Удержать любой ценой

Я сажусь по другую сторону от Адриана, сжимая руки перед собой на столе.

— Кай сделает это, — говорит Адриан, его голос резок и холоден.

Я скольжу рукой по его загривку. Его волосы отрасли – ещё одно доказательство его переживаний. Иначе он бы выглядел идеально, был бы готов столкнуться с любым испытанием. Меня захлестывает ещё одной волной вины.

— Можешь повернуться и взглянуть на меня, пожалуйста? Дальше я скажу самое трудное, и я не могу произнести это, пока ты отворачиваешься от меня. Мне нужно, чтобы ты видел моё лицо, пока я говорю. Мне нужно, чтобы ты видел меня, пока я говорю.

Я даю Адриану время, и он смотрит на меня, медленно разворачивая кресло ко мне и ловя коленями мои меж своих, словно доказывая свою точку зрения и заявляя доминирование, хотя ему очень тяжело сдерживать себя.

— Что самое трудное? Потому что это чертовски жестоко, Валентина, — произносит Адриан, его голос дрожит от потребности в контроле так же, как и его тело.

Я с трудом сглатываю и медленно выдыхаю, чтобы он не услышал дрожь в моих утверждениях. Каждое слово – испытание, но не для него, а для меня. Если я не смогу противостоять мужчине, который поклялся защищать и любить меня, тогда как я смогу уберечь этого ребёнка от людей, которые действительно хотят навредить? И существует так много людей, которые разорвут нас обоих, если смогут. Конфронтация с моим отцом лишь укрепляет для меня это осознание.

Горячая слеза скользит по щеке, и он ловит её пальцем, смахивая с другой стороны лица остальные.

— Просто скажи это, ангел, чтобы мы могли, блядь, уже прекратить этот разговор. Ненавижу видеть, как ты плачешь. Ты знаешь это.

Я хлюпаю носом, пытаясь собрать все воедино.

— Учитывая нынешнюю ситуацию с советом и обществом, я хочу, чтобы ты организовал способ для меня и нашего ребёнка сбежать, если потребуется. Но не только для нас, для тебя тоже... способ для тебя сбежать с ним, или для меня, кому бы ни пришлось его оберегать. Для Кая тоже, — добавляю я с запозданием.

Адриан застывает передо мной, и я знаю, что моя просьба слишком поспешна, после того как я воплотила в жизнь его худшие кошмары.

В комнате воцаряется смертельная тишина. Думаю, Кай задержал дыхание так же сильно, как и я. Несомненно, ожидая шанса вмешаться, чтобы защитить меня, если потребуется. Хотя я не буду защищаться, если ему нужно выплеснуть на меня этот ужасный гнев. Не то чтобы я этого не заслуживала – каждую часть этого.

Когда он убирает руки с моей кожи, мне кажется, что он вонзается в мои лёгкие и вырывает их.

Проходит много времени – чертовски много – прежде чем Адриан говорит что-то. Но он обращается не ко мне, а к Каю.

— Сделай это.

Голос моего мужа такой тихий, что мне едва удаётся его услышать, но Кай мгновенно приступает к работе за ноутбуком. Экран на стене оживает, и нам удаётся увидеть его действия.

Кай печатает на ослепительной скорости. Его руки летают над клавишами, и перед нами вспыхивают новые окна. Большую часть я не понимаю, но я вижу банковские счета, паспорта, деньги и все, что потребуется человеку, чтобы начать жизнь заново.

Впервые за это время Кай заговаривает:

― Тебе необходимо получить доступ к этому, если что-то случится. Я попрошу пятёрку передать эту информацию кому следует, когда придёт время. Так никто не сможет получить доступ к информации случайно.

Я фыркаю. Последняя часть адресована мне, и я понимаю, что Адриан – не единственный, кто чувствует себя преданным после моего поступка.

Но у меня нет сейчас времени разбираться с чувствами Кая, не с этим вулканом, готовым извергнуться, возле меня.

Адриан не смотрит на меня сейчас, и я это принимаю. Правда. У меня сводит живот, и я не могу поверить, что я все это говорю и делаю. Мне очень хочется забрать свои слова обратно и сказать забыть о них, чтобы увидеть его мечтательный взгляд, которым он смотрел на меня совсем недавно. Но я знаю, что не могу. Моя мать должна была сделать это для меня. Она должна была защитить меня, зная, как может обернуться моя жизнь. Может, она была наивна, но я не могу себе этого позволить, когда все касается того, чтобы избавить ребёнка от того же вреда, который причинили мне.

Я выскальзываю из кресла и опускаюсь на колени у ног Адриана, провожу руками вверх по его бедрам, но он продолжает смотреть на экран, отказываясь взглянуть на меня.

Мне приходится стиснуть его рубашку, чтобы притянуть к себе, прежде чем он обратит свой застывший взгляд на меня.

— Ты-то уж должен понимать, почему я это делаю. Ты видел произошедшее со мной. Мне нужно убедиться, что наш ребёнок в безопасности. Если я не удостоверюсь в этом, тогда я провалюсь в единственном, что мне было дано. Единственной обязанности, которая у меня была. Я не позволю этому произойти.

Он скользит большим пальцем по моей щеке, и что-то в его лице смягчается.

— Ангел... — выдыхает он. ― Я задаюсь вопросом, какой бы сильной ты стала, если бы твой отец увидел твой потенциал и сделал бы тебя своей наследницей, вместо того чтобы считать тебя своим бременем.

Слезы вновь струятся по моим щекам.

— Тогда доверься мне там, где он этого не сделал. Позволь мне стать твоим партнёром в этом. Но сначала мы позаботимся о нашем ребенке. Это наша ответственность.

Всю жизнь я была жертвой. Но теперь я не могу себе этого позволить. Я позволила убить Роуз, пока была беспомощна. С тех пор я вновь и вновь прокручивала в голове, что могла сделать, чтобы защитить её, пока был шанс. Шанс, который существовал до той ночи. Я больше не буду жертвой, как и наш ребёнок. По крайней мере, пока я жива.

Адриан хватает меня в охапку, разворачивая на своих коленях.

— Ангел, — произносит он вновь едва слышным шёпотом.

Я могу лишь обнять и прильнуть к нему. И молиться, что он не оттолкнет меня – не тогда, когда я наконец-то поступаю правильно.

Мы остаёмся в таком положении, наши тела переплелись, и меня не волнует, что Кай в шаге от нас. Пусть видит. Адриан – моё сердце, и я больше не позволю ему ускользнуть от меня.

Он тяжело дышит мне в шею, впиваясь пальцами в ребра, словно ждёт, что потеряет меня вновь. Если уж на то пошло, мне нужно исправить это. Дать ему понять, что я не хочу никуда уходить. Никогда.

В комнате воцаряется смертельная тишина, и я понимаю, что Кай перестал печатать. Я отстраняюсь, и Адриан отпускает меня достаточно, чтобы я взглянула через его плечо. Кай сидит, его волосы взъерошены, а во рту чупа-чупс. Его взгляд направлен на экран над ним, поэтому я смотрю туда.

Там я вижу строчку текста, полагаю, это составные кода. Не то чтобы я понимала хоть что-то.

— Сделано, — провозглашает он, отодвигая конфету.

Адриан кивает мне в шею.

— Оставь нас. Мы поговорим позже. Поговори об этом с остальными. Я не хочу слышать об этом вновь, пока не возникнет необходимость.

Кай за секунды закрывает ноутбук, берет пиджак со спинки кресла и выскальзывает из комнаты.

Как только дверь закрывается, Адриан поднимает меня со своих коленей и усаживает задницей на стол перед ним.

— Я ненавижу это, ангел. Мне не нужно говорить тебе это, поскольку уверен, что ты это сама видишь. Но я также понимаю, почему ты это делаешь.

Я с трудом сглатываю, собираясь ответить, но Адриан медленно качает головой, останавливая меня.

— Я знаю, что ты лишь хочешь уберечь нашего ребенка, и только поэтому я позволил Каю это сделать. Но послушай меня, ангел. Если ты вновь сбежишь, не находясь на грани жизни и смерти, я сам убью тебя. Не заставляй меня проходить через это вновь. Я не смогу это выдержать.

— Никогда, — обещаю я, обнимая Адриана за шею. — Я больше никогда не сбегу.

22

АДРИАН

Валентина одаряет меня улыбкой, стоящей всей головной боли, которую мне пришлось пережить за последние несколько минут, пока она объясняла, что ей нужно. Я опускаю лицо и кусаю её за нижнюю губу, пока ангел не начинает тяжело дышать и цепляться за меня. Мне нравится видеть её такой.

Когда я вжимаюсь в Валентину, она скользит вперед по столу, чтобы обвить коленями мои бедра и припечатать меня к месту между её ног.

― Ты удивил меня, ― произносит моя жена и выгибает шею, чтобы я мог провести губами по её горлу.

Между укусами я задаю вопрос:

― Чем же?

Валентина тянет за волосы на моем затылке, прижимаясь ко мне всем телом, выгибаясь навстречу каждому прикосновению поверх её одежды. Одежды, которой на ней слишком много.

Я стаскиваю свитер с тела Валентины, довольный, что под ним её груди обнажены и соски уже в готовности для моего рта.

― Ммм… ангел, ты пытаешься дразнить меня?

Она – сама невинность – пожимает плечами, но её веки полуприкрыты, пока она прижимается ко мне, предвкушая новые ласки.

― Не специально. Я просто хотела побыстрее вернуться, прежде чем вы с Каем уйдете и предоставите меня самой себе.

― Никогда, ― я опускаю руку в её легинсы и обхватываю киску Валентины, скользя пальцами вдоль влажных губ. ― Я никогда не предоставлю тебя самой себе. Это кажется таким жестоким, когда мне доставляет такое удовольствие забота о тебе.

Валентина хмыкает в ответ на мои игривые слова, мы оба знаем, что проблемы между нами напрямую не связаны с сексом.

Но тогда ангел с легкостью отвлекается на то, как мои пальцы кружат по её клитору, пока я легонько не нажимаю на него, заставляя Валентину задрожать в моих объятиях.

― Что ты делаешь? ― задает Валентина вопрос мне в плечо.

― Может, после всей этой боли мне нужно просто прикоснуться к тебе. Мне нужно прикоснуться к твоей коже и вспомнить, каково это – довести тебя до оргазма в своих объятиях. ― Я использую зубы, чтобы оставить отметину на ее шее. ― Мне нужно знать, что ты реальна, что ты здесь и что ты моя.

Когда ангел кивает, я тянусь вниз и берусь за края её штанов, стаскиваю их вниз и откидываю в сторону. Она так красива, будучи обнажённой, когда прижимается ко мне, чтобы удержать себя от падения.

― Что насчёт тебя? ― хнычет Валентина совершенно бессильно.

― Если ты хочешь избавить меня от одежды, ангел, тебе придётся сделать это самой.

Валентина атакует руками мой пиджак, затем медленно движется вниз по рубашке, расстёгивая пуговицы, чтобы вытащить ткань из-за моих брюк. Я наблюдаю за её лицом, когда Валентина обнажает все больше и больше моей кожи. И я не единственный, кто пленён её плотью. Ангел также заворожена каждым сантиметром моей плоти. У меня теплеет в груди, и я потираю то место, чтобы избавиться от боли.

Валентина стаскивает пряжку ремня и избавляется от брюк, пока они кучей не падают у моих ног. Не желая прерывать её прикосновения, я откидываю брюки вместе с носками и обувью, чтобы остаться обнажённым ангелу под стать.

― Лучше?

Валентина обводит взглядом мою голую грудь, затем спускается к прессу, где кончиками пальцев очерчивает каждую мышцу. Чем ниже она спускается, тем сильнее начинает покалывать, и мне приходится остановить её руку, прежде чем она доберется до бедра.

― Теперь ты просто зла, ангел.

Я позволяю Валентине продолжать исследование, и она тянется прямиком к моему уже твердому члену, который по стойке смирно касается моего пупка. Когда она обвивает теплыми пальцами основание, я выдыхаю и зажмуриваюсь. Стараюсь оставаться сфокусированным на том, чтобы не выпрыгнуть из собственной кожи. После нашей свадьбы ангел научилась, как нужно прикасаться ко мне, как нужно доставлять мне удовольствие, и ей больше не нужны указания, чтобы довести меня до оргазма.

Я останавливаю руку Валентины во второй раз и кладу её на стол, чтобы подольше поиграть с Вэл.

Она надувает губы, потому что чувствует себя отвергнутой, поэтому я ловлю её рот своим и раздвигаю губы ангела. Валентина тает под лихорадочным напором моего языка, блуждающего по ней, поглощающего её рот, пока Валентина не начинает хныкать, отчаянно пытаясь подобраться ко мне, чтобы наши тела создали необходимое ей трение.

Я кусаю губу Валентины, затем разрываю поцелуй и тянусь к её мочкам. Когда я смыкаю зубы на одной из них, то опускаю руку между наших тел и скольжу пальцами по ее скользкому центру, чтобы дотянуться до её входа. Она вздрагивает и впивается ногтями мне в плечи, посылая волну боли по организму. Это стимулирует меня сильнее, усиливая мои прикосновения, чтобы довести Валентину до грани. Я хочу, чтобы она была вся мокрая, прежде чем я войду в её киску и возьму её вновь.

— Скажи, что мне сделать, чтобы ты получил то, что тебе нужно? — мягко умоляет она едва слышным шёпотом. Валентина до сих пор боится моей реакции?

Я делаю глубокий вдох и подношу лицо Валентины к своей груди, чтобы её губы столкнулись с моими мышцами.

— Укуси меня, ангел. Сделай это со всей силы, и поверь, ты получишь желаемое.

Валентина поднимает взгляд, чтобы посмотреть на меня, в то время как я смотрю на то, как она сжимает своими белыми зубами мою кожу. Мгновением позже я чувствую боль и отказываюсь от планов. Необходимость оказаться внутри Валентины была слишком велика, чтобы продолжать отвергать её.

Я притягиваю к себе бедра моей жены, выравнивая наши тела, насколько это возможно, с учётом высоты стола, а затем погружаюсь в её тепло. Она скользит зубами по моей груди, и мои колени почти подгибаются от этого ощущения.

— Полегче, ангел. Я не хочу кончить слишком быстро. Дай мне сначала доставить удовольствие тебе.

— Я уже очень близко, пожалуйста, трахни меня. Пожалуйста.

Меня подталкивает к потере контроля её маленькая мольба «пожалуйста». Я поворачиваю бедра Валентины достаточно, чтобы получить желаемый угол, и вколачиваюсь в неё. В исступлении Валентина едва может оставаться в вертикальном положении, чтобы укусить меня, но каждый укус подобен бурильному молоту, ударяющему по расколотому леднику, посылая по моему телу трещины боли и удовольствия.

Я сильнее сжимаю задницу Валентины в попытке получить больше соприкосновения с её телом, и мне так хорошо, что я едва могу думать. Валентина издаёт протяжный стон и вновь впивается зубами в мою грудь. Я не могу думать, дышать или прекратить это. Ничто теперь это не остановит.

Я сильнее и быстрее вколачиваюсь в Валентину, пока она не обвивает ногами мои бедра, чтобы не отскакивать от стола при каждом ударе. Её киска так туго сжимает меня, что я не могу сконцентрироваться ни на чем другом. Пока она не начинает кричать:

— Я сейчас кончу. Пожалуйста, не останавливайся.

Каждый толчок становится быстрее, сильнее, пока стол не выскальзывает из-под неё. И я поднимаю Валентину на руки, прижимая к своему телу, и несу к стене. Я прижимаю Вэл спиной к ней и приседаю достаточно, чтобы погрузиться ещё дальше в её тело и затем выпрямляюсь, чтобы надавить сильнее, используя стену в качестве рычага.

— Да! — выкрикивает она, впиваясь ногтями мне в спину, а пятками в ноги. Каждый раз, когда я толкаюсь в её тело, это служит новой волной удовольствия, и я все сильнее приближаюсь к оргазму, но сначала должна кончить она.

— Кончи для меня, ангел, — рычу я ей в ухо. Через несколько секунд Валентина проводит ладонями по моим рукам, когда её тугие стенки сокращаются вокруг моего члена. Черт подери, да. Я продолжаю, не сбавляя скорости во время её оргазма, и лишь когда Валентина оседает в моих объятиях, а её тело обмякает, я позволяю себе кончить, вбиваясь в неё ещё один раз, пригвождая её к стене своим телом.

Я тяжело дышу, вдыхая как можно больше воздуха, удовольствие нарастает, пока медленно не начинает угасать, чувствую тупую боль в ногах, груди, бёдрах и спине.

— Я опущу тебя, ангел. Ты можешь стоять?

Её взгляд затуманен, когда она смотрит на меня.

— Стоять? О, да, если нужно.

Я аккуратно ставлю Валентину на ноги, пока они не подгибаются. Они дрожат, как и мои, но она цепляется за мою руку и не падает.

— Теперь мы можем вернуться в постель? Или позавтракать? Или и то, и то?..

Я мягко смеюсь.

— «И то, и то» кажется хорошим вариантом. Я закажу завтрак, а ты иди в постель. Я скоро присоединюсь к тебе.

После того как я провожаю её до нашей комнаты, на всякий случай, если кто-нибудь встретится в коридоре, я возвращаюсь в командный пункт и быстро одеваюсь, затем беру одежду Валентины, на случай если она ей понадобится позже. Если мой план удастся, ей не придётся ею пользоваться.

Вернувшись в коридор, я иду на кухню и чуть не врезаюсь в Андреа. Она вздрагивает и останавливается, а затем отступает достаточно, чтобы создать между нами дистанцию.

— Прости, я не смотрел, куда иду.

Она фыркает.

— Весь пентхаус слышал почему.

Но она не издевается. Её взгляд слишком серьезен, а ответ она выдавливает через силу, и это лишь ещё больше заставляет меня волноваться о ней.

— Ты в порядке? Тебе нужно что-нибудь?

Андреа опускает подбородок, её длинные тёмные волосы падают вперёд, скрывая по-прежнему исцеляющиеся синяки на лице.

— Нет, я в порядке, спасибо. Дай мне знать, если тебе понадобится от меня что-нибудь. Со всем происходящим сейчас я чувствую себя бесполезной.

Я тянусь к руке Андреа, но она отшатывается ещё до того, как я успеваю коснуться её.

— Блядь, прости, — бормочет она и мчится прочь из коридора, прежде чем я даже успеваю сказать что-нибудь.

Кай должен будет помочь найти ей психотерапевта в дополнение к доктору. Я не могу потерять Андреа, только не так.

Я шагаю на кухню, беру завтрак, затем присоединяюсь к своей жене в постели.

На одно мимолетное мгновение я представляю, что мы – нормальная пара, которая наслаждается ленивым утром в постели и занимается любовью, пока восхищаются друг другом.

Завтрашний день достаточно ранний срок, чтобы разрушить чары и придумать, как сохранить нам всем жизни.

23

ВАЛЕНТИНА

Проходит около недели, но я медленно перестаю ходить на цыпочках по пентхаусу. Не то чтобы Адриан пришёл и сказал, что прощает меня, мне кажется, он никогда не сможет сделать это. Даже если он говорит определённые слова и играет свою роль.

Странно, но я не чувствую, что мне нужно его прощение. Наверняка это потому, что Адриан не говорит об этом ни единого слова, в отличие от вырастившего меня мужчины. Отец использовал каждую мелочь в качестве выпада по отношению ко мне.

Я быстро поняла, что у остальных займёт время простить меня, особенно после того как они узнали о моем положении. Михаил со своей тихой силой отказывается говорить со мной. Кай говорит со мной лишь холодным тоном, и я совсем не узнаю в нем вечно флиртующего мужчину, которого привыкла знать. Не то чтобы он когда-нибудь попробовал рискнуть и пофлиртовать со мной. Но я прекрасно видела эту его сторону в последний раз, когда Адриан решился вывести меня в свет.

Теперь это стало моей проблемой. Адриан отказывается водить меня куда-либо или позволять мне исчезать из поля его зрения дольше, чем на несколько минут. Как бы я ни любила его заботу, тяжело быть единственным объектом внимания для этого мужчины, поскольку концентрацию Адриана на мне можно сравнить лишь с ситуацией, когда ты задушен до смерти мягчайшим шелком на планете. Ты не уверен, хочешь ты сбежать или попросить ещё.

Сегодня я сижу в кабинете Адриана, пока он тихо работает за столом. Они передвинули в угол кресло, которое поглощает меня целиком, и должна признать, это самая удобная мебель, на которой я сидела.

Вот так теперь я провожу большую часть времени. Если не в командном пункте, я всегда нахожусь в нескольких шагах от него и не более. Временами это захватывающе – например, когда мой муж усаживает меня на стол и приказывает всем остальным выйти – а в остальное время это скучно.

Сегодня я бы предпочла скучать.

Кай пришёл несколько мгновений назад и положил на стол Адриана диск и призыв, и теперь мы все стоим вокруг него и смотрим на эти вещи, словно они укусят нас.

Сначала мне приходит на ум... что это начало конца. Совет всегда побеждает. Отец говорил это так много раз, что в какой-то момент я начала верить в это. Но на этот раз, если совет победит... это значит, что я проиграю.

И потеряю всё.

Я не позволю ещё кому-то, ещё одному человеку, вновь всё отобрать у меня.

Я беру диск со стола, привлекая всеобщее внимание, затем иду в командный пункт, чтобы посмотреть, что на нём.

Кай и Адриан приходят на несколько секунд позже и молча и негодующе смотрят мне в спину.

Я беру пульт со стола и включаю. В то же мгновение включается видео, и через несколько мгновений я понимаю, на что мы смотрим: это нападение на Андреа.

Желчь подступает к горлу, и я прикрываю рот рукой, когда вижу продолжение видео. Она дерётся и по-прежнему сопротивляется. Так сильно сопротивляется.

Кай потрясённо выдыхает и поворачивается спиной к экрану. Адриан делает то же самое, но я не отворачиваюсь. Я смотрю. Не потому что хочу это видеть, а потому что кто-то должен стать свидетелем её храбрости. Кто-то должен знать, что она боролась изо всех сил, и этого было недостаточно. Что-то грубеет в моей груди. Кто-то должен опознать этих ублюдков, чтобы их разорвали в клочья, когда придёт время.

Это занимает два часа. Я сжимаю стол до белых костяшек два гребаных часа и представляю все способы, как эти мужчины должны будут расплатиться за свои преступления. Запись заканчивается на лице Андреа крупным планом. Я разворачиваюсь, мои мышцы болят от долгого напряжения, и смотрю на Кая с Адрианом. Они трясутся от ярости, и я вижу в их взглядах необходимость выплеснуть её.

— Вы видите жертву, — говорю я, качая головой, — но я вижу бойца. Вы можете злиться, но только представьте, как разозлена она. И это её месть. Вы не заберёте это у неё.

Адриан подходит ко мне и понижает голос до смертельного шепота.

— Ты не будешь отдавать мне приказы в моем же доме, Валентина.

Я спорю с ним, зная, что он не навредит мне даже в приступе этой злости.

— Нет, я не хочу отдавать тебе приказы, но я вижу, как вы просчитываете, как отомстить за это. Но не вам мстить за это, а ей.

Он указывает в сторону экрана.

— Напали на неё, но это... гребаное видео для меня. Издевка надо мной, не над ней. — Он поднимает конверт и бросает его обратно на стол. — Оно даже адресовано мне.

Я оседаю на стол, у меня так сильно дрожат ноги, что не могу стоять. Адриан может кричать на меня, сколько заблагорассудится, но я никогда не перестану защищать право Андреа отомстить её насильникам. Если бы я была сильнее, я бы сделала то же самое.

Я слышу стук её высоких каблуков как раз вовремя, чтобы спрыгнуть со стола и встать в дверях. Она невысокая, с каблуками где-то выше меня на тридцать сантиметров.

— Что... за чертовщина?

Я закрываю проход руками и качаю головой.

— Приватная встреча.

Она хмурит лоб и скрещивает руки.

— Ты теперь у нас главная? Ты убила Адриана и захватила власть, а мы и не заметили? Учитывая, сколько Кай в последнее время занимается твоим дерьмом, не думаю, что это возможно.

Я едва вздрагиваю из-за её тона, но я не виню её. Андреа была в режиме «сначала нападай, а потом спрашивай» с того момента, как все случилось.

— Нет, он здесь со мной, просто медленнее добирается до двери.

Её губы изгибаются в мрачной улыбке.

— Прекращай увиливать, Вэл, и дай мне войти.

Я стискиваю челюсть и вновь качаю головой.

— Прости.

Андреа обводит взглядом мое залитое слезами лицо и несомненно видит боль в моих глазах. Вот только она ошибочно принимает моё сочувствие за жалость.

— Убирайся к чёртовой матери с моего пути, или я сдвину тебя, — рявкает она.

Я с решимостью продолжаю стоять на месте, и Андреа сильно толкает меня в плечи, прежде чем я даже успеваю понять, что она затронула меня.

Я спотыкаюсь и приземляюсь на задницу посреди комнаты. Адриан оказывается перед ней менее чем через секунду.

— В чем, черт подери, твоя проблема?

Адриан не ударил её в ответ только из-за того, что он только что видел. То, что он замешкался, – это его форма сочувствия, но и на этот раз она этого не видит. На этот раз она набрасывается на Адриана.

Кай наконец вмешивается, хватая Андреа в охапку менее чем за секунду. Она приходит в бешенство, взгляд становится диким, Андреа вырывается и борется с его руками. Но это совсем не тщательно выверенные движения, которые она учит каждый день, а яростная, опасная и нескоординированная борьба, когда тебя загоняют в ловушку.

— Отпусти её, — произношу я, поднимаясь на ноги, руки болят от оставленных на полу царапин.

Меня как обычно никто не слушает.

— Отпусти её, — повторяю я, на этот раз аккуратно беря Кая за предплечье. Все замирают, и Адриан оттаскивает меня назад.

Через минуту Кай ослабляет свой захват, и Андреа выбирается из его хватки, отталкивая его.

— Не знаю, что за чертовщина происходит... — она наконец-то смотрит на экран и понимает.

Она понимает.

— Вы... — из неё вырывается вздох. — Вы видели это?

Она обвивает руками свою талию, и мне так сильно хочется её утешить. Адриан отказывается отпускать меня, неважно, как сильно я пытаюсь выскользнуть из его железной хватки. Прямо сейчас она опасна. Загнанное существо, ищущее способ вернуться к реальности. Я прекрасно знаю, что это и клетка и граница.

Я разворачиваюсь в объятиях Адриана и встречаюсь с ним взглядом.

— Она не причинит мне вреда. Когда она толкнула меня, она наверняка не понимала, что я так упаду. Ей нужен друг, и в этом доме я единственная женщина, которая может помочь ей пройти через это и сохранить её душу в целости.

Адриан убирает рукой локоны с моего лица, его пальцы нежны, но непоколебимы. В его взгляде миллион вопросов и миллион ответов, но он лишь резко кивает и ослабляет хватку.

Я медленно подхожу к ней, подняв руки в знак примирения.

— Всё нормально. Только мы это видели. Больше никто.

Сдавленный всхлип вырывается из её горла, она отворачивается, чтобы подавить то, что может вырваться наружу. Я даю Андреа минуту, прежде чем обогнуть её и вновь посмотреть на её лицо.

— Если кто и знает, через что ты прошла, то это я. Мы уже говорили об этом, помнишь? На моем лице ты сейчас увидела не злость и не жалость... это сочувствие... потребность вонзить в сердца этих ублюдков нож, а затем оставить их в живых на достаточное время, чтобы скормить им их собственные члены.

Я закрываю рот, немного удивлённая собственной жажде насилия. Она впивается в меня настороженным, но тоже удивленным взглядом.

— Я не хочу, чтобы они видели это. Они подумают, что я слабая.

Я аккуратно обхватываю её локти и разворачиваю так, чтобы Андреа не увидела парней или экран.

— Никто, увидевший это, за миллион лет не посмеет сказать, что ты слабая. Не после того, как ты сопротивлялась и как ты выжила.

Андреа медленно выпрямляется, её длинные тёмные волосы кружатся вокруг неё от движения.

— Я хочу отомстить, да, — шепчет она. — Но я пока что недостаточно сильна, чтобы сделать это. Я не могу выйти из этого чертового здания, потому что боюсь увидеть одного из них и не быть готовой столкнуться с этим.

Я так сильно хочу обнять её, но Андреа не из тех, кто обнимается, поэтому я сохраняю дистанцию.

— Это нормально. Это будет ждать столько, сколько тебе потребуется. Никто и шага не сделает в сторону этих придурков, пока ты не будешь готова. Черт, если ты никогда не будешь готова, я знаю, что пятёрка – очень сильные мужчины, которым будет лишь в удовольствие разобраться с ними за тебя. Обещаю, скажешь слово, и они доставят на пиках головы этих засранцев.

Она отрывает свой взгляд от моего, затем смотрит на Адриана, после на Кая и возвращается ко мне.

— Хорошо. Я верю тебе.

Я киваю, довольная тем, что она не сделает ничего глупого, что вновь разозлит Адриана.

— Ты хочешь сказать им об этом или поговорить с ними сейчас обо всем этом?

Андреа неистово качает головой. Я медленно провожу руками по её бицепсам, пытаясь успокоить её.

— Хорошо. Хорошо. Не волнуйся об этом, хорошо. Все в порядке.

Я подхожу к столу, нажимаю кнопку на проигрывателе и достаю диск. Затем кладу обратно в бумажный конверт, в котором мы его нашли. Когда я вновь появляюсь перед Андреа, я вкладываю его ей в руки.

— Уверена, Кай попытается узнать, есть ли электронные копии, которые можно уничтожить. Это принадлежит тебе, но если сможешь, попытайся сохранить его, на случай если он понадобится нам в качестве доказательства.

Она проглатывает всхлип.

— И кому же мы представим это доказательство? Тому самому совету, который сделал это со мной? Нет. Но я сохраню его, на случай если понадобится.

Я киваю, и Андреа разворачивается, протискивается между остальными, чтобы выйти за дверь. Они позволяют ей уйти, но провожают взглядами, пока она не скрывается из виду.

Адриан вновь фокусируется на мне, что-то новое читается на его лице.

— Ангел...

Я качаю головой и беру в руки бумагу – призыв, как назвал её Кай, и передаю ему. Скривив лицо, он берет лист и разворачивает, чтобы взглянуть на содержимое. Он сжимает бумагу пальцами и передаёт Каю, который берет её следующим.

— Что это? — спрашиваю я, шагая в распростертые объятия Адриана. Сила, благодаря которой я продолжала действовать последние несколько часов, кажется, начала понемногу испаряться после стычки с Андреа.

Кай вздыхает и аккуратно опускает бумагу на стол.

— Это одновременно призыв и угроза. Кажется, совет официально желает начать войну с нами.

— Со мной, — поправляет Адриан, прижимаясь подбородком к волосам у меня на макушке. — Совет хочет меня, и я планирую дать им желаемое.

24

АДРИАН

Угроза была адресована мне, и Андреа уже заплатила цену за то, что попалась совету на мушку. Я также не стану рисковать остальными. Не тогда, когда ставки так высоки.

Я особо не сплю последующие несколько дней, настолько, что даже Валентина подмечает это, когда видит, как я смотрю в никуда в третий раз за утро.

— Ты расскажешь мне, о чем думаешь?

Я указываю на Вэл вилкой, которую даже не помню как брал. С неё свисает кусочек дыни.

— Думаю, мне нужно найти безопасное место для тебя и остальных.

Валентина морщит лоб, когда пережевывает еду.

— Остальных? — повторяет она.

— Андреа уже пострадала, и я не стану рисковать остальными. Я собираюсь найти безопасное место для всех вас, где вы сможете спрятаться, пока все это не закончится.

Валентина резко и недолго смеётся.

— Если ты думаешь, что они уйдут только потому, что ты им прикажешь, тогда ты совсем ничего не понимаешь. Каждый из них желает отомстить за нападение на Андреа и за то, что совет нацелился на тебя. Даже учитывая угрозы совета, пятеро никуда не уйдут без тебя. Особенно без тебя. — Ангел сужает глаза. — В любом случае разве ты им не за это платишь? Чтобы они обеспечивали тебе безопасность?

У меня першит в горле.

— Среди прочего, — произношу я. Валентине не нужно знать масштаб всеобщих специальных навыков.

Я хватаю телефон со стола, наконец опустив вилку, и набираю короткое сообщение Каю и остальным. По крайней мере, мне нужно попытаться избавиться от них. Сердце говорит, что от Кая будет труднее всего избавиться. Может, если я прикажу ему охранять Валентину, все получится.

Я поглядываю поверх телефона на свою жену, которая с радостью ест фрукты из миски, пока читает лежащую на столе газету. Её тоже будет достаточно трудно отослать от меня. Особенно после того как мы наконец разобрались с нашими разногласиями насчёт моей излишней защиты.

За последующие несколько минут я успеваю убрать завтрак, усесться обратно на стул, чтобы дождаться моих людей. Они появляются достаточно быстро, Кай следует за сильно хмурой Андреа, а Иван идёт впереди.

Меня вновь поражает отсутствие Винсента. У меня едва было время осознать это, учитывая нападение на Андреа. Я скучаю по своему другу.

Я с трудом сглатываю и изучаю их всех. Михаил высокий и последовательный. Кай, мой командир, одет с иголочки, как и всегда. Алексей и Андреа – такие похожие и все же такие разные. И, наконец, Иван, в эти дни он постоянно на взводе. Иван – пороховая бочка, и я не хочу даже близко быть рядом, когда он взорвётся.

Я сгибаю руки на животе и пытаюсь вести себя небрежно. Не то чтобы это сработает, но мне нужно с чего-то начать.

— У меня есть специальная работа для всех вас. Мне нужно, чтобы вы были готовы отправиться в течение ближайших нескольких часов.

Я вижу, как Кай кривит лицо в дверях. Несомненно, он тоже ожидает споров. Когда никто не заговаривает, я обвожу взглядом их лица одно за другим.

— Что тебе нужно, босс? — спрашивает Михаил, удивляя меня и Кая выражением своего лица.

Я изучаю каждого из них и останавливаюсь на Андреа.

— Ты справишься или нам отвезти тебя в убежище, пока мы будем с этим разбираться?

Её взгляд мог бы сразить более слабого человека за секунды. Я выдерживаю его и киваю в ответ.

— За тобой семья Сэла, но не предпринимай никаких шагов. Только слежка, оценка ситуации и отчёт Каю.

Андреа разворачивается и уходит, больше ни к кому не обращаясь, даже к своему близнецу, который наблюдает за её уходом с мрачным выражением лица.

На мгновение я перевожу внимание на него.

— На тебе казино. Никто не входит и не выходит без идентификации личности. Убедись, что все идёт гладко, пока мы с этим разбираемся.

В отличие от сестры он коротко кивает и следует за ней.

Кай сдвигается в сторону Ивана и Михаила, несомненно ожидая собственных приказов. Следующим я пригвождаю взглядом Михаила.

— На тебе убежища. Мы должны сохранить всё, что мы можем, и узнать, не скомпрометированы ли какие-либо из них, на случай, если они нам понадобятся.

— Мне укомплектовать их едой или обеспечить только основу?

Я хочу подготовить одно для Валентины, но я не скажу Каю об этом сейчас, когда она может услышать и попытается вновь выступить против защиты.

— Пока что позаботься только об основе.

Он уходит следующим, и я смотрю на Ивана. Из всех моих солдат он всегда был самой тёмной лошадкой. В одно мгновение он мог быть абсолютно спокоен, а в следующее мог обрушиться на какого-нибудь засранца за то, что тот сел слишком близко к нему.

— Ты сможешь взять на себя бизнес помимо казино?

— Мне присмотреть за чем-нибудь? — спрашивает он.

Я смотрю на Кая.

— Дай ему список тех, за кем нужно присмотреть, когда у тебя будет время.

Кай опускает голову в знак согласия, а затем смотрит, как Иван выходит из комнаты. Когда я встречаю его взгляд, он качает головой.

— Даже не думай давать какую-нибудь дерьмовую работу, чтобы отослать меня. Тебе нужен кто-то, кто будет прикрывать тебе спину, хочешь ты помощи или нет.

— Мне также нужен кто-то, кто обеспечит Валентине безопасность во время побега, если случится худшее. Ты единственный, кому я это доверяю. Единственный, у кого есть полный контроль над подготовленным, помимо неё.

Валентина прочищает горло со своего места за столом.

— Я прямо здесь, ребята. Вы не должны говорить обо мне рядом со мной так, словно я неодушевленный предмет.

Мы оба смотрим в её сторону, но продолжаем разговор. Несомненно, Валентине будет что сказать об этом позже, но к тому времени я раздену и отшлепаю её за наглость, чтобы почувствовать себя лучше относительно этого.

Кай обращает внимание на меня.

— Если все будет настолько плохо, тогда она в любом случае позаботится о себе в этом плане сама.

Его слова имеют смысл, но слышать это вслух не приносит облегчения. Как и мысль о том, что мой ангел останется одна на милость совета.

Я встречаюсь взглядом с Каем. В последнее время между нами все было напряжённо, по крайней мере, с моей стороны, и все же Кай остается со мной, хотя я знаю, что он получает лучшие предложения от других членов общества.

— Есть ли что-то, что я могу сказать или поручить сделать, что заставит тебя уйти?

Кай склоняется над столом и наливает стакан апельсинового сока, а затем твёрдой рукой подносит его к губам.

— Нет. Я никуда не уйду.

Затем Кай осушает стакан двумя большими глотками и вновь ставит его на стол.

Валентина издаёт звук с другого конца стола.

— Пожалуйста, угощайся.

Я улыбаюсь и качаю головой, радуясь перебранке, поскольку это значит, что мы можем вернуться к нормальному положению вещей, по крайней мере, внутри семьи. Что касается остальных... ну, я не думаю, что они готовы к тому дерьму, которое на них надвигается.

— Раз я никуда не ухожу, босс, — заостряет на этом внимание Кай, засовывая руки в карманы брюк, — чем мне здесь заняться, чтобы помочь нам подготовиться?

То, как Кай произносит «нам»... словно он в этом надолго, я покрываюсь холодным потом.

Я не могу потерять его в той же мере, что не могу потерять и Валентину.

Вэл спасает меня от необходимости ответить, привлекая его внимание.

— Ты слышал что-нибудь о пропаже отца или его земле, деньгах? О чем-нибудь из этого?

Кай качает головой, нежно поглядывая в её сторону. В его взгляде нет сексуального подтекста, только симпатия, и лишь поэтому я не выкидываю его из столовой и не хлопаю дверью у него перед лицом.

— Пока что ничего. Конечно, его смерть расследуют, ходит много слухов, но нет никаких зацепок относительно тебя или Адриана. И не было никаких упоминаний наследства касательно тебя и кого-либо другого. Хотя у них есть его завещание. Ты знаешь, что в нем?

Ангел пожимает плечами, словно её это не волнует, но я вижу непреклонность в её позе.

— Нет, но это неважно. Мне в любом случае от него ничего не нужно. Если отец оставил мне что-то, я отдам это на благотворительность.

Валентина продолжает буравить взглядом миску, пока размазывает оставшуюся еду по тарелке вилкой. Несчастный взгляд на её лице пробуждает во мне желание схватить её в охапку и вновь утешить. Несмотря на его предательства и то, как все закончилось, думаю, она всегда надеялась, что её отец может одуматься и полюбить её. Какая маленькая девочка не желает добиться отцовского расположения?

Кай смотрит на меня, как бы спрашивая, должен ли он сказать что-нибудь, но я качаю головой.

— Приглядывай за остальными, и пусть за каждым членом совета кто-то следит. Я хочу знать, дышат ли они нам в спину. Если же нет, тогда занимайся поставленной ранее задачей.

Словно ощутив облегчение от полученного назначения, он быстро выходит за дверь. Я смотрю на Кая, надеясь, что это не один из наших последних разговоров.

Я смотрю на макушку опущенной головы моей жены; сегодня её волосы в беспорядке ниспадают вокруг лица.

— Ты готова к этому, ангел? Я бы вполне мог посадить тебя на самолёт и отправить на какой-нибудь пляжный остров и оставить там, пока все не закончится.

Она хмыкает и смотрит на меня, опуская вилку на стол возле миски.

— Нам действительно вновь нужно это обсуждать? Я никуда не поеду, особенно когда ты и остальные в опасности.

Я ожидал этого, поскольку Валентина безостановочно отвечала мне лишь подобным образом после получения угрозы от совета.

— Хорошо, но я продолжу спрашивать, на случай если ты передумаешь.

Она опускает голову.

— Хорошо, я продолжу отвечать «нет», на случай если ты передумаешь.

Я облизываю губы и качаю головой. Болтливая маленькая негодница.

Когда я поднимаюсь и обхожу стол, ангел следит за мной, пока я не подхожу к ней.

— Могу я чем-то тебе помочь?

Я опускаюсь на колени на ковёр и раздвигаю её бедра, чтобы протиснуться между них.

— Думаю, ты забыла, кто здесь главный.

Ангел выгибает идеальную тёмную бровь, глядя на меня.

— Это ты сейчас стоишь на коленях.

Я наклоняюсь и кусаю её за внутреннюю часть бедра, прямо под линией трусиков. Валентина вздрагивает в моих руках, поэтому я проделываю то же самое с другой стороны.

— Я могу стоять на коленях, но это не знак подчинения. Это показатель власти.

Она откидывается на стуле и опускает руки на подлокотники.

— Власти, да? И как же она выглядит?

Я вновь покусываю кожу ангела, с каждым маленьким укусом с ее губ срывается стон. Даже учитывая, что она недавно вымылась, я чувствую мягкий мускусный запах возбуждения, пока её киска так близко к моему лицу. Я наклоняюсь и обсыпаю поцелуями мягкий хлопок её трусиков.

Её протяжный стон потрясает меня, и член твердеет в брюках.

— Устраивайся поудобнее, ангел. Дай мне показать, как я владею твоей маленькой сладкой киской.

Она вновь стонет, когда я обвожу языком её влагалище через трусики.

— Она принадлежит мне. Я встал на колени лишь для того, чтобы получше распробовать тебя.

Валентина запускает пальцы в мои волосы, спутывая их, но это неважно. Особенно, когда она начинает умолять, доказывая мою точку зрения.

25

ВАЛЕНТИНА

Несмотря на холодный приём по возвращению, я рада, что Адриан заставил всех уйти. В пентхаусе слишком тихо, но я горжусь тем, что он ставит своих людей выше себя. Он может не понимать этого, но он гораздо лучше, чем ему нравится притворяться. Мы определенно притираемся друг к другу, и не только в сексуальном плане. Я примирилась с фактом, что помогу разобраться с насильниками Андреа. Собственными руками, если выдастся шанс. Пойти на это — для меня почти что правосудие за пережитое мной и Роуз. Тогда я была недостаточно сильна, чтобы свершить заслуженное возмездие.

Теперь я могу быть женщиной, в которой Адриан нуждается подле себя, и я могу позаботиться о его людях, словно они моя собственная семья. Коей они, полагаю, и являются теперь.

Я блуждаю по коридорам пентхауса, ничего не ища, скорее чтобы размяться. Адриан скорее всего заперся в кабинете или в командном пункте с Каем, пытается прийти к решению, которое приведёт к наименьшему кровопролитию. Хотя я соглашаюсь с ним во многих аспектах, этот подход не касается ответственных за нападение на Андреа. Я выразилась предельно ясно относительно этого вопроса во время обсуждения с мужем и Каем. К счастью для меня, они полностью со мной согласны. Мне плевать, если это усугубит ситуацию. Они заслуживают быть – я пытаюсь придумать наихудшие из существующих наказаний... – выволоченными и четвертованными... если это все ещё в ходу.

После третьего круга по коридорам я направляюсь в нашу спальню и забираюсь в постель. Простыни смяты, поскольку Адриан освободил весь персонал, за исключением нескольких наиболее верных охранников. Он говорит, что это во избежание предательства в наших рядах, но я думаю, что он делает это и для их защиты. Постоянные уборщики и кухонный персонал не имеют никакого отношения к этой разборке. Меня вновь охватывает гордость при этой мысли.

Худшее в этом то, что я чувствую себя вполне бесполезной. Мне ничего не поделать с бюрократией и выработкой установки. Особенно, когда Адриан отказывается давать мне свободу за пределами пентхауса.

Я устраиваюсь на подушках, опираясь на спинку кровати. Должно быть что-то, что я могу сделать. Я ломала голову в попытках придумать что-нибудь полезное, но пока что у меня нет никаких идей.

Единственная польза от меня – знание поднаготной операций семьи Сэла. И всё это я уже в деталях рассказала Каю и Адриану во время одного длительного допроса. Если это поможет им, я буду только рада. Мне хотелось стереть каждую деталь из своего сознания с момента, как я впервые узнала, чем торговали эти ублюдки. Желчь подступает к горлу от всплывших воспоминаний.

Сэл показывает мне снятые на его телефон видео при последних доставках.

Сэл злорадствует о своих последних несовершеннолетних завоеваниях.

Сэл кончает, наблюдая за моим отвращением.

И его семья также ужасна. Только через мгновение мне удаётся вырваться из воспоминаний, цепляясь за настоящее, и вспомнить, что я больше не там.

Как только я прихожу в себя, на ум приходит идея. Поначалу я отбрасываю это в качестве глупости, но чем дольше это крутится у меня в голове, тем больше оказывает на меня влияние, особенно, если при этом я буду в безопасности. Теоретически я могу быстро смягчить ситуацию, если это сработает. Но если Адриан узнает, не знаю, что он почувствует, не говоря уже о Кае.

Я беру телефон с прикроватной тумбочки и перехожу на старые аккаунты. Этот телефон был вычищен дочиста, и мне нужно найти старый контакт, от которого я давно с счастьем избавилась.

Когда я нахожу его, я смотрю на экран и хмурюсь. Наверняка это такая глупость... но если я не попытаюсь, то не буду чувствовать, что испробовала всё, чтобы снизить грядущий урон. Ведь с самого начала это в большей степени моя вина. Если бы я не заключила сделку с Адрианом, мы бы сейчас не находились в этой ситуации. А также я, скорее всего, была бы мертва.

Задерживаю палец над кнопкой вызова на целую минуту, прежде чем нажимаю. На другом конце снимают трубку, и мне хочется отмотать все назад, повесить трубку и притвориться, что я этого не делала.

Я слышу, как отвечает грубый голос, и замираю, чувствуя дрожь в руках. Я слышала этот голос бесчисленное количество раз на видео Сэла. Когда я слышу, как он обращается ко мне, у меня дрожь по спине бежит. Отец Сэла, Нигель, не из тех, кто прощает, и несомненно он винит меня в смерти сына. В то же время он не смешивает личное с бизнесом, поэтому у меня есть крошечный шанс на успех в переговорах.

— Алло? — повторяет Нигель, во второй раз его голос звучит ещё более нетерпеливым.

Я удерживаю телефон двумя руками, прижимая его к уху.

— Алло?

— Кто это?

Конечно, он хочет знать, кто я, не имеет значения, какого я мнения, честность кажется лучшим вариантом.

— Валентина Новак или, скорее, Доубек. Валентина Доубек.

Я вздрагиваю, надеясь, что поправка не станет красной тряпкой перед быком.

— Чего ты хочешь? — в его голосе слышится отвращение, отражающее моё собственное.

Я выпрямляю плечи, несмотря на то, что Нигель не видит меня, и пытаюсь говорить холодным и бескомпромиссным тоном, который мой отец использовал во время обсуждения бизнеса с членами общества.

— У меня к тебе деловое предложение.

— О?

Я с трудом сглатываю, надеясь, что он не слышит этого по связи.

— Ты отвадишь от нас совет и получишь вознаграждение за свои усилия.

Он издаёт звук, который я не могу распознать.

— Мы должны встретиться лицом к лицу, девочка, и обсудить подобные вещи лично. Так будет правильно.

Я хочу сказать ему, что мне насрать на то, как будет правильно. Я не приближусь к нему. Вместо этого я произношу:

— Нет, спасибо.

В ответ он хмыкает, и это немного похоже на смешок.

— Что ты предлагаешь?

Формально мне нечего ему предложить, но даже я знаю, что признаться в подобном не сослужит пользы. Вместо этого я на мгновение колеблюсь, затем произношу первое, что приходит на ум.

— Деньги. Я могу предложить тебе деньги.

— Деньги, хмм...

На этот раз я прикрываю рукой микрофон, делая несколько нервных вдохов. Я держусь холодно и не отвечаю, ожидая от него продолжения.

— Я помогу тебе выбраться из этого, девочка, но тебе это влетит в копеечку.

— Сколько?

На этот раз его смех мрачен, и у меня скручивает живот.

— Двадцать миллионов, и я позабочусь о твоей маленькой проблеме.

Если бы он мог меня видеть, то несомненно бы лицезрел, как от моего лица отхлынула кровь. Он сумасшедший, если думает, что ему кто-то заплатит столько лишь за то, что он отзовёт своих псов. Я не могу даже перебить цену, ибо это неразумно.

Но я в любом случае пробую.

— Как насчёт одного миллиона и соглашения, что никто не придёт по душу твоей семьи за бесчинства, что вы совершили с одной из наших.

Это низкая и грязная ложь, поскольку я хочу, чтобы вся семья Сэла была мертва, но ему не нужно этого знать. Адриану не нравится, когда люди лгут, но за это... он меня наверняка простит.

Нигель откровенно смеётся.

— Девочка, эта женщина никогда не принадлежала тебе, лишь твоему мужу. Задайся вопросом, почему ему нравится держать рядом с собой такую красавицу. Ну, это довольно-таки очевидно, ведь с тобой не на что смотреть.

Я отрываю телефон от лица и пялюсь на него. Гребаный ублюдок. Лишь из-за того, что я не заискивала перед его сыном и семьёй, я внезапно превратилась в уродину. Нет. Он просто пытается вывести меня из себя, что касается и издевки касательно Андреа. Вполне очевидно, что она и Адриан скорее вырвут себе глаза, чем переспят друг с другом.

— Один миллион – моё финальное и единственное предложение.

— Десять миллионов, — рявкает Нигель хриплым голосом.

Мерзость.

Я не могу пойти на это, зная, что они сделают с этими деньгами и кого они для этого используют. Я кладу руку на живот и качаю головой.

— Нет, один миллион – все, что я предлагаю.

— Ты позвонила мне, девочка, а не наоборот. Мне доставит удовольствие наблюдать, как совет вас всех уничтожит. Я с радостью вмешаюсь, выкуплю останки и уничтожу любое оставленное твоим мужем наследие.

Он выплевывает слово «муж», словно это нечто гадкое на его языке.

— Я не дам тебе десять миллионов, чтобы ты купил и продал на них ещё больше детей на чёрном рынке. Я просто не пойду на это.

Мне не нужно с ним объясняться. Стоило уже повесить трубку. Изначально было ясно, что это плохая идея. Вот только я должна была попытаться. Ради Адриана. Ради нашей семьи.

Он вновь смеётся, и затем я слышу смех остальных. Конечно, все это время я была на громкой связи. Наверняка они все столпились в кучу, чтобы поразвлечься над моей мольбой о сделке.

Это неважно. Я пожертвую гордостью ради безопасности наших людей, если потребуется. Для меня она больше ничего не значит.

— Думаю, на этом наш разговор окончен, — произношу я беззаботным и спокойным голосом.

— Скоро увидимся, девочка, — рычит он в трубку.

Я отключаюсь и вновь откидываюсь на подушки. Я приняла сидячее положение, пока внимательно слушала. Я даже не заметила.

Рядом с дверью раздаётся тихое пыхтение, и я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с Адрианом. Его лицо серьёзно, а в глазах плескается нежность, когда он смотрит на меня. И на мгновение я вижу в них гордость.

Затем он уходит вновь, а в дверях становится темно. Я обнимаю себя и шепчу молитву благодарности за то, что семья Сэла не приняла моё предложение. После их смерти с меня будет смыта вся ложь. Мою душу не запятнает этот обман.

Лишь их кровь.

26

АДРИАН

Что бы я ни говорил и ни делал, я не могу убедить Валентину сбежать и залечь на дно. Она настойчиво желает оставаться со мной до конца. Я чувствую искушение бросить мою жену в самолёт и заставить улететь, но не думаю, что она когда-нибудь простит меня за это. И если по какому-то чудесному стечению обстоятельств мы выберемся из этого живыми, я планирую прожить очень долгую и счастливую жизнь с моей женой. Будет гораздо легче это сделать, если она не будет ненавидеть меня при этом.

Прямо сейчас я пытаюсь понять, как обеспечить безопасность Валентине, ибо совет несомненно попытается использовать её против меня. По крайней мере, будут угрожать её безопасности ради моей уступчивости... или скорее моего признания, если им это удастся.

Прошло две недели с тех пор, как пришёл призыв, и грядущее наступает слишком быстро. Я сижу в кабинете, откинувшись на спинку кресла и закинув ноги на край стола. Без моих людей рядом жизнь сейчас словно зияющая рана, и я волнуюсь об их безопасности. Согласно ожиданиям, я должен волноваться только о себе и Валентине, но трудно не добавлять в этот список людей, когда они становятся мне все ближе и ближе.

Вэл входит в кабинет в джинсах и накрахмаленной белой футболке. Словно она из рекламы уборки по телевещанию. Я опускаю ноги и быстро обвожу её взглядом.

— Как ты себя чувствуешь? Нормально?

Она садится на краешек кресла, хотя мне до боли хочется, чтобы она развернулась и оказалась в моих объятиях.

— Нервничаю, думаю. Хотя не чувствую себя плохо, если ты спрашиваешь о ребенке.

Она неосознанно кладет руку на живот, словно уже может ощутить, как он растёт внутри.

Я продолжаю рассматривать Валентину с головы до пят, выискивая изменения, но она выглядит по-прежнему. Её чудесные локоны все в том же беспорядке, пробуждают во мне желание зарыться в них пальцами. Её изгибы по-прежнему идеально подходят моему телу.

— Мы должны обсудить одну вещь, — произносит она, вырывая меня из собственных мыслей.

— О?

— В какой-то момент они потребуют моего присутствия, верно? По крайней мере, чтобы им было чем тебе угрожать. Мне кажется, я должна обновить гардероб, чтобы соответствовать вам и выглядеть подобающе. Большая часть моей одежды выглядит так, словно принадлежит кому-то вроде мамочки футболиста. Удобная, но не кричит об изысканности.

— Думаешь, это поможет?

Она пожимает плечами, дергая край футболки.

— Не знаю. По крайней мере, это поможет мне сыграть положенную роль. Поможет стать жутким созданием, как назвал меня Кай недавно.

Валентина смеётся, но это не доходит до её глаз.

— Он не оскорблял тебя или...

Она отмахивается от моего беспокойства.

— Нет, я не расстроена из-за этого. Я просто волнуюсь за тебя и не знаю, чего ожидать. Все только начало налаживаться, и, конечно, что-то должно было произойти и все разрушить. Я начинаю думать, что мне не суждено встретить счастливый конец.

Я поднимаюсь с кресла, обхожу стол и протягиваю ей руку.

— Поехали за покупками, ангел.

Мы покидаем пентхаус и направляемся к машине, Кай следует за нами, и мне кажется, она чувствует облегчение, оказавшись на улице. В то время как я боюсь выводить её из дома из-за возможности похищения или чего похуже... ей, кажется, это нужно.

Всего несколько минут на дороге, и мы уже паркуемся у небольшого бутика, который я посещал множество раз. По пути туда я написал сообщение, попросив их освободить и закрыть для нас магазин. Приватность поможет нам обоим почувствовать себя лучше.

Я оставляю Кая в машине, и мы идём в магазин, закрывая за собой стеклянную дверь, после того как входим.

Триша, владелица заведения, выходит из-за декоративных занавешенных альковов и ведёт нас в гардеробную зону салона, оборудованную для VIP-клиентов.

Я не дожидаюсь её вопроса и сразу перехожу к перечислению желаемого.

— Принесите нам кофе и чай, пожалуйста. И всю одежду её размера. Затем оставьте нас выбирать.

И словно привыкшая к странным привычкам покупателей, Триша тихонько кивает и направляется к инвентарю со своими ассистентами.

— Это так странно, — шепчет Валентина возле меня, я крепко сжимаю её руку в своей.

Я подвожу ангела к длинному серому дивану у дальней стены, расстегиваю пиджак и сажусь.

— Это может казаться странным, но это точно добавляет каплю веселья к чему-то очень скучному.

Валентина морщит лоб в том милом смысле, который я так люблю, когда она что-то напряжённо обдумывает.

— Я никогда особо много не ходила по магазинам. Отец раскошеливался на новую одежду, только когда её предстояло увидеть важным людям.

Я чувствую небольшую боль в груди и на мгновение сжимаю её пальцы.

— Ты можешь купить, что твоей душе угодно, и я не буду стесняться настаивать, чтобы ты покупала все, что нравится и мне.

Валентина встречается со мной взглядом, и её щеки краснеют.

— Не здесь, — громко шепчет она.

Я усмехаюсь и наклоняюсь вперёд, когда одна из ассистенток ставит поднос на стол передо мной. Не произнеся ни слова, она идёт к своей начальнице и предоставляет нас самим себе.

— Чаю? — спрашиваю я, предлагая ей крошечную фарфоровую чашку, зная, что она его захочет.

Валентина аккуратно принимает кружку, берясь за блюдце снизу.

— Спасибо. Хотя мне бы сейчас хотелось выпить кофе.

— Хочешь, чтобы я налил тебе его?

Она качает головой.

— Нет, я хочу воздержаться от кофеина на какое-то время, пока мы не получим положительный результат от доктора.

— Из всего прочитанного я узнал, что ты можешь пить определённое количество кофеина в день, — произношу я, наливая немного молока в свой кофе.

Она замирает рядом со мной, и я смотрю на неё.

— Что?

— Ты читал о беременности?

Я стараюсь не обидеться на удивление в её голосе.

— Почему бы мне не прочитать об этом? Я стану новоиспеченным отцом точно так же, как и ты станешь новоиспеченной матерью. К тому же, заботиться о тебе сейчас – моя привилегия, и я намереваюсь сделать это блестяще.

Триша и остальные возвращаются со стопками вещей и выкладывают их на принесенные ассистентами столики.

— Мы можем сделать что-нибудь ещё для вас?

Я качаю головой.

— Дальше мы сами. Пожалуйста, не беспокойте нас, пока я не напишу вновь.

Они все вылетают из комнаты и зашторивают за собой занавески, чтобы дать нам кусочек приватности. Я ставлю кружку на стол, встаю и начинаю рыться в одежде, пока Вэл заканчивает пить чай.

Я выбираю то, что хочу видеть на ней, и то, в чем она наверняка будет чувствовать себя уверенно, а затем несу одежду к ней на диван. Все вещи прекрасных оттенков самоцветов: гранатового, чёрного, серебристого и лесного зелёного.

— Какие красивые, — говорит она, поднимая вешалки, чтобы рассмотреть одежду получше.

— Хочешь взглянуть и выбрать сама?

Она качает головой, рассматривая детали на выбранных мной вещах.

— Мне кажется, ты выбрал именно то, что мне бы понравилось. Может, ты упустил призвание в качестве модельера.

Вместо того чтобы ответить, я тянусь к одежде, поднимаю Вэл за бедра и ставлю между моих ног.

— Тогда позволь помочь тебе раздеться, чтобы ты примерила несколько вещей.

Она поднимает руки, чтобы я расстегнул её джинсы и стянул их по ногам. Как только я вижу линию её трусиков, рот заполняет слюна от желания испробовать её, но я не иду на это. Когда я снимаю с неё все, кроме нижнего белья, ангел наклоняется и подносит одежду ближе, чтобы примерить её.

Валентина надевает вещи одну за другой, пока не добирается до обтягивающих платьев, которые продемонстрируют все её достоинства. Мне почти ненавистно покупать их, поскольку никто не увидит их, кроме меня, если мой план сработает. Только не в этом смысл моей авантюры. Нам нужно, чтобы она выглядела незабываемо, и каждый сантиметр её одежды показывал, что она гребаная королева.

— Как тебе? — спрашиваю я, откидываясь назад, мои ноги раздвинуты, пока моя прекрасная жена по-прежнему стоит между них.

Вэл скользит руками по бёдрам, разглаживая платье.

— Я чувствую себя... сексуальной. Мне нравятся вещи. Но ты уверен в этом? Я могу взять меньше, только необходимое, чтобы сыграть свою роль и сэкономить тебе деньги.

Я выпрямляюсь и притягиваю ангела за бедра к себе прямо на колени. Ей приходится задрать платье почти до талии, чтобы не порвать его, но мне плевать.

— Думаешь, мне не насрать на деньги? Я бы потратил их все на тебя, если бы это вызвало у тебя улыбку.

В ответ Валентина наклоняется и дарит мне глубокий поцелуй, с лёгкостью находя мой язык своим. Я стону ей в рот и сильнее притягиваю её бедра к себе. Да. Вот что мне нужно. Я обхватываю руками её задницу и мну ягодицы, чтобы увеличить трение между наших тел. Когда ангел прерывает поцелуй, я тянусь к ней, намереваясь догнать её рот, но вместо этого она прижимает пальцы к моим губам.

Хорошо. Будем играть иначе. Я нежно обхватываю палец губами и всасываю его достаточно сильно, чтобы она начала раскачиваться на мне. Затем я кусаю подушечку пальца и двигаюсь к следующему, вновь играясь своим языком.

— Ты будешь себя хорошо вести? — шепчет она.

Я даю ей высунуть пальцы из моего рта.

— Зачем? Никто не прервет нас, ведь я сказал им не возвращаться без моего разрешения. Поверь, они хотят получить чаевые сильнее, чем проверять нас каждые пять минут.

Она вжимается в мою грудь своей.

— В таком случае...

Валентина вновь опускает свой рот, медленно заманивая в свои путы мой, дразня меня каждым новым касанием и тяжёлым вздохом.

Когда мы вновь отстраняемся друг от друга, я твёрд и трусь о её трусики. Такими темпами я быстро кончу в штаны, даже не начав.

— Давай на этом закончим, чтобы я отвёз тебя домой и как следует занялся с тобой любовью.

Её губы блестят в свете ламп, умоляя меня укусить их, но я этого не делаю. Вместо этого я аккуратно опускаю ангела с коленей, чтобы она могла одеться, пока я складываю наши покупки и посылаю сообщение Трише.

Мы не остаёмся, чтобы закончить все формальности. Я даю Трише необходимую информацию и за руку веду Валентину к машине. Когда мы забираемся внутрь, я усаживаю её к себе на колени, бедра Валентины широко раздвинуты поверх моих. Я наслаждаюсь тем, как она выгибается ими мне навстречу, даже несмотря на то, что нашу обнаженную кожу разделяют слои одежды.

— Скоро, ангел, — произношу я, обхватывая руками лицо Вэл, чтобы контролировать её рот, пока я глубоко целую свою жену.

На вкус она ощущается как спасение, и, бог знает, в этом я нуждаюсь больше всего.

— Так будет всегда? — шепчет она мне в губы.

Хоть у меня нет особого опыта в здоровых отношениях, но я надеюсь на это. Поэтому я пожимаю плечами.

— Не знаю, ангел. Но я могу сказать, что я никогда не перестану желать тебя, пока жив. Даже если ты проклянешь меня, возненавидишь меня, будешь противиться мне... я всегда буду желать тебя. Ты моя.

Она громко сглатывает и притягивает моё лицо ближе к себе.

— Ты тоже мой.

27

ВАЛЕНТИНА

Остается всего несколько дней до обозначенного обществом дедлайна. Я чувствую, как время утекает сквозь пальцы, наряду с этим исчезают и шансы сгладить ситуацию и спасти всех нас.

Я перепробовала все, что приходило на ум. Говорить с семьёй Сэла было худшей пыткой, но я все равно пошла на это в надежде, что разговор может спасти его. Конечно, они с удовольствием поиздевались надо мной и несомненно продолжат заниматься этим, пока мы не получим свое.

Я тыкаю свой завтрак, сегодня это овсянка, но я не возражаю. После ухода большинства персонала в пользу безопасности я была удивлена, когда Адриан носился по кухне, словно готовил всю жизнь. В тот момент я поняла, как мало я о нем знаю, и до сих пор об этом думаю. Особенно о его прошлом. Я знаю, кто его семья и как все болезненно для него обернулось, но я не знаю, какие у моего мужа хобби или чем ему нравится заниматься в свободное время. Не то чтобы я видела, как он занимался чем-то подобным, с момента переезда. Всё всегда вращалось вокруг меня или нас, и у меня не было возможности провести вместе с ним свободное время.

Адриан ест свой завтрак, пока читает электронную почту, а я наблюдаю за ним, и сердце подскакивает к горлу. Чем ближе призыв, тем меньше времени у меня остается с ним. Я кладу ложку на стол и прочищаю горло. Тонко.

Он поднимает свой взгляд на меня.

— Ты в порядке?

— Что, если мы не ответим на призыв, а просто сбежим?

Я задавалась этим вопросом несколько дней. Мы оба оказались бы в безопасности, эгоистично думать только о нас, но так я смогу пробыть с ним дольше, и наш ребёнок в процессе останется в безопасности.

Движением пальца он выключает телефон и бросает его на стол.

— Прошу прощения?

Я пытаюсь объяснить, что я имею в виду.

— Что, если ты не ответишь на призыв, и мы просто сбежим... у нас достаточно денег и ресурсов. Мы оба можем исчезнуть и начать жизнь заново, особо не прикладывая усилий.

— Это... почему мы вообще ведём этот разговор? Откуда появилась эта идея?

Я пожимаю плечами и подумываю вновь взять ложку, чтобы избежать его напряжённого взгляда.

— Я просто думала об этом. Я не хочу потерять тебя.

— Ангел, — резко выговаривает Адриан. — Посмотри на меня.

Когда я смотрю ему в глаза, он медленно и осознанно качает головой.

— Во-первых, со мной ничего не случится, во-вторых... скажи, почему побег для нас до сих пор не был вариантом?

Я облизываю губы и ломаю над этим вопросом мозг.

— Не знаю.

— Неважно, как далеко мы попытаемся сбежать, совет пошлёт за нами людей, и чем дольше им придётся гнаться за нами, тем хуже будет наказание за брошенный им вызов.

Настаёт моя очередь смерить его раздраженным взглядом.

— Так мы просто позволим им господствовать над нами? Говорить нам, когда мы можем приходить и уходить, и все по их приказу? Разве это справедливо?

Адриан усмехается, и мне хочется бросить ему в лицо печенье.

— Справедливость – концепт для детей. Жизнь не бывает справедлива, и в совете ещё реже ее встретишь. Они работают на себя и только на себя. Может, однажды мы сможем дестабилизировать их власть достаточно, чтобы попытаться бросить им вызов, но не сейчас.

Я упираюсь взглядом в свой завтрак и отказываюсь показывать ему слезы, наворачивающиеся на глазах. Я плачу не из-за его выговора, а из-за мысли, что у нас быстро заканчивается время. Слишком быстро.

Адриан скользит тёплой рукой по моему затылку, затем по рубашке, чтобы проследить линию позвоночника.

— Ангел, — шепчет он, затем убирает руку и опускается на колени возле моего стула. — Всё будет хорошо. Ты будешь в порядке, я обещаю тебе. И ты знаешь, что я не даю легкомысленных обещаний.

— Дело не во мне. Дело в том, что они сделают с тобой. Не только за брошенный им вызов, но и за смерть Сэла, и если они подозревают тебя, то и за смерть моего отца, — произношу я, обращаясь больше к своей еде, чем к нему.

Адриан берет своими пальцами мой подбородок и медленно разворачивает лицо к себе, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Они не посмеют забрать меня прямо сейчас, когда до следующего сезона остаётся ещё несколько месяцев. Когда он начнётся вновь, у нас могут начаться проблемы. А пока что они хотят запугать нас и приструнить меня, на этом все.

Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать и убедить Адриана, но в его взгляде читается смирение, что останавливает меня. Мне больше нечего сказать ему в противовес. И мне не с кем поговорить, чтобы кто-то мог вмешаться и отменить встречу. Боже, я ненавижу это чувство беспомощности. С каждой секундой я теряю все больше уверенности в себе, которую приобрела после замужества.

Может, поэтому я так сильно их ненавижу. Они вновь заставляют меня чувствовать себя жертвой. Это вызывает во мне негодование.

Адриан со вздохом поднимается и возвращается на место по другую сторону стола, чтобы доесть свой завтрак. Несмотря на его настойчивость, я продолжаю прокручивать в голове сценарии возможных выходов из положения и думать о людях, которых можно убедить помочь нам. Я не против идеи заплатить кому-то менее солидному ради помощи, пока они не настолько ужасны, как семья Сэла... или, ну, пока они не промышляют тем же бизнесом. Я не могу переварить мысль о том, чтобы обеспечить торговцев людьми подобными ресурсами.

— Ангел, ты по-прежнему зацикливаешься на этом, — говорит Адриан почти непринужденно, но в его тоне слышится резкость, которая этому противоречит.

— Само собой получилось, — отрезаю я и отправляю ещё порцию овсянки в рот.

Адриан вновь поднимается, огибает стол, стаскивает меня со стула за плечо и тащит за собой по коридору. Я ковыляю за ним, все ещё сжимая ложку в руке.

— Куда мы идём?

— Раньше ты была не такой любопытной, — бросает он через плечо, затем открывает дверь в оружейную.

Я вхожу следом за Адрианом, поскольку он не даёт мне выбора, и запах оружия посылает волну тошноты, из-за которой меня может вывернуть моим завтраком.

После того как Адриан находит стол с кинжалами, он отбрасывает несколько в сторону, поднимает меня на руки и усаживает на стол из нержавеющей стали. Я вскрикиваю и получше усаживаюсь, чувствуя холод голыми ногами под юбкой.

— Что мы здесь делаем?

Адриан поднимает нож за лезвие и вкладывает рукоять в мою ладонь. Я так сильно подпрыгиваю, что почти роняю его, но Адриан в последнюю секунду сжимает своей рукой мою.

— Успокойся, я покажу тебе несколько вещей, чтобы ты почувствовала себя увереннее, и я хочу убедиться, что я могу постоять за себя... даже когда пятеро не со мной.

Я с трудом сглатываю и киваю.

— Хорошо... что мне нужно знать?

Он меняет позицию моей руки и поднимает запястье, чтобы сдвинуть его сверху вниз.

— Держи его в таком положении и всегда направляй снизу, а не сверху.

— Или я могу просто не бить никого ножом.

Он указывает себе за спину.

— Хочешь взять пистолет? Могу научить тебя пользоваться им, как закончим с этим.

Адриан добился своего. Я смотрю вниз на блестящее острие кинжала.

— Что мне делать с ним, пока он мне не понадобится? Если мы доберёмся до этой точки, тогда я уже достаточно облажалась, верно?

Адриан сильнее сжимает руку и смотрит мне в глаза.

— Мы заключили сделку... ты защищаешь нашего ребёнка ценой своей жизни. Если меня не станет, и они придут за тобой, ты все равно попытаешься защитить себя, поняла?

Я киваю и пытаюсь вдавить нож ему в руку.

— Теперь мы можем его убрать? Здесь он мне не понадобится.

Адриан опускает глаза к моей руке на кинжале, и я следую за его взглядом, наблюдая, как мы сжимаем его почти у меня на коленях.

— Не можем, пока я не покажу тебе, как им пользоваться.

— О, боже мой, ты такой ненормальный. Я не буду бить тебя ножом, даже если тебе это понравится.

Уголок его рта чуть-чуть приподнимается.

— Смешно, ангел.

Адриан поднимает наши соединенные руки и прижимает кончик лезвия к своей шее в нескольких сантиметрах от твёрдой линии челюсти. Затем он берет меня за свободную руку и прижимает мой указательный палец к ложбинке на мышцах его шеи.

— Вот, потрогай, какое слабое место. Идеальное место для удара, особенно с ножом покороче, любой урон и никаких соприкосновений с костью, пока ты не достанешь до позвоночника.

Адриан крепко сжимает меня, так крепко, что я боюсь, что острие вонзится в его кожу в любое мгновение.

— Поняла?

Я киваю, немного напуганная демонстрацией и немного возбужденная его опытом и уверенностью. Этот мужчина может сберечь меня, и пещерной женщине во мне это нравится.

Он убирает свою руку с моей, сжимающей кинжал, и обхватывает мою поясницу.

— Теперь наклонись вперёд, ангел, прижмись своими бёдрами к моим.

Ему не нужно повторять дважды. Я бросаюсь вперёд, сталь издаёт неприятные звуки под моими голыми бёдрами и голой задницей, поскольку у меня задралась юбка.

Я обвиваю Адриана ногами и скрещиваю колени. Он кладет мои руки себе на шею, словно мы старшеклассники, кружащиеся в медленном танце. Но когда моя рука с ножом обвивается вокруг его шеи, он направляет острие прямо между шеей и лопаткой поверх его пиджака.

— Ещё одно слабое место. Нож должен вонзиться прямо сюда, затем оставь его и беги. Они потратят время, пока будут вертеться, пытаясь вынуть его, в то же время очень быстро истекая кровью.

Горло сжимается от того, как близко ко мне находится этот сексуальный рот, так близко к моему, пока Адриан говорит об убийстве.

— Тебе нужно показать мне ещё какие-то трюки?

— Ммм... не с ножом.

Адриан завладевает моим ртом в секунды, оттягивая мою нижнюю губу зубами и кусая её, пока я не начинаю стонать достаточно громко, чтобы он услышал. Затем Адриан вновь целует меня и поднимает руку, чтобы забрать кинжал из моей хватки, прежде чем я нанесу какой-то реальный вред в распаленном страстью помутнении.

Думаю, теперь он хочет убрать нож, но вместо этого подносит его к своему горлу и вновь вкладывает мне в руку. Я со вздохом отстраняюсь от губ Адриана и смотрю на него.

— Ни за что, я могу убить тебя.

Он прижимается к лезвию, и на его коже появляется очень тусклая красная линия. Я моргаю от контраста и перевожу взгляд на его горящие полуприкрытые глаза. Меня осеняет, что сейчас он мне доверяет. Доверяет касательно того, что он считает своей слабостью.

Мне не нужно больше ничего видеть. Держа в одной руке нож, я расстегиваю его штаны и опускаю другую руку ему в брюки, где он уже твёрдый, а его предэякулят уже стекает с широкой головки. Если бы мы были в постели, я бы взяла его в рот, но прямо сейчас мне хочется помочь ему снять напряжение.

Я быстро и с усилием прохожусь по нему, одновременно наблюдая за лицом Адриана и ножом, выискивая следы крови и признаки боли. А в ответ получаю лишь тяжёлое дыхание, затем он прислоняется своим лбом к моему, когда я сильнее прохожусь по нему, и руку с ножом начинает покалывать от напряжения.

— Сильнее, ангел, сделай мне больно.

Я громко стону от его приказа и слегка впиваюсь ногтями, сильно сжимая его в своей руке во время движений. Адриан с ворчанием кончает, и руки становятся скользкими от горячих струй спермы. Когда он достаточно расслабляется и перестает дрожать в моих объятиях, я роняю нож на пол.

Теперь мне нужно лишь, чтобы он облегчил мою острую потребность. И после этого горячего как черт трюка мне хочется разрезать его на кусочки.

Я тянусь к нему, и Адриан опускается на колени с наглым взглядом и кровью на воротнике, а затем задирает мою юбку.

Его взгляд обещает удовольствие, но и наряду с ним боль. В наших отношениях нельзя без этих двух составляющих.

28

АДРИАН

День призыва выдаётся холодным и ясным. Я не могу спать и большую часть ночи наблюдаю за спящей урывками Валентиной. Если бы я мог прогнать страх из её глаз, я бы мгновенно это сделал. Если бы я мог спасти её от этого, я бы прошёл любые испытания.

Кай расхаживает по коридору, и я понимаю, что время настало. Я надеялся ускользнуть так, чтобы ангел не заметила, но она крепко хватает меня за руку, когда я сдвигаюсь на край кровати.

— Ты ведь не собирался улизнуть, да?

— Думал об этом, — признаю я.

У неё на глазах выступают слезы, а затем струятся по её бледным щекам, после чего локоны прилипают к влажным дорожкам от слез.

— Иди сюда, — шепчет она.

Я ползу по кровати в обуви и полностью одетый, чтобы обнять её в последний раз.

Когда я сказал Валентине, что совет не попытается убрать меня, я солгал и сделал это хорошо. Они хотят лишь одного – стереть меня с лица земли, чтобы завладеть моей маленькой частью территории. Поэтому я не могу бросить им вызов, как делал это после смерти отца.

Валентина такая мягкая и тёплая в моих объятиях, не знаю, смогу ли я заставить себя отпустить её. Она блуждает руками по моей груди и останавливается на пряжке ремня.

— Ангел...

Но в этом нет реальной настойчивости. Пока она не наклоняется, чтобы захватить мои губы в поцелуе, который угрожает расплавить мои кости.

Валентина трясущимися пальцами пытается расстегнуть ремень, и мой член твердеет словно сталь, когда она засовывает руку мне в боксеры и крепко сжимает меня.

— Ещё один раз, — говорит она. — Мне нужно почувствовать тебя внутри. Пожалуйста.

Она уже спускает брюки по моим бедрам, и я провожу вверх рукой по её голой ноге, чтобы найти уже мокрые складки.

В мгновение ока я переворачиваю Валентину, поднимаю её задницу к члену и вхожу в её влажное влагалище. Она охает мне в предплечье, утыкаясь в него головой, словно ждала столетия, а не несколько часов, чтобы почувствовать меня.

Я стискиваю бедра Валентины, прижимаю их к себе и резко подаюсь вперёд. Я уже готов кончить из-за безумной потребности в ней и того, как её киска приятно сжимается вокруг меня.

Когда она начинает хныкать, я провожу рукой по её бедру и опускаю пальцы вниз, чтобы найти её клитор. Аккуратно скольжу по нему, и она дрожит напротив меня.

— Ну и как тебе, ангел?

— Идеально.

Дрожь присутствует и в её голосе, и я отгораживаюсь от собственных чувств, чтобы сконцентрироваться на моей жене. Я могу ей это дать. В последний раз я могу подарить ей наслаждение.

— Прижмись ко мне спиной, и я подарю тебе такой сильный оргазм.

Она выполняет мой приказ, и я провожу рукой по её бедру к упругой маленькой заднице. С помощью нескольких движений я протискиваю руку между нами, и Вэл издаёт возглас, когда я провожу большим пальцем вокруг её дырочки.

Я осторожно ввожу его в маленькое колечко мышц, и она опускает руку на клитор.

— Кончи для меня, ангел. Покажи мне, как ты распадаешься на части.

Валентина вновь дрожит, и я наблюдаю за её лицом, когда она зажмуривается, а затем так сильно содрогается, что её колени ударяются друг о друга.

— Вот так.

Моя жена так идеальна. Так чертовски идеальна. Я убираю руку с её задницы, стискиваю её бедра и впечатываюсь в тело Валентины ещё несколько раз. И этого достаточно, чтобы меня вслед за ней охватил собственный оргазм.

После этого я аккуратно отодвигаюсь от неё, чтобы не помять костюм и вытереть нас. Когда я возвращаюсь, слёзы вновь выступают у неё на глазах.

— Передумай.

Я вздыхаю и качаю головой.

— Мы уже обсуждали это. Я должен пойти.

— Передумай, — повторяет она более твёрдо.

На этот раз я целую её в лоб, затем в губы и иду к двери, где меня ждёт Кай.

Он думает, что пойдёт со мной, но я приказываю ему оставаться здесь, охранять Валентину и не позволять этим ублюдкам добраться до неё, несмотря ни на что.

— Охраняй её ценой своей жизни, понял меня?

Кай лишь кивает, его челюсти сжаты, а глаза покраснели. Гнев читается в каждой черточке его тела. Он сколько угодно может злиться на меня. По крайней мере, он останется жив.

Поездка до места встречи оказывается короткой, и у меня удивительно ясная голова из-за запаха моей жены на мне, когда я вхожу в здание. Двое мужчин останавливают меня, как только я вхожу, и обыскивают с головы до пят.

— Кто-то взволнован? — вставляю я едкое замечание.

Лицо раскалывается от боли, и я смаргиваю дымку с глаз, после чего смотрю на полуавтомат, которым меня ударил охранник. Я смотрю ему в глаза и надеюсь, что охранник видит в моем взгляде обещание смерти. Если я выберусь из этого, то избавлюсь от него в первую очередь.

Второй охранник берет меня за плечо и тащит вперёд. Я немного выше и тяжелее него, поэтому не облегчаю ему работу. Они подводят меня к двери, затягивают на руках стяжки и затаскивают внутрь. За столом заседаний сидят нынешние главы совета, и я обвожу взглядом каждого из этих сволочей, надеясь вселить в них страх божий.

Охранник пинком в колени сбивает меня с ног, а затем вновь бьёт мне в голову для ровного счета. Струя крови стекает мне в ухо, но я едва чувствую эту боль. Для меня это лишь прелюдия. Я улыбаюсь совету и жду.

— Адриан Доубек, ты находишься здесь по обвинениям в убийстве. Ты знаешь, что убийства вне сезона под запретом и караются смертью, — нараспев произносит женщина во главе стола. В её голосе сквозит скука, когда она зачитывает обвинение, словно это список продуктов.

Я ничего не отвечаю. Именно этому в первую очередь я научился у своего чересчур переоцененного адвоката. Ничего не говори, а если вынужден, то все отрицай.

— Тебе есть что сказать в свою защиту? — продолжает она, по-прежнему рассматривая блокнот перед собой.

Я продолжаю молчать и получаю ещё один удар в голову, на этот раз вместо тяжёлого металла оружия меня встречает кулак охранника. Думаю, они на какое-то время хотят оставить меня в сознании.

Наконец, женщина поднимает свой взгляд и смотрит мне в глаза. Это словно смотреть на замерзшую пустошь – её взгляд совсем пустой.

Женщина поджимает губы, и её рот вытягивается в прямую линию.

— Тебе нечего сказать?

— Вы, ребята, в любом случае собираетесь вынести мне приговор. Зачем мне вам помогать в этом?

Она поднимает руки, чтобы указать на свой коллектив.

— Может, мы не станем. Это разбирательство, а не исполнение приговора. Тебе нечего сказать о смертях двух известных членов общества, которые, по общему признанию, были твоими врагами?

Я слизываю кровь с губы и вновь улыбаюсь.

— Ещё раз, о ком идёт речь? Может, вы напомните мне, кого я предположительно убил?

Женщина вздыхает.

— Это нелепо. Мы так ни к чему с ним не придём без нагнетания ситуации. Выведите девчонку, — последняя часть адресована охранникам, один из которых выходит из комнаты по её приказу.

У меня тут же путаются мысли. Кого они имеют в виду? Я встречаюсь взглядом с женщиной, её окрашенные сединой волосы стянуты на затылке. Не могу вспомнить её имя, чтобы как следует пригрозить ей.

— Если ты...

Дверь вновь открывается, и я разворачиваюсь, когда Валентину заталкивают в комнату, но позади неё стоит не охранник, а Андреа.

Я моментально вскакиваю на ноги, но не успеваю добраться до Андреа, как другой охранник сбивает меня с ног, затем ещё одной стяжкой пристегивает меня к железной петле в полу.

— Ты гребаная предательница, — выплевываю я Андреа, пытаясь освободиться, чтобы наброситься на неё.

Валентина дрожит, её колени в синяках, а волосы в хвосте растрепались. В глазах стоят слезы, но её подбородок не дёргается, и она качает головой.

— Я в порядке. Тише, успокойся.

Я смотрю на Андреа, когда произношу свои слова:

— Я порежу тебя на гребаные кусочки и выкину в реку. А когда тебя сожрут рыбы, я найду каждую из них и насажу на вертел.

Андреа вздергивает подбородок.

— Как красочно, но это ради твоего же блага. Доверься мне.

Я дрожу от гнева, сердце в груди бьётся так быстро, что перед глазами пляшут чёрные точки.

— Мистер Доубек, — рявкает сука за столом. — Можете обратить на меня, пожалуйста, внимание? Как вы видите, мы предприняли меры, чтобы заставить вас говорить. Сэкономьте нам время и энергию и признайтесь.

Я открываю рот, чтобы сделать именно то, что она велит, но она продолжает, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь.

— Или, может, мы должны подвергнуть суду твою прекрасную жену? Именно она имеет тесную связь с пропавшими – лидером семьи Новак и другим... её женихом, кажется?

Холодный взгляд председательницы пронзает Валентину, которая, слава богу, ничего им не говорит и высоко поднимает подбородок.

— Ничего, — добавляет женщина. — Тогда раскроем ещё один козырь...

Дверь опять открывают, и другой охранник, неся отобранное оружие, тащит за собой Кая. Они бросают его на пол между мной и Валентиной.

— Ещё один подозреваемый, — с каменным выражением лица произносит она, абсолютно не проявляя никакого интереса.

Кай перекатывается на бок и кашляет кровью. Его лицо в гораздо худшем состоянии, чем моё. Я поднимаю глаза на Андреа.

— Твоя работа?

Она пожимает плечами и сильнее вжимает пистолет в висок Валентины.

— Он сам напросился.

Я пытаюсь наброситься на неё вновь, но стяжка не поддается, даже чтобы чуть-чуть высвободить руки.

— Я буду резать тебя, — с тщательностью произношу я. — Так медленно, что ты почувствуешь каждый порез, пока для моего ножа не останется ничего, кроме мозга и сердца.

И вновь Андреа кажется незаинтересованной моими угрозами. Я смотрю на Валентину.

— Что бы со мной ни случилось, ничего им не говори.

Она моргает и вновь смотрит на совет. На её глазах выступают слезы, но она по-прежнему сильно сжимает губы.

Женщина вздыхает, и я изо всех сил стараюсь вспомнить её имя, поскольку она станет моей главной целью после Андреа, когда я выберусь отсюда.

У меня болит все тело, но наряду с этим предательство гораздо хуже. Как Андреа могла так поступить с нами, помочь им, когда они сотворили с ней подобное? Я вновь смотрю ей в глаза, игнорируя женщину, ожидающую от меня ответа.

— Почему? Почему ты делаешь это?

Андреа улыбается, и её улыбка кажется слегка неуравновешенной.

— Они дали мне желаемое. Братьев Сэла в обмен на Валентину и Кая. Лёгкий обмен...

Я качаю головой.

— Мы бы поймали их вместе.

— Нет, — выплевывает она мне. — Ты бы поймал их, и я гарантирую тебе, что твои намерения разительно отличаются от моих. Твои планы касательно меня – ничто по сравнению с тем, как они встретят свой конец, когда я заполучу их.

Я указываю связанными руками на совет.

— Эти засранцы не заслуживают доверия. Утверждающие о неприкосновенности убьют тебя и покончат со всем этим.

На лице Андреа появляется ещё одна улыбка.

— Не волнуйся, у меня есть рычаг давления.

Теперь мне становится любопытно... она поймала ещё одного из пятёрки? Не могу поверить, что кто-то из них согласился бы с её безумным планом предать меня, предать всех нас.

— Рычаг давления?

Она обращает свое внимание к столу.

— Ты не заметил? Сегодня судьи не в полном составе. Один из них пропал.

29

ВАЛЕНТИНА

Ох, это такой ужасный план. Когда Андреа и Кай зашли ко мне в спальню, Адриан уже ушёл, поэтому я и не думала спорить. Да и зачем, когда благодаря этому я могла получить желаемое? Но... стоять здесь, смотреть, как его избивают, – невыносимая задача, прежде чем я полностью потеряю самообладание.

Совету как обычно плевать на всех кроме самих себя. Черт, у Андреа вышло подстроить это только потому, что на своей шпионской миссии она увидела, как член совета занимается грязными делишками в одиночестве. Ей также было достаточно легко шантажировать его ради соглашения после этого.

Я дрожу и не могу остановить слезы. Адриан весь в синяках и избит. Эта мысль поражает меня словно машина без тормозов на шоссе – он солгал мне. Этот мужчина стоял передо мной и говорил, что они не посмеют его тронуть. Я могу сказать, что они растягивают болезненность ситуации, чтобы продлить его страдания. Дальше они воспользуются мной, но я не позволю им, если смогу помочь.

Я дёргаю рукой, притворяясь, что пытаюсь вырваться из хватки Андреа. Меня шокирует, с какой лёгкостью она изображает равнодушное предательство и как реально она это обыграла с ссутулившимся возле нас Каем. Если честно, наблюдать, как она и охранники избивают его для усмирения, было самым трудным.

Но теперь, когда мы здесь, мне уже не кажется, что нам всем удастся выбраться отсюда. Может, Андреа выберется, если продолжит играть роль предательницы... по крайней мере, пока до остальных из пяти не дойдёт слух. Иначе, почему бы им не убить нас всех прямо здесь и сейчас? Очевидно, что они достаточно безжалостны для этого.

Вопрос в том, отпустят ли они Адриана, если кто-то признается в этих преступлениях, или они все равно убьют всех нас? Трудно думать со всем этим оружием в комнате и сверлящим меня холодным взглядом главы совета. Несмотря на страх и дрожь, которые, я уверена, они все видят, я откидываю плечи назад и поднимаю подбородок. Адриан хотел бы, чтобы я была сильной и вела себя так, словно принадлежу этому месту и эти люди куда ниже меня по положению.

Из-за этого крошечного признака неповиновения совет берётся за дело, а председательница указывает на меня.

— А тебе, Новак, есть в чем признаться? В конце концов, пропал и предположительно мёртв именно твой отец. Ни для кого не было секретом, как мало он о тебе заботился.

Ауч. Вот какие уловки пошли в ход. Во мне просыпается ещё больше ненависти к ним – эти незнакомцы знали так много о насилии надо мной, обо всем, что я пережила из-за отца, и ничего не делали.

— Не знаю, есть ли мне что сказать. Вы собираетесь выслушать меня или просто вынесете нужный вам вердикт и все равно всех убьете?

— Валентина, — рявкает Адриан. — Тихо.

Я бросаю взгляд на своего мужа, когда из-за его спины выходит охранник с кляпом и засовывает его ему в рот, закрепляя за головой. Несмотря на его неспособность говорить, Адриан передаёт все необходимое взглядом.

Он просит позволить ему разобраться с этим. Позволить ему умереть, чтобы защитить меня и ребёнка. Если бы Адриан на самом деле знал меня, он бы понял, что для меня это невозможно – дать ему так умереть. Этот вариант не для меня. Но я сдержу свое обещание и удостоверюсь, что наш ребёнок будет жить, несмотря ни на что.

Председательница усмехается, глядя на Адриана. Словно вид связанного мужчины возбудил её. Ещё один повод ненавидеть её. Что-то и правда сияет в её взгляде, когда она смотрит на моего окровавленного и избитого мужа.

Этот ребёнок – сейчас единственный рычаг. Если они узнают о его существовании, тогда они все равно могут возжелать моей смерти. Если я признаюсь и заставлю их заключить со мной сделку, тогда, возможно, я смогу уберечь малыша.

— Мне есть в чем признаться, председательница, но я сделаю это, только если вы заключите со мной сделку.

Она сужает глаза-бусинки и обводит меня взглядом с головы до ног.

— Дай догадаюсь, ты хочешь, чтобы я спасла твоего любовника?

Я указываю в сторону Адриана.

— Спасли его от чего? Его рта? Когда вы услышите моё признание, у вас не останется иного выбора, кроме как признать его невиновным и отпустить. Знаю, вы, ребята, здесь следуете лишь собственным правилам, но беспричинно убить его? Ну, думаю, некоторым его сторонникам будет что об этом сказать.

— Это не имеет значения, я с лёгкостью могу сказать, что вы оба в этом замешаны. Вы оба ответственны за эти убийства, вы хотели захватить власть и возглавить общество и совет.

Я пожимаю плечами.

— Ну, если вам так хочется взять на себя риски, это ваш выбор. Но я предлагаю вам другой путь. Подписанное и скрепленное печатью признание. Для этого вам нужно лишь заключить со мной сделку.

Теперь, кажется, председательница полностью обращает на меня свое внимание. Остальные члены совета бормочут что-то друг другу на ухо, а затем все они затихают и смотрят на меня.

Адриан извивается в своём плену, пытаясь заговорить, неистовствуя против пут. Не могу пойти на риск и даже взглянуть на него из страха потерять самообладание, когда столько стоит на кону. Пальцы немеют, а лицо пылает, и я в пяти секундах от обморока. Надеюсь, Андреа поймает меня, если я упаду на нее.

— Какого рода сделка у тебя на уме?

Андреа усиливает хватку на моей руке, но на неё я тоже не смотрю.

— Я не собираюсь раскрывать суть заранее. Могу лишь обещать, что это никак не связано ни с чьим освобождением. Могу намекнуть лишь на это.

Черты председательницы омрачает недовольство, когда она стучит по столу ногтями.

— Достаточно этих игр. Я просто убью вас всех.

Член совета, тот, что постарше, и в котором я узнаю старого друга отца, высказывается со своего места.

— Мы должны выслушать её. Многие из нас хотят справедливости для Новака. Мы должны провести достойные похороны для него и увидеть, как приговор его убийцы приводят в исполнение. Если эта девчонка знает, кто в этом повинен, или сама несёт за это ответственность, я хочу услышать это.

Меня выводит из себя то, как он произносит «эта девчонка», словно не он практически наблюдал за моим взрослением и пережитым насилием от руки отца. Ещё один пример мужского клуба «не лезь не в свое дело», от которого я ни разу за эти годы не получила и крупицы помощи.

Председательница тяжело вздыхает, словно ее действительно раздражают все эти заявления, которые ей приходится выслушивать сегодня, вместо того чтобы устроить кровопролитие.

— Хорошо, отлично. Подтверждаю сделку.

Я качаю головой.

— Мне нужно письменное подтверждение. Подписанное, естественно.

О, по её взгляду я понимаю, что перехожу черту. Она хочет разорвать меня на части за наглость прервать вот так её суд.

Адриан издаёт громкий звук в попытке привлечь моё внимание, но я продолжаю игнорировать его, даже если моё тело дрожит от необходимости коснуться его, помочь ему. Заговоривший ранее мужчина достаёт из кармана пиджака блокнот и строчит записку, затем передаёт её председательнице.

Она смотрит мне в глаза, когда подписывается своим именем на странице.

— Лучше бы это оказалось чем-то чертовски стоящим.

Я делаю глубокий вдох и обхватываю живот снизу.

— Вы согласились, поэтому благодарю вас за то, что не убьете меня до рождения моего ребёнка.

В комнате наступает тишина. Становится так тихо, но все же ощущается гнев и враждебность. В большинстве своем это исходит от Адриана между мной и Андреа, разрушая его планы, поскольку теперь совет знает о существовании нашего ребёнка.

— Отлично, — заключает председательница, нетерпение сквозит в каждом слоге. — Твоё признание...

— Я убила их обоих. Отец был злым старым ублюдком, который изо всех сил старался превратить мою жизнь в ад. Мой жених Сэл с жестокостью изнасиловал и убил мою кузину, прежде чем попытаться убить меня. Из-за этого я убила и его тоже, — невозмутимо произношу я, словно мои внутренности не разваливаются на части.

— Ты убила их? Двух здоровых мужчин? Без помощи? — спрашивает мужчина постарше. Но в его речи нет вопросительной интонации, лишь насмешка. Он не верит ни единому моему слову.

Я пожимаю плечами, все ещё пытаясь выглядеть уверенной и спокойной.

— Маленькой женщине достаточно просто убить мужчину пистолетом. Отец пытался накачать меня наркотиками и вынудить сделать аборт, поэтому я выстрелила ему в живот и оставила умирать.

В комнате вновь становится тихо, и впервые за несколько минут я рискую взглянуть на Адриана в надежде на то, что он видит в моих глазах, что я делаю это ради него.

— Что скажешь ты? — произносит председательница, подобно мне обращая внимание на Адриана. Охранник отходит, чтобы убрать его кляп. Он по-прежнему не может стоять, но Адриан расправляет плечи и выглядит как сломленный король, кровь капает с его подбородка, словно он уже вырвал зубами кусок мира и планирует поглотить остальное.

Я проглатываю волну потребности и любви, что угрожает утянуть меня вниз и заставить отказаться от своих слов.

— Она – последняя из Новаков, и она носит наследника рода Доубеков. Её нельзя убивать, и ты знаешь это. Думаю, только она здесь этого не знает.

Он смотрит на меня с презрением и жалостью, и это словно пинок в лицо.

Черты председательницы омрачает недовольство из-за всех нас, и она откидывается на спинку кресла.

— Кажется, мне есть над чем поразмыслить. Она призналась. О том, что она – последняя Новак, знают только люди в этой комнате. Думаю, убить вас всех и покончить со всем этим – самый благоразумный выбор. Особенно учитывая тот факт, что у тебя есть склонность к выживанию, когда люди желают твоей смерти, — добавляет она, скользя взглядом по телу Адриана.

Я вырвусь из рук Андреа, заберусь на стол и впечатаю эту суку лицом в дерево, если она продолжит смотреть так на моего мужа.

— Тебе есть что ещё добавить? — она позволяет своему взгляду скользнуть по бедрам Адриана, растягивающим швы брюк в его скованной позе. — Может, мы должны поговорить наедине, и тогда нам удастся придумать что-нибудь.

— Только, блядь, посмей, — шепчу я ему.

Адриан бросает на меня взгляд.

— И это говоришь ты. Тебе было сказано, что я смогу позаботиться об этом, и ты выбрала ослушаться и прийти сюда. Ты выбрала подвергнуть нашего ребёнка опасности и всё разрушить.

— Всё? — парирую я, больше не пытаясь скрывать боль в голосе. — Ты говоришь о своём плане, где тебя берут в плен и убивают? Потому что для меня и Кая это не особо похоже на план.

— Кай – мой подчинённый. Я плачу ему не за его мнение касательно моего поведения. Ты – моя жена, и твоего мнения я тоже не спрашивал.

Адриан сплевывает кровь на блестящий бетон.

Я скрежещу зубами и мельком окидываю Кая взглядом, он по-прежнему опирается на бок, сжимая ребра. Должно быть, они сломаны. У Андреа есть пистолет, но у охранников оружие больше. План касательно отвлечения и побега не сработает, пока мы все ранены.

Он спорит со мной, ратуя на меня, и все же каким-то образом я понимаю, что это притворство. Адриан выговаривает мне, но по взгляду его прекрасных глаз я вижу, что он не имеет это в виду.

Так в чем же суть этой игры?

И как нам выбраться отсюда живыми?

30

АДРИАН

Я никогда не чувствовал подобной смеси гордости и неприязни. Отчасти я ненавижу Валентину за то, что она проигнорировала мои приказы и пришла сюда. В остальном мне не верится, что я сумел жениться на такой невероятно смелой и самоотверженной женщине. Даже после всего пережитого ею она - мой маяк в ночи.

Председательница ждёт, пока я перебью предложение жены, зная, что превыше всего она предпочтет насадить мою голову на пику. Поэтому я произношу первое, что приходит на ум.

— Свяжи мою жену и закрой ей рот кляпом, и мы цивилизованно поговорим.

Я слышу возглас Валентины с другой стороны комнаты, но даже не смотрю на неё из страха потерять внимание председательницы. Ни за что на свете я не стану спать с ней, пока я могу заполучить оружие, прежде чем она затащит меня к себе в постель. Но зная то, что я знаю о нашей достопочтенной председательнице, она скорее привяжет меня к изголовью кровати и возьмёт желаемое, чем позволит соблазнить себя.

Она щёлкает пальцами, охранник быстро выносит стул и привязывает к нему Валентину, затем затыкает ей рот моим кляпом. Андреа остаётся в углу комнаты, и хотя поначалу я попытался на неё напасть, у меня было время успокоиться и хорошенько все обдумать. Ничто не заставило бы Андреа предать меня. Должно быть, она здесь по приказу Кая, даже если он сейчас не прилагает особых усилий.

Я не могу сейчас думать о них. Это мой последний шанс спасти хотя бы кого-то, и если я не смогу спасти Валентину, тогда у меня не останется причин жить. Я пригвождаю председательницу взглядом, который заставлял женщин дрожать. Из страха или предвкушения, я никогда не знал. Если у меня получится, то она ощутит и то, и другое. Наверняка мой взгляд уже не оказывает такого эффекта, когда один из глаз почти полностью распух, а на щеке красуются синяки, но я в любом случае сделаю все возможное.

Я знаю, что поймал её на крючок, когда она облизывает губы и обходит стол, направляясь ко мне. Один из других членов совета предупреждает, чтобы она не подходила слишком близко, и он прав. Если она попадёт в зону досягаемости, я убью её. Но председательница остаётся на достаточном расстоянии, и я не могу дотянуться до неё со связывающими меня путами.

— Что ты предлагаешь? — спрашивает она, опуская взгляд на мой пах и вновь поднимая.

Валентина издаёт что-то приглушенное вроде ругательства, но теперь её очередь оставаться в стороне, пока я спасаю ей жизнь. В отличие от неё я знаю, что делать, и я не провалюсь.

Я прочищаю горло и надеваю маску безразличия, которую обычно использую на встречах общества.

— В обществе очень мало тех, кто знает внутреннее устройство, вроде тебя или меня. Если бы я хотел, я бы мог выследить каждого присутствующего члена общества, наряду с семьями, друзьями, кошками, собаками, домашним персоналом, и давайте не забывать о соседях.

Председательница фыркает.

— Вот как ты ведёшь переговоры? Угрожаешь нам, пока пристегнут к полу, стоя на коленях?

Я своеобразно пожимаю плечами, но это сложно сделать, когда руки пристегнуты к полу.

— Ты знаешь мои возможности. Вы все их знаете, об этом свидетельствует тот факт, что я смог убрать сына высшего члена совета, а затем и главу семьи... и вы всё ещё не нашли его, так ведь? Не волнуйтесь, не найдёте. Без моей помощи уж точно.

Она в нетерпении машет на меня рукой, прислоняясь худыми бёдрами к столу.

— И... что ты предлагаешь? Ты только что признался в своих преступлениях. Теперь я могу убить тебя и защититься от любого в обществе, кто хотел бы оспорить наши правила.

— Если ты так хочешь... но ты должна дать остальным уйти, и я гарантирую, моя пятёрка не оставит мою смерть безнаказанной.

Она переводит взгляд на Кая, который все ещё стонет на бетоне. Он либо серьезно ранен, либо разыгрывает тяжесть повреждений по причине, которую я ещё не сумел понять.

— Так я убью тебя, и твои телохранители придут по мою душу. А если не убью тебя, но вместо этого убью твою жену и наследника... что тогда?

— Тогда по твою душу приду я вместе с пятеркой. Но остальной совет мы не станем трогать. Мы придём только за тобой. И обещаю, мы заставим тебя заплатить за каждую проведенную ими здесь минуту. За каждую выстраданную ею минуту.

Председательница цокает, а затем усмехается, выпрямляется и складывает руки под грудью, словно хочет заострить внимание на ней.

— А на что это мне? Твои пятеро придут за мной, если я убью тебя, и ты придёшь за мной, если я не убью тебя. В чем же суть этих переговоров?

— Оставь Валентину в живых. Передай ей в управление активы Доубеков и Новаков, и прежде чем ты убьёшь меня, я позабочусь о том, чтобы пятеро и близко не подошли к совету из-за этого, — произношу я.

Угрожать им, а затем пытаться смягчить собственную угрозу – дерзкий шаг. Она рассматривает это только из-за репутации моих солдат. Многие в обществе боятся их так же сильно, как хотят заполучить себе.

Я могу видеть, как шестерёнки крутятся в её крошечном мозгу. Председательнице это выгодно… она попросит доказать, что они не сорвутся с цепи даже после моей смерти. Я не собираюсь делиться. Мне не нужно даже думать об этом. Когда я умру, они будут обязаны защищать Валентину и моего наследника. Ни один из них не ослушается приказа, иначе Кай позаботится, чтобы они усвоили этот урок на горьком опыте.

Словно зная, что я думаю о нем, Кай перекатывается, его лицо распухло и окровавлено, и он пытается встать на колени. Охранники мгновенно вмешиваются и привязывают его руки к другой петле в полу.

Эти засранцы отлично постарались над отделкой здания.

Я вновь обращаю внимание на председательницу, которая, кажется, ни капли не обеспокоена возней Кая. Сейчас самое время вынудить её принять решение, и, надеюсь, при этом мне не придется испытать на себе её навыки наездницы. От одной лишь мысли об этом мне хочется проблеваться. Я предпочту этому смерть.

― Что скажешь, председательница? Мы заключаем сделку? Мне тоже нужна заверенная в письменном виде сделка, пока я ясно выражаю свои мысли.

Она сужает глаза и переводит взгляд с одного на другого. Председательница рассматривает нас, а затем усмехается.

― Я устала от этих игр. Ты тянешь время и лишь усугубляешь ситуацию. Мне кажется, лучшим выбором будет убить вас всех и покончить с Доубеками и Новаками. Это избавит меня от множества проблем и сбережет мне кучу денег, когда я буду претендовать на ваши активы после ваших смертей.

Я откладываю эту мысль на задворки сознания и перебираю в уме, что бы еще ей предложить. Нечто, что даст мне возможность спасти Валентину и нашего ребенка. Кай и Андреа пришли сюда, зная, что главным приоритетом для меня будет моя жена. Их судьба теперь в их руках. К счастью, мне не придется оплакивать свои неудачи после смерти.

― Председате… ― начинаю я.

Она щелкает рукой словно марионетка.

― Я устала слушать твою болтовню. Наши переговоры окончены.

― Тогда, может, ты согласишься на переговоры со мной, ― произносит низким, надтреснутым голосом Кай позади меня.

Я опускаю голову, проклиная его. Почему он не может остановиться, когда знает, что проиграл? Это всегда было его изъяном. Как бы сильно он ни был избит, он не перестанет бороться, пока не потеряет сознание. Сейчас мне это не на руку, особенно если из-за этого погибнет Валентина.

― Давай-ка ты будешь сидеть молча? Это приказ.

В этот раз Кай игнорирует меня и обращает внимание на председательницу.

― При желании, этих людей можно привлечь к ответственности, однако любые их признания спорны. Я здесь единственный, кто знает, где найти тела.

Меня пробирает холод, и я вновь бросаю на него взгляд.

― Да ты, блядь, издеваешься надо мной?

Валентина пытается слезть со стула, а в глазах стоят слезы, когда она смотрит на Кая. Они не договаривают о какой-то части их плана, как этот переворот, в результате которого на Кая повесят все обвинение.

― Ты забыл, что я могу просто убить тебя наравне с твоими маленькими друзьями.

Кай с трудом прочищает горло, кашляя кровью. Она стекает по его губам и подбородку.

― Ну, учитывая, что я транслировал всю эту встречу на форумах общества с тех пор, как оказался здесь, предлагаю принять мое признание как победу и освободить мистера и миссис Доубек.

Она открывает рот, подобно рыбе, и слишком долго смотрит на Кая. Когда к ней возвращается способность говорить, она заикается:

― Ты л-лжешь. В этом здании невозможно получить сигнал. Вас обыскали на наличие оружия, охрана бы нашла камеру.

Кай наклоняется и опускает голову к одной из пуговиц на рубашке.

― Нет, если они не искали в правильном направлении. У меня также отлично получается проводить и передавать сигналы в местах, где этого не должно получаться. Испытай мое терпение, председательница, или прими мое признание, засади меня за решетку и окажи Доубекам любезность, которую они заслуживают как действующие главы двух выдающихся семейств общества. Иначе... когда вновь придет время голосовать за места в совет, у тебя могут возникнуть проблемы с выдвижением, скольких бы ты ни вывела из игры своими пулями.

Она вновь открывает рот. Остальные члены совета немного выпрямляются, каждый окидывает взглядом пространство вокруг, словно их окружает невидимая аудитория. Гребаный Кай и его чертовы игрушки. Мне следовало догадаться, что он спланирует нечто подобное.

Самое грустное то, что я даже не могу его сейчас ненавидеть. Как бы мне ни хотелось, благодаря этому плану Валентина выберется отсюда. Мне нужно лишь это. Если я смогу отвезти её в безопасное место и оставить там, то смогу вернуться за ним позже. Мы непобедимы, когда меня прикрывают пятеро. Никто в обществе не сможет противостоять нашей силе.

― Кай, ― шепчу я. ― Ты уверен в этом?

Охранники уже расстегивают стяжки на мне и выпускают Валентину со стула. Кая раздевают выше пояса, а затем вновь пристегивают к петле в полу, которую они использовали для меня.

Я вырываю руку из хватки охранника и смотрю на своего командира, человека, который всегда прикрывал меня.

― Ты уверен в этом, Кай? Если я не смогу вытащить тебя отсюда, прежде чем...

― Они не казнят меня, пока не закончат расследование. Благодаря моей камере каждый из этих ублюдков будет вести себя наилучшим образом. У тебя будет немного времени.

Я киваю и опускаюсь на колени, несмотря на синяки, и обхватываю руками его лицо. Он прижимается своим окровавленным лбом к моему и кивает.

― Если я не выберусь отсюда, ты должен пообещать мне кое-что, босс.

Я киваю, в горле образуется ком, и я не могу сейчас говорить.

― Все что угодно.

― Она в зелёном убежище. Ее нужно будет перевезти, я не знаю, как долго меня будут допрашивать. Я не могу подвергать её риску. Я обещал, что защищу её, и я это делаю, но ты должен забрать её, чтобы до неё не добрались эти засранцы.

Я изо всех сил стараюсь не взглянуть на Валентину, чтобы понять, слышала ли она его слова. Вместо этого я киваю и осторожно прикасаюсь к его опухшему лицу.

― Я позабочусь об этом. Не беспокойся. Я заберу Роуз домой, где ей и место.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…