Удивительный взгляд

Мелисса МакШейн

Удивительный взгляд

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: Wondering Sight

Автор: Мелисса МакШейн / Melissa McShane

Серии: The Extraordinaries #2 / Необычные #2

Перевод: maryiv1205, cd_lu, Ксения Михеева, Nastya873, Анна Сидорова

Редактор: Анастасия Ярыгина (главы 23–33),

Яна Федина (главы 4-22), Евгения Волкова (главы 1–3)

Глава первая, в которой София сталкивается с неприятностями

София помнила, что в Лондоне ночью ничего не видно. Недавно установленные на улице газовые лампы проливали стойкое сияние над тротуаром, позолотив двери высоких мрачных домов. Свет выглядел теплым, но он не мог приглушить холод ноябрьского вечера, который просачивался сквозь плащ, замораживал щеки.

София устроилась на сиденье шезлонга Сесси и сжала руки на коленях, вздрагивая в меховом плаще и желая, чтобы ее перчатки были сделаны из овечьей шерсти, а не из тонкого красного шелка. Не впервые в тот вечер она подумала о том, чтобы поднять капюшон плаща. Но это растрепало бы её прическу, столь кропотливо уложенную служанкой; она не хотела выглядеть плохо на первом публичном появление после возвращения в Лондон.

Девушка разгладила платье на коленях: изумительный зеленый цвет ярко контрастировал с красными перчатками. Вероятно, стоило надеть что-то менее вызывающее, все будут наблюдать за ней сегодня вечером. София в этом уверена.

Лампы, освещающие улицы Лондона, не единственное, что изменилось за более чем четыре года отсутствия Софии в городе. Несмотря на войну, здания казались новыми, а ремоделирование старого строительства было повсюду. По новым улицам были проложены маршруты к старым местам. Магазины исчезли, или заменились другими магазинами. Всё это свидетельствовало о неудержимом оптимизме английского народа.

Единственное, что осталось прежним, это запах. Зимняя погода не позволяла развеять стойкую вонь отходов животных и более отдаленный, но столь же распространенный запах Темзы. София знала, что со временем сможет привыкнуть, но через шесть недель после возвращения в этот великий город ее нос все еще невольно морщился, когда она выходила на улицу. Девушка вспомнила оживленные ветреные бризы с реки Тахо¹, мягкие дожди, которые выпадали в это время года, и испытала знакомое сочетание тоски и ярости, которые поднимались в ней всякий раз, когда она думала о Лиссабоне и о том, что там произошло.

— Какими бы кислыми не были мысли, занимающие тебя, я советую выбросить их из головы в ближайшее время, — дразнила Сесси. — Ты ранишь чувства графини Ливен, не оценив её щедрость. Она же представила тебе поручительство, — девушка, казалось, совсем не была расстроена холодным воздухом.

— Было бы более точно сказать, что она настойчиво надавила на меня, — заметила София.

Графиня восхищается Необычными… Довольно подавляюще. Я благодарна, что была слишком молода и ничтожна, чтобы привлечь ее внимание, когда приехала в Лондон в первый сезон, потому что я нашла бы ее ужасающей. Кроме того, сегодня вечером она не может быть в Альмаке.

— Это первый бал сезона, и ты будешь там, — сказала Сесси. — Сам принц Уэльский не смог бы взволновать сильнее… О, дорогая, я была глупа, не так ли?

София поняла, что неосознанно сжала кулаки, поэтому заставила себя расслабиться.

— Вряд ли, — ответила она, зная, что Сесси слышала, насколько лживы её заверения.

Подруга положила ладони на скрещенные руки Софии и слегка сжала их.

— Никто не знает о том, как ты покинула военную службу, — произнесла она тихим голосом, хотя София была уверена, что кучер и так не мог их услышать. — Они уверены в твоем примерном послужном списке и в том, что именно ты помогла обнаружить карибских пиратов, выведав, как этот грязный человек, Рис Эванс, отслеживал корабли нашего королевского флота. Твоя репутация чиста. Военное ведомство догадалось.

— Они видели мое увольнение, — горько сказала София. — Возможно, они заботятся об интересах Необычных, чьи действия координируют, но я знаю, что теперь они только сохраняют публичную правдоподобность моей репутации, потому что она хорошо отражается на них. Они предали меня, Сесси. Предали меня, чтобы сохранить добрую репутацию лжеца и растратчика. Должна ли я быть благодарной тому, что они распространили слух о моих ложных Видениях?

— Твои Видения не ложные!

— Что касается военного ведомства, то они в курсе.

— Но тебе не нужна их опека. Ты свободна от своих обязательств, можешь начать новую жизнь, и я настаиваю на этом. Не могу видеть, как ты страдаешь.

София улыбнулась.

— Я могла бы сказать то же самое о тебе.

— Сегодня я очень хорошо себя чувствую, — сказала Сеси, убирая прядь светлых волос от своего лица. — Я почти не чувствую боли и с нетерпением жду посиделок и бесед с друзьями, пока ты танцуешь всю ночь напролет.

Улыбка сползла с лица Софии.

— Я не уверена, возможно, это ошибка, — сказала она. — Прошло уже почти три года с тех пор, как я танцевала с кем-то.

— Вы с Ричардом не посещали танцы в Лиссабоне?

— Ричард не любил танцы, он называл их издевательством, а я не любила танцевать без него. Потом его убили, и я полностью потеряла интерес к этому, — ее воспоминания о муже за эти два с половиной года были далекими и приносили лишь небольшую боль, в отличие от более свежих ран и мыслей об ее изгнании из военного министерства.

— Ну, это не так страшно, как если бы ты забыла умение танцевать, — сказала Сесси суровым тоном. — Никто не представлял новый танец в Алмарке уже сорок лет. Я сомневаюсь, что это произойдет при нашей жизни. Итак, ты будешь танцевать, и тебе понравится, потому что твое уединение начинает вызывать слухи.

— Я знаю. Герцогиня Леншир снова обратилась ко мне сегодня по этому поводу.

— Она хочет, чтобы ты дала ей Видение?

— На публике. Меня приглашают на званый обед, где я буду развлекать гостей. Не то, чтобы она была настолько глупа в своих выражениях, но именно это подразумевалось.

— Боюсь, что она скорее увидит в Свете медведя, чем тебя.

— Я знаю. Жаль, что у меня нет полезного Таланта.

— Софи! Никогда так не говори! Это неправда.

София вздохнула. Талант, которым она обладает, может быть главной причиной ее нынешнего гнева и унижения, но он дарил ей такую ​​радость. Девушка и представить не могла, что когда-нибудь захочет отказаться от него.

— Сегодня у меня унылое настроение, не так ли?

— Да, это так. И если я могу выдержать немного боли, то ты уж точно сможешь перенести недолгий выход в люди.

Экипаж повернул на Кинг-Стрит, и София увидела сияние нескольких окон. Она снова вздохнула, но теперь с улыбкой.

— Я постараюсь быть веселой и наслаждаться, — сказала она. — И, возможно, никто не пригласит меня танцевать.

Сесси засмеялась.

— Ты привлекательная, богатая вдова, которая также является героем войны и Необычной. Вероятно, я должна найти тебе палку, чтобы отбиваться от мужчин.

Кучер помог Софии, а затем и Сесси выбраться из кареты. София протянула Сесси руку, чтобы подруга немного оперлась на неё. По крайней мере, она была готова принять поддержку Софии вместо того, чтобы настаивать на том, чтобы справиться самой. Сесси не хотела быть бременем и часто лгала о боли, которую испытывала. Поэтому Софии и Льюису, мужу Сесси, приходилось внимательно следить за признаками того, что ее состояние начинает ухудшаться. Ни один доктор не смог узнать, что заставляло Сесси постоянно испытывать боль, и София искала ответ в Видениях, не безуспешно. Но, по крайней мере, сегодня вечером Сесси сможет расслабиться.

Они прошли через знаменитые двери Алмака, чтобы обнаружить, что, место уже заполнено людьми, хотя вечер только начинался, и все они были одеты в свои лучшие наряды. Их громкие разговоры доносились через двери и долетали до Софии.

София никогда не посещала Альмак до сегодняшнего вечера и была поражена тем, насколько ярко он был освещен. Люстры, висящие низко над залом, проливали свет над танцорами и отражались от множества стеклянных предметов. Зеркала, отражающие их собственные образы, заставляли комнату казаться больше, чем она была, как если бы они были открытыми окнами в другие подобные комнаты, заполненные копиями танцоров, которые наслаждались ими, как своими оригиналами.

Она разглядела себя, высокую и нескладную, с потемневшей от солнца Средиземного моря кожей, и отвернулась, чувствуя какую-то насмешку: она, вероятно, будет признана великой красоткой благодаря ее Таланту, когда все доказательства вели к тому, что она… ну, привлекательная было лучшее, на что София могла надеяться. Ричард считал ее красивой, но любовь, казалось, изменяла восприятие.

Комната была на удивление теплой, несмотря на размер, со всеми этими телами в такой непосредственной близости — это было утешительно после холода снаружи, хотя, без сомнения, София вскоре почувствовала бы тепло. В галерее весело играли музыканты с большей энергией, чем это, вероятно, требовалось. А мужчины и женщины заполняли центр комнаты, кружа друг друга в такт музыке. Девушка жалела, что забыла свой веер, хотя вряд ли он принес бы много пользы, перемещая теплый воздух из одного места в другое.

Мысль о танцах заставила страх маленькими усиками ползти по груди, испытывать озноб и, таким образом, противодействовать теплу в помещении. Она может и не забыла как танцевать, но чувствовала, что забыла, как легко разговаривать с незнакомыми людьми, которые не имели с ней ничего общего, кроме взаимного интереса к танцам.

София пробиралась сквозь толпу, прокладывая дорогу, чтобы Сесси не пришлось переносить физический контакт, который так часто вызывал боль, игнорируя опасливые взгляды и комментарии, которые распространялись, когда она проходила мимо, толкая кого-нибудь. Ее лицо было еще неизвестно, поскольку она редко выходила на публике с момента своего возвращения в Лондон, но красные перчатки, внешний знак Необычного Провидца, были лучше, чем визитная карточка.

Ответ на вопрос, почему они должны быть красными, уходил корнями далеко в историю. София надевала их каждое утро на протяжении уже двенадцати лет, с тех самых пор, как проявилась ее способность Необычной. Она надевала их, чтобы избегать любых прикосновений, которые могли вызвать Видение. Не каждый предмет обладал достаточно весомой историей, но те, что имели, могли переполнить ее постоянно меняющимися и накладывающимися друг на друга картинами прошлого, настоящего и будущего, связанными с предметом или человеком, с которыми больше всего ассоциировались. София не раз думала о том, чтобы надеть перчатки другого цвета, но, несмотря на то, что это подарило бы ей желанную анонимность, ей всегда было неловко от этой мысли, словно она отрекалась от важнейшей части себя, пыталась скрыть её.

София нашла свободный диван и старалась казаться спокойной и невозмутимой при том ненавязчивом внимании, которое привлекала. По крайней мере, ни один из присутствующих сегодня вечером гостей не был столь бестактным, чтобы спросить ее о Видении. Они, скорее, были из числа людей для знакомства, позволяющего им перекинуться с ней парой слов, и которым позднее они могли похвастаться. Графиню Ливен с ее гнетущей заботой нигде не было видно.

Женщина, сидящая примерно в футе от них, бросила взгляд на Софию, а затем тихонько толкнула локтем своего собеседника — хорошо одетого мужчину в желтом жилете и темных бриджах. Он поднял лорнет, чтобы внимательно ее рассмотреть, затем быстро убрал его и намеренно отвернулся так, что София знала, что он по-прежнему за ней наблюдает. И так всегда.

Она расправляла свои перчатки, чтобы скрыть беспокойство от его взгляда, пусть и скрытного. Большинство ее знакомых Необычных Провидцев любило внимание оказываемое им, но София никогда не могла избавиться от чувства, что перчатки делают ее вещью, живой и дышащей статуей, а не человеком. Жаль, что Леди Эндерли, единственный Необычный Поджигатель из Англии, была где-то на Карибах. Ее присутствие, вероятно, было единственным, что могло бы затмить появление Софии в Алмаке сегодня вечером.

— Я не вижу никого из знакомых, — пробормотала Сесси. — Возможно, тебе больше не придется танцевать, если ты ни с кем не познакомишься.

— Я уверена, что кто-то найдет повод поговорить с нами. До тех пор мы будем сидеть здесь и развлекаться, сочиняя истории о тех, кто проходит перед нами, — сказала София. — Тот молодой человек, разговаривающий с довольно полной женщиной, вон там. Не выглядит ли он похожим на жука? С этими тусклыми каштановыми волосами и тонкими конечностями?

Сесси прикрыла рот, чтобы скрыть хихиканье.

— Выглядит! И… о, нет, Софи, только посмотри, с кем он говорит! Слишком поздно, чтобы спрятаться?

София тихонько отвернулась.

— Может она не видит нас. Повернись, быстро.

— Миссис Уэстлейк! — резкий голос взвился над толпой. — Я удивлена, увидев Вас здесь, в Лондоне. И миссис Бархам, рада видеть вас на публике.

— Леди Давериль, какое удовольствие, — сказала София. Леди Давериль, одетая в старый золотой шелк с топазами на шее и в волосах, нависала над ними, как элегантно украшенный броненосец. — Вы хорошо выглядите.

— Свежий воздух и частые прогулки — вот что хорошо держит тело в форме. Вы должны следовать этому режиму, миссис Бархам, — сказала леди Даверил.

Сесси опустила взгляд на колени, и Софии пришлось сдержать желание подняться и отшлепать полную рослую женщину по румяным щекам.

— Но, что привело Вас в Лондон так скоро, миссис Уэстлейк? Я думала, Вам нужно еще восемь месяцев находиться на службе?

— Как мило, что Вы так интересуетесь мной, леди Даверил, — ответила София. Она может быть выброшена из Алмак, если схватит элегантно уложенные волосы графини и выдернет их с корнем? — Но после решительного разгрома пиратов, военное ведомство согласилось, что я должна быть освобождена досрочно. В качестве награды.

Это была история военного ведомства, которую они состряпали, и у Софии не осталось выбора, кроме как повторять ее, надеясь, что никто не помнит сколько месяцев прошло между этим событием и ее уходом со службы.

— Чем выше у Вас награды, тем больше нам нравится ваше присутствие, — сказала леди Даверил. — Жаль вашего мужа, но Вы закончили скорбеть, и я думаю, просто жаждете выйти замуж.

— Я решила не выходить замуж снова, леди Даверил, — ответила София. — Я не страдаю от отсутствия мужа.

— Вздор, — возразила высокая женщина. — Это Ваш долг выйти замуж и производить Талантливых детей для Англии. Я намерена представить Вам как можно больше подходящих кандидатур. И даже кто-то такой же разборчивый, как Вы, не может отвергнуть их всех.

«Почему нет?» — подумала София, но вслух сказала:

— Я очень Вам благодарна, леди Даверил, но мы обе знаем закон…

— О, не обращайте внимания на закон. Я говорю о том, что правильно. Ничего не бойтесь, миссис Уэстлейк, никто не ожидает, что Вы выйдете замуж, не чувствуя симпатии. Я поговорю с Вами позже, — она врезалась в толпу, не беспокоясь о том, чтобы попросить некоторых из танцоров уступить ей дорогу.

София и Сесси смотрели друг на друга.

— Это была ужасная идея, — сказала София.

— Я знаю, что леди Даверил неприятна, но тебе придется как-то находить партнеров, и, по крайней мере, она представит вас друг другу, — предложила Сеси.

— Как ты поддерживаешь такой неумолимый оптимизм перед лицом кошмарного ужаса?

— Я дарую тебе ужас, но вряд ли кошмарный. Пожалуй, более подходящее слово «страшный».

София рассмеялась и сказала:

— Полагаю, я всегда могла бы спрятаться от нее. Но ты права, мне было бы смешно прийти сюда и провести весь вечер не танцуя.

— Миссис Уэстлейк!

София, удивленная восклицанию, произнесенному громким тоном всего в нескольких шагах от нее, встала и повернулась, чтобы посмотреть, кто говорил. Низкая, пухленькая молодая женщина с бледно-русыми локонами, находящимися в полном беспорядке, смотрела прямо на нее. Рот и карие глаза были такими же круглыми, как и ее щеки.

— Мама, это миссис Уэстлейк! Миссис Уэстлейк, как приятно Вас видеть. Я понимаю, что Вы меня не помните, полагаю, прошло много лет. Я двоюродная сестра Ричарда — Дафна. О, мама, миссис Уэстлейк — это родня, перестань делать такое лицо, — молодая женщина подошла к Софии, несмотря на удерживающую руку пожилой женщины с более аккуратными светлыми волосами на плече. — Миссис Уэстлейк захочет поговорить с нами.

— Дафна, сдерживай себя, — сказала пожилая женщина. — Прошу прощения, миссис Уэстлейк. Я боюсь, что Дафна очень эмоциональна. Но это правда, бедный Ричард был моим племянником. Надеюсь, Вы получили соболезнования нашей семьи после его смерти.

— Леди Кларесби, — сказала София, вытаскивая имя из памяти. — Конечно, я помню Вас. Ваше письмо было любезно доставлено. Леди Дафна, рада снова Вас увидеть.

— Я знала, что сильно изменилась с тех пор, как Вы видели меня последний раз, но не понимала, что Вы можете не узнать меня. И потом, я была на несколько дюймов ниже. За последние четыре года я сильно выросла, не правда ли? Потому что я должна сказать, — шепотом начала леди Дафна, едва слышимая из-за шума толпы. — Мне кажется, что я говорила ранее, нет? Вы знаете, что я Необычный Ограничивающий? На меня постоянно смотрят. Это так неудобно, и все они знают, что я не настроена выходить замуж до тех пор, пока Вы не скажете мне, что служба — это здорово! Я пыталась заставить их признать меня два года назад, когда мне было восемнадцать, но никто не слушал, и теперь я буду иметь на это право в мае, и я в восторге!

София не могла не улыбнуться многословию молодой женщины.

— Я уверена, что у Вас будет много приключений, если Ваши задания будут такими же, как у Ричарда.

Леди Дафна покраснела.

— Я не должна была напомнить Вам о нем, не так ли? Прошу прощения. Я невольно забыла, что Ричард был Ограничителем. Я иногда говорю, прежде чем думаю. Мама в полном отчаянии из-за меня.

— Ну, не в полном, — сказала леди Кларесби. — Я рада, что ты так усердно стараешься и учишься самоконтролю.

— Я, действительно, я… — начала леди Дафна. — Я рада, что мы встретились, может быть, я позвоню Вам, София? Или, Вы считаете, что это дерзко, потому что мы только двоюродные сестры по браку; но это все еще семья, Вы не согласны?

— Ричард всегда так любезно говорил о Вас, что я чувствую, что хотела бы, чтобы мы были друзьями, — улыбнулась София. — Я бы хотела, чтобы Вы называли меня Софией.

— И Вы зовите меня Дафна. Мне не нравится быть леди Дафной, потому что от этого кажется, словно я на десять лет старше, — сказала леди Дафна. — У меня столько вопросов… Ох, но я раздражаю Вас этим, верно? Я беспокою вас вовсе не из-за пророчества, потому что моя подруга Виола, она Провидец, не из Необычных, но все же. И люди всегда просят ее о предсказаниях. Она это ненавидит, и я подумала, что может быть Вы чувствуете то же самое. Я понимаю, что все эти люди, снующие туда-сюда, задаются вопросом, как же я смею говорить с Вами…

— Дафна, пожалуйста, не досаждай миссис Уэстлей, — сказала леди Кларесби.

— Но я не… О, разве я досаждаю?

Дафна выглядела такой растерянной, что София снова засмеялась и обняла ее.

— Не в малейшей степени, — сказала она. — Но я считаю, что Алмак не место для такого разговора. Могу я позвонить Вам завтра?

— Мы будем рады слышать Вас, — сказала леди Кларесби с улыбкой.

— Пожалуйста! — воскликнула Дафна, сжимая руку Софии в ответ. — Я обещаю держать свое любопытство под контролем.

— Я с нетерпением буду ждать следующей встречи, — ответила София, наблюдая за леди Кларесби и ее эмоциональной дочерью.

Она забыла, что у Ричарда осталась родня. Его матерью была сестра маркизы Кларесби, леди Пенелопа Сент-Клер, и ее брак с богатым и высоко оцененным Перемещающим, Арчибальдом Уэстлейком, был главной темой для сплетен в Лондоне тридцать лет назад. Вероятно, Сент-Клер не был по-настоящему семейным человеком, связанным браком, который закончился так трагически. Родители Ричарда жили в Бате, а семья Софии жила в Дербшире, и ей было приятно думать о том, чтобы построить отношения ближе к дому.

Она повернулась, чтобы вернуться в свое кресло, и обнаружила, к своему разочарованию, что одна из многочисленных подруг Сесси заняла его, две женщины были заняты разговором о чем-то. О чем, София не знала. Ну, ей действительно хотелось, чтобы Сесси наслаждалась.

София осмотрела комнату. Из-за того, что несколько мужчин быстро отвели взгляд, она поняла, что они смотрели на нее. Как глупо: им приходилось ждать, чтобы приблизиться к ней, когда было ясно, что они заинтересованы в том, чтобы познакомиться. Как страшно, что ей пришлось полагаться на леди Даверил, чтобы быть предоставленной обществу. Слишком поздно она поняла, что нужно было попросить леди Кларесби помочь. Кто знал, что может придумать графиня?

— Миссис Уэстлейк! — голос графини поразил Софию. Словно ее мысли призвали женщину. — Вот Вы где! Я почти поверила, что Вы прячетесь от меня.

— Нет, леди Даверил, — ответила София, когда высокая женщина подошла.

— Есть кое-кто, с кем Вы должны познакомиться, — прощебетала графиня. — Лорд Эндикотт, не будьте таким застенчивым. Миссис Уэстлейк, позвольте мне представить лорда Эндикотта. Миссис Уэстлейк недавно вернулась из Португалии и готова завести новых друзей.

Лорд Эндикотт. Мир закружился, и зрение Софии помутнело. Как он здесь оказался? Был ли еще один лорд Эндикотт?

Нет, не было. Высокий, с великолепной фигурой, стройными ногами и широкими плечами. Золотые волосы и ярко-зеленые глаза, которые подарила ему природа, Талант Целителя не смог бы сформировать такой образ. Мужественные губы, которые на данный момент улыбались. Вероятно, для всех улыбка казалась дружелюбной или даже выражала восхищение. Но София не могла заставить себя улыбнуться в ответ. Его лицо было ее кошмаром.

Глава вторая, в которой Сны Софии формируют резолюцию

— Я не знал, что миссис Уэстлейк та, кому Вы хотели представить меня, — произнес лорд Эндикотт прекрасным баритоном, который всегда мог увлечь его слушателей. — Мы познакомились в Португалии. Миссис Уэстлейк.

— Лорд Эндикотт, — София надеялась, что её голос прозвучал нормально, а не наполненным яростью и буйством. — Я не знала, что Вы в Лондоне.

— Я закончил дела в Португалии, — сказал он. — И Лондон — превосходный выбор для этого времени года. Вы не согласны?

Он выглядел таким дружелюбным, казался таким обаятельным, и ей пришлось прекратить сжимать руки в кулаки, представляя, как она разбивает это прекрасное лицо.

— Полагаю, — заметила она. Почему она не могла закончить разговор? Вырваться из него?

Сесси была занята своей подругой, Дафна и леди Кларесби исчезли, а у Софии было достаточно самообладания, чтобы не кричать об обвинениях лорда Эндикотта.

Леди Даверил рассмеялась, звук ее смеха был таким же громким, как и голос, и сказала:

— Пригласите ее танцевать, Эндикотт, или мне придется сделать это за Вас, и вы знаете, что я могу.

— Я был бы рад потанцевать с вами, миссис Уэстлейк, — лорд Эндикотт протянул ей руку. София онемела. Она не могла. Она совершенно не хотела провести еще больше времени в его присутствии. Она должна повернуться и уйти…

…и совершить социальное самоубийство, объявив себя надменной и суровой, став еще большей темой для сплетен, чем она уже была. Она взяла его руку и подарила ему реверанс.

— Спасибо, милорд, — София гордилась тем, что ни одна из суматошных мыслей не промелькнула в ее голосе.

Их первый танец был быстрым, с большими проходами и кружением. Конечно, этого слишком мало для разговора, но после минуты молчания лорд Эндикотт произнес:

— Я рад, что Вы появляетесь в обществе, миссис Уэстлейк.

— Почему я не должна? — спросила София, пытаясь придать голосу беззаботный тон.

Лорд Эндикотт пожал плечами.

— Я боялся, что вы начнете предаваться унынию. Вы слишком молоды и прекрасны, чтобы позволить одной ошибке испортить вашу жизнь.

Его лицо было так невинно дружелюбно. Тренирует ли он это выражение перед зеркалом каждое утро? Или импровизирует во время разговора?

— Ваша забота трогает, — сказала она.

— Я не вижу причин, почему мы не можем быть друзьями. Я не держу на Вас зла.

— Как Вы щедры.

— Значит, Вы все-таки огорчены.

Раздражение Софии начало расти. Всего два танца. Полчаса.

— Я еще раз благодарю Вас за заботу, но не вижу смысла становиться друзьями, только из-за того, что леди Даверил проявляет интерес к моей личной жизни.

Лорд Эндикотт изобразил оскорбленно-грустный вид настолько естественно, что эмоции не могли выглядеть ненастоящими. Как он мог так легко изображать чувства?

— Я простил Вас за ошибку, Вы обвинили меня в страшном преступлении, — сказал он. — Я считаю, что Вы не должны винить себя. Я хотел бы помочь Вам в этом.

— Простите мою грубость, лорд Эндикотт, но я не просила вашей помощи и не думаю, что мне это нужно. Я бы предпочла, чтобы этот разговор закончился.

— Я не верю, что заслуживаю этого. Вы знаете, я мог бы арестовать Вас. Закон суров с Провидцами, осужденными за ложь о своих Видениях. Я решил, что Вы ошиблись, а не солгали.

— То есть я должна благодарить Вас за то, что Вы унизили меня и не посадили в тюрьму?

— Унижение — это Ваша выдумка, миссис Уэстлейк. Нет никакого стыда в том, что Провидец ошибается в отношении Сна или Видения. Я понимаю, что их очень сложно интерпретировать правильно. Вы были той, кто решил продолжать настаивать не только на том, что я занимался бизнесом, как какой-то обычный торговец, но и на том, что я был растратчиком и вором, когда все доказательства говорили иначе.

— Доказательства, которые вы сами и предоставили.

— А затем заставил себя казаться расстроенным этим обвинением, — голос лорда Эндикотта продолжал звучать грустно, без злости и это разъярило Софию. Почему он играл с ней в эту игру? Разве он не был удовлетворен тем, что ее репутация в правительстве была разрушена? — Я действительно не хочу быть вашим врагом, миссис Уэстлейк, но если ваша гордость…

— Больше ничего не говорите, — прошептала София. Конечно, все, кто танцевал в десяти футах от нее, могли почувствовать волны гнева, излучаемого ею, как тепло от летнего тротуара. — Вы виновны. И мы оба это знаем. Вы нашли способ скрыть свою вину. И это мы знаем. Я потеряла свою должность, благодаря Вам, и теперь правительство считает меня ненадежной и иррациональной. Я ничего не могу сделать, чтобы изменить мнение о себе. У меня есть только один путь — оставить все позади… и никогда больше не пересекаться с Вами. Так что нет смысла продолжать этот фарс.

— Простите меня за то, что огорчил Вас, — сказал лорд Эндикотт. — Я хотел только предложить перемирие, но вижу, что ненависть ко мне помутнила Ваш рассудок, — он снова улыбнулся ей, все еще изображая печаль, но в его глазах читался восторг от ее гнева.

Если бы только она решилась ударить по этому прекрасному лицу! Ярость наполнила ее, не позволяя говорить, и за это София была благодарна, потому что все, что она сказала бы сейчас, несомненно, переросло бы в крик.

Она автоматически двигалась в ритме танца, не глядя на своего партнера больше, чем это было необходимо. Он пытался заговорить с ней один или два раза. Девушка продолжала игнорировать его, и, наконец, он замолчал. Если у Софии и были какие-то сомнения в его характере то, его преднамеренные мучения подтвердили, что он был аморальным, бездушным злодеем, который, не удовлетворившись победой, был вынужден продолжить ее мучить.

Так он и сделал. Мужчина убедил всех, что он являлся невинной жертвой. Лорд Эндикотт был красив, каким только мог быть Целитель. Он говорил гладко и с большим чувством. Знал, как скрыть свои проступки ото всех, кроме Софии; и ее знание о его преступлении было неуместным. Также, то, что лорд был политически могущественным, только придавал больший вес его словам, по крайней мере, по-отношению к военному ведомству. Если бы София не знала правду, если бы не была уверена в своей вине, она могла бы подумать, что он действительно заинтересован в установлении мира между ними.

Она выдержала остальные танцы, и мужчина сопроводил ее туда, где Сесси сидела в полном одиночестве. Лорд Эндикотт поклонился и ушел, не сказав ни слова. Ceсcи наблюдала за ним, совершенно не скрывая свой ужас.

— София, не говори мне, что приняла его приглашение на танец! — воскликнула она тихим голосом.

— Леди Давериль стояла прямо здесь. У меня не было выбора. О, Сесси, разве мы не можем уйти? — София была в ярости, что враг мог так легко ее переиграть. Она была настолько взбешена, что не могла находиться в этой душной, переполненной, шумной комнате с этими ужасными людьми.

— Конечно, дорогая. Позволь мне договориться об экипаже.

Сесси ушла, а София осталась ждать, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы двигаться. На неё все также бросали взгляды, но никто не останавливался, чтобы поговорить с ней. Никто не пригласил её на танец. Девушка чувствовала себя изгоем, как если бы лорд Эндикотт действительно распространил слухи об ее «ошибке» и выставил себя оскорбленным и невиновным.

Но не было ничего, что она могла бы сделать, кроме как избегать дальнейших встреч. Он все еще мог обнародовать все: девушка никогда не понимала, почему мужчина решил не делать этого, поскольку не было никакого давления, которое могло оказать военное ведомство. И София могла признать, что благодарна за то, что не страдает от публичного унижения и остракизма. Но она скорее умрет, чем признается в этом.

Их поездка домой была спокойной. Внутренние переживания Софии удерживали ее слишком занятой, чтобы говорить, и она подозревала, что боль Сесси усилилась. Они расстались в общей комнате, не заходя в спальню. София быстро разделась, затем забралась в постель и натянула одеяла до ушей. Время, проведенное в прекрасном теплом Лиссабоне, отучило стойко переносить холодную зиму, и она вздрогнула, когда ее тело медленно приспосабливалось к простыням, которые нагрели углями.

Неужели так предназначено: быть замученной лордом Эндикоттом, неспособной защитить себя, знать, что ты права, когда весь мир считает тебя лгуньей? Она перевернулась, чтобы лечь на живот, и зарылась головой под подушку. «Иногда я сомневаюсь. Мои Видения всегда были точными. Или я слишком горда, чтобы признать, что великая София Уэстлейк тоже может ошибаться?».

София вспомнила, как каждую ночь расшифровывала Сон, который помог раскрыть преступление лорда Эндикотта. Обижаться было бессмысленно, но она не могла остановить себя, и каждый раз любая незначительная деталь подтверждала правду того, что она видела. «Он знал, что я его поймаю, поэтому скрыл свое преступление. Было ли совпадением, что этот клерк умер до того, как смог дать показания? Эндикотт вор и лжец, и я должна быть довольна тем, что говорю правду». Но этого было недостаточно.

София нырнула в Сон, как пловец в глубокий бассейн; синие воды расступились, чтобы позволить ее телу проскользнуть между ними. Во всех направлениях: выше и ниже, по сторонам находились двери Сна, несущественные и холодные. Хотя, последнее было ее воображением, так как во Сне она не чувствовала ничего подобного. Некоторые стояли приоткрытыми, приглашая ее. Другие быстро закрывались. София бродила среди них, не имея особенных намерений сегодня вечером.

Когда она приближалась к двери, та становилась непрозрачной, и на ее поверхности двигались фигуры, намекающие на то, какое знание может лежать глубже. Если бы София медитировала перед тем, как заснуть, она бы нашла двери, показывающие информацию, которую она искала. Как бы то ни было, ее Сны выдуманы из того, что она знала или пережила недавно.

Шесть недель назад все ее мечты были сосредоточены на Пиренейском полуострове. Теперь они были случайными проблесками в жизни, которую она едва помнила.

София прошла мимо двери, где изображения были немного точнее, чем другие, а затем вернулась на несколько шагов, чтобы снова взглянуть на нее. Лицо, образованное из различных цветов, исчезло; она снова сосредоточилась. София ахнула, и ее видение покачнулось, когда тело начало реагировать. Она успокоилась, боясь проснуться. Никакой Сон не может вернуться, если Провидец проснется. Лицо снова появилось. Лорд Эндикотт.

Конечно, логично, что ее Сон будет о нем. Даже очевидно, учитывая эмоции, которые он у неё вызывал. Она приложила ладонь к двери, и та отворилась, как будто растворенная ее касанием. Когда дверь исчезла, Софию потащило вперед, пока Сон не окружил ее, словно девушка стояла в комнате, которая была местом для изображения Видения.

Сама комната находилась будто в тумане. Это мог быть большой вход в Карлтон Хаус или хижина возле берегов Темзы. В ней стояли деревянные ящики, ни один из них не был помечен, даже тогда, когда она навязывала свою волю Сну, чтобы сосредоточиться на этом.

Для обычного Провидца часть интерпретации Сна определялась как осмысленные образы в том, каким образом появились по-отношению к остальной части Видения. Некоторые Сны были бесцветными, за исключением определенных частей, которые были ярко-красными или бледно-желтыми. В то время, как другие Сны сохраняли информацию о важном объекте. София, как Необычный Провидец, способна манипулировать деталями Сна, чтобы напрямую извлечь смысл.

В комнате не было ничего, кроме ящиков. София отступила назад и представила, что одна из крышек слетела. Крышка исчезла, и, когда это произошло, София увидела, что важным было содержание, а не сам ящик. И это являлось основным смыслом Сна. Она увидела серебро. Монеты пополнялись внутри, что невозможно, потому что никто, кроме Двигающего не мог поднять заполненный ящик. Видение поблекло, и серебро превратилось в пули для винтовки, а затем наоборот.

Путаница вытащила ее из Сна. София уже знала, что лорд Эндикотт, скрывал свою причастность к компании, производящей военную технику, растратил деньги правительства, выставил счет в два раза больше, чем он был, а затем шантажировал клерка, чтобы изменить записи. Тогда почему она видит это снова?

Девушка сидела в постели в темноте, положив подбородок на согнутые колени. У нее не было никакого интереса в том, чтобы видеть что-нибудь, связанное с этим порочным лжецом. Так почему ее мозг Провидца вытащил его образ?

Конечно, хоть военное ведомство не верило в обвинение лорда Эндикотта, они знали о растрате и расследовали преступление. Лорд Эндикотт был вынужден отказаться от этого плана. Неудивительно, что он сказал, что его дела в Португалии закончены, потому что не мог позволить себе быть идентифицированным как преступник. Но он был аморальным злодеем, возможно, что это не единственное его преступление. София разоблачила Эндикотта однажды (или попыталась), и нет причин, по которым она не должна повторить это снова. София докажет, что он лжец и преступник, и отомстит.

Она лежала на спине, левая рука покоилась на животе, прямо под сердцем, чуть ниже левой груди, подготовившись к медитации. Вряд ли она узнает что-нибудь сегодня вечером. Ей нужно больше увидеть, чтобы спроецировать образ, на котором можно основать Видения. Но она преуспеет. Просто обязана.

Глава третья, в которой София находит занятие

— Существует более десятка лондонских газет, дорогая, мы должны подписаться на все? — спросила Сесси. Она подняла «Таймс» и разгладила страницы. — Не то, чтобы я возражала против твоего Таланта, но это кажется чрезмерным. Я имею в виду, что есть и «Утренняя хроника», и «Утренняя почта».

— Обе преподносят одну и ту же информацию с разных точек зрения, — ответила София, держа ножницы, чтобы вырезать еще одну заметку. — Мне нужно знать как можно больше, для достижения своей цели.

Сесси положила «Таймс», села рядом с Софией и вздохнула. София была уверена, что вздох не имеет никакого отношения к тому, как она расположила различные газеты в конце стола для завтрака, где она, Сесси и Льюис завтракали.

Голубые занавески приглушали и без того слабый свет, поэтому он не отражался от блестящей поверхности стола, которая не была прикрыта газетами. Остатки завтрака оставались на столе. София на миг задалась вопросом: наелась ли она, или волнение испортило ей аппетит? Нет, она не испытывала никаких угрызений совести. Это было растущее желание узнать сведения, предложенные бумагами, о лорде Эндикотте и его делах, преступных или нет.

— София, ты уверена, что это хорошая идея? — спросила Сесси. — Слишком поздно пытаться убедить военное ведомство, что ты права. Возможно, тебе стоит оставить всё в прошлом?

— У лорда Эндикотта был клерк, мистер Тейт, которого он убил, чтобы не дать ему рассказать правду, — произнесла София, положив ножницы. К ее левому указательному пальцу прилипла газетная бумага, которую она сняла другой рукой. — Он бессовестный, способный на любые грязные поступки ради собственной безопасности. Я, кажется, единственный человек, который знает его истинную природу. Как я могу сидеть и позволять ему совершать преступления? Особенно, если это может погубить чью-то жизнь?

— Отличное оправдание, — сухо заметила Сеси. — Но я уверена, что есть другие причины для преследования лорда Эндикотта, — слуга вошел в комнату, бросив нерешительный взгляд, и начал убирать посуду. Сесси понизила голос. — Мы с тобой обе знаем, что ты склонна к одержимости, когда сталкиваешься с проблемой. Расскажи мне, что случилось, когда мы учились в школе, а твоя птица пропала?

София покраснела.

— Это другое.

— Ты провела столько времени в Видении, что рухнула в обморок и была отправлена домой на неделю с соблюдением постельного режима, — продолжила Сеси. — В конце концов всем стало ясно, что нахальное существо улетело в лес, чтобы вести беззаботное существование, где его пронзительные и ужасно прерывистые трели не могли помешать ни в чем неповинным девушкам, которые хотели спать в ночные часы, как предназначал Господь.

— Хорошо, — сдалась София, разрываясь между раздражением и весельем. — Я разделяю твою точку зрения, что иногда я становлюсь…

— Одержимой.

— Слишком сосредоточенной на проблеме, — не согласилась София. — Но именно это качество принесло мне самые большие достижения. Я уверена, что ты это помнишь.

— Я считаю, что американский флот, благодарен твоей одержимости. Все эти недели анализа Видений привели тебя к пониманию основ того, как они работают, — сказала Сесси. — И еще несколько недель обучения собратьев Необычных в использовании техники против оставшихся пиратов. Но ты снова близка к провалу, и ты можешь не ожидать, что я буду рада этому, независимо от того, сколько у тебя было достижений.

— Сесси, я клянусь быть осторожной. Я не смогу добиться разоблачения лорда Эндикотта, если отступлю; ты не веришь, что я воодушевлена до предела, думаешь, мне это нравится?

— Я считаю, что ты не всегда знаешь, где точка невозврата.

— Тогда тебе придется напомнить мне, — сказала София. Она подняла ножницы и помахала ими в направлении Сесси, рассекая воздух несколькими взмахами. — Я перестану усердствовать, а ты будешь останавливать меня, если я буду забывать поесть и помыться.

Сесси сморщила нос.

— Я осмелюсь сказать, что это не слишком приятная задача.

— Но ты более непоколебимая из нас двоих. Ты сегодня увидишься с доктором Гарлендом?

— Завтра, — ответила Сеси. — Хотя я чувствую себя ужасно виноватой, вызывая ее три раза в неделю, чтобы осматривать меня и повторять одно и то же каждый раз.

— Ты забываешь, что твое состояние для нее нечто вроде вызова. Не отказывай ей в удовольствии относиться к тебе как к эксперименту.

Сесси засмеялась.

— Как странно, что эта идея не заставляет меня чувствовать злость или дегуманизм, — она отодвинула несколько бумаг в сторону. — Есть ли что-нибудь, чем я могу тебе помочь?

— Ты можешь изучить «Утреннюю хронику» на наличие сведений о лорде Эндикотте, — сказала София, передавая газету и вторую пару ножниц.

Благодаря помощи Сесси, даже если та не была настроена положительно, настроение поднялось. Девушка не призналась в этом Сесси, но груды газет немного обескуражили ее. Столько всего нужно было прочитать, и она по опыту знала, что мало что может повлиять на Видения, которые она искала. Но София и представить не могла, какая из них может содержать то, что ей необходимо, и не могла упустить ключевую информацию, игнорируя ее просто потому, что источник казался маловероятным.

Она чувствовала раздражение по-отношению к лорду Эндикотту, которое не имело никакого отношения к тому, что он унизил ее стремление наказать его за преступную деятельность. То, что София хотела сделать теперь, когда была свободна от государственной службы — ее стремление к более глубокому пониманию механизма Видений. Помимо Ограничителя, Видения были наименее понятными из всех Талантов.

Провидцы знали, что погружение в факты, связанные с человеком или событием, приводило к более детальным и точным Видениям. Никто не понимал, как знание фактов, которые обязательно существовали в прошлом, могло бы дать знания о будущем. София была убеждена, что ответ есть, но у нее не было времени, благодаря лорду Эндикотту. Доказательство его вины было крайне важным. Доказать его вину, чтобы привести его к максимальному общественному унижению… это не было необходимостью, но это принесло бы ей удовлетворение, хотя она чувствовала себя смутно виноватой.

Она вырезала еще одну статью из «Таймс». Лорд Эндикотт снова выступал в парламенте в пользу войны. Возможно, он был вовлечен в какое-то другое преступление, связанное с военными, если он так увлечен поддержкой Великобритании в борьбе с Наполеоном.

София, хотя и выступала за то, чтобы ее страна защищала себя от беспощадного агрессора, тем не менее была против принимать меры против гражданских лиц, которые были в плену Необычного Гипнотизёра, такого как Наполеон. У него хватило смелости хвастаться своим Талантом, как будто это не было чем-то неправильным, тем, что искажало все, чего касалось; как могла способность влиять на эмоции людей, заставить их поверить, что они его любилилюбили? Не что иное, как проклятие.

В Соединенных Штатах более ста лет не было Необычного или иного Гипнотизера, но неожиданное проявление Необычного Таланта Поджигающего вызвало вопрос о том, могут ли Таланты скрывать себя. В двух газетах были разделы, посвященные размышлениям о том, какой член парламента мог бы обладать способностью к тайному Таланту, хотя София считала, что они просто любят искать заговоры там, где их нет. Она надеялась. Идея о том, что ее эмоциями манипулировали, пугала.

— Ты собираешься посетить леди Кларесби сегодня утром? Не могла бы ты остановиться во Флорисе? Они знают, какой аромат мой, тебе нужно только сказать, как меня зовут, — сказала Сесси.

— Мне бы понравилось бегать по твоим поручениям каждый день, но я уверена, что ты просто хочешь, чтобы я отбросила навязчивые идеи на несколько часов.

— Ты меня раскусила, — сказала Сесси, подмигивая.

Стоял прекрасный день. Небо было ясным, зимнее солнце согревало холодный воздух, так что София попросила Питера опустить капюшон экипажа. Она даже задумалась над тем, чтобы снять пелерину. Но оставила ее для респектабельности и расслабилась на кожаном сиденье, которое нагревалось от тепла ее тела и солнца, пока не стало совершенно комфортно.

Казалось, что весь Лондон вышел сегодня на прогулку, наслаждаясь отдыхом от гнетущих заморозков, захвативших город в течение предыдущих трех дней. Пешеходы казались Софии более оживленными, чем раньше, как будто они тоже были охвачены неподвижностью зимы, которая, казалось, никогда не закончится.

Она решила сначала выполнить поручение Сесси, чтобы не отвлекаться во время визита к леди Кларесби и Дафне. Маршрут привел их на Кинг-Стрит, что снова заставило Софию вспомнить Алмак, к удивлению, обнаружив, что вместо того, чтобы испытать ярость от воспоминаний, она почувствовала удовольствие, зная, что может причинить вред репутации лорда Эндикотта. Она повернулась после того, как карета проехала мимо Алмака, наблюдая, как она скрывается за магазинами Джермин-Стрит.

— Да, — подумала она, — справедливость восторжествует, — и задушила мимолетную мысль, что, возможно, справедливости недостаточно.

Она обнаружила, что Флорис, по крайней мере, был одним из магазинов, которые не изменились во время ее отсутствия, они оставались прежними более восьмидесяти лет. Ей всегда нравились посещения этого магазина, с нежными ароматами в воздухе, которые были сдержанными и не были подавляющими. Она выбрала для себя гребень, ожидая, когда покупка Сесси будет завернута. Магазин, казалось, предназначался для того, чтобы заманивать покупателей, хотя бы ради удовольствия подержать одну из маленьких красивых коробок, содержащую драгоценное сокровище.

София, держа покупку, подошла к окну с несколькими стеклами, почти полностью заполнявшему переднюю стену магазина, чтобы постоянно следить за движением на Джермин-Стрит. Кромки стекла, где они пересекались с рамой, были слегка изогнуты и заставляли проходящих мужчин и женщин мерцать. София позабавилась, рассматривая, как они будут выглядеть, если бы окно обладало способностью магически преобразовывать их, чтобы соответствовать этим кратким мерцаниям. Высокие и худые, как пара болтающих женщин, которые быстро шли по Джермин-Стрит? Или сферическими, как большой человек, который стоял возле двери, словно ожидая кого-то? Ответ на вопрос, почему он предпочел ждать на холоде, а не в уютном магазине оставался тайной.

Она с улыбкой приняла свои покупки и вышла из магазина, почти задев сферического человека, который все еще стоял у двери. Он был на несколько лет старше, чем она, и не очень высоким, но более шести футов в высоту и мощного телосложения. Его темные глаза оторвались от нее так быстро, что София расстроилась.

— Прошу прощения, сэр, — сказала она, отойдя на несколько шагов.

— Нет, это я должен попросить прощения, миссис Уэстлейк, — ответил он. Его голос был глубоким и гладким, напоминающим тон лорда Эндикотта, хотя и в гораздо более низкой тональности. Его хорошо поставленная речь плохо сочеталась с панталонами и незаметной шинелью, которую он носил. — Я не обратил внимания на то, где стоял.

— Вы знаете мое имя, — констатировала факт София, пытаясь скрыть раздражение. Опять красные перчатки выдали ее. Часто поклонники или просители следовали за ней в надежде убедить ее выполнить какую-то услугу для них, независимо от приличий; если бы она была обычной леди из высшего общества, это выглядело бы верхом дурных манер, чтобы человек обращался к ней на улице. Многие Провидцы наслаждались своей славой, и большинство принимали комиссии, конечно же, как способ зарабатывать на жизнь. София, не нуждаясь в деньгах, обнаружила, что все это раздражает. — Я не принимаю комиссионные, сэр.

— Я не заинтересован в комиссии. Все не так, как вы это понимаете, — сказал мужчина. — Меня зовут Рутледж, и вы работали на меня.

— Снова прошу прощения, сэр, — сказала София, — но я знаю мужчин и женщин в военном ведомстве, на которых работала. Вас нет среди них.

Рутледж взял Софию за руку и привлек ближе к двери магазина, прежде чем отпустить ее. София была слишком взволнована, чтобы сопротивляться.

— Мой… работодатель… не держит Необычных Провидцев — никаких Провидцев, — сказал он. — Генерал Омберлиз иногда предоставлял мне свои услуги. Вы помните, что некоторые из ваших Видений казались не связанными с войной?

— Я не имею права обсуждать свою военную службу, — сказала София. Тембр и глубина его голоса и то, как он стоял рядом с ней, начало нервировать. Разумеется, он вряд ли бы напал на Необычную почти на пороге Карлтон-хаус, но если бы он это сделал, то тот факт, что ему грозит длинный тюремный срок, не будет утешением. Она начала оценивать расстояние от того места, где она стояла, до ожидающего экипажаэкипажа. Почему глупый водитель не видел ее затруднительное положение?

— Тогда я расскажу Вам об этом, — предложил господин Рутледж. — Вы пошли на службу, когда достигли совершеннолетия, как и ожидалось от Необычного Провидца. У вас была образцовая запись более трех лет. Отличная точность. И тогда у Вас случилось Видение, которое было опровергнуто, и Вы отказались признать, что ошиблись. Военное ведомство изгнало Вас, хотя оно скрывало детали этой высылки, чтобы защитить вас обоих. Я прав?

— Откуда Вы это знаете? — спросила София.

— Я говорил Вам. Вы работали на меня. И теперь я хотел бы пользоваться вашими услугами на несколько более регулярной основе. Мне нужен Необычный Провидец. Я знаю и уважаю Ваши способности. И я верю, что могу предложить Вам что-то помимо денег.

— И что же? — спросила София.

— Возможность вернуть Вашу репутацию. Чтобы доказать, что Вы все еще так же надежны, как и раньше.

София перевела дыхание. Оправдание. Кто-то, наконец, понял, что она говорила правду.

— Значит, Вы наняты правительством, — сказала она. — Кто ваш работодатель?

Он покачал головой.

— Я не могу сказать Вам этого, пока Вы не согласитесь работать на меня. Могу заверить Вас, что это не будет безнравственной или унижающей достоинство работой, но я не имею права раскрывать информацию о ней никому, кто не совершил аналогичные действия.

— Мне это не нравится.

— Вы довольны тем, как обстоят дела на данный момент? Военный штаб считает Вас неустойчивой и иррациональной.

Это был удар ниже пояса.

— Вы очень дерзки, сэр, — упрекнула София.

— Прошу прощения, если мои слова были неуместными, но я считаю, что они верны для данной ситуации, — сказал господин Рутледж.

София коротко кивнула.

— И в чем заключается моя работа на Вас? Как это связано с лордом Эндикоттом?

— Это не имеет ничего общего с лордом Эндикоттом, — хмуро сказал мистер Рутледж. — Я думал, Вы оставили это в прошлом.

Грудь сжалась от боли.

— Тогда Вы полагаете, что мое Видение было ложным, — сказала она.

— Я не верю, что Вы заслужили изгнание просто за одно неправильное Видение, — сказал господин Рутледж. — Военное управление действовало из страха перед тем, какое политическое давление лорд Эндикотт мог бы оказать, и это было неправильно.

София сосредоточилась на его лице. Оно было удивительно привлекательным для обманщика, который был достаточно глуп, чтобы поверить Лорду Эндикотт. Как привлекателен он будет, если она ударит кулаком его в глаз?

— Мое Видение не было неправильным, — ответила она, наматывая ткань платья на кулак, она не будет нападать на него. — Лорд Эндикотт казнокрад, и он подстроил смерть Клайва Тэйта. Я отказываюсь работать на кого-то, кто не верит мне.

— Я не верю, что Вы соврали, — сказал мистер Рутледж. Его голос звучал так покровительственно, будто он успокаивал раненое животное. — Вы совершили ошибку…

— Ошибка заключалась в разговоре с Вами, — отрезала София. — Не приближайтесь ко мне снова.

Приятное выражение пропало с лица человека.

— Я потратил много политического капитала, чтобы заставить моего работодателя согласиться на мое предложение, — сказал он. — Некоторые из тех, кто находится на руководящих должностях, узнали о Вашем изгнании и верят, что Вы лгунья. Я единственный, кто все еще верит в ваши способности. Вы не можете быть настолько глупы, чтобы отвергнуть это предложение.

— Возможно, Вам следовало поговорить со мной, прежде чем прилагать такие усилия, — ответила София. — Я не хочу ползти назад к правительству, которое так плохо ко мне относится. Мне не интересно Ваше предложение, сэр. И если отказ от того, что я знаю, это то, что потребуется, чтобы вернуть мою репутацию, тогда я предпочла бы, чтобы военное управление продолжало считать меня ненадежной.

— Вы совершаете ошибку.

— Я верю, что в Ваших глазах я делаю еще одну ошибку. Интересно, у Вас могут быть потребности в моих услугах, если Вы считаете, что я оступилась.

— Я… — мистер Рутледж остановился. Он, казалось, контролировал свое желание закричать. — Госпожа Уэстлейк, — продолжал он более спокойным голосом, — я бы хотел рассказать Вам подробности того, как Вы помогли мне в прошлом. Я считаю, что это убедит Вас в моей искренности в том, чтобы предложить вам эту должность. Нам больше не нужно говорить о Вашем служении в военном ведомстве, если это Вас удовлетворит. Я знаю Вас. У Вас есть страсть к справедливости, которая, я считаю, будет полезна для работы на моего работодателя. Пожалуйста, подумайте.

Теперь Софии пришлось бороться, контролируя свое желание накричать на него.

— Мистер Рутледж, — ответила она после напряженной тишины, — мы с Вами никогда не встречались до этого дня. Вы меня не знаете, и я не понимаю, почему Вы мне верите. Я окажу Вам любезность, приняв то, что Вы не хотели меня оскорбить, не поверив моей истории. В конце концов, все остальные чувствуют то же самое; почему Вы должны думать по-другому? Но это означает, что у Вас может быть только две версии: либо я лгу, либо ошиблась. И я не могу принять этого. Поэтому должна отклонить Ваше предложение и попросить Вас не подходить ко мне снова, потому что мое решение не изменится.

Губы господина Рутледжа побелели, когда он сильно их сжал, пытаясь сдержать слова, которые хотели слететь с его языка.

— Как хотите. Кажется, военное ведомство было право. Простите мою настойчивость, — он сделал несколько шагов от Софии и поклонился, подняв шляпу, показывая темные волосы, зачесанные назад. Затем повернулся и ушел по Джермин-Стрит.

София наблюдала за ним, пока он не отошел на несколько ярдов, затем опомнилась и пошла к карете Сесси.

— Подождите, — попросила она Питера и не сводила глаз с высокой уходящей фигуры, пока он не дошел до конца улицы и не исчез из поля зрения. — Хорошо, — сказала София. Она стремительно запрыгнула на сиденье и пригнулась, на случай, если они проедут мимо него, но экипаж повернул направо, а не налево, и София могла дышать спокойно.

Встреча разозлила ее, как танец с лордом Эндикоттом, хотя совершенно по-другому. Как господин Рутледж мог ожидать, что она будет работать на тех, кто считает ее лгуньей или нестабильной. Нет, он просто верил, что она ошибается, и она, вероятно, не должна его ненавидеть, потому что это правда. Не было стыда в том, чтобы допустить ошибку. Но она знала, что не ошибается, знала это так, как знала, что означают ее Видения. И это было то, что ее мучило, потому что она могла пережить реальную ошибку.

«Он думал, что я должна быть ему обязана и благодарна за его вмешательство от моего имени», — подумала она, и это снова разозлило ее.

София не нуждалась в одобрении или предложениях военного ведомства. Она нуждалась в разоблачении лорда Эндикотта. Она знала, что зло скрывается за этим прекрасным лицом. И она хотела разоблачить его.

Глава четвертая, в которой София находит нового союзника

София вышла из Видения, вернувшись в темную спальню, и потянулась, чтобы зажечь лампу, на мгновение дезориентировавшись в пространстве. Ее пальцы нащупали круглую базу лампы, нечаянно задевая карандаш и роняя его на пол. Ей следовало оставить свет гореть независимо от того, как долго длилось Сновидение.

Ворча, она зажгла лампу и вылезла из своего теплого гнезда, чтобы достать карандаш из-под кровати. Ничего важного, но она послушно записывала Видения в дневнике, который старалась держать рядом с собой.

Всё менялось. Люди, чьи лица стали неузнаваемыми, возможно, являлись временными членами организации. Увеличилось количество денег; все купюры с низким номиналом исчезли со счетов.

София закрыла дневник и бросила его на стол, после чего выключила свет и откинулась на подушки. Сегодня она больше не будет мечтать; три ночи были выматывающими, даже для нее, и она чувствовала, как разум помутнел от усталости. После недели учёбы и медитации она поняла, что упускает деталь, которая поможет ей понять, какое преступление совершил лорд Эндикотт. И тогда… Ну, у нее не было никаких мыслей насчёт «тогда», но не было никакого смысла строить планы, пока она не узнает с чем столкнулась.

София выходила в общество почти каждую ночь после катастрофического вечера в Альмаке — на частные вечеринки, в театр, на танцы, — и не видела лорда Эндикотта. Таинственный мистер Рутледж тоже не появлялся. Она решила не расслабляться, рассуждая, что готовность — отличная политика, когда у неприятных людей появляется привычка появляться там, где их меньше всего ждут. Нет, это было, вероятно, несправедливо по-отношению к господину Рутледжу, который выглядел приятным, несмотря на то, что был дерзок и совершенно несправедлив. Хотя, ей не было дело ни до одного из них.

София закрыла глаза, попыталась расслабиться и провалиться в нормальный сон, в котором не появлялись бы двери Видения. Попасть в сон было не трудно, так как она обучалась этому с двенадцати лет, но Видение не давало покоя, и даже если бы она отказалась войти в какую-либо дверь, оно в конце концов нашло бы её. София согнула пальцы ног, сжимая и расслабляя мышцы, потом пальцы рук, и постепенно упражнение успокоило её.

К сожалению, сон был беспокойным, и Софию преследовали обычные кошмары, в которых ей приходилось разбирать груды ненужных вещей, но кучи продолжали размножаться, и найти ящики было труднее. Когда девушка проснулась, ощущение, что она потерпела неудачу в каком-то важном деле, не отпускало её.

София чувствовала тревогу за завтраком и одеванием, перед поездкой с Дафной в Гайд-парк. Она согласилась на прогулку скрепя сердцем, идея остаться в помещении наедине с плохими мыслями отталкивала ещё больше. Да, Дафна была отличной собеседницей, но София действительно удивилась, обнаружив, что разговор интересен и занимателен, но не отвлекал её от таинственной мысли, не дающей ей покоя.

Она пожалела о своём решении, когда они присоединились к нескольким другим наездникам в Гайд-парке тем утром. Было намного холоднее, чем она ожидала, несмотря на яркий солнечный свет и ясность бледно-голубого неба. София улыбалась тем, кого они встречали, но без чувств, и была так же счастлива, что они не встретили никого из знакомых.

— София, твоя голова больше не болит? — спросила Дафна. Голые ветви отбрасывали странные тени на ее лицо. София покачала головой, но ничего не уточнила. Ее конь Фиделиус — такое прекрасное имя для спокойного каштанового мерина, отзывчиво отвечающего на движение поводьев, — казалось, не возражал против холода. Он наслаждался поездками независимо от погоды. Она похлопала его по шее, а он в ответ вскинул голову.

— Просто ты такая спокойная, и я подумала, что тебе есть что сказать о представлении прошлой ночью — я терпеть не могу клоунов. Они такие жуткие, когда не разговаривают, мне так кажется. Но так же я знаю, что ты предпочитаешь балет, а там они тем более не разговаривают. И я пытаюсь понять в чем разница, потому что танцы не вызывают у меня беспокойства…

— Мне было не по себе прошлой ночью, вот и всё. — ответила София. Она уже давно поняла, что разговоры Дафны подобны потопу, который не остановить, если его не перекрыть плотиной чьего-нибудь вмешательства. — Неприятные сны.

— Не пророческие Сны, верно? Ведь я знаю, что сны Провидцев такие же, как и у других. Но мне кажется, что Сны пророческого типа не беспокоили тебя сегодня. Виола говорит, что они подобны просмотру спектакля, так, если бы тебе позволили смотреть со сцены и расхаживать среди актеров.

— Это правда, и да, это были обычные сны, — она решила не упоминать о Видениях, которые у нее были до того, как она пыталась уснуть. Дафна не была осведомлена ни о деталях ее изгнания, ни о ее желании доказать, что Лорд Эндикотт совершает преступления.

— Мне снилось как я летаю, но потом, как часто происходит, я начала падать- интересно, сниться ли Движущим как они летают. Тем, кто не Необычные, имею в виду. Не думаю, что Необычным Движущим нужны сны о полетах, так как они это делают так или иначе. Я никогда не встречалась с Необычнымы Движущими, а ты?

— С одним или двумя, пока была в Военном Министерстве.

— А ты встречалась там с Графом Эндерли? Хотя, думаю, что не должна была, так как он служит на Карибах, а ты была в Лиссабоне. Представляю, как ему понравилась бы встреча с тобой, после того, как ты помогла ему. Тебя когда-нибудь утомляло быть знаменитой? Мне любопытно….

— Не так много людей понимают, что именно я сделала, чтобы победить пиратов. Большинство знает лишь, что я сделала что-то выдающееся, что делает меня более выделяющейся, чем мои сверстники, но в основном люди слишком вежливы, чтобы надоедать мне с расспросами о деталях.

— О-о, — протянула Дафна и нехарактерно замолчала.

— В чем дело?

— Просто… — Дафна пожала плечами. — Я как раз собиралась спросить, что именно ты сделала.

София рассмеялась.

— Следовательно, ты достаточно невежлива, чтобы досаждать мне? Я не против рассказать тебе, Дафна, потому что знаю, что тебе неподдельно интересно и тебе не просто нужна захватывающая история, которую ты сможешь позже рассказать своим друзьям.

— Поэтому ты никогда не говоришь о том, что делала во время войны?

— По большому счету, да, — никому никогда не приходило в голову, какие ужасы Провидец должен был видеть во время войны, какую жестокость и насилие увидела София во время своей службы. Ее истории могут вызывать лишь отвращение даже в самой кровожадной душе. Сесси немного знала о том, свидетелем чего стала София, и часто помогала отбиваться от любопытных, но даже она не знала никаких деталей. — Я так же не рассказываю о победе над пиратами, потому что объяснение обычно приводит в замешательство большинство слушателей, которые не знакомы с терминологией Провидцев, которую те используют, говоря об Оке. Но если тебе на самом деле интересно, я попробую объяснить.

— О, да, пожалуйста!

София подвела Фиделиуса поближе к Дафне. Две лошади шагали по мертвым листьям, что стелились по дороге и хрустели под копытами.

— Ты знаешь, как работают Видения, верно?

— Вы прикасаетесь к предмету и Видите… Это воспоминания? Картинки с местами, где это случилось?

— Что-то вроде того. Прошлое, настоящее, и иногда будущее видно в предметах, что имеют сильный эмоциональный резонанс. Твои ушные капли, например.

Дафна коснулась уха, на котором висел топаз в форме слезы, ниспадающий с круглого алмаза. Они едва ли были украшением для ежедневной носки, но София никогда не видела ее без них.

— Моя мама подарила мне их на мое восемнадцатилетие, — сказала Дафна. — Они были подарком ей от моего отца в день моего рождения. Я была такой маленькой, что они стали чем-то вроде обещания, что я буду жить. И я продолжила жить. Ну, конечно же я продолжила — и это делает их вдвойне моими.

— Если бы я могла подержать одну голыми руками, я бы увидела тот день, и день, когда ты их получила, и место, где их надели, и, возможно, даже смогла бы увидеть твоими глазами. Но, если бы ты просто заказала их у ювелира и одела их всего два раза, я бы ничего не увидела и ничего не почувствовала, кроме…. Это наподобие жужжания сквозь кожу, как бы говорящее «Здесь нечего Видеть».

— Понимаю. Тогда почему ты не могла отследить пиратов таким способом? С частью их кораблей, или что-то типа того? Они должны быть насыщенны эмоциями. Или это должны быть радостные мысли?

— Нет, любой сильной эмоции достаточно — ненависть, страх, любовь, страсть, или что-либо в этом роде. А часть чего-то позволяет Необычным Провидцам отслеживать предмет, которому она принадлежит. Но приобретать такие части предметов было не практично. Нам нужен был другой способ найти их.

— И ты обнаружила это!

София улыбнулась.

— Эмоционально богатые предметы отбрасывают…. Сейчас я называю их «отголосками», но еще недавно мы думали о них, как о ложных Видениях, потому что было ясно, что они не связаны с предметами, с которыми мы работали. Это что-то, что я не могу тебе объяснить, способ, которым Необычные Провидцы соединяют прошлое и настоящее посредством Видений, но если можешь, то представь… Ты можешь видеть разницу между кожей и шелком, касаясь их, а Провидцы чувствуют разницу между настоящими видениями и теми, что «неправильные». Хотя, это и не похоже на прикосновение или любое другое чувство.

— Я представляю. Пожалуйста, продолжай!

— То, что я обнаружила было теми отголосками — нет, так не правильно говорить. Я поняла, что ложные Видения, которые воспринимали Необычные Провидцы, на самом деле были Видениями, связанными с объектами, идентичными тем, с которыми они работали. Отголоски были настоящими Видениями. Они просто принадлежали другим объектам. А затем я обнаружила, что эмоционально инертные предметы были вынуждены создавать Видения своих копий, это упрощало переход к их использванию. Теперь я потеряла тебя. Я же говорила, что это сложно.

— Я немножко понимаю, просто меня поразило то, что ты можешь так свободно говорить о том, что кажется мне очень сложным.

— Так и есть, — все те дни и ночи проведенные в Видении, сотни предметов, сравнение результатов с другими Необычными, страницы за страницами с кучей заметок, а затем достижение — держа модель одного из кораблей ВМС четвертого класса и видя саму Бритон в Видении, плавающую в тех голубых Карибских водах, и эта сильная радость от ощущения ее дара распространяется и развивается, чтобы обхватить возможности, которые никто даже не мог себе представить. Это была победа, которую Военное Министерство не могло у нее отнять.

— Ты, должно быть, очень гордишься, — сказала Дафна. — Это что-то, что я понимаю. Я еще намного меньше… Люди в Вайтхолле, когда я раньше пыталась убедить Военное Министерство взять меня, некоторые из них называли меня Маленькой Скачущей, когда думали, что я не слышу. Это так бесит, но я уже могу делать то, о чем другие Скачущие даже не помышляли, и я знаю, что буду первой Скачущей на открытой местности — не просто Прыгающей, а настоящей Скачущей. Все думают, что это невозможно. Но я уверена, люди считали, что то, что ты сделала, тоже было невозможным.

— Никто даже не знал об этом, чтобы назвать это невозможным, — ответила София. — Хотя это то же самое. Я не могу поверить, что кто-либо мог так пренебрежительно относиться к тебе.

Дафна пожала плечами.

— Они думали, что это было забавно. Я решила заставить их проглотить те слова, став самой известной Скачущей за всю историю.

— Надеюсь, цель принесет тебе огромное удовлетворение, хотя я и не могу сказать, что известность так чудесна, как все думают. Знаешь ли ты, что люди следуют за мной, желая получить Видения?

Дафна ахнула:

— Разве тебя это не пугает?

— Совсем нет, — ответила София, смеясь. — Так как никто из них не посмеет навредить мне и потерять свой шанс на Видение, которого они так жаждут. Это просто раздражает — оглянуться и увидеть, как пять человек позади меня резко стали интересоваться магазинной витриной.

Теперь Дафна засмеялась так сильно, что ей пришлось натянуть поводья и остановить лошадь, иначе она рисковала свалиться. София остановилась в нескольких шагах и с весельем смотрела на кузину. — Не думала, что это так смешно, — сказала она.

— Ох, София, я просто представила всех тех людей, стоящих с руками за спиной и хмурящих брови, так, будто они всего лишь прогуливались в окрестностях и удивились, обнаружив себя на той улице! — Дафна прикрыла рот, словно пытаясь сдержать веселье, затем повернулась в седле и посмотрела назад. — Не вижу никого подходящего под данное описание.

София так же оглянулась.

— Нет, за нами не следуют. Как жаль, что у тебя нет возможности стать свидетелем славы из первых рядов. Это бы могло изменить твой взгляд на будущее.

— Ох йо! Если известность следует за моим достижением целей, мне придется терпеть это, — Дафна развернулась и посмотрела вперед, а затем добавила тихим голосом:

— Думаю, что это один из твоих последователей. Он определенно нацелился на нас.

София повернулась посмотреть, куда указывала Дафна, и внезапно почувствовала себя парализованной. К ним приближался лорд Эндикотт, такой прекрасный, каким мог быть лишь Целитель — на черной кобыле, такой же прекрасной и ухоженной, просто сияющей. Он специально устроил эту встречу? Это было вполне возможно. И он точно направляется в их сторону.

— Он не мой последователь, — тихо ответила она Дафне, подгоняя Фиделиуса. Могла ли она притвориться, что не замечает его? Скорее всего, он просто поднимет шляпу в их адрес и пройдет мимо. Исключено — его глаза сфокусировались на ней, он улыбнулся в знак приветствия той дружеской улыбкой, которая могла скрыть любое количество грехов.

— Госпожа Уэстлейк, какой сюрприз увидеть Вас вновь, — произнес он. — Можете ли Вы представить меня своей очаровательной подруге?

Не было способа уйти от этой встречи. Скорее всего, это был его план, как это было в Альмаке — заставить ее вступить в разговор с ним в публичном месте, где разглагольствование о нем или оскорбление в его адрес могло навредить лишь тебе самому. Этого вполне достаточно, чтобы пожелать отправиться в тюрьму, подальше от него, подумала она, а потом остолбенела, осознав свои мысли. Ему нравилось издеваться над ней. Он старался изо всех сил, и вдруг стало совершенно понятно, почему он не стал бы попрекать ее публично в злоупотреблении своим даром — это бы сделало ее недосягаемой для него.

София взглянула на Дафну и увидела то же выражение лица, которое появлялось у каждого, когда они смотрели на Лорда Эндикотта — очарование, почти преклонение во взгляде. Она была взбешена тем, что одержимость общества красотой сделала многих неспособными взглянуть за нее и увидеть истинную сущность человека. Почему она думала, что Дафна будет как-то отличаться…

— Конечно, — ответила София, ненавидя себя за то, что позволила злости проступить в голосе. — леди Дафна, это лорд Эндикотт. Лорд Эндикотт, леди Дафна Сент-Клэр.

— Очень приятно, леди Дафна, — произнес лорд Эндикотт, поднимая шляпу на дюйм от головы, так изящно, как он делал все остальное. — Удивлен увидеть Вас здесь, Госпожа Уэстлейк. Я был уверен, что Вы покинули Лондон.

— Почему Вы были так уверены, милорд?

— Я не видел Вас последние две недели. Мне показалось, Вы были недовольны Альмаком, когда мы встретились там, и я подумал, что, возможно, Вы устали от города.

Хах. Он решил, что заставил ее покинуть город. Она уже начала надоедать ему.

— Почему? Нет, милорд, — ответила София. — Здесь отличная компания, и я встретила столько интересных людей. У меня нет желания уезжать. Надеюсь, это не разочарует Вас.

Лорд Эндикотт показал свою очаровательную улыбку, но в его глазах не было никаких эмоций, и на мгновение она почувствовала страх, который сразу же отогнала.

— Наоборот, рад слышать это. Вы знаете, что я наслаждаюсь Вашей компанией. С Вами всегда очень… интересно… общаться.

— Удивлена, что Вы так говорите, милорд, так как была уверена, что наш последний разговор был Вам неприятен.

— Совсем нет. Надеюсь, что смогу заставить Вас быть обо мне хорошего мнения.

София снова взглянула на Дафну. Ее бесило то, что лорд Эндикотт казался таким приятным для ее невинной юной подруги.

— Ценю Вашу заботу, милорд, — «Я увижу, как тебя унизят, а потом посмотрим, будет ли тебе так же приятна моя компания». Она знала, что ее внутреннее смятение было видно на ее лице за сияющей широкой улыбкой.

— А Вы, леди Дафна, — сказал он, переведя свое внимание на нее. — Вы танцуете?

— Танцую, лорд Эндикотт, — ответила Дафна, скромно опустив глаза. Злость Софии нарастала. Как он посмел очаровывать Дафну таким способом? Как Дафна может позволить себя так легко очаровать?

— Возможно, Вы окажите мне честь составить мне пару однажды вечером? — спросил Лорд Эндикотт.

— Мне бы хотелось этого, милорд, — ответила Дафна. — Надеюсь на эту возможность в скором времени.

— Я на самом деле, — начал лорд Эндикотт, — был рад увидеть Вас, Госпожа Уэстлейк, и счастлив нашему знакомству, леди Дафна. Увидимся позже, леди, — он цокнул языком своей лошади, которая стояла так же спокойно, как и Фиделиус во время обмена любезностями, и двинулся дальше.

София глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

— Нам пора возвращаться, — произнесла София. Она заставила Фиделиуса пойти быстро, не дожидаясь Дафны, которой пришлось постараться, чтобы догнать ее.

— Не думаю, что видела когда-нибудь мужчину красивее, — сказала Дафна. — Хотя, конечно, каждый осознает красоту Целителя. Он ведь Целитель, да? Все же, он очень красив.

— Да, — ответила София. — Это то, во что верит каждый.

— Он определенно тебя недолюбливает, не так ли? — спросила Дафна с задумчивым видом. — Он был весьма злобным — ты чем-то расстроила его, или у него просто скверный характер? И он, вероятно, слишком хорошего мнения о себе, будучи таким красивым, а такие люди часто обижаются на малейшие вещи…

София изумилась.

— Дафна, — сказала она, — не говори мне, что ты рассмотрела это за его манерным поведением.

Дафна иронично посмотрела на Софию.

— Необычные Скачущие должны быть наблюдательными, чтобы изучать сущности людей, — ответила она. — И нужно быть более умелым лжецом, чтобы обмануть меня. Я почти так же хороша, как и Распознающий, хотя и понимаю, что это звучит как хвастовство — но это так, серьезно, это же правда? Он думал, что сделал что-то, что заставило тебя покинуть Лондон, и когда он рассказывал, что ему нравится твоя компания, тон его голоса сказал мне, что на самом деле ему нравится говорить то, что может уколоть тебя. И есть что-то не совсем правильное в том, как он смотрит на тебя, будто бы он механически подбирает слова, вместо того, чтобы делать это с чувством. Ну же, София, я бы заподозрила его в том, что он твой враг, если бы не верила в то, что ты не способна сделать что-то, что могло бы вызвать враждебность у других. Ты очень добрая и великодушная.

Ее слова заставили Софию покраснеть.

— Ты еще не достаточно знаешь меня, Дафна. Я могу быть злобной и подлой, особенно в том, что касается лорда Эндикотта.

— Все таки, он твой враг. Ох, расскажи мне, София!

София колебалась.

— Дафна, это очень большой секрет…

— Если ты намекаешь на то, что я не умею хранить секреты, то я больше никогда не заговорю с тобой снова.

— Нет, моя дорогая, я чувствую — мне неловко делиться этим с тобой, — но посмотрев в жаждущее лицо Дафны, София почувствовала, что секрет взывает быть высвобожденным из ее сердца. — Ты должна поклясться, что никому не скажешь.

Дафна закатила глаза.

— Клянусь. И это значит, ты предполагаешь, что я могла рассказать кому-то, а ведь я превосходно храню секреты.

— Очень хорошо, — произнесла София. — Но давай сначала вернемся к тебе домой. Гайд-парк, может быть, и малолюдный сегодня, но все еще достаточно публичный.

Благополучно обосновавшись в гостиной лорда Кларесби, с ароматным чаем, выпроводив слуг, София сидела в кресле и пересказывала всю ужасную историю своей кузине, которая внимательно слушала, и эмоции на ее выразительном лице переходили от изумлению к ужасу, а затем и совсем к злости. Когда София закончила, Дафна воскликнула:

— Но это абсолютно несправедливо! Как посмели они изгнать тебя только потому что у лорда Эндикотта красивое лицо, он виконт и у него значимый голос в Парламенте? Конечно твое Видение было верным!

— Я рада, что у меня есть твоя поддержка, — поблагодарила София. — Но все доказательства были против. И это не впервой Провидцу неправильно истолковывать Видение.

— Не пытайся защищать их, София. Они были совершенно не правы, отворачиваясь от тебя, будто твой отчет и твой талант ничего не значат. Тебе часто приходится встречаться с лордом Эндикоттом? Как ужасно!

— Это был всего лишь второй раз, когда я видела его после возвращения в Лондон. Надеюсь, он не имел в виду, что искал меня эти последние недели. Я считаю, что он просто беспринципен в издевательстве надо мной, когда наши пути пересекаются.

— Что ж, — Дафна вздохнула, беря крошечный сандвич и кусая его с некоторой свирепостью. — Я откажусь от его приглашения потанцевать, если мы когда-нибудь окажемся вместе на одном балу, и надеюсь сделать это так публично, как только возможно.

— Не отказывайся, пожалуйста. Он верит, что никто вне Военного Министерства не знает правды, и… — София взяла сандвич, чтобы скрыть замешательство. То, что ее друзья избегают Лорда Эндикотта, не должно иметь никакого значения, но эта мысль беспокоит ее, и ей нужно немного времени, чтобы понять почему. — Не знаю как лорда Эндикотта убедили не раскрывать факт моего обвинения, но я боюсь, что он может передумать, если узнает, что об истории распространились за пределами Военного Министерства. Я никогда не осознавала, какая я трусиха, Дафна, но мысль быть обвиненной во лжи или быть сосланной в тюрьму… Зная себя — быть правой будет не достаточно, чтобы быть защищенной.

— Ты не отправишься в тюрьму.

— Я могу, если лорд Эндикотт решить оклеветать меня, — она вспомнила момент, когда в глазах лорда Эндикотта отсутствовало что-либо человеческое, и содрогнулась, представив себя в его власти.

Дафна вскочила со стула и начала расхаживать по комнате, схватив еще один бутерброд.

— Невероятная несправедливость! И нет ничего, чтобы ты могла сделать?

София сделала большой глоток чая, который остыл во время повествования ее истории. Было просто рассказать Дафне правду о том, что произошло между ней и лордом Эндикоттом, вовлекая ее в квест, чтобы привести к падению лорда Эндикотта… Она знала достаточно о характере Дафны, чтобы догадаться, что девушка не станет просто наблюдать за действиями Софии.

— Ничего, — произнесла она. — Кроме как избегать его и надеяться, что это все со временем забудется.

Дафна скорчила гримасу, отхлебнула чай, и ее выражение лица поменялось — в нем появилось отвращение.

— Этот чай холодный, — пожаловалась она. — Я позвоню, чтобы принесли свежезаваренный. Затем мы поговорим о других вещах, более приятных. Я говорила тебе, что Перескочила вчера с площади Святого Джеймса в Бат?

— Ты говоришь так, будто я должна изумиться, хотя я знаю, что ты проделала такое же путешествие три дня назад.

Дафна размахивала перед Софией сверкающими карманными часами.

— Но теперь у меня есть новые Гутермутские часы, которые показывают не только минуты, но и секунды. Я хотела поставить рекорд, но была слишком медленной — семь минут и двадцать три секунды. А Стэндфорды не хотели, чтобы я попыталась еще раз, хотя теперь я знаю три места в Бате, куда можно сразу Перескочить, и не надо Прыгать несколько раз. Сложновато запомнить, что они наняли меня и имеют право предъявлять подобные требования.

— Не правильно ли уважать их желания, если они тебе платят?

— Не то, чтобы я не ценила их щедрость в предоставлении работы. Хотя я не знаю, щедрость ли это — когда папа подошел к ним поговорить обо мне, после того как Военное Министерство отказалось от меня, и я хотела заняться чем-то что бы не было пустой тратой времени и приносило прибыль, а я определенно не нуждаюсь в деньгах, но папа — он очень хитер, когда дело касается денег — он говорит, что даже, если я не нуждаюсь в деньгах, они будут иметь выгоду от того, что Необычная является одним из их курьеров, так что, было бы неправильно не наладить доверительные отношения.

Дафна опустила чашку, когда в комнату вошла девушка с чайником свежезаваренного чая и еще одной тарелкой крошечных сандвичей, которых Дафна умяла до трех штук.

— У меня самые ужасные манеры, когда я дома, — поделилась она. — И хотя я пытаюсь не разговаривать с набитым ртом, мама отчаялась когда-либо превратить меня в леди. Не знаю, стоит ли беспокоиться по этому поводу, ведь я решила, что хочу прожить жизнь в приключениях. Разве ты не устала от того, что тебя так зажали, достают со всеми этими правилами о том, что настоящая женщина может говорить, а что нет?

— Я никогда не чувствовала себя зажатой правилами общества, — ответила София, жуя пирог с большей утонченностью, чем ее кузина. — Но я уверенна, это потому что правила общества часто прогибаются для Необычных. Можешь представить, чтобы хорошо воспитанная девушка, не обладающая даром, могла публично работать курьером? Ты не простой работник, и никто не смеет критиковать тебя за это.

— Это потому что папа такой могущественный — ох, поняла, ты имеешь в виду, что в нашем случае правила не так четко соблюдаются, как с другими женщинами, — Дафна взяла еще три куска пирога. — А ведь правда, что папа и мама разбаловали меня — они полностью поддерживали мои попытки войти в Военное Министерство тремя годами ранее. Думаю, я должна быть благодарна за то, что имею.

Она казалась такой несчастной, сморщив лицо, что София лишь рассмеялась и сказала:

— Для нас остается еще много ограничений, которые кажутся глупыми. Не вижу причин, почему ты не можешь продолжать раздвигать границы того, что тебе дозволено. Возможно, это что-то изменит для Скачущего, который появиться после.

— По крайней мере, никто не осмелиться сказать Необычной, что она менее ценна, чем мужчина, — рассуждала Дафна. — Во всяком случае, не в Англии. Они не могут позволить себе такую глупость, особенно в военное время.

— И правда, — сказала София, отпив чай. Его горячая терпкость успокоила остатки ее раздражительности после встречи с лордом Эндикоттом. Он полагал, что она запугана им — беспомощная жертва его издевательств, потому что она была женщиной и не имела политической власти или ранга дворянина, чтобы видеться с ним на его земле, и потому что она была Провидицей, чьи Видения игнорировались всеми, кто понимал в этом, и кого можно было убедить действовать против него от ее имени.

Эти мысли снова заставили ее злость возрасти, и она налила себе еще чаю, но в этот раз его успокаивающая сила была слабее.

Справедливость, — подумала она, лишь наполовину обращая внимание на то, что говорит Дафна. — Справедливость меня не удовлетворит. Он пытался разрушить мою жизнь, и в меру его стараний ему это удалось. Меня удовлетворит только месть.

Глава пятая, в которой София размышляет о деньгах

София очнулась от Сна, но продолжала лежать на спине в своей кровати. Она еще видела перед собой картины из Сна, которые накладывались на высокий темный потолок. Деньги. Опять. Банкноты становящиеся красным муслином. Но почему красным? И снова деньги — всегда такие прозаические вещи! Уже две недели прошло с тех пор, как она начала работать над падением лорда Эндикотта, и ничего из того, что она видела, не подсказывало, как добиться этого. Нет, не правда, — думала она. Все эти вещи имеют смысл, но я не могу их понять.

Деньги превращающиеся в вещи — что же, вероятно, это литературная интерпритация того, как деньги используются для покупки еды, одежды и разного количества других вещей. Означает ли это то, что лорд Эндикотт переходит с государственного контракта на частную деятельность? Но нет ничего незаконного в том, чтобы быть торговцем или трейдером. Было бы неловко, лишь если бы выяснилось, что он, виконт и Целитель, был замешан в чем-то, что ниже его социального статуса.

Или, может, это означало, что он покупал что-то, что в ее снах проявлялось в виде обычных вещей? Мог ли он быть замешан в работорговле? Это был бы отличный способ поймать его, — продажа и покупка рабов уже пять лет считается незаконной.

Дверь спальни отворилась.

— София, я не… Софи!

Чувство вины вытолкнуло Софию из постели.

— Сесси, — начала она.

— Ты во Сне посреди белого дня? Ох, София, ты обещала, что не превратишься в одержимую! — Сесси закрыла за собой дверь. Она была элегантно одета — в шелковый зеленый помон с короткими пышными рукавами, а на голове был жемчуг, вплетенный в ее светлые волосы. — Ты даже не готова к сегодняшнему вечеру!

— Мне не понадобится много времени, чтобы одеться. Ты выглядишь мило сегодня!

— Не меняй тему, Софи. Почему ты во Сне сейчас? Ночи уже не достаточно?

София села на кровати, взяла карандаш и покрутила его между пальцами. Затем положила его.

— Это был всего лишь один Сон. Он занял совсем немного времени. А сейчас мне стоит позвать Бритон, чтобы одеть меня….

— А сколько было Снов за последние двадцать четыре часа? Не думай, что я не поняла чем ты занималась, когда тебе понадобился почти час, чтобы присоединиться ко мне этим утром, — Сесси решительно села возле Софии и взяла ее за руку. — Я не буду говорить, что твое… дело неважно. Но ты должна знать, дорогая, что это не настолько важно, чтобы изнурять себя.

— Я не изнуряю, Сесси.

— Если бы наши ситуации поменялись местами, и я перенапряглась, ты бы настояла на том, чтобы я отправлялась в кровать и там и оставалась. Мне не нравится то, что ты веришь будто можешь так легко отмахнуться от моей заботы, когда сама так часто говоришь о важности моего мнения, — ее голос дрожал, и чувство вины Софии превратилось в жгучую боль в груди.

— Пожалуйста, прости меня, Сесси, — произнесла она, мягко обнимая подругу рукой. — Мне не стоило пренебрегать твоей заботой. И ты права — я провожу слишком много времени во Сне. Даже если это не истощает меня, я пренебрегаю другими своими интересами. И тобой.

— Ты должна помнить, что лорд Эндикотт верит, что он защищен от закона, — сказала Сесси. — И он точно не подозревает, что ты продолжаешь пытаться доказать его вину в правонарушении. Ты просто нетерпелива.

София вздохнула.

— Я знаю, — она встала и потянулась, осознав, что ее волосы растрепались от лежания на подушке, а ее платье, без сомнения, было очень помято сзади. — Сейчас я оденусь и буду готова к званому ужину, что устраивает леди Монтклэр. И я клянусь не думать о Снах весь этот вечер!

— Ох, я не ожидаю, что ты будешь делать невозможное и не думать об этом совсем, — сказала Сесси, улыбаясь. — Но у тебя будет много возможностей обсудить политику с лордом Монтклэром и его гостями. Думаю, это отвлечет тебя.

— Ты так хорошо меня знаешь! А сейчас взбодрись и скажи Левису, что я на самом деле иду на званый ужин. Он никогда не говорит этого, но каждый раз, когда мы куда-нибудь идем, я могу видеть его удивление: «Как получается, что София всегда тратит столько времени на то, чтобы привести себя в порядок, когда Сесилия справляется в два раза быстрее и выглядит вдвое красивее?».

— Он так не думает, — сказала Сесси, смеясь. — Но, конечно, если бы он не считал, что я намного красивее тебя, то был бы очень бедным мужем. Хоть я всегда и завидовала твоим каштановым волосам.

— А мне всегда хотелось быть блондинкой, как ты. Такой никчемный цвет волос не может быть изменен даже Необычной Формирующей! Представь, сколько бы у нее было работы!

Когда Сесси ушла и появилась Битон, София попыталась как можно быстрее покончить со всем туалетом. Небрежность в ее одежде была немыслимой даже для такого неофициального мероприятия, как ужин леди Монтклэр. Она всегда была на виду, как изящный отрезок атласной парчи, выложенный на витрине магазина. По поводу уместности картины этим вечером — так как она провела очень много времени во Сне за последние несколько дней, ей стало казаться, что все происходит во Сне, будто она товар, которым можно восхищаться или который можно продавать, не зависимо от того, какой женщиной она была.

Она взяла жемчужную ушную каплю, повертела ее в свете лампы, а затем со вздохом опустила ее. Вспоминая наряд Сесси, она отодвинула свое любимое зеленое платье в пользу позолоченного муслина, который подчеркивал красные блики в ее волосах, надела коралловое колье и серьги, и решила заколоть волосы высоко на затылке, закрепив их золотыми булавками с крошечными бусинами, так что оказалась в еле заметной золотой короне. Сесси восторженно захлопала, когда увидела ее, а Левис поклонился ей с раздутой учтивостью.

— Признаю, ты достигла новых высот в изысканности гардероба, — сказал он, когда они уселись в четырех-местное ландо, которое было надежно закрыто от ноябрьской ночи. — Жаль, что я ничего не знаю об этих вещах.

— Полагаю, что Формирующий должен, по крайней мере, знать об общих идеях красоты, чтобы Сформировать свою форму наиболее элегантно, — поддразнила София.

— Ты знаешь, что я остановился на этой форме, когда мне было восемнадцать, — ответил Левис, заглаживая назад свои черные волосы. — И до сих пор доволен ею. И так как Сесилия, кажется, находит ее привлекательной, мне не нужно искать другие модели для изменения. — Он был высоким и худым, с орлиным носом, который соответствовал гладким мужским контурам его лица и хорошо-смоделированным губам, которые всегда были искривлены, будто он ожидал, что в любой момент может увидеть или услышать что-то, что заставит его улыбнуться.

— Ты бесспорно самый красивый мужчина, которого я знаю, — сказала Сесси.

— Согласна, — подхватила София. — Как жаль, что ты уже занят. Что же делать остальным?

Теперь Левис улыбнулся.

— Я думал, ты решила не вступать в брак повторно, — ответил он.

— Верно, но, может быть, я соглашусь, если мне вскружат голову.

Сесси протянула «О-о» в притворном удивлении.

— И какими качествами должен обладать мужчина, чтобы сделать это?

София сделала вид, что задумалась.

— Он должен быть ростом выше среднего, — заявила она. — Белокурый и светлокожий, чтобы любил посмеяться и смог меня рассмешить. Интеллигентный, но не чересчур трезво-мыслящий, увлекающийся театром, имеющий хороший вкус в одежде, и достаточно бедный, чтобы оценить мое состояние. Думаю, я бы вышла за Движущего. Я любила Ричарда, но он был неудобным мужем — постоянно Скакал, еще до того, как мы оба поступили на службу.

— Ох, Софи, ты слишком быстро говорила, — сказала Сесси, смеясь. — Жаль, что я не записала твой перечень, чтобы знать с кем тебя знакомить, а от кого оберегать!

— Я обязана предоставить свой перечень леди Деварил и позволить ей сделать всю работу!

Они все еще смеялись, когда ландо подъехало к таунхаусу графа Монтклера, возле Оксфорд-стрит, и едва сдерживали себя, когда лакей забирал их пальто. Они были среди первых прибывших. Леди Монтклер, юная женщина, лишь на год или два старше Сесси и Софии, высокая и худая, с каштановыми волосами, элегантно уложенными так, чтобы не показывать своего превосходства, тепло поприветствовала их и провела в гостиную.

Граф Монтклер не обладал даром и его состояние не было большим. Тускло освещенная гостиная была не больше средних размеров, но достаточно большая, чтобы десять человек могли с комфортом собраться, а пятнадцать стоять бок-о-бок. Мебель переполняла комнату, словно вторая компания гостей. Диваны и шкафы в греческом стиле уже десять лет как устарели и указывали Софии на то, что леди Монтклер просто не могла себе позволить что-либо заменить. Но мебель была хорошо ухожена и не показывала признаков износа. Постаменты из розового дерева с вырезанными на них дубовыми листьями окружали камин, служа подставкой для крупных композиций из тепличных цветов, которые испускали сильный сладкий аромат и уже начинали увядать от жары.

Сесси сразу же устроилась на диване с низкой спинкой, обитым мягкой тканью с узкими зелеными полосами совсем не греческого дизайна, и начала оживленную беседу с женщиной, которая там уже сидела. Для кого-то, кто был привязан к дому, у Сесси было удивительное количество друзей, собранных со всех уровней их социального класса. То, что она была Говорящей, уберегало ее от изоляции, которая в противном случае могла стать ее уделом. София оставила подругу вести беседу, а сама побрела в комнату.

Широкий вестибюль соединял комнату еще с одной чуть большей комнатой напротив, обставленной в том самом классическом стиле. В ней были расставлены карточные столы для развлечения гостей после ужина. Только по мнению Софии они казались сваленными в кучу, из-за чего кто-то мог упасть. Не все решат играть в карты, и, если повезет, те, кто этого не сделает, будут людьми, с которыми София захочет поговорить. Она была ужасным игроком в карты, не в состоянии запомнить правила игры в Лоо и Двадцать одно, и была еще хуже в чтении лиц своих партнеров или оппонентов.

Сесси поддразнивала ее по этому поводу, говоря, что Провидец уж точно должен уметь видеть карты других, хотя и знала, что Око не работает таким способом. София пыталась не показывать своей неприязни к играм, так как ей нередко случалось приехать на какое-то мероприятие, лишь чтобы увидеть, что хозяйка организовала все с учетом того, что ей могло бы понравиться. Это заставляло ее чувствовать себя неловко, и ей приходилось сдерживаться, чтобы не озвучить свои истинные мысли о какой-нибудь незамысловатой вечеринке из-за страха ранить чувства ее хозяйки.

— Госпожа Уэстлейк, — произнесла хозяйка сегодняшнего вечера. — Мне так приятно, что Вы решили присоединиться к нам. И… — ее голос понизился до шепота, хотя никого не было рядом. — Я не смогу должным образом выразить всю благодарность за то Видение, что Вы подарили мне на прошлой неделе. Узнать, что мой бедный брат до сих пор жив, хотя он и не может вернуться в Англию, не после того, что произошло на дуэли, было настоящим облегчением. Спасибо Вам.

— Мне очень приятно, леди Монтклер, — сказала София, чуть не вздрогнув от жесткой хватки этой женщины. — А… другое дело?

Леди Монтклер опустила взгляд.

— Это правда, я становлюсь больше, — произнесла она еще тише. — Мой муж так рад. Мы подумали… — она посмотрела в сторону, где возле камина стоял лорд Монтклер, довольно оживленно разговаривая с Левисом и юной женщиной с настолько беспорядочно взъерошенными белокурыми прядями, что нельзя было утверждать, что они настоящие. Граф был низкого роста, круглого телосложения, на десять лет старше и на два дюйма ниже своей жены. Его рано поседевшие каштановые волосы были разделены посередине, его дыхание пахло табаком, но леди Монтклер посмотрела на него таким любящим взглядом, что София немного смутилась от того, что стала свидетелем таких личных вещей. Любовь безусловно проявляется в самых неожиданных местах.

— И снова, мне очень приятно, — сказала София. Леди Монтклер в последний раз взглянула на нее с благодарностью и отправилась встречать новых гостей. София поправила платье и поняла, что даже в шелковых перчатках ее ладони вспотели от крепкой хватки леди Монтклер. Она направилась в тихий уголок, чтобы быстро снять их. Еще несколько гостей и огонь больше не понадобиться. Ей стало легче после разговора с леди Монтклер. Сесси была права — она проводит слишком много времени во Сне и нуждается в общении. Помимо того, лорд Эндикотт был известен в обществе и политических кругах. Не исключено, что кто-то здесь мог знать о нем что-то, что бы помогло ей Увидеть детали, которых ей не доставало.

Дверь снова раскрылась, впуская новых гостей. София вновь надела перчатки и вовремя обернулась, чтобы услышать, как лорд Монтклер сказал:

— Рутледж! Подойди, дружище, расскажи нам, что ты думаешь о новостях с севера.

Глава шестая, в которой мистер Рутледж приносит свои извинения

Комната, которая раньше казалась теплой, теперь душила ее. Знакомая высокая фигура вошла в гостиную и поправила пиджак, который сдвинулся, когда снималось пальто. Раньше, когда София разговаривала с этим человеком, его одежда казалась потрепанной. Сейчас на нем были гольфы и жилет, а так же накрахмаленная рубашка и галстук, но его фрак был посредственным, гольфы грязного коричневого цвета, и весь его вид выдавал в нем того, кто знаком с модой на уровне приветственного кивка.

Он увидел ее в углу, но ничем не выдал, что узнал ее, лишь его глаза расширились на мгновение. Он пересек комнату и присоединился к Левису, лорду Монтклеру и модно одетому молодому человеку, стоящему вместе со всеми возле камина. Жар в комнате вызвал у Софии головокружение. Как ей реагировать на него? Он явно хотел притвориться, что они никогда не встречались до этого вечера, но разве она должна ему подыгрывать? «Не будь смехотворной», — говорила она себе. — «Какой смысл настаивать на знакомстве с ним?»

Она прохаживалась по комнате, пытаясь вернуть самообладание. Ее все еще бесило то, что он так легко решил, будто она согласиться на его предложение и откажется от своих обвинений против лорда Эндикотта, и воспоминания об этом мешали ей сохранять спокойствие, хотя она все же делала это. Леди Монтклер не заслуживала, чтобы один из ее драгоценных гостей начал выкрикивать обвинения в адрес другого, который явно приходился другом ее мужу.

София разжала кулаки. Мистер Рутледж был дерзок, обвинил ее во лжи. Нет, он решил, что она ошиблась в своем Сне, но это небольшая разница. Он знал, что она чувствовала к нему. Скорее всего, он не приблизится к ней, и они оба будут притворяться, что не встречались раньше.

— Нам стоит спросить госпожу Уэстлейк, — сказал Левис, и София поняла, что ее хождение привело ее к камину. — София, как армия распределяет денежный фонд?

Вопрос был не тем, что она ожидала, и на мгновение она почувствовала злость к Левису за то, что спрашивает ее о военных делах, зная ее историю с Военным Министерством. Но четверо мужчин смотрели на нее с терпеливым ожиданием, поэтому она ответила:

— К офису квартмейстра закреплен корпус Скачущих, чьим заданием является — каждый месяц приносить деньги для распределения по подразделениям. Это относительно новая система. Фельдмаршал Уэлсли — великий новатор, но его руководство не спешит принимать изменения.

— Звучит чертовски неубедительно, как по мне, — произнес светловолосый мужчина. — Доверять все эти деньги одному человеку неразумно. Нужно было и дальше отправлять их кораблем.

— Для того, чтобы убедить руководство в том, что схема Уэлсли — более надежная защита, потребовался всего один захват корабля, на котором находился военный фонд, — сказал мистер Рутледж. София избегала смотреть на него. Его глубокий голос звучал так, чтобы было слышно не дальше их маленькой компании, что придавало разговору ощущение интимной неловкости.

— Защита от Франции, возможно. Но не от воровства какого-нибудь не чистого на руку Скачущего, — светловолосый мужчина дернул головой, заставив свои кудри поблескивать в свете костра. — Они не особо спрашивают разрешения для перемещений, поэтому для них не будет большой проблемой скрыться с деньгами.

София, взбешенная тем, что порочится имя Ричарда, захватила ртом воздух, чтобы ударить по незнакомцу сердитым возражением, но Левис остановил ее, сказав:

— Думаю, армия уже рассмотрела данную возможность, не так ли, госпожа Уэстлейк? — он сопроводил речь предупреждающим взглядом, который так же, как и речь, ясно дал понять, что хозяин будет оскорблен, если она начнет перепалку в его гостиной. Она взглянула на него в ответ. Хозяин не сказал ничего по поводу комментария его неприятного гостя. Но тогда лорд Монтклер, вероятно, ничего не знал о Скачущих и, конечно, не помнил, что муж Софии являлся одним из них.

— Да, мистер Барем, армия подстраховалась со многих сторон, — ответила она. — Монеты пересчитываются три раза, перед тем как они покидают Уайтхол, а затем снова, когда они достигают Лисаббона, и Скачущая расписывается за это — она ответственна за любые пропавшие деньги. И я уверяю Вас, наказания за недостачу являются суровыми. Но самый большой наш залог безопасности, конечно, в том, что Скачущие столь же патриотичны и так же полны решимости выиграть войну, как и любой другой.

— Видите, Скеффингтон? — произнес лорд Монтклер. — Правительство не так беспечно с нашими деньгами, как Вы предполагали.

— Но все же, они настаивают на оплате монетой, когда существует такая ее нехватка, — сказал Скеффингтон. Он снова дернул шеей, будто в нервном спазме, хотя, похоже он просто хотел, чтобы другие заметили какие у него прекрасные волосы. И так как он стоял рядом с Левисом, то выглядел просто нелепо — как переросший пони, пытающийся отвлечь внимание от элегантного жеребца.

— Какую альтернативу Вы предлагаете? — спросил мистер Рутледж. Сейчас в его голосе звучала веселость, так, если бы он уже знал, что скажет Скеффингтон, и что это будет что-то идиотское.

— Ну, банкноты, конечно же, — заявил он, и Софие пришлось сдерживать смех.

— Думаю, у наших солдат возникнут некоторые трудности в поисках того, кто в Испании или Португалии захочет принять кусок бумаги в обмен на товар, — ответила она, оставшись довольной собой.

— Вы намекаете на то, что английские деньги не достаточно хороши для партизан? — воскликнул Скеффингтон.

— Испанцы находятся посреди войны за независимость, а так же сражаются с господством Франции, — ответила София. — За все, что они сделают, их счета должны быть выписаны солдатом, а не просто распечатаны уважаемым банком Англии или Шотландии. Бумажные деньги хороши лишь в виде золота или серебра, на которые они опираются, и каждый инстинктивно понимает это.

— А так как многие мелкие банки обанкрочиваются из-за нехватки золота, в Англии есть много людей, которые чувствуют то же, что и наш гипотетический испанец, — сказал мистер Рутледж. — Так как банкам запрещено делать выплаты в монетах, у людей нет другого выбора, лишь как принять банкноты, но все же остается ощущение, как сказала госпожа Уэстлейк, что это не настоящие деньги. Вы сами подчеркнули большую ценность металлических денег, когда упомянули о нашей нехватке монет. У нас не было бы недостатка, если бы люди не были убеждены в превосходстве золота и серебра из-за нестабильной ситуации, в которой сейчас оказываются многие банки.

— Это и необходимость в слитках для финансирования войны, учитывая то, что наши континентальные союзники также не хотят принимать бумагу, — сказал Левис. — Другая причина в том, чтобы использовать Скачущих для транспортировки денег, вместо отправки их кораблем — французские каперы, использующие Лихачей, которые не боятся атаковать наши корабли на границе.

— То, что нам нужны слитки — еще одна причина, чтобы не сваливать все это на испанцев, — произнес Скеффингтон. — Их тяжело назвать самыми приятными союзниками. Прячутся в кустах вместо того, чтобы атаковать открыто, как это делают англичане.

Прячутся в кустах. Партизаны так часто были ее глазами — испанцы неохотно позволяли англичанам присоединять Говорящих к своим группам, но их благоговение перед Провидцами означало, что они соглашались с Софией и другими Необычными, сопровождающими их в Видении, и ретранслирующими то, что видели партизаны. В разведке они были лучше Скачущих — более знакомы с территорией и более привержены защищать ее. София наблюдала, как они наносили удары по французским войскам, несмотря на то, что они были слабо вооружены и малочисленны. Смотрела, как они сражаются, и смотрела, как они падают. Иногда ее обычное видение ослеплялось слезами во время передачи последних моментов увиденных Оком, перед тем как Видение навсегда потухало, цепляясь за обреченного мужчину или женщину, будто этой отдаленной связи могло быть достаточно, чтобы продлить человеку жизнь.

Ее сердце забилось быстрее от ярости, которую она чувствовала по отношению к глупому тщеславному мужчине, и ей пришлось быстро от него отвернуться, чтобы сохранить самообладание. Посмотрев по сторонам, она встретилась с глазами мистера Рутледжа, и его выражение лица отражало то, что она знала, и что было точно — у нее был момент совершенного согласия с ним. На мгновение это заставило ее забыть о том, что она на него злилась. «Если бы он не настаивал на моей неправоте, мы, вообще-то, могли быть друзьями», — подумала она, но на этом ее чувство товарищества закончилось, и София снова вспомнила, почему она его не любила. В тот момент мистер Рутледж был в хорошем настроении, и чувство смирения от того, что она вынуждена была терпеть эту компанию дураков, исчезло. Он отвел взгляд, и София неожиданно почувствовала вину, будто бы она публично дала ему пощечину.

— Ожидать, что они просто украдут то, что им нужно? — говорил лорд Монтклер. — Они, англичане, в первую очередь люди чести. Даже, если они из низшего класса.

Воспоминания о том, что она Увидела — что делали некоторые из их английских солдат, безудержно всплывало перед глазами Софии.

— Я… — начала она, но потом осознала, что нет способа изящно закончить предложение. Как объяснить, что немногие люди, хорошие люди, смогли противостоять жестокости войны?

— От них ждут достойного поведения, — сказала она.

— Которое включает в себя оплату вещей металлической монетой, — добавил Левис.

— А это приводит нас назад к недостаче валюты, — Сказал лорд Монтклер. — Вы предпочитаете бумажные деньги, Скеффингтон. А Вы не переживаете по поводу поддельных банкнот?

— Слишком много усилий — оно того не стоит, — уверенно заявил лорд Скеффингтон. — Подделка квитанций, возможно, на индивидуальной основе, но банкноты разработаны так, чтобы их было сложно подделать, с их гравировкой и завитками, которые наносятся на них.

— Наоборот, подделка банкнот стала проблемой года, — возразил Левис. — Зачастую люди не знают разницу между настоящей купюрой и поддельной, особенно, если они используются каким-нибудь мелким банком, о котором никто не слышал, что играет на руку фальшивомонетчикам.

— Я думал, банк Англии решил все эти моменты — или, возможно, вы очень молоды, чтобы помнить это, Барем, госпожа Уэстлейк, — обратился к ним лорд Монтклер. — Они сделали большой толчок около пятнадцати лет назад, чтобы избавиться от подделок. Для этого были привлечены все офицеры на Боу-Стрит, а также большая часть провинциальной полиции.

— Пятнадцать лет — большой срок для преступников, — сказал мистер Рутледж. — Я понимаю, что фальсификация снова поднимается. Соблазн легкого дохода слишком велик для некоторых людей, чтобы противостоять ему, даже под угрозой казни, которая последуют после того, как их поймают.

— Ну… для этого и нужен Королевский монетный двор, не так ли? — прошипел Скеффингтон. — Чтобы хранить наши деньги в безопасности от чертовых бандитов.

— В таком случае, будут ли эти вопросы касаться начальника Монетного Двора? — спросила София. — Имею в виду, некоторые думают, что чекана — это что-то, что относится к монетам, а не печатным деньгам.

— Монетный двор так не думает, — сказал Рутледж. — Банки должны разбираться с этим индивидуально. Именно поэтому банк Англии в прошлом занимал видное место в противодействии подделкам. У него есть ресурсы, чтобы предложить такие награды, которые побуждают офицеров на Боу-Стрит активно выслеживать фальсификаторов. Они бы не стали обещать заплатить такие большие деньги, если бы фальшивомонетничество не было серьезной проблемой.

— И какого успеха они добились? — спросила София. Что-то трепетало на краю ее сознания, как воспоминание, которое она не могла понять.

— Не так много, как раньше, — сказал Левис. — Большинство фальшивомонетчиков были схвачены, когда те пытались передать фальшивые чеки, но фальшивые банкноты обнаружить труднее. Лучше, если они найдут фальшивомонетчиков до того, как они распространят поддельные деньги, но это поколение бандитов умное — намного умнее, чем обычные воры. Я даже слышал, что это не несколько фальшивомонетчиков работающих по-отдельности, а целая организация, которой управляют лишь некоторые, и именно таким образом у них получается опережать полицию. Главный магистрат на Боу-Стрит, должно быть, в отчаянии вырывает остатки своих волос.

Монеты превращаются в еду и снова становятся монетами. Банкноты превращаются в одежду, потом в монеты, а затем в купюры. Все Сны, которые были у Софии на протяжении последних двух недель, сложились вместе благодаря одной этой информации. Могли ли её Сны означать фальсификацию? Деньги, которые таковыми не являются? Она не должна прибегать к таким выводам. Ей нужно снова увидеть Сон. Но если лорд Эндикотт стоит за всем этим, тогда не удивительно, почему бандиты такие умные. Софие захотелось вырваться на улицу и побежать назад к дому Баремов. Или, не будет ли слишком самонадеянно отступить от хороших манер и попросить леди Монтклер использовать спальные покои? Абсурдная мысль, но с некоторой привлекательностью. Теперь вечер казался бесконечно долгим — ужин, затем карты, а потом путь домой.

Она подавила свое желание погрузиться в Сон и заставила себя более внимательно прислушаться к разговору.

— Я и не думала, что это такая проблема, — сказала она, перебив лорда Скеффингтона, чей рот был открыт, чтобы сказать что-то глупое, или невежественное, или оскорбительное, а может, все сразу. — Не удивительно почему правительство так этим обеспокоено, ведь, насколько я понимаю, в последнее время они работают почти с одними банкнотами.

— Это не должно повлиять на Вас, госпожа Уэстлейк, — Сказал лорд Мотклер. — Шансы, что к Вам попадут фальшивые банкноты, очень малы, — он кивнул в ее сторону. — Леди Монтклер говорит, что ужин подан. Вы присоединитесь к ней?

Конечно. Среди Необычных без титула, а леди Дастон — всего лишь виконтесса, у Софии было преимущество перед всеми женщинами здесь. София прошла с леди Монтклер в столовую, которая была светлее, чем гостиная и комната для отдыха. Стены имели ледяной оттенок белого, поэтому комната казалась холоднее, чем была на самом деле — как будто стены были из снега, который мог начать таять в любой момент. Толстые свечи освещали комнату, а столы были укрыты снежными скатертями, уставленными огромным количеством блюд, и София была уверена, что Монтклеры с трудом могли их себе позволить. Это снова заставило ее почувствовать вину. Вину, которая обязывала ее отплатить их гостеприимство, съев больше, чем ей бы хотелось.

Она заняла место по правую руку от леди Монтклер, пытаясь скрыть за улыбкой свой дискомфорт, и они стали ждать, когда другие займут свои места. Сесси была почти на другом конце стола, чего Софие и стоило ожидать. То, чего она не ожидала, так это увидеть одного человека по правую руку от себя.

— Надеюсь, моя компания не нежелательна, — произнес мистер Рутледж низким голосом, таким тихим, чтобы слышала лишь она. — Но я сел на место, которое мне было отведено.