У Червленого яра

Глава XI. Воровка

Ночь выдалась, как назло, лунная, светлая. Внизу сквозь прибрежные камыши играла серебряными бликами Савала. На равнине в поседевшей от полумрака траве отчетливо проступали черные тени редких деревьев. Давно надо было спуститься к дощанику и отчалить, но как? Как, ежели враг продолжал рыскать где-то рядом, а путь к реке просматривался как на ладони? Ну почему весь день за шиворот лил дождь, а ночью ветер сдул тучи за окоем, словно их и не было?

— Подождем еще немного, — шепнул Миронег.

Он напрягал слух, пытаясь определить — есть ли засада поодаль или нет, но шорох растревоженных ветром деревьев из балки не давал ничего расслышать. Возможно, преследователи давно ушли, выискивая беглянку в иных местах, но звериное чутье подсказывало Миронегу, что не стоит торопиться. Лишь раз они с девчонкой чуть расползлись в стороны по своей надобности и снова птенцами уселись в колючее гнездо.

Если не потемнеет, останется надеяться только на утренний туман. В животе настойчиво урчало, вот только краюха хлеба да крынка с простоквашей остались сиротливо лежать где-то под скамьей дощаника. Эх, сейчас бы не помешали.

— Вот, — девчонка всунула в руку Миронегу небольшой сухарик, видно очень уж громко бурчало голодное брюхо.

— Благодарствую, — осторожно захрустел лакомством бортник.

И снова мучительное ожидание и тишина. А, может, вернуться по оврагу вниз в балку и сделать крюк? Туда лунный свет не проникает, чернота плотная, надежная, но как же обидно всю ночь плутать, спотыкаясь о коряги, когда до спасительной лодочки рукой подать.

— У-у-у, — на противоположном гребне зловеще завыл волк.

И ответом ему стал отрывистый лай собак, выдавших охотников –враги засели как раз у реки. Может, и лодку нашли, лопают сейчас, злыдни, Мирошкину малину да ждут, когда добыча сама на них выйдет.

— Придется пешими пробираться, — поднялся Миронег. — По гребню пойдем, потом спустимся и все по лесу.

Девчонка согласно кивнула, а куда ей теперь деваться. Стараясь не шуметь, беглецы начали красться в тени высокой травы, уходя все дальше, дальше и дальше. Только выйдя к дубраве, Миронег распрямился в полный рост, выдыхая.

— Так как тебя звать-то? — начал выпытывать он у девчонки.

— Усладой, — тихо отозвалась та.

— Как? — хохотнул Миронег.

— Усладой, — уловив его насмешку, обиженно буркнула девчонка.

— А дед тебе тот кем доводился?

— Дядькой, — всхлипнула Услада, сразу раскисая. — Нельзя ли вернуться, погрести его, молитву над могилой прочесть? Недобро, что его волки съедят.

— Главное, чтоб душа на небо попала, а то все пустое, — мягче проговорил Миронег. — Возвращаться нельзя, рядом с ним ляжем. Ну, сказывай, как дело было?

— Какое дело? — сделала вид, что не поняла девчонка.

— Что вы тут с дядюшкой делаете? Родители твои где?

— Сирота я, давно уж, — из двух вопросов Услада выбрала самый простенький.

«Что ящерица из рук», — прищуриваясь, рассматривал Миронег освещенный луной курносый профиль.

— Так куда шли-то с дядькой?

— К Хопру куда-то, — неуверенно проговорила Услада.

— Ты что ж, не знаешь, куда тебя вели? — история выходила все мутнее и мутнее.

— Знала, но забыла. Я в прозваниях путаюсь.

— Да ну?

— Да и зачем мне знать, я сама все равно дойти не смогу, — добавила Услада, вздыхая.

— Ладно, по-другому спросим, — проявил ангельское терпение Миронег. — Зачем вам на Хопер?

Девчонка затихла, словно раздумывая, а потом выдала:

— Родня у нас там, жить в вервь приглашали. На Хопре сытно, говорят.

— А как родню звать, я там всех знаю? — схитрил Миронег.

И снова молчание.

— Дальняя родня, — подбирая слова, наконец заговорила Услада, — я их и не видела никогда, то дядькины сродники, по жене покойной.

«Врет нескладно, но старается. Научится со временем».

— А эти, что за вами гнались, кто ж? — решил Миронег зайти с другого конца.

— Не знаю, на дороге нас встретили и давай за нами гнаться, а мы бежать.

— Даже любопытно, и где ж здесь дорога, на которой вас могли встретить, — хмыкнул Миронег.

— Там, где-то, — указала назад Услада.

— И ты их даже и не знаешь?

— Нет.

— И почему за тебя горсть серебра предлагали, тоже не ведаешь?

— Нет.

— Так к Ингварю тебя вести? — захлопнул словесную западню Миронег.

— К какому Ингварю? — дрогнувшим голосом спросила девчонка.

— Значит так, — резко остановился бортник, — я из-за тебя чуть Богу душу сегодня не отдал, лучший топор потерял, дощаник добрый прозевал, я уж не говорю, что туеса не мои были, у Елицы одолжил, теперь за них плешь проест.

— А что ж ты свои не сплел? — неожиданно выдала девка.

— Кто эти люди, и зачем за вами гнались?! — рявкнул Миронег. — И почему тебе к князю Ингварю надобно? Тебе же к нему надобно?

— Не знаю я никакого Ингваря, и мне к нему не надобно, — простонала Услада.

— А вот дед перед смертью сказал, что именно туда и надобно тебя свести, то как?

Услада снова притихла.

— И воины случайно на вас набрели? А теперь стерегут из-за прелестей твоих?

Да как же с ней тяжело! Вообще с бабами тяжко, одна маета.

— Что им от тебя надобно? — с напором произнес Миронег. — Почему я вообще тебе помогать должен, ежели ты даже объяснить ничего не желаешь?

— Они думают, что я воровка, — сухо проговорила Услада.

— И что укра-ала? — недоверчиво протянул Миронег.

— Ничего я не крала! Да я никогда чужого не брала, — с жаром проговорила Услада. — Просто у княжны бусы пропали, а у меня такие же, но я не брала, это мои.

— Бусы из горючего камня? — вспомнил смоляные камешки Миронег.

— Да.

— Ежели не крала, так откуда у тебя взялись? — Миронег поднял ветку, чтобы пропустить девчонку и сам нырнул в гущу орешника.

Где-то здесь был ручей, надобно по дну пройтись, запах сбить. Бортник втянул носом, пытаясь почувствовать свежесть воды.

— Мне жених подарил, — совсем тихо проговорила Услада.

— И где ж тот жених, почему не вступился за тебя?

— Бог его прибрал, — сдавленно всхлипнула девчонка.

Ой, разревется сейчас. Довел. А что делать-то?

— Княжну как звать? — отвел от грустных воспоминаний Миронег.

— Предслава, Изяслава Пронского сестра. А дядюшка Военег сказал, что никто разбираться не станет, бежать надобно. Мы и побежали, а за нами другого брата княжны, Глеба, люди погнались. А мы все шли и шли, шли и шли. А есть хотелось, а мы в весь одну забрели, хлебушка купить, а селяне нас видать и выдали, потому что дядюшка Военег погоню почуял. Да мы на лодочке по Цне поплыли, а потом все лесом, да думали, что оторвались. А они нас у переволоки ловить. А мы снова бежали, — Услада начала рыдать.

— Ну-ну, чего теперь реветь? — осторожно коснулся девичьего плеча Миронег. — Теперь понятно, зачем дядька твой тебя под крыло Ингваря вел, братцы двоюродные-то не ладят, авось укроет.

Услада согласно кивнула. Так-то, конечно, складно, но, чтобы из-за бус столько суеты? Хотя кто их знает, говорят Володимиричи упертые. И что теперь делать? Появляться пред очами Ингваря Миронегу совсем не хотелось, а ну как узнает? Хотя, ежели бы узнал, наверное, его отроки уж наведались бы на пасеку. Несколько седмиц Миронег ночевал в шалаше поодаль от усадьбы, чтобы не быть застигнутым врасплох, но никто не появился, и бедовый бортник вернулся в любимую землянку. А все ж пред очи грозного князя озорнику совсем не хотелось, может, чуть позже, как подзабудется.

— Я тебя сейчас к Ингварю не поведу, — предупредил Миронег. — Мне мед сбирать надо, запасы на зиму делать, жито прикупить. Опять же козы, куда их бросать, раньше зимы не вырвусь. Ежели тебе спешно надобно, то, как из Большой верви к Вороножу соберутся, то с нашими смогу пристроить, они доведут до стольного града Ингварева.

— Мне спешно не надобно, — отозвалась Услада, — совсем не надобно. Я теперь вообще не знаю, куда мне надобно, — и она заревела, вздрагивая щуплым тельцем. — Пропала я. Нет меня.

— Чего это нет? Не гневи Бога. Вот идешь — жива-здорова.

— А дальше что?

— Сначала выбраться из западни нужно, а там уж поглядим.

И Миронег решительно зашагал меж могучих дубов. Девчонка побрела за ним. Лес становился только гуще. Другой бы заплутал, но бортник был своим лесным жителем, его не собьешь. Вот и ручей. Беглецы разулись и, обжигая ноги ледяной водой, прошли несколько десятков шагов, потом, обтерев мокрые ступни травой, отправились дальше.

— Чего опять молчишь? — кинул спутнице через плечо Миронег, заскучав.

— А чего говорить? — отозвалась Услада.

— Ну, хотя бы спроси, как маня прозывают, — с легкой обидой проговорил он.

— Как тебя, муж добрый, прозывают? — вежливо обратилась девчонка.

— Миронегом, а во Христе Мироном нарекли, так вот. Бортник я, –добавил он не без гордости.

— А куда мы идем?

— К дому, усадьба у меня в лесу, а потом в вервь тебя пристрою, негоже девке с мужем в одной избе быть.

— А твоя жена браниться не будет, что ты меня приведешь? Елица, то жена твоя али сестрица? — начала сыпать вопросами осмелевшая Услада.

— Не женат я, — кашлянул Миронег.

— Почему? — удивленно выдохнула девка.

— То не твое дело, — огрызнулся Миронег. — Елица, то жена моего дружка. Пошли уже. Трещишь, что сорока.

— То спрашивай, то трещишь, — фыркнула Услада и упрямо затихла.

«С характером, а на вид тихоня. Ой, чую, рванула она эти бусы у раззявы-княжны, а по-другому с чего бы так далеко за ней ватажникам бежать? Дойдем, чего поценнее припрятать надобно, мало ли чего».