— Лорд Страттфорд… он обижал вас?
Она сжала кулаки так, что побелели суставы. Надо рассказать принцу. В конце концов она хочет, чтобы он отрекся от нее, отказался от мысли жениться на ней. Не очень-то благородный способ… но цель ведь оправдывает средства. И она решилась, хотя понимала, что Беа придет в негодование, если узнает.
Как и многие морально слабые женщины, она полагала, что сама виновата в том, как с ней обращается муж. Что сама навлекла на себя его гнев, что все сделала не так, что он не обращался бы с ней подобным образом, будь она лучшей женой.
Принц забарабанил пальцами по крышке стола.
— Он бил вас?
Гвендолин замерла, затаила дыхание. Она словно слышала жалобный голос Беатрис: «Нет-нет-нет». Видела ее прекрасные умоляющие глаза: пожалуйста, не говори, не рассказывай ему ничего! Он будет презирать меня, думать, что я… достойна такого…
На глаза Гвендолин навернулись слезы. Проклятый Освальд! Он не имел права и пальцем касаться Беатрис. Не то что кулаком ее благородного лица…
— Да. — Она сглотнула.
Ей не нравилось говорить о браке сестры, раскрывать ужасные, отвратительные секреты. Какой позор, думала Гвендолин, впервые понимая, почему Беа не желала говорить об этом.
— А его родители… они ведь жили с вами. Они знали о том, что происходило?
Она передернула плечами.
— Не могли не знать. Освальд часто выходил из себя даже в их присутствии.
— И ничего не делали?!
— Ничего. Однажды мать Освальда пришла ко мне и по секрету поведала, что его отец в первые годы их брака вел себя точно так же, и сказала, что мы обязаны прощать их, потому они — хорошие люди. Просто не очень умеют владеть собой.
— Значит, она хотела, чтобы вы терпели, раз терпела она.
Гвендолин кивнула. Именно так свекровь и сказала Беатрис.
Принц помолчал, потом поднялся и произнес:
— Спасибо, что откровенно рассказали мне все. А теперь давайте немного пройдемся. Здесь вдруг стало душно.
Гвендолин с трудом поднялась. Колени подгибались. Она думала о том, вызвал ли ее рассказ отвращение у принца? Станет ли он причиной отказа от брака? Если так, то это к лучшему. Если он не умеет принять правды, не может справиться с реальностью, то тогда он ей не подходит. И тут же поправилась — не ей, а Беатрис.
Потому что она здесь ради Беатрис. Все это касается не ее, а малышки Беа… Или нет?
Гвендолин с трудом перевела дыхание, не понимая, что с ней творится. Она ощущала странное сродство с принцем Нараяном Бахадуром. Но Непал — не ее дом и не будет им никогда. Ее настоящая жизнь и судьба — в Европе, в прекрасном туманном Альбионе.
Принц легко обнимал ее за талию, и она чувствовала, как по всему телу растекается горячая волна.
Но ей хотелось большего, чем рука на талии. Ей безумно хотелось прижаться к нему всем телом, испытать прикосновение его сильной груди, его бедер, его ног. Она снова глубоко вдохнула, с трудом втягивая горячий влажный воздух. Ее стремление быть частью его росло с каждым днем. Это опасное место, подумала Гвендолин. И тихий шепот фонтанов, и окружающая красота делают его даже более опасным, усиливая страстное томление.
Она заглянула ему в глаза. Они были задумчивыми. И озабоченными.
— Я шокировала вас? — спросила Гвендолин, желая, чтобы ее не интересовало его мнение. Но оно интересовало ее, даже слишком интересовало. Ей нравился принц, больше чем любой из знакомых мужчин за… много лет.
Он суров, сексуален, чувственен. Настоящий мужчина. Она наблюдала за ним и видела, как он притрагивается к разным вещам, и знала, что он разбирается в том, как надо по-настоящему прикасаться к женщине. Даже сейчас, когда его рука невесомо лежала на ее талии, она ощущала исходящую от него силу и энергию.
— Нет.
— Вы замолчали.
Он передвинул ладонь и прижал к ее спине, горячую, мощную, властную. Никогда еще Гвендолин не испытывала ощущения такой безопасности. Не то чтобы она чего-то когда-то боялась. Просто принц Нараян Бахадур был мужчиной, который заботился о женщинах. Защищал женщин. И никогда не обижал и не оскорблял их.
— Вы дали мне столько тем для размышления. — Давление руки ослабело.
Неужели он догадался, что она чего-то от него хочет? Ну и что, пусть даже так. Она не собирается отрицать. Брак по договоренности должен предусматривать взаимную выгоду, союзничество, стабильность.
— Чего вы на самом деле ждете от меня в браке, Нараян Бахадур? — спросила Гвендолин.
— А вы? — Он с любопытством взглянул на нее. — Я понимаю, что вас беспокоит благополучие вашей семьи. Но что насчет вас самой? Вы не кажетесь мне женщиной, которая ничего не хочет лично для себя.
Мягкий ропот льющихся струй в фонтане успокоил растревоженные нервы Гвендолин. Она слушала бормотание воды и ощущала удивительное умиротворение. И думала…
Она всегда была сильной, с самого детства. И смелой. Не боялась рисковать. Ей не нужно было чужое одобрение. Она хотела твердо стоять на собственных ногах.
— Я хочу равенства, — отважно заявила Гвендолин. — Равенства для всех женщин.
И тут же вспомнила, где находится. В азиатской стране с древней культурой и религией, которые категорически отрицали эту идею. Она вдруг осознала, что говорит не просто с Нараяном Бахадуром, а с будущим королем страны, где мужчин с высшим образованием было на два порядка больше, чем женщин.
Наверное, она сказала слишком много. Была излишне прямолинейной.
Гвендолин внутренне напряглась и снова покосилась на принца, ожидая сурового выговора.
Но он вместо этого кивнул.
— Согласен.
И еще одна бессонная ночь. Еще одно утро, когда Гвендолин не хотелось вставать. Чем больше ей нравился принц Нараян Бахадур, тем сложнее становилась ее задача.
Но Рапати, естественно, ничего не знала об этих мучениях и пришла будить свою госпожу.
— Миледи, — произнесла она, дергая за край покрывала, который Гвендолин натянула на голову. — Миледи, пора вставать. Вы опоздаете.
— Ну и что? Это всего лишь урок языка.
— Но госпожа Ранита будет ждать вас.
Вот и пусть ждет.
— И кофе уже готов, миледи, вы ведь любите кофе, — уговаривала ее Рапати.
Это верно, Гвендолин любила кофе. Могла пить его целыми днями.
— Что еще предусмотрено на сегодня моим расписанием? — спросила она из-под покрывал.
Рапати заколебалась. И Гвендолин поняла, что это означает. То, что у нее впереди еще один утомительный, изматывающий день. Занятия, встречи, ланч — и все в обществе госпожи Раниты.
— Сегодня вечером состоится прием на государственном уровне. Вы будете сопровождать принца, естественно. И еще я узнала, что первое из ваших платьев уже готово. Вы сможете надеть его на прием, где принц представит вас членам правительства и советникам.
Гвендолин медленно стянула с головы прокрывало. Как бы ей ни хотелось остаться в постели и избежать неприятных занятий, но она знала, что не может. И кроме того, ей хотелось увидеть принца. Встречи с ним стали событием, которого Гвендолин постепенно начала ждать с нетерпением…
Несколько часов спустя, после окончания уроков языка и истории, госпожа Ранита устроила для своей ученицы экскурсию по территории дворца. Она показала ей три храма, один из которых был миниатюрной копией знаменитого храма Кришны Мандира в Патане, провела по садам, потом по всем внутренним помещениям и познакомила с уникальной коллекцией старинной бронзы и миниатюр на дереве.
На короткое время Гвендолин смогла позабыть о существующем напряжении между нею и наставницей и целиком отдалась удовольствию от экскурсии. Она всегда увлекалась историей и археологией и даже мечтала принять участие в настоящей экспедиции. Но после окончания университета забыла об этом и вернулась домой.
Войдя в библиотеку, где были собраны настоящие сокровища, госпожа Ранита открыла деревянные жалюзи, и в затемненную комнату хлынул поток яркого солнечного света. Гвендолин инстинктивно повернулась на свет и залюбовалась потрясающей картиной Гималаев.
Непонятно каким образом они напомнили ей о принце Нараяне Бахадуре — такие же величественные и несгибаемые. Он, конечно, получил европейское образование, много путешествовал и жил в других странах, но являлся неотъемлемой частью именно этой.
Может, Беатрис и понравилось бы здесь. Возможно, принц пленил бы ее с той же легкостью, что и Гвендолин.
Что, если она совершила ошибку, вмешавшись и не позволив брату даже рассказать Беа о предложении принца? Ведь, честно говоря, здесь было удивительно красиво. Даже обычные вещи казались роскошными, экзотическими и загадочными. Время двигалось неторопливо. Никто никуда не спешил… кроме госпожи Раниты, естественно.
Стоя у окна, Гвендолин пыталась представить себе младшую сестру, но окружающая красота и роскошь затуманивали картину.
В глубине души она понимала, что Беатрис здесь не место. Она, конечно, будет делать все, что полагается, говорить то, что от нее требуется, и вести себя так, чтобы максимально угодить принцу, что еще больше умалит ее саму.
Нет-нет, Беатрис нужна жизнь вдали от любой аристократии, от обязанностей и ответственности. Ей пора научиться эгоизму, хоть немного…
До самого конца экскурсии мысли Гвендолин были заняты младшей сестрой. На обратном пути, когда госпожа Ранита провожала Гвендолин в ее апартаменты, они встретились с принцем Нараяном Бахадуром, которого сопровождали три советника.
Его приветствие было официальным, но потом он легко коснулся губами щеки Гвендолин и лишь затем представил ее своим спутникам.
Она вежливо ответила, старательно выговорив положенные слова на непали, но после не смогла бы припомнить их, потому что ее внезапно окатило волной радости. Было ли это результатом прикосновения его теплых губ, неясно, но она вдруг утратила способность мыслить и даже начала недоумевать, как тут оказалась и кто такие все остальные.
Гвендолин неуверенно подняла глаза на принца и увидела, что выражение его лица было таким же, как и до короткого поцелуя, — сердечным, внимательным, заботливым. Но было в нем и что-то еще…
Уверенность собственника?
Гвендолин заставила себя мысленно встряхнуться. Она не принадлежит ему. Она не его подданная и не собирается тут оставаться. И все же мысли об отъезде и расставании с Нараяном Бахадуром причиняли боль. Почти невыносимую боль. Он разбудил в ней чувство, доселе неведомое ей, и оно не имело отношения к сексу. Зато само прямое к жизни. И возможно… к любви?
Он обратился к ней, спросив:
— Как прошел ваш день?
— Хорошо. Благодарю вас. — Гвендолин пыталась найти адекватные слова. — Я потрясена всем, что увидела сегодня, — как исторической и художественной ценностью некоторых предметов, так и изумительной красотой дворца.
Нараян Бахадур тепло улыбнулся ей.
— Я рад, что вы получили удовольствие.
Ей понравилось, как он смотрел на нее, как улыбался. Не только губами, но и глазами так, чтобы она знала, что это именно для нее.
С уверенностью собственника…
Слова пронеслись в ее мозгу и встревожили, напомнив о том, что поставлено на карту.
Но, несмотря на предостерегающий шепоток разума, в сердце ее уже начались странные перемены. Она не ощущала себя Беатрис, невестой принца, нет, она ощущала себя Гвендолин, невестой принца. И сама испытывала по отношению к нему собственническое чувство.
Но это невозможно. Она приехала сюда не для того, чтобы влюбиться или затеять интрижку. Ей нельзя связывать себя какими-то узами. Если уж необходимо влюбиться, то пусть объектом будет не мужчина, а страна — ее самобытные красота, история, культура.
Гвендолин заставила себя произнести легким тоном:
— Надеюсь, мне удастся еще раз осмотреть дворец. Он просто потрясающий!
— Думаю, я смогу выделить время в ближайшие дни и буду сам сопровождать вас, — ответил Нараян Бахадур, улыбаясь немного шире. — Дворцу уже почти тысяча лет. Трудно даже представить, сколько ремесленников положили свои жизни, чтобы он стал тем образцом совершенства, каким является сейчас. — Потом кивком дал понять, что госпожа Ранита и советники свободны.
Нараян Бахадур дождался, когда они удалились, прежде чем продолжить. Его манера общения стала менее официальной.
— Значит, вы чувствуете себя здесь вполне комфортно?
— Разве может быть иначе? Вы ведь подумали решительно обо всем, что только можно пожелать.
Его взгляд еще больше потеплел.
— У меня очень богатое воображение.
Гвендолин знала, что он говорит сейчас не о создании комфортных условий, и вдруг ощутила, что оказалась в каком-то ином мире — мире, принадлежащем только ей и принцу Нараяну Бахадуру. Их разговоры становились все более личными, а намеки — все более откровенными.
— Я уверена в этом, — согласилась Гвендолин с насмешливой серьезностью. — Большинство мужчин именно так о себе и думают.
— Так вы сомневаетесь?
— О, я убеждена, что вы обладаете богатым воображением… для мужчины.
— Двойные стандарты?
— Естественно.
Нараян Бахадур покачал головой.
— Вы вынуждаете меня принять ваш вызов.
Она попыталась сохранить серьезное выражение лица.
— Я не бросаю вызов, ваше высочество, а просто констатирую факт.
— Факт?
— Да. Большинство мужчин считают, что отлично знают, чего хочется женщинам.
— О боги, еще одно проблематичное заявление! — Он сложил на груди руки. — Я и понятия не имел, что вы феминистка-шовинистка.
— Вовсе нет.
— Да-да. — Он поднял руку величественным, истинно королевским жестом. — Но я в отличие от вас не могу спорить до бесконечности. Словами ничего не добьешься. Лично я предпочитаю действие.
Она перестала дышать и с огромным трудом кивнула.
— Да.
— Вот и хорошо.
И, сделав шаг вперед, Нараян Бахадур взял ее лицо ладонями и поднял к своему. Медленно провел пальцами по нежной коже щеки, по горячим губам, заставив ее задрожать от возбуждения… ожидания… желания. Он собирался поцеловать ее!
А потом принц наклонил голову и поцеловал ее — медленно, с вдумчивым интересом, словно давно уже хотел узнать, каким же будет этот поцелуй.
Она чуть приоткрыла губы, уступив давлению его губ. Они были прохладными, твердыми и слегка пахли какими-то пряностями, и Гвендолин вся отдалась их очарованию. Принц не направлял, не настаивал, не повелевал. Он просто трогал ее, приглашая и позволяя попробовать и его.
Невероятно! Он — как и его поцелуй — был теплым, чувственным, ароматным, и все ее тело отозвалось на их первый контакт, словно раскрылось навстречу ему, по животу и груди пробежали горячие волны желания. Она не испытывала ничего подобного уже долгие, долгие годы. Гвендолин была настолько переполнена вожделением, ожиданием, удовольствием, что едва держалась на ногах под напором эмоций.
А Нараян Бахадур провел рукой по ее щеке, нежно погладил за ухом — и она задохнулась. О, как хорошо, как правильно он все это делает!
Гвендолин с трудом отняла губы и нетвердо отступила на шаг.
— Неплохо. — Голос ее дрожал так же, как и колени. — Для начала.
Он смотрел на нее немного насмешливо. В черных глазах горел огонь в сочетании со спокойной самоуверенностью.
— Вам хочется больше.
— Я не это сказала…
— Но вам же хочется больше.
Как он высокомерен, подумала она, и все же он имеет на это право. Один его поцелуй растопил Гвендолин до костей, превратив их в кисель, а ее саму — в дрожащий комок вожделения.
— Я не буду противиться… если вы решите проверить ваше предположение, — произнесла Гвендолин, глубоко вдохнув, чтобы успокоить быстро бьющееся сердце.
— Посмотрим, что нам удастся предпринять, — улыбнулся Нараян Бахадур. — Но, к сожалению, сначала дело. Вы знаете о приеме сегодня вечером? Это политическое мероприятие.
Она кивнула, все еще ощущая головокружение.
— Да, знаю. Мне предстоит встретиться с членами кабинета министров и их женами.
— Я хочу, чтобы вы им понравились.
Гвендолин очень внимательно посмотрела ему в глаза.
— А это важно?
— Нет. — Он снова наклонил голову, легко поцеловал ее в уголок губ и прошептал: — Просто мне хочется, чтобы вы нравились им так же сильно, как и мне.
Вернувшись в свои комнаты, Гвендолин принимала горячую ванну, но дрожала от волнения и напряжения. Прощальные слова принца, которые он произнес низким и таким сексуальным голосом, потрясли ее не меньше, чем поцелуй.
Она нравится ему!
Одно это уже делало ее счастливой. Гвендолин не собиралась становиться чьей бы то ни было женой, но принц Нараян Бахадур раздразнил ее любопытство — и не только как потенциальный сексуальный партнер, но и как человек.
Она слышала за стеной шум и тихое пение — это Рапати готовила наряд к приему — и думала: поцелует ли он ее еще раз позднее? Останутся ли они потом одни? Ей удастся вытерпеть абсолютно все, если она будет знать, что после ее ждут десять минут наедине с принцем…
Нет, десять минут не помогут.
Час. Не меньше часа один на один с Нараяном Бахадуром.
Прошло уже не меньше года с тех пор, как она испытывала эмоции не равной, но хотя бы сравнимой силы. И годы с того момента, когда по-настоящему наслаждалась любовной связью. Давным-давно у нее был фантастический любовник, который испортил ее для других. Мужчина, не умеющий пользоваться руками и губами, вовсе не мужчина. Недостаточно быть только физически одаренным. Мужчина должен знать, как доставить женщине наслаждение, а большинство, увы, думают, что довольно иметь большой член и способность работать им достаточно долго, чтобы достичь желанной цели. Проблема же в том, что большинству женщин требуется много больше. Но попробуйте-ка сказать об этом мужчине!
К сожалению, даже плейбои, всю свою жизнь посвятившие погоне за удовольствиями, часто не знают, как зажечь женщину. К счастью, принц Нараян Бахадур, похоже, не попадал в эту категорию. Его короткий поцелуй, его первые ласки говорили о том, что у него богатейший опыт и знания, и Гвендолин хотелось поскорее проверить их.
— Бирюзовое или розовое? — послышался из-за двери голос Рапати. — Они прибыли совсем недавно.
— А разве это не для свадьбы? — удивилась Гвендолин.
— Нет, миледи, для свадьбы у вас будет другое, специальное.
— А вам какое больше нравится? — спросила Гвендолин, радуясь, что может переложить решение на чужие плечи.
Какие-то она принимала единолично, но другие могла поручить другим. Вопросы моды относились к последним.
— Думаю, бирюзовое. Цвет пойдет к вашим глазам и оттенит ваши чудесные каштановые волосы.
Чудесные волосы. Гвендолин резко села, расплескав воду. Она прикоснулась к корешкам волос, подумала, что надо бы не забыть подкрасить их. Шатенка… Как странно!
Когда же она снова станет собой — рыжеволосой Гвендолин Пендерлинк?
Прошло три часа. Обед закончился, и принц предложил гостям погулять по залам, побеседовать и пообщаться друг с другом, хотя это и было вопреки обычаям. Он надеялся, что так Гвендолин сможет познакомиться с большим числом его министров и ближайших помощников. Но вскоре понял, что совершил тактическую ошибку, когда обнаружил ее в углу, окруженную десятком женщин, включая и госпожу Раниту, в традиционных костюмах.
У нее не было шанса познакомиться с кем бы то ни было. Дамы надежно держали ее в дальнем от мужчин углу залы. Так было принято в их обществе — женщины в одной половине, мужчины — в другой. Принц отчетливо представлял, какие там ведутся разговоры: о женитьбах, детях, стариках, здоровье. Еще о прислуге, о стоимости продуктов, о погоде…
Гвендолин сделала жест рукой и чуть заметный поклон, давая понять, что собирается покинуть дамское общество. Но тут госпожа Ранита легко прикоснулась к ее локтю с молчаливым упреком.
Нараян Бахадур перестал слушать, что ему говорят, и с интересом стал наблюдать за двумя женщинами. Ему было известно, что она не понимает, почему он избрал женщину, далекую от их культуры, чтобы сделать ее своей женой, матерью своих детей. Будущих наследников престола.
Но он-то знал то, чего не знала Ранита: ему необходим кто-то подобный Гвендолин.
Она научит его сыновей и дочерей ставить перед собой ясные цели и смело идти к ним, научит бороться за то, во что верит.
Этому следует учить всех детей без исключения, думал Нараян Бахадур, глядя, как на лице его троюродной сестры проявляется долго подавляемое раздражение. Она злилась на Гвендолин, что та отличается от непальских женщин, хотя сама имела возможности путешествовать, жить заграницей, найти западного супруга. Но Ранита не желала покидать страну. Она ждала, по ее собственным словам, подходящего ей мужчину.
Он увидел, что Гвендолин чуть отвернулась и смотрит теперь куда-то за плечо своей собеседницы. Нараян Бахадур понял, что она с трудом сдерживает гнев. Что ей такое сказала Ранита?
Внезапно Гвендолин взглянула на него. Зеленые глаза встретились с его черными и словно произнесли: спаси меня!
Но она не жаловалась. Очевидно, ей приходилось неоднократно в прошлом принимать участие в таких торжественных, важных, но томительно-скучных приемах, обедах, открытиях выставок и тому подобных мероприятиях.
Может, она и бунтарка, и своевольная — пошла даже на то, чтобы покрасить свои роскошные рыжие волосы в этот отвратительный коричневый цвет, — зато не уклоняется от своих обязанностей. Она понимает, что такое преданность и верность семье.
Из нее выйдет отличная королева. Что бы Гвендолин ни думала, когда заняла место Беатрис, она предоставила ему все, чего он искал.
Принц Нараян Бахадур пересек зал, и женщины, окружавшие Гвендолин, расступились и исчезли, оставив его наедине с невестой.
— Хорошо проводите время? — спросил он, заметив, что рядом с Гвендолин осталась только госпожа Ранита.
— Прекрасная вечеринка, — кинув на него недовольный взгляд, ответила Гвендолин. — Особенно для тех, кому за семьдесят.
Значит, ей было скучно.
— Слишком пресно для вас?
— Ваше высочество, но ведь никто ничего не делает.
— А чем бы вам хотелось заняться?
— Можно было бы включить музыку и потанцевать.
Но он огорченно покачал головой.
— Увы, мы не можем танцевать в смешанном обществе. — Потом улыбнулся. — Правда, если мужчины удалятся, то вы сможете потанцевать.
— Женщины с женщинами?!
Ему понравился выступивший на ее щеках румянец. Гвендолин нечасто краснела, хотя ей это безумно шло, особенно сегодня, когда на ней надето бирюзовое платье.
— Конечно. Почему нет?
Она сделала резкий, раздраженный жест рукой, звякнув изящными браслетами.
— Выше высочество, я не танцую с женщинами.
— О, вы неправильно меня поняли. Это не медленные танцы, а быстрые, энергичные… — Нараян Бахадур пытался не рассмеяться, глядя, как она прикрыла рот ладонью, стараясь скрыть негодование, — которые помогают формировать женскую фигуру.
— Нечто вроде аэробики?
— Думайте об этом, как об азиатской версии аэробики. Да-да, — подтвердил он, заметив мелькнувшее в ее глазах изумление, — я знаю, что такое аэробика. Одна из моих сестер живет в Соединенных Штатах, и она просто без ума от своих занятий.
Гвендолин начала смеяться. Она пыталась заглушить звук, но безуспешно. Чем больше старалась, тем сильнее смеялась. До слез.
— Это просто изумительно!
Госпожа Ранита смотрела на нее в полном ужасе, но принцу Нараяну Бахадуру ее смех казался таким сексуальным, таким… освежающим. В нем участвовало все ее лицо. Он был удивительно заразительным, настолько, что сломал в нем какой-то внутренний барьер, возникший после покушения.
Ему необходим смех. Ему необходимо снова почувствовать надежду. И Гвендолин подарила ему надежду, а разве это не замечательно?
Он наклонился к ней так, чтобы госпожа Ранита не могла услышать его слов.
— Мы всегда можем уехать, — пробормотал Нараян Бахадур. — Уверен, что во дворце мы сумеем отвлечься.