Джулия Робертсон подавила вздох и сумела изобразить на лице вежливую улыбку, вполуха слушая клиента, который уже третий час рассказывал, как именно хотел бы перестроить свой дом. Когда этот занудный тип, наконец ушел, Джулия закрыла глаза и помассировала виски, но это не помогло — головная боль медленно, но верно подбиралась к затылку.
Наверное, я слишком много работаю, подумала Джулия и тут же возразила самой себе: а с другой стороны, что мне еще делать?
Девушка открыла глаза и с тоской посмотрела на аккуратные стопки бумаг на столе. Встала, сняла с чертежной доски лист ватмана, скатала его и положила к другим. Затем потянулась всем телом, чувствуя, как кровь быстрее побежала по сосудам.
Джулия оделась, сложила необходимые бумаги в портфель, поскольку собиралась поработать дома, и вышла на улицу.
Какое счастье — выпал снег!
Джулия немного постояла возле старинного четырехэтажного здания, у дверей которого на вывеске значилось: «Робертсон и дочь, архитекторы. Специализация — сохранение исторических памятников и внутренняя отделка».
Джулия, погруженная в работу, даже не заметила, когда начался снегопад, и теперь с восхищением взирала на круговерть снежных хлопьев, сверкающих в мягком свете уличных фонарей.
Как красиво, подумала она, точь-в-точь иллюстрация к рождественской сказке. Джулия скользнула взглядом по узенькой улочке с выстроившимися в ряд домами под черепичными крышами, и ее охватило детское предвкушение чуда. Саймон, ее отец, а потом и присоединившаяся к нему Джулия постепенно восстановили очарование большинства зданий на этой улице, да и многих других в их маленьком городке. Каждый год во время первого снегопада Джулию охватывало восхищение. Правда, ее непреходящие восторги по поводу красоты зимнего пейзажа относились скорее к городу, а не собственно к снегу.
Расположенный вдоль небольшой реки и удаленный от ближайшего мегаполиса всего на какую-нибудь пару часов езды, их городок во всех путеводителях величали не иначе как национальной исторической достопримечательностью. Он действительно был словно пронизан особой атмосферой и вызывал приступы ностальгии по давно ушедшим временам, особенно во время снегопада. Местные жители, преданные своему городку душой и сердцем, усердно трудились над сохранением его своеобразия в целости и сохранности.
Как хорошо, снова восхитилась Джулия, глядя на крупные снежные хлопья, кружащиеся в порывах морозного ветра, и, быстро осмотревшись — нет ли кого поблизости, высунула язык и поймала снежинку. Она мгновенно растаяла, и Джулия рассмеялась. Прекрасное окончание великолепного дня.
Родной город нравился Джулии в любое время года, но в рождественские праздники — особенно. Она прикинула на глаз высоту снежного покрова — около дюйма — и осторожно шагнула со ступенек на тротуар.
Ноги в легких туфельках промокли, не успела она преодолеть и половины расстояния до крохотной автомобильной стоянки буквально в двадцати шагах от здания.
Забравшись в машину, Джулия немедленно включила обогреватель, и вскоре по салону уже разливалось благословенное тепло. Вырулив со стоянки, она присоединилась к медленно ползущей по улице веренице машин.
Чтобы вести машину по скользкому полотну дороги и не попасть в историю, Джулии потребовалось все ее внимание, но когда она затормозила на красный свет, мысли сами собой вернулись к состоявшемуся сегодняшним утром телефонному разговору. Вспомнился захлебывающийся голос мачехи в трубке, и губы тронула улыбка.
— Ах, дорогая, до чего замечательно! — восторженно кричала Хилда.
— Приятно слышать, — ответила Джулия, невольно поддаваясь оптимизму мачехи и улыбаясь. — А что замечательно-то?
— Ой! — В голосе Хилды звенели колокольчики девичьего смеха. — Как глупо с моей стороны. Позвонил Фредди и сказал, что едет домой на Рождество.
Фредди. Младший братишка, маленький братишка. В улыбке Джулии скользнуло озорство. Фредди всегда ненавидел, когда она называла его «маленьким братишкой».
Загорелся зеленый свет, и Джулия медленно поехала дальше, следя за тем, чтобы соблюдать дистанцию с едущей впереди машиной.
Конечно же, новость о приезде Фредди стала последним приятным сюрпризом в череде прочих, так сказать, кремом на рождественский пудинг; пудингом, фигурально выражаясь, являлся ожидающийся большой семейный сбор, первый за последние несколько лет.
Итак, все соберутся на праздник. Хотя нет, не совсем все, напомнила себе Джулия, непроизвольно покрепче сжимая руль. Не будет Стивена.
Стивен Харнер.
Старший из детей породнившихся семей Саймона и Хилды, он приходился Джулии сводным братом. Девушка редко позволяла себе думать о нем, поскольку в памяти сразу возникал его образ, ничуть не померкший за те девять лет, что минули с их последней встречи. К несчастью, любовь, тайно хранимая Джулией в сердце, тоже ничуть не померкла. Она так живо ощущала его присутствие, словно Стивен сейчас сидел с ней в машине.
В двадцать пять лет Стивен — старший сын мачехи Джулии — имел рост шесть футов и полтора дюйма, был гибок и тонок как тростинка. Копна иссиня-черных волос, выразительные резкие черты лица гармонировали с холодным непроницаемым взглядом темных глаз. Джулия прекрасно помнила, что в первую встречу, несмотря на молодость, Стив показался ей зрелым и респектабельным. Однако лицо его часто озарялось широкой белозубой улыбкой, которая навевала мысль о сидящем в нем бесенке.
Стивен обладал магнетизмом, силу которого Джулия впервые ощутила на себе в четыре года, когда отец привел свою будущую жену Хилду и ее детей познакомиться с Джулией и ее младшей сестрой Агнес.
Даже в двенадцать лет, нескладный, с ломающимся голосом, Стив очаровывал, так сказать, играючи. Незаметно подмигнув Джулии, он заговорщицки улыбнулся и одарил уменьшительным «Джули». Этого оказалось достаточно, чтобы сразу же по самую макушку девочка погрузилась в состояние полнейшего обожания сводного брата.
Мне никогда не избавиться от этого, думала Джулия. Я даже не заметила, когда детское обожание превратилось в безоглядную любовь. Запретную любовь, любовь, которая вынудила Стива покинуть семью.
Раздавшийся где-то сбоку визг тормозов вывел Джулию из транса. Нашла о чем думать за рулем, так недолго и в аварию попасть. Образы прошлого растаяли, и Джулия вздохнула с облегчением. Слишком больно бередить душу воспоминаниями о том безумии.
Строго-настрого приказав себе не давать воли воображению, Джулия сосредоточилась исключительно на том, как доставить себя домой без приключений.
Хилда ожидала приемную дочь в празднично украшенном холле большого старого дома, построенного в викторианском стиле. Как и все в городке, семья Робертсон уже в конце ноября украсила комнаты к Рождеству. Горожане питали слабость к приготовлениям к празднику, а также спешили управиться с украшением витрин и домов перед наплывом туристов, которых с каждым годом перед Рождеством приезжало к ним все больше и больше.
— Я уже начала волноваться, — захлопотала Хилда, помогая Джулии снять пальто и вешая его в стенной шкафчик. — Твой отец уже два часа как дома. Почему ты задержалась?
— Пришлось кое-что доделывать, — пояснила Джулия, растирая озябшие пальцы. — А машины на дорогах тащатся как черепахи.
— Ну ладно, по крайней мере, ты дома, цела и невредима, — облегченно вздохнула Хилда. — А ты заметила, какой снег сегодня красивый? Перед Рождеством он всегда кажется особенным, согласна?
— Красивый, — усмехнулась Джулия. — Но еще и мокрый.
Хилда нахмурилась, заметив, что туфли девушки промокли.
— Тебе надо принять душ и переодеться, — велела она. — Есть хочешь?
— Очень, — призналась Джулия, послушно направляясь к лестнице на второй этаж. — Что-нибудь осталось?
— Ну что ты, дорогая, — с упреком сказала Хилда. — Мы еще не садились обедать. Ждали тебя.
— Ох, зачем же, — бросила Джулия через плечо. — Но все равно спасибо. А где папа?
— Разговаривает по телефону с Фредди. — Выражение лица женщины смягчилось, как всегда, когда она упоминала младшего сына. — Ты же знаешь отца, — продолжала она, улыбаясь Джулии. — Саймон хочет точно знать, когда приедет наш малыш.
— А Фредди разве не сказал, когда звонил прошлый раз? — спросила Джулия уже со ступенек.
— Нет, он… — Хилда спохватилась и сердито крикнула: — Дорогая, ты продрогнешь до костей, если не снимешь с себя мокрую обувь. Давай побыстрей. Поговорим за обедом.
— Иду, иду, — улыбнулась Джулия, поднимаясь по лестнице. — Дай мне двадцать минут.
Но уже через четверть часа приятно согретая горячим душем Джулия вошла в столовую. На ней были шерстяные брючки и длинный свитер, волосы стянуты в «конский» хвост, что делало двадцатишестилетнюю Джулию похожей на подростка.
— Ммм, какой запах, — сказала она, глубоко вдыхая ароматный пар, поднимающийся из супницы, которая стояла на длинном обеденном столе красного дерева. — Из чего бы это ни было приготовлено, пахнет восхитительно.
Саймон снисходительно хмыкнул и, подойдя к дочери, запечатлел на ее щеке поцелуй.
— Да, недурно.
— Это, дорогие мои, последнее творение нашей бесценной кухарки, — сообщила Хилда. — Люси сегодня в ударе, так что суп — результат ее творческого вдохновения. — Она слегка повела носом. — Аромат такой, что слюнки текут.
— Так приступим же скорее! — нетерпеливо воскликнула Джулия, устраиваясь за столом. — Я буквально умираю с голоду.
Суп оправдал ожидания обедавших, а последовавшие за ним горячее и закуски оказались не менее удачными. На десерт подали кофе и лимонный пирог.
Отказавшись от пирога, Джулия блаженно откинулась на спинку своего полукресла.
— Райское блаженство. — Она улыбнулась отцу. — А теперь, когда угроза умереть голодной смертью миновала, не собираешься ли ты рассказать мне о Фредди?
— Обязательно расскажу. Кстати, у меня есть еще сюрприз. — Губы Саймона чуть подрагивали от сдерживаемой улыбки, глаза сияли.
— К чему ты клонишь? — спросила заинтригованная Хилда, обожавшая сюрпризы.
— Да, пап? — поддержала мачеху Джулия, которая тоже не была безразлична к внезапно сваливающимся на голову хорошим новостям.
— Сейчас, сейчас. — Саймон намеренно растягивал ожидание. — Но сначала о планах Фредди. Он заказал билет на двадцать третье.
— Господи, вот радость-то! — воскликнула Хилда. — И сколько наш мальчик сможет пробыть здесь? Когда ему на работу?
— Третьего января, — ответил Саймон. — Его обратный рейс вечером второго.
— Чудесная новость, — захлопала в ладоши Джулия. — Джессика, Агнес и Фредди проведут с нами праздники — настоящее семейное торжество.
— И даже больше, чем ты думаешь. — На лице Саймона появилось загадочное выражение.
— Папа! — смеясь, подзадорила его Джулия. — Не пора ли вытащить кролика из шляпы?
— Хватит нас дразнить, Сай, — с легким упреком добавила Хилда. — Не томи.
— В этом году на праздник соберется действительно вся семья. Целиком, — улыбнулся женщинам Саймон.
Подавшись вперед, Хилда и Джулия застыли в ожидании. Глава семьи сделал глубокий вдох и торжественно возвестил:
— Стивен тоже приезжает к нам на Рождество!
Сообщение Саймона было сродни взрыву бомбы мегатонн этак в сорок, не меньше. Спустя несколько часов Джулия все еще была оглушена взрывной волной. В доме к тому времени воцарилась тишина. Старинные напольные часы в холле отбили три четверти пополуночи. С широко открытыми глазами Джулия ворочалась в постели, но сон не шел.
Стив приезжает на Рождество!
Джулия вспомнила, как, на минуту онемев, Хилда вскочила со стула. Смеясь и плача, она бросилась к сидящему во главе длинного стола мужу. Тот немедленно встал и нежно обнял супругу.
— Это правда? — всхлипывая, вскричала Хилда. — Стив в самом деле приедет?
Потрясенная до глубины души, чувствуя, как внутри все дрожит от возбуждения, Джулия сидела, судорожно вцепившись в деревянные подлокотники и безмолвно глядя на счастливых отца и мачеху.
— Да, милая, это правда, — заверил Саймон жену с нежностью, запас которой за двадцать два года совместной жизни оставался неизбывным. — Стивен встретит Рождество вместе с нами.
— Но… как же? — бормотала Хилда, не замечая слез радости, струившихся по щекам.
И почему сейчас? После долгих лет, прожитых вдали от дома? — ломала голову Джулия. Однако она не задала ни одного вопроса вслух — боялась выдать себя голосом, глазами, жестом.
— Как? — хмыкнув, переспросил Саймон. — Самолетом, конечно.
— Ах, Сай, ты же прекрасно знаешь, что я не это имею в виду. — Овладев собой, Хилда высвободилась из объятий мужа и белым батистовым платочком аккуратно промокнула глаза. — Я разговаривала со Стивом два дня назад, но он и словом не обмолвился, что приедет на Рождество. — Она нахмурилась. — Когда он это решил?
— Сегодня днем я позвонил ему и, так сказать, протянул оливковую ветвь мира.
Хилда в изумлении уставилась на супруга.
— Ты звонил Стиву?
Джулия удивилась не меньше мачехи: Саймон не разговаривал с пасынком с того вечера, как Стивен, хлопнув дверью, покинул этот дом и больше сюда не возвращался.
— Я позвонил ему сразу же, как узнал, что приезжает Фредди. Мне показалось, что демонстрация нашей уязвленной мужской гордости слишком затянулась, а поскольку от нее больше всего страдаешь ты, решил положить этому конец. К счастью, Стивен со мной согласился. — Саймон пожал плечами. — Вот, собственно, и все. Девять лет мы дулись друг на друга, а помириться оказалось совсем просто.
Но теперь, лежа спустя несколько часов без сна, Джулия поняла, что все очень даже не просто. По правде говоря, она боялась, что возвращение Стивена окажется трудным — если не для остальных, то, по крайней мере для нее.
Может, уехать куда-нибудь, размышляла Джулия, страдая от раздирающих душу противоречивых чувств — нетерпеливой радости и острого беспокойства. Я всегда отмечала Рождество в кругу семьи и имею полное право один раз нарушить традицию, разве нет?
Джулия перевернулась на бок и свернулась в клубочек, словно защищаясь от наступающих на нее со всех сторон проблем. Она прекрасно понимала, что бегство — не выход. У нее не хватит духу нанести удар отцу и Хилде, которые давно мечтали, как однажды на Рождество все дети соберутся под крышей родного дома.
Часы, стоящие на своем посту в холле, мелодичным боем сообщили затихшему дому, что два с половиной часа назад наступило шестнадцатое декабря. А отец сказал, что Стивен постарается приехать к сочельнику. Неделя и два дня, прикинула Джулия, чувствуя, как внутри нарастает паника.
Ты справишься, — сказала она себе, радуясь, что веки ее внезапно отяжелели. — Ты больше не робкая девочка. Все мы выросли — и я, и Агнес, и Джессика, и Фредди, и…
Прошлым летом Стиву исполнилось тридцать четыре. Изменился ли он? Конечно. И я тоже. Я стала зрелой, уверенной в себе женщиной.
И вдруг из хаоса мыслей четко выкристаллизовался образ высокого стройного мужчины с лукавой улыбкой.
Ах, Стивен…
— Все это довольно неожиданно, правда?
— Да. — Стивен улыбнулся сидящей напротив за столиком модного ресторана женщине. — Вчера, после разговора с отчимом, я решил слетать на праздники домой.
Его собеседница, красивая, со вкусом одетая, элегантная, заставила себя растянуть губы в улыбке.
— А я-то надеялась, что мы проведем Рождество с моей семьей в Лос-Анджелесе.
И скорее всего именно так и было бы, подумал Стивен, если б не неожиданный звонок Саймона. К счастью, отчим позвонил прежде, чем я успел принять приглашение Адель.
— Извини, — пробормотал он с искренним сожалением. — Но я не мог отказаться от приглашения. Девять лет не был дома.
Дома. Стивен подавил невольный вздох. Где он, мой дом?
За время своего добровольного изгнания он вдоволь покочевал по разным странам, останавливаясь то здесь, то там. Успел приобрести хорошую деловую репутацию, но ни одну из множества квартир еще не называл своим домом.
— Когда ты вернешься? — тихий голос Адель свидетельствовал, что она смирилась с неизбежным.
На мгновение Стивену стало жаль ее — он не хотел причинять боль ни Адель, ни любой другой женщине, с кем был близок эти годы. Его отношения с представительницами прекрасного пола всегда были свободными, Стив предусмотрительно обговаривал это в самом начале очередного романа.
Адель Вудраш нравилась Стивену — из богатой семьи, утонченная, умная и веселая. И в постели недурна. Впрочем, если верить утверждениям ее предшественниц, Стивен мог считать себя ровней Адель. Во всем, кроме одного: он не так богат, как она, по крайней мере — пока. Но скоро они и в этом сравняются — Стивен обнаружил у себя интуицию, необходимую для успешной игры на бирже. Так что он с каждым новым клиентом, с каждым новым приобретением информации, с каждой удачной операцией на рынке ценных бумаг семимильными шагами приближался к социальной ступени, на которой стояла Адель.
Впрочем, баснословное богатство для Стивена не слишком много значило. Его вполне удовлетворяло нынешнее положение — во всяком случае, финансовое. А вот чувства… Ну что ж…
— Стив? — Легкий нажим в голосе Адель вернул его к действительности. — Я спросила, когда ты вернешься.
— Извини. У меня в голове полный ералаш. — Он виновато усмехнулся. — Точно не знаю.
— Понятно. — Теперь в ее голосе слышались смирение и покорность. — У нас с тобой все кончено, да?
Стивену оставалось лишь так же прямо ответить:
— Да, Адель, все кончено. Мне очень…
— Пожалуйста, не надо, — оборвала она его. — Не надо извиняться.
— Но мне действительно жаль, — повторил Стив, чувствуя себя негодяем. — Я не хотел причинить тебе боль.
— Я знаю. — Адель пожала плечами; жест получился не совсем беспечным. — Если мне и больно, то я сама виновата. Я знала, что особой привязанности у тебя ко мне не было. — Она изобразила довольно жалкое подобие ослепительной улыбки. — Но нам было неплохо вместе, правда?
— Правда, — кивнул Стивен. — Все было чудесно.
— Спасибо. — Голос Адель выдал ее волнение. — Ты был… и остаешься джентльменом, Стив. — Она улыбнулась. — Джентльменом, хотя, как говорится, играешь в открытую.
Стивен рассмеялся. Вовсе он не играл в открытую, скорее наоборот. Черт подери, подумал он, эта женщина заслуживает лучшего. Почему я так и не смог в нее влюбиться? Или еще в кого-нибудь?
Вопрос следовало отнести к разряду риторических, ибо ответ был Стивену прекрасно известен. Просто он отказывался его принимать. И сейчас не собирался этого делать.
Стараясь не бередить себе душу понапрасну, Стивен поднял бокал:
— Желаю тебе счастливого Рождества, здоровья, счастья и любви!
— И тебе того же, — пробормотала Адель, подняла бокал и отпила из него. — Можно задать один вопрос? — нерешительно спросила она.
— Конечно.
Адель облизала губы и быстро спросила:
— Существует другая женщина? Кто-то, кого я знаю?
Стивен покачал головой и почти честно ответил:
— Нет.
Спустя несколько часов, оставшись один, Стивен вновь вернулся к вопросу Адель. На самом деле другая женщина существует, нет сомнения. Все это время она живет в его памяти. Женщина, которую он не видел долгих девять лет. Женщина, которую знал еще ребенком. Ребенком, выросшим в красавицу с великолепной фигурой и стройными длинными ногами.
Перед этой девушкой Стивен устоять не сумел и, тем не менее, жестоко предал.
Оказывается, ему не удалось сбежать от прошлого, оно ожило сразу же после неожиданного звонка отчима. Человека, которого Стивен любил, как родного отца, и которого тоже предал.
Бормоча ругательства в собственный адрес, Стивен подошел к окну и невидящими глазами уставился в бархатно-черное ночное небо, усыпанное звездами, словно бриллиантами.
Саймон простил меня, если пригласил приехать на Рождество. Впрочем, это можно расценивать и как приглашение вернуться в лоно семьи.
Стало быть, решено: еду домой. В эти праздники я должен все исправить. А если не сумею, о будущем лучше не думать.
Как-то сами собой вспомнились другие рождественские праздники и горечь последних дней, проведенных с семьей. Стивен позволил себе поразмышлять о прошлом.
В кого превратился тот очаровательный ребенок, думал он, отходя от окна и беспокойно вышагивая по комнате. Из разрозненных обрывков информации, которую за эти годы удавалось добывать из телефонных разговоров с матерью и сестрой, он знал, что Джулия превратилась в милую и умную молодую особу.
Радостное возбуждение охватило Стивена, стоило лишь подумать о том, что меньше чем через неделю он сможет увидеть свою семью. Нахлынувшие чувства прорвали старательно возводимую плотину самозащиты, и в образовавшуюся брешь ворвалось имя, от которого одинокой душе Стивена хотелось петь.
Джулия.