У алтаря любви

ГЛАВА 8

– Ты уверена, что это не слухи? О смерти Цезаря они распускаются не в первый раз.

Марго покачала головой.

– Рабы уже отнесли его тело домой. На улицах толпы народа, никто не знает, что теперь будет…

Юлия сразу же подумала о Марке.

– Кто был с Цезарем, когда это произошло? – быстро задала она вопрос.

– Никого. Совершенно один, будто испытывал судьбу! Не взял с собой ни испанскую охрану, которую назначил Сенат, ни консула Марка Антония или центуриона Деметра.

Юлия вздохнула с облегчением.

– О, какое бедствие! – стонала Марго. – Что будет со всеми нами?

– И мой дед стал одним из убийц? – сердце Юлии сжалось: – Неужели всему причиной завистливость Каски?

Марго закрыла глаза, кивая головой.

– А также Марк Брут, Гай Кассий[30] и другие – десять или двенадцать человек.

– Кто тебе об этом рассказал? – спросила Юлия, тревожась о дальнейшей судьбе Марка: если заговорщики одержат верх, его жизни грозит опасность.

– Я помогала Дануте сушить белье, и к Ливии Версалии прибыл гонец от Марка Антония: она уже в храме, молится о спасении государства, вся в слезах – ты же знаешь об отношении к ней Цезаря. Гонец предупредил, чтобы все мы не выходили за пределы храма. Поскольку Цезарь особо покровительствовал весталкам, Марк Антоний опасается, что мы можем стать очередной мишенью для убийц.

– А где сейчас друзья Цезаря? Кто возглавляет правительство?

Марго вскинула вверх руки.

– Марк Антоний, Лепид и остальные – скрылись, никто не знает, где и что собираются делать.

Юлия догадывалась, что они недолго будут скрываться, скоро объявятся и предпримут какие-то действия.

– А что делает Сенат? – спросила она.

– Гонец очень подробно рассказал, – продолжала Марго, – что заговорщики собирались сбросить тело Цезаря в Тибр, конфисковать собственность и отменить все его эдикты. Но, увидев панику среди сенаторов, узнавших о смерти Цезаря и разбежавшихся в страхе, сами вынуждены были скрыться на Капитолии с отрядом гладиаторов, которыми командует Децим Брут.

– Значит, им не удалось захватить власть? – с надеждой спросила Юлия.

Марго пожала плечами.

– Кажется, сейчас власти нет. Убийцы надеялись, что сенат обрадуется их решительным действиям, будет счастлив, что Цезарь мертв. Никто из них не ожидал, что сенаторы в ужасе разбегутся и будет некому поддержать их.

– Замыслы убийц понятны, – рассудительно отозвалась Юлия. – Цезарь всегда пользовался особой популярностью среди народа, а не в сенате, который не мог смириться с оказанными ему почестями, постоянно напоминавшими о его заслугах: золоченый трон в здании сената, новый календарь[31] с седьмым месяцем, названный в его честь, диктаторство с титулом императора и отца всей страны. Все его статуи и корреспонденция помечались этими титулами.

– Календарь погубил его, – мрачно прервала Юлию Марго. – Март – первый месяц и всегда им останется. Мы до сих пор празднуем его, как начало года. Но назвать летний месяц июлем в свою честь, это уже слишком – он бросил вызов богам.

– Ты считаешь его нечестивым? – спросила Юлия.

– Скорее, надменным и высокомерным, не обращавшим внимания на все знаки и предзнаменования, а ведь мог бы избежать этого и остаться в живых.

– Какие знаки? – задала вопрос Юлия.

Марго пододвинула стул ближе к Юлии и заговорщески зашептала ей на ухо.

– Кальпурния, его жена, предупреждала и просила остаться дома, пока не прошли мартовские иды, советовала не созывать сенат до этого времени. Недавно во сне ей снился Цезарь, истекающий кровью.

– Кто тебе рассказал все это?

– Данута. Кальпурния доверилась Ливии Версалии и просила ее помолиться за него. И это еще не все.

Юлия слишком тревожилась о Марке, чтобы интересоваться сплетнями, но понимала, что, может быть, узнает от Марго что-нибудь ценное.

– Что же еще? – поторопила она.

– Когда Цезарь сегодня утром сверился с ауспициями,[32] они оказались неблагоприятными, но Брут убедил его, несмотря на это пойти в сенат, уговорив поговорить с сенаторами и отложить дела на более удачный день.

– Какое предательство, – пробормотала Юлия. – Брут был в числе лучших друзей Цезаря, как и Марк.

– Когда Брут нанес ему удар, Цезарь, взглянув на него, произнес: «И ты, Брут?»

Юлия молчала – все это выглядело так печально.

– Цезарь не стал слушать предсказателя Спуринну, предупреждавшего его во время их встречи. Император заметил, что мартовские иды наступили и все в порядке. А Спуринна многозначительно ответил: «Да, наступили, но не прошли».

– Откуда тебе все это известно, Марго? – Юлия изумленно смотрела на служанку. – Уж, конечно, гонец не стал бы все это рассказывать Ливии.

– Нет, конечно. Узнала все от прачки Цостии, которая по утрам также работает у Кальпурнии. Она-то как раз работала в доме Цезаря, когда Кальпурнии принесли известие о его смерти, – прачка слышала все, что там говорилось.

– И теперь рассказывает всем, кто пожелает ее слушать, – возмутилась Юлия.

– Скоро об этом узнают все, – заявила Марго. – Всем интересны подробности смерти великого человека: – она задумчиво посмотрела на Юлию: – Как ты думаешь, эти убийцы не одержат верх, в конце концов?

Юлия медленно покачала головой.

– Не знаю. Надеюсь, нет. Такие преступления не вознаграждаются.

– Бегство сената дает сторонникам Цезаря время выработать стратегию, – высказала свое мнение Марго. – Антоний – влиятельный консул. Лепид – предводитель кавалерии, тоже обладает большой властью. Не говоря уже о Деметре и легионах, которые находятся в Риме, – это все сторонники Цезаря.

– Ну, у Брута тоже большая сила, как у консула Цизальпинской Галлии, – подчеркнула Юлия, обдумывая баланс сил противников.

Но кто сможет предсказать, чем все закончится? И где сейчас Марк? Что делает? Он настолько ассоциировался с Цезарем как единое целое, что Юлия не сомневалась: если бы Марк был сегодня утром вместе с диктатором, то убили бы и его.

Сколько времени ему удастся оставаться в живых, если заговорщики одержат верх?

В комнату вошла Данута со слезами на глазах.

– Ливия вызывает всех весталок в храм, чтобы вознести молитвы в этот час опасности.

Юлия кивнула и поднялась.

– Сейчас она спрятала в алтаре семь священных реликвий, – добавила Данута.

Юлия и Марго переглянулись – опасность, действительно, велика. Устойчивость римской власти зависела от этих святынь: главной среди них считалась древняя статуя Минервы, богини войны и победы. Согласно преданию, эту статую вынес Эней[33] из горящей Троп. Паллада выставлялась только в момент чрезвычайной опасности с целью спасения Республики и безопасности парода.

Если Ливия решила обратиться к этим святыням, значит, считала ситуацию очень опасной.

– Иду, – ответила Юлия, забыв о своих личных заботах.

Цезарь убит, Марк в опасности, а она, вероятно, беременна. Но если Ливия выставляет Палладу, все весталки должны присоединиться к ней и продемонстрировать свое единство.

Юлия покинула свои апартаменты и направилась в храм.

Старый и полуразрушенный амбар па краю Субуры использовался, в основном, как склад для зерна в годы обильных урожаев. Марк, надев простую шерстяную тунику и галльский плащ с капюшоном, чтобы не так бросаться в глаза, прошел по улице, ведущей к амбару, стараясь ничем не привлекать к себе внимание; иногда останавливался под навесами крылец или прятался в дверных проемах. Он шел с большими предосторожностями, избегая шумных толп народа, заполнявших улицы и выкрикивающих ругательства и грозящих зажженными факелами. Невозможно было определить, кто за, а кто против Цезаря или колеблется между теми и другими. Ему только было ясно, что если его узнают, то схватят или вовлекут в драку, но ему предстояла ответственная встреча.

У дверей амбара, со стороны улицы, стоял одетый в простую одежду Септим и ждал его. Увидев Марка, сделал ему знак следовать за ним. В переулке, довольно далеко от шумной и бурлящей толпы, обернулся к нему.

– Там есть черный ход.

Обнаружив его, друзья вошли внутрь, предварительно убедившись, что за ними никто не следит. Уже у двери были слышны голоса. После яркого солнца их глаза не сразу привыкли к темноте пахнущего плесенью амбара. В полосках света, проникавших сквозь щели, вился рой мошкары, на полу лежал толстый слой соломы.

– Послушайте, надо вырезать их черные сердца, – свирепо говорил Тиберий, сжимая руки в кулаки. – И первым должен понести суровое наказание Брут.

Марк Антоний, одетый как простой крестьянин, с темной челкой волос и висками, посеребренными сединой, устало кивнул друзьям при их появлении.

– По пути сюда ничего не произошло? – спросил он Марка.

Марк покачал головой.

– Они заслуживают того же, что сделали с Цезарем, – добавил Тиберий.

Марк взглянул на него, не уверенный, сможет ли Тиберий контролировать своп поступки и использовать гнев во благо, так как, будучи храбрым, отличался необузданностью, когда дело касалось мести; ему следовало бы сдерживать свои чувства и больше думать, как это пытался делать Марк. Если все сторонники Цезаря выбегут сейчас на улицу с обнаженными мечами, им не продержаться долго против распоясавшейся толпы, грабящей и поджигающей все подряд. Тогда можно заранее сказать, что победу одержит Брут.

– Чтобы убить, их сначала надо найти, – с негодованием произнес Лепид. – Все они попрятались, как трусливые негодяи.

– «Такова участь тирана», – кричали они, убивая Цезаря, – тихо добавил Антоний. – Рассчитывали, что их будут приветствовать как спасителей республики. После же злодейского убийства сенаторы обратились в бегство, что явилось для них неожиданностью, а сейчас боятся, что мы придем за ними.

– И придем, – твердо заявил Тиберий. Антоний поднял руку.

– Нужно обдумать, что лучше для блага страны: я жажду мести так же, как и ты; они специально задержали меня в дверях разговорами, чтобы Цезарь оказался один. Но мы не должны вовлечь страну в еще одну гражданскую войну – задача в том, чтобы контролировать правительство и одновременно добиться, чтобы Брут и остальные ответили за свое преступление.

– Надо обратить гнев народа против убийц, – впервые заговорил Марк.

Антоний внимательно посмотрел на него.

– Как и мы все, народ любил Цезаря. Стоит напомнить людям, как Цезарь их любил, сколько реформ провел ради их блага, не забывал делиться с ним захваченными военными трофеями во время триумфов, назначал пособия, устраивал празднества за счет казны. Антоний, тебя поддержат также легионы, расквартированные в Риме. После испанской кампании мы все получили по двести пятьдесят золотых монет и новую ферму. Помнишь? Против этих фактов поблекнут напыщенные речи и бред Кассия и Брута но поводу пурпурных одеяний Цезаря, золоченых тронов и лавровых венков.

– Если бы Октавиан был здесь, – вздохнул Септим. – Если бы смогли убедить, что племянник Цезаря одобряет наши цели, многие из тех, кто колеблется, перешли бы на нашу сторону.

– Его нет в Риме – направился с молодыми рекрутами в Аполлонию, – коротко заметил Антоний. – Надо действовать без него и надеяться, что он вернется сюда живым.

– Они оставили его лежащим на полу зала Ассамблеи, – прошептал Тиберий. – Истекающего кровью и умирающего – никого рядом не было. Когда, наконец, три мальчика-раба понесли его в паланкине домой, одна свисавшая безжизненная рука волочилась по земле.

Марк закрыл глаза, стараясь не думать об этом. Было ясно, что Тиберий повторяет ужасные детали смерти императора, чтобы разжечь ярче огонь ненависти.

– Если мы одержим верх, сделаю все, чтобы эти рабы получили в награду свободу.

– Цезарь на улице получил от Артемидора записку, предупреждающую об опасности, но у императора не было времени прочитать ее. Ее нашли среди бумаг Цезаря после смерти.

– Таких предупреждений было много, – ответил Марк. – Но он игнорировал их, так и продолжал ходить без охраны, хотя знал, что против него ежедневно плетутся заговоры, – казалось, устал от всех предосторожностей, хотел испытать судьбу и узнать, благоволит ли она к нему.

– Каска утверждал, что Цезарь беззаботен, потому что считает себя богом, – мрачно заметил Лепид.

– Каска! – взорвался Тиберий. – Сам придушу этого старого негодяя – посмотрим, как его белоснежные одежды обовьются вокруг шеи.

Марк опустил глаза, с беспокойством подумав о Юлии и надеясь, что статус весталки защитит ее, независимо, что произойдет с дедом. Как ему встретиться с ней? По приказу Антония весталки уединились в храме.

– Тиллий Цимбр, этот подонок, сделал вид, что хочет задать Цезарю вопрос, а затем, схватив его за плечи, держал, пока другие наносили удары, словно мясники, – мрачно продолжал Тиберий.

– Тилий всегда был безмозглым пресмыкающимся, – с негодованием произнес Антоний. – Появится на поверхности, когда все закончится и станет утверждать, что был в Капуе, когда все это случилось.

– Я знаю, что он был там, и не забуду этого, – тихо произнес Тиберий. – Врач Антистий, производивший посмертный осмотр, сказал, что ни одна из нанесенных ран не была смертельной, кроме второй в грудь. И все же там было так много крови, что рабы до сих пор моют полы зала Ассамблеи. Эти мясники кромсали его безжалостно, пока он не упал, – губы его твердо сжались. – Я сам представлю его паромщику.[34] Антоний поднял руку.

– Достаточно, Тиберий. Этим ты не поможешь делу Цезаря. Мы должны действовать так, чтобы сохранить то, что он оставил нам. Считаю, Корва прав: надо воззвать к чувствам граждан Рима, которые уже поднялись, и, кажется, толпы, в основном, оплакивают Цезаря. Думаю, смогу их чуть подтолкнуть, и они выполнят нашу работу.

– Что ты имеешь в виду? – задал вопрос Лепид.

– Произнося речь на похоронах, напомню гражданам Рима, что Цезарь был их другом. Если обстановка для убийц станет… неблагоприятной… нам не придется даже пошевелить пальцем. Все они крысы, и разбегутся, покидая тонущий корабль.

– А мне хочется пошевелить пальцем, – закричал Тиберий. – Сам размозжу их головы!

– Ты будешь делать то, что приказываю я! – грубо оборвал его Антоний тоном, не допускающим возражений.

Тиберий молча уставился на него, остальные обменялись тревожными взглядами: Антоний, как самый старший по военному званию, без сомнений, возьмет на себя командование, но Тиберий в гневе бывал неуправляем.

Молчание затянулось, и все ждали, что будет дальше.

Наконец Тиберий отвел взгляд в сторону, выражение его лица свидетельствовало о том, что ему это не нравится, но вынужден подчиниться.

– Мы должны поступиться своим личным желанием отомстить ради достижения более высших целей, – убеждал Антоний, опытный и непревзойденный стратег, смягчив тон. – Моей первой задачей как консула будет созыв сената, который гораздо труднее убедить, чем народ, – ведь сенаторы открыто высказывали недовольство Цезарем, поэтому убийцы и посчитали, что их наградят, если они убьют его. Правильно?

Марк кивнул. Все смотрели па Антония, ожидая инструкций.

– В сенате встречусь с оппозицией, постараюсь привлечь их на свою сторону. Инстинкт самосохранения – главное чувство большинства людей: Цезарь прямо назначал большинство сенаторов или рекомендовал их избрать, тем самым оказывал влияние и контролировал; если они согласятся, что все эдикты Цезаря недействительны, потеряют свои места и, наверняка, не захотят новых выборов, так как со смертью Цезаря не получат никакой гарантии, что за них снова проголосуют. Не так ли?

Марк, опытный воин и искусный стратег, всегда восхищался Антонием, изумляясь изворотливостью его ума и талантом политика, ничуть не уступающими самому Цезарю.

Цезарь убит, но дело его еще может победить.

– А теперь послушайте меня, – Антоний поставил ногу на ящик, опираясь на колено, – сейчас мы предпримем вот что.

Ларвия, попрощавшись с цеховым мастером гильдии кожевников, вдруг услышала на улице крики взволнованной толпы. Вчера она провела день в мастерских кожевников на празднике богини Минервы, а сегодня утром вернулась, чтобы подписать попечительские книги, завершить финансовый год гильдии. Выйдя из мастерской, увидела бежавшего через форум[35] обезумевшего человека, вне себя от гнева.

– Цезарь мертв! Цезарь убит! – громко кричал он. – Сегодня утром в Сенате!

Ларвия молча смотрела на него, решив, что, возможно, человек сошел с ума. Вериг, стоявший рядом с входом в мастерскую, подошел к Ларвии.

– Что происходит, госпожа Сеяна? – спросил цеховой мастер, выходя на улицу.

– Этот сумасшедший кричит, что Цезарь мертв, – объяснила Ларвия.

Цеховой мастер уронил бухгалтерскую книгу, бросился к бегущему и схватил его за руку.

– Это правда? – угрожающе потребовал он ответа.

– Правда, правда! – ответил человек. – У Капитолия собралась толпа и двинулась на курию громить ее.

– Кто, – задала вопрос Ларвия. – это сделал?

– Брут, Кассий и старый Каска, – ответил посланник. – Они набросились на него все одновременно с ножами, чтобы разделить вину. О-о, отец нашей страны мертв! – он вырвал руку и побежал дальше, продолжая кричать.

Ларвия словно приросла к земле, не в силах сдвинуться с места, что-то тихо пробормотав, Вериг стал с нею рядом. На другом конце форума появилась толпа – шум нарастал. Они одновременно взглянули в том направлении и увидели несколько сотен людей, бушующих и яростных: некоторые кричали, другие потрясали кулаками, многие несли свечи, хотя было светло.

– Нужно убираться отсюда как можно скорее, – тихо предложил Вериг, потянув Ларвию в другом направлении.

– Ты слышал, что он сказал? – прошептала Ларвия. – Мой дед убил Цезаря.

– Слышал, – ответил Вериг, с беспокойством ища, где можно укрыться, но рядом такого места не было.

– Он знал, – пробормотала Ларвия. – Уже в тот вечер, когда приходил ко мне и советовал забрать деньги из банков. Задумал это убийство уже давно!

– Сейчас это не имеет значения, – Вериг с беспокойством оглянулся на приближающуюся толпу. – Нужно как можно быстрее добраться домой, – он оглянулся на носильщиков: – Спрячьте носилки за этой лавкой.

Ларвия недоуменно посмотрела на него.

– На паланкине герб, – объяснил он. – Если эти люди за Цезаря, то, поверь, не станут приветствовать родственников убийц.

Ларвия в ужасе закрыла глаза, телохранитель потянул ее за собой, обессиленную и растерянную.

Рабы-носильщики, совсем еще мальчики, побежали за ними, срывая с себя пояса с гербом дома Сеяна и отбрасывая их подальше.

В конце улицы они наткнулись еще на одну толпу, появившуюся из-за угла. Вериг резко повернул в переулок, крепко держа Ларвию за руку.

– Как быстрее всего добраться до Палатинского холма? – задыхаясь, спросил он носильщиков.

Один из мальчиков указал, в какую сторону нужно бежать, и Вериг вытолкнул его вперед.

– Беги и показывай дорогу, – приказал он, и мальчик вместе с остальными рабами помчались вперед. Вериг и Ларвия молча устремились за ними. Один из ее сандалий порвался, и она, быстро сбросив его с ноги, продолжала бежать, придерживая тунику.

Мальчик, повернув налево, обогнул плетеные корзины с мусором, которые должны были вечером забрать сборщики мусора, оказался между двумя зданиями – отсюда вдали, на Палатинском холме, виднелся их дом.

Вериг крепко держал Ларвию за руку, не волнуясь, видит их кто-нибудь или нет.

– Быстрее, – торопил он. – В доме вы будете в безопасности – никто еще вас не узнал. – И потащил Ларвию за собой, но вдруг резко остановился.

Из дверей дома на противоположной стороне улицы вышли три человека – они заметили Ларвию.

– Она из семьи Сеяна! – закричал один из них. – Внучка Каски!

Все трое, повернувшись, двинулись на Верига, Ларвию и мальчиков-рабов, оценивая, что им может противостоять только один из них.

Вериг, закрыв собою Ларвию, не стал ждать, когда па него нападут: бросился вперед и сильно ударил одного из троих в живот, от боли он скорчился и рухнул на землю; быстро развернувшись, нанес следующий удар в пах второму, подставив ему подножку: третьего, напавшего со спины, перебросил через голову, тот, ударившись о землю, попытался подняться, но получил по челюсти.

Все трое нападавших еще несколько секунд шевелились, стонали, а затем затихли.

Вериг стоял над ними, тяжело дыша. Хозяйка и мальчики-рабы изумленно смотрели на него, открыв рты, не произнося ни слова: Ларвия никогда не видела таких мощных и стремительных ударов – все закончилось в мгновение ока.

Вериг снова схватил Ларвию за руку и потащил за собой.

– Пошли, могут появиться другие. Нужно быстрее добраться до дома.

Они побежали вверх по холму, опережая нарастающий шум толпы. Ларвия споткнулась – было неудобно бежать в одной сандалии. Не замедляя бега, Вериг подхватил ее на руки и остальную часть пути нес ее на руках.

Открыл им дверь Нестор, ни слова не говоря, они промчались мимо него. Слуга наблюдал, как Вериг, схватив кочергу у камина, заложил ею дверь, затем бросился в гостиную, откуда через узкое окно открывался вид на спуск к форуму.

– На холме никого не видно, – сообщил он Ларвии, которая не отставала от него, без сил рухнула в его руки. Он крепко прижал ее к себе, поглаживая волосы. Оглянувшись, Вериг заметил, как Нестор и двое носильщиков в недоумении наблюдают за ними.

Ларвия, оглядевшись вокруг, обратилась к слугам.

– Хорошо. Мы сейчас в безопасности, но Цезарь убит, и можно ожидать мести за его убийство, поскольку дед замешан в этом. Нестор, запри и закрой на засов все остальные двери, Като и Домиций, станьте па страже у окоп со стороны галереи и дайте мне знать в случае опасности. А теперь можете идти.

Когда слуги ушли, Ларвия закрыла за ними дверь.

– Они видели нас. Вериг кивнул.

– Знаю, но сейчас это не самое главное. Слух, что Каска – участник убийства, распространится быстро. Тебе нельзя появляться в городе, нужно оставаться в доме, пока не выясним, кто из них одержал победу.

Ларвия вздохнула, пытаясь все осмыслить, – за такое короткое время произошло столько событий.

– Собиралась покинуть Рим сразу же после того, как сообщу сестре, куда мы отправляемся.

Он сел на диван, и она опустилась ему на колени, поджав, как ребенок, ноги. Вериг заметил, что они покрыты ссадинами.

– Схожу к Юлии, но ты оставайся в доме, Ларвия. Не рискуй – эти люди сошли с ума. Мне приходилось видеть толпы и раньше: совершенно благоразумные люди, увлеченные безумием толпы, способны на неслыханные зверства.

Ларвия содрогнулась.

– Можешь не убеждать меня, – разве не видела выражений лиц тех троих, напавших на нас? Слепая ненависть, а ведь они даже не знают меня!

– Знают, что твой дед убил Цезаря, – и этого достаточно.

Ларвия уронила голову ему на плечо.

– Каска давно задумал это, даже не вспомнив про Юлию и меня. Его зависть к Цезарю заслоняла все, она давно съедала его: Цезарь умен, привлекателен, пользовался любовью народа; дед, не обладая пи одним из этих качеств, имел только деньги, но этого ему казалось мало.

– Цезарь – жесток и аморален, демонстрировал свою доброту и милосердие только после того, как достиг целей, не надо делать из него героя после смерти, – бесстрастно ответил Вериг.

Ларвия посмотрела на него и провела пальцем по губам.

– Было бы наивно считать тебя его поклонником. Диктатор умел заставить народ идти за ним, и внушал к себе доверие, а Каска только и мог, что подкупать людей, когда хотел получить желаемое.

– Цезарь тоже использовал подкуп – в этом одна из причин его разногласий с сенатом.

– Он поссорился с сенатом, потому что разрешил таким галлам, как ты, занимать высокие посты, – усмехнулась Ларвия.

Вериг бросил на нее гневный взгляд.

– Это правда: позволил давать галлам гражданство, чтобы вместо римлян они представляли свою родину в сенате. Разве не слышал песенку, которую поют дети?

Вериг отрицательно покачал головой. Ларвия, приняв артистическую позу, запела:

Ларвия закончила петь, ожидая его реакции.

– Очень смешно, – заметил он.

– Мне нравятся твои брюки, – она провела рукой по его ноге. – Особенно, когда они снимаются, как в этой песне поется.

Ларвия наклонилась и поцеловала его, а он, обхватив рукой ее голову, погрузил пальцы в волосы и начал нежно целовать.

В дверь постучали и послышался голос Нестора.

– Госпожа, можно поговорить с вами?

Ларвия соскочила с колен Верига.

– На этот раз я его точно убью.

Ларвия схватила его за руку.

– Ты обещал оставить его в покое – у нас достаточно неприятностей, чтобы еще ссориться со слугами.

Вериг уступил. Ларвия подошла к двери и открыла ее.

– В чем дело, Нестор? – спросила она.

– Сенатор Гракх прислал со слугой сообщение, что только что на улице Сакра убит ваш родственник, поэт Гельвий Цинна[36] – толпа приняла его за брата Корнелия Цинну, который вчера произнес резкую речь против Цезаря. Сейчас она направилась к форуму, подняв на копье голову Гельвия. Сенатор предлагает вам оставаться в доме и не выпускать слуг.

У Ларвии сжалась сердце. Она кивнула головой.

– Дай слуге золотую монету за то, что пришел сюда, – сказала она Нестору. – И передай благодарность сенатору за предупреждение.

– Какое отношение имеет убитый к тебе? – задал вопрос Вериг, когда старый раб вышел из гостиной.

– Дальний родственник, – сказала Ларвия. – Какой ужас! Он никогда не интересовался политикой, его убили по ошибке: это Корнелий, его брат-близнец, состоял во фракции Каски. Очевидно, для толпы этого было достаточно.

– Как ты думаешь, твой дед может придти сюда? – осведомился Вериг.

Ларвия покачала головой.

– Нет. Он предвидел это. Сейчас где-нибудь затаился: деньги в безопасности, остается ждать, куда подует ветер.

– Какое оружие есть в доме?

– Оружие? – тихо переспросила Ларвия. Она никогда не задумывалась над этим.

– Должны же быть какие-нибудь лопаты, острые инструменты, топоры, садовые инструменты, если нет ничего другого. Надо заточить их и раздать рабам для защиты.

Она посмотрела на него широко открытыми глазами.

– Неужели ты думаешь, что может дойти до этого? – прошептала она.

– Не знаю, но следует быть готовыми. Скажи Нестору, чтобы дал мне ключи от садового сарая.

– Хорошо, – она взяла его руку и прижала к своей щеке. – Должно быть, ты жалеешь, что встретил меня. Посмотри только, во что я тебя втянула.

Он опустил голову и поцеловал ее пальцы.

– Счастлив быть здесь, с тобой, чем царем Галлии без тебя.

– Неужели это правда?

– Правда. А теперь пошли и осмотрим инструменты.

Ларвия вышла из гостиной следом за ним.

В течение нескольких дней Рим исторгал ярость, и большинство граждан старались не выходить из дома, держа двери на запорах. Марку Антонию удалось созвать чрезвычайную сессию сената, но большинство сенаторов, хотя не одобряли убийства Цезаря, все же продолжали осуждать его, называя тираном. Готовый к такой реакции, он ответил, что если Цезарь – тиран, то все его эдикты подлежат отмене и сенаторы, им назначенные, должны уйти в отставку. Столкнувшись с перспективой новых выборов, они, единодушно, поднялись и объявили протест – Антоний тут же предложил компромисс: он не станет мстить за Цезаря, и убийц не будут преследовать, если сенат признает и подтвердит все эдикты и декреты Цезаря, поскольку продолжение политики Цезаря будет способствовать будущему процветанию народа.

Компромисс был принят.

Марк, Тиберий и Септим стояли в атрии сената, наблюдая, как Марк Антоний проводит в жизнь первую часть своего плана – военным не разрешалось входить в зал ассамблей, поскольку их должности не были выборными, а пользовались правом входить в курию только в том случае, если их туда приглашали. Но находясь рядом с входом в зал, они могли слышать все.

– Все идет, как он предсказывал, – прокомментировал Септим.

– Его учитель многому научил его, – сухо заметил Тиберий. – Цезарь не умрет, пока будет он жить – точная копия оригинала.

– Сейчас он заговорит о завещании, – добавил Септим.

Антонин поднял руку, ожидая, пока перестанут шуметь одетые в белые тоги сенаторы, – зал стих, все смотрели на него.

– По просьбе Луция Пизона, отца жены Цезаря – Кальпурнии, обращаюсь к вам за разрешением получить у Верховной Жрицы-весталки завещание императора, чтобы обнародовать его и успокоить граждан.

По рядам сенаторов прошел ропот. Септим бросил косой взгляд на Марка – это грозило опасностью, поскольку содержание завещания могло быть противоречивым.

– Мы не хотим, чтобы граждане Рима подумали, что мы скрываем последнюю волю Цезаря, – хитро добавил Антоний.

Сенаторы в замешательстве переглядывались. Марк улыбнулся – все знали, что, но обычаю, известные общественные деятели делали посмертные дары народу. Если сенат откажется проголосовать за обнародование завещания Цезаря, то граждане Рима сочтут себя обманутыми.

Это предложение тоже было принято.

– Пока все идет хорошо, – тихо проговорил Антоний, присоединяясь к ожидавшим его военным. – А теперь нужно получить завещание, пока они вдруг не передумали.

И все вместе покинули здание сената.

Юлия ходила взад и вперед по комнате, не обращая внимания на Марго, повторявшую ее маршрут с блюдом фруктов, уговаривая что-нибудь съесть.

– Пожалуйста, съешь что-нибудь, – говорила служанка. – Ты уже три дня подряд отказываешься завтракать и худеешь с каждым днем.

Юлия, взяв кусочек яблока, засунула его в рот, – тревога не покидала ее.

Антоний скоро придет в атрий вскрыть завещание Цезаря, и она молила бога, чтобы Марк был с ним. Сегодня утром появлялся Вериг с запиской от Ларвии – сестра обещала нанести ей визит на следующий день, но о Марке ничего не говорилось.

– Почему ты так нервничаешь? – удивилась Марго. – Страсти почти улеглись: Антоний держит правительство в руках, сенат проголосовал за продолжение политики Цезаря, твоего деда не будут преследовать за убийство – тебе можно улыбаться.

– Неизвестно содержание завещания, – объяснила Юлия, стараясь скрыть настоящую причину ее волнений.

– Скоро вы все узнаете – Ливия собирается созвать весталок на вскрытие и оглашение завещания, как свидетелей доказательства, что оно не изменялось.

Юлия кивнула. Данута ей уже сообщила об этом. Именно поэтому она и волновалась.

– Отправляйся в протокольную комнату, – посоветовала Марго. – Гонец сообщил, что Антоний уже в пути.

Покинув свои апартаменты, Юлия направилась в комнату, где должна состояться передача завещания, встретив Юнию Дистанию, с которой они вместе продолжили путь. В протокольной комнате с Ливией Версалией уже находились Антоний, Марк и Тиберий Германик.

Юлия с облегчением вздохнула: не смея спрашивать о Марке, ничего не знала о нем и не была уверена, как складываются его дела.

Их взгляды встретились, и она быстро отвернулась – все его чувства отражались на его лице.

– Можно начинать? – спросила Ливия, и все вошли в протокольную комнату. В присутствии всех, отыскав свиток пергамента на полке, вскрыла восковую печать и вручила его Марку Антонию.

Он, развернув пергамент, быстро пробежал глазами содержание завещания и затем сказал:

– Есть разрешение Сената зачитать завещание перед народом.

Ливня склонила голову.

– Можно его взять с собой? – спросил он.

Она кивнула.

– У нас хранятся две копии. Пожалуйста, распишитесь в регистрационном журнале.

Антоний расписался там, где указала Ливия. Его соратники сделали то же самое.

– Я зачитаю завещание на ступенях храма во время похорон, – сказал Антоний, сжимая в руке завещание. – Вы и ваши жрицы будете сопровождать меня?

Ливия кивнула, и небольшая группа женщин в одеяниях шафранового цвета последовала за Антонием и двумя центурионами. Консул и его спутники прошли через зал храма к главному выходу. Юлия старалась не отставать от мужчин, пока все не вышли на освещенную ярким солнцем лестницу храма. Она остановилась позади Марка так близко, что могла бы коснуться его, но вокруг было слишком много глаз. Антоний начал свою речь, а Юлия не спускала глаз с широкой спины Марка.

На площади перед храмом собралась огромная толпа, узнавшая о похоронах по объявлениям на форуме.

Согласно последним изменениям завещания, своим главным наследником Цезарь назначил племянника Октавиана. Сады вдоль Тибра передавались гражданам Рима для использования их как парка. Вторым наследником назначался Брут, один из его убийц. При упоминании этого пункта завещания в толпе поднялся ропот.

– Граждане Рима пришли на форум в последний раз взглянуть на своего преданного погибшего друга, – закончил речь Антоний, давая знак толпе приблизиться к гробу, готовому для кремации. Когда парод зашумел, как разбуженный улей, и стал проталкиваться вперед к похоронным носилкам из слоновой кости, приготовленных для жертвоприношения, Марк обернулся к Юлии.

– Как ты себя чувствуешь? – быстро спросил он. Она собралась ответить, но отвела от него взгляд, услышав за собой голос Ливии.

– Ты идешь, Юлия Розальба?

Юлия бросила отчаянный взгляд на Марка и покорно повернулась к Ливии.

– Иду, – ответила она.

Сделав безуспешную попытку поговорить с Юлией, Марк стал спускаться вниз по лестнице.

Чуть отстав, весталки последовали за толпой. Антоний продолжил похоронную речь, напомнив народу о том, что сенаторы давали клятву заботиться о безопасности Цезаря, и перечислил все почести и награды, которыми он удостоил умершего; говорил о его победах, любви и заботе о государстве, а так же о вероломстве убийц, постепенно разжигая гнев слушателей. К тому времени, когда он показал разрезы на окровавленной одежде Цезаря, толпа уже ревела.

Разгневанные люди напирали, цепь солдат сдерживала их перед гробом, уже подожженным магистратами. Некоторые из них, найдя палки, подожгли их в погребальном огне и бросились бежать, намереваясь поджечь дома убийц. Толпа устремилась за ними, спотыкаясь, падая и толкаясь, охваченная жаждой разрушения.

Встревоженный происходившим, Марк подбежал к Ливии.

– Следуйте за мной, я дам вашим женщинам охрану. Весталки быстро направились за ним к лестнице храма. Марк шел с обнаженным мечом, открыл двери храма и впустил всех внутрь. Когда Юлия проходила мимо него, он тихо произнес:

– Береги себя. Я что-нибудь придумаю.

Юлии хотелось остановиться, но она довольствовалась тем, что посмотрела в его темные глаза долгим любящим взглядом, а затем поспешила за остальными.

К вечеру все было кончено – дома Брута и Кассия сгорели дотла, зал заседания сената разрушен, убийцы бежали из города. Погребальный костер все еще горел на форуме, отбрасывая оранжевые блики на соседние здания. Слухи о происходящем в городе проникали в и храм, и Марго фонтаном извергала самые невероятные сплетни. Сейчас, когда реальная опасность миновала, она была рада любому лакомому кусочку, словно щенок объедкам.

– А дом Брута все еще тлеет, – удовлетворенно сообщила она. – Ничего от него ни осталось, кроме кучи дымящих головешек. Это как раз то, чего он заслужил.

– А особняк моего деда?

– Слуги успели погасить пламя и спасти дом – в любом случае, Каска не являлся главным в этой шайке. После зачтения завещания весь гнев граждан сосредоточился на Бруте.

Юлия поднялась и вышла в зал, где прачка Цостия болтала с рабами кухни. Она вручила Юлии стопку чистого белья, продолжая разговор, как будто ее здесь и не было.

– И гладиаторы Брута напали на центуриона первой когорты, – рассказывала она. – Того самого, который присутствовал на вскрытии завещания, и забили его дубинками до смерти. Это случилось сегодня, после похорон, когда Брут пытался бежать…

Юлия больше ничего не слышала, ее взгляд затуманился, в ушах зашумело. Она быстро направилась в свои апартаменты, минуя снующих слуг. Марго замерла, взглянув на вошедшую весталку.

– Что случилось? – встревоженно спросила она. Глаза Юлии закатились, и девушка в глубоком обмороке упала на пол.