Удержать любой ценой (Джей Эл Бек и Моника Корвин) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 2)

Или так будет в будущем. Я кладу пальцы на все еще плоский живот. В какой-то момент мне придется поговорить с доктором, которого Адриан где-то здесь держит в шкафу. Хуже того... я должна рассказать Адриану и столкнуться с яростью, которую он низвергнет на меня. Не похоже, что у меня есть выбор.

Я оглядываюсь через плечо и смотрю на часы – уродливую декоративную вещицу, которая мне никогда не нравилась. Жаль, что он не разбил их в приступе.

Сейчас раннее утро. Словно в напоминание слышу, как громко урчит живот. Вскоре мне придется устроить вылазку и найти что-то поесть. А пока что я хочу лишь лежать в постели и наслаждаться теплом его тела, которое осталось после. Его запахом. Ощущением его обнаженной кожи против моей.

Меня бьет дрожь, и я переворачиваюсь на бок, чтобы взять постельное белье, валяющееся на полу. Когда я стряхиваю с него стекло и натягиваю на тело, от белья пахнет также пряным душистым ароматом, как и от Адриана. Боже, как я люблю этот запах. Я люблю его. Больше всего на свете.

Во мне ежится скользкое чувство вины. Я ушла, чтобы защитить Адриана и ребенка. Теперь у меня нет возможности уйти вновь, и мне придется верить в Адриана. Верить, что он сильнее, чем я полагала. Верить, что он - не монстр, о котором мне рассказывали, когда впервые встретила его. За все время брака я не видела ни намека на сказанного человека.

Упрямый ли Адриан? Темпераментный? Заносчивый? Конечно. Но он никогда не заставлял меня чувствовать себя неполноценной. Мне никогда не казалось, что он причиняет боль ради удовольствия.

Или я пытаюсь дать этому разумное объяснение из-за собственного страха? Не знаю.

Я скручиваю одеяла в комок и подкладываю под щеку, устраиваясь на подушке, чтобы еще немного подумать об этом. Как только я закрываю глаза, дверь спальни распахивается, ударяясь о стену с громким стуком.

Адриан входит в комнату в одном нижнем белье, не замечая стекло на полу.

Даже с учетом того, что на его красивом лице проступает гнев, он бесподобен.

Я поднимаюсь, позволяя одеялам упасть на колени.

— Осторожнее. Наступишь на стекло.

Единственным ответом Адриана служит сердитый взгляд. Затем он кидает что-то на кровать и упирается кулаками в постель по бокам от этого предмета.

Не уверена, должна ли я посмотреть на предмет или должна оставаться неподвижной и ждать, чтобы узнать, чем еще его огорчила.

— Что ты скажешь об этом?

Адриан выпрямляется и указывает на предмет.

В этот раз я натягиваю одеяла, чтобы получше рассмотреть, и сердце намертво замирает в груди. Покрывается льдом. Я уверена, что выгляжу такой же застывшей, как по ощущениям.

— Я...

Нет. Я не готова обсуждать это с ним. Я думала, у меня будет немного времени, чтобы подготовиться, понять, как сообщить Адриану об этом, чтобы он не вышвырнул меня или, того хуже, не убил собственными руками.

Хоть я никогда не чувствовала угрозы рядом с Адрианом, временами его настроение меняется со скоростью молнии. Что, если Адриан отреагирует, прежде чем подумает, и уже не сможет обернуть время вспять?

С трудом я сглатываю, пытаясь сказать что-нибудь еще, пока он не начал требовать ответа.

— Я... не знаю, что ты хочешь услышать.

— Правду. ― Его тон спокойный и монотонный, несмотря на напряженные плечи и пресс. — Я всегда хотел от тебя лишь правды, Валентина. Я думал, что дал вполне ясно это понять.

Адриан поднимает фото и кладет его лицевой стороной вниз на тумбочку. Я пытаюсь не дрожать, когда он забирается на кровать рядом со мной. Адриан протягивает руку, но я не могу позволить ему обнять меня, пока между нами все эти секреты.

Я отползаю назад так быстро, как только могу, в горле все еще стоят слова, которые мне нужно сказать.

— Я не могу... я не... — знаю, что этого недостаточно, даже близко недостаточно, чтобы объяснить ему хоть что-то.

У меня на глазах выступают слезы и катятся по щекам. Я сжимаю кулаки и отворачиваюсь; так чертовски надоело плакать. Кажется, это единственное, что мне хорошо удается.

— Валентина, — в гневе произносит Адриан.

Конечно, он ожидает от меня внимания и повиновения, но я не могу ему это дать. Я не могу ему в этом уступить, пока что нет. Нам требуется больше времени, чтобы все устаканилось... если вывалю на него все сейчас, это лишь ухудшит ситуацию.

Я дрожу и обхватываю руками талию, словно одной лишь силой воли могу уберечь себя.

— Ты можешь принять, что я скажу тебе правду, но не сейчас? — шепчу я. — Обещаю всё рассказать, но подожди немного, чтобы я смогла разобраться в происходящем.

Глупо просить Адриана о сострадании, это всё равно что просить океан перестать биться о берег.

— Валентина, — повторяет он более мягким тоном, благодаря чему по коже молниеносно проносится дрожь.

Я пытаюсь ещё немного отодвинуться, увеличить пространство – шириной в нашу огромную кровать – между нами, но он не позволяет. Адриан цепляется ладонями за мои руки, протаскивая по простыням к себе, пока я не ударяюсь ногами о пол на другой стороне кровати.

— Я уже говорил, что тебе от меня не сбежать. Ты не оставишь меня. И ты не закроешься от меня... во всех смыслах этого слова, — произносит Адриан, впиваясь пальцами в мои бицепсы.

Едва успевает пройти секунда, как я оказываюсь у него на коленях. Я обхватываю ногами его бёдра, прежде чем успеваю подумать, насколько плоха эта идея.

— Ты не посмеешь оттолкнуть меня... когда я сделал всё, о чём ты просила. Я выполнил свою часть сделки, теперь твоя очередь. Ты принадлежишь мне, — рычит Адриан. — Ты моя и только моя. Я имею право защищать тебя, оберегать, отдать кому-нибудь, если мне захочется. Помни это, ангел. Ты - моя. Продолжишь отталкивать меня, и я обязательно покажу тебе всю глубину приобретённой кровью ответственности.

Я с трудом сглатываю и опускаю подбородок.

— Что тебе от меня нужно?

Адриан поднимает пальцами моё лицо, чтобы посмотреть в глаза.

— Всё, Валентина Доубек, всё... и когда ты будешь думать, что отдала каждый сантиметр себя, я покажу, как много ты ещё можешь отдать. Как много я ещё могу забрать.

Я моргаю от силы его слов. Голос Адриана надрывается под конец, словно едва сдерживает себя.

Даже чувствуя угрозу, я идеально повторяю его позу, словно мне всегда суждено было быть именно здесь – расположившись прямо напротив него. Мы подходим друг другу, словно две части треснувшего и разбившегося целого.

Адриан скользит руками к спине, широко раздвигая пальцы, чтобы крепче прижать меня к себе. По крайней мере, в этой позе он не сможет без предупреждения причинить вреда ни ребенку, ни мне. Этого должно быть достаточно.

— Не знаю, с чего начать, — шепчу я, мой голос становится сильнее с каждым словом. — Начало уходит в прошлое дальше, чем тебе кажется.

— Не спеши. Никому из нас некуда идти. Расскажи мне всё, — приказывает он. И его тон – не что иное, как приказ. Мне не остается ничего другого, кроме как подчиниться.

Когда я начинаю, то стараюсь не дергаться.

— Когда я была маленькой, было не так плохо. Я имею в виду... когда мама была жива. Дома не было так ужасно. Даже отец не был таким ужасным человеком, каким ты его знал. Но всё изменилось, когда она умерла. Из него будто высосало всю человечность с её смертью. Хуже того, отец винил в этом меня, хотя я тоже угодила под взрыв. Я осталась в живых только потому, что мама толкнула меня под мебель, чтобы меня смогли спасти пожарные. В тот момент, когда они вручили меня отцу, я поняла, что он в одно мгновение обменял бы мою жизнь на ее.

В этом было нетяжело признаться. Ненависть отца ко мне не была секретом. Он знал это с момента нашей первой встречи, и ему не составит труда изучить факты моей жизни.

— Продолжай, — говорит Адриан.

Я двигаюсь на его коленях, но Адриан опускает руки к моей заднице, чтобы сильнее вдавить мои бедра в свои. В этой позе не особо удастся сконцентрироваться.

— В любом случае он потерял её, и я потеряла всё. С того момента моей единственной семьёй стала Роуз. Её мать умерла вместе с моей, и она стала жить с нами, поскольку её отец на тот момент уже был мёртв. Но это к делу не относится.

— К делу? В чём заключается суть?

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю.

— Помнишь историю, которую я тебе рассказала, о том, как я помогла отцу убить женщину? Когда я призналась в грехах, ты посчитал меня невиновной... сказав, что я была всего лишь ребенком и не могла нести ответственность за грехи отца.

Адриан тяжело сглатывает и кивает, несомненно, теперь он видит картину произошедшего. По крайней мере, понимает то, о чём я собираюсь признаться ему дальше.

— Я винила себя в смерти той женщины каждый день, как только поняла, что это было. Ты был первым человеком, который сказал мне, что это не моя вина. Я ценю это...

— Валентина... — предупреждает Адриан, крепко сжимая челюсть. — Перестань ходить вокруг да около и покончи с этим. Скажи это.

У меня дрожат руки, когда я прижимаю их к груди. Мне не удастся защититься, если он сорвется.

— В тот день я зашла в кабинет, поскольку искала тебя. И нашла ответ на вопрос, которым задавалась годами. Кем была та женщина? Кого я помогла убить?

Адриан пристально всматривается в мои глаза, глубина взгляда невообразима. Я не могу отвести взгляд. Я не могу дышать. Не могу думать... пока не признаюсь ему до конца.

— Теперь ты знаешь, почему я сбежала. Именно я убила твою мать. Ты подвергся жестокости своего отца из-за меня... это всё моя вина.

АДРИАН

Все страхи, неудачи и кошмары словно разом выскакивают из её маленького ротика. Валентина извиняется столько раз, что только это и повторяет сейчас сквозь мокрые от слёз ресницы и изнывающие от тревоги губы.

— Мне так жаль, — повторяет она. — Мне очень жаль.

Если она еще раз извинится, я сорвусь. Я бережно убираю Вэл со своих коленей и встаю с кровати... нуждаясь в дистанции.

Разумом я, конечно, понимаю, что она была ребёнком и невиновна в признанных преступлениях. Но как сыну и мужчине, который каждый день скучает по матери, это чертовски трудно слышать.

Валентина смотрит на меня в поисках поддержки или, возможно, понимания. Не могу ей этого дать. Могу лишь отвернуться и взглянуть на усеивающие комнату разбитые вещи. Подходящая обстановка, учитывая, насколько я сейчас полностью разбит.

Блядь. Сможем ли мы справиться с этим?

Не могу даже смотреть на Валентину. Эта мысль пробуждает во мне желание вновь и вновь впадать в ярость. И на этот раз шторм может не пощадить её.

— Адриан? — произносит она мягким шёпотом. Ещё один контраст относительно моих бурлящих эмоций. От этого ещё больнее, поскольку она произносит моё имя. Валентина никогда не называла меня по имени, пока я не просил её... или принуждал к этому.

Я не оборачиваюсь, боясь навредить ей или сказать что-то, о чём потом пожалею.

— Не надо. Оставайся здесь, и я попытаюсь поговорить об этом с тобой позже.

Её возглас эхом отдается в голове гораздо громче, чем её шокированный вдох.

К счастью, Валентина не произносит больше ни слова, и я выхожу из комнаты, ступая по разбитому стеклу. Чтобы освободиться.

Больше некуда идти, поэтому я направляюсь прямиком в кабинет. Там стоит запасной шкаф с одеждой. По меньшей мере, я могу надеть брюки. С одеждой будет легче, если мне понадобится увеличить дистанцию между мной и Вэл.

Андреа вернулась в постель. В пентхаусе тихо, но у меня в голове всё иначе. Всё кружится, пока я пытаюсь переосмыслить исчезновение матери, смерть моего отца и смерть отца Вэл... всё это. Но после того как я пил на протяжении часов, вернул жену и поспал лишь несколько часов, – это слишком.

Разум и тело сейчас находятся на грани. И если я переступлю её, пострадают все. Больше всего Вэл.

Как можно быстрее я переодеваюсь в брюки и белую рубашку на пуговицах. Затем натягиваю пиджак, беру обувь и сажусь в кресло за столом. В ноги впиваются крохотные осколки стекла.

Уходит несколько минут, но я достаю каждый и надеваю носки и обувь поверх ран. Обращаться к врачу ни к чему – серьёзных кровотечений нет. Я пишу сообщение домработнице, чтобы она убралась в спальне, пока Вэл ещё больше не досталось из-за моего гнева.

С тяжелым вздохом я швыряю телефон на стол и делаю глубокий вдох. Проходит немного времени, прежде чем слышу стук в дверь. Не дожидаясь разрешения, Кай входит в комнату.

Он кивает, его костюм идеален, несмотря на синяки на лице.

— Босс.

— Почему ты не спишь?

— Могу задать тебе тот же вопрос. Что-то случилось с Валентиной?

Я качаю головой, поскольку не готов обсуждать то, что она мне рассказала, пока это уничтожает всё, что я знал большую часть жизни.

— Она спит, я думаю.

Если бы Валентина только не убила своего отца. Я бы смог сделать это... заслуженно отомстить. Прямо сейчас мне хочется наказать её – единственного оставшегося члена этой гнусной семейки. Но она не заслуживает этого. Я знаю, что Валентина не заслуживает ярости, которую мне хочется выплеснуть на нее, чтобы усмирить гнев.

Поднимаюсь с кресла и иду в оружейную. Я ввожу код, чтобы отпереть дверь, вхожу в комнату, включаю свет и непринуждённо разглядываю имеющиеся возможности. Если я не могу убить грёбаного Новака, тогда разрушу единственное, что осталось от его династии.

Кай заходит за мной, пока я снимаю несколько вещей со стены. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он приподнимает бровь в немом вопросе, несмотря на фиолетовые синяки вокруг глаза.

Не даю ему никаких объяснений, когда направляюсь мимо него в коридор с оружием.

— Ты ведёшь.

Мы оба идём в гараж и забираемся во внедорожник. Кай понимает, в чём состоит план, когда я называю адрес.

— Там ничего нет. Зачем?

Я складываю оливково-зелёные гранаты в маленькую башенку на коленях, укладывая их таким образом, чтобы они не упали с бёдер.

— Разве я спрашивал твоё чёртово мнение? Нет. Блядь, веди, или я поведу сам.

Его костяшки белеют на руле, и Кай выезжает из гаража на пустынные улицы. Поскольку близится восход, нам придётся быстро управиться с этой маленькой задачей. Чем ближе мы подъезжаем к дому, тем спокойнее воспринимаю это решение. Мне это необходимо. Валентина согласится со мной, когда узнает. Из того, что она мне рассказала, можно сделать вывод, что здесь не осталось ничего стоящего.

Кай подъезжает к воротам и вводит код. В доме темно, когда мы подъезжаем ко входу.

Без стука вхожу внутрь. Конечно, кто-то вроде Новака оставлял дверь незапертой. Он всегда верил в свою неприкосновенность. Я усмехаюсь. И теперь, блядь, посмотрите на него.

Кай идёт за мной, сжимая челюсть, когда сканирует коридоры на предмет угрозы.

— Нам нужно поторопиться. Я хочу уйти, прежде чем от соседей поступит первый звонок в полицию. Когда мы вернёмся в пентхаус, я позвоню своему агенту и попрошу закрыть на это глаза.

Несмотря на сердитый голос, Кай протягивает руку в ожидании гранаты.

Я вкладываю одну в его ладонь и изучаю окружение в поисках подходящего места, куда можно было бы бросить ее. Гранатомёт был бы более безопасным выбором для этой задачи. Но я не мог отказать себе в удовольствии обстоятельно уничтожить последние остатки жизни моего врага. Стоять в его доме, на его собственности и разносить всё к чертовой матери.

Звук взрыва доносится до моих ушей прежде, чем здание содрогается под моими ногами.

Дерьмо. Кай не шутил, говоря, что нам нужно поторопиться.

Я бросаю взгляд на кухню, выдёргиваю чеку и бросаю гранату в сторону огромного полигона вдалеке. Это должно со всем покончить.

Я быстро выбегаю оттуда и встречаю Кая в коридоре у фойе. Выдергиваю чеку из последней гранаты и кидаю ее так далеко по коридору, как только могу. Затем мы оба разворачиваемся и несемся к машине.

Ударная волна от взрывов нагоняет нас и подбрасывает машину. Кай мчится по подъездной дорожке к по-прежнему открытым воротам.

— Остановись у конца подъездной дорожки. Я хочу увидеть, как дом сам рухнет.

Кай хмыкает, но выполняет приказ. Мы вместе смотрим, как огонь застилает окна, окрашивает фасад в черный, разрывая крышу.

Без сомнения, пожарные уже в пути. Как и полиция.

— Поехали.

— Домой?

Я качаю головой.

— Просто прокатимся. Я не могу пока вернуться в пентхаус.

— Ты же понимаешь, что теперь совет будет еще усиленнее охотиться за нашими задницами. Мишень на твоей спине станет лишь больше.

Что же тут нового? Совет хотел лишить меня трона отца с того дня, как я занял его. Не знаю, что стал бы делать со своей жизнью, если бы они не замышляли мое убийство и не пытались бы воплотить это.

Свобода от их тирании – фантазия, которую я не могу себе позволить. Особенно с Валентиной, которая стала моей главной слабостью.

Мы едем по городу, когда восходит солнце. Я зеваю и опускаю голову на окно. Но не пытаюсь уснуть, лишь хочу отдохнуть. Сегодняшняя ночь казалась бесконечной. После произошедшего я не чувствую себя лучше. Разрушение дома Новака принесло в некоторых смыслах удовлетворение, но в других смыслах этого было недостаточно.

— Теперь домой? — спрашивает Кай, когда мы едем по утренним дорогам.

Я представляю, как Вэл спит в нашей кровати, распластавшись на простынях во всей своей привлекательности, буйство её локонов на моих подушках. Даже этот образ вызывает ярость. Я не могу вернуться, пока не заглушу это пламя.

— Нет, мы пока не можем вернуться. Мне нужно больше времени, чтобы взять себя в руки и не наказать её так, что это полностью разрушит наши отношения. Просто продолжай вести. Или отвези меня куда-нибудь, чтобы отвлечься. Сделай что-нибудь.

Кай не задает вопросов, лишь следит за дорогой и продолжает вести. Он знал, когда нужно говорить, а когда молчать, эта его способность всегда восхищала меня.

Я потираю рукой щетину на челюсти, а затем прохожусь по спутанным волосам. Несколькими движениями пальцев я привожу их в некое подобие порядка. На костяшках по-прежнему кровь и ссадины после драки с Каем и приступа ярости в комнате.

Меня обуревает стыд, наравне с гневом. Я мог навредить Валентине прошлой ночью – всё то разлетающееся стекло могло стать причиной. Даже когда я хочу ненавидеть её, могу лишь думать о её безопасности. Черт подери.

Машина останавливается, и я выглядываю в окно. Даже утром огни казино предстают ярким маяком для распутников и развратников.

Сегодня я не чувствую себя распутным... но, возможно, немного разврата приведет меня в порядок. По крайней мере, это отвлечет меня от жены и грехов, в которых ей еще предстоит признаться.

ВАЛЕНТИНА

Уже прошел час с тех пор, как Адриан вылетел из комнаты. Час с момента, как мои слова сломали что-то в наших отношениях. Час с момента, как моя жизнь рассыпалась у меня на глазах.

Но все уже сделано. Единственный оставшийся между нами секрет – это жизнь, растущая у меня в животе. Может, когда Адриан успокоится, секрет превратится в новости... во что-то радостное, чем можно поделиться после невзгод и ненависти.

Я ворочаюсь в пустой холодной кровати. Хочу, чтобы он вернулся, больше, чем сделать следующий вздох. Почувствовать его пальцы на коже, его рот на горле, как его глубокий голос шепчет что-то в мои волосы. Я хочу, чтобы все было как прежде.

Свет проникает сквозь занавески на окнах, и я вздыхаю. Кажется, я не могу нормально спать здесь без Адриана. Когда я сажусь, у меня сводит живот, из-за чего я изгибаюсь, и меня тошнит. Дерьмо. Только не опять. Это утренняя тошнота или переживания о разрушенном браке? В любом случае думаю, что меня вырвет.

Я срываюсь в ванную, хватая полотенце с крючка по пути в туалет. Я успеваю бросить скомканную ткань на плитку, прежде чем мои колени слишком сильно ударятся о пол.

Когда я склоняюсь над унитазом, меня начинает рвать. Каждая мышца в теле напрягается и расслабляется. Когда все заканчивается, я тяжело дышу, сжимая руками край сиденья унитаза, чтобы не свалиться на пол.

Когда это происходит вновь, я пытаюсь собраться с духом, но это мало помогает. Когда все проходит, я прижимаюсь щекой к сиденью, все силы покидают меня. Это так негигиенично, но мне нужна опора, чтобы не упасть на холодную плитку. И я знаю, что пронизывающий холод на моей голой коже не поможет.

Мне еще трижды приходится выблевывать в унитаз содержимое пустого желудка наравне с гордостью, прежде чем позывы стихают.

Мне становится ясно, что я должна что-то съесть. Я даже не знаю, когда в последний раз ела. Как только я проснулась, до стычки с Адрианом, я планировала найти какую-нибудь еду. После его ухода мне оставалось только лечь обратно на кровать и молиться о том, чтобы на какое-то время уснуть.

Теперь тело напоминает мне, что я идиотка, и моему ребенку требуется еда так же, как и мне. У меня уходит несколько попыток, чтобы подняться и не чувствовать дрожи в ногах. Затем мне приходится столкнуться с минным полем в нашей спальне, чтобы добраться до гардеробной в поисках одежды.

Повсюду лежит стекло, но я добираюсь до гардеробной без единой царапины и беру одну из его рубашек. Она доходит мне до колен, и я надеваю на ноги тапочки для завершения образа. Никто еще не встал, а если и встал, то сомневаюсь, что кто-нибудь осмелится прокомментировать мой внешний вид. Не сегодня. Не после спасения Адриана и моего возвращения.

По пути на кухню я думаю о поваре. Она помогла мне и предала меня. Или скорее помогла мне, чтобы предать. Мой отец наверняка подкупил её или внедрил в качестве шпиона какое-то время назад, чтобы следить за Адрианом и его командой. Если это правда, почему Кай не раскрыл её раньше? Он не из тех, кто упускает из виду шпиона в собственном доме.

Когда я захожу на кухню, здесь темно. Думаю, она сюда не вернется. Иначе это будет суицидом, а повар не кажется человеком, готовым ожидать своего наказания. Если Адриан узнает, что она сделала... так и будет.

Ну что ж, я могу и сама позаботиться о еде. В доме отца большинство персонала игнорировало меня и Роуз. Мы сами разыскивали еду и сами ели. Я открываю холодильник и изучаю обильное содержимое.

У меня опять сводит живот, и я думаю, нужно ли мне поспешить к раковине. Приступ проходит, и я быстро достаю миску с фруктами и немного измельченной курицы.

Я ставлю еду на столешницу перед стулом и наливаю большой стакан воды из крана с фильтром у раковины. С водой в руке я понимаю, насколько пересохло у меня во рту. Я стою у раковины, прижавшись бедрами к столешнице, чтобы поскорее выпить воду. Она стекает по подбородку и на рубашку, но я не останавливаюсь, пока все не выпиваю. Затем я наливаю себе еще и сажусь за еду.

Я ем как сумасшедшая, запихиваю курицу и клубнику в рот с поразительной скоростью. Когда в воздухе чувствуется изменение, я ощущаю, как по спине бегут мурашки, и поднимаю голову, обнаруживая, что я здесь больше не одна.

Андреа выглядит не очень.

Это означает не «я пережила жестокое избиение», а «мне плевать на себя». Ее обычно роскошные черные волосы – теперь тусклые и больше не такие упругие – распущены вокруг лица. На глазах по-прежнему желтеют синяки, они заплыли и опухли.

Меня это изумляет. Она одета в спортивные штаны и свитер оверсайз. Я не ожидала, что Андреа выйдет в Prada на завтрак, но я никогда не видела ее хоть немного в неидеальном виде. По крайней мере, не с тех пор...

Я проглатываю еду и пытаюсь выдавить улыбку.

— Привет.

Она не отвечает, игнорируя меня по пути к холодильнику.

Засунув кусочек курицы в рот, я продолжаю сверлить ее взглядом, словно Андреа может взорваться в любой момент. Из нас двоих я более эмоциональная. И все же, поскольку я всю жизнь была жертвой, иногда этот взрыв может принести облегчение. Разговоры об этом всегда помогали, и именно так мы с Роуз сохраняли здравомыслие. Именно так мы выживали.

У меня щемит в груди при мысли о Роуз и всех смыслах, в которых я ее подвела.

Я не позволю этому произойти вновь.

Андреа направляется к выходу, но я окликаю её, чтобы она остановилась.

— Подойди сюда. Я хочу поговорить с тобой.

Не знаю, срабатывает ли приказ в голосе или она на самом деле не хочет быть одна, но к моему удивлению Андреа разворачивается и усаживается на стул рядом со мной.

— Что?

— Посиди со мной, пожалуйста. Поешь.

На этот раз я не улыбаюсь. Если Андреа остается только из-за того, что видит во мне жену босса, то мне нужно быть такой же настойчивой, как и он.

Я притворяюсь, что не замечаю этого, но ее руки дрожат, когда она открывает крышку на миске с салатом и копается вилкой в листовых овощах. Мы сидим в тишине и едим.

Я не спешу, чтобы не спугнуть Андреа, прежде чем у меня появится возможность расспросить ее. Или, по крайней мере, предложить утешение.

Когда я все съедаю, двигаюсь на стуле достаточно для того, чтобы взглянуть на нее. Андреа выглядит уставшей, почти как по ощущениям сейчас мои внутренности. Настолько измучена миром, что пути назад уже нет.

— Как ты? — спрашиваю я, в то же мгновение почувствовав себя идиоткой. Из всех возможных это глупейший вопрос, который я могла задать.

Андреа смотрит на свою миску и с трудом сглатывает.

— Превосходно, — произносит она резким голосом. К счастью для нее, у меня есть опыт общения с резкими людьми.

— Ты права. Глупый вопрос. Я запаниковала. Как насчет этого... можешь мне сказать, кто сделал это с тобой, чтобы я смогла найти их и убить?

Андреа широко распахивает глаза, и хотя я говорила это скорее в шутку, но я не испытываю ненависти к этой идее. По меньшей мере, я могу предоставить эту честь Каю или Алексею.

Эта новая жажда крови должна ужасать меня или вызывать страх и потрясение, но этого не происходит. Убить мужчин, которые так ужасно с ней поступили, кажется гребаной услугой обществу.

— Ты собираешься сделать все это сама, да?

Я пожимаю плечами.

— Какая разница, если к концу дня тебе принесут их головы в коробке?

Андреа фыркает и выпрямляется, изучая меня.

— Ты говоришь как твой муж, знаешь это?

Сейчас она выглядит почти впечатленной. Я жду её ответа, задержав дыхание.

— Два брата твоего бывшего жениха и член совета... Бах, по-моему. Я не разговаривала с ним прежде.

Я, наконец, выдыхаю и киваю.

— Спасибо, что рассказала. Знаю, что все это ужасно. Ты можешь поговорить со мной, если хочешь. Ты была там, когда Адриан спас меня, ты спасла меня, и ты знаешь, что я прошла через то же самое.

Андреа втыкает вилку в салат несколько раз.

— Да, возможно. Это пройдет?

— Что?

— Страх. Раньше я ничего не боялась. Сейчас же я словно ожидаю, что они выскочат из-за угла, чтобы закончить начатое.

Голос Андреа вибрирует, словно на старой пластинке, скрипит и ломается под конец.

Я хочу обнять её, но знаю, что Андреа сейчас не хочется, чтобы ее трогали. Вместо этого я разворачиваюсь к ней на стуле.

— Это пройдет... со временем и дистанцией. Будь внимательна к себе во время исцеления. Когда на теле больше не видно шрамов, ментальные шрамы еще долго могут всплывать и овладевать тобой.

Андреа изучает мое лицо, но я не знаю, что она ищет. Через мгновение она выглядит довольной и ест еще кусочек салата.

Я не подведу Андреа, как подвела Роуз. Словно вселенная дает мне шанс исправить ошибки. Если бы я ушла с Роуз, когда она просила меня в ту ночь на балу... она бы могла быть сейчас жива. Мы могли все еще быть вместе.

Крошечный голосок спрашивает, была бы я готова отказаться от Адриана ради этого. Потому что если бы я не пошла на ту вечеринку, я бы никогда его не встретила. Я не хочу думать об этой реальности, поэтому я игнорирую голос и сосредотачиваюсь на Андреа.

— Ты должна сказать ему. Адриан ненавидит то, что ты пострадала из-за него, и ему нужно чувствовать контроль.

Андреа опять втыкает вилку в салат. Зубцы царапают дно миски.

— Нет. Это не его вина, и ему не удастся принизить мою роль в команде, потому что Адриану нужна месть. Не он пострадал, а я. И мстить буду я, а не он.

Мне нравится грубость в ее голосе. С начала нашего разговора он стал сильнее, храбрее, как у той Андреа, которую я помню. Она вновь может стать той женщиной, а может стать из разбитой женщины кем-то еще лучше.

Если кто-то и сможет преодолеть это и жить дальше, то это Андреа. Особенно, если она позволит своему близнецу помочь ей. Но я не говорю этого, когда она только начала открываться мне.

После долгого молчания Андреа роняет вилку в пустую миску и кладет ее на гранит.

— Могу я спросить кое-что, учитывая, что ты влезла в мои дела?

Я с трудом сглатываю, еда неприятно переворачивается у меня в животе.

— Думаю, да. Но я вправе не отвечать, если не смогу ответить.

Андреа наклоняет голову, как бы говоря, что это справедливо.

— Почему ты сбежала? Мы все думали, что ты здесь счастлива.

Неосознанно я скольжу рукой по низу живота, разводя пальцы. Мне еще не удается почувствовать ребенка или даже выпуклость в знак его существования, но это все равно меня успокаивает.

Андреа опускает взгляд к моей руке, а затем вновь переводит его на мое лицо.

— О, понятно. Он знает?

Я качаю головой, опустив подбородок.

Она соскакивает со стула, ставит свою миску в раковину и идет к двери.

— Скажи Адриану как можно скорее, иначе он воспримет это как еще один секрет между вами. И ни один из нас не переживет последствий.

АДРИАН

Я расстегиваю пиджак и еще раз прохожусь рукой по волосам. Несмотря на попытки, я знаю, что выгляжу неопрятнее обычного, когда вхожу в эти двери. Это бизнес, и я никогда не позволял личной жизни влиять на бизнес.

Хотя это неважно, поскольку в кабинете есть ванная, и у меня здесь есть сменная одежда на случай, если мне понадобится остаться на ночь. В какой-то момент я бы устроил себе здесь комнату, но обеспечивать охрану сложнее при таком количестве входящих и выходящих людей каждый день.

Кай следует за мной за закрытую дверь по длинному коридору, который ведет к боевому рингу и кабинетам для меня и моих солдат, если они потребуются. Казино обычно живет своей жизнью, требуя от меня минимального контроля. Кай управляет всем как положено с помощью Михаила, когда это требуется.

Я вхожу в кабинет, и Кай закрывает за собой дверь.

— Я подумал, ты можешь немного поработать. Здесь небольшой завал. Может, ты сможешь разобраться с этим, и я отдохну хоть раз.

Я фыркаю и снимаю пиджак с рубашкой. Сначала вымоюсь и побреюсь. Когда я буду чувствовать себя в своей тарелке, может, решение придет на ум. Даже если это чистые фантазии... к решению прийти невозможно, когда твоя жена причастна к убийству твоей матери.

Огромная фигура Кая усаживается в кресло напротив стола и стягивает несколько папок на край.

— Я буду здесь, когда ты вымоешься, — говорит он, будучи уже погруженным в чтение.

Я рассматриваю порезы и синяки на его лице, и новая волна вины снедает меня. Он всегда здесь для меня, даже когда я забываюсь и избиваю его за верность. Но я не могу извиниться. Я не извиняюсь.

Переносить вину становится тяжелее с каждой секундой. Я иду в ванную, снимаю все с себя и быстро моюсь. Я уже принимал душ с Валентиной, но в тот раз я не разобрался с привычными потребностями. Особенно это касается щетины на подбородке.

Мой оргазм, когда я помечал ее своей спермой, ничуть не удовлетворил меня. Это ощущалось больше как наказание, чем удовольствие. Раздумываю задействовать руку, но я не хочу заставлять Кая ждать снаружи, пока я дрочу. И к тому же, мою голову заполняют фантазии о Валентине, но мне не по себе от них, пока между нами все так плохо.

Хуже того, я не знаю, наладятся ли наши отношения. Особенно, учитывая ее рассказ и то, как я поступил ради ее безопасности. Совет уже держит меня на прицеле, пуля заряжена, остается лишь сделать финальный вздох, прежде чем они спустят курок. Когда они делают выстрел, обычно это заканчивается смертью.

Я не собираюсь становиться их следующей целью. И я также не позволю Валентине еще больше оказаться в зоне их видимости.

Я отбрасываю мысли об убийцах, пришедших по душу моей жены, и заканчиваю одеваться. Когда я вновь выгляжу прилично, вхожу в кабинет и обвожу взглядом стопку бумаги на столе. У Кая здесь есть собственный кабинет, но, похоже, что он какое-то время пользовался моим.

— Что это все?

Кай взмахивает папкой в сторону бумаги.

— Доклады охраны, формы найма, еще больше докладов охраны. С этими гребаными хакерами нам приходится опережать их ради всеобщей безопасности.

Сажусь в кресло и беру ближайшую папку.

— Не знаю, о чем ты. Ты и есть «эти гребаные хакеры», и наверняка ты создал что-то ради всеобщей безопасности.

Несмотря на тяжесть его взгляда на мне, я не поднимаю голову, продолжая читать данные. После многомесячных споров с Каем он, вероятно, шокирован, что я похвалил его.

— У меня нет времени на это дерьмо. Я не обязан преследовать подростков, которые слишком зациклены на собственном эго, чтобы найти настоящую работу и избежать тюрьмы.

Я лишь киваю и закрываю папку. Как он и сказал... это детализированный документ об установке охранных сканеров, чтобы не впускать людей с оружием в казино.

― Что насчет боевого ринга? Что-нибудь новое?

— Нет, в этом нет необходимости, учитывая охрану на входе. Мы просто наймем больше охраны, чтобы следить за этими входами. Кроме того, все, приходящие на бой, знают, что стоит ожидать небольшой опасности. По факту, часть из них появляется именно ради этого. Тупые ублюдки.

В дверь тихонько стучат, и я смотрю на Кая.

— Входи, — зовет он.

Дверь медленно открывают, и из-за нее появляется маленькая женщина с убийственными формами и длинными распущенными кудрями до бедер. Мой рассудок восстает, когда она подходит ближе.

— Сэр, вы меня звали, — говорит она Каю.

На этот раз он намеренно встречает мой взгляд.

— Она для тебя. Я подумал, ты захочешь выпустить пар.

Я стискиваю челюсти и сжимаю кулаки на столе.

— Что, блядь, заставило тебя подумать, что я захочу другую женщину? Я женат.

Кай смотрит и наклоняется, упираясь локтями в колени.

— Да, но сейчас все дерьмово. Ты можешь захотеть выместить свою ярость на ком-нибудь другом...

Женщина рядом с Каем вздрагивает. Она встречается со мной взглядом, на ее лице отпечатывается беспокойство.

— Я не обижу тебя. Не волнуйся о том, что он говорит.

Кай вздыхает и убирает руки с коленей, затем встает.

— Тебе нужно взять себя под контроль. Если ты не собираешься выбить из меня дерьмо для этого, используй ее. Я заплатил ей достаточно, чтобы она с счастьем выполнила любую твою просьбу.

И хоть он смотрит на меня, нет сомнений, что это было сказано для нее.

Кай уходит, и я остаюсь в кабинете наедине с незнакомкой, чей цветочный парфюм так сильно пахнет, что я могу задохнуться.

— Как тебя зовут?

Она сглатывает и затем широко растягивает губы в подобии чего-то между улыбкой и гримасой.

— Эмма. Меня зовут Эмма.

Я указываю на кресло.

— Садись, Эмма. Я не трону тебя, и ты сможешь оставить деньги себе. Мой друг – идиот.

Она садится на самый край кожаного кресла, словно готова сбежать.

— Ну, чем мне тогда заняться? Я могу просто залезть под стол и отсосать...

Я хмурюсь и смотрю на нее.

— Нет, я в порядке, спасибо. Как ты уже слышала, у меня жена дома. Мне не нужны твои услуги в этом смысле.

Через мгновение она пожимает плечами и изучает бумаги на столе.

— Что это? Может, нужна помощь с документами?

Я рассматриваю встроенные шкафы на противоположной стороне комнаты. Ну, она уже получила деньги... гораздо больше, чем ей заплатили бы за работу с бумагами.

— Давай. Может, ты сможешь убрать это дерьмо с моего стола.

Она быстро сбрасывает цепочку от сумочки и оставляет ее на кресле. Я изучаю Эмму, пока наблюдаю, как она читает отметки на обложках, но не открывает папки, чтобы увидеть содержимое. Умнее, чем кажется на первый взгляд.

Я включаю телефон и отвечаю на электронные письма. Пока я разбирался с пропажей Валентины, я мало на что обращал внимание, о чем свидетельствует беспорядок в кабинете. Пришло время вернуться к работе, по крайней мере, пока совет не сделает следующий шаг против меня.

Через двадцать минут Эмма стоит перед моим чистым столом, положив руки на бедра. Она выглядит почти гордой, пока ждет от меня реакции.

Кай выбирает именно этот момент, чтобы войти в кабинет с ухмылкой на лице. Она соскальзывает с его лица, когда он видит развернувшуюся сцену.

— Ты заставил проститутку разбирать бумаги?

Я пожимаю плечами, продолжая печатать сообщение на телефоне.

— Это не я заплатил ей, а ты. И я не прикоснусь ни к одной женщине кроме своей.

Эмма берет сумку и неуверенно двигается.

— Вам нужно что-нибудь еще или?..

Я отмахиваюсь от нее.

— Ты можешь идти, но никому не говори об этом. Последнее, что мне нужно, — это чтобы проститутки думали, что им не нужно работать, когда их зовут.

Эмма дергается в знак согласия и выскакивает из комнаты.

Я выключаю телефон и кладу его на стол.

— Я не тронул и волоса с ее головы, а она все равно сбежала, словно последние полчаса я пытал ее. Думаю, даже после того, как я женился, моя репутация все еще чего-то стоит.

Я потираю руками голову, растрепав волосы.

— Теперь я готов ехать домой. Ты поведешь или?..

— Нет. ― Кай упирается костяшками в стол. — Тебе нужно выпустить пар, как я и сказал.

Я поднимаюсь и встаю в ту же позу.

— Ты не будешь, блядь, говорить, что мне нужно. Вот как это работает. Я говорю, что мне нужно, а ты бежишь и выполняешь это. И никак иначе.

Я произношу это монотонным и размеренным голосом, но Кай, несомненно, понимает, насколько я близок к тому, чтобы еще раз его избить. Заслуженно или нет. Или, может, в этом и заключается план... вывести меня настолько, чтобы я вновь сорвался на нем, раз уж все пошло не по плану «А».

— Если ты не собираешься вести, я поведу сам.

Я ищу в одном из ящиков комплект ключей. Игнорируя Кая, я беру телефон и иду за одной из машин у нас на объекте.

Она немного экстравагантная, вишнево-красная «Corvette», но я доеду на ней домой, а это все, что мне важно.

Когда забираюсь внутрь, я жду, что Кай уже сжимает другую ручку двери, но в этот раз он не следует за мной. Не знаю, почему у меня от этого сжимается что-то в груди... он дает мне пространство, потому что думает, что я в этом нуждаюсь, или потому что отчаялся достучаться до меня? В любом случае нам с ним вскоре нужно будет обсудить некоторые вещи.

Я выезжаю из гаража, мне хочется лишь добраться домой, залезть в собственную кровать и увидеть Вэл. Нам предстоит многое преодолеть, но она там... ждет... именно там, где и должна быть. Я не расстанусь с этим подарком, даже если на нем будет стоять печать Трои.

На дорогу домой не уходит много времени. Ранним утром на дороге нет пробок. Охрана у лифтов замирает, но я игнорирую их и нажимаю кнопку пентхауса.

Впервые меня осеняет, что Вэл может хотеть собственный дом. Место наподобие того, что было у ее отца. Крупный камень, старое дерево, что-то изящное.

Мысль о подобном доме заставляет меня чувствовать себя загнанным зверем. Я засовываю руки в карманы, чтобы удержаться от волнения из-за этой идеи. Может, мы найдем компромисс? Найдем способ защитить всех дорогих мне людей и не заставлять при этом мою жену делить дом с моей деловой активностью. Прежде это никогда не обсуждалось.

Лифт со звоном открывается, и я выхожу в фойе. Здесь никого, и пока я иду в спальню, надеюсь, что уборщики уже закончили свою работу.

Когда я открываю дверь, то вздыхаю. Все чисто. Даже постель заправлена как в больнице.

Вэл сидит на краю кровати в одной из моих рубашек, сжимая что-то белое в руке.

— Ангел? ― Я пересекаю комнату и опускаюсь на колени, чтобы встретиться с ней взглядом. — Что это?

Она просовывает в мою руку кусок пластика, и я опускаю взгляд на тест на беременность с синим колпачком на конце.

— Вот почему я ушла... и нам нужно обсудить это.

ВАЛЕНТИНА

Адриан выглядит пораженным. Даже больше, чем в ночь нашей встречи у уборной на балу в честь открытия сезона. Не так, словно в него ударила молния, а словно его сбил и переехал грузовик.

Я с трудом сглатываю и жду его реакции. Адриан сжимает тест на беременность обеими руками, рассматривая слова на крошечном экране. Я дрожу, умирая от нетерпения в ожидании его ответа, реакции, чего-нибудь, поскольку если я не дождусь этого, то могу взорваться от напряжения.

Я засовываю дрожащие руки под бедра и стараюсь не дергаться. Про себя я молюсь, чтобы он понял, что я имела в виду под словами «вот почему я ушла», и это не послужило причиной для новой ссоры. Я так устала ссориться с ним.

После, по ощущениям, вечности он шепчет:

— Ангел.

В тоне Адриана звучит нотка благоговения, которую мне доводилось слышать лишь в церкви. Не молитва, но мольба.

Он наконец-то смотрит на меня и опускает тест на кровать рядом со мной. Адриан обхватывает мои колени, поднимаясь руками по бедрам, и сжимает их. Ему приходится сгорбиться, но он, похоже, не возражает, вглядываясь в мои глаза.

— Почему ты не сказала мне, когда узнала?

Хоть мне и не хочется напоминать ему о рассказанном ранее, мне по-прежнему нужно объясниться.

— Я думала, ты захочешь отомстить... что, возможно, ты заслужил это право. Но если бы ты убил меня и нашего ребенка, я боялась, что ты не сможешь простить себя, когда узнаешь. ― Я кладу пальцы на живот и стараюсь смотреть на него с мольбой во взгляде. — Я узнала, что беременна всего за несколько минут до того, как увидела фотографию твоей матери. Я пошла в твой кабинет тогда, чтобы рассказать тебе и увидела ее... но теперь это неважно. Если ты не возражаешь, могу я тебя кое о чем попросить?

Адриан медленно выдыхает, но в тишине комнаты это кажется громким.

— О чем?

— Подожди с убийством до рождения ребенка. Я не могу допустить, чтобы он был наказан за мои грехи. Пожалуйста, — добавляю я на случай, если он в великодушном настроении.

И вновь я задерживаю дыхание, ожидая от Адриана ответа. Любого знака того, что он чувствует или думает.

После нескольких секунд, которые по ощущениям длятся часами, Адриан опускается на колени, чтобы сильнее прижаться к моим ногам.

— Валентина... ты скрываешь от меня что-нибудь еще? Что-то, что тебе нужно рассказать мне сейчас, чтобы нам не пришлось вновь проходить через это. Секреты токсичны, как и ложь, и я не потерплю ни того, ни другого.

Я думаю о том, что рассказала Андреа мне ранее на кухне. Отчасти мне хочется рассказать ему, чтобы обеспечить ей заслуженную месть, но также мне хочется придержать информацию, если мне понадобится нечто большее для безопасности моего ребенка.

Я принимаю решение и качаю головой.

— Нет. Я ничего не скрываю о своем прошлом и наших отношениях.

Это не ложь... но эта недосказанность по-прежнему вызывает у меня жжение в животе.

Адриан тщательно изучает моё лицо, несомненно, в поисках правды. Когда он так близко, его тепло окутывает меня, успокаивает, и я позволяю себе расслабиться на миг. Его запах такой сильный, душистый и чудесный. Если бы я наклонилась чуть вперёд – всего на пару сантиметров, – мне бы удалось с такой же лёгкостью его попробовать.

Я облизываю губы, и Адриан это тоже замечает.

И словно читая мои мысли, он отодвигается и встаёт. Когда Адриан отворачивается, у меня будто сердце замирает в груди. Вот и все? Он убьёт меня. Или хуже того, выкинет меня на улицу? Я думала, что обрекла себя на жизнь без него, когда сбежала, но реальность оказалась куда хуже. Я не могу пройти через это вновь.

— Как ты вообще смогла достать здесь тест на беременность? Ты сказала, что сделала его в тот день, когда ушла... тогда кто тебе его принёс?

Он обходит меня и пригвождает к месту резким взглядом.

Дерьмо. Я не иду на риск, чтобы солгать ему. Особенно, если жизнь моего ребёнка и моя собственная по-прежнему могут быть в опасности. В то же время я не хочу ставить Кая на плохой счёт сильнее прежнего. Но все же я решаю, что Кай – взрослый человек, которому под силу защитить себя...

— Кай принёс его мне. Я приказала ему это сделать в качестве условия за спасение его жизни, и ты дал мне такую возможность. Если это имеет значение, то он выглядел так, словно не хотел этого делать.

Адриан указывает на тест на кровати. Так безобидно. Несколько сантиметров белого пластика, и все же... это полностью изменило наши жизни.

— Он знал?

Я энергично качаю головой, поднимая руки в знак капитуляции.

— Нет, конечно, нет. Я не хотела, чтобы Кай узнал раньше тебя. Он не знает, и это не Кай помог мне выбраться.

Адриан сужает глаза и шагает ко мне. Гончая, учуявшая запах.

— Тогда кто?

Я бы без проблем толкнула эту старую суку под автобус... после её поступка. После того, что мне пришлось сделать для собственной защиты.

— Повар. Она обеспечила меня продуктами, принесла телефон. Оказалось, что она шпионила для отца... но я не знаю, как долго.

Он опускает взгляд, несомненно, делая подсчеты.

— Повар... это объясняет, почему она вдруг уволилась. Я поручил Каю проверить ее, но она всего лишь одно имя в очень длинном списке подозреваемых.

Разговор складывается совсем не так, как я его проигрывала в голове раз за разом. Хотя, раз я еще не мертва, полагаю, все идет достаточно хорошо.

Он приближается ко мне, волоча парадными туфлями по недавно вымытому полу.

— Ты знала все это время? — произносит Адриан почти шепотом, так тихо, что может говорить это самому себе.

Я сглатываю и слежу за Адрианом, словно он даст мне намек на свои чувства. Мне никогда не удавалось читать его так же, как он читал меня.

Когда Адриан падает на колени на месте, я вздрагиваю. Он опускает голову на руки, и я могу думать лишь о том, как утешить его. Я соскальзываю с кровати и подползаю к нему. От дерева у меня ноют суставы, но мне все равно.

Адриан заключает меня в объятия, как только я скольжу пальцами по его предплечью.

— Ангел, ты не должна была преодолевать все это одна.

Я обхватываю его щеки ладонями и улыбаюсь.

— Теперь я не одна.

Адриан скользит ладонями по моим рукам к бедру и вверх к моему животу. Он кладет руку мне на живот, а другой придерживает мою шею.

— Ребенок. Мой ребенок.

Я киваю, взгляд затуманивается от новой порции слез. У меня горят уши, и я стараюсь не разразиться рыданиями вновь.

— Вот чего я хотела. Семью. С тобой. Больше никаких секретов между нами, обещаю.

Адриан трепетно поднимает руки и вытирает влагу с моих щек.

— Больше никаких секретов. Это касается нас обоих. Если ты задашь мне вопрос, я скажу тебе правду, даже если ты не захочешь ее слышать.

Я киваю и прижимаюсь лбом к его лбу. Боже, как приятно, как правильно ощущаются его объятия. Я наконец-то дома.

— Мы преодолеем это.

Каким-то образом, когда я произношу эти слова, я верю в них.

Адриан обнимает меня руками и прижимает ближе, связывая наши тела.

— Я ненавижу, что мы были порознь. И что ты чувствовала, что не можешь сказать мне правду.

Я сглатываю, не желая вызывать воспоминания совершенного мною много лет назад, даже если я не знала. Мы еще не на финишной прямой. Как бы Адриану ни хотелось мне доверять, я знаю, что это займет время. Если мы будем торопиться, ситуация станет только хуже. Мне нужно показать, что я не брошу его вновь. Что останусь несмотря ни на что.

Его последующие слова вновь разбивают мне сердце.

— Хотелось бы мне, чтобы мы могли вернуться к прежнему состоянию наших отношений.

Я провожу пальцами по волосам на его затылке, ощущая мягкие завитки, запоминая, как его мышцы двигаются против меня. Мне нечего ответить на подобное утверждение, и я не хочу продолжать плакать. Поэтому я молча надеюсь, что Адриан знает, что мне хотелось бы того же.

Я закрываю глаза и делаю еще один долгий вдох. Если бы я могла растянуть этот момент навсегда, я бы сделала это. Просто обнимать Адриана, мир снаружи может расколоться и разрушиться. Мне нужен лишь он.

— Ангел, — повторяет он. На этот раз в голосе Адриана слышится намек на дым и угли. Достаточно секунды, чтобы почувствовать, как мое тело пылает под его жаром.

Нет. Не так... не раньше, чем я все ему расскажу. Доверюсь ему полностью.

Я отстраняюсь, и Адриан ослабляет хватку на моих бицепсах.

— Нам нужно еще кое-что обсудить.

Он сужает потемневшие глаза, сжимая губы в линию.

— О?

Я быстро качаю головой, прижимая ладони к передней части его костюма.

— Нет, речь не обо мне и не о нас. Но мне по-прежнему известно то, чего не знаешь ты, и я не могу позволить этому загноиться внутри меня. Или хуже того, ты узнаешь, что я знала все это время, и почувствуешь себя вновь преданным.

Но из его взгляда не исчезает подозрение, и это еще один удар по моему сердцу.

— Что? Если речь не о нас, тогда почему ты выглядишь такой напуганной?

Я сглатываю.

— Роуз. Ты знаешь, что она была мне как сестра. Мне пришлось вновь и вновь наблюдать, как Сэл вредил ей, насиловал, использовал и мучил ее. Все это время я старалась защищать и беречь ее. В конце концов, я оказалась недостаточно сильна, даже чтобы спасти себя. Я видела происходящее и сделала недостаточно. Но я не совершу ту же ошибку дважды.

— Ты начинаешь пугать меня, ангел, — произносит Адриан размеренным тоном. — Просто скажи, черт побери, в чем дело.

Я качаю головой.

— Нет, я хочу заключить еще одну сделку.

Как только я произношу эти слова, Адриан поднимает меня на ноги, почти полностью отрывая от пола.

— Если это сделка, то я не буду стоять на коленях, как и ты. Пока ты не начнешь умолять о чем-то.

Я моргаю от жара в его голосе. Меня охватывает еще одна волна возбуждения. Как я могла так возбудиться за пару секунд после всего лишь нескольких его слов? Это кажется невозможным.

Я сжимаю кулаки. Нет, мне нужно сконцентрироваться и рассказать ему все, чтобы мы смогли прийти к решению вместе.

— Что ты предлагаешь, ангел?

Адриан наклоняется и прижимается теплыми губами к моему пульсу. Невольно я обвиваю рукой его шею и не отпускаю.

У меня уходит минута, чтобы прийти в себя.

— Если ты продолжишь в том же духе, я не смогу рассказать тебе все.

Адриан пожимает плечами, словно ему плевать, но я чертовски хорошо знаю, что это не так. Я не могу позволить ему отвлечь нас обоих.

Я хватаю Адриана за волосы на затылке и слегка тяну. Он с рычанием отрывается от моей кожи.

— Ангел, тебе лучше, черт побери, знать, что ты делаешь.

Он говорит это приятным низким голосом, пропитанным темным шоколадом. Блядь.

Я отхожу от него, и к счастью, он позволяет мне держать дистанцию в несколько сантиметров.

— Я хочу заключить сделку. Я знаю, что произошло с Андреа, и кто был причастен. Она рассказала мне на кухне сегодня, когда я пошла за едой. Если я назову тебе имена, ты должен будешь позволить мне помочь в их убийстве.

Адриан сжимает челюсти, и я бросаю на него взгляд, чтобы он понял, насколько я серьезна.

— Я не подведу ее, как подвела Роуз. Если я назову тебе имена, мы отправимся за ними вместе.

Все мысли о дистанции исчезают, когда Адриан подхватывает меня за талию и прижимает к себе.

— Я не подвергну тебя опасности.

Его тон не допускает никаких возражений.

Я обвиваю шею Адриана руками, обнимая его так же крепко.

— Тогда защищай меня... но я хочу, чтобы они все были мертвы.

АДРИАН

— Ангел, давай на мгновение притворимся, что у тебя не было истерики после произошедшего с твоим отцом. ― Я аккуратно формулирую слова и обдумываю дальнейшие. Мне не нужно, чтобы она вновь вернулась к своей травме. — Не знаю, есть ли в тебе сила убить кого-то, если он не попытается навредить тебе.

Вэл опускает подбородок, награждая меня обвиняющим взглядом.

— Или тебе. Я буду бороться, чтобы защитить тебя.

Ну, блядь. Что-то горячее проникает в мою грудь. Я опускаю руки на ее бедра и притягиваю ближе к себе.

— Не говори подобного дерьма, ангел, или я нагну тебя над кроватью и заставлю кричать.

Она сглатывает, пытаясь обуздать свои черты. Вэл не уверена в нынешней ситуации, здесь мы в одной лодке. Я вижу в ее глазах желание, у меня кровь закипает от сдерживаемой потребности в моём ангеле. Как бы то ни было, мне нужно оберегать её, а подтолкнуть Вэл слишком быстро или слишком рано не поможет возвращению к нашей совместной жизни.

Я только этого и желаю.

Вернуться к времени, когда она смотрела на меня так, словно я был солнцем, вокруг которого она вращается. Теперь у меня в мыслях каждый взгляд стоит под большим гребаным знаком вопроса.

Я сжимаю руками задницу Вэл, сминая упругие ягодицы в своих ладонях. Блядь, она так хороша. Ничего особо не скрывает ее тело от меня, за исключением моей рубашки.

Ангел поднимает на меня взгляд, в котором по-прежнему горят вопросы, но в придачу в нем появляется томительный жар, который всегда присутствует между нами. Что бы ни произошло между нами, она все еще хочет меня, и у меня нет намерения держать свои руки при себе.

Я крепче сжимаю кулаки, позволяя потребности в моей жене охватить меня. Теперь все иначе. Мне нужно быть осторожным с ней. Мне придется ослабить это чувство самому. Она получит лишь удовольствие.

Я сгребаю Вэл за задницу и скольжу ртом по ее шее, даже когда она издает крошечный взвизг удивления. Вэл обдает своим дыханием мое ухо, а руками обвивает мою шею, чтобы устоять на ногах. Боже, каждый гребаный раз я забываю, как идеально она вписывается в мои объятия.

— Ангел, если ты не в состоянии заниматься этим, скажи мне сейчас, чтобы я мог уйти. Иначе... — я затихаю, позволяя её воображению закончить предложение.

— Я не хочу останавливаться, — говорит Вэл мне в щеку и прижимает меня крепче.

Моя девочка.

Я аккуратно опускаю её на кровать. Ангел убирает руки с моей шеи и с помощью них отползает с края кровати. Я целую минуту смотрю на Вэл – её бледную мягкую кожу и сверкающие глаза. Все в ее лице говорит о том, что она хочет меня так же сильно, как я хочу ее сейчас. От того, как Вэл сжимает челюсть, до того, как она с трудом сглатывает, когда ее взгляд скользит по моему телу.

— Ляг на спину, ангел. Я хочу, чтобы ты поласкала себя.

Вэл распахивает глаза и вскидывает на меня взгляд. Затем её тело покрывается румянцем с щек до коленей, и я вновь сжимаю кулаки, нуждаясь в боли в руках, чтобы сдержаться и не забраться на постель вслед за ней.

— Прикоснись к себе. Раздвинь ноги и покажи, насколько ты мокрая.

Вэл сглатывает так громко, что слышу даже я, но затем скользит рукой по животу, между бедер и засовывает ее в трусики. Я вытягиваю руку, хватаюсь за кружево и стягиваю его по её ногам.

— Откройся для меня. Дай мне взглянуть на тебя. Ты чувствовала вину за то, что ушла. Пусть это облегчит часть вины.

Она скользит пальцами в киску и раздвигает бедра, чтобы мне было видно.

— Нечестно так использовать секс.

Я наклоняюсь и упираюсь руками в кровать, чтобы опустить лицо достаточно низко и почувствовать мягкий мускусный запах возбуждения Вэл и аромат моего мыла на её коже.

— А когда я говорил, что играю честно? Теперь прекрати дразнить и прикоснись к себе, как бы это сделал я.

Ангел выгибает запястье, чтобы погрузить пальцы внутрь себя, затем вытаскивает их, чтобы очертить клитор.

— Или ты можешь забраться сюда и сам прикоснуться ко мне.

Если я заберусь на постель, я вдавлю Вэл в одеяла так сильно, что на её заднице останутся отметины от него. Нет, лучше если я буду сохранять дистанцию, пока не смогу обрести контроль с ней.

— Продолжай, — поощряю я ее.

Я облизываю губы и наблюдаю за ангелом, мной овладевает желание поцеловать её там. Но я игнорирую его, стремясь запомнить этот момент, это чувство, чтобы потом снять напряжение. Наедине с собой.

Вэл вздыхает и опускает голову обратно на постель, поднимая бедра, чтобы увеличить давление пальцев. Я могу лишь усилить хватку на постельном белье и наблюдать за моим ангелом. Мой член так тверд, что предэякулят стекает по моим брюкам. Я хорошо знаком с контролем и могу ей его обеспечить.

Хриплый стон Вэл охватывает меня, и на этот раз я опускаюсь еще ниже, пока ее блестящая киска не оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Она так чертовски красива, что у меня дух захватывает.

Затем она замирает и вытаскивает влажные пальцы из своей плоти, чтобы взглянуть на меня.

— Я не хочу этого. Я хочу тебя. Почему ты не прикасаешься ко мне?

Я откашливаюсь и сглатываю комок в горле.

— Прямо сейчас я просто хочу смотреть на тебя, ангел.

Она сужает глаза.

— Чушь. Что-то не так. Ты больше не хочешь меня? В этом дело?

Издав громкий стон, я поднимаюсь и снимаю одежду, оставляя ее в куче на полу. У меня уходит мгновение, чтобы набраться смелости и сжать в кулаке член. Ни за что на свете я не остановлюсь, если начну.

— Выглядит так, словно я не хочу тебя, ангел? Я могу думать лишь о том, как скользну в твое упругое тело и буду трахать тебя, пока ты не закричишь.

Она протягивает ко мне руки, а затем роняет их на кровать, когда я не ползу в ее объятия.

— Тогда сделай это. В чем проблема? Ты меня не сломаешь.

Я качаю головой и, крепко сжимая себя в руке, медленно прохожусь по всей длине.

— Нет. Прямо сейчас мне кажется, что я скорее сделаю тебе больно, и я не смогу жить, если наврежу тебе или ребенку.

Она фыркает, и меня удивляет появившийся в ее взгляде гнев.

— Моя вагина вытолкнет что-то размером с арбуз через девять месяцев или около того. Она выдержит немного грубоватый секс.

Я сглатываю и облизываю губы, давая себе достаточно времени, чтобы объяснить, что у меня на уме.

— Дело не в грубости, — говорю я... все еще затрудняясь объяснить что-то, что даже я в себе не понимаю.

Вэл широко распахивает глаза и кивает, пока я вновь сжимаю себя, на этот раз позволяя своим коротким ногтям впиться в чувствительную плоть. За волной боли следует волна удовольствия, и я позволяю этому овладеть мной на мгновение.

Я настолько потерян в ощущении, что не замечаю, как она принимает сидячее положение и придвигается ближе на своих коленях, пока я не открываю вновь глаза.

— Ангел, — предупреждаю я.

— Ангел, — говорит она с издевкой, понижая тон голоса. А затем нормально продолжает: — Ты не отпугнешь меня.

Она берет в свои руки мой член, откидывая мои.

— Если ты не хочешь прикасаться ко мне, ладно, но я не буду выше этого, когда могу лишь думать о том, как мне хочется прикоснуться к каждому сантиметру тебя.

Ангел обводит взглядом расстояние от члена в ее руках до моего напряженного пресса, затем переходит к моей груди и, наконец, к моим глазам.

— Ты так прекрасен. Позволь мне показать, как сильно я люблю смотреть на тебя, прикасаться к тебе.

Она сильнее сжимает меня, даже сильнее, чем я прикасался к себе, и я издаю тихий возглас поверх её головы. Когда я рискую и смотрю на Вэл, она сжимает свои бедра, и до меня доходит, насколько она в действительности наслаждается процессом.

Я позволяю Вэл продолжать и опускаюсь на кровать, чтобы ей было удобнее сидеть. Она устраивается у моего бедра и дарит мне соблазнительную улыбку.

Наклоняется, убирая руки, и проводит языком по головке моего члена, словно это рожок мороженого. Мне едва удается издать сдавленный стон, прежде чем она опускает голову, вбирая столько моей длины своими губами, сколько может. Это удивительно, но даже близко не то, чего я жажду сейчас.

Затем она поднимает голову и в качестве эксперимента проводит руками по мне вновь.

— Так-то лучше. Если бы ты позволил мне, я бы оседлала тебя и сделала бы это своим телом, но я знаю, что ты сейчас сердишься.

Блядь. Я ложусь на спину и закрываю глаза.

— Я бы не стал использовать слово «сердишься», ангел.

Вэл фыркает, но я знаю, что она лишь дразнит меня. Когда-то я бы воспринял это за ёрничество и уже наслаждался бы последовавшим наказанием. Исходя от ангела, это служит прекрасной и характерной чертой её мягкого темперамента.

Когда она вновь замолкает, я начинаю поднимать голову, чтобы взглянуть на Вэл, но она сильнее сжимает меня, впиваясь ногтями в нижнюю часть, и резко проводит рукой вдоль моего члена – от кончика до основания – и обратно.

Черт побери. Я стону и сжимаю простыни, чтобы не схватить ее в охапку и не уложить поперек моих коленей, где ей самое место.

— Не останавливайся, — слишком резко приказываю я, но она лишь трется о мое бедро и продолжает действовать в истязующем темпе.

Я на грани и так близок к оргазму, когда мою грудь опаляет вина. Ангел должна кончить первая, а не смотреть на меня. Я собираюсь подняться и уложить ее на спину, зарыться лицом между ее бедер и вылизать ее дочиста. Но когда я напрягаюсь, чтобы принять сидячее положение, она направляет одну из рук к моим яйцам и аккуратно, но решительно перекатывает их на ладони, пока другой продолжает водить по члену длинными грубыми движениями.

Я вновь издаю стон и закрываю лицо руками.

— Ангел...

Она повторяет движение, и я чувствую, как яйца сжимаются, когда все мое естество напрягается в ожидании оргазма. Мгновением позже Вэл выжимает это из меня своими маленькими руками, несомненно, уставшими от усилий. Но она не останавливается, пока теплая струя спермы не соскальзывает по ее пальцам, покрывая кожу каждого из нас.

Я тяжело дышу и, наконец, открываю глаза, перенося вес на локти, чтобы взглянуть на неё.

— Ты должна была кончить первой.

Вэл сужает глаза и качает головой.

— Если бы я хотела быть первой, я бы воспользовалась случаем, когда ты сказал мне прикоснуться к себе. Вбей в свой толстый череп, что меня точно так же возбуждает прикасаться к тебе, как и к себе. Я возбуждаюсь даже сильнее, когда вижу, как все эти обстоятельные слои контроля уступают удовольствию.

Я сажусь и изучаю Валентину, её руки все еще покрыты блестящим семенем.

— Теперь прикоснись к себе. Я хочу, чтобы ты втирала мою сперму в свое тело, пока я буду наблюдать, как ты кончаешь.

Вэл сглатывает и ложится на кровать, на этот раз в ее глазах нет неповиновения.

Нет. Этот взгляд говорит, что я победил. И она надеется, что в качестве приза я востребую ее тело.

ВАЛЕНТИНА

Не могу сказать, что дистанция между нами не причиняет боль. Но в то же время я чувствую, что Адриан так напряжен, что в любой момент его с трудом достигнутый контроль лопнет, и он возьмет меня так, как, я знаю, мы оба до смерти желаем. Как только я вернулась, Адриан следовал в русле своего обстоятельно выстроенного контроля, и с меня хватит наблюдать за тем, как он сопротивляется мне. Адриан просто еще не понял этого.

Как бы мне ни хотелось скользить пальцами вдоль половых губ, пока я не кончу, сильнее мне хочется, чтобы он был внутри меня. Если мне придется вывести Адриана из себя, чтобы заставить понять, что он не причинит мне вреда, тогда я пойду на это.

Вместо того чтобы следовать его приказам, я смотрю на Адриана и подношу покрытую спермой руку к губам и всасываю пальцы в рот. Его взгляд затуманивается, и его полуэрегированный член вновь встает.

Я провожу языком по указательному пальцу, затем по среднему, а после всасываю их все промеж губ, пока он почти не задыхается, когда сжимает в кулаках постельное белье.

— Ангел... — предупреждает Адриан.

На этот раз я не передразниваю его, поскольку не в настроении для игр. Единственное, что мне нужно, это чтобы Адриан оказался внутри меня, наполнил меня, заявляя на меня свои права. Нам обоим это нужно.

Я вытаскиваю пальцы изо рта и высовываю язык, чтобы коснуться своей кожи, словно кошка, слизывающая сливки. Я все ещё могу чувствовать вкус собственного возбуждения вперемешку с его после того, как он испачкал меня.

Когда я слизываю все, оставленное им, со своей кожи, лишь тогда я медленно скольжу рукой между ног и просовываю пальцы между влажных складок. Я вся мокрая, доказательством тому, без сомнения, для него служит блеск на моих бедрах.

Адриан не ждет, пока я вновь испытаю его. На этот раз он наступает. Это происходит так быстро, что Адриан мою руку зажимает между нашими бедрами, поскольку я пыталась вытащить ее, когда он вскочил на кровать и направился ко мне.

— Зачем ты выводишь меня из себя сегодня? — спрашивает Адриан, касаясь своими губами моих, пока проговаривает каждое слово. Он ищет что-то, известное лишь ему одному, в моих глазах.

Я прочищаю внезапно пересохшее горло, когда мое сердце подпрыгивает в груди.

— Я не вывожу тебя из себя. Я надеюсь, что ты поймешь, что я обожаю тебя таким, какой ты есть, и примешь то, что ты заслуживаешь то удовольствие, которое мы можем подарить друг другу вне зависимости от обстоятельств.

— Ты беременна, — произносит Адриан, поднимая губы, словно осознает это вновь.

Насмешливо хмыкаю.

— Конечно, но я не разобьюсь на части лишь потому, что внутри меня растет человек. Женщины по всему миру занимаются этим каждый день. Это никак не влияет на нашу сексуальную жизнь.

Вот только влияет. Я вижу это в его взгляде. Забеременев, я превратилась из жены, которую он жестко трахал у стены фойе, в женщину, которая вынашивает его ребенка, его наследника. Внезапно моя беременность больше не кажется подарком, а барьером, еще одной стеной, которую можно воздвигнуть между мной и кем-то другим.

Я поднимаю ноги и обвиваю их вокруг его спины, вжимая его сильнее в себя. Адриан может чертовски стараться спрятаться за этой стеной, но я не позволю этому случиться. И не позволю ему изменить что-то между нами сообразно тому, что у него на уме и чем он отказывается делиться.

Приподнявшись, я одновременно кусаю Адриана за подбородок и обхватываю руками его лопатки, впиваюсь ногтями и царапаю ими по его спине достаточно сильно, чтобы заставить выгнуться мне навстречу, словно он может избежать боли, окунаясь в нее с головой.

Издаваемый им звук пробирает меня, еще больше усиливая мою потребность.

— Признай, ты хочешь трахнуть меня так сильно, что мы оба увидим звезды, — говорю я Адриану в подбородок, пока он концентрируется на своем нестабильном дыхании.

В этой позе его член скользит по моему телу, касаясь головкой моего клитора достаточно, чтобы меня охватила волна удовольствия. Я пытаюсь завести его, но Адриан не двигает бедрами и вообще не двигается.

Без сомнения, вновь борется за самоконтроль. Я по-прежнему не собираюсь давать ему время на размышления.

Я сдвигаюсь достаточно, чтобы скользнуть рукой между наших тел, и не составляет никакого труда подтянуть и вставить его в себя. Он не успевает понять, что происходит, как из него резко вырывается выдох.

В сознании Адриана словно щелкает переключатель. Он смещает вес на один из локтей, затем поднимает руку и обхватывает ею мою шею, едва касаясь пальцами позвоночника.

— Ты давишь на меня, ангел. Если ты не прекратишь, то я отвечу тебе тем же.

Я подаюсь бедрами ему навстречу, чтобы он скользнул глубже в меня.

— Тогда сделай это.

Адриан чуть сильнее сжимает руку, а затем обхватывает мой затылок, чтобы контролировать мою голову, когда опускает свой рот на мой. Его поцелуй грубый и настолько сильный, что мы сталкиваемся зубами и царапаем мне губы. Следом он проникает языком внутрь, беря ситуацию под свой контроль и вылизывая мой рот, пока я не начинаю тяжело дышать, желая Адриана и на этот раз неистово впиваясь ногтями в его спину.

Когда он отстраняется, я чувствую сердцебиение во рту, губы покалывает от натиска, и, черт подери, я хочу еще.

Я пытаюсь подняться и заполучить еще один поцелуй, но Адриан сильнее обхватывает мой затылок, не позволяя мне подняться выше.

— Нет. Ты вынудила меня, и теперь, как и просила, моя очередь контролировать ситуацию.

Его низкий хриплый голос обещает наказание. Наконец-то.

Затем он подается назад и врезается в меня с такой силой, что ударяет членом по моей матке.

— О, — тихонько вырывается из меня. И его следующий толчок выходит немного более нежным, оставляя меня ловить ртом воздух, когда я цепляюсь за Адриана. С каждым новым толчком он все сильнее обвивает меня руками, пока не прижимает к своей груди в крепком объятии, вжимаясь своим прессом в мое тело.

Эта поза посылает искры по моим нервным окончаниям, и я вся дрожу. Я так близка к оргазму, но мне нужно почувствовать еще немного толчков. Я извиваюсь в его руках и опускаюсь достаточно, чтобы изменить угол. Следующий толчок ударяет именно туда, куда я хочу, и я стону прямо ему в ухо, когда он вколачивает меня в матрас.

— Дадададададада, — говорю я вновь и вновь, утыкаясь в шею Адриана.

Он ни на секунду не теряет концентрации. Даже когда я окунаюсь в оргазм с головой, пока выкрикиваю его имя.

Когда я возвращаюсь в тело, мои конечности распластаны по кровати, Адриан по-прежнему обнимает меня, прижимая к себе, словно скульптуру эпохи возрождения.

Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на лицо Адриана, на котором застыло напряжение, а на лбу – почти выражение сосредоточенности. Но меня озаряет, что даже после всего этого он все еще сдерживается.

Я матерюсь и тянусь, чтобы на этот раз впиться ногтями в его твердую задницу, одновременно поощряя его движения и давая Адриану почувствовать минимум необходимого ему.

С замиранием Адриан врезается в меня в последний раз, когда у него в спешке срывается с губ вздох. Даже его бедра дрожат между моих. Я не могу не испытывать самодовольства после подобной реакции.

— Лучше? — спрашиваю я и покусываю мочку его уха.

Адриан резко встает с кровати, чтобы освободиться от моего тела. По коже пробегает холодок, и я переворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.

Он стоит ко мне спиной, и если бы я не знала его, то сказала бы, что сейчас Адриан злится на меня.

— В чем дело?

Он оборачивается и смотрит на меня, мрачно сжимая губы.

— Ты вынудила меня, а я мог навредить тебе.

Я потягиваюсь, чувствуя усталость и сонливость.

— Но ты не навредил мне. Я в порядке.

— Не в этом гребаная суть, Валентина. Я сказал, чего я хотел, но ты вынуждала меня, пока мне не осталось ничего другого, кроме как дать это тебе.

Хорошо. Минутку. Я сажусь на кровати и натягиваю одеяла на обнаженную кожу. Ссориться обнаженными – это невесело... пока это не является частью игры. Судя по его плечам, он явно не думает об играх.

— Ты сердишься на меня за... что? За то, что соблазнила тебя?

Выражение лица Адриана трудно прочитать. Каким-то образом на нем читается презрение и гнев, но я не могу сказать наверняка. Как бы то ни было, меня это выводит из себя. Сделанное нами до сих пор обжигает каждый сантиметр моего тела. По факту, если бы он сейчас не выглядел таким разозлённым, я бы попробовала уговорить Адриана на еще один раунд.

Я взмахиваю рукой в его сторону.

— Так теперь будет выглядеть наша жизнь? У нас не будет хорошего секса, потому что ты боишься навредить мне.

— Все не так просто.

Я сильнее затягиваю одеяла вокруг себя, и он изучает меня – со свисающих с края кровати пальцев ног до взъерошенных волос.

— Я звоню доктору, чтобы он проверил и убедился, что ты в порядке.

У меня уходит все самообладание, чтобы не бросить подушки ему в лицо.

— Ты хочешь, чтобы я для начала вымылась, или ему проводить обследование, пока с моего тела все еще капает твоя сперма? Пока речь все еще об этом, ты дашь ему взглянуть на полосы, что я оставила на твоей спине и заднице? По крайней мере, их можно посчитать настоящими травмами.

Адриан перестает печатать на телефоне и смотрит на меня через кровать.

— Следи за своим гребаным поведением, Валентина. Я терпелив с тобой, поскольку ты носишь моего ребенка, но если ты будешь продолжать вынуждать меня, когда я говорю тебе остановиться, я прибегну к другим наказаниям.

— Например, свяжешь меня? ― Я сжимаю вместе запястья и протягиваю их ему. — Не знаю, это в своем роде извращенно. Мне это может понравиться.

Ко мне возвращаются воспоминания о немеющих руках и о том, как провела несколько дней привязанной к кровати, и я роняю руки на колени. Как только я думаю, что в порядке, что забыла о поступке Сэла, воспоминания вспыхивают в моем сознании, напоминая, что я никогда не избавлюсь от него.

Не зная о моем внутреннем смятении, Адриан издает разозленный вздох и продолжает печатать на телефоне.

— Мне не нужен доктор, — беззаботно произношу я, вновь пытаясь ухватиться за мою игривость. — Тебе не нужно вытаскивать его из постели в такой час лишь для того, чтобы измерить давление, ведь мы оба знаем, что ты не позволишь ему даже близко подобраться к моим женским прелестям.

Адриан моргает и смотрит на меня так, словно ему даже в голову не приходило, что ребенок означает, что врач в конечном итоге будет постоянно на подхвате.

Я двигаюсь вперед, стаскивая с себя простыню и отбрасывая его рубашку, и оказываюсь перед ним обнаженной. Когда я приближаюсь, Адриан отходит назад, пока не ударяется о тумбочку. Он не может отвести взгляда от моей обнаженной груди, и я не возражаю против этого голодного выражения на его лице.

Затем Адриан как бы одергивает себя.

— Прекращай, Валентина. Я серьезно. Я не буду рисковать тобой или моим сыном ради чего-то вроде грубого секса. Мы можем просто проявить осторожность и дождаться родов.

Я разочарованно развожу руками и отступаю, чтобы не смотреть на него. Поскольку очень даже уверена, что скажу что-то, о чем пожалею, если Адриан продолжит смотреть на меня диким взглядом, который, я знаю, никак не подействует. Или хуже того, если я подтолкну его к этому, он будет винить меня в своих действиях.

Не знаю, гормоны это или обрушились стены моей реальности, но внезапно мне становится очень одиноко. Это совсем не то чувство заботы и любви, которое было прежде. Адриану не нужен партнер; ему нужен инкубатор.

Когда я вновь поворачиваюсь лицом к Адриану, он окидывает взглядом лишь мое лицо, отказываясь опускаться ниже.

— Почему бы тебе не принять душ, а я сменю постельное белье, и мы ляжем спать? Тебе нужен отдых, чтобы наш сын рос сильным.

С меня, черт подери, достаточно. На меня обрушивается горячая липкая волна гнева, когда я разворачиваюсь на пятках и иду к двери. Не успев дойти до коридора, я выкрикиваю:

— Надеюсь, это девочка.

АДРИАН

Как только Валентина исчезает из поля зрения, что-то ломается внутри меня. Нет. Пока я жив, она не поступит так со мной вновь.

Я поднимаюсь с кровати, по-прежнему обнажённый, и мчусь за ней, хватая на ходу брошенную рубашку. Дело даже не в том, что я несколько раз сказал ангелу не оставлять меня. Дело в том, что она вновь убегает. Если Валентина думает, что сможет выбраться во второй раз, то ей придётся столкнуться с суровой реальностью того, как далеко я могу зайти в попытке защитить то, что принадлежит мне.

Несмотря на то, что я почти сразу последовал за ангелом, у неё передо мной имеется хорошая фора. Я настигаю Вэл в фойе, но она остановилась посреди помещения, словно мучается от факта, что покинула комнату. Я расслабляюсь позади неё и накидываю хлопок ей на плечи, чтобы она оделась.

— Нет, — процеживает она почти в рыдании. — Не трогай меня сейчас. Я не ухожу из пентхауса, мне просто нужна гребаная минута.

Она не часто ругается, но когда это происходит, по ощущениям это словно удар в грудь исподтишка.

— Всю мою жизнь, — продолжает она, — люди принимают за меня решения. За кого я выйду, что я надену, как должна отреагировать, и знаешь, что... все они говорили, что так будет лучше для меня. Каждый... даже мой отец сказал, что так будет лучше для меня, когда согласился на помолвку и взвалил на меня Сэла.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но она перебивает:

— Я хочу увидеть Роуз.

У меня уходит мгновение, чтобы обдумать сказанное, мое сердце неприятно подскакивает к горлу, а слова звучат резче, чем я хотел.

— Она мертва. Ты не можешь увидеть её.

Что-то дикое сверкает во взгляде Вэл.

— Думаешь, я не знаю? Ты сказал, что позаботился о ней, я хочу сходить на могилу Роуз. Мне так и не удалось попрощаться с ней. И если бы сейчас она была здесь, именно к ней я бы побежала, чтобы разобраться во всем, что чувствую.

Я тянусь, чтобы притянуть ангела к себе, но она вырывается из моих рук. Я сокращаю дистанцию между нами, вжимая ее в ближайшую стену. Если Валентина не позволяет мне прикасаться к ней, то, по крайней мере, выслушает меня.

— Ты должна приходить ко мне, если тебе есть в чем разбираться. Мы женаты. Я должен быть человеком, на которого тебе захочется положиться.

Она поднимает подбородок, сжимая челюсть.

— И я могла бы положиться на тебя, если бы ты не был так намерен запереть меня здесь, словно гребаную пленницу. Я – человек. Я совершила ошибку и извинилась. Я думала, ты простил меня, но теперь это выглядит так, словно ты используешь беременность, чтобы наказать меня прежде всего за то, что я сбежала.

Я ударяю рукой по стене над головой Вэл, что вызывает боль у меня в ладони, и не свожу с нее глаз.

— Ты хоть представляешь, что совет... наше общество... сделают, чтобы пресечь появление на свет моего наследника? Я держу тебя взаперти не наказания ради, а из добрых побуждений. Ради защиты.

— Все та же песня. В любом случае это не имеет значения. Я все еще хочу навестить Роуз. Есть вещи, которые мне нужно обсудить с женщиной и которые я не могу сказать тебе. ― Затем сквозь сжатые зубы она добавляет: — Пожалуйста.

— Андреа тоже женщина, — говорю я, хватаясь за соломинку.

— Андреа не в той форме, чтобы говорить с кем-то кроме психотерапевта или торговца оружием. Она уж точно не захочет говорить со мной о беременности.

Ни один из нас не заговаривает вновь, и пространство охватывает напряженная тишина. По щеке Вэл безмолвно скатывается слеза, и это служит еще одним ударом. Черт подери. Я не хочу делать ей больно, но я также не могу позволить ей подвергнуть опасности себя или нашего ребенка. Поэтому я пускаю в ход тяжелую артиллерию.

— Я не могу выпустить тебя из пентхауса, пока они наседают на меня из-за Сэла и его пропажи. Пока его семья ищет способ отомстить. К тому же, рано или поздно нам придется ответить на вопросы о твоем отце.

Ангел хмурится и опускает плечи. Давить на вину с моей стороны было не очень-то хорошо, но я никогда не был добряком. Если будучи засранцем я сберегу её, тогда я буду прибегать к необходимому из раза в раз.

И словно распознав манипуляцию, взгляд Вэл становится суровым, и она толкает меня в грудь. Ангел недостаточно сильна, чтобы сдвинуть меня с места, но от её кулаков на груди останутся синяки.

— Отпусти, — произносит она, все еще пытаясь оттолкнуть меня. — Поверить не могу, что ты заговорил об отце, о Сэле и заставил меня почувствовать себя достаточно плохо, чтобы я подчинилась твоим требованиям. Что с тобой не так?

В мире не хватит времени, чтобы вникнуть во все подробности. Вместо этого я придвигаюсь ближе, запирая Вэл в ловушку из локтей, пока наши лица не оказываются на одном уровне.

— Чем быстрее ты поймешь, что меня ничто не остановит от того, чтобы уберечь тебя, тем будет лучше. Даже если это значит уберечь тебя от самой себя. Споры бесполезны, они ничего не изменят.

Валентина замахивается, чтобы ударить меня вновь, и в процессе сметает что-то со стола. Осколки разлетаются по полу у наших ног.

Она издает изумленный возглас и бросает взгляд через мой бицепс, рассматривая стол и беспорядок. Когда мне кажется, что Валентина хочет наклониться, чтобы убрать это, она тянется дальше и хватает еще предмет, на этот раз бросая его на пол рядом с моими ногами.

Я вскидываю бровь и пристально смотрю на неё.

— Стало лучше?

Она морщится, ее ресницы все еще влажные от слез.

— А что, ты единственный, кто может злиться и крушить все вокруг?

— Нет, но если ты вынудишь меня, я буду удерживать тебя, пока ты не успокоишься. Сколько угодно делай мне больно, но если ты хоть как-то навредишь себе, ты пожалеешь.

Валентина поднимает подбородок, и, когда смотрит мне в глаза, еще один стакан ударяется с грохотом о пол.

— Я не намерена вредить себе. Зачем мне идти на это, когда гораздо веселее причинять боль тебе... по крайней мере... когда ты, наконец, отпускаешь себя и позволяешь мне.

Ее колкости проникают в самую глубь, пуская кровь. Мне никогда не приходилось жалеть о моем влечении к боли, но это ощущается неправильным, когда она такая идеальная и прекрасная. Словно это не соответствует симфонии, которую создают наши тела. Необходимая мне боль – это неслаженная гармония, которой не место рядом с нашей.

Валентина вновь дергает рукой, но на этот раз я ловлю ее запястье и выкручиваю за спину, затем проделываю то же самое с другой рукой. Я сжимаю обе её руки одной своей, вжимая Валентину в стену и прижимая наши руки к ее спине.

— Что ты делаешь? — шепчет ангел, в её тоне больше не осталось и следа того яда, которым она плевалась последние несколько минут.

Я кладу другую руку на щеку Валентины и откидываю её голову, чтобы взглянуть в глаза.

— На что это похоже, ангел? Я сказал, что буду удерживать тебя.

— Если я наврежу себе, но я сказала тебе, что не планирую этого делать.

Я сжимаю руку на ее запястьях, пока она не начинает тяжело дышать, но это не из-за приступа боли. Вэл теплая, и ее щеки заливает румянец в тот момент, когда она встречается со мной взглядом.

— Даже не думай об этом.

Я уже твердый, но я не буду подталкивать её прямо сейчас, когда она может потом схватить меня за яйца.

— Мы вернемся в спальню, и ты увидишься с доктором. Он подтвердит, что ты в порядке, а затем я накормлю тебя и уложу в постель.

Валентина стискивает зубы.

— Я не ребенок, о котором нужно заботиться.

И, словно в попытке доказать свою точку зрения, Валентина подается бедрами вперед, несмотря на прозвучавшее предупреждение.

— Я никогда не утверждал обратного, ангел, но я твой муж, и забота о тебе – моя привилегия. Позволь мне это. Мужчины заботятся о своих беременных женах каждый день. Многие считают это очаровательным и милым. Почему ты так сильно сопротивляешься?

Ангел мрачнеет и дергает запястьями, чтобы испытать мою хватку.

— У большинства мужчин нет в штате врача, и они разрешают своим женам выходить из дома. Ты чересчур заботлив, и хотя чаще всего мне это нравится, сейчас мне хочется лишь навестить Роуз.

— Сначала доктор.

— После этого ты отведешь меня к её могиле, чтобы я смогла поговорить с ней?

Я издаю ничего не выражающий звук, а затем уступаю.

— Зависит от того, что скажет доктор о твоем состоянии.

Валентина закатывает глаза и издает тяжелый вздох. Когда она прекращает вырываться, я понимаю, что победил. Отпускаю ангела и аккуратно поворачиваю в сторону коридора, чтобы она случайно не наступила на разбитое стекло.

Мы заходим в комнату, и я посылаю короткое сообщение уборщикам о фойе, а после – доктору, чтобы он нашел нас в спальне.

Когда старик наконец появляется, он тяжело дышит.

— Сомневаюсь, что ее состояние изменилось за такое короткое время.

Мне нравится отношение этого старого ублюдка. Лишь поэтому я плачу ему неприлично хорошо, чтобы он работал только на меня.

— Я что, выгляжу так, будто меня это волнует? ― Взмахиваю в ее сторону. — В любом случае осмотри её. Я хочу убедиться, что с моей женой все в порядке.

Доктор опускается на кровать рядом с Валентиной и измеряет ее пульс, пока я наблюдаю, ненавидя каждую секунду, когда его рука остается на ее коже.

— Не сказать на проверку, но по внешнему виду и жизненным показателям, кажется, она в полном порядке. В том же состоянии, что и ранее.

Указываю на Валентину.

— Да, отлично, но она продолжает предъявлять требования и кричать на меня.

Валентина втягивает воздух.

— Прошу прощения? Это никак не связано с ребенком.

Доктор обдумывает мои слова и смотрит на меня.

— Скорее всего, гормоны. Порой они заставляют женщин совершать странные поступки.

Валентина открывает рот и сердито смотрит на нас.

— Если я отстаиваю свою позицию, это не значит, что на это влияют гормоны или ребенок. На мои действия влияет твое внезапное преображение в чересчур заботливого изверга, который отказывается прикасаться ко мне, как нам обоим хочется.

Я указываю доктору на выход. Ему не нужно слышать этот разговор. Когда я занимаю его место рядом с Вэл на кровати, она выглядит так, словно может спихнуть меня.

— Я буду прикасаться к тебе, как пожелаешь, ангел.

Она сверкает взглядом и складывает руки под грудью.

— Нет. Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, как пожелаешь ты... и не переживал потом по этому поводу. Как думаешь, что я после подобного чувствую?

Я тянусь к её рукам, но она убирает по-прежнему сложенные руки.

— Нет. Я не хочу, чтобы меня трогали. Ни доктор, ни ты, ни кто-либо еще. Пожалуйста, если ты не выпускаешь меня из пентхауса, тогда, по крайней мере, оставь меня в покое, чтобы я могла побыть в тишине.

Мне хочется огрызнуться в ответ и поделиться своим мнением, затем повалить ее на спину и отыметь до потери сознания. Может, после этого она перестанет кричать на меня каждые пять минут.

— Ангел, — начинаю я, намереваясь попытаться починить забор, который я даже не видел со своего бульдозера.

— Нет. ― Валентина отворачивается и смотрит в сторону окон. — Я не хочу говорить, как и не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Вообще, никто ко мне не прикоснется, пока я не навещу Роуз.

ВАЛЕНТИНА

Я отправляюсь на ночь в гостевую спальню и рыдаю до истощения. Черт, отчасти мне не верится, что Адриан правда отпустил меня. Что он не ворвался в комнату посреди ночи и не утащил меня обратно в свою постель, чтобы делать вид, что он наслаждается нежными ласками и занятием любовью.

Дело даже не в сексе или факте того, что он не доверяет мне в вопросах моего разума и тела. Дело в том, что он не принимает себя в этом плане. Адриан убивал людей, которые сейчас лежат под слоем грязи в своих могилах, но он не может принять, что ему нравится чувствовать боль во время секса, и что я могу ему это дать.

Отчасти ему хочется, чтобы я оставалась непорочной добродетельной женой, но этой девушки больше нет. Черт, я теперь совсем другой человек. Сейчас я люблю его острые грани, но Адриан не принимает это во мне. Он не принимает, что женат на женщине, которая наслаждается болью, которую причиняет ему в этом плане.

Я ворочаюсь на сером рассвете, на мне по-прежнему его рубашка, вперемешку с роскошным постельным бельем. Я всем сердцем хочу вернуться в нашу кровать, извиниться за сказанное, за причиненную боль, но не могу заставить себя сделать это. Я никогда не вступалась за себя прежде, но давно было пора начать. Особенно если Адриан продолжит в том же духе после рождения ребенка.

По крайней мере, он так считает. Надеюсь, мой муж начнет понимать, что мы оба изменились к лучшему.

Мне больно от того, что он этого не понимает. Если он не знает, что изменился, как он сможет понять, что изменилась я?

Я откидываюсь на подушки и пытаюсь улечься поудобнее. Как бы хороша постель ни была, в ней не будет идеально, пока я не почувствую теплое, обнимающее меня, тело Адриана. Но каким образом так может продолжаться дальше? Он перестал доверять и себе, и мне. Мы не сможем так жить. Я не хочу, чтобы у нас были такие же отношения, как у моих родителей или многих других семей высшего света.

Образ его руки на моей шее вспыхивает в памяти, и я закрываю глаза, наслаждаясь этим. Кто знает, когда мне выдастся возможность почувствовать это вновь.

Я смотрю на часы, затем размышляю над тем, чтобы подняться и одеться, а после пойти на поиски перекуса на завтрак. Если честно, я удивлена, что Адриан позволил мне провести всю ночь без него. Крошечная часть меня ожидает, что я открою дверь спальни и найду его, прислоняющимся к косяку. Не знаю. Может, Адриан понял, что зашел слишком далеко со своей стратегией защиты. Хотя, зная его, думаю, что для него нет такого понятия, как «слишком далеко».

Но это не имеет значения, потому что мне больно. Не так, словно это всего лишь спор женатой пары, от которого легко отойти. Нет, у меня такое чувство, что Адриан отвергает меня в пользу нашего ребенка, что совершенно нелепо.

Я устраиваюсь на кровати и решаю не идти на завтрак. Выйти из комнаты означает, что мне придется столкнуться с ним, и я сомневаюсь, что Адриан вновь позволит уйти от него. Наверняка это трусливый поступок, но здесь некому осудить меня за это.

Едва я успеваю подумать об этом, как раздается тихий стук в дверь.

— Уходи! — кричу я. Мне все равно, кто стоит за дверью. Я не в настроении для бесед.

Вновь слышу стук, на этот раз более сильный и настойчивый.

— Валентина?

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что именно Кай стучит в дверь, но я не хочу с ним разговаривать.

Он вновь зовет меня по имени, и я издаю стон.

— Я сказала тебе уйти. Если ты здесь из-за него, я не хочу говорить с тобой, поскольку Адриан сам в состоянии прийти сюда. Если ты здесь по своей воле, я не думаю, что нам есть что обсуждать.

Я не повышаю голос. Если он услышал меня – отлично, если нет – плевать. Кай все равно не войдет без моего разрешения. Если Адриан увидит его в моей спальне, он сразу же убьет его.

— Ты ведешь себя как ребенок, Валентина, — произносит он.

Меня так и тянет поспорить с ним из-за удара ниже пояса, но я не ведусь на это. Хотя это правда действует. Стыд охватывает меня, пока я не натягиваю одеяло до подбородка, чтобы спрятаться от него. Сколько раз отец использовал эту же уловку? Это был его любимый способ отчитать меня.

Я уже собираюсь высказать Каю все, что думаю, когда что-то сильно ударяет дверь, и в коридоре становится тихо. Меня пронизывает страх от мысли, что он может войти, несмотря на то, что знает, как отреагирует Адриан.

Но за этим ничего не следует. Дверная ручка не поворачивается. Никто не входит.

— Я не уйду, пока ты со мной не поговоришь. Я буду сидеть в этом коридоре и кричать тебе через дверь, пока мы не поговорим, — доносится громкий голос сквозь дерево.

Судя по звуку, Кай сидит на полу, прижавшись к двери. Я посмеиваюсь над нелепостью того, что он сидит на полу коридора в шерстяном костюме стоимостью в тысячи долларов.

— Разве тебе не нужно работать? Я знаю, что он послал тебя сюда не для того, чтобы ты перекрикивался со мной через дверь.

При этом дверь трясется.

— Он вовсе не посылал меня сюда. Я здесь по своей воле.

Я фыркаю, даже если он этого не слышит.

— Ага, конечно, потому что тебе нечего делать, кроме как бегать за женой своего босса и налаживать их отношения.

Интересно, как подобная фишка будет выглядеть в резюме.

За этим следует долгая тишина, и я надеюсь, что он ушел. Как только я закрываю глаза, чтобы вернуться ко сну, Кай вновь будит меня.

— Я все еще здесь. По-прежнему не ушел.

Я со вздохом прижимаю подушку к лицу и приглушаю громкий стон. Я не думаю, что он проведет здесь весь день, пока я не уделю ему внимание. Проблема в том, что, что бы я ни сказала, все будет передано Адриану.

Через несколько мгновений решаю дать Каю сказать, если он после этого оставит меня в покое.

— Чего ты хочешь? — кричу я громче необходимого.

Его ответ звучит уверенно и спокойно.

— Я хочу, чтобы ты сейчас подумала о чувствах Адриана.

Я сбрасываю подушку на кровать и сверкаю взглядом на дверь.

— Оо, так не он тебя сюда послал, да? Что за херня.

— Не посылал. Я сам сюда пришел, потому что хочу, чтобы ты увидела ситуацию с его точки зрения.

Все еще глядя во все глаза на дверь, я кричу Каю в ответ:

— Его точка зрения заключается в том, что теперь я ему нужна только как инкубатор. Остальное я точно не буду с тобой обсуждать, потому что это не твое дело. Просто знай, что все это очень неприятно, с какой стороны ни посмотри. В расчет идет не только его точка зрения.

Кай говорит так, что я вновь обдумываю слова о моем детском поведении. Затем в памяти возникает образ отца, и я вновь погружаюсь в самоуничижение. И все из-за слов человека, которого я едва знаю. Человека, который предан моему мужу, несмотря на то, что это я спасла ему жизнь.

— Ты мыслишь слишком узко. Ты не думала, что он просто боится? Что его настолько пугает мысль о твоей потере, что он предпочтет потерять тебя иным способом, чтобы удержать рядом с собой.

Ой, да боже мой.

— Если речь вновь о том, что я уйду, я пообещала, что не сделаю этого. И я правда не уйду. Я сбежала только потому, что испугалась. К тому же, у меня нет других секретов, которые могут мне навредить. На этом ситуация исчерпана.

Кай издает нетерпеливый звук, и я вновь смотрю на деревянную дверь. Он не может этого видеть, но его реакция подняла мне настроение.

— Я имею в виду не это. До рождения ребенка может произойти что угодно. Мы в состоянии войны с советом, у тебя могут возникнуть осложнения, или семья Сэла может нагрянуть сюда, чтобы попытаться отомстить. Столько возможностей дерьмового исхода стоит перед ним. Адриан больше не боится, что ты уйдешь. Он в ужасе от того, что ты можешь умереть.

Я открываю рот и моргаю, глядя в потолок, мой мозг обрабатывает этот новый факт. Адриан – не тот человек, который признается, что его это пугает, особенно человеку, связанному с этим напрямую.

Чертов Кай и его длинный нос. Я стаскиваю с себя одеяло, хватаю из комода запасной спортивный костюм, натягиваю его, а затем открываю дверь.

К моему удовольствию, он падает спиной к моим ногам в своем итальянском костюме за тридцать тысяч долларов.

— Хорошо. Ты сказал то, что хотел, теперь можешь уйти. Я хочу позавтракать.

Кай садится, согнув колени так, что локти упираются в коленные чашечки.

— Я еще не закончил.

Я скрещиваю руки под грудью и смотрю на него сверху вниз, довольная тем, что Кай это видит.

— Отлично, какой еще крест тебе нужно снять со своей груди этим утром?

Кай смотрит в коридор, а затем возвращается к моему лицу. Ага. Скажи мне еще раз, как ты пришел сюда по своей воле.

Я собираюсь схватить дверь и захлопнуть ее перед ним, но он останавливает меня, впиваясь большой рукой в дерево, чтобы удержать дверь.

— Подожди. Тебе нужно кое-что понять, прежде чем ты на взводе пойдешь к Адриану и наговоришь ему невесть что по этому поводу.

Я продолжаю смотреть на Кая. Он не оставляет мне выбора сейчас – хочу я его слушать или нет.

— Он любит тебя.

Мои плечи опускаются.

— Думаешь, я не знаю этого? Конечно, он любит меня, иначе бы он себя так не вел.

Кай моргает, на его лице мелькает удивление.

— Но...

— Я знаю, что он меня любит, и я тоже его люблю. Но любовь еще не означает отсутствие боли. Черт, я на собственном опыте испытала, что любящая рука может вызывать ощущение того, что она сомкнулась на твоей шее, — процеживаю я сквозь зубы. — Так что да, я знаю, что он меня любит, и я знаю, что он хочет обезопасить меня и ребенка, но я не хочу жертвовать нашими отношениями в угоду его излишней осторожности.

После этого Кай убирает руку с двери, и я аккуратно закрываю ее, оставляя его в коридоре одного, чтобы Кай подумал о сказанном мной. Если Адриан слышал, то так даже лучше, поскольку мне не придется повторять это, когда мы в конце концов вернемся к ссоре.

Забравшись обратно в постель, я укутываюсь в одеяло. На этот раз мне теплее из-за настоящей одежды. Я вздыхаю и позволяю глазам сомкнуться, борясь с острым желанием ощутить руки мужа вокруг меня. В мире нет ничего лучше, чем прильнуть к нему, вдохнуть аромат его шеи, зная, что он принадлежит мне и только мне.

Отчасти я надеюсь, что мы вернемся к этому. Что я должна дать Адриану пространство и время и позволить разобраться во всем самому.

Но есть и другая часть. Та, что слишком долго оставалась под надзором отца. Та, что позволила зарезать Роуз в собственном доме. Та, что по-прежнему живет со шрамами от так называемой любви.

Этой части лучше знать. И она знает, что я не позволю Адриану задушить это растущее во мне чувство. Чувство, которое говорит мне, что я достойна жизни и что за меня стоит бороться.

АДРИАН

Я не ложусь спать. Вместо этого тихонько отхожу от ангела и спешу в кабинет. Мне требуется время и разбудить несколько человек, но я плачу им достаточно за работу. Менее чем через три часа я получаю необходимое и тихо возвращаюсь к постели.

Валентина все еще спит, её локоны разметались и в беспорядке рассыпались по подушке, одну руку она подложила под щеку. Я мгновение смотрю на ангела, потому что, черт, она так красива. И будет еще красивее, когда ее выпуклость на животе станет больше, и я смогу почувствовать, как внутри растет наш ребенок.

Пока я обдумываю то, как изменится её тело, я осторожно и как можно тише копаюсь в бумажных пакетах в ногах. Будучи ребенком я отточил до совершенства искусство быть незаметным и бесшумным, чтобы не привлекать внимание отца. Эти навыки пригодились мне и во взрослой жизни.

При этом я не слежу за временем, которое трачу, когда достаю каждый предмет из каждой сумки. Могли бы пройти годы, и я бы не остановился, не моргнул бы, не выбрал бы быть где-то, кроме этого места и этого момента.

Как только заканчиваю, я сажусь на кровать, немного в стороне от десятков детских вещей, которые разложил вокруг спящего тела Валентины. Когда она проснется, я хочу, чтобы ангел поняла, насколько я серьезен в стремлении сделать это. Построить семью вместе. Будет ли она идеальной? Черт, нет. Но она будет нашей, и только это имеет значение.

Теперь, когда я закончил, нервно ожидаю ее пробуждения, но я также знаю, что ангелу нужно поспать. Пока я ожидал завершения миссии персональных закупщиков, я читал о первом триместре беременности и о том, как он повлияет на Вэл. По крайней мере, в следующий раз, когда она будет жаловаться на то, что я над ней трясусь, я смогу привести в пример источники, подтверждающие мои распоряжения.

Когда Валентина наконец шевелится под одеялом, она задевает коленями одежду и игрушки, и просыпается, моргая в нечетком предрассветном свете. Она замечает мой взгляд и замирает.

— Что? Что случилось?

— Должно что-то случиться, чтобы я восхищался своей женой?

Валентина хмурится, морщины возле ее рта повторяют морщины на лбу и выдают ее юный возраст.

— Да, если мой муж сидит на кровати полностью одетый и смотрит... тогда мне точно придет на ум, что что-то случилось.

Я одариваю Валентину мягкой улыбкой и качаю головой, затем нарочно перевожу взгляд на ближайший к ней предмет: мягкое серое детское плюшевое одеяльце.

Она переводит взгляд и издает тихое:

— О. ― Затем ангел окидывает взглядом множество вещей, пока не принимает сидячее положение, чтобы все рассмотреть. — Ты вообще спал?

Я поднимаюсь достаточно, чтобы взять Вэл за руки.

— Нет, но это неважно. Прямо сейчас важно, чтобы ты знала, что я серьезно настроен в этом плане. Что я рад, даже если новости стали небольшим шоком. Я не обещаю, что не буду слишком остро реагировать во время беременности, но я буду изо всех сил стараться не нагружать тебя этим.

Валентина смотрит на всё, кроме меня, и выглядит по-прежнему напряженной.

— Твоя забота меня не тяготит.

Я аккуратно вынимаю пальцы и собираю вещи на кровати. Будучи по-прежнему сонной, ангел медленно реагирует, преследуя мои руки, чтобы отобрать вещи, прежде чем я их уберу.

— Что, подожди, постой, что ты делаешь?

Я не могу не рассмеяться, когда вырываю детское одеяльце из её смертельной хватки.

— Пока что уберу их в люльку, не волнуйся.

Она отпускает одеяльце и выглядывает поверх края кровати.

— Еще и люлька есть? Я даже не видела ее. Где?..

Я целую Валентину в губы, чтобы она замолчала. Она поднимает руки и обхватывает мое лицо, как я и ожидал, давая мне возможность достать драгоценности из кармана пиджака. Пока она отвлечена, я раскладываю бриллианты вокруг ее бедер по кругу, а затем застегиваю самый большой на ее шее – кулон в виде крыла ангела.

Валентина охает и разрывает поцелуй, чтобы взглянуть на свою голую кожу. Одеяла падают вокруг ее коленей, и я любуюсь ее бриллиантами и обнаженными грудями под ними – еще более прекрасными.

— Что? ― Она издаёт вздох и проводит пальцами по браслетам, серьгам, кольцам и другим кулонам, которые я приобрёл, чтобы побаловать её. — О, боже мой, откуда это все?

Я наклоняюсь и прикусываю её губу, проследив пальцами путь вниз, чтобы нежно перекатить розовый сосок между пальцев.

— Из ювелирного магазина, любимая, как и всегда.

Она фыркает и толкает меня в грудь, на её губах появляется улыбка.

— Очевидно. Тебя не волновало, что все это богатство просто будет лежать здесь? Мне не нужно все это.

Откинув одеяло, чтобы получить больший доступ к ее телу, я начинаю надевать украшения на ее тело, пока оно не начинает блестеть в полумраке.

Я даю ей минуту, чтобы Валентина все могла рассмотреть. Она поднимает руки и вращает ладонями и пальцами, чтобы получше все рассмотреть.

— Все украшения так прекрасны, но они мне правда не нужны.

Если она еще не поняла, я всегда получаю желаемое. Прямо сейчас я желаю, чтобы ангел была увешана драгоценностями, и ничего более.

Я сжимаю ее бедра и притягиваю ближе к себе, чтобы произнести ей это прямо в губы.

— С каких пор у тебя есть выбор? Я их купил как для тебя, так и для себя, чтобы любоваться ими на тебе. Ни один камень не сравнится с твоей красотой, но, черт, ты их красишь.

Слабый розовый румянец поднимается по шее Валентины и охватывает щеки. Я убираю волосы с ее лица, собирая выбившиеся локоны за ушами.

Она издает протяжный вздох и прижимается лицом к моему прикосновению.

— Я не знаю, что сказать. Спасибо, полагаю... они правда прелестны. У меня никогда не было таких украшений. Мой оте... ну... спасибо. Они все великолепны.

Я знаю, что она сменила тему, не желая обсуждать отца, и наверняка она будет так делать еще какое-то время. Мою грудь разрывает от того, как Валентине пришлось справляться со всем в одиночку. Если бы я был там и защищал её, как и обещал, может, ей бы не пришлось идти на это.

Чувство вины волной поднимается во мне, смешиваясь с все еще тлеющим гневом из-за ее побега, но я отгоняю их, не желая омрачать этот момент с моей женой. Момент, когда мы празднуем новую жизнь, которую она принесет в этот мир, и нашу семью.

Я наклоняюсь и касаюсь своим лбом её.

— Знаю, мы особо не обсуждали это, когда поженились, но я всегда хотел собственного ребенка. Малыша, с которым я не повторю грехи моего отца и которому я покажу свет, любовь и радость.

Валентина широко распахивает глаза и отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

— Жизнь нашего ребенка никогда не будет похожа на нашу. Никогда. Я не допущу, чтобы его растили в ненависти или чтобы он чувствовал себя мишенью.

Ее голос дрожит от уверенности в нем. Словно Валентина может произнести слова с достаточной силой, чтобы они стали правдой.

Но ей не нужно убеждать меня. Касательно этого уж точно не нужно.

— Он никогда не испытает то, что испытали мы в детстве. Обещаю тебе, ангел. Он будет ощущать безопасность, силу и защиту каждый день своей жизни.

— Что, если это будет девочка? — поддразнивает она.

Я кусаю ее нижнюю губу, заставляя ее с визгом отпрянуть.

— Тогда она будет ощущать безопасность, силу и защиту. Но я не могу гарантировать, что ей это понравится, когда она станет старше, особенно когда мужчины будут поглядывать на нее.

Валентина смеется и вновь кладет руки на мои щеки, прижимая теплые и уверенные ладони к моему лицу.

— Конечно. Но мама всегда будет рядом, чтобы убедиться, что вы, ребята, не выходите из-под контроля.

Мама. Я чуть не подавился из-за сорвавшегося с ее губ слова. Мама. Черт подери, мы станем родителями. Меня вновь и вновь накрывает волной тревоги. Как кто-то может готовиться к этому и думать, что он действительно готов?

Валентина скользит пальцами по моей челюсти и огибает шею, словно не может перестать прикасаться ко мне.

— Ты не представляешь, как сильно мне нужно было это услышать. Я никогда и не думала, что ты из тех, кто может навредить ребенку, но, думаю, мне просто нужно было удостовериться. Почувствовать, что ты точно знаешь, чего я хочу, на случай, если что-то произойдет.

Я дергаюсь и отбрасываю ладони Валентины, хватая её за плечи.

— Ничего не произойдет.

Она открывает рот, чтобы заговорить, но я медленно качаю головой.

— Ничего. Не. Произойдет.

На этот раз Валентина сглатывает и молчит, пока я не ослабляю хватку на ней. Только тогда Валентина заговаривает, но медленно, словно я могу взорваться из-за одного неверного слова.

— Обе наши матери тоже думали, что у них есть всё время в мире. Их смерти ужасно повлияли на наших отцов.

Я усмехаюсь.

— Вполне уверен, что оба наших отца были ужасными людьми еще до их смерти.

— Но это и не помогло направить их в нужное русло. Мне нужно прояснить, что я хочу, чтобы наш ребенок был защищен и любим, несмотря ни на что. Несмотря на то, что ты будешь чувствовать, если со мной что-нибудь произойдет.

Я с трудом сглатываю и смотрю на Валентину, она впивается в меня взглядом.

— С тобой ничего не произойдет, и я отказываюсь даже обсуждать это. Но я услышал тебя. Но у наших отцов не было моей пятерки... они скорее убьют меня, чем станут смотреть, как я превращаюсь в одного из наших отцов.

На меня обрушивается осознание, что Винсент никогда не встретится с моим сыном. Мне пришлось пережить его потерю, и для меня это по-прежнему открытая и ноющая рана.

Валентина на секунду задерживается на мне взглядом, а затем довольно кивает. Когда она заговаривает вновь, в её голосе слышится напор:

— Хорошо. Не то чтобы я хотела, чтобы с тобой что-нибудь произошло, но... в детстве я предпочла бы не иметь отца, чем такого, с которым я осталась после смерти матери. Дети не должны страдать от подобного или ощущения того, что они не нужны своему родителю.

Когда Валентина наклоняется вперед и обнимает меня, забытое нами украшение цепляется за мою рубашку.

Она замирает и вновь смотрит на бриллианты.

— Я должна снять их, чтобы смогла одеться, и мы еще кое-что обсудили. Построили планы. Знаю, что у нас есть время, но с советом сейчас все нестабильно.

Я помогаю ей снять украшения и кладу их на прикроватный столик, чтобы Валентина позже убрала их в свою шкатулку. Когда она выбирается из постели, я окидываю взглядом голое тело моей жены, подмечая все изменения. Конечно, ничего не изменилось. Она немного похудела за время своего отсутствия, но я с легкостью смогу это исправить.

— Иди в душ. Я все уберу, и мы сможем...

Она качает головой и касается пальцами моих губ, чтобы остановить меня.

— Я еще не закончила. Мне нужно, чтобы ты еще кое-что пообещал, чтобы удостовериться в безопасности и надежности будущего нашего ребенка.

Я не скрываю своего замешательства, когда она убирает пальцы с моего рта.

— Что еще?

Разве не это я пообещал ей тогда... безопасность? В последнее время я не следую своему слову, и это снедает меня.

— Я хочу, чтобы ты пообещал, что защитишь нашего ребенка ценой своей жизни. Что бы ни произошло, он прежде всего, его безопасность даже важнее моей.

У меня уходит мгновение, чтобы понять суть её просьбы. Вновь приходится копнуть вглубь... сложно пообещать поставить безопасность другого человека выше жизни ангела, особенно кого-то, кого я не встречал, не обнимал и к кому не прикасался. Но на это есть лишь один правильный ответ.

— Я защищу нашего ребенка. Но я не потеряю тебя. Я могу согласиться лишь на такие условия. Если тебя это не устраивает, то... мне поебать.

ВАЛЕНТИНА

Не уверена, какую реакцию Адриан ожидал увидеть в ответ на его заявление, но точно знаю, он не предполагал, что я выберусь из его объятий, оберну простынь вокруг своего тела и выйду из комнаты с шлейфом из белого египетского хлопка.

Его удивление – единственная причина, почему мне удается получить фору в коридоре по пути в командный пункт.

— Что ты делаешь? — спрашивает Адриан позади меня. Его шёлковый голос пробуждает вещи, о которых я не могу позволить себе думать, пока мне нужно закончить с этим.

Несмотря на вчерашние протесты моего мужа, даже я могу видеть, что он по-прежнему колеблется. Для него привычно медленно реагировать. Он блокирует свои инстинкты, и мне нужно прекратить это, или мы никогда не выберемся из этой ямы.

Я бросаю взгляд через плечо и ускоряюсь, Адриан начинает тяжело дышать и поторапливается вслед за мной, даже если его ноги гораздо длиннее моих.

— Ангел, — предупреждает он, когда я огибаю угол и вхожу в командный пункт, где застываю при виде раскинувшегося в кресле Кая с галстуком набекрень и закинутыми на стол ногами.

— Не смей, блядь, смотреть на неё, — предупреждает Адриан, но Кай и не смотрел в нашу сторону с тех пор, как мы вошли.

— На выход, — рявкает Адриан, но я качаю головой.

— Нет. Он мне нужен на минуту.

Мой муж почти дрожит от напряжения позади меня.

— Прошу прощения?

Мне хочется сказать, чтобы он успокоился, но я знаю, как это работает, поэтому ничего не говорю.

Я указываю на Кая, который остаётся по-прежнему неподвижным и не смотрит в нашем направлении.

— Мне это не нужно. Я хочу, чтобы ты позаботился о своем обещании заблаговременно. Спланировал все для ребёнка, если с нами что-то произойдёт.

— С нами? — мягко повторяет Адриан. — Я уже сказал, что не допускаю мыслей о том, что с тобой что-то произойдёт.

— Что насчёт тебя? — требую я, даже когда эти слова вырывают что-то из моей груди. Адриан не может допустить мысли о том, что я пострадаю, как я не могу допустить мысли о его смерти. Но это... мне это нужно, чтобы ощутить безопасность. Если наш ребёнок в этом плане будет защищён от внешнего мира, мне станет гораздо лучше. Я вновь смотрю на Кая, который продолжает смотреть на всё, помимо нас.

— Ещё я хочу, чтобы Кай пообещал, что, если с нами что-то произойдёт, он позаботится о нашем ребенке.

— Что? — произносят они одновременно. Адриан чертыхается, и Кай замирает, выглядя так, словно ему страшно сделать даже вздох.

— Ангел, сначала нам нужно это обсудить. Прежде чем ты…

Я качаю головой, туже затягивая простынь.

— Нет, я не позволю тебе меня переубедить, даже если ты будешь очень убедителен. Мне это нужно, и если ты серьёзен... ты можешь забрать все украшения, все, что ты мне дал... я хочу лишь получить подтверждение.

Адриан обходит меня, чтобы встать ко мне лицом, скользя ладонями по моим рукам. Могу сказать, что он зол, все ещё чувствует потребность чувствовать ярость из-за моих слов, но я не могу позволить ему переубедить меня.

И все станет только хуже, когда я произнесу следующую часть.

Я высвобождаюсь из хватки моего мужа.

— Позволь мне быстро одеться, чтобы Кай мог со мной поговорить.

Адриан отпускает меня. Я быстро натягиваю леггинсы и свитер оверсайз, а затем мчусь обратно в командный пункт.

Адриан сидит рядом с Каем, опустив голову на руки. Меня убивает так поступать с ним. Особенно после побега и того, как заставила его сомневаться во мне и моих чувствах к нему.