Ты обещала не убегать

11. Не обернусь. Тимур

120…140…160…

Я не чувствовал скорости и практически не видел дорогу. Ее серое промозглое полотно давно переплелось с белыми снеговыми подушками на обочине. Всё одно. Мне оставалось молить Бога, чтобы никто не выехал на встречку. Я боялся не за себя, а за того несчастного, что может пострадать по моей вине.

Я был так напряжен, что не могу разжать руки на руле или отпустить ногу с педали газа. Каждой клеточкой тела я до сих пор ощущал ее взгляд. Она вернулась. Приехала погостить или наскучила своему Амирову? Второй вариант был мне больше по душе. Нет, я не думал о том, чтобы подобрать её, а просто хотел, чтобы она страдала.

Я был разбит. Чувствовал себя и без того хреново. Свой приговор я уже подписал и знал, что обратного пути нет. Отсчет моей свободы шёл на часы. Не так, не с такими мыслями я хотел ею насытиться. Какого черта она вернулась именно сейчас?!

Мобильный на пассажирском сиденье то и дело вибрировал, приглашая хотя бы взглянуть на экран, но я не мог. Мне отчаянно хотелось одного: закрыть глаза и исчезнуть. Эта боль выворачивала меня наизнанку. Я кричал, орал во всю глотку. От этого дикого, первобытного вопля все вокруг содрогалось, но мне не становилось легче.

Остановившись на обочине, вывалился из салона на ледяной воздух. Я хватал его губами, как рыба, выброшенная на берег умирать. Я чувствовал, что задыхаюсь без нее, от невозможности вернуть ее, от ее предательства, от своей безрассудной зависимости от нее, уже граничащей с непреодолимой ненавистью!

«Стереть. Удалить. Переписать… Понимаю, так надо! – размышлял я. – Раздавить. Отомстить. Освободиться… Только так смогу идти вперед!»

И в то же время я чувствовал жгучее желание еще раз прикоснуться к ней, задержав дыхание, сохранить ее аромат внутри себя. В последний раз сказать, что люблю… и окончательно погибнуть.

– Ты опоздал, – сурово процедил дед, осматривая меня, как товар перед покупкой.– Я просил тебя, Тимур, выглядеть человеком! Не хватало еще, чтобы Шефер передумал!

– Я такой, какой есть, дед, – бесцветным голосом ответил ему. – Какой смысл притворяться?

– Ладно, спорить с тобой бесполезно, – кивнул дед. – Пойдем внутрь. И, пожалуйста, будь с ней понежнее! Не испугай ее, прошу!

Ресторан «Арагон» встретил нас пафосной атмосферой с запахом огромных денег. Там было совсем немного столиков, и те все были заняты мужиками-толстосумами, пытающимися пустить пыль в глаза юным нимфам, да разодетыми дамами с миллионами на шеях и их нелепыми спутниками. Сборище показушников. И я оказался в их числе.

Мы прошли к самому дальнему столу, стоявшему за извилистой колонной. Шефер был уже на месте. С виду нормальный мужик. Немец, бизнесмен, жена красавица, но по факту – больной ублюдок: здоровый человек ни за что не стал бы продавать свою дочь, тем более, зная меня.

– О, Юрий, Тимур! Рад встрече! – на ломаном русском поприветствовал нас Маркус Шефер.– Познакомьтесь: моя жена Анастасия и дочь Инга.

Я окинул мимолетным взглядом сидевших рядом с Маркусом женщин, и первое, что бросилось в глаза – брюнетки! Обе! Черноволосые и белокожие. Красивые и очень похожие друг на друга.

Анастасия тщательно сканировала меня своими сверкающими глазами, и по ее скривившимся губкам я понял: не о таком зяте она мечтала. Инга же сидела, опустив голову, и прикидывалась послушной девочкой, вот только поверить в это было сложно. Интересно, каким образом ее вынудили принять эти дикие условия?

– Тимур, садись рядом с Ингой. Вам не помешает узнать друг друга получше, – с улыбкой обратился ко мне Маркус. – Нам, конечно, стоило приехать раньше, но дела никак не отпускали.

Меня так и подмывало ответить, что ему стоило бы сделать, но ради деда я сдержался: ведь я ему обещал.

Одна часть наших активов из-за отца всё ещё была заморожена, другая резко упала в цене. Опасения деда вполне оправданы. Мы оказались в яме. И если меня это не заботило, то для деда было делом всей жизни. Он понимал, что ему самому просто не хватит сил для того, чтобы подняться на прежний уровень, а от меня помощи ждать бессмысленно. Я уже давно отказался развивать дело отца, и именно поэтому все бразды правления дед передал Шеферу, правда, с одной оговоркой: ровно до тех пор, пока я буду находиться в браке с дочерью Маркуса. Сошлись на цифре «три». Три года, по мнению Шефера, вполне достаточный срок для того, чтобы я навсегда прикипел к его дочери и подарил ему внуков. Дед же рассчитывал на то, что этого времени хватит, чтобы пробудить во мне желание взять управление компанией на себя. Я же просто хотел забыться.

– Папа много говорил о тебе, – томно проговорила сидевшая рядом Инга.

Я окинул её оценивающим взглядом: идеальные черты лица, гладкая кожа, безупречно уложенные волосы. Но, чем дольше я смотрел на нее, тем отчетливее осознавал, что совершаю ошибку. При всей своей красоте, ухоженности и утонченности она совершенно не трогала моего сердца. Этот контракт – ошибка! Наш брак – полный абсурд!

– Зачем это тебе? – спросил я, выделяя последнее слово и глядя на Ингу в упор. Дед с Маркусом были увлечены деловой беседой, а Анастасия вышла в дамскую комнату.

– Отец в любом случае выдаст меня по расчету – не за тебя, так за какого-нибудь старика, – ответила девчонка, как будто это было в порядке вещей.

– Я буду тебе изменять и вряд ли когда-нибудь полюблю, – честно, на берегу предупредил ее.

– Да как хочешь, мне все равно, – спокойно парировала она, даже не дрогнув.

Бесчувственная, безвольная, совершенно не уважающая себя кукла! И я рядом с ней чувствовал себя полным дураком!

Резко поднявшись из-за стола, я молча покинул ресторан. «Да, я невоспитанный подонок, но свои последние минуты свободы я хочу провести иначе!» –

– Тимур! – донёсся вслед разъяренный голос деда, но я сделал вид, что не слышу: ведь я все еще был свободен.

Огромными рыхлыми хлопьями снег медленно кружился и опускался на мои плечи, путался в волосах и таял, касаясь теплой кожи. Вокруг не было ни души, хотя время на часах едва перевалило за десять вечера. Битый час я смотрел на ее окна. Было темно, свет не горел, но я не уходил, понимая, что другой возможности у меня не будет, и что на следующий день весь город взорвется новостью о свадьбе сына нашумевшего депутата и дочери немецкого бизнесмена, и что я уеду отсюда навсегда.

Внезапно в тёмном окне загорелся слабый свет, пробуждая во мне надежду и дикое желание услышать еще хотя бы раз звук ее голоса.

Я бросился к подъезду и набрал заветные цифры. Гудок, второй, третий. Никто не ответил. Мне не могло показаться! Я видел свет! Отойдя от двери и взглянув наверх, я наткнулся взглядом на ее силуэт.

«Да простит меня Миронов, но пока мне кто-нибудь не откроет эту чертову дверь, я не уйду!» – решил я и снова позвонил. Гудок… Второй… И вдруг я услышал мелодию, сигнализировавшую, что мне разрешили войти. Не замечая ступеней, взлетел на нужный этаж, поскольку у меня не хватило терпения дожидаться лифта.

На лестничной клетке было темно, и лишь слабая полоска света от приоткрытой двери в квартиру Миронова озаряла окружающее пространство. Я медленно подошёл ближе и, забывая дышать, полностью открыл металлическую дверь.

Ксюша стояла в двух шагах от меня – так близко, но в то же безумно далеко, босая, в какой-то нелепой безразмерной футболке. Она смотрела на меня своими огромными глазищами цвета неба, а я впервые не знал, что сказать.

В квартире царили полумрак и тишина. и создавалось ощущение, что мы совсем одни.

– Привет, – первой решилась заговорить Ксюша.– Тебе дедушка все рассказал, да?

Я кивнул, не отводя от нее глаз. Она была такая прозрачная, хрупкая, трепетная. Я видел, что Ксюша волнуется: она поджимала пальцы босых ног и теребила тонкими ладошками кончики своих волос. Смотрела на меня и как будто чего-то ждала. Я решительно шагнул вперед, хотел подойти ближе, но она робко отступила назад. Амиров. Конечно! Она же теперь с ним. Где он? В ее комнате?

– Гена дома?– спросил я, чтобы разрядить обстановку.

– Нет, – пробормотала она себе под нос, затем опустила глаза и добавила неуверенно: – Нет… он… там… они все… там… в Сочи…

– Амиров?

Она вопросительно взглянула на меня, всем своим видом показывая, что меня это не касается, ее жизнь меня больше не касается. Но все же ответила:

– В Москве. У него там дела.

Последняя надежда рухнула и разбилась у моих ног на миллионы осколков: они вместе у них все хорошо.

– А ты почему здесь? – спросил я: если все уехали, то что она делала одна в квартире Миронова?

–Я…– Она подняла свои бездонные глаза и, глядя мне прямо в душу, убила всего одной фразой: – Я к тебе приехала.

Я не нашёлся, что сказать, и просто приподнял бровь.

– Я… понимаешь… я. – Она хотела что-то объяснить, но от волнения не находила слов.– Я ошиблась. Я хотела извиниться.

И в этот момент во мне всё вскипело. «Она, блядь, ошиблась! Я – ее ошибка! Мои чувства – всего лишь недоразумение!» – с негодованием подумал я. В ярости сжимал и разжимал кулаки, чтобы усмирить свой гнев и не наделать глупостей.

– Ошиблась? – сквозь зубы прошипел я в ответ. Изо всех сил схватив себя за голову, спиной навалился на шкаф-купе и закрыл глаза. «Надо сосчитать до десяти и успокоиться, – сказал я себе. – Иначе, я за себя не ручаюсь!.

–Тимур, – услышал словно сквозь туман свое имя и ощутил её невесомое и робкое прикосновение к моей щеке. Меня словно ударило током! Это мимолётное прикосновение парализовало все остальные чувства и эмоции, и весь мир сосредоточился только на нём. – Я просто хотела сказать спасибо за то, что спас нас тогда, в «Шаляпине». Я совсем недавно узнала.

Я не сразу сообразил, о чем она говорит, но резко накрыл ее руку своей и с силой вжал в себя. Мне было плевать на все! Я лишь хотел чувствовать ее рядом. Мне казалось, что иначе просто подохну. Рывком притянув Ксюшу к себе, быстро развернул её так, чтобы быть к ней максимально близко, чтобы больше она не смогла убежать.

Зарывшись руками в ее мягкие волосы, я прислонился своим лбом к ее лбу, чувствуя при этом, как участилось ее дыхание. Я понял, что ей не все равно! Вдыхая ее запах без остатка, понял, что без нее не смогу. «Что же мы наделали, что?!» – спрашивал я себя.

Она пыталась еще что-то сказать, но я ей не дал, впиваясь поцелуем в ее губы – нежные, мягкие и теплые, с силой, жадно, до боли! И она ответила на мой поцелуй так же безумно, на грани. Мы, как два оголодавших зверя, вгрызались друг в друга, не любя, не лаская, а пытаясь насытиться вдоволь! В этот момент мы оба понимали, что нас больше нет.

Этот поцелуй не дарил мне наслаждение, он только больше разрушал меня, вороша в памяти то, что я пытался все это время похоронить в себе. Я понимал, что мне надо остановиться, развернуться и уйти. «Ведь ничего не изменить, слишком поздно: она ждет ребенка от Амирова, а у меня завтра свадьба», – думал я.

Отстранившись от Ксюши, я смотрел на ее мокрое от слез лицо. Ясно было, что она тоже все понимает! «Плачь, девочка, плачь! Ты сама все разрушила!» – мысленно говорил я ей.

Через силу сделал шаг назад, потом еще один, понимая, что должен уйти! Она словно почувствовала и судорожно покачала головой.

– Не уходи, – одними губами сквозь слезы прошептала Ксюша. А у меня от ее слов начала ехать крыша. Дикое желание вперемешку с удушливыми воспоминаниями – горючая смесь! – Нам надо поговорить.

«Поговорить? Где она, черт побери, была, когда нужно было говорить?! Когда я умолял меня выслушать?! Где?! Она поверила всем, кроме меня! Она с легкостью вычеркнула меня из своей новой жизни! О чем мне сейчас с ней говорить?!» – с негодованием думал я.

– Хочешь поговорить? – Я шагнул к ней.

– Да,– ответила она.

– Хочешь, чтобы я остался? – Я приблизился к ней ещё на шаг.

–Да, – вновь кивнула Ксюша.

– Любишь меня? – Сделав ещё один шаг, я коснулся ладонью ее лица, заставляя смотреть мне прямо в глаза.

– Люблю.

«Лжет, не отводя глаз! Так любит, что прыгнула в койку к Амирову и носит под сердцем его сына!» – мысленно кипел я.

– А я тебя не-на-ви-жу! – с яростью проскандировал в ответ и переместил ладони на ее тонкую шею, думая о том, что стоит лишь слегка надавить, и она хрустнет. – Ты мне противна!

В ее глазах вспыхнуло отчаяние и неприкрытая боль! «Так-то, девочка, не одна ты умеешь жалить! – мысленно обратился к ней я и чуть сильнее сжал руку на ее шее, впиваясь пальцами в тонкую кожу, чтобы наверняка оставить следы. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

Она еле слышно всхлипнула, пытаясь освободиться и, хватая ладошками мои руки и попыталась их убрать. Вот только силы были неравны.

– У меня завтра свадьба. Извини, не приглашаю: невеста ревнивая, бывших просила не приводить, – с желчью прошептал ей на ухо. Я почувствовал, как ее руки ослабевают и перестают бороться, а потом опускаются ниже, на живот, и понял, что она боится за него, боится меня.

– И до твоей беременности мне нет никакого дела, поняла? – Я нагло врал ей в глаза, но руки с шеи убрал и направился к выходу. На этом все. У самой двери обернулся и посмотрел на нее в последний раз, чтобы запомнить ее такой: сломленной, с заплаканными глазами и опухшими от моих поцелуев губами. Развернулся и вышел.

– Не стоило нас спасать! – донёсся до меня ее исступленный крик, но я решил больше не оборачиваться.