Улыбка фортуны

8

Джошуа Мерлин беспробудно пил пять дней. Подобие постели ему соорудили прямо на кухне. Он спал с раскрытым ртом, и храп его раздавался по всему дому. Около пяти часов вечера дядя просыпался, требовал бренди и громко рыдал. Его жена спускалась к нему, поправляла подушку, обращаясь с ним словно с больным ребенком, подносила к губам стакан. Джо Мерлин смотрел по сторонам бессмысленным взором, бормотал что-то и дрожал как от озноба.

Тетя Пэйшнс демонстрировала хладнокровие и здравый смысл, которых не ожидала от нее Мэри. Она целиком посвятила себя уходу за мужем и воспринимала это как должное, не обращая внимания на крики и брань, которыми Мерлин встречал ее.

В кухне невозможно было находиться, и Мэри с теткой устроили себе подобие убежища в одной из нежилых комнат. Пэйшнс вспоминала счастливые времена в Хелфорде, когда они с матерью Мэри были еще детьми, иногда даже принималась петь. Запои повторялись у Джо Мэрлина каждые два месяца или даже чаще. Последний был вызван визитом сквайра Бассета в гостиницу. Хозяин был очень зол и расстроен, сказала она Мэри, и когда он возвратился с болот около шести вечера, то прямиком направился в бар. Тетя Пэйшнс без вопросов приняла объяснения Мэри по поводу ее позднего возвращения с болот. Она только предупредила, что надо избегать топких мест. Мэри ничего не сказала о встрече со священником из Алтарнана. Женщины прожили несколько мирных дней, пока Джо Мерлин валялся в пьяном забытьи на кухне.

Погода стояла холодная и пасмурная, из дома выходить не хотелось, но на пятое утро ветер утих, появилось солнце. Хозяин проснулся в девять и сразу принялся браниться. Мэри больше не могла переносить крик и вонь из кухни. С чувством неловкости перед тетей она незаметно выбралась из дома и пошла в сторону болот. На этот раз она держала путь на восток, ориентиром ей был Килмар — так она не боялась заблудиться. По дороге она размышляла о Френсисе Дейви, странном священнике из Алтарнана, припоминая, как мало он рассказал ей о себе, в то время как она раскрыла перед ним всю историю своей жизни. Интересно, что заставило его стать священником и любят ли его жители Алтарнана? Скоро Рождество, в Хелфорде в это время украшают дома ветками омелы и можжевельника. Готовится ли Френсис Дейви к празднику?

Ясно одно: в «Джамайке-Инн» веселья не будет.

Мэри шла уже целый час или больше, когда дорогу ей преградил ручей. Мэри уже знала эту местность. Впереди маячил каменный палец Килмара, уставленный в небо. Слева простиралось болото Треварта-Марш.

Ручей весело журчал по камням, через него была проложена переправа. Мэри перешла через него и пошла лощиной между холмов. С холма на водопой спускались лошади. Они шумно ступали по камням, отталкивая друг друга, их хвосты и гривы полоскал ветер. Они, должно быть, вышли из тех ворот, слева. За воротами виднелся двор фермы.

Мэри заметила человека, который шел из ворот и нес по ведру в каждой руке. Она собиралась идти дальше, но он окликнул ее. Это был Джем Мерлин. На нем была грязная рубаха и перепачканные штаны, все в конском волосе и навозе. Он был небрит и улыбался, показывая зубы, и очень походил сейчас на своего брата.

— Значит, ты нашла ко мне дорогу, а? Я не ожидал тебя так скоро, иначе бы испек пирог в твою честь. Извини, я не умывался три дня и питаюсь одной картошкой. На-ка, возьми ведро! — И прежде чем она успела что-либо сказать, он побежал к воде.

Она спустилась к ручью, и он наполнил оба ведра, улыбаясь ей через плечо.

— А что бы ты делала, если бы не застала меня дома? — спросил Джем Мерлин, вытирая лицо рукавом рубашки. Мэри не удержалась от улыбки.

— Я даже не знала, что здесь ваш дом, — сказала она. — А если бы знала, то непременно бы свернула в сторону.

— Я тебе не верю, — засмеялся он. — Ты вышла из дому в надежде встретить меня, и не пытайся утверждать обратное. Ну что ж, ты пришла вовремя, чтобы приготовить мне обед.

Они двинулись вперед по скользкой тропинке и, повернув, вышли к маленькому серому домику, стоящему на склоне холма. Тоненькая струйка дыма поднималась из трубы.

— Огонь разведен, — сказал он, — и тебе не понадобится много времени, чтобы приготовить кусок баранины. Надеюсь, готовить ты умеешь?

Мэри смерила его взглядом.

— Вы всегда так обращаетесь с гостями?

— Мне не часто представляется такая возможность, — ответил он, — но ты можешь и отказаться. Я всегда сам себе готовил — после того как моя мать умерла. С тех пор в доме не было женщины. Ну, заходи, что ли?

Она вошла за ним в дом, пригнув голову, чтобы не удариться о низкую притолоку.

Комната была маленькой, наполовину меньше, чем кухня в «Джамайке-Инн», с открытым очагом в углу. Пол был усеян картофельными очистками, капустными листьями, хлебными корками. По всей комнате разбросан разный хлам, и на всем — толстый слой торфяной золы из очага. Мэри испуганно смотрела по сторонам.

— Вы что, никогда не убираете?! — ахнула она. — У вас на кухне хуже, чем в свинарнике! Вам должно быть стыдно.

Она сразу принялась за работу: ее врожденная привычка к чистоте и порядку не позволяла терпеть такое. Через полчаса кухня была вычищена, мусор выметен, каменный пол сиял, вымытый. Она нашла в буфете глиняную посуду и кусок полотна, который расстелила на столе; баранина тушилась в горшке вместе с картофелем и репой.

Пахло вкусно, и Джем появился в дверях, шевеля ноздрями, как голодный пес.

— Пора обзаводиться женщиной, — сказал он. — Теперь я это понял. Может, бросишь свою тетку и переедешь ко мне?

— Вам это обойдется слишком дорого, — съязвила Мэри, — у вас денег не хватит.

— Все женщины жадные, — констатировал он, усаживаясь за стол. — Уж и не знаю, что они делают с деньгами, только никогда их почему-то не тратят. Моя мать тоже была такой. Она прятала деньги в старом чулке, и я их никогда в глаза не видел. Ну, тащи скорей обед — я голоден как волк.

— А вы нетерпеливы, — сказала Мэри строго. — Я не слышу слов благодарности. Уберите руки — горячо!

Она поставила перед ним пышущую жаром баранину, и он облизнулся:

— Да, похоже, ты кое-чему обучена. Я всегда говорил, что есть две вещи, которыми женщина должна владеть. Стряпня — первая из них. Дай мне воды.

Мэри наполнила кружку и подала ему.

— Мы все родились там. — Джем указал на потолок. — В комнате, что над нами. Отца мы редко видели. Но зато уж слышали, когда он приходил. Я помню, как он запустил ножом в мать. Он рассек ей кожу над бровью, и кровь залила все лицо. Я перепугался, убежал и забился в угол. Мать ничего не сказала, она просто промыла глаза и подала отцу ужин. Она была храброй женщиной, мне кажется, хотя мало разговаривала и никогда не давала нам достаточно еды. Меня она немного баловала, как самого младшего, и мои братья колотили меня, когда никто не видел. Между собой они тоже не очень ладили — у нас вообще не слишком дружная семья.

— Давно ваша мать умерла? — спросила Мэри.

— На Рождество семь лет будет, — ответил он, накладывая себе еще баранины. — Так уж вышло, что папашу повесили, Мэт утонул, Джо уехал в Америку, а я рос вольным, как птица. В последние годы мать стала жутко религиозной и суеверной. Она молилась целыми часами, жалуясь Господу Богу. Я терпеть этого не мог и поэтому смылся. Нанимался матросом на шхуну в Пэдстоу, но желудок у меня плохо с морем ладит, и я вернулся домой. Нашел мать высохшей как скелет. «Тебе надо есть больше», — сказал я ей, но она меня не слушалась, и я снова уехал. Некоторое время околачивался в Плимуте, сшибая шиллинг то там, то здесь. Вернулся сюда на Рождество и вижу, что никого нет, дом заперт. Меня зло пробрало. Я не ел сутки. Пришел в Норт-Хилл, а мне говорят, что моя мать умерла. Ее уже три недели как похоронили. Лучше бы уж я в Плимуте оставался, чем такое Рождество… В чем дело? Ты похожа на больную корову. Это что, от баранины?

— Хорошо бы, если бы в Корнуолле не осталось ни одного Мерлина, — проговорила Мэри. — Уж лучше эпидемия, чем такая семейка. Вы и ваш брат уже родились испорченными. Вы никогда не думали о том, как страдает ваша мать?

Джем удивленно посмотрел на нее, не переставая жевать.

— Мамаша была в полном порядке, — возразил он. — Она никогда не жаловалась. Она привыкла. Замуж за отца она вышла в шестнадцать лет, у нее не было времени, чтобы страдать. Джо родился через год, потом Мэт. Все ее время уходило на них, а когда они подросли настолько, чтобы слезть с ее шеи, появился я, и все началось сначала. Я был зачат по ошибке. Папаша надрался на ярмарке в Ланстоне, пристроив трех коров, которые ему не принадлежали. Если б не это, я бы здесь с тобой сейчас не сидел.

Мэри встала и принялась мыть посуду.

— Как там хозяин «Джамайки-Инн»? — спросил Джем, откидываясь на стуле.

— Пьет, как и его отец, — коротко ответила Мэри.

— Когда-нибудь это его доконает, — серьезно сказал Джем. — Чертов болван! Сколько это уже продолжается?

— Пять дней.

— Ну, это пустяки для Джо. Ему ничего не стоит и неделю проваляться. Потом он встанет, еле держась на ногах, как новорожденный теленок, с синими губами. Вот тогда за ним надо следить — он очень опасен, берегись.

— Меня он не тронет, об этом я позабочусь. У него есть другие дела, поважнее.

— Не говори загадками. Что у вас там происходит?

— На прошлой неделе к нам приезжал мистер Бассет из Норт-Хилла, — ответила Мэри.

Джем с грохотом отодвинул стул.

— Черт побери! — выругался он. — И что сквайр вам сказал?

— Дяди Джо не было дома. Они взломали дверь, но ничего не нашли. Сквайр был очень удивлен и уехал в дурном настроении. Он спрашивал и о вас, но я сказала, что никогда вас не видела.

Джем присвистнул и рассмеялся.

— Зачем же ты ему наврала?

— Мне показалось, что так будет лучше, — ответила Мэри. — Если бы у меня было время подумать, я бы наверняка сказала ему правду: вам же нечего скрывать, не так ли?

— Да ничего такого, пожалуй, — согласился Джем, — кроме той вороной лошади, что ты видела у ручья, — она принадлежит ему. Еще на прошлой неделе она была серой. Она обошлась сквайру в целое состояние. Мне удастся выручить за нее несколько фунтов в Ланстоне, если повезет. Хочешь взглянуть на нее?

Они вышли из дому. Мэри, вытирая руки о фартук, задержалась у двери, а Джем пошел к лошадям. Дом стоял на склоне холма, над ручьем Уитси-Брук, который извивался по долине и скрывался за холмами. За домом простиралось болото Двенадцати Мертвецов.

Раздался стук копыт и громкий возглас — из-за угла вышел Джем Мерлин, ведя вороную кобылу.

— Вот эту лошадку я хотел тебе показать, — сказал он. — Она бы тебе подошла, — сквайр вырастил ее для своей жены. Эта кобыла отправится на рынок в Ланстон, барышники за нее сразу ухватятся.

Джем сорвал травинку и принялся жевать ее.

— А что ожидал найти в «Джамайке-Инн» мистер Бассет? — спросил он.

Мэри посмотрела ему в глаза.

— Вам это лучше знать.

— А ты много знаешь? — спросил он неожиданно, отбрасывая травинку.

Мэри пожала плечами.

— Я пришла сюда не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы. С меня достаточно мистера Бассета.

— Джо повезло, что барахло успели вывезти, — невозмутимо продолжал Джем, — я ему говорил на прошлой неделе, что он ходит по самому краю. Поймать его — дело времени.

Мэри ничего не сказала. Если Джем думал, что на нее произведет впечатление его откровенность, то он очень ошибался.

— У тебя, наверное, хороший обзор из окна. Скажи честно, тебя разбудили в ту ночь?

— Откуда вы знаете, где моя комната?

Он рассмеялся и сорвал еще одну травинку.

— Окно над крыльцом было распахнуто настежь в то утро, когда я приезжал к вам. Я никогда прежде не видел в «Джамайке-Инн» раскрытых окон.

Объяснение было правдоподобным, но не настолько, чтобы успокоить Мэри. Ужасное подозрение закралось ей в голову. Уж не Джем ли прятался в пустой комнате для гостей в ту субботнюю ночь?

— Ну, что же ты молчишь? — не отставал он. — Ты что, решила, будто я пойду к брату и скажу: «Слушай, твоя племянница распускает язык»? Черт возьми, Мэри, ты ведь не дурочка и не слепая. Даже ребенок почуял бы неладное, проживи он месяц в «Джамайке-Инн».

— Что вы хотите этим сказать? И какая вам разница, сколько мне известно? Все, о чем я думаю, — это забрать мою тетю оттуда. Понадобится какое-то время, чтобы убедить ее, и мне приходится быть терпеливой. Что касается вашего брата, то я желаю ему скорее упиться до смерти.

Джем присвистнул и отшвырнул камешек носком башмака.

— Так, значит, контрабанда тебя не пугает? — уточнил он. — И ты позволишь моему брату забить все комнаты в «Джамайке» бочонками с бренди и ромом и не проболтаешься? А если предположить, что он замешан кое в чем еще — предположим, это связано с убийством, — тогда что? — Джем пристально смотрел на нее, и она поняла, что на этот раз он не шутит, глаза его стали серьезны, насмешливый тон исчез.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — ответила Мэри.

Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Было похоже, что он мысленно ищет ответ на какой-то вопрос и пытается прочитать его на лице девушки. Джем на глазах стал старше и жестче.

— Может быть и так, — сказал он после долгой паузы, — не знаешь, так все равно узнаешь, если проживешь там подольше. Почему твоя тетка похожа на привидение — ты можешь мне объяснить? Спроси у нее, спроси у нее, когда в следующий раз подует норд-вест!

Мэри молча выдержала его взгляд. Он говорил загадками, но было непонятно, чем он хотел ее испугать. Джем-конокрад, беззаботный и безденежный, — это еще можно было понять, но здесь что-то другое. И девушка не могла себе ответить, что именно.

Он рассмеялся.

— В один прекрасный день между мной и Джо что-нибудь случится, и об этом пожалеет он, а не я. — С этими непонятными словами он повернулся и пошел за лошадью.

Мэри глядела ему вслед, кутаясь в платок. Значит, ее первая догадка была правильной. Незнакомец в баре в ту ночь говорил об убийстве, и сейчас Джем косвенно подтвердил его слова. Она не была ни дурочкой, ни истеричкой, что бы ни думал про нее священник из Алтарнана. Трудно сказать, какую роль во всем этом играл Джем Мерлинг, но то, что он посвящен в события, не вызывало сомнений.

Ей захотелось поскорее уйти. Она уже почти дошла до калитки, когда услышала позади быстрые шаги.

— Почему ты уходишь? — спросил он, нагнав ее. — Еще рано, темнеет только после четырех. Я тебя подвезу до Рушифорд-Гейт. Что с тобой случилось? — Он взял ее за подбородок. — Мне кажется, ты меня боишься. Ты думаешь, что я храню бутылки с бренди и ящики с табаком в старой спальне наверху и собираюсь сперва показать их тебе, а потом перерезать горло? Я угадал? Мы, Мерлины, жуткие люди, и Джем — самый ужасный из них. Ты ведь так думаешь?

— Что-то вроде того. — Мэри улыбнулась ему, сама этого не ожидая. — Но я не боюсь вас, не думайте. Вы мне могли бы даже понравиться, не будь так похожи на своего брата.

— Ничего не могу сделать со своей физиономией, — отвечал он, — но я намного симпатичнее Джо, ведь ты не будешь этого отрицать?

— Зато у вас множество других качеств, которые возмещают с лихвой этот недостаток, — сказала Мэри. — Впрочем, я ничего не имею против вашей смазливой наружности. Можете продолжать и дальше разбивать дамские сердца. А теперь позвольте мне уйти. До «Джамайки-Инн» путь неблизкий, и я не хочу снова заблудиться на болотах.

— Глупо шляться по болотам, — сказал он, — между «Джамайкой» и Рафтором есть места, где целое стадо скотины может исчезнуть без следа, не то что такая букашка, как ты. Затем ты это делаешь?

— Я хотела пройтись, ведь мы живем взаперти.

— Ну вот что, Мэри, в следующий раз, когда тебе захочется пройтись, лучше прогуляйся в моем направлении. Ты поедешь со мной в Ланстон в Сочельник? — неожиданно спросил он.

— А что вы собираетесь делать в Ланстоне?

— Только продать лошадку мистера Бассета, радость моя. Тебе лучше в этот день уйти куда-нибудь из «Джамайки», насколько я знаю моего брата. Он к этому времени продерет глаза от пьянки и начнет искать скандала. Я привезу тебя домой к полуночи. Скажи, что ты согласна, Мэри!

— А что, если вас поймают в Ланстоне с лошадью мистера Бассета? Глупый же у вас тогда будет вид. И у меня тоже, когда я окажусь за решеткой рядом с вами.

— Никто меня ловить пока не собирается. Рискни, Мэри. Разве ты не любишь острые ощущения?

Она рассердилась.

— Ну вот что, Джем, не надо думать, что я испугалась. Мне все равно, где сидеть — в тюрьме или в «Джамайке-Инн». Как мы поедем в Ланстон?

— Я отвезу тебя туда в крытой повозке, с нами будет лошадка мистера Бассета. Ты знаешь дорогу в Норт-Хилл через болото?

— Нет, не знаю.

— Пройдешь милю по большой дороге и на вершине холма увидишь проем. Впереди у тебя будет Кэри-Тор, а Хокс-Тор останется справа. Если будешь так держать, то не заблудишься. Я проеду полпути, чтобы встретить тебя. Будем придерживаться болот: дорога в Сочельник полна людей.

— Во сколько мы выезжаем?

— Дадим им всем собраться там до нас, на улицах к двум часам будет достаточно многолюдно. Ты можешь выйти из «Джамайки» в одиннадцать, если захочешь.

— Я ничего не обещаю. Если вы меня не встретите — поезжайте один. Я могу понадобиться тете Пэйшнс.

— Да, конечно, это причина!..

— Там впереди брод. Дальше я сама найду дорогу.

— Кланяйся хозяину и передай ему, что я хотел бы, чтобы у него улучшился характер. Спроси, не хочет ли он, чтобы я приехал украсить крыльцо «Джамайки» веником омелы. Осторожнее, вода! Тебя перенести на руках? А то ноги промочишь.

— Я могу и по пояс промокнуть, мне не страшно. До свидания, Джем Мерлин.

Когда она вошла во двор «Джамайки», уже стемнело. Как всегда, гостиница выглядела темной и необитаемой. Мэри обошла дом и постучала в заднюю дверь. Тетка открыла сразу же, она была бледной и взволнованной.

— Твой дядя целый день тебя спрашивал, — сказала она. — Где ты была? Уже почти пять часов.

— Гуляла по болотам, — отвечала Мэри. — Я не думала, что понадоблюсь ему.

Она с нарастающим беспокойством посмотрела на кровать в углу кухни — там было пусто.

— Куда он ушел? — спросила девушка. — Ему лучше?

— Он решил посидеть в гостиной, — ответила тетка. — Целый день тебя из окна высматривал. Ты должна успокоить его, Мэри, и не спорь с ним. Это очень трудное время, когда он выздоравливает… Он с каждым днем становится все сильнее, но иногда у него случаются припадки, он делается буйным. Будь осторожна, когда будешь разговаривать с ним, Мэри.

— Зачем я ему нужна? — спросила Мэри.

Тетя Пэйшнс подняла глаза к потолку.

— Просто любопытство. Он разговаривает сам с собой. Не обращай внимания на то, что он говорит. Он сейчас сам не свой. Я пойду, скажу ему, что ты пришла.

Мэри налила воды из кувшина. У нее пересохло во рту. Стакан дрожал у нее в руках. Тетя Пэйшнс вернулась.

— Джо успокоился, — прошептала она, — и задремал в кресле. Теперь он проспит весь вечер. Мы пораньше поужинаем. Там тебе оставили пирог.

Мэри глотала пищу через силу. Обе молчали. Тетя Пэйшнс вязала и постоянно оглядывалась на дверь. Когда ужин был закончен, Мэри подбросила торфа в огонь и села на пол возле очага. Горький едкий дым наполнил воздух, но теплее не стало.

Вечер прошел, хозяин так и не появился. Мэри уронила голову на грудь, глаза, помимо ее воли, слипались, в полудреме она слышала, как тетка встала из-за стола и убрала вязанье в комод. Потом до нее донесся шепот:

— Я иду спать. Дядя теперь проспит всю ночь. Не будем его беспокоить.

Наверху скрипнула дверь. Мэри погружалась в сон все глубже. Тиканье часов постепенно перешло в звук шагов на дороге: она снова бежала по болоту вдоль ручья, и ноша, которую она несла, была очень тяжелой. Если бы она могла положить ее и отдохнуть!..

Мэри открыла глаза и увидела, что лежит на полу возле потухшего очага. В кухне было холодно и совсем темно. Свеча почти догорела. Мэри потянулась, и в это время дверь в кухне очень медленно начала открываться. Мэри замерла. На пороге появился, покачиваясь, Джо Мерлин с широко расставленными руками. Его глаза вперились в одну точку на противоположной стене, и он остановился. Мэри пригнулась, пытаясь спрятаться за столом и чувствуя, как колотится ее сердце. Дядя медленно повернулся в ее сторону и несколько минут прислушивался. Потом раздался его хриплый голос.

— Кто здесь? Что ты здесь делаешь? Почему ты молчишь?

Его лицо напоминало маску мертвеца. Глаза, налитые кровью, блуждали по сторонам. Мэри не шевелилась.

— Убери этот нож, — бормотал он, — убери, я тебе сказал!

Джошуа Мерлин вышел на середину комнаты и двинулся в ее сторону, хватая руками воздух. Мэри следила за ним, затаив дыхание. До его руки оставалось меньше одного ярда; она уже чувствовала на лице его смрадное дыхание…

— Дядя Джо, — позвала она тихо, — дядя Джо…

Он застыл на месте, уставившись на нее, потом нагнулся и провел рукой по ее голове и лицу.

— Мэри, — сказал он, — это ты, Мэри? Почему ты со мной не разговариваешь? Куда они ушли? Ты их видела?

— Здесь никого не было, кроме меня, — ответила она. — Тетя Пэйшнс наверху. Вам плохо? Я могу помочь вам?

Он озирался по сторонам.

— Они ничего не могут мне сделать, — прошептал он. — Мертвецы не трогают живых. Они растаяли, как свечка… Верно, Мэри?

Она кивнула, глядя ему в глаза. Он придвинул к себе стул и сел, положив руки на стол. Потом тяжело вздохнул и облизнул потрескавшиеся губы.

— Это все приснилось, — сказал он, — приснилось. Я хочу пить, Мэри, сходи в бар и принеси мне бренди.

Он полез в карман и вынул связку ключей. Мэри взяла их дрожащей рукой и выскользнула в коридор. Некоторое время она размышляла, не оставить ли его там одного и не уйти ли к себе в спальню. Но раздался его крик:

— Что ты там возишься?

Послышался звук отодвигаемого стула. Бежать было поздно. Когда она вернулась, дядя сидел за столом, уронив голову на руки. Она поставила перед ним бутылку и стакан. Джо Мерлин налил стакан до половины и взял его обеими руками.

— Ты славная девчонка, — сказал он, — сообразительная и храбрая. Тебе следовало родиться парнем. Он отхлебнул бренди, странно улыбаясь, и поднял палец. — Это лучшее, что можно купить за деньги. У самого короля Георга нет лучшего бренди, чем это! А что я заплатил за него? Ни одного гроша! Мы в «Джамайке-Инн» пьем бесплатно!

Он рассмеялся, показывая язык.

— Это серьезная игра, Мэри. Я рисковал своей башкой раз десять или двадцать. Они не смогли меня поймать, — я слишком ловкий для них! Прежде чем мы переехали сюда, я жил в Пэдстоу, работал на побережье. Каждые две недели мы в прилив имели одну баржу. Нас было пятеро, не считая меня. Но по мелочам много денег не заработаешь. Сейчас нас больше сотни, и мы работаем от побережья до границы графства. Клянусь, Мэри, я не раз видел, как убивают людей, но наши игры дадут сто очков вперед — здесь каждый день ходишь со смертью в обнимку.

Он покачнулся, отпил еще бренди и оглянулся на дверь.

— Слушай, — прошептал он, — иди сюда, поближе, чтобы я мог тебе рассказать. У тебя мозги соображают, я это вижу, ты не боишься, как твоя тетка. Мы должны работать вместе, ты и я.

Он схватил Мэри за руку и притянул к себе.

— Это все чертова выпивка, она делает меня дураком, — сказал он, — я становлюсь слабым, как слизняк. У меня бывают кошмары: я вижу такие вещи, которые трезвому и в голову не взбредут. Черт побери, Мэри, я убивал людей своими руками и никогда об этом не вспоминаю; я сплю, как младенец! Но когда я пьян, я вижу их во сне. Глаза выедены рыбами, мясо свисает клочьями с костей, в волосах водоросли… Там однажды была женщина, Мэри, она цеплялась за плот, у нее в руках был ребенок. Корабль сел на скалы во время отлива, и водная гладь была невозмутима, как в блюдце. Все могли добраться до берега живыми, все до одного. Женщина кричала, чтобы я ей помог, Мэри, а я размозжил ей лицо камнем. Она упала, выпустив ребенка. Я ударил ее еще раз и смотрел, как они тонут оба.

…Тогда мы впервые забыли про отлив. Через полчаса они могли выйти на берег. Мы были вынуждены ломать им руки и ноги, и они все тонули на наших глазах, хотя вода едва была им по плечи. Все утонули, потому что мы укокошили их камнями. — Его лицо было совсем близко, налитые кровью глаза уставились на нее. — Ты что, никогда раньше не слыхала о мародерах? — спросил он шепотом.

Часы ударили один раз, и этот удар прозвучал, как погребальный колокол. Было очень холодно, огонь давно погас, пламя свечи колебалось и дрожало. Мерлин взял руки Мэри в свою — рука была холодной как у мертвеца. Возможно, он увидел в ее глазах ужас, выпустил руку и отвернулся. Бросив взгляд на пустой стакан, он забарабанил пальцами по столу.

Спустя некоторое время дядя снова повернулся к ней и мотнул головой в сторону холла.

— Эти часы звонят как бакен с колоколом там, в бухте. Мне он по ночам снится. Очень тоскливо, Мэри, звонит этот колокол в бухте. Он так действует на нервы, что кричать хочется. Приходится плыть к нему на шлюпке, чтобы заглушить. Мы заматываем его язык тряпками. Тогда наступает тишина. Представь себе: ночь, туман над водой, а мимо бухты плывет корабль. Капитан вслушивается, не зазвенит ли бакен, но ничего не слышно. И корабль входит в бухту; сквозь туман он плывет прямо к нам, поджидающим его, Мэри, и мы видим, как он внезапно вздрагивает, налетев на скалу, и опрокидывается. Волна накрывает его.

Джо дотянулся до бутылки бренди и налил себе немного в стакан. Понюхал и сделал глоток.

— На корабле начинают кричать от страха и облепляют палубу, как туча мух, — маленькие черные точки. Корабль разваливается под ними, и они летят в море. Но до берега они добираются уже покойниками, Мэри.

Хозяин вытер губы ладонью и посмотрел на нее.

— Мертвые молчат, Мэри, — сказал он.