом ее ноги подкосились, и она начала падать. Я поймал ее тело почти у самого пола. Она посмотрела на меня затуманенным взглядом.
— За что мне это все? — слетело с губ Лизы, а потом потеряла сознание.
Даже не стал раздумывать, что делать. Быстро отнес ее в свою машину. Хорошо, что я сегодня без охраны. Лишние глаза мне сейчас не нужны. Никто не должен видеть, как жестокий, бесчувственный Старов Максим по прозвищу — Старый бережно и аккуратно несет женщину в машину. Как потихоньку укладывает ее на сиденье. Как неотрывно смотрит на ее лицо.
Черт! Я знал, что находиться с ней будет тяжело, но не думал, что настолько. Я все эти годы неотрывно следил за ней. Сколько раз я шел за ней в темноте, когда она бежала домой с работы. Бесчисленное количество раз караулил ее у подъезда, чтобы поговорить с ней, но ни разу не смог выйти из машины. Потому что знал — стоит мне увидеть Лизу, и я либо все прощу, либо убью прямо на месте, вырвав голыми руками ее черное сердце.
Но это не все. Когда мне становилось совсем плохо, когда демоны прошлого одолевали меня окончательно, и я заливал себя под завязку алкоголем — я ехал к ее дому и, как придурок, смотрел на окна квартиры, в котором мой бывший друг трахал мою бывшую девушку. Тварь! Как я ее ненавижу, гадина!
Отрываю взгляд от дороги и смотрю на нее. На щеке Лизы наливается синяк. Сильно же он ее приложил. Бросил быстрый взгляд на дорогу и снова возвратился к ней. Почти не изменилась… Густые светло-русые волосы коротко отстрижены, а раньше ее косе завидовали все девчонки в школе. На лице ни грамма косметики, а она ей и не нужна. У Лизы от природы густые брови идеальной формы, прекрасные карие глаза, чуть припухлые алые губы… Такая же худенькая, как и раньше, пока нес до машины — даже не устал. Тростинка… Пальцы потянулись к ее лицу. Нет. Отдернул руку. Нельзя поддаваться. Я должен ее наказать. Сжал обеими руками руль, взглядом впился в дорогу. Сосредоточенность позволила быстро добраться до больницы. Я прекрасно понимал, что поездка к медикам вызовет вопросы, но, когда ты сын самого богатого человека в городе, да и при этом мэра, вопросов не будет. Ну и мои связи открывали мне везде зеленый свет. К тому же был у меня в больнице свой человечек, который всегда поможет.
С Васькой Климкиным мы познакомились, когда я вернулся из армии. Пережитое в Чечне не отпускало, наваливаясь каждую ночь, как липкая черная жижа, пытающаяся утащить меня на дно. Чтобы хоть немного забыться, я пил. Но в пьяном угаре не соображал, что делал. В один раз я вышел во двор из окна второго этажа. Чудом не переломал ноги — падение смягчил снег. Но порезы и сломанную руку заработал. Васька меня «заштопал», а попутно узнал, что меня толкнуло на этот подвиг.
Так он и стал моим «мозгоправом». То, что не удавалось сделать высококвалифицированным психологам, смог исправить обычный травматолог местной больницы. Он не просто помог мне пережить прошлое, он заставил меня жить настоящим. Но, когда мне становится снова плохо, я иду к нему. Друг мне никогда не отказывает. Я знал, что он сегодня на дежурстве, поэтому позвонил ему и предупредил о приезде. Васька ждал нас на улице, дымя сигаретой.
— Привет, что там у тебя стряслось? Опять решил прошлое вспомнить? — спросил он, внимательно наблюдая за мной.
— Привет! Нет, сотрясение мозга.
— Для такого диагноза ты выглядишь бодро.
— Не у меня, — я открыл дверцу машины и показал ему Лизу. — У нее.
— Это та девушка? — Васька все знал о Лизе, я ему рассказывал.
— Да, — подтвердил я. — Ее несколько раз ударили головой о стену. Она в обморок потом упала.
— Я, конечно, знаю, что тебе срывает порой крышу, и ты кидаешься в драку, но чтобы женщину так избить… ты полный придурок, Старый, — в голосе Климкина осуждение.
— Что? — теряю я на время дар речи. — Ты подумал, что это я ее?
— Конечно, ты одержим жаждой мести к ней, это очевидное.
— Это ты придурок! — не выдержал я. — Ее муж избил, я ее спас.
— Понятно, извини, — сконфуженно произнес он.
— Ладно, — ему можно со мной так разговаривать. — Поможешь?
— Помогу, что с тобой делать. Оставляй ее до утра, завтра позвоню, расскажу, что да как.
— Хорошо.
Васька погрузил Лизу на каталку, позвал медработников, и они увезли ее в здание больницы. Я еще некоторое время топтался на улице, не спеша куря сигарету. А ведь он прав. Я не просто мог ударить Лизу, я жажду ее убить. И что меня до сих пор сдерживает — сам не знаю. Мысли прервал звонок мобильного. Отец. Только его сейчас не хватало.
— Слушаю, — ответил как можно грубее.
— Где тебя носит? — в его голосе грубости не меньше, чем в моем. — Алиса до тебя не может дозвониться. Ты должен быть с ней сегодня на приеме у Духовых.
— Моя жена не может до меня дозвониться, поэтому мой папочка любезно помогает ей? — просто изливаюсь цинизмом я.
— Прекрати паясничать! Ты не пацан! Не заставляй меня применять грубую силу.
Ох, как будто я этого боюсь! Молча отключился, не собираясь продолжать разговор. На моем мобильном нет ни одного пропущенного от жены, значит, эта сука наврала моему отцу, чтобы он надавил на меня. Внутри поднимается волна злости. Что ж надо срочно провести воспитательную беседу с моей зарвавшейся женушкой. А завтра я заберу Лизу из больницы. Настанет ее очередь отвечать за свои поступки.