Стэнфорд, Калифорния, сентябрь 1972 года
На предпоследнем курсе Бет и Кэрри решили жить вместе. Это решение было продиктовано скорее инерцией, нежели сознательным выбором. Бет было безразлично, где жить. Она решила получить диплом в конце курса и уйти в «Бет-Стар». В это лето она оставалась в Пало-Альто и вместе с Джоном готовилась к открытию компании. Три месяца она не вспоминала ни о Стефане, ни о Меган. Она торжествовала минувшей весной, когда свадьба была отложена, но примолкла, узнав о переносе торжества на осень. Новости, привезенные Кэрри осенью из Бостона, натолкнули Бет на мысль о еще одном проекте.
— Когда же свадьба? — вяло спросила она у Кэрри.
— Свадьбы не будет, Бет. Ты была права, — печально ответила Кэрри.
Последние два месяца она наблюдала, как ее брат сохнет от одиночества и тоски, как он работает словно одержимый. Он исхудал, редко улыбался и был очень подавлен. Его гнев утих и сменился жалостью. Кэрри знала, что он предпринимал безуспешные попытки отыскать Меган.
— Что?
— Не будет свадьбы. Ты была права. Меган отреклась от Стефана.
— Почему?
— Без всякой видимой причины. Может, это каприз. Ты это предвидела, Бет. Ты всегда ей не доверяла, а я ее защищала. Ты оказалась права.
— Как Стефан?
— Он в отчаянии. Меня приводит в ярость то, что она с ним сделала.
— Он уже приступил к занятиям на юридическом факультете?
— На этой неделе. Это все, что у него осталось.
— У тебя есть его адрес? Я хотела бы ему написать.
Кэрри заколебалась. Она знала, как Бет относится к Стефану. Ведь именно она, Кэрри, считала их подходящей парой. Некоторое время так оно и было. Однако убедившись, что брат поглощен любовью к Меган, она поняла, что его отношения с Бет не были по-настоящему серьезными. Кэрри знала, как Бет ненавидит Меган.
— Ладно, я дам тебе адрес. Только учти: ни одного плохого слова о Меган и никаких «я тебя предупреждала». Он к этому не готов.
— Я вовсе не собираюсь на него нападать! Я его друг. Мне очень жаль, что Меган так его ранила.
После этого разговора Бет удалилась к себе, заперла дверь и села на кровать. Она должна была все обдумать и составить план.
Вначале, невероятно взбудораженная услышанным, Бет не могла сосредоточиться. Стефан свободен. Доступен. Разумеется, не сейчас, строго напомнила она себе. Он должен это пережить. Но в конечном итоге он, ее Стефан, снова будет с ней.
Однако через некоторое время Бет заставила свой дисциплинированный ум сосредоточиться на главном. Она привыкла долгими часами систематически отыскивать решения сложных и запутанных математических задач. Она была мастером терпеливо, взвешенно, логично находить необходимый ответ. Она должна и сейчас пустить в ход эти свои способности и подавить почти непреодолимое желание немедленно поехать к Стефану. Надо думать, думать и думать… пока она не придумает то, что должно сработать.
Она неподвижно просидела на кровати до рассвета. И придумала четкий план.
Он сработает, рассуждала она, лежа в постели, но не в состоянии заснуть от возбуждения даже под утро, после долгой бессонной ночи. Самое главное — время. Она должна ждать и запастись терпением. Она была рада, что Кэрри не дала ей телефон Стефана в Бостоне.
В эту осень Кэрри занималась теннисом и сочинительством. Как и предсказывал Джейк, ее интерес к теннису мало-помалу угасал, и она почти полностью сосредоточилась на творчестве. В конце лета она поговорила с Майклом. Он ее убеждал перебраться в Нью-Йорк. Сам он ушел из газеты и работал на телевидении. Был убежден, что найдет и для нее работу. По примеру Бет Кэрри решила получить диплом в конце предпоследнего курса. Кампус казался совсем пустым без Стефана, Джейка и Меган. Кэрри хотелось поскорее заняться собственной карьерой.
В день своего совершеннолетия Кэрри получила поздравление по телефону от Стефана, розы от Майкла, бутылку «Курвуазье» от Бет и телеграмму от Джейка из Дамаска: «Счастливого дня рождения и счастья, Кэролайн. Неизменно преданный Джейк».
Это была первая ласточка; в последующие полтора года он пришлет ей множество телеграмм и писем, напоминая о том, что жив и здоров, что думает о ее счастье и о ней самой. Письма без обратного адреса, ни одной почтовой марки из Соединенных Штатов. Кэрри писала ему письма и прятала их в коробку из-под обуви.
Через неделю после Дня благодарения раздался телефонный звонок. Звонила дежурная из приемной.
— Кэрри, к вам гость.
Сердце у Кэрри так и запрыгало: Джейк!
— Кто это?
— Не знаю. Какая-то женщина. Попросить ее к вам подняться?
В приемной дежурили первокурсницы; за это им платили, но ни одна из девушек не принимала дежурство всерьез. Так и сегодняшняя даже не удосужилась спросить у посетительницы, как ее зовут. Кэрри знала очень немногих «женщин», и ни одна не собиралась ее навещать. Тем не менее она вышла в коридор встретить гостью. Та скоро появилась, и в ней, несомненно, было что-то знакомое, однако Кэрри окончательно узнала ее только вблизи. Это была Меган.
Она действительно выглядела как женщина, причем немолодая, усталая и больная. Походка медленная. Где та весна, когда Меган была похожа на газель, готовую умчаться прочь? Плечи опущены, исчезла горделивая прямая осанка. Некогда золотые волосы утратили блеск и казались тускло-сероватыми; они сильно поредели и были коротко острижены. Сама Меган сильно исхудала, на бледном лице лежали тени.
— Меган! — задохнувшись от волнения, только и могла вымолвить Кэрри.
Она вспомнила, как Джейк ее предупреждал, что Меган будет нуждаться в ее дружбе. И мигом забыла все свои гневные речи, все обличения и ненависть, которые хотела обрушить на Меган при встрече.
— Привет. — Даже голос сделался слабым, исчезла очаровательная хрипотца. — Я знала, что ты откажешься меня видеть, если я позвоню. Поэтому я просто пришла.
— Входи.
Кэрри подумала, что нужно предложить Меган сесть — уж очень слабой она выглядит, чтобы долго стоять на ногах.
— Что с тобой? Ты ужасно выглядишь.
— Я перенесла грипп три недели назад. Наверное, даже что-то посерьезнее, потому что меня положили в больницу и кололи антибиотики. Сейчас я уже совсем выздоровела, только выгляжу как смерть. Еду в Малибу погреться на солнышке. Я чувствую себя сносно. Между прочим, я получила роль в пьесе, которая идет в Нью-Йорке, правда, не на Бродвее. Премьера в середине января. Мне надо привести себя в порядок, чтобы через три недели начать репетировать.
— Не могу себе представить, что через три недели ты настолько поправишься, чтобы самой заботиться о себе в Нью-Йорке.
— Как раз с этим все отлично устраивается. Маргарет и Айен пригласили меня пожить у них, пока я не поправлюсь окончательно. Потом я поеду в Нью-Йорк вместе с Айеном. — Глаза у Меган слегка блеснули. — Его жена недавно родила девочку. Мы с Маргарет будем вместе выздоравливать. И играть с девчушкой.
— А что с твоими волосами?
— В больнице они свалялись, и я попросила меня остричь. Должно быть, я лежала в бреду.
— Вид у тебя ужасный.
— Если бы Стефан увидел меня такой, он, наверное, был бы рад, что мы не поженились.
Так вот ради чего она приехала. Хочет все выяснить. Узнать, что происходило после последнего ее письма.
— Ты говорила с ним, Меган?
— Нет. — Она помолчала. — Как он?
— Его сердце разбито. — Кэрри ощутила внезапный гнев. — Как ты могла так поступить с ним?
— Я должна была это сделать. У нас все равно ничего хорошего бы не вышло.
— Но почему ты не объяснилась с ним?
— Он бы не понял…
— Это просто смешно.
— Я не могу объяснить это даже самой себе, как же объяснить ему?
— Ты встретила кого-то другого?
— Нет!
Они умолкли, сидя на кровати Кэрри.
— Ты меня ненавидишь? — заговорила наконец Меган.
— Я ненавижу то, что ты натворила.
— Ты могла бы ему позвонить и объяснить вместо меня?
— Ты мне ничего не рассказала! — Кэрри посмотрела на подругу; та выглядела угнетенной и подавленной. — Я позвоню и скажу ему, что по крайней мере ты жива. Вернее, еле жива. Ты и в самом деле надеешься поправиться?
— Да. Я уже здорова. Ты понимаешь, что и у меня разбито сердце? — сказала Меган, и слезы выступили у нее на глазах.
— Почему бы тебе не вернуться к нему? Не начать все сначала? — спросила Кэрри, вспомнив, как Джейк говорил, что Меган захочет вернуться.
— Я не могу. Слишком поздно.
Кэрри обняла ее за плечи, пугающе худые, почти бесплотные — кожа да кости.
— Пошли на ленч. Расскажешь мне о своей пьесе.
— Спасибо.
Меган сжала руку Кэрри в своей, худой и костлявой. Ничто не было прощено и забыто, но они могли общаться. Возможно, как подруги.
Джон заметил перемену в Бет. Вначале это было почти неуловимое беспокойство, но по мере приближения Рождества оно становилось все явственнее: Бет была чем-то полностью поглощена. Чем-то, совершенно не связанным с «Бет-Стар» и оттеснившим фирму на второй план.
В конце концов до него дошло, что Бет что-то задумала, но не уверена в успехе своих планов. Она явно собиралась что-то предпринять.
— Я подумываю о том, чтобы провести год в Гарварде и получить там степень по астрофизике, — объявила она небрежно как-то в декабре.
— Зачем?
— Чтобы ликвидировать все пробелы.
— Я считал, что ты стремишься попасть в Хьюстон, чтобы включиться в программу освоения космоса.
Он попытался убедить ее провести еще год в Пало-Альто и помочь ему с «Бет-Стар», но она отказалась. Намеревалась отправиться в Хьюстон, где ее уже ждала работа. Джон теперь понял, каковы ее планы, но не мог до конца в них разобраться.
— Я, разумеется, ознакомлюсь с программой. Съезжу к Кэрри в Бостон на Рождество и. заодно проверю, стоит ли заниматься аэрофизикой в Гарварде.
— По-моему, не стоит. У тебя нет никаких пробелов.
Бет очень серьезно готовилась к поездке в Бостон. Она давно уже избавилась от пышных нарядов красавицы с Юга, но ведь именно в них Стефан и увидел ее при первом знакомстве. Новую Бет он не знал.
Бет хотелось быть для него красивой. Как добиться этого, сохраняя свой нынешний облик, такой привычный и удобный теперь для нее самой? Она уже забыла, что была когда-то южной красоткой.
Стефан должен пожелать новую, изменившуюся Бет. Ей хотелось верить, что так оно и будет, и все же она нервничала. В самом начале рождественской недели она поехала в шикарный магазин и купила персикового цвета шелковое платье для коктейля — с прозрачными рукавами, подчеркнутой талией, со слегка расклешенной юбкой. Стильно, однако без оборочек, вполне в нынешнем вкусе Бет.
В самом фешенебельном салоне красоты в Хьюстоне Бет обратилась к устрашающего вида парикмахерше за советом, как ей постричься. Начались долгие препирательства, и Бет уже собиралась сбежать из салона, но тут к ней подошел стилист и молча принялся за работу. Через полчаса он создал шедевр, уложив густые темные волосы Бет легкими волнами вокруг ее аристократического лица. Прическа подчеркивала ее высокие скулы, большие карие глаза, полные алые губы и стройную белую шею.
Бет была очень довольна: все в ее вкусе, ничего искусственного, прекрасное, естественное впечатление.
Кэрри и Стефан встретили Бет в аэропорту на третий день Рождества. Кэрри знала, как Бет относится к Стефану, но понимала, что брату сейчас не до этого: он еще не оправился после истории с Меган. Бет подчеркнула, что цель ее приезда — познакомиться с гарвардской аспирантурой. Кэрри устала наблюдать, как мучается брат; ей очень хотелось, чтобы он отвлекся.
В первую минуту ни Кэрри, ни Стефан не узнали Бет. Кэрри уже привыкла видеть ее в джинсах, с беспорядочной шапкой темных кудрей, падающих на глаза. Стефан ожидал узреть волосы до плеч, аккуратно подвитые на концах, белые перчатки и жемчуга.
Но перед ними предстала сама элегантность. Бет надела юбку в складку из шерстяной шотландки, шелковую блузку и зеленый кашемировый жакет. На другом это бы выглядело как школьная форма, но Бет в такой одежде казалась женственной и привлекательной. Короткие волосы мягко обрамляли лицо, темные глаза были большими и влекущими.
Поздравляя брата и сестру с Рождеством, она отметила про себя, насколько изменился Стефан: лицо бледное, волосы сильно отросли, под глазами темные круги от бессонных ночей. Однако его улыбка придала Бет уверенности. Она решила, что ему понравилось, как она выглядит.
Кэрри очень мало виделась со своей подружкой за те пять дней, что она у них гостила. Почти не видела она и брата: впервые с июля Стефан отвлекся от мыслей о Меган. Он был заинтригован Бет с ее мягкой прелестью, острым язычком и быстрым разумом. Так было и раньше, но теперь Стефан был поражен ее умом, убедившись, что судил о нем лишь поверхностно и не знал его подлинной глубины, искусно скрываемой Бет. Теперь притворство исчезло.
Вначале, когда она расспрашивала его о юридическом факультете, Стефан отвечал отрывисто. Но любопытство Бет явно не было праздным, она проявляла искренний интерес. Что они тебе преподают? Объясняют, как строить систему доказательств, как думать, логически аргументировать?
Бет и в самом деле хотела все это знать, и Стефана радовал ее интерес. Ему, по сути, не с кем было поговорить о своих занятиях, о том, что ему нравится и что не устраивает.
Бет понравился гарвардский кампус, пульсирующий молодостью, энергией и тягой к общению. Стефан гулял с ней по дорожкам, протоптанным в снегу. Он порой прикасался к ней и коротко поцеловал на прощание. За пять дней ни разу не было упомянуто имя Меган, ни разу не зашел разговор о возможном переезде Бет в Бостон. После ее отъезда Стефан скучал несколько дней, потом к нему вернулись ночные кошмары и сны связанные с Меган. Радостные, светлые дни, проведенные с Бет, позабылись.
Бет вернулась в Стэнфорд, ничего толком не решив. Раны Стефана были еще слишком свежи. Быть может, через девять месяцев придет ее черед. А что, если он вообще не придет? А вдруг Меган решила вернуться? Последняя мысль была самой мрачной. Что, если Бет напрасно строит планы на июнь, когда она начнет работать в НАСА?
Но вдруг все сбудется и Стефан ее полюбит? Тогда игра, безусловно, стоит свеч.
Джон надеялся, что Бет вернется из Бостона в более спокойном состоянии, но оказалось совсем не так — она была возбужденной, напряженной, раздражительной. Благодаря новой прическе Джон теперь видел ее прекрасные глаза. Они были темно-карие, то сверкающие, то озабоченные, а порой мечтательные, словно она была где-то в будущем, в другом месте и с другими людьми.
«Бет-Стар» опережала намеченный график, но энтузиазм Бет угас. Было ясно, что компания будет иметь огромный, взрывной успех, на который они и рассчитывали. Бет понимала это и утверждала, что очень рада.
Однако она не делилась с Джоном своими тревогами.
Стефан изучал право с целеустремленностью и решительностью, которые могли бы напугать его однокашников, не будь он таким дружелюбным и в то же время таким печальным. Обаяние его манер и доброжелательность оставались неизменными, но он всегда держался в стороне. Вежливо отклонял приглашения на вечеринки и предложения провести уик-энд на берегу океана. Стефан, бесспорно, лучший студент на курсе, пребывал в постоянной тоске — это было очевидно всем. Но из-за чего? Из-за кого? Это оставалось его тайной.
Стефана злило, что даже спустя полгода у него начинает болеть желудок, а глаза застилает туман при мысли о Меган. Он ненавидел ее за то, что она с ним сделала, вернее, с ними обоими. Хотел ее увидеть, объясниться, попытаться понять. Кэрри ему сказала, что Меган останется у Айена и Маргарет до своего полного выздоровления. Сестра настоятельно ему советовала не ездить туда до тех пор, пока она не поправится. Тогда он стал писать Меган письма, но они возвращались нераспечатанными, словно он совершил какую-то непростительную ошибку.
Премьера пьесы, в которой играла Меган, состоялась в январе. Воскресная «Нью-Йорк таймс» посвятила полторы колонки пьесе и еще половину колонки «пленительной, талантливой, волшебной» юной звезде Меган Чейз.
Итак, она в Нью-Йорке. Здорова. Отлично играет. Час настал.
В следующую пятницу Стефан поехал в Нью-Йорк посмотреть спектакль и увидеть Меган. Она явно оправилась от болезни. Он никогда еще не видел ее такой красивой, сильной и здоровой. За последние месяцы она превратилась в зрелую женщину. Игра ее была совершенно новой, богатой оттенками, эмоциональной. Меган полностью владела сценой и зрителями. Стефан любовался ею, испытывая благоговение, гордость и грусть.
После спектакля Стефан ждал у служебного выхода. Стоял больше часа на холоде, его лицо онемело от порывов ледяного ветра. Может, он ошибся? Может, новая Меган вышла через главный вход, окруженная фанатичными поклонниками? Может, новая Меган не боится толпы, как прежняя, его Меган?
Щелкнул дверной замок, и дверь медленно и неуверенно отворилась. Оттуда, из-за двери, улица казалась пустынной. Меган не могла заметить Стефана. Она и не заметила и сразу направилась к такси.
— Меган!
Она остановилась спиной к нему. Не обернулась, только замерла. Тогда он подошел. Она не двигалась, лишь вздохнула и закрыла лицо руками в перчатках. Плачет?
— Что? — прошептала она без гнева или любопытства. Только с изнеможением, как будто она все силы истратила на одно короткое слово. Стефан встал так, чтобы видеть ее лицо. Должно быть, это ветер выжал слезы у нее из глаз. Разумеется, ветер. Теперь она смотрела на Стефана с явной злостью. И со страхом — это тоже было очевидно.
Ему хотелось ее обнять, успокоить, утешить, но вместо этого он лишь спросил слабым голосом:
— Может, зайдем куда-нибудь выпить?
— Зачем?
— Затем, что я хочу с тобой поговорить.
— Я не могу. Сейчас… слишком поздно.
— Тогда увидимся завтра за ленчем… или за обедом.
Он не отстанет от нее, пока она не согласится, и она это знает. Они вообще хорошо изучили друг друга.
— Нет.
— Тогда сейчас, — произнес он твердо.
— Ну хорошо, сейчас, — согласилась она со вздохом.
Когда они вошли в бар, Меган успокоилась. И выбрала себе роль — друга семьи. Но у Стефана был заготовлен другой текст, и этого она боялась.
— Как твои занятия правом?
— Отлично, — ответил он с яростью: его всегда бесило, когда она начинала играть. А сейчас она играла.
— Ты добился своего. Я за тебя рада.
— Ты тоже добилась своего.
— Да. — Пауза. — Как там Кэрри?
— Я здесь не для того, чтобы говорить о Кэрри. — При этих его словах Меган отвернулась. — Скажи мне, что произошло. Скажи правду.
— Нам просто не следовало жениться. Наверное, мы недостаточно любили друг друга.
— Ты имеешь в виду, что не любила меня?
— Большинство подобных связей кратковременны. — Меган пожала плечами. — Нам было хорошо некоторое время, но потом все кончилось. Такое случается.
— Ты кого-то встретила? У тебя кто-то есть?
Меган не могла солгать. Она молча покачала головой.
— Так ответь мне по-человечески! Ведь это ты меня бросила. Прервала отношения, не потрудившись объяснить почему. Ответь мне, почему, черт побери!
— Я тебе ответила. Из этого ничего бы не вышло. Не то время, не то место. Мы были слишком молоды и честолюбивы.
— Меган, это всего лишь клише из банальной пьесы.
— За этими клише скрывается неприятная правда. Ты просто не хочешь признать, что наши отношения были неглубоким и неудачным романом.
— Они такими не были, и ты это знаешь.
Стефан рассердился и обиделся. Меган не хотела откровенности и пряталась за расхожими пошлостями.
— Извини, мне пора. — Она встала. — Спасибо, что приехал на спектакль. Тебе понравилось?
— Это было чудесно. Ты играла великолепно… Меган, не уходи!
— Я должна, Стефан, — прошептала она.
Она ушла. Стефан был слишком ошеломлен, чтобы последовать за ней. Ночным поездом он вернулся в Бостон.
По дороге к Джону Бет остановилась возле почты. Сегодня четырнадцатое февраля, Валентинов день. Об этом ей напомнил дурацкий плакат в приемной Лагунита-Холла. Надо поскорее куда-нибудь смыться!
На ее имя пришло письмо с почтовым штемпелем Кембриджа. Стефан! Изящные, ловкие пальчики Бет сделались неуклюжими. Она надорвала конверт и вынула листок. «Дорогая Бет, было бы славно, если бы в будущем году ты приехала в Бостон…» — так начиналось это короткое письмо, в котором Стефан сообщал кое-какие новости, а кончалось оно так: «Дай мне знать, приедешь ли ты и когда. Я могу тебе помочь найти квартиру и устроиться. Стефан».
Это было немного, но все же кое-что.
Бет кинулась в крошечный коттедж, который Джон пышно именовал правлением компании «Бет-Стар». Каждую неделю они с Бет проводили в домике по многу часов, сидя рядышком на бугристом матраце на ножках. Они спорили, планировали, фантазировали…
— Я уезжаю в Бостон!
Щеки у нее горели, глаза сияли, тревога и напряжение исчезли как по волшебству.
— Тебя приняли там в аспирантуру месяц назад, — спокойно заметил Джон.
Он собирался выяснить, в чем дело, но не был уверен, хочет ли это знать.
Бет рассказала ему. О Стефане. О Меган. О том, как Меган поступила со Стефаном. Рассказала о том, о чем не говорила никому.
Джон терпеливо выслушал всю историю. Она его огорчила, рассердила, но более всего встревожила.
— Я считал, что ты ненавидишь всех мужчин.
— За исключением Стефана. И тебя, — секунду помолчав, добавила Бет.
Про себя она подумала, что это касается и мужчин в НАСА.
— Ты на нем зациклилась. Ради него ты забросила все, что имело для тебя значение.
— Я потрачу год для получения степени, которая очень важна для моей научной карьеры. Вряд ли это можно считать пустой тратой времени.
— А потом ты собираешься перебраться в Хьюстон? И он уедет с тобой? Переведется туда с последнего курса юридического факультета?
— Если все удастся, я могу немного изменить мои планы.
— Ты готова на все ради тупицы, которому нет до тебя дела. Это ниже твоего достоинства, Бет. Где твоя гордость?
— Он вовсе не тупой. И ему есть до меня дело.
— Только он сам знать об этом не знает, верно? Господи, Бет, ты и в самом деле на нем зациклилась!
— Я ожидала, что ты будешь рад за меня.
— Верь я, что в конечном счете ты будешь счастлива, я бы радовался, — неестественно ровным голосом произнес Джон.
— Но ведь это вообще тебя не касается, не так ли? — холодно спросила Бет.
— Ни в малейшей степени, — вздохнул Джон.
Зазвонил телефон. Кэрри как раз перемешивала соус для спагетти.
— Взять трубку? — спросил Майкл.
— Разумеется.
— Слушаю.
— Это Джейк Истон. Можно попросить Кэролайн?
— Джейк! Это Майкл.
Кэрри сняла кастрюльку с огня. Прошло полтора года с того вечера в Бостоне. Джейк присылал открытки, телеграммы, письма, но она ни разу с ним не говорила.
Кэрри наблюдала за Майклом. Он был явно рад пообщаться с Джейком. Они подружились, когда Кэрри училась на первом курсе в Стэнфорде. Как давно это было! Она присела на краешек дивана в своей крохотной квартирке и ждала очереди поговорить с Джейком. Майкл наконец-то передал ей трубку и жестом показал, что пойдет прогуляться.
— Привет, — начала Кэрри после ухода Майкла. — Где ты?
— В Сан-Франциско. Хотел пригласить тебя пообедать. В мое время люди обучались в колледже по четыре года.
— И были куда образованнее. Но ты же знаешь нас, неразумных юнцов, мы так и рвемся поскорее в большой мир. — Кэрри старалась говорить бодро и весело, но в эту минуту она бы все отдала, чтобы учиться в Стэнфорде четвертый год. — Ты приедешь?
— К сожалению, нет. Мне стоило немалых усилий тебя отыскать, Кэролайн. Я целых две недели торчал в Вашингтоне по делам. Твой телефон мне дал Стефан.
— Он сообщил тебе новости?
— Да. Они с Бет собираются пожениться.
— Ты говоришь об этом без… особого восторга.
— Верно. Бет… как бы сказать? Не в моем вкусе.
— Я знаю.
Только она да теперь вот и Стефан хорошо относились и к Меган, и к Бет; все прочие принимали сторону либо той, либо другой.
— Он счастлив? — спросил Джейк.
— Скорее доволен. Видимо, такого, как с Меган, у него больше не будет.
— Меган знает?
Это был вовсе не праздный вопрос: для Джейка явно почему-то важно, чтобы Меган знала.
— Я ей не говорила.
— Разве вы с ней не видитесь? Ведь вы обе живете в Нью-Йорке.
— Она сейчас в Лос-Анджелесе. Снимается в кино. Она почти что звезда. — Кэрри была рада, что Джейк не знает, где Меган; рада и тому, что ей он позвонил первой. — Ну а где был ты?
— За тысячи миль отсюда.
— Знаю. У меня набралась целая коллекция открыток из самых экзотических мест.
— Ты получала их и после переезда?
— Да, я перевела почту на новый адрес. Кстати, запиши его. — Она продиктовала адрес, потом сказала: — Я отвечала на все твои письма. Но ты их не получал, потому что ответы остались у меня.
— Честное слово? — Джейк был явно обрадован.
— Да, — ответила Кэрри, и ее голос оборвался, потому что она заплакала.
— Что с тобой?
— Я хочу тебя видеть.
— Я тоже хочу тебя видеть. Мне очень нужно с тобой поговорить. У меня даже есть для тебя подарок. Я хотел выкроить время, чтобы прилететь в Нью-Йорк нынче вечером и успеть вернуться к завтрашнему утреннему рейсу на Гонконг. Но это невозможно.
— Как славно, что ты об этом хотя бы подумал.
— Ты не живешь с Майклом?
— Что? О нет! Ведь мы с тобой обсуждали это полтора года назад. Ничто не изменилось. И не изменится. Майкл — мой босс. Он нашел мне замечательную работу и собирается позже подключить меня к телепередачам. Иногда он забегает ко мне поужинать. Скажи, ты приедешь на свадьбу Стефана? Она состоится в августе в Хьюстоне.
— Постараюсь.
— Хотя и не одобряешь!
— Я приеду повидаться с тобой.
Кэрри снова заплакала.
— Кэролайн, ты еще меня слушаешь?
— Да. О чем ты собирался со мной поговорить?
— Об этом я скажу тебе в Хьюстоне.
— Ладно. Дать тебе телефон Меган?
Он записал номер, и они поговорили еще несколько минут.
— Мы увидимся в августе, Кэролайн.
Джейк медленно положил трубку и еще раз выругал себя за глупость. Он так долго об этом думал. Был уверен, что все будет, как он спланировал. Но надо было проявить побольше проницательности.
На Рождество, после их обеда в Бостоне, Джейк решил жениться на Кэрри. Он тогда же сказал об этом Джулии; он должен был ей объяснить, что они больше не могут оставаться любовниками.
В январе Джейк купил для Кэрри обручальный перстень, очень красивый. Издалека он казался обычным золотым кольцом, и только вблизи можно было разглядеть причудливое переплетение белого, розового и желтого золота. Джейк купил его в Амстердаме, словно скрепляя принятое им решение. Он начнет свою жизнь с чистого листа, как это было не раз. Он посвятит ее Кэрри и сделает эту женщину счастливой.
Он купил кольцо и отправил Кэрри открытку:
«Дорогая Кэролайн, я в Амстердаме. Думаю о тебе. О нас.
С любовью, Джейк».
Через три дня он улетел из Амстердама в Дамаск, потом в Каир, а оттуда в Калькутту. Прошел год. Джейк носил кольцо с собой. Посылал открытки и письма Кэрри.
Кольцо лежало у него в кармане в тот январский день, когда он летел из Вашингтона в Сан-Франциско. В тот вечер он собирался показать кольцо Кэрри и просить ее выйти за него замуж после его возвращения из Камбоджи. Вместо этого у них состоялся междугородный разговор по телефону, после чего Джейк успел слетать в Лос-Анджелес ради позднего ужина с Меган.
На следующий день он улетел в Гонконг, а оттуда в Камбоджу.
Переговоры в Камбодже шли трудно. Джейк играл свою раболепную, неприметную роль, прислушиваясь к смеси китайско-кхмерских диалектов, которые он осваивал две недели в Вашингтоне — две сверхнапряженных недели, когда он находился всего в часе полета от Кэрри. Во время занятий он не мог отлучиться, зато вполне мог лететь в Гонконг через Нью-Йорк.
Эта мысль его преследовала нестерпимо жаркими, влажными днями и одинокими душными ночами в Камбодже.
Прошло два месяца. Заключение соглашения между сторонами увязало во лжи, недоверии и постоянном напряжении. По улицам вокруг здания, где велись эти проклятые переговоры, ходили вооруженные патрули, напоминая о недавних кровавых событиях.
Однажды вечером Джейк пробудился от своего чуткого и беспокойного сна, потому что в его комнатушке кто-то двигался нарочито шумно, без опаски. Он увидел двоих — они, видимо, хотели, чтобы он проснулся.
Они заговорили с ним на самом распространенном кхмерском диалекте — проверяли, понимает ли он их язык. Эти люди явно были подосланы властями, чтобы выяснить, ведомы ли Джейку их секреты.
Джейк был подготовлен к подобным провокациям и ни при каких обстоятельствах не выдал бы себя. Один из пришельцев приставил ему к горлу нож. Джейк задрожал и притворился смертельно испуганным.
— Я сосчитаю до десяти и перережу твою трусливую глотку, если ты не отдашь нам все твои ценности! — почти выплюнул тот Джейку в лицо.
То была еще одна провокация. Джейк мог умолять их по-английски, мог предлагать деньги, но ни в коем случае не упоминать о ценностях — негодяи сразу сообразили бы, что он их понял, что он шпион, и убили бы его. Однако похоже, что они в любом случае с ним расправятся. У второго был пистолет.
— Раз, — негромко начал считать по-кхмерски головорез, и стальное лезвие прижалось к горлу Джейка.
— Что вам нужно? — с трудом выговорил Джейк. — У меня есть деньги.
— Два.
— Возьмите деньги. В верхнем ящике.
— Три. Четыре. Пять. Шесть.
Лицо Джейка по-прежнему выражало только ужас и удивление.
— Возьмите одежду, спиртное. Пожалуйста, не трогайте меня.
Нож чиркнул по коже, потекла кровь. Еще немного, и ему перережут глотку. Он думал о Кэрри, он хотел быть с ней.
— Семь. Восемь.
Человек, который вел счет, поглядел на своего напарника. Джейк понял: они заключили, что он и в самом деле не понимает их языка. Что они сделают с ним теперь?
— Девять. Десять.
При слове «десять» человек убрал нож и посмотрел Джейку в глаза. В них он увидел только страх.
— Думаю, нам следует для отвода глаз его ограбить, — обратился первый к напарнику по-кхмерски, и тот кивнул. — Ладно, американский трус. Где твои деньги? — спросил первый на этот раз по-английски.
— М-мои д-деньги в верхнем ящике. По… пожалуйста, возьмите их.
Негодяи обшарили ящик. Забрали пятьдесят долларов вместе с бумажником и часы. Они обнаружили маленькую деревянную коробочку, где лежало кольцо для Кэрри, и тоже забрали.
На следующий день Джейк рассказал руководителю делегации о ночном происшествии.
— Я ничуть не удивлен, — ответил тот. — Они нам не доверяют. Переговоры почти бесполезны. Тебе следует вооружиться, сынок. Лучше всего ножом. Я постараюсь, чтобы нас как можно скорее отозвали из этой чертовой дыры. А до тех пор побереги себя.
Во второй половине дня, в самый разгар переговоров, один из ночных посетителей Джейка вошел в комнату. Он был в форме капитана камбоджийской армии. Едва войдя, он уставился на Джейка.
Тот сделал вид, что не узнает его.
Капитан поднял руку и коснулся ею своего лица — чтобы показать Джейку, что на мизинце у него кольцо. Кольцо Кэрри.
Все-таки они распознали в нем шпиона. Ведь он единственный член делегации, понимающий по-кхмерски. И он станет говорить то, что они велят.
Выбор был невелик: сотрудничество или смерть…
Джейк купил стилет — тонкий и острый, как бритва, с перламутровой рукояткой, инкрустированной сапфирами. Выглядело это так, будто он покупает красивый сувенир, а вовсе не оружие.
Капитан явился к нему и в эту ночь. Один. Заговорил по-английски:
— Я знаю, что вы шпион. Прошлой ночью вы хорошо держались. У вас крепкие нервы.
— Не понимаю, о чем вы.
Джейк тупо смотрел на капитана, но его рука под простыней крепко ухватилась за рукоятку стилета. Противник сжимал в правой руке кривой нож, на мизинце у него все еще было кольцо Кэрри.
— Вы отлично играете роль простака, Истон. Или вы станете сотрудничать с нами, или я докончу то, что начал прошлой ночью.
— Я не понимаю, — повторил Джейк и слегка отодвинулся, чтобы изготовиться к отражению удара.
Капитан бросился на него, нацелившись ножом в горло, но Джейк увернулся, и скользящий удар лишь оцарапал плечо. Он скатился на пол и вскочил на ноги в ту секунду, когда противник собирался нанести ему второй, на этот раз смертельный удар. Стилета он не заметил. Джейк нанес свой удар снизу под грудину.
Бей вверх и влево. Когда почувствуешь, что нож вошел в сердце, дерни его слегка на себя. Это расширит рану, и смерть наступит быстрее.
Это входило в программу обучения Джейка — умение убивать быстро и бесшумно.
Джейк ни разу не спрашивал инструктора, как определить, что попал в сердце. Он считал, что это ему никогда не понадобится. Но теперь он сразу ощутил толчки молодого умирающего сердца, передавшиеся через стилет его руке. Джейку понадобились все силы, чтобы удержать стилет и сделать последний смертельный рывок. Горячая кровь хлынула ему на руку.
«Господи, помоги мне!» — лихорадочно думал он, полный отвращения к себе и к тому, что натворил. Лучше бы противник перерезал ему глотку ножом. Убить или быть убитым. Что хуже?
Сердце камбоджийца наконец перестало биться. Тяжелое теплое тело навалилось на Джейка. Он опустил убитого на пол и извлек стилет из его груди. Потом пошел в ванную, вымыл руки и оружие. Его вырвало.
В ванной он провел почти полчаса, пытаясь хоть как-то оправиться от совершенного убийства и решить, как избавиться от трупа.
Джейк не знал, пришлось ли ему во Вьетнаме кого-то убить. Пули издалека поражали невидимые цели. Он видел, как люди падают, то ли раненые, то ли убитые. Видел, как пули врагов косят его друзей и приятелей. Упал однажды и он сам.
Но это было несравнимо с тем ужасом, который он только что испытал. Чувствовать, как жизнь, неистово сопротивляясь, уходит из тела другого человека, уходит от твоего удара. Расчетливое, преднамеренное убийство…
Джейка передернуло и снова вырвало. Он наконец вернулся в спальню. Крови было немного. В этом, как говорили Джейку, заключается преимущество стилета — его удар вызывает внутреннее кровотечение, и кровь скапливается в грудной клетке. На груди у мертвого уже подсыхало небольшое круглое пятно. Очень аккуратное.
План Джейка не отличался оригинальностью, но делать было нечего, время поджимало. Он решил привязать к трупу груз и утопить его в грязной и мутной реке, которая вяло несла свои воды под окном обиталища Джейка, футов на двенадцать ниже балкона. Джейк спрячет тело убитого, можно сказать, на задворках собственного дома.
В половине четвертого Джейк вышел на пустынные улицы в поисках подходящего груза. В конце концов он нашел два шлакоблока, почти вывалившиеся из полуразрушенной стены. Джейк прикрепил их к трупу ремнем убитого, вытащил тело на балкон и осторожно перевалил через перила.
Что-то сверкнуло в свете луны — золотое колечко на мизинце мертвеца. Кольцо Кэрри. Символ мечты, глупой и несбыточной, с горечью подумал Джейк.
Он столкнул мертвое тело, груз и кольцо в грязную реку. И на его глазах все это мгновенно поглотила темная вода.
Через два дня делегация вернулась в Гонконг. Переговоры были приостановлены.
Из Гонконга Джейк позвонил Джулии.
— Джулия, ты мне нужна.
— Где ты?
— В Гонконге. Ты ко мне приедешь?
— Почему бы тебе не приехать сюда? Или давай встретимся в Монте-Карло.
Джейк коротко объяснил ей обстановку на переговорах в Камбодже.
— Не нравятся мне длинные путешествия ради платонических отношений, — сказала Джулия, но она говорила неправду, потому что ради Джейка была готова на все.
Джейк заказал номер для себя и Джулии в лучшем отеле. Пять дней он торчал на заседаниях с участием Стюарта Доусона, а ночи проводил с Джулией. Он ей рассказал обо всем, что случилось в Камбодже, что он никогда не посмеет просить Кэрри выйти за него.
— Помнишь, как ты мне сказала: «Я слишком тебя люблю, чтобы выйти за тебя замуж»?
— И ты в конце концов меня понял?
— Я понял это для себя и Кэролайн, но не для нас с тобой, — серьезно проговорил он и притянул ее к себе. — Почему бы нам не пожениться?
— Потому что я для тебя на втором месте! Потому что я хочу, чтобы ты женился на Кэролайн. Ты так ее любишь, Джейк! Потому что иначе этот ублюдок убил бы тебя, и я убеждена — Кэролайн все поймет.
— Ты говоришь с такой уверенностью, словно знаешь ее.
— Нет, но ты много о ней рассказывал, и мне кажется, я ее хорошо понимаю. — Джулия помолчала. — Я ее видела. Она ведет ток-шоу на телевидении. Это потрясающе. Дело в том, что меня попросили участвовать в этой передаче.
— В качестве кого?
— Пожалуйста, не изображай удивление. Ты прекрасно знаешь, что в промежутках между путешествиями я участвую в дельных проектах. Думаю, сейчас речь пойдет о реставрации исторических и архитектурных памятников.
— И ты намерена принять предложение?
— До приезда сюда я всерьез подумывала об этом. Мне очень хотелось познакомиться с Кэрри. Ведь она ничего обо мне не знает, верно?
Джейк молча кивнул.
— Ну вот, теперь я отказалась от этой мысли. Во всяком случае, пока.
Мрачное настроение Джейка беспокоило Джулию. Случай в Камбодже глубоко его травмировал. Ему вообще крепко досталось от жизни: тяжелое ранение, которое его искалечило, Вьетнам, разбитые мечты о Кэрри. Если такова цена патриотизма, то она чересчур высока. Он заплатил достаточно, чтобы вернуть все долги.
Джулия позвонила Стюарту. Он занимал маленький номер в том же отеле — двадцатью этажами ниже. Джейк в это время спал.
— Стюарт, это Джулия.
— Джулия? Где ты? Тебя так хорошо слышно!
Джейк не счел нужным сообщить Стюарту о приезде Джулии.
— Я здесь. С Джейком. — Тон ее голоса не допускал ни малейших сомнений в том, что она здесь с Джейком как с любовником, а вовсе не в качестве его приемной матери или вдовы Фрэнка.
— Черт побери! — Стюарт присвистнул с завистью и одновременно с гордостью.
— Слушай, Стюарт, Джейка надо избавить от всего этого, хватит с него. Тебе известно, что произошло в Камбодже?
— С тем капитаном? Разумеется.
— Джейк совершенно искренне считает, что было бы лучше, если бы этот парень убил его. Он просто с ума сходит от тоски.
— Я понимаю, Джулия.
Господи милостивый, она, конечно, прекраснейшая женщина, но почему она принимает мужчин за идиотов!
— Значит, он снят с крючка? — настаивала она.
— Он никогда и не был на крючке. Он сам принимал решение.
— Ты не отправишь его снова в Камбоджу?
— Нет. В любом случае я бы Джейка туда не послал.
Они бы его прикончили, добавил он про себя. Вздохнув, Стюарт продолжал:
— Видишь ли, сейчас поговаривают о ближневосточном урегулировании. До начала переговоров, если они вообще состоятся, еще более полугода. Я уже говорил об этом Джейку. До тех пор он ничем заниматься не будет. Но, Джулия, для ближневосточного дельца он мне нужен позарез. Без него я как без рук.
— А что говорит Джейк?
— А Джейк говорит: «Если нужно Стюарту, я это сделаю», — раздался у Джулии за спиной голос Джейка.
Она обернулась. Джейк стоял в дверях спальни, одновременно улыбаясь и хмуря брови. Ему пришлось по душе, что Джулия сама призналась Стюарту в своем присутствии и не захотела прятаться.
— Ой-ой, Стюарт, знал бы ты, кто меня застукал! Твой лучший шпион, звезда разведки!
Джулия повесила трубку и виновато посмотрела на Джейка: вдруг он рассердится? Она вспомнила свой неожиданный визит в Стэнфорд. Правила Джейка. И правила Джулии.
— Чем это ты тут занимаешься? — Он угрожающе шагнул к ней, но его губы улыбались.
— Ты и вправду уйдешь в отставку? — спросила она.
— Да, — твердо ответил он и начал ее раздевать.
— А как же с делами на Ближнем Востоке? — не отставала она, но он уже целовал ее грудь и гладил бедра.
— Дела на Ближнем Востоке? — повторил он, уткнувшись лицом ей в грудь.
Джулия легонько вздохнула.
Джейк и Джулия улетели из Гонконга на Таити. Три дня они провели в отеле «Тахараа», не спеша бродили по пляжу, молча любовались оранжево-розовыми закатами, разговаривали мало и много занимались любовью. Они объездили весь остров, купались на безлюдных пляжах, побывали в музее Гогена, обедали в уютных французских ресторанчиках.
Джулия наблюдала за Джейком с тревожной беспомощностью. Он мало спал. Боялся ложиться в постель. По ночам просыпался весь в поту, задыхаясь от ужаса, и потом просил прощения у Джулии:
— Прости, дорогая, для тебя это не слишком приятно.
— Расскажи мне о твоих кошмарах, Джейк. Возможно, они отступят.
— Я не могу. — Он покачал головой. — Пока не могу.
Его нынешние кошмары были слишком ужасны. Джейк, убийца, жестоко расправлялся с теми, кого любил: с Кэрри, Джулией, Меган, Стефаном, Фрэнком. Жертвы молили о пощаде, говорили о своей любви к нему. Но он был беспощаден.
В том, что его мучили кошмары, не было ничего загадочного — это была вполне объяснимая реакция на пережитое в Камбодже. Джейк это понимал, но ничего не мог с собой поделать.
С Таити они переплыли под парусом на Бора-Бора и прожили там неделю в бунгало на сваях. Оно находилось в столь уединенном месте, что Джейк мог плавать, не рискуя никому попасться на глаза: никто, кроме Джулии, не видел его изуродованной ноги. Они ныряли в масках прямо из бунгало и плавали под водой среди тысяч фантастически окрашенных рыбок, обитателей коралловых рифов. Джейк забывал о себе и своих тревогах в безмолвии подводного мира, целиком погружаясь в созерцание мирной и естественной красоты. Он проводил долгие часы в теплой прозрачной воде. Джулия загорала обнаженной на веранде их бунгало и наблюдала за Джейком все с той же неусыпной тревогой.
Немногое отвлекало его от мрачных и тяжких мыслей: плавание, любовные наслаждения да еще спиртное. Джейк слишком много пил в эти недели. И в отличие от времени, проведенного в воде или в постели с Джулией, когда его разум и чувства оставались высокими и ясными, алкоголь, даря мгновенное забвение, притуплял восприятие. Мысли о безнадежности его жизни исчезали, и потому Джейк пил много, даже чересчур. Джулия знала, что он в состоянии жестко контролировать себя. Не случайно же он отказался от болеутоляющих даже в те трудные и долгие месяцы, когда врачи делали все, чтобы сохранить ему ногу. Однако в эти недели он и не пытался ограничивать себя в употреблении спиртного.
Потом они улетели в Ниццу и провели лето на вилле в Монте-Карло.
Надежда постепенно, маленькими и короткими шагами, возвращалась к Джейку. Пил он гораздо меньше. Иногда смеялся. Их любовные ласки стали нежнее и спокойнее, чем в неистовые ночи в Полинезии, когда оба задыхались от страсти.
— Мне кажется, что скоро тебе придется уехать, — сказала однажды Джулия в конце июля.
— Ты так хорошо меня понимаешь.
— Я рада, что к тебе вернулась воля к действию. Это хороший знак. Значит, ты выздоровел. Какие у тебя планы?
— Поеду на свадьбу в Хьюстон. После думаю перебраться в Нью-Йорк, в ожидании известий от Стюарта буду строить планы на будущее, когда меня отставят от шпионской деятельности.
Голос у Джейка был почти счастливый. Джулия взглянула на него многозначительно.
— Я не знаю, смогу ли поговорить с ней о главном, Джулия. Сейчас или потом. Не узнаю, пока не увижу ее.