Эпилог

Когда возвращаешься домой среди своих людей,

Наслаждайся пиром, танцами и песнями.

Из стихотворения неизвестного средневекового автора


Замок Роузклифф

Июнь 1146 года


Зазвонили колокола в часовне, созывая народ на полуденную службу. Гэвин и Гвен путались у взрослых под ногами, возбужденные и радостные.

— Так, дети, — хлопнула в ладоши Джослин. — Хватит хихикать. Крещение — торжественный обряд.

Но при этом она так улыбалась, что никто не воспринимал ее слова всерьез. Хозяйка замка Роузклифф была очень довольна тем, что ее выбрали крестной матерью сына Джаспера и Ронуэн, и ничто не могло испортить ей настроение. Даже собственные шумные отпрыски.

Священник ожидал во дворе, стоя рядом с каменной купелью, которую принесли из часовни. День выдался прекрасный, и Ронуэн настояла на том, чтобы ее сына крестили в величайшей церкви Господа, под аккомпанемент свиста ветра и пения птиц, под голубым куполом небосвода.

Ронуэн держала ребенка на руках, а Джаспер обнимал их обоих. Гордая мать вгляделась в темные немигающие глаза сына, затем подняла голову и улыбнулась счастливому отцу. Хотя на церемонию и последующий праздник собралось много народу, для нее во всем свете существовали только Джаспер и малыш Гай.

— Я люблю тебя, — прошептал Джаспер.

Ронуэн кивнула, не в силах говорить от внезапно нахлынувших эмоций.

— Я тоже люблю тебя, — в конце концов тихо произнесла она, — и этого чудесного малыша, которого ты мне подарил.

— Которого ты мне подарила, — поправил жену Джаспер.

Повинуясь импульсу, она передала ребенка Джасперу, а когда тот с радостью принял драгоценную ношу, украдкой вытерла подступившие к глазам слезы. Как могла она прожить всю жизнь, даже не подозревая, какое это великое счастье — просто смотреть на обожаемого малыша, которого держит на руках любимый муж?

Священник начал церемонию. Гай спокойно отреагировал, когда ему помазали лобик маслом, а когда отец Кристофер поднял кувшин со святой водой и полил ему на головку, малыш даже улыбнулся.

— Я крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа, — пропел священник.

Снова зазвонили колокола, и Гай забеспокоился на руках отца. Его крохотное личико сморщилось, и он отчаянно заревел. Джаспер встревожено взглянул на Ронуэн.

— Просто прижми его к груди и успокой, — посоветовала она.

Но когда Джаспер так и поступил, малыш начал жадно шарить ручонками по его груди и открывать ротик. Брови Джаспера полезли на лоб, священник закашлялся, а Джослин и Рэнд рассмеялись.

— Он хочет, чтобы ты его успокоила, — сказал Джаспер, ухмыльнулся и добавил: — Я тоже.

Взяв ребенка на руки, Ронуэн усмехнулась.

— Говоришь, ты тоже хочешь, чтобы я тебя успокоила? Что ж, думаю, это можно устроить.

В глазах Джаспера загорелись огоньки, и Ронуэн ощутила, как внутри у нее разливается тепло. Почти три месяца они воздерживались от физической близости, но сегодня ночью этому придет конец.

— Я люблю тебя, — улыбнулся Джаспер, и колокола Роузклиффа разнесли эту весть по всей округе.

Он любит ее. Она любит его.

Да будет благословенна эта женщина.


Замок Бернард, Нортумбрия

Июнь 1146 года


Зазвонили колокола в аббатстве Святого Иосифа, расположенном в лиге от замка Бернард. Они звонили каждые три часа все дни независимо от времени года.

Эти колокола определяли жизнь Риса в замке, отмечая неизменный ритм его трудовых будней. Два года и месяц он находился под опекой брата Гийома. Временами ему казалось, что с момента его отъезда из Уэльса прошло не менее десяти лет, а иногда — что его увезли с родины всего лишь на прошлой неделе.

Колокольный звон прекратился, и три мальчика, работавшие рядом с ним, тотчас положили щетки, которыми чистили лошадей на протяжении последних нескольких часов. Пора умываться и готовиться к другой работе по замку.

Эдвард, тощий четырнадцатилетний подросток, убежал первым. Последнее время он грезил о дочери леди Бернард — глупой маленькой девчонке, и поэтому уделял повышенное внимание своей внешности. Филипп и Кевин, двенадцати и девяти лет от роду, катались по полу от смеха, наблюдая за его усилиями прилично выглядеть.

А Рис хмурился. В отличие от несмышленых подростков он хорошо понимал, что женщина может сделать с мужчиной. Она способна превратить вполне разумного человека в безумца, а храброго воина — в тряпку.

Разве Ронуэн не искалечила его жизнь?

Рис от злости скрипнул зубами, вспомнив, как сильно любил ее и как много из-за нее потерял. Замок Бернард был его тюрьмой. Он трудился среди мальчишек-оруженосцев, хотя по возрасту уже мог быть посвящен в рыцари. Не то чтобы он так уж стремился получить нормандский титул. Но его, мужчину, вынуждали проводить все время среди мальчишек. Он уже выучил латынь и французский, усвоил правила этикета. Он прислуживал своему английскому хозяину за столом, иногда помогал ему одеваться и выполнял всевозможные поручения. Это, конечно, лучше, чем тюрьма Роузклиффа, хотя Рису понадобилось много времени, чтобы признаться в этом даже самому себе.

Сначала он решительно не желая приспосабливаться к жизни среди англичан, и лишь спустя некоторое время, подвергшись многочисленным физическим наказаниям, понял, что бунтарский дух вредит только ему. Он стал внимательно наблюдать за окружающими, держал глаза и уши открытыми и довольно быстро учился. Несомненно, братья Фицхью имели целью внушить ему английские правила и обычаи. Глупцы, что тут скажешь? Рис никогда не изменит земле, на которой родился.

А пока пусть думают, что добились успеха. Только он все равно остался валлийцем. В его жилах течет кровь суровых обитателей холмов. И этого не изменят ни манеры, ни платье, ни прическа.

Он стал великолепным наездником, превосходно владел мечом, используя не только физическую силу, но и ум. Копьем он действовал лучше, чем все рыцари Бернарда, да и в стрельбе из лука не имел себе равных. Он был подобающе вежлив с братом Гийомом и леди Бернард и все свободное время строил планы мести братьям Фицхью.

Сегодня Рис последним покинул конюшню, предварительно вылив ведро свежей воды в поилку и повесив ведро на крючок. Он ласково похлопал крупного боевого коня по крупу. Выйдя из конюшни, он увидел, что все работники замка направляются в главный зал обедать.

Одна из служанок несмело улыбнулась ему. Он сухо кивнул, но не послал ей ответной улыбки. Рис не забыл, что именно из-за женщины он попал в ссылку на чужбину, и поклялся никогда больше не давать женщине власти над собой.


Деревня Роузклифф

Июнь 1146 года


Изольда слышала, как колокола прозвонили к вечерне. Солнце еще светило на летнем небе, но уже клонилось к закату. Скоро закроют ворота замка. Если она к тому времени не придет домой, мама поднимет шум.

Изольда была охвачена тревогой. После крещения Гая она почувствовала, что в ее жизни должны произойти большие перемены. Не в силах найти себе места, она уговорила свою подругу Эдит пойти с ней в деревню. Теперь ей следует спешить домой, а она вместо этого остановилась у недостроенной городской стены, в том месте, где начинается спуск к морю.

Прислонившись к невысокой каменной кладке, она устремила взгляд мимо стены, отделявшей город от диких полей и холмов, и долго всматривалась в даль, пока колика в животе не заставила ее поморщиться. Все утро у нее что-то было неладно с животом. А теперь начались боли в самом низу. Она прижала ладонь к ноющему месту. Неужели она съела что-то испорченное?

На стену опустился крупный ворон, и Изольда встрепенулась. Она должна спешить домой! Потом из тени выступила маленькая фигурка.

— Ньюлин! — воскликнула девочка.

Старый бард улыбнулся, и его лицо покрылось глубокими морщинами.

— Ты не рассматриваешь возможность еще одного приключения в лесу.

Это было утверждение, а не вопрос.

Изольда отбросила со лба непокорный завиток.

— Конечно, нет, — произнесла она с достоинством.

— Это хорошо, — откликнулся бард. — Кстати, тебя ищет мама.

Изольда раздраженно фыркнула.

— Ну почему она обращается со мной как с ребенком! — воскликнула девочка, вздернула подбородок и расправила плечи. — Мне уже одиннадцать, почти двенадцать, я уже могу выйти замуж! И я вполне могу позаботиться о себе. К тому же, после того как папа отослал из наших краев этого ужасного разбойника — Риса ап Овейна, здесь нечего бояться.

К сожалению, ее возмущенная тирада была прервана резкой болью внизу живота. Изольда даже согнулась, ухватившись за живот рукой. Когда боль утихла, она неуверенно взглянула на Ньюлина.

— Кажется, я съела что-то несвежее.

Бард улыбнулся и принялся в своей обычной манере раскачиваться вперед-назад. Движение было едва заметным, но завораживающим.

— Ты больше не ребенок, Изольда, — торжественно сказал он. — Иди к маме, она тебе поможет. Она будет рада узнать, что ее старшая дочь сегодня стала женщиной.

— Женщиной? — ошарашено переспросила Изольда.

Она некоторое время стояла, прижав ладони к ноющему животу, когда на нее наконец снизошло понимание.

— Женщиной, — повторила она и заулыбалась.

Она так долго ждала этого дня, и он наконец наступил. Теперь ей стало страшно и захотелось к маме.

— Я лучше пойду, — сказала она и, помахав рукой барду, поспешила к воротам.

Ньюлин провожал ее взглядом, пока она не перешла мост, потом закрыл глаза и потер веки пальцами. Ему становилось все труднее фокусировать глядящие в разные стороны глаза на одном предмете. Да и мысли теперь тоже, казалось, разбегались в разных направлениях.

Итак, пока они разделены. Молодая девушка, во многих отношениях англичанка, но валлийка в сердце своем, и заброшенный на много миль от своей земли сердитый юноша, ярый приверженец всего валлийского, но словно губка впитывающий обычаи англичан.

А пока был рожден и крещен еще один младенец, наполовину англичанин, наполовину валлиец.

Потом Ньюлин открыл глаза, улыбнулся и заковылял к своему дольмену. Жизнь изменилась. Она постоянно меняется, обновляется. Иногда искривляется. Но всегда продолжается.


Загрузка...