Ужасный Шторм (ЛП)

Глава 30

Джейк выступает лучше, чем на своих последних концертах, может потому, что я нахожусь здесь или Нью–Йорк является его домом уже некоторое время. Я не знаю наверняка. Но почему–то все проходит лучше, и вся группа буквально в огне, толпа чувствует это.

Я рада за него, за всех, потому что этот тур закончится на высоте, и я счастлива, что увижу это.

Прошло уже два часа концерта, и я знаю, что скоро конец. Это означает, что для меня пришло время – бежать. Часть меня, всё ещё борется с этим решением. Большая часть.

Симона и я стоим в левом крыле за кулисами со Стюартом, так что у нас хороший вид на парней, но я смотрю лишь на Джейка. Это всё, что я делаю, пока идет концерт. Просто невозможно по–другому. Но он даже не посмотрел ни разу или не взглянул в моём направлении. Было ли это специально или он просто охвачен концертом, я не знаю.

Стюарт стоит рядом со мной, его руки в кармане пиджака, нащупывая телефон. Он достает его, посмотрит на экран и делает звонок, прикладывая палец к уху, он исчезает.

Когда Стюарт уходит, я подхожу к Симоне, оборачиваю руки вокруг неё и продолжаю смотреть концерт. Я смотрю ей в лицо. Она с горящими глазами глядит на Дэнни, который стоит на сцене. Я чувствую укол ревности. Я по–прежнему хочу, чтобы так же было у нас с Джейком.

Минуту спустя я чувствую постукивание по плечу. Я поворачиваюсь и вижу Стюарта. Он дергает головой в сторону, указывая следовать за ним. Я отпускаю Симону и следую за ним со сцены вниз по лестнице. Стюарт приводит меня в коридор, где тихо. Он оглядывается, убеждаясь, что мы одни.

– Я только что звонил и получил информацию, что Кейтлин собирается официально опровергнуть историю с Джейком.

– Что?! – Я удивлена. Не то слово, я ошеломлена.

– Она призналась, что лгала насчёт того, что спала с Джейком.

– И почему она вдруг решила это сделать? – Я подозрительно смотрю на него.

Стюарт пожимает плечами. У меня предчувствие, что что–то не так.

– Стюарт, ты что–то сделал?

Он сжимает губу вместе. Я вижу признание в его глазах, что говорит мне о том, что он сделал.

– Может быть, – произносит он.

Я улыбаюсь ему, качая головой. Облегчение заполняет меня. Даже если я и предполагала, что Джейк говорит правду, но услышать это из уст Стюарта облегчит мою голову решением говорит ли Джейк правду.

– Как тебе удалось выудить признание? – спрашиваю я.

Он усмехается.

– Давай скажем, что временами я могу быть очень убедительным.

– Стюарт...? – давлю я.

Выдыхая, он говорит: – Я пошёл и увиделся с Кейтлин у неё дома. Джейк не знал об этом, не говори ему.

– Она согласилась увидеться с тобой?

– Ну, я появился на пороге её дома под видом репортёра. Когда я вошёл в дом, я рассказал ей, кто на самом деле, и она не могла ничего с этим поделать. Она не была рада, но я не ушёл бы, пока она меня не выслушала. Она должна была узнать, что это причинила Джейку... вам обоим.

Моя грудь сжимается от воспоминаний о прошлой неделе. И Джейке, причинившему боль.

– И она выслушала?

– Да. Она, может быть, и гоняется за деньгами, Тру, но она не плохой человек. И вот к чему всё сводиться – к деньгам. Она отчаянно в них нуждается. Причина... она попросила меня сохранить это в тайне, я не могу нарушить обещание. Но той ночью с Джейком она увидела возможность и воспользовалась ею. Думаю, я поступил бы также. Так что я предложил ей то, в чём она нуждалась, взамен на правду с её стороны. Она согласилась и готова опровергнуть историю, публично избавив Джейка от всех его проступков. Она сказала, что ей нужно время, чтобы подумать. Я дал ей свой номер телефона и сказал, что если она примет правильное решение, пусть позвонит. Её номер высветился на экране. Она собирается выступить завтра, рассказав всю правду.

– Это смело с её стороны, зная, каким дерьмом её обольёт народ.

– Удивительно, на что люди способны ради своих детей, – я поняла, что в то мгновение, как он это сказал, то пожалел об этом.

Мои брови поднялись к верху.

– У неё есть ребёнок? Она сама выглядела, как ребёнок.

Он вздыхает.

– Ей двадцать. С небольшим. Её ребёнок болен, серьёзно болен. Отца нет. У неё нет семьи и ей нужны деньги, чтобы оплатить счета в больнице, – он осмотрелся вокруг, – Я говорю тебе это, потому что знаю, что тебе можно доверять.

Я касаюсь его руки.

– Конечно.

И вдруг становится очень трудно её ненавидеть, зная, что всё это она сделала ради ребёнка.

– Есть что–то, с чем я могу ей помочь?

Он удивлённо смотрит на меня.

– Она превратила последнюю неделю твой жизни в ад, а ты спрашиваешь, можешь ли ты ей помочь? Ты никогда не переставала удивлять меня, чика.

Я пожимаю плечами.

– Мои мама и папа научили меня заботе о тех, кто нуждается, и не важна стоимость.

– У тебя хорошие родители. И думаю, что есть кто–то ещё, кому нужна твоя природная забота прямо сейчас, – он кивает в сторону сцены.

– Я знаю, – вздыхаю я.

Я хочу помочь Джейку, правда хочу. Я хочу заставить его чувствовать себя лучше, но не могу помочь так, как он этого хочет. Я не могу жить так вместе с ним.

Сглатывая угрожающие выйти наружу слёзы, я говорю:

– Я думаю, Джейк должен знать, что ты сделал, чтобы всё прояснилось.

Стюарт качает головой в знак отрицания.

– Прямо сейчас Джейку нужно знать, что в людях ещё осталось что–то доброе. А если он узнает, что я с этим разобрался, то перестанет верить. Просто позволь ему думать, что она поменяла своё мнение и пришла к правильному решению.

Кивая, я понимаю его рассуждения.

– Но как ты собираешься заплатить Кейтлин? Думаю, ей нужно много денег... У меня есть немного, я помогу.

Он усмехается.

– Не волнуйся, красотка. Я мог бы хранить это в тайне от Джейка, но это не значит, что он не заплатит. Он тогда всё ещё продолжал большую часть времени употреблять наркотики, и всё потому, что он сам вырыл эту яму. Деньги будут его. Я просто скрою их под видом пожертвования.

– Ты можешь это сделать? – смеюсь я.

– Конечно, могу... потому что технически это и есть пожертвование.

– Может, Джейк и не может отблагодарить тебя за то, что ты сделал, но я могу, – я обнимаю его и целую в щёку, – Не знаю, что бы Джейк или я делали без тебя в этой ситуации, – отклонившись, смотрю ему в лицо, – Мы же всегда будем друзьями?

– Конечно, чика, – его брови поднимаются, и он издаёт легкий выдох, – Ты ведь не собираешься возвращаться к нему, так?

Я отхожу, нуждаясь в воздухе. Глядя в пол, я качаю головой. Знание того, что Джейк не изменял мне, не избавит меня от опасений быть рядом с ним.

– Не важно, какие у тебя на то причины, красотка, просто знай, что Джейк любит тебя – очень сильно. Несмотря ни на что, на эту проблему, просто поговори с ним об этом, и ты поймёшь, сможете ли вы со всем справиться. Ребята, я вижу вас только вместе и если ты его любишь, то нет ничего, с чем бы вы не смогли бы справиться.

Смотря вверх, я встречаюсь с ним взглядом.

– Хорошо, – киваю я, – Пошли, вернёмся, чтобы успеть на оставшуюся часть концерта.

Стюарт долго смотрит на меня, его губы сжаты. Он оценивает меня. Он знает, что я обманула его, но к счастью, ничего не говорит по этому поводу, только протягивает мне свою руку. Принимая её, я иду обратно со Стюартом за кулисы. Я знаю, что моему сердцу должно сейчас стать легче из–за правды, но это не так. Стало ещё хуже.

Мы подходим на место, присоединяясь к Симоне, когда ребята заканчивают. Я смотрю на Джейка на сцене, и всё, что я чувствую – внутреннюю борьбу. Вдруг весь зал темнеет, когда песня подходит к концу. Пение песен на бис должно начаться через несколько минут. Сейчас момент, когда я обещала себе уйти.

Я слышу движение позади себя. Оборачиваясь, я вижу огромный синтезатор, который для меня выглядит уж слишком неподвижным. Я толкаю Симону и Стюарта, и мы отходим, позволяя ему проехать мимо. Дэнни и Смит сходят со сцены прямо к нам. Они разгоряченные и все в поту. Думаю, Джейк ушёл вместе с Томом в правые кулисы.

Я смотрю, как сияет Симона, разговаривая с Дэнни. Мне бы очень хотелось, чтобы сейчас Джейк был рядом со мной. Но это не так.

Толпа аплодирует, энтузиазм парней просто заразителен, когда я слушаю, как они быстро обмениваются словами. Но моё сердце медленно умирает в груди, потому что хоть я и сказала Стюарту, что останусь и поговорю с Джейком, я знаю, что не могу. Если я сделаю это, то ему удастся меня уговорить, а я точно знаю, что не готова к этому.

Последняя часть концерта уже скоро должна начаться и крики становятся всё громче и громче. Пол практически вибрирует у меня под ногами, когда фанаты зовут "УШ" обратно на сцену. Место становится безумным и напряженным. Вы в буквальном смысле можете почувствовать энергию толпы, словно прикосновение к коже.

Дэнни и Смита вызывают обратно, и они исчезают на сцене, чтобы занять свои места. Затем луч света падает на Джейка. Он сидит на стуле, человек устанавливает синтезатор, лицом в левую кулису, прямо в мою сторону. Толпа сходит с ума: кричит и аплодирует.

Джейк никогда не играл на синтезаторе на сцене. Он умеет играть, но он больше по части гитары. Из нас двоих – на пианино лучше играю я.

Вдруг по мне проходят нервные импульсы, распространяющиеся от кончиков моих ног до головы. Говоря в микрофон, Джейк обращается к фанатам:

– Этот тур был удивительным для нас во многих смыслах. Также он был одним из трудных, но вы, ребята, наши фанаты, помогли сделать из него настоящую память для Джонни. Поэтому мы благодарим всех вас.

Толпа снова возобновляет крики и хлопки.

– Ещё одной удивительной вещью тура, – Джейк говорит под крики, – стало то, что он вернул мне то, что я отпустил много лет назад по ошибке, что–то очень важное.

Он смотрит на меня в приглушённой темноте. Моё тело начинает дрожать под тяжестью его взгляда. Его глаза прерывают контакт, когда он снова начинает говорить:

– Один раз она меня спросила, если бы мне пришлось выбрать одну песню всех в мире написанных, которая лучше всего описала бы меня, какая бы она была. Я говорю о песне, которую собираюсь спеть.

По коже пробегает дрожь, когда я вспоминаю наш разговор той ночью в постели...

…

– Если тебе, Джейк Уэзерс, пришлось бы выбрать одну песню, название которой лучше всего описало бы тебя, какая она бы была?

– "Боль."

– Почему?

– Некоторые говорят, что Резнор написал лирическую предсмертную записку, другие, что он написал о причине, которая заставляет жить. Но я думаю, что обе версии верны... смотря с какой стороны посмотреть.

– И с какой стороны смотришь ты?

– Теперь... причина, что заставляет жить.

– Версия Резнора или Джонни Кэша?

– Джонни Кэша... У меня есть с ним что–то общее.

– Например?

– Наркотики... женщины... время с девушкой моей мечты... ты – моя Джун, Тру.

Я слышу его глубокий вдох, раздающийся эхом по стадиону, прежде чем он говорит:

– Так что сегодня, я пою эту песню ей, моей Джун.

Это ничего не будет значить для всех, но для меня – всё.

Джейк смотрит на меня, его пальцы касаются клавиш. Он выглядит потерянным, испуганным и отчаявшимся. Я не могу двигаться. Я приросла к месту. Он закрывает глаза, скрывая боль, затем нажимает на клавиши и начинает играть "Боль". Наклоняясь к микрофону, он начинает петь. Я чувствую такую боль в груди, словно от ножа и не могу дышать.

Голос Джейка, глубокий и сильный, эхом разносится по всему стадиону. И в этот момент я знаю, что он делает. Он не играет версию Кэша, он играет Резнора. Он говорит мне о том, что потерял смысл жизни. Меня.

Я вижу это в его глазах, когда он снова их открывает, глядя прямо на меня, его пение невероятно прекрасное. И я не могу удержать слёзы, катящиеся вниз по щекам. Моё сердце разрывается, когда мы смотрим друг на друга. Он изливает мне душу, и сейчас есть только он и я в переполненном стадионе, во всем мире, во всей Вселенной.

Не могу поверить, что он так обнажает себя миру. Разоблачая нас.

Это не Джейк. Он рассказывает о личном. А я не хочу этого. Это именно то, чего я не хочу. Это слишком тяжело и я начинаю двигаться прежде, чем осознаю это. Поворачиваясь, я протискиваюсь мимо Стюарта и Симоны и бегу из–за кулис. Я не имею понятия, куда собираюсь. Мне просто нужно убежать. От его боли, от моей. Просто подальше от этой агонии, что он причиняет мне.

Я слышу, как кто–то зовёт меня по имени, но не могу остановиться. Я бегу мимо людей, Бог знает, как мне это удаётся на таких каблуках, зрение становится размытым из–за слёз.

Следующее, что я осознаю – это Джейк хватающий меня сзади и притягивающий лицом к себе.

– Мне жаль, мне жаль, – говорит он, задыхаясь. В его глазах стоят слёзы. Мои капают с подбородка на моё красивое платье. Люди кругом наблюдают за нами.

– Ты не должен был этого делать, – я выбираюсь из его объятий и иду по коридору у всех на виду. Джейк следует за мной. Я вытираю слёзы рукой. – Ты не должен был петь эту песню.

– А что мне ещё оставалось? Ты не хотела говорить со мной. Ты не слушала. Ты просто отрезала меня, – его лицо искривляется, – Я знал, что единственный способ заставить тебя, наконец–то, меня выслушать – это музыка. Об этой песне мы говорили той ночью... – он подходит ближе ко мне, поглаживая меня по щеке.

Я практически ломаюсь от ощущения его кожи на моей, после такого долгого времени без него, обделенной им.

– Ты – моя жизнь, Тру. Моё всё. И всегда будешь. Я хочу, чтобы ты это знала, и мне нужно, чтобы ты поверила мне, когда я говорю, что у меня не было секса с той девушкой.

Я глотаю солёные слёзы.

– Я знаю, Джейк. Она позвонила Стюарту и сказала, что готова опровергнуть историю. Она признала, что всё это ложь.

– Правда? – его слова выходят с выдохом. Я вижу миллион эмоций у него на лице, но в основном облегчение. Полное облегчение, – Значит, ты знаешь, что это правда.

Мне сложно глотать из–за его слов, но я знаю, что должна сказать.

– Джейк, я верила, что ты говорил правду всё это время. Не сначала... когда увидела тебя с ней, это было ужасно, – я вздрагиваю от воспоминаний, – Но сейчас я верю. Я верила тебе до того, как она призналась. Слышать её признание, конечно, облегчение, но это ничего не меняет. Мы всё ещё не можем быть вместе.

Снова миллион эмоций мелькает на его лице.

– Почему нет? – спрашивает он.

– Потому что я не создана для жизни с тобой. Я не настолько сильна, чтобы справиться с вещами, которые придут с этим, с тобой. В глубине души я знала, но то, что на прошлой неделе произошло, мгновенное внимание прессы, детали нашей личной жизни, ставшие достоянием всего мира, ещё раз доказали мне это. Я думала, что смогу жить с этим, с публичной жизнью, если это будет означать, что в ней будешь ты, но... я не могу.

Я не смотрю ему в глаза, опуская взгляд. Не смогу вынести боль на его лице. Слёзы начинают литься новым потоком.

– Я всё брошу, – его голос резко становится серьёзным.

Таким я слышала его только раз, когда он хотел убрать пиар для тура и приехать ко мне в Лондон.

– Я всё оставлю: группу, Лейбл – всё, – добавляет он решительно.

Мои глаза снова смотрят в его.

– Нет, Джейк, ты не можешь этого сделать.

– Могу и сделаю, – говорит он так же. – Я брошу всё без раздумий, если это означает быть с тобой. Мы можем уехать подальше от всех, как и говорили. Помнишь, по телефону? Когда мы говорили о строительстве дома на острове. Это не должно быть несбывшейся мечтой, мы и в правду можем сделать это. Мы построим дом, где ты только захочешь, подальше ото всех.

– Джейк... – я качаю головой, – Это не сработает, потому что ты не такой. Ты ради этого живёшь: музыка, выступления. Это то, кто ты есть, и если ты всё это бросишь ради меня, то со временем пожалеешь.

– Не пожалею.

– Нет, пожалеешь. И даже если каким–то чудом нет, это всё равно ничего не изменит... потому что они не готовы тебя отпустить, – я указываю в сторону ревущей толпы на стадионе, которая кричит его имя, – Мир, твои фанаты, они любят тебя. И они не готовы отпустить тебя, Джейк Уэзерс, не сейчас... может, даже никогда.

Он хмурится.

– А я не готов отпустить тебя и никогда не буду.

На мгновение закрывая глаза, я говорю:

– Тебе меня будет недостаточно, Джейк, поэтому ты вернулся снова к наркотикам после истории с твоим отцом, появившейся в прессе. Я не знаю, чего тебе будет хватать, но точно не меня. Меня будет недостаточно, чтобы удержать тебя, как ты и сказал однажды.

– Ты действительно веришь в это? Господи, Тру! – его голос такой мощный, что я снова вынуждена смотреть ему в глаза. Его глаза такие же яростно решительные, как и голос.

– Я был слабым гребаным придурком! Это касалось меня и его – моего демона, которого я не изгнал, но никак не тебя или нас. И я обещаю тебе, что никогда больше к этому не вернусь. Потерять тебя из–за того, что я сделал, из–за наркотиков – одна из худших вещей, которая случалась со мной. Если и было время, когда я собирался их принять, так это последняя неделя, когда ты ушла. Но я остановился, Тру. Я не трогал их с той ночи и никогда не буду. Когда я чуть не утонул тогда в ЛА, мне казалось, этого достаточно, чтобы остановиться, но вышло, что это не так... потому что я не знал значение слова "умереть", пока ты не ушла. Последняя неделя без тебя... – он резко вздыхает, крепко зажмуривая глаза, – Я ничто без тебя, Тру. Ничто.

Его слова на подсознательном уровне доходят до меня, прикасаются ко мне, потому что я знаю, что он чувствует. Я чувствую потерянность, произвол судьбы... смерть внутри него.

Но как мы можем быть вместе со всеми этими проблемами, ставшими между нами? Я знаю, что не могу справиться с жизнью, которую он ведёт.

Я качаю головой.

– Я просто не знаю, Джейк.

– Я знаю, – он обнимает меня, удерживая моё лицо своей ладонью, запутываясь руками в моих волосах.

Мои эмоции возрастают до невероятных размеров, так что я сжимаю зубы, не давая слезам течь.

– Когда нам хорошо, с нами всё в порядке, Джейк. Но когда нам плохо, всё становится просто дерьмово. С того момента, как мы вернулись в жизнь друг друга, всё, на что мы способны, это причинять боль и слишком долго думать об этом, – я выдыхаю, – Я когда–то думала, что нам предназначено быть вместе, но сейчас... я не уверена. Может, мы просто хотели быть вместе, когда были детьми, поэтому мы так отчаянно хотим перенести это на сейчас. Может, наше время уже давно прошло?

– Нет, – он яростно качает головой. – Мы должны быть вместе.

Он кладёт вторую руку на моё лицо, заставляя посмотреть на него.

– Я никогда не был достоин тебя, я знаю это. Но без тебя я плохой, и если желание вечно обладать тобой делает меня эгоистом, то это только потому, что я не могу прожить жизнь, в которой не будет тебя.

Он смотрит глубоко в мои глаза, тяжело дыша. Я чувствую, как дрожит его рука на моей кожи.

– Выходи за меня замуж, – говорит он, не задумываясь.

Каждая унция воздуха со свистом вылетает из меня, тысяча мыслей разбегается в моей голове. Убирая руку с моего лица, Джейк тянется к карману своих джинсов и достаёт кольцо.

Кольцо.

Я смотрю на него, широко распахивая глаза.

– Я купил его перед тем, как мы уехали из Парижа.

Это розовый бриллиант, на который я смотрела в "Тиффани" тем вечером, когда он купил мне медальон.

– Н–не могу поверить, что ты купил его, – я хватаю ртом воздух.

Он держит кольцо между нами.

– Я знал, что попрошу тебя стать моей женой с той секунды, как ты вошла в номер и вернулась в мою жизнь. И когда я увидел тем вечером, как ты смотрела на это кольцо, я знал, что оно принадлежит твоему пальчику. Я ждал подходящего момента, чтобы сделать предложение. Я знаю, сейчас не очень романтично или идеально для предложения, – он смотрит на тусклую бетонную обстановку, – Но сейчас единственный момент, когда я могу потерять тебя навсегда. Поэтому спрошу снова… – он делает глубокий вдох, – Труди Беннет, я люблю тебя больше любых текстов песен, которые я когда–либо написал, или любых слов, которые я когда–либо говорил. Я всегда любил и всегда буду любить тебя. Ты выйдешь за меня замуж?

Я смотрю на него и не могу произнести даже слово.

Мой лучший друг. Мой любовник. Моя жизнь. Да, он – моя жизнь. Всегда был ею, несмотря на все годы, что мы были вдалеке. Джейк – всё, о чём я думаю, всё, что я вижу в своём будущем. И попытки, когда я боролась с ним из–за собственных опасений, боялась причинить себе боль, никогда не ранят сильнее, чем жизнь без него. Теперь я это вижу.

В конце концов, я следую за сердцем к нему, потому что он – моё всё.

Однажды Джейк сказал на сцене, что Джонни самый ужасный из их шторма и теперь я вижу, что Джейк – мой ужасный шторм. Он разрушительный и сложный, но никто его не знает, как знаю я или буду знать. Я нужна ему. Он – мой шторм в затишье. И это то, что я собираюсь делать остаток своей жизни.

– Скажи что–нибудь, Тру, пожалуйста. Ты убиваешь меня, – он нервничает, его грудь тяжело поднимается и опускается, – Скажи, что угодно, только не "нет". Не говори "нет". Просто скажи мне, что нужно сделать, чтобы ты сказала "да", и я сделаю. Потому что без тебя больше я не проведу и секунды.

Я поднимаю руку и касаюсь его лица, поглаживая пальцем кожу, пытаясь стереть его страхи и потерянность в глазах, единственное, что я все еще вижу. Затем я улыбаюсь.

– Тебе не нужно ничего делать. Да, я выйду за тебя.

На его лице расцветает самая огромная улыбка, которую я когда–либо видела, полностью отражающая мою. Обожание в его глазах только для меня.

– Правда?

– Да.

Я поднимаю левую руку для него и смотрю, как он берёт её и надевает кольцо на палец. Бриллиант слишком большой для моей руки. Продолжая держать мою руку в своей, Джейк поднимает её и целует кольцо на моём пальце. Я больше не могу сдерживать свое счастье, оно разрывается во всей своей красе, и я обнимаю его и крепко целую, вкладывая в этот поцелуй чистую любовь, которую испытываю к нему.

– Я так тебя люблю. – говорит он напротив моих губ, – Я никогда не подведу тебя, малышка. Клянусь. Я сделаю тебя счастливой.

– Я знаю. – выдыхаю я, – Я знаю.

– Кхм...? – Я слышу голос из–за спины Джейка, и отстраняясь, вижу ухмыляющегося Тома.

Джейк поворачивается, притягивая меня к себе, не желая отпускать ни на секунду.

– Чего тебе? – раздражённо говорит он Тому.

– Ну, Ромео, нам всем просто интересно, есть ли вообще шанс затащить тебя обратно на сцену сегодня? Потому здесь двадцать тысяч злых фанатов, – он указывает через плечо, – которые ни хрена не могут понять, почему ты свалил со сцены как сумасшедший в середине песни. И, видимо, моё исполнение не такое милое, как у тебя, так что, думаю, начнётся гребаный бунт, если ты сейчас же не поднимаешь свою задницу на сцену и не извинишься.

Смеясь на Томом, я скольжу руками в задние карманы джинсов Джейка.

– Тебе лучше закончить концерт, – улыбаюсь я ему.

Он неохотно смотрит вниз на меня.

– Они заплатили хороши деньги за то, чтобы услышать тебя, детка. Ты обязан спеть на бис. Я буду ждать тебя здесь, когда закончишь. Я никуда не уйду. Помни, я обещаю. Я теперь твоя навечно, – я вытаскиваю руку и показываю ему кольцо.

– Навечно, – вторит он, убирая пряди с моего лица, и снова целуя в губы, – Пошли, дадим людям то, за чем они сюда пришли.

Он уже начинает двигаться, когда я спрашиваю его.

– Ты всё ещё собираешься петь "Боль"?

Я не хочу, чтобы он делал это. Я хочу, чтобы он оставил эту песню позади. Я хочу, чтобы мы оба начали всё сначала. Джейк охватывает мою шею руками, пальцами касаясь лица, и наклоняет голову в сторону. Я вижу вспышку воспоминания и юмора в его глазах, когда он качает головой.

– Думаю, мне нужно другое название песни, и я подумал... не знаю, – он сжимает губы вместе и его брови сходятся, – А что на счёт... "Я не способен не испытывать удовольствие"?

Я усмехаюсь, чувствуя знакомое притяжение и тепло в животе, вспоминая, что мы делали ночью, когда закончили разговоры.

– Хм, – я делаю лицо, словно обдумываю что–то, – Ну, я должна буду подумать, что могу с этим поделать.

Найдя комнату, которая похожа на гардероб, я беру руку Джейка и начинаю вести его в ту сторону.

Повернувшись к Тому, говорю: – Скажи, что он вернётся на сцену через пять минут.

– Десять, – добавляет Джейк позади меня.

Я останавливаюсь и вижу, как он смеётся.

– Вообще–то, песня длится меньше четырёх минут, – утверждаю я, улыбаясь.

– О, есть более расширенная версия, не выпущенная ранее, миссис Уэзерс.

– Будущая миссис Уэзерс, – поправляю я.

– Формальность, – усмехается он, – Которую я исправлю в ближайшее время.

Затем он поднимает меня на руки, и я позволяю ему нести себя, визжащую от смеха, в гардероб. Джейк закрывает на ключ дверь, заставляя Тома и весь остальной мир подождать.