Уравновешенные и связанные

– Тебе нужно сообщить Барбаре Кон, что в шаббат люди должны быть добрыми и снисходительными, а не говорить о других людях за спиной у раввина.

– Сейчас, сейчас, важно, чтобы раввин Меламед не думал, что твоя мама не знает толк в грудинке. Он должен понять, что когда он находится в доме Розы Сильверберг и ему на тарелку кладут хороший кусок мяса, такой мягкий и сочный, что он режется вилкой, это дело рук твоей мамы и никого другого.

Илай повернулся ко мне, его брови нахмурились.

– Что с тобой случилось?

– Я просто говорю, что мы должны постоять за себя.

– Она полностью испортила тебя.

– Мы не можем ничего принимать близко к сердцу, – продолжил я.

– Ты говоришь о себе или о моей матери?

– Обо всех нас,– заверил я его.

– Понятно.

Мы немного помолчали.

– Я не понимаю, почему я не могу просто вернуться домой. Они еще до твоего появления сказали, что полицейская машина будет стоять на улице перед моим домом, пока они не выяснят, кто за этим стоит.

– Ага, это здорово, – саркастически признал он. – И как долго это будет продолжаться?

– Откуда мне знать?

Он кивнул, успокаивая меня.

– А что, если я ошибаюсь и на тебя действительно охотятся?

– Я не...

– Потому что если это так, то за тобой охотится профессионал, так как же полицейские на улице помогут тебе уберечься от человека, стреляющего в тебя через окно?

– Ну, – поддразнил я его, – технически, мы бы быстро выяснили, насколько хорош этот парень.

Илай резко свернул вправо и остановился на погрузочной площадке перед офисным зданием.

– Какого черта, Илай? – крикнул я ему, когда ремень безопасности больно стиснул меня.

– Эй, знаешь что, еще слишком рано для дурацких шуток.

Я вздохнул.

– Да. Ладно. Извини.

– Ты понял? – надавил он на меня, и по голосу и огню в его взгляде я понял, что он зол.

– Да. Блядь, – проворчал я, расстроенный тем, что сказал что-то настолько глупое и необдуманное, что он не оставил это без внимания. Обычно нам никогда не приходилось извиняться друг перед другом. – Мне жаль.

Он просто сидел, держась за руль и сжимая его так сильно, что костяшки пальцев побелели.

– Илай?

– Я не хочу тебя потерять. – Он был непреклонен, и когда он посмотрел на меня своими темными глазами, полными беспокойства, я чуть не проглотил язык. – Дело вот в чем, Кел. Ты не несешь ответственности за то, как Сенан обращался с тобой. Я знаю, что ты пытался наладить с ним отношения снова и снова, и знаю, что тебе было отказано.

Это была правда.

– Он не был хорошим человеком, – сказал он, повернувшись ко мне. – Если бы дело было только в тебе, я бы сказал: «Ладно, может, вина лежит на тебе, может, ты недостаточно старался или недостаточно усердствовал».

– Конечно.

– Но я знаю тебя, поэтому могу с полной уверенностью сказать, что ты старался изо всех сил.

Я не знал, что ответить, потому что да, он знал меня изнутри и снаружи, поэтому, когда он сказал мне, что знает, что я старался, не могло быть никакой путаницы, никаких сомнений.

– Так было с Броди.

– Парень, с которым вы работали. Перевод.

– Да.

– Ты сказал, что до него не достучаться.

– Верно, – согласился Илай. – Он считает, что весь мир против него. Он считает, что всем живется легче, чем ему, и поэтому выплескивает это на всех вокруг, не старается, потому что какой в этом смысл, и просто ходит с огромным «чипом на плече»²⁷. Я никогда не встречал человека, настолько закрытого для перемен. То же самое было и с Сенаном.

Илай пытался с Броди, как и я с Сенаном. Но Броди был потребителем, он всегда видел только свою точку зрения, а Илай был слишком умен для этого.

В случае с Сенаном, как мне показалось, он был настолько озабочен тем, чтобы быть лучшим, настолько неуверен в себе, что это наложило отпечаток на его восприятие окружающего мира. У него, конечно, могли быть друзья, и я, например, помог бы ему. Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы превратить его невыразительное лицо в такое, которое бы ему подходило. У него не было интуиции, чтобы стать актером, но все можно развить с помощью учебы, терпения и практики. Я бы с готовностью включился в работу, если бы он только доверил мне помочь. Дело в том, что он всегда носил свою ледяную манеру поведения как броню, и в конце концов мы все покрылись синяками от столкновения с его насмешливым презрением. Он словно воспринимал любую доброту как слабость и совершенно не замечал правды. Все мы хотели подружиться, а он отдергивал руки.

– Нельзя ожидать, что ты будешь горевать по человеку, которого не знал и который тебе был безразличен, – сказал Илай, наконец включив передачу и отъехав от здания. – Мне жаль, что его убили прямо у тебя на глазах, и я знаю, что ты все еще в шоке и скорбишь о человеке, которым он был для труппы. Но, пожалуйста, не жалей о том, что его больше нет, потому что, опять же, как ты можешь по нему скучать?

Это была правда. Я совсем не знал его. Он был чужим, хотя и ходил по моей орбите почти семь месяцев.

– Вот что мы сделаем, – сказал Илай, садясь за руль. – Ты переедешь ко мне и будешь жить в моем очень надежном здании, пока мы не разберемся со всем этим.

– А как же копы?

– Полиция не может заставить тебя принять защиту.

– Но и ты не сможешь меня защищать, если не отправишь меня в другой город и не поместишь в свою систему на законных основаниях.

Он посмотрел на меня.

– Я слушал разговоры о WITSEC, – напомнил я ему, – и мы оба знаем, что ты солгал этим милым детективам.

– Я не лгал, – защищался он. – Я исказил информацию.

Илай рассказал, что думал поговорить со своим боссом о том, чтобы служба маршалов взяла меня под охрану, но если это произойдет, ФСМС не позволит ему присматривать за мной. Поскольку мы были друзьями, это было бы конфликтом интересов. Поэтому Илай откровенно солгал. Когда он выводил меня из здания, то дал понять детективам, что берет на себя официальную опеку, хотя на самом деле не мог этого сделать.

– Они свяжутся со службой маршалов, чтобы поговорить со мной, и у тебя будут неприятности, не так ли?

– С чего бы это?

Я вздохнул.

– Потому что ты солгал.

– Как я уже сказал, я ввел в заблуждение, а не солгал.

Я покачал головой.

– В юности ты был не промах, не так ли?

Он насмешливо хмыкнул.

– А что, если они меня арестуют?

– За что? За ложь о том, где ты будешь спать?

По какой-то причине, когда он сказал «где ты будешь спать», мой мозг переключился на то, что я буду спать в его кровати, и я чуть не поперхнулся водой, которую потягивал.

– Ты в порядке?

– В порядке, – прохрипел я.

Стоило ли мне думать о постели с лучшим другом после того, как утром у меня на глазах взорвалась голова коллеги? Наверное, нет. Мог ли я помочь? Нет. Делало ли это меня ужасно поверхностным человеком? Да. Определенно. Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что, если бы на моих глазах убили совершенно незнакомого человека, я бы, наверное, сокрушался и рыдал на полу. Незнакомец, о котором я бы заботился больше. Сенан Уивер - единственная эмоция, которую я смог вызвать в себе, - это то, что мне больше никогда не придется слышать его ехидный тон или видеть, как он ухмыляется, когда я теряю равновесие и падаю.

Илай довез меня до моей квартиры и припарковал свой внедорожник Lexus в квартале от дома. Он повернулся на сиденье, чтобы посмотреть на меня.

– Мы собираемся забежать в дом, собрать всю твою одежду, ноутбук, обувь - все, что тебе понадобится, чтобы провести у меня в гостях следующие несколько недель.

Я кивнул.

– Ты будешь прятаться, как Майкл, пока все не закончится, или пока мы - то есть маршалы - и федералы не выясним, что, черт возьми, происходит.

– Я знаю, когда ты сказал «мы», ты имел в виду маршалов.

– Это потому, что ты очень умный.

Я хрюкнул.

– Какой Майкл?

– Корлеоне, – сказал он, как будто я был глупым, а потом ухмыльнулся.

– О Боже, – простонал я.

– Теперь ты хочешь итальянской, не так ли? – поддразнил он меня. Он был готов на все, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше, даже если это будет вести себя как огромный ботаник. – Я принесу баклажаны с пармезаном, которые ты так любишь.

– Ты сошел с ума, – заверил я его.

– Просто делай то, что я говорю, и позволь мне позаботиться о тебе.

Он даже не представлял, как сильно мне хотелось опереться на него. Проблема заключалась в том, что если я не буду осторожен и ослаблю бдительность, позволю ему увидеть весь мой голод и нужду, то напугаю его до смерти. Играть так, будто я его лучший бро, самый лучший ведомый в мире, человек, который совершенно не хочет целовать его до потери дыхания, - единственная игра, которая у меня была.

– Кел?

– Хорошо, – согласился я, едва не подавившись водой, которую поспешно проглотил.

Перед моим зданием, конечно же, стояли репортеры, поэтому мы с Илаем обошли его сзади и вошли внутрь, поднявшись в мою однокомнатную квартиру.

– Вчера вечером все выглядело так же плохо?

– Мне жаль? – огрызнулся я, защищаясь. – Это не выглядит плохо.

– Может, я не заметил беспорядка, потому что было темно.

Я зарычал на него.

– Внутри было не темно.

– Почему все выглядит так, будто ты только что устроил здесь вечеринку с бочонками?

– О, это не так, – огрызнулся я. Я убирался два дня назад. – Все захламлено, но не грязно. – Взгляд, который он бросил на меня, словно не понимая, о чем я говорю, заставил меня на него посмотреть. – Просто, когда квартира такая маленькая, вещи складываются без всякой системы. Как ты знаешь, я не барахольщик. Просто мне не хватает места.

– Тот факт, что ты хранишь трико в своей безупречно чистой и ни разу не использованной духовке, автоматически делает меня лучшим поваром, – проворчал он, наблюдая, как я укладываю их в свой чемодан Louis Vuitton с жесткой крышкой. У меня также был чемодан на колесиках и вещевой мешок, и я собрал все вещи, которые лежали в моем рюкзаке, внутренних сумках и бритвенном наборе. Я планомерно перекладывал все из своего шкафа в багаж. – Вот почему ты живешь в однокомнатной квартире, – продолжал он, когда я закатил глаза. – Все это вместе стоит больше, чем моя машина.

– Это смешно, – воинственно сказал я, хотя это было вполне возможно. Я не часто баловал себя, но мой багаж, несколько украшений и солнцезащитные очки были экстравагантными. Люди всегда ожидали от меня роскошных часов, но мои Apple Watch были слишком полезны, чтобы заменить их чем-то более причудливым. Я мог плавать с ними.

Мы методично собирали вещи, и он ходил из комнаты в комнату, проверяя, не понадобятся ли мне те немногие вещи, которые я оставил. Он предложил мне принять душ, чтобы смыть кровь с волос, и, поскольку это прозвучало блестяще, я согласился. Закончив, я встал у маленького окна в ванной и стал смотреть на вид других многоквартирных домов вокруг, наслаждаясь мыслью, что каждый включенный свет - это история, подобная моей, в этом городе.

Когда я наконец вернулся на кухню, Илай разговаривал по телефону со своим боссом - я понял это по тому, как часто он говорил «да, сэр» и «нет, сэр», - и, когда он повесил трубку, выглядел вполне успокоенным.

– О чем вы говорили?

– Он... – быстрый вдох – рассказал мэру о том, что мы взяли на себя твою защиту, и втянул в это дело федералов.

– Ого. – Я был впечатлен. – Как ему это удалось?

– Поскольку ни у федералов, ни у службы маршалов не было юрисдикции, он объяснил это тем, что ты всемирно известен, поэтому любые иностранные угрозы должны быть сведены на нет, а это может оказаться обременительным для местных правоохранительных органов. Он говорил о ресурсах, которых у них нет.

– Ха.

– Верно? – Он перевел дыхание. – То есть, я мог попасть в беду, и Ян тоже, но он... я должен был знать лучше.

– Да. Ты должен был, – согласился я. – Ты не зря равняешься на этого человека.

Он кивнул.

– И что теперь? Мы начнем действовать и сразу приступим к разгадке тайны?

Было удивительно, как быстро он на меня нахмурился.

– Думаю, нет.

– Помнишь, как все было во время пандемии? Все сидели дома, никто никуда не ходил и ничего не делал, и все так и было?

– Да.

– А что такое, по-твоему, охранная опека?

– Нет, – сказал я, потому что это было безумием. – Ты же не хочешь сказать, что я...

– Я имею в виду именно это, – заверил он меня. – Ты застрял внутри, пока я не буду с тобой или пока мы не разберемся во всем этом.

– Знаешь, может, нам нужно...

– Я упаковал ветряные колокольчики твоей мамы, так что не беспокойся об этом.

Ее ветряные колокольчики.

Боже.

Мое сердце сжалось от того, насколько он был заботлив, внимателен и прочее. То, как он заботился обо мне, не было похоже ни на кого другого.

– Итак, у тебя все есть?

– Думаю, мне нужно упаковать все свое спиртное, потому что, похоже, оно мне понадобится. – Я ворчал, пытаясь хоть немного прийти в себя. Я бы не сломался прямо сейчас. Не перед ним. Я не мог.

– Не драматизируй. Ты же знаешь, что у меня дома есть выпивка.

– Это ты понял из моих слов? Я могу пить?

– Разве мы не об этом говорили?

– Я говорю о том, что мне будет скучно до безумия, – закричал я на него.

– Да, мне все равно, что тебе будет скучно. Твоя безопасность - вот что самое важное.

– Но ты же не думаешь, что я в опасности, – напомнил я ему.

– Верно. Но пока у меня не будет подтверждения, ты застрял у меня.

Я тяжело вздохнул.

– Иди в машину, – приказал он, взяв в руки два моих чемодана.

Я даже не успел захватить свой хороший бурбон.

****

Пока Илай вез нас к своей квартире в Линкольн-парке, я задавал вопросы.

– Как мне купить продукты?

– Нам нужны продукты, – поправил он. – «Нам». Так что напиши мне список, когда я буду на работе в ближайшие дни, и я захвачу все по дороге домой.

– А как же ужин сегодня?

– Я думал, мы закажем итальянскую кухню?

Из-за упоминания «Крестного отца».

– Хорошо. Но как насчет завтрака, когда тебе нужно будет идти на работу?

– Я не собираюсь завтра на работу. Я еду в Первый округ, чтобы поработать с Брюстером и Оуксом над делом. Джер присоединится ко мне.

– Джер?

– Ну, да. До того как мы оба получили новую работу, мы были следователями.

– Нет, я знаю, но...

– Ян подменит Джера завтра и в пятницу, а Миро будет отвечать за меня перед прессой.

– Это очень мило со стороны всех.

– Мы сами о своих заботимся.

Я кивнул: он назвал меня своим - это было выше моих сил. Я хотел большего, и он относился ко мне как к своему, но мы никогда не делали следующего шага вперед, а я хотел этого больше всего на свете. Особенно сейчас, когда я чувствовал себя уязвимым, тяжесть моей тоски ощущалась сильнее.

– Это не отвечает на мой вопрос о завтраке.

– Я приготовлю тебе завтрак перед уходом.

– Я не ребенок. Я могу сам приготовить себе завтрак.

– Тогда почему ты спрашиваешь об этом?

– Потому что, когда ты не у себя дома и не можешь следовать своему привычному распорядку, все становится странным, и ты беспокоишься о странных вещах.

– Как завтрак.

– Например, право принимать решения по поводу завтрака.

– Я понял.

– Ты действительно собираешься работать с Брюстером и Оуксом?

– Мы с Джером встречаемся с ними в закусочной неподалеку от их офиса первым делом, чтобы просмотреть все, что у них есть.

– С какой стати они будут делиться с вами информацией?

– Потому что они должны. И потому что я оказал им услугу, сняв с них ответственность за твою защиту. Они не хотели брать на себя ответственность за твою защиту. Они в долгу передо мной, даже если их командир считает, что служба маршалов провернула с ним еще одну авантюру.

– Еще одну?

– Не беспокойся об этом.

Я глубоко вздохнул.

– Ладно, так что я буду делать завтра? Просто ездить рядом?

Его насмешка была громкой.

– Я знаю, что ты будешь делать.

– Извини? – Я постарался звучать как можно более невинно.

– Ты пытаешься проверить, помню ли я, что сказал тебе, что твоя задница останется дома. Так и есть. Ты никуда не пойдешь.

– Да, но...

– Ты сможешь выспаться, воспользоваться моим тренажером, посмотреть Netflix или что-нибудь еще на одной из моих многочисленных стриминговых платформ, – бодро закончил он.

– Смотреть телевизор?

– В зависимости от того, что мы узнаем завтра, возможно, мы сможем пойти на пробежку позже вечером. Я не держу тебя в плену, но ты должен осознавать, что сегодня на твоих глазах погиб твой коллега, и мы понятия не имеем, почему.

– А что, если Сенан был побочным ущербом, а убийца охотился за мной? – спросил я, внезапно сломавшись. – Если все так и было на самом деле, то Сенан мертв из-за меня.

Илай вздохнул.

– Честно говоря, я не думаю, что убийство как-то связано с тобой. У того, кто убил Сенана, было слишком много возможностей расправиться и с тобой. Но если я ошибаюсь, убийство все равно произошло не из-за тебя. Ты не виноват в смерти Сенана. Виноват тот, кто его убил.

Я открыл рот, чтобы возразить.

– Насколько я понимаю, Сенан был убит перед большим окном рядом с барре, я правильно понимаю?

– Да.

– И как ты сказал мне, когда проводил экскурсию по этому месту, это твое место".

– Так и есть, – задохнулся я.

– Все это знали, даже Сенан. Да?

– Да.

– Ну, я должен сказать тебе, что из здания напротив это единственное место в комнате с хорошей видимостью.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что так написано в записях криминалистов.

– Быстро.

– Это всего лишь их заметки, а не официальный отчет, но сомнительно, что их выводы будут пересмотрены. Единственным изменением будет добавление измерений и всех факторов окружающей среды.

– Понятно. Значит, если бы он был в другом месте, его бы не застрелили.

– Да, в принципе. Если бы он был в другом месте здания, в него не могли бы выстрелить.

– У тебя есть доступ к отчету полицейской экспертизы?

– Какую часть слова «федеральный маршал» ты пропустил?

Он мог так возмущаться, когда его спрашивали.

– Ладно. Продолжай.

– Мне больше нечего рассказывать.

– Это мое место уже три года. Не значит ли это, что они, вероятно, охотятся за мной?

– Если это так, то почему именно сегодня?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, почему не на прошлой неделе? Почему не завтра? Утро четверга было бы так же хорошо, как и утро среды.

– Может быть, тот, кто нанял киллера...

– Киллер? – Он поморщился.

– Они не... они не так называются?

– Скажи вместо этого «наемный убийца».

Я закатил глаза, потому что это было глупое обозначение.

Ладно, может быть, у наемного убийцы – я выделил каждый слог в этих двух словах – было ограничение по времени. Может быть, он должен был сделать это сегодня, потому что ему нужно было быть в Риме в конце этой недели.

– Риме?

– Не знаю! Где-нибудь. В Нью-Джерси, если уж на то пошло. Но он занят, потому что ему нужно выплачивать ипотеку, и поэтому он должен был убить меня сегодня.

– Ты сейчас очень раздражительный.

Я пытался смотреть сквозь него.

– Ладно.

– Отвечай.

– Итак, в этом сценарии у твоего наемного убийцы есть ипотека. Да?

– Ты пытаешься спорить со мной по мелочам, чтобы отвлечь меня от моих слов, но это не сработает. Я говорю тебе, что это нужно было сделать сегодня, и кто бы ни был на месте, он должен был умереть, потому что убийца действует по расписанию.

– Хорошо, – согласился он. – Но чтобы все было понятно, ты хочешь сказать, что убийца охотится за тобой, Келсо Харрингтоном, но поскольку ему необходимо убить кого-то сегодня, даже если на твоем месте окажется Сенан, а не ты, он все равно решает выстрелить, потому что у него есть график.

Это не имело смысла, когда он объяснял это таким образом.

– Это твое предположение, да?

– Сейчас оно звучит глупо.

– Оно звучало глупо, и когда ты предложил в первый раз, – заверил он меня.

– Если только он - или она, или они, не стоит уточнять пол - не был нанят для того, чтобы сделать что-то, убив танцора. Точнее, ведущего танцора-мужчину в ЧБТ.

– С какой целью?

– Понятия не имею.

Илай издал глухой горловой звук.

– Я скажу, что это слабое предположение, и давай оставим «он» для нашего гнусного убийцы. Так будет проще.

– Хорошо, но это не значит, что я ошибаюсь в том, что кто-то хочет сделать заявление.

– И что бы это могло быть?

– Я не знаю, и я слишком устал, чтобы теоретизировать об этом.

Илай протянул руку и похлопал меня по колену.

– Я понимаю это, правда, но обычно самое простое объяснение оказывается правильным.

– В каком смысле?

– В том смысле, что я думаю, что причина смерти Сенана Уивера в том, что кто-то заплатил за то, чтобы Сенана Уивера убили.

Я уставился на него, наблюдая за тем, как осторожно он ведет машину. Насколько я понял из слов Джера, когда в машине были только он и Илай, Илай водил как маньяк. Когда же с ним в машине были я или Анна, он превращался в человека, который подчинялся всем правилам дорожного движения. Когда я спросил, почему, Джер ответил, что это потому, что мы с Анной - ценный груз. Мне понравилось это объяснение.

– Кел, ты меня слушаешь?

– Да. Всегда, – быстро ответил я.

– Итак, наша новая теория, не связанная с твоим убийством танцора балета, чтобы сделать заявление...

– Спасибо, что разъяснил, – саркастически заметил я.

– Конечно, – поддразнил он меня. – Но в любом случае, новая заключается в том, что этот убийца наблюдал за Сенаном, ожидая своего шанса, и сегодня ему повезло, потому что неожиданно Сенан стоит перед большим окном, в месте, где нет большого количества других людей, так что вероятность побочного ущерба минимальна.

– То есть ты не думаешь, что убийца хотел застрелить всех нас?

– Абсолютно нет.

– Почему?

– С какой целью?

– Понятия не имею. Но я также не знаю, почему целью убийцы мог стать Сенан.

– Именно поэтому завтра мы выясним, во что он ввязался.

– Да, но...

– Но, отвечая на твой вопрос, я не думаю, что убийца хотел попасть в кого-то, кроме Сенана, и он убил именно того, в кого целился.

– И снова я спрашиваю, почему?

– Ну, этого мы не узнаем, пока не проведем расследование.

– Ты серьезно думаешь, что это все Сенан, а не я или кто-то еще?

– Да. – Он говорил уверенно, и мне стало легче. От Джера и Яна я узнал, что догадки Илая, когда он работал следователем, всегда были здравыми, и другие люди соглашались с ними, полагаясь на его логический ум. Когда он сказал мне, что убийца целился в одного человека и только в него, и поскольку Сенан был единственной жертвой, я решил, что его теория более чем вероятна. Илай добавил. – Я думаю, это был Сенан, и точка. Конец истории.

– Я просто хочу знать, почему.

– Конечно, хочешь, и мы это выясним.

Я вздохнул.

– Увидев тело Сенана, ты подумал о чем-то другом, чем думал изначально?

– Нет. Потому что, глядя на его тело, видя его голову и разговаривая с медэкспертом о траектории выстрела и о том, какая часть черепа была повреждена, похоже, что убийца стрелял вниз, а не прямо, из другого здания.

– Почему это важно?

– Это значит, что он специально занял такую позицию, чтобы не видеть так глубоко в комнату.

– И зачем он это сделал?

– Ну, Джордж считает, что он подбирал позицию для выстрела.

– Я не понимаю, что это значит.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

– Хорошо, Джордж объяснил мне, что некоторые снайперы обводят квадратом пространство, в котором находится их цель, и пока в этом пространстве нет никого другого или, как они предполагают, никто не войдет в это пространство, они делают выстрел.

– И Джордж подтвердил все это, побывав в обоих местах, а затем отправившись в морг вместе с Яном?

– Да.

– Я все еще не понимаю.

– Джордж считает, что убийца следил за Сенаном несколько дней, а сегодня утром, ни с того ни с сего, когда он увидел, что Сенан занял твое место у барре, он выстрелил, потому что в кои-то веки Сенан стоял в зоне поражения без посторонних.

– Но он стоял там и вчера.

– Тогда, возможно, он видел его там вчера и решил рискнуть, что сегодня будет то же самое. В этом есть смысл.

– Но я тоже был там и собирался броситься на него, как раз перед тем, как в него выстрелили.

– Даже если бы ты успел - а я благодарен, что у тебя не было такой возможности, - пуля уже ушла, и Сенан был мертв.

Мне нужно было это обдумать.

– И, – сказал он, его голос внезапно охрип, – ты не был так близок к Сенану, как тебе кажется.

– Нет, ты ошибаешься. Я мог протянуть руку и дотронуться до него.

– Судя по пуле, которую криминалисты выковыряли из Марли на полу, нет.

– Пуля у них?

– Да.

– Только одна пуля?

Он кивнул.

– А разве пуля не упала бы на пол, разбив стекло?

Его лицо скривилось.

– Пуля, летящая с достаточно большой скоростью, не остановится, пока не врежется во что-то достаточно твердое или толстое, чтобы остановить ее. Это физика.

Я вздохнул.

– Хорошо, но я должен был быть ближе, чем ты думаешь, потому что его кровь попала на меня.

– Джордж сказал, что поскольку это был мощный патрон, а ты был недалеко, тебя забрызгало. Но ты не мог протянуть руку и дотронуться до него.

– И что это нам дает?

– Джордж говорит, что парень был высоко, под углом вниз, и с его точки обзора, глядя на комнату через прицел, он не видел в кадре никого, кроме Сенана, поэтому и выстрелил.

– Джордж не думает, что у него были планы убить меня.

– Нет, не думает.

– И он может сказать это с уверенностью, потому что он снайпер в отставке.

– Он служит в резерве, так что, в отличие от Яна, он не в отставке, но главное, что он снайпер, так что он знает, о чем говорит.

– Хорошо... – Я переваривал то, что он мне сказал. – И ты согласен с Джорджем.

– Да, но поскольку мы не уверены на сто процентов, мы не собираемся ничего менять в данный момент. Ты будешь со мной, пока не выяснится, что тебе абсолютно, без сомнения, ничего не угрожает.

Я повернулся, чтобы посмотреть на другие машины, мимо которых мы проезжали.

– Поговори со мной, Кел.

– Ничего страшного, – ответил я, не поворачиваясь к нему.

– Кел, – подтолкнул он. – Расскажи мне.

– Мне просто неловко, что я помешаю твоей интимной жизни, – сказал я, что было глупо, но мне нужно было что-то сказать, а говорить ему о том, как я напуган, когда он уже все знает, казалось пустой тратой дыхания.

– У меня нет никакой личной жизни, ты же знаешь, – ответил он, зевая. – И, кроме того, нет никого важнее тебя.

Я простонал, ведь правда? Он сам себя слышал? И поправка интимной жизни на личную жизнь тоже была показательна.

– Эй, посмотри на меня.

Медленно я повернулся, чтобы увидеть его лицо. Мы остановились на светофоре, и у него было время уделить мне внимание.

– Я искренне верю, что Сенан был целью. Это был точный выстрел с небольшого расстояния, и, глядя в прицел, никто не сможет спутать тебя с Сенаном.

– Это правда, он был выше меня.

– И у вас разный цвет волос, мускулатура и... не хочу говорить плохо о мертвых, но Сенан Уивер не был красивым мужчиной.

– А я? – пробормотал я, прежде чем мой мозг догнал мой рот.

Он фыркнул, вернув взгляд на дорогу, когда свет изменился.

– Да, ладно. Тебе не нужно, чтобы я поглаживал твое эго. Ты сам знаешь, что ты великолепен.

Я пристально смотрел на его профиль, пока он вел машину. Линии его лица, квадратная челюсть, прямой нос, «вороньи лапки» в уголках глаз - все это было красиво, но в то же время просто. То, из чего состоит лицо, его части, все такие незначительные, непримечательные, если разложить их на части, не было даже отдаленно необычным. Но в целом, все вместе, в Илае Коне, в его лице захватывало дух.

Я был влюблен в него по уши, и именно поэтому я никогда не оставался с ним на несколько дней подряд. Чем больше времени я проводил в его обществе, тем сильнее мне хотелось прижаться к нему. Остаться с ним, в его доме, было ужасной, ужасной идеей.

– Знаешь, может, нам стоит подумать о том, чтобы я остался в...

– Если бы Сенан проснулся сегодня утром и решил не быть задницей по отношению к тебе, то, теоретически, он мог бы быть жив.

Я замолчал, потому что это было бы замечательно, если бы все так и оказалось. Что Сенан, будучи привычным засранцем, стал причиной своей смерти, и я тут ни при чем.

– Подожди, я что-то пропустил. Что ты сказал? Ты сказал, что мы должны подумать о том, чтобы ты не оставался со мной?

– Это не совсем то, что я...

– Ответ - абсолютно нет. Ты со мной, и это окончательно.

– А что, если ты тогда окажешься в опасности?

– Если бы я думал, что мне будет угрожать опасность, я бы сел с тобой в самолет, поступил бы на короткое время в WITSEC и был бы переведен в другое место.

– Ты бы так и сделал?

– Конечно. Не будь идиотом.

– Но как же твоя мать?

– Она в круизе в течение следующих двух недель, – заметил он. – Она даже не узнала бы, что нас нет.

– Но что, если это затянется надолго и...

– Об этом глупо говорить, ведь все происходит совсем не так. Мне ничего не угрожает. Убийца, который стрелял сегодня утром, скорее всего, уже давно ушел. Мы ищем человека, который нанял того, кто нажал на курок.

– Вам не нужен настоящий стрелок?

– Не поймите меня неправильно, было бы неплохо, но это маловероятно. Нам нужен тот, кто заказал убийство. Вот кто нам нужен.

– И как вы его найдете?

– Выяснив, кто хотел смерти Сенана.

– Боже мой, этот список должен быть бесконечным, – сказал я без тени юмора.

Илай захихикал, и я понял, что ляпнул. Когда я начал смеяться, он повернулся и широко улыбнулся мне. Было приятно получить минутку веселья.

– Мне нужно сказать кое-что важное, – сказал он мне, когда мы оба затихли. – Я хочу, чтобы ты подумал о том, чтобы поговорить с кем-нибудь о травме, через которую ты только что прошел.

Что?

– Нет, Илай, я...

– На твоих глазах умер твой коллега. Это будет крутиться у тебя в голове. Тебе нужно выкинуть это оттуда, чтобы ты мог заняться своим искусством, новыми кинолентами и следующим ужасным открытием галереи, на которое мы пойдем с произведениями искусства, которые ты должен будешь мне объяснять.

– Тебе ужасно не хватает понимания подтекста.

– Или ты все выдумываешь и притворяешься, что знаешь, о чем говоришь.

– Тот факт, что ты так думаешь, доказывает мою правоту.

– В любом случае, – подчеркнул он. – Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке, поэтому я собираюсь настоять на том, чтобы ты с кем-нибудь встретился.

– Да, но...

– Оказывается, у Джорджа, страшного снайпера из «Черных операций»²⁸, есть парень-психотерапевт. Я узнаю, сможет ли он навестить тебя.

– Когда?

– Надеюсь, где-то на этой неделе, если он будет принимать пациентов на дому. Если нет, я запишу тебя на прием на следующей неделе.

– Обязательно, – проворчал я.

– Я буду там с тобой и даже смогу подержать тебя за руку, если захочешь.

Я всегда хотел, чтобы он держал меня за руку.

– Обещаю, я справлюсь и без терапии.

– Я думаю, мы позволим доктору сделать это заключение, хорошо?

– Хорошо, – согласился я, потому что все равно застрял в его квартире, ничего не делая. Возможно, завтра к полудню я буду готов к приему гостей. Я не был человеком, который сидит и ничего не делает. Вечный двигатель был мне больше по душе.

– Спасибо.

Конечно, мы попали в пробку; в конце концов, это был Чикаго. Мы ехали из центра города в окрестностях Луп, где я жил, в дом Илая в Линкольн-Парк-Уэст. Пока мы сидели, перемещаясь от фонаря к фонарю, я услышал, как зазвонил его телефон.

– Кто-то очень хочет с тобой поговорить.

– Да, Лидия. Она очень расстроена из-за Сенана и страшно переживает за тебя.

– Это мило.

– Наверное, она думает, что теперь делать со своим благотворительным фондом.

– Я в этом сильно сомневаюсь, – отругал я его. – Ты неправильно ее оценил.

– Неужели?

– Да.

– Может быть, – согласился он. – В ее первом сообщении было сказано, что я должен позаботиться о тебе.

– Видишь? Это очень заботливо с ее стороны.

– Да, и я поблагодарил ее. Теперь она просто хочет узнать о тебе, и я сказал ей, что сообщу об этом завтра. Она должна подождать.

– Так как обычно она этого не делает, я уверен, что именно поэтому твой телефон пикает.

– Ага, мне все равно, - признался он. – Скажи мне, кто, по-твоему, хотел бы убить Сенана.

– Я пошутил. Людей не убивают за то, что они придурки. Так что, честно говоря, понятия не имею.

– Ну, сейчас они просматривают его телефон и компьютер, так что посмотрим, что из этого выйдет.

– Они также обыскивают его дом и гримерку?

– Да. Все это уже делается. – Он взглянул на меня, улыбнулся, а затем снова повернулся к дороге. – Как ты думаешь, «Лебединое озеро» все еще в силе?

– Думаю, да. Как и говорил Тилдэм, я могу представить, что Линкольн Палмер ставит его сейчас как дань уважения Сенану.

– Это так корыстно.

– Будет интересно посмотреть, кого он теперь в нем задействует.

– А тебя в нем не будет?

– Не знаю. Прямо перед тем, как Сенана убили, он сказал мне, что для меня нет места в балете Линкольна.

– Но ты же должен был быть злым волшебником.

Я улыбнулся ему, когда он свернул в гараж своего здания.

– Мне нравится, что ты слушаешь меня и запоминаешь мои слова.

– А почему бы и нет?

Я пожал плечами.

– Не все так делают.

– Вещи, которые тебя впечатляют, такие незначительные.

– То, что впечатляет меня, впечатляет всех, – заверил я его. – Я чувствую, что меня ценят.

– Потому что это так.

Я поперхнулся и сидел молча, наблюдая, как он использует брелок на воротах. Как и им, мне потребовалось время, чтобы собраться.

– Итак, когда Сенан сказал тебе, что ты не участвуешь в балете Палмера, ты, должно быть, отправился на встречу с великим хореографом. Что случилось?

– Откуда ты знаешь, что я...

Он насмешливо хмыкнул.

– Как будто ты бы принял это дерьмо.

– Очень верно, – признал я.

– И?

Я объяснил, что Линкольн сказал о своих планах переделать балет и о том, как Делон расстроен тем, что билеты были проданы на основе обратного «Лебединого озера» с принцессой вместо принца.

– Он ставит Делона в ужасное положение.

– Согласен. Он должен был с самого начала сказать ему, что у него есть определенные идеи по поводу постановки. Как бы он ни планировал, все будет в порядке, но нельзя ничего менять, когда пресс-релизы уже готовы. Покупатели билетов должны знать, что они получат.

– Логично.

Нам пришлось остановиться в холле, чтобы Илай мог забрать почту, а затем мы продолжили путь к его квартире. Я понял, почему ему было удобно так поступать, когда заметил, что там есть люди.

В его доме был швейцар, которому Илай помахал рукой, когда мы шли к почтовому отделению; было два охранника, которых он приветствовал по имени, оба имели доступ к мониторам за огромной изогнутой стойкой, за которой они сидели; и, наконец, третий охранник ходил по этажу возле лифтов, и она поприветствовала Илая, когда мы подошли.

– Добрый вечер, мистер Кон. – Она просканировала брелок на табличке на стене, заставив стрелку вверх загореться.

– Добрый вечер, Пола.

– Это мистер Харрингтон?

– Да. Я еще не знаю, как долго он пробудет здесь.

– Добрый вечер, мистер Харрингтон. - Похоже, она была рада встрече со мной.

– Келсо, пожалуйста.

– Келсо, – повторила она с улыбкой, прежде чем вернуть свое внимание к Илаю. – Я видела, как вы запрашивали для него брелок. Он будет запрограммирован и отправлен первым делом утром. Как только он будет доставлен, мы позвоним вам и принесем его.

– Спасибо, – сказал Илай, и, когда лифт звякнул, он взял меня за бицепс и направил в кабину перед собой. Внутри он обнял меня за плечи, прижав к себе, и мы повернулись лицом к входу, когда двери закрылись.

– Как я мог упустить, что это здание похоже на Форт-Нокс?

– Потому что раньше это не имело значения.

Как только лифт остановился на его этаже, тридцать седьмом, он вышел первым, и я последовал за ним по короткому коридору. Он отпер свою дверь и открыл ее, чтобы я мог войти внутрь.

Все в доме Илая - акценты из полированной стали в вестибюле, мраморные полы, белые глянцевые стены повсюду, куда бы вы ни посмотрели, однообразие почтового отделения с банковскими сводами, картины на стенах коридора, ведущего к его квартире, - все это наводило на мысль, что внутри все будет таким же гладким, индустриальным и современным, как и везде. К счастью, это было не так.

Илай сумел сделать свою квартиру, как и дом его матери в самом сердце Золотого побережья, теплым оазисом. В каждой комнате висели картины, кактусов было больше, чем я когда-либо видел в своей жизни, а небольшая библиотека со встроенными книжными шкафами, очевидно, была сделана Яном. Полы были заново выровнены и теперь представляли собой обветренное барное дерево, а диваны в гостиной - всего три - были большими, мягкими и набитыми, они окружали один длинный журнальный столик, и все они стояли перед телевизором размером с киноэкран.

Здесь был антиквариат, окна от пола до потолка, винный погреб в кладовке, шкафы со стеклянными дверцами и открытые полки на кухне, с такими же деревенскими полами и деревянным балочным потолком. Площадь дома составляла чуть меньше двадцати двух сотен квадратных футов²⁹, но, когда вы входили в дом, вас не покидало ощущение уюта. Мне понравилась глянцевая черная дверь, выкрашенная в черный цвет, входной проем из кирпича, над созданием которого пришлось изрядно потрудиться, вычурная люстра в совершенно обычном уголке для завтрака и огромный камин. Все это было неожиданно. С первого раза, когда он привел меня сюда, мне все понравилось. Не было ничего вычурного или непривлекательного ни в тяжелых коврах на полу, ни в его захламленном кабинете, ни в безупречной прачечной, ни в его кухне, где были все удобства для человека, который не умеет готовить.

Стоя у одного из диванов, я прозрел.

– Ты богат.

– Нет, – сказал он мне, собираясь пройти мимо меня, неся два моих чемодана, но остановился и протянул руку к сумке, которую я все еще нес.

– Я могу отнести его в комнату для гостей, – проворчал я.

– Да, я знаю, но просто отдай его мне и сядь, пока не потерял сознание.

Я отдал ему свою сумку, которая была так полна, что мы оба едва смогли застегнуть молнию, и смотрел, как он выходит из комнаты, поворачивая направо, что, как я знал, привело к короткому коридору, где слева была гостевая ванная, а затем комната, где я буду жить. Из комнаты открывался прекрасный вид на озеро, откуда мы год назад наблюдали за фейерверком на пирсе Navy Pier. Я сомневался, что смогу заснуть сегодня ночью, а если и смогу, то только на одном из диванов в гостиной, свернувшись калачиком под одеялом, я был уверен.

Вернувшись, он прошел на кухню, и я наблюдал за его перемещениями.

– Я готовлю тебе зеленый чай, – объяснил он, как будто я его об этом просил.

– Я никогда раньше не замечал, но здесь очень красиво, – сказал я ему. – Как ты можешь быть не богатым?

– Моя мать богата, как ты знаешь, – пояснил он. – Она была замужем за водопроводчиком, который хорошо вложил деньги и оставил ей значительное состояние.

– И?

– И он женился на богатой женщине.

– То есть у твоей матери были деньги, когда она вышла замуж за твоего отца.

– Были.

– Ее отец, вероятно, был недоволен.

– Моему дедушке нравилась трудовая этика моего отца. Ему было все равно, чем он зарабатывает на жизнь.

– Это хорошо.

– Вся моя семья хорошая, – подчеркнул Илай. – С обеих сторон, все хорошие. И я в том числе.

– Я знаю, что ты входишь в это число, – пробормотал я.

Мы помолчали минуту, потом он повернулся и посмотрел на меня, держа в руке чайник.

– Если я не говорил этого раньше, мне жаль Сенана.

Я глубоко вздохнул.

– Мне жаль, что он мертв, но это не отменяет того факта, что я ненавидел его и сейчас чувствую себя виноватым за это.

– Из-за того, что он мертв, ты не можешь на него злиться?

– Да. Это кажется несправедливым. Его больше нет, чтобы защитить себя.

– Это тяжело, потому что вы, ребята, враждовали, – сказал он, наполняя чайник.

– Это все, что мы делали.

– Может быть, там была затаенная страсть, которую никто из вас не хотел признавать, – бросил он, включив газовую плиту, прежде чем снова посмотреть на меня. Мое выражение лица, должно быть, полыхнуло, потому что он громко рассмеялся. – Ладно, ладно, только не это. Я не прав.

– Он был таким... не знаю. Просто такой задницей все время, и я ломал голову, пытаясь понять, почему. Почему он был таким?

Он облокотился на стойку.

– И ты так и не разобрался?

– Нет, и я даже позвонил в компанию, откуда он приехал, в Сан-Франциско. У меня там есть знакомая, и...

– Можешь сказать «подруга», - поддразнил он меня.

– Но это не то, чтобы она была как ты. Я думаю о друзьях вроде тебя, как Миро с Яном или как Джер с Анной, Луна с Мейвен и другие ведущие танцоры. Они мои друзья. Это другое.

– Что же это такое?

– Я уважаю ее, а она уважает меня.

– Ладно, извини. Продолжай.

– Я позвонил ей и попросил: «Расскажи мне о Сенане Уивере», а она ответила: «Слава Богу, что он уехал. Еще неделя, и я бы разрезала его на мелкие кусочки своим ножом для резки коробок».

– Ее чем?

– У всех танцоров есть свой набор инструментов, ты же знаешь. Я использую свой резак, чтобы обрезать подошвы своих туфель.

– Я хотел бы заметить, что если бы она пыталась убить его ножом для резки коробок, это заняло бы время.

– Думаю, в этом и был смысл.

– И ты понял из ее слов, что это общее мнение о Сенане?

– Да. – Я оттолкнулся от дивана, к которому прислонился, и обошел его, вместо того чтобы перелезть через верх. С другой стороны я опустился на упругое, но в то же время мягкое райское облако. Стащив с ног сабо, чтобы они тяжело упали на ковер, я схватил небольшую подушку и подсунул ее под голову.

– Не засыпай. Ты ничего не ел.

– Нет. Не сплю. – Я зевнул так широко, что было слышно, как трещит моя челюсть. Глаза тоже слезились, поэтому я закрыл их, хотя бы на мгновение.

– Это как жить с девятилетним ребенком, который сходит с ума от сахара, – пробормотал он, накрывая меня одним из своих шенилловых пледов. Такой мягкий. Такой теплый.

Я что-то сказал в ответ, но, возможно, это было на итальянском. Мы говорили об этом раньше, я был уверен. О его любимом фильме. О Майкле.

Его рука легла мне на волосы, погладила их, и я с благодарностью вздохнул, а потом все. Я знал, что диван меня достанет.

Глава 9

ИЛАЙ

Я был рад, что заставил его принять душ перед тем, как он пришел ко мне, чтобы ему было удобно развалиться на моем центральном диване. Ему нужно было выспаться, и, глядя на него, откинувшегося на спинку прочной мебели и поглаживая его волосы, я испытал странное чувство. Мне было приятно, что он здесь, в моем доме, и не на один вечер. Странно, но всякий раз, когда он уходил, я чувствовал себя неправильно, как будто он должен был остаться. И хотя в этом не было никакого смысла, боль в груди была настоящей. У меня всегда возникало желание попросить его остаться.

Я как будто плавал с ним на глубине.

Все это нежелание разлучаться было в новинку. И, возможно, если бы он был женщиной, я бы подумал: «О, это что-то значит». Но, возможно, нет. Я не знал, потому что ни с кем раньше этого не чувствовал. Даже с Натали, которая стала моим толчком к переезду в Чикаго; сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это была потребность в переменах, а не моя потребность в ней. У нас двоих были разные жилища, хотя я, якобы, следовал за ней. Когда она покинула Город ветров, мне и в голову не пришло вернуться в Сан-Франциско. Но теперь, с Келом, разлука казалась нелогичной. Да, мы были друзьями, так что, возможно, дело было только в этом, но я, честно говоря, понятия не имел. К тому же он стал одним из моих лучших друзей. Я был с ним больше, чем с кем-либо другим, и я не хотел портить наши отношения, спрашивая его о том, что он чувствует ко мне. Хуже всего, если бы он чувствовал то же самое - что бы это ни было, - как бы я это воспринял? Как я это восприму? Я был натуралом, так что... что все это значило?

Не то чтобы я был против того, чтобы быть бисексуалом, просто мне никогда не приходило в голову, что я могу быть таким. Я никогда в жизни не испытывал романтических чувств к другому человеку. Конечно, я смотрел на женщин и возбуждался, чего нельзя было сказать о мужчинах, но как только физический акт занятия любовью заканчивался, все, чего я хотел, - это уйти. Убежать. Я не хотел оставаться и разговаривать, смотреть телевизор или есть. Я просто хотел уйти, чтобы позвонить Келу и узнать, не хочет ли он чего-нибудь на ужин, завтрак или поздний завтрак. Когда бы это ни было, в какое бы время это ни было, я просто хотел быть с Келом. Я начал задумываться, что для меня важна не первоначальная искра вожделения, а то, к чему склоняется мое сердце. А мое сердце хотело свернуться калачиком рядом с Келом и никуда больше не уходить.

Другие мои дружеские контакты, такие с Джером, Миро и прочими, прекращались в конце ночи или выходных, или чего бы мы там ни делали. Я желал им спокойной ночи, они желали мне спокойной ночи и... все. Но с Келом я хотел, чтобы он поехал со мной домой или остался со мной, чтобы мы могли продолжить то, чем занимались. И самое странное, что это могло быть пустяком. Однажды мы просидели на противоположных концах моего дивана три часа, он читал, я читал, не говоря ни слова. Но сам факт того, что он был здесь, в моем пространстве, и я мог смотреть на него в толстых носках и футболке с длинным рукавом под одеялом - ему всегда было холодно - давал мне это всепоглощающее чувство удовлетворения, словно все в мире было правильно.

Вопрос заключался в том, чего я хочу от него? И справедливо ли было смотреть на парней, которые заглядывались на него, и продолжать смотреть, пока они не убегали, поджав хвосты? Потому что я так и делал. Когда мы были в клубах или где-либо еще, когда я видел мужчин, разглядывающих его, я давал понять, что если они подойдут ближе, пересекут комнату или передадут выпивку, я буду недоволен.

Раньше так не было на протяжении всей нашей дружбы. Раньше мы оба трахались, а на следующее утро собирались вместе, гуляли, совершали позорную прогулку, завтракали рано или обедали поздно, в зависимости от степени похмелья. Но в последнее время, за последние восемь месяцев, я не ложился ни в чью постель, кроме своей собственной, и я был единственным, кто там спал. И сколько бы раз я ни появлялась у него в любое время ночи и утра, он тоже не спал с кем-то. В общем, мы были друзьями, но совсем. Он, наверное, был в таком же замешательстве, как и я, но никто из нас не хотел раскачивать лодку.

****

Отойдя от дивана, я пошел на кухню, выпил приготовленный для него зеленый чай, а затем переоделся в спортивные шорты и отправился на беговую дорожку на час. Когда я закончил, то проверил его, он все еще был в отключке. Поскольку мне нужно было остыть перед душем, я использовал это время, чтобы распаковать его вещи и разложить все в своей гостевой комнате. Я снова и снова пытался дозвониться до Яна, но в конце концов сдался и дозвонился ему на второй номер.

– Ага? – ответил он, потому что у него были ужасные манеры.

– Ты не можешь поприветствовать человека?

Он издал звук, похожий на рвоту.

– Алло? Илай? Это ты?

– Пошел ты.

– Видишь? Какой смысл в приветствии, когда ты знаешь, с кем говоришь?

Я молчал, потому что теперь, когда он взял трубку, я не знал, что спросить. Я был удивлен, когда в мою дверь постучали.

– Подожди, – быстро сказал я и выглянул в глазок. И с удивлением обнаружил там Яна, который ждал и зевал.

Повесив трубку, я открыл дверь.

– Мог бы и сказать, – огрызнулся я.

Он пожал плечами и прошмыгнул мимо меня в квартиру.

Закрыв дверь, я набросился на него.

– Как ты сюда попал?

– Понятия не имею, – ехидно ответил он, похлопывая по кобуре на бедре, к которой был прикреплен и его значок. – Что же заставило их решить, что меня можно пропустить?

Он был в бешенстве.

Закатив глаза, он отошел от меня, подошел к моим диванам, на мгновение посмотрел на Кела, а затем вернулся ко мне.

– Он крепко спит. Я рад.

– Я тоже.

– Итак, ты позвонил. Что ты хотел?

– Сейчас это неважно. Зачем ты здесь?

– Я просто проверяю вас, ребята, по пути домой. У тебя есть пиво для меня?

Я так и сделал. Специально для него я запасся тремя Floyds Gumballhead в своем холодильнике. Это было его любимое. Достав бутылку, я передал его ему, потому что Ян не любил охлажденные бокалы. Ему казалось, что это немного вычурно.

Он сел за стойку и стал ждать.

– Что?

– Ты позвонил мне, Илай. Должна была быть причина.

Я не знал, как начать.

– Миро готовит строганофф, – сообщил он мне. – Так что у тебя есть время, пока я не закончу, чтобы выложить все это, потому что я умираю с голоду.

– Я могу принести тебе...

– Мой муж готовит мне строганофф, – повторил он. – Я не собираюсь тратить свой голод на что-то другое.

Я почувствовал, как мой желудок пытается вырваться из моего тела.

– Ради всего святого, в чем дело?

Я прочистил горло.

– Это из-за Келсо?

– Что ты имеешь в виду? – Я мгновенно напрягся, бросив взгляд на то место, где он спал.

– Он в отключке, – сообщил мне Ян. – И не проснется в ближайшее время.

Я кивнул.

– Я знаю, что ты беспокоишься о нем.

– Да, но между тем, что ты сказал раньше, и тем, о чем я говорил с Джорджем - ты говорил с ним после того, как я это сделал?

– Ага.

– Значит, он сказал тебе то же самое, что и мне.

– Угу. Он считает, что стрелок хотел убить Уивера и только Уивера.

– Тогда мне не стоит беспокоиться, верно?

– Скажу тебе прямо, я так не думаю, – торжественно произнес он, его голос был мягким. – Думаю, убийца получил того, кого искал. Теперь ты, Джер и все детективы, которые этим занимаются, должны выяснить, кому на хрен понадобилась смерть балерины.

– Да. Это та часть, которая не имеет никакого смысла.

– Ну, я говорил об этом с Миро перед тем, как он ушел из офиса, и он отметил, что этот парень работает здесь всего сколько, шесть или семь месяцев?

– Почти семь, да.

– Он считает, что, чем бы ни занимался Уивер, Чикаго тут ни при чем. Он считает, что Уивер притащил все неприятности с собой. Или это сделал кто-то другой.

– Например, Линкольн Палмер, приглашенный хореограф.

– Может быть. Я имею в виду, это такое же хорошее предположение, как и любое другое.

– Так и есть, – согласился я.

– От стрелка мы точно ничего не узнаем, – сказал Ян и сделал длинный глоток пива. – Я читал отчет криминалистов, и убийца забрал свою гильзу, так что мы не сможем идентифицировать пулю.

– Они вытащили пулю из пола в балетной студии, – напомнил я ему.

– Да, то, что от нее осталось, – сказал Ян. По ней вы не сможете определить, что это был за патрон.

– Может, есть отпечатки в том месте, где стрелок устроился.

– По словам криминалистов, нет. Ни отпечатков пальцев, ни отпечатков обуви в бетонной пыли, покрывающей все это долбаное место, ни латуни, как я уже сказал, ни окурков, ничего. Он вошел, выстрелил и ушел. Камеры наблюдения снаружи и на другой стороне улицы были отключены, так что нет ни одного видео, где бы кто-нибудь входил или выходил в это тридцатиминутное окно.

– Значит, кто бы это ни был, это точно был профессионал.

– Без сомнения. Джордж сказал, что это был хороший выстрел. Не выдающийся, потому что, учитывая расстояние и цель, это было не так уж сложно для любого даже отдаленно опытного человека. Черт возьми, я бы смог сделать этот выстрел, а я не снайпер. Джордж говорит, что единственное, что можно сказать, - это то, что выстрел в голову был большим и грязным. Если бы он сделал это, то пустил бы пулю в сердце парня, и тогда его семья могла бы рассчитывать на открытый гроб.

– Это ужасно и нездорово.

– Да, но это правда.

– Значит, тот, кто заплатил за убийство, хотел послать сообщение.

– Так думает Джордж, а он об этом знает. – Ян сделал еще один глоток пива и отставил его, его глаза перешли на мои.

– Хорошо, – сказал я. – Завтра мы с Джером поговорим об этом с детективами и...

– Почему ты действительно позвонил? Это потому, что ты пытаешься разобраться в своих чувствах к Келсо?

Слава Богу, я опирался на стойку, потому что колени подкосились, и я мог бы упасть на пол, если бы не опирался.

– Илай?

– Что?

Он насмешливо хмыкнул и замолчал. Я уже собирался что-то сказать, когда он поднял глаза от этикетки на своей бутылке пива и посмотрел мне в лицо.

– Мы были на дне рождения Аруны в январе, ты помнишь?

– Я помню вечеринку, да.

– Мы все сидели, играли в игры, а потом разбились на команды для игры в тривию, потому что мы большие зануды. Ты наклонился, положил руку на стул Келсо и перетащил его рядом с собой, чтобы вы были в одной команде.

Этого я не мог вспомнить.

– Ладно. И что?

– Ты не перетаскиваешь чужой стул к своему, если он не с тобой. Мне все равно, кто это. – Судя по тому, как Ян смотрел на меня, это было слишком пристально для обычного разговора между друзьями.

– Это похоже на мысли Яна, а не на реальность.

Он даже не стал спорить.

– Ты должен был наклониться и отодвинуть его стул на несколько футов, чтобы он оказался рядом с тобой, а потом обхватить рукой спинку его стула.

– Я не понимаю, почему это так важно.

– Ради всего святого, Илай, ты относишься к нему так, будто он принадлежит тебе.

– Нет.

– Ты серьезно?

– Ян, я...

– Ты ешь с его тарелки. Ты постоянно находишься в его пространстве, постоянно прикасаешься к нему, надеваешь на него свою одежду - шарфы, шапки - и я ни разу не видел, чтобы он платил за еду, когда мы все вместе гуляем. – Ян улыбался, перечисляя вещи. – Ты внимательно слушаешь, когда он с тобой разговаривает, в то время как мне приходится повторять всякую ерунду по десять раз, чтобы она засела у тебя в мозгу.

– Это и близко не...

– Ты прерываешь наши вечера, потому что он рано освободился и может поужинать с тобой, и, что самое главное, когда он с тобой, ты больше никого не видишь.

– Конечно, я вижу и тебя, и Миро, и...

– Не твои друзья, идиот, – огрызнулся он. – Женщины. Мужчины. Кто угодно. Ты видишь только его. Люди могут раздеться перед тобой посреди гребаного тротуара и предложить тебе чертов танец на коленях, а ты не будешь обращать внимания ни на что и ни на кого, кроме него.

– Я не думаю...

– Женщины, которых он знает, балерины и модели, Шарп и некоторые из новых парней, они не могут перестать пялиться, языки высовывают из своих ртов.

– Я…

– Я серьезно, я сильно в браке, но Мейвен Эшмор - одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел в своей жизни.

– Конечно, но...

– Эта женщина двигается, как пантера, готовая нанести удар, и просто... черт.

– Ты бы сказал все это, если бы твой муж был здесь?

– Ты знаешь, что сказал бы, – заверил меня Ян. – Потому что я говорю о тебе.

– Что именно?

– Я наблюдал, как она флиртовала с тобой, а ты, в свою очередь, улыбался, кивал и отмазывался, чтобы пойти постоять на пожарной лестнице с Келсо и поговорить о «Властелине колец».

– А ты знаешь, что он никогда не видел этот фильм до того, как мы посмотрели его вместе?

– Это делает его идиотом, но что еще важнее, означает, что ты предпочел бы делать с ним все, что угодно, только не трахаться с потрясающе красивой балериной.

– Что?

– Не говори мне «что». Не делай этого. Я не дурак, и ты не станешь гребаным армейским рейнджером, если не будешь наблюдательным, да? Я вижу тебя. Я вижу тебя, потому что это все равно что смотреть в чертово зеркало.

Мне нужно было думать и дышать, и хотя обычно я мог делать это одновременно, в данный момент у меня были проблемы.

Ян продолжил:

– Я понимаю, да? Я знаю, что это такое, что ты чувствуешь, когда смотришь на своего лучшего друга и думаешь: «Интересно, что бы я почувствовал, если бы он меня поцеловал».

И это дало мне нужный шанс.

– Как ты узнал о Миро?

– Во-первых, когда я был в командировке, мне не хватало с ним даже просто воздуха. Больше всего другого, я хотел поговорить с ним, услышать его смех и сказать, что я тупица.

Я не хотел перебивать.

– Если у меня были новости, они не были реальными, пока я не рассказывал ему.

Так было и со мной. Что бы ни случилось, прежде чем кому-то другому, даже маме, я должен был позвонить Келу.

– Все становится веселее, если он рядом. Все всегда лучше. Я становлюсь более собой, когда он со мной.

Это тоже было так.

– И у меня всегда было такое чувство, будто я не хочу уходить из его дома. Я хотел остаться там, с ним, и была эта тупая боль, эта дрожь в сердце, и... почти то же самое я чувствовал, когда что-то было не так в патруле. Но я боролся со своими инстинктами, а не сдавался, потому что, знаете ли, Миро в свое время был парнем, который «любит и бросает», и я не хотел превращаться в зарубку на его столбе или что-то в этом роде.

– Это была причина?

– Так я себе говорил.

– Но что было на самом деле?

– А что если я облажаюсь, и он не захочет меня так же, как я его. Тогда я потеряю не только напарника, но и лучшего друга. И что тогда?

– Ты бы остался в полной заднице.

– Ага. Так что... да. На хуй это, верно?

– Верно.

– Но то, что ты ничего не делаешь, не значит, что этого не произойдет.

– Я понятия не имею, что...

– Это значит, что все то время, пока я мучился из-за Миро, он завязывал узлы из-за меня и пытался понять, как ему покончить со мной.

– Покончить с тобой?

– Больше не думать о том, чтобы трахнуть меня. Так лучше?

Я застонал, потому что иногда с ним было больно разговаривать.

– Ты ведь не знаешь, так ли сильно Келсо переживает из-за тебя, как и ты из-за него, потому что ты никогда его не спрашивал, верно?

– Конечно, нет. Я даже не готов назвать это... чем бы ты ни думал.

– О, я знаю, что это такое, – заверил он меня. – Вы, ребята, встречаетесь без всяких привилегий.

– Я понятия не имею, что это значит.

– И хрен с тобой, – сказал он, осушив последнюю бутылку пива.

– Ты хоть попробовал что-нибудь из...

– Он твой неромантический спутник жизни, – заявил он, ставя пустую бутылку на стойку. – И если ты хочешь оставить все как есть, то это прекрасно. Это не мое дело...

– У тебя, конечно, много мнений о том, что, как ты говоришь, не твое...

– Но если тебе нужно то, что есть у меня, – продолжал он, игнорируя меня, – лучший друг, который любит меня и вытрахивает мне мозги, то тебе нужно отрастить пару яиц и поговорить со своим гребаным лучшим другом.

Ян замолчал после своей тирады.

– Ты закончил?

Он ничего не сказал, но явно задумался.

– Ян?

– Тебе повезло больше, чем мне, – сказал он, его голос охрип. – У меня не было ни тебя, ни кого-либо другого, кому я мог бы доверять, чтобы поговорить. И если бы я испортил свою дружбу с Миро... Господи. У меня никогда не было такого друга. У меня никогда не было никого, на кого я мог бы положиться, как на него.

– Я знаю.

– Но я понял, когда мы вместе летели в самолете, что у меня нет времени. Если я не скажу ему, чего я хочу, мы никогда не начнем. Он хотел с кем- нибудь переспать, и я просто знал, что следующий человек, который окажется с ним в постели, поймет, что у него есть, и для меня все будет кончено.

– Ты все это знал?

– Я догадывался. Но ты чувствуешь, как кто-то отстраняется, пытается отстраниться, чтобы не причинять боль.

В последнее время у Кела изменились планы на меня. Не много, но несколько. Он стал сидеть напротив меня, а не рядом, и я знал это, потому что когда мы гуляли с моими друзьями, я оставлял ему место, а он вместо этого садился рядом с Анной, Джером или Миро. Тогда я не придавал этому значения.

– Я знаю, что это страшно, и время сейчас как нельзя более неподходящее, и, конечно, с каких это пор тебе нравятся парни?

Это была правда. Я никогда не думал о том, чтобы лечь в постель с мужчиной. Это никогда не приходило мне в голову. И я не вожделел Кела, не смотрел гей-порно и не фантазировал о том, что мы могли бы делать вместе в физическом плане. Но мой мозг постоянно возвращался к тому, что я хочу, чтобы он был рядом. Все время. Я не хотел, чтобы он куда-то уходил без меня, и это само по себе говорило мне о самом главном. Что меня интересуют не мужчины - или женщины, в данный момент, - а именно Кел. Когда я был с ним, я чувствовал себя правильно. Я чувствовал себя собой. Все, что я мог ему сказать, неважно что, неважно, насколько странно, было в порядке вещей, потому что это были он и я. Все сводилось к тому, что я не хотел, чтобы он проводил время с кем-то, кроме меня, и он заслуживал того, чтобы знать это.

Но Ян был прав. Время было совершенно дерьмовым.

– Ты в полном порядке, – заверил меня Ян.

– Спасибо.

– Ну, – сказал он, зевая, – мы с Миро будем здесь, как бы ни сложилось.

– Я ценю это.

– Я пойду домой и поем. Сообщи мне, что узнаешь завтра.

И прежде чем я успел поблагодарить его, пожелать спокойной ночи, попрощаться или еще что-нибудь, он направился к двери. Я ничуть не удивился.

– Я благодарен тебе, – сказал я ему вслед.

– Отвали, – ответил он, и я услышал, как дверь открылась, а затем закрылась, автоматически захлопнувшись за ним.

Я не мог его выдумать, мне бы никто не поверил.

****

Два часа спустя Кел сидел на диване и выглядел так, будто проспал не несколько часов, а целый месяц. То, что у него был открыт только один глаз и волосы были в беспорядке, было просто восхитительно.

– Чем это так вкусно пахнет?

– Это баклажаны с пармезаном, – ответил я, смутившись. "Разве не это ты сказал, что хочешь?

– Нет, ты сказал это, потому что я прятался, как... знаешь что, неважно. Я подойду к столу после того, как пописаю.

– Спасибо за информацию, – пробормотал я.

– Что?

– Ничего, – сказал я, когда он, прихрамывая, пересек комнату и направился по коридору. Из-за того, что его тело требовало так много сил, он часто просыпался в обмякшем состоянии, и требовалась минута, чтобы его походка снова стала плавной. – Ты хочешь вина, воды или...

– Я хочу вина! – крикнул он и захлопнул дверь ванной.

Он всегда просыпался ворчливым, и это казалось мне ужасно милым, наверное, потому что моя мама тоже была такой. Отец предупреждал меня, чтобы я не разговаривал с ней по утрам. Он просто передавал ей кофе через стойку и не разговаривал, пока к нему не обращались. То же самое происходило, когда она вставала после сна. Теперь, если я приходил, я наливал ей стакан воды со льдом и ждал, пока ее гнев по поводу того, что она проснулась, не уравновесится ее обычным добрым поведением.

Я не стал накрывать на стол, это было не для нас. Я поставил его тарелку и вино в центре островка, на той стороне, где стояли четыре барных стула. А сам встал на кухне напротив него. Когда он появился, я увидел, что он внезапно остановился, уставившись на меня.

– Что? – спросил я. – Ты странно выглядишь.

– Я просто... что на тебе надето?

Я опустил взгляд на белую футболку и старые джинсы, а потом снова посмотрел на него.

– Вещи, которые я всегда ношу. А что?

– Я никогда не видел, чтобы ты носил что-то такое старое и... обтягивающее.

– О да, мне нужно постирать, – сказал я ему. – У меня осталась только нерабочая одежда, которая видала и лучшие времена.

Кел кивнул, каким-то образом промахнулся мимо барного стула и внезапно исчез из виду.

– Вот черт, – сказал я, обогнув остров и обнаружив его распростертым на полу. – Ты в порядке?

– Да, – задыхаясь, ответил он, странно глядя на меня.

– Что с тобой?

– Я... ничего. Я в полном порядке.

– Ага, – сказал я, осторожно поднимая его на ноги и удерживая барный стул на месте.

– О, я могу сесть, – огрызнулся он, отмахиваясь от меня.

– Не знаю. Похоже, ты сейчас испытываешь трудности с гравитацией.

– Так смешно. – Он надулся и сел.

Обойдя островок, я подошел к холодильнику и нагнулся, чтобы достать что-нибудь из морозилки. Его вилка звякнула о тарелку.

Выпрямившись, я повернулся, чтобы посмотреть на него. Он опустил голову и облокотился на руки.

– Ты в порядке? У тебя приступ паники или...

– Я просто не могу сегодня.

Я вернулся на свою сторону острова, неся замороженное мороженое, чтобы оно немного оттаяло и было готово к десерту.

– Что ты не можешь сегодня?

Он покачал головой.

– Кел?

– Я... я сейчас слишком нуждаюсь, чтобы скрывать все то, что я обычно нормально скрываю.

– И что это значит?

Когда он поднял голову, я увидел, что на его глаза навернулись слезы.

– Какого черта?

Он снова покачал головой.

– Наверное, мне стоит позвонить Мейвен и узнать...

– Нет, – почти крикнул я, двигаясь, чтобы обойти конец острова и добраться до него.

– Просто оставайся там, – рявкнул он на меня. – Я не смогу думать, если ты будешь прижиматься к боку.

– Прижиматься к боку? – повторил я, удивленный.

– И не смотри на меня так.

– Как это я на тебя смотрю?

– Как будто я сломлен.

– Я не думаю, что ты сломлен, – ответил я, ухмыляясь. – Я думаю, у тебя был чертовски тяжелый день, ты переутомился, тебе нужно поесть и лечь спать.

– Я не ребенок, – прохрипел он.

– Когда это я называл тебя ребенком? – поддразнил я его.

Он уставился на меня, а потом повернулся к своему вину, поднял бокал и выпил его до дна. Закончив, он пододвинул его ко мне, чтобы я налил еще.

– Я не перетрудился.

– Нет?

– А у тебя не найдется какой-нибудь кофты, которую ты мог бы надеть?

Я был в замешательстве.

– Зачем?

– Может, еще и толстовку?

Я резко выдохнул.

– Скажи мне, что с тобой.

– Мне просто нужно... утешение.

– Хорошо. Я понимаю. Почему я не могу утешить тебя?

– Потому что...

Но он не закончил, и я ждал.

– Кел?

Оттолкнув тарелку, он сложил руки и опустил голову, чтобы я не мог видеть его лица. Я думал, что через мгновение он поднимется, но он продолжал дрожать.

– Тебе холодно?

– Нет.

– Ты дрожишь.

– Я знаю.

– Почему ты дрожишь?

– Потому что мне страшно, и я не хочу облажаться, и... я нелогично злюсь на Сенана за то, что он умер и заставил меня чувствовать что-то по отношению к нему, например, сожалеть, что он умер, и не могу быть собой с тобой, потому что мне все нужно, и я просто... я не могу облажаться, потому что тогда все станет дерьмово, и я не хочу снова быть один, как раньше.

Он бредил. За все время объяснений он не сделал ни одного вдоха, и я начал волноваться.

– Я не хочу терять то, что у меня есть.

– Зачем тебе быть одному или терять... Не мог бы ты поднять голову и посмотреть на меня?

– Нет, блядь.

– Нет, блядь? Не просто «нет», а «нет, блядь»?

– Не пытайся меня рассмешить. Сейчас не время для смеха.

– О, я думаю, сейчас самое подходящее время для смеха.

Его голова дернулась, и слезы полились по щекам, прежде чем он сделал глубокий вдох и грубо вытер их.

– Почему у меня нет больше вина?

– С каких пор ты не можешь быть со мной самим собой?

– Мы можем просто пить и есть?

– Ты знаешь, что мы не можем, – категорично заявил я. – Это не мы.

– Но хотя бы раз мы могли бы...

– Чего ты хочешь? – спросил я.

– Сидеть здесь, есть и...

– Нет, Кел. – Я был непреклонен, мой голос был низким. – Чего ты хочешь?

– Я не хочу, чтобы меня били по рукам и...

– Чего ты хочешь? – Я мягко надавил на него.

– Я не хочу, чтобы надо мной издевались или...

– Чего ты хочешь? – снова спросил я.

– Я хочу, чтобы ты, блядь, обнял меня!

Мы оба замерли: я - глядя на него, он - глядя на меня, и никто из нас не двигался.

Он перевел дыхание, и я знал, просто знал, что он собирается солгать мне, или облегчить свои слова, или попытаться разрядить напряжение любым способом, а я этого не хотел. Я не мог этого больше иметь. Отсюда, с того места, где мы находились, можно было только подняться.

Я обогнул стойку, развернул его барный стул и заключил в объятия. Крепко.

Я спрятал его голову под подбородком и не позволил ему пошевелиться. Да он и не пытался. Он сделал длинный дрожащий вдох, а затем растворился в слезах. Он рыдал, казалось, целый час, а я держался, гладил его по спине и прижимал к себе, наслаждаясь контактом и внезапно ощущая, что могу летать.

Как всегда, это было правильно. Правильно держать его в руках, правильно прижимать его к себе и правильно, что он со мной.

Я был идиотом. Я должен был сказать ему, что он должен быть со мной, хотя и не понимал, как это работает. В этом не было ничего сексуального, так что же это значит? Но альтернатива заключалась в том, что он будет гулять по миру, а кто-то другой увидит его и подумает: «Да, я хочу его».

Я не мог потерять его в моей жизни, как это было сейчас. В это время, в этот момент он был моим, чтобы потерять его.

– Кел, – сказал я, когда рыдания перешли в плач, а затем в сопение. – Могу я сходить за салфетками, чтобы ты мог высморкаться?

Он кивнул, и я осторожно высвободился. У меня была коробка на кухне, так что я вернулся в считанные секунды, достал их и стал наблюдать, как он сморкается, потом вытирается, а потом все повторяется сначала. Когда все было выброшено, я обратил внимание на его красный нос и опухшие глаза. Никогда еще он не выглядел так очаровательно.

– О, Кел, – пробормотал я и, наклонившись, снова обнял его, а затем поцеловал в лоб, потом в нос, увидел удивление на его лице и услышал, как перехватило дыхание, прежде чем я поднял его подбородок и поцеловал в губы.

Это было быстро, я не задерживался, и я заметил, что он не поцеловал меня в ответ.

– Ты не хочешь меня поцеловать? – спросил я, выпрямляясь и искоса глядя на него, испугавшись, что совершил ошибку.

– Ради всего святого, Илай, я хотел поцеловать тебя с момента нашего знакомства, но сейчас ты меня пугаешь, потому что я боюсь, что ты жалеешь меня и планируешь отдать мне свое тело, чтобы я почувствовал себя лучше.

Через мгновение я спросил:

– Мое тело? – Он застонал и попытался отвернуться, но я поймал его лицо в свои руки и заглянул в его поистине прекрасные глаза. – Я хочу кое-что сказать, и время для этого не самое подходящее, учитывая тот день, который у тебя был, но я думаю, ты должен знать.

Он быстро вдохнул, готовясь к тому, что я скажу.

– Я хочу, чтобы мы, когда все закончится... встречались.

Он явно ожидал не этого, судя по взгляду, который я получил вместе с сузившимися глазами. Отпустив его руки, но не сводя с него взгляда, я стал ждать.

– Прости, что?

– Я хочу, чтобы мы встречались. Я хочу, чтобы мы встречались исключительно друг с другом, потому что я не хочу, чтобы ты встречался с кем-то еще.

Он кивнул.

– Почему нет?

– Почему нет - да, ты будешь встречаться со мной, или почему нет - я не хочу, чтобы ты встречался с кем-то еще?

– Второе.

– Я не хочу, чтобы ты встречался с кем-то еще, потому что ты должен быть со мной.

– Определение - быть с тобой.

– Ты сейчас очень логичен, и это меня немного пугает.

– Ну, - сказал он, переводя дыхание, - у меня скоро будет нервный срыв, если мы не продолжим разговор, так что... ответь на вопрос.

– С чего бы тебе...

– Для тебя это новое событие, верно? Вся эта история с желанием меня в твоей жизни - недавнее прозрение.

– Да, – признался я.

– Я хотел, чтобы ты принадлежал мне с той самой ночи, когда мы встретились.

– Хотел?

– Да, – прохрипел он. – Передай мне вино.

Я отдал ему бутылку и смотрел, как он наливает то, что осталось, в свой бокал.

– Почему ты мне не сказал?

– Потому что ты натурал, – сказал он категорично, – и я не хотел, чтобы ты сбежал.

– Нет, Кел, я бы никогда не сбежал от тебя.

Он хныкнул.

– Ты так говоришь, но если бы я наклонился и попытался поцеловать тебя, я думаю...

– Я бы поцеловал тебя в ответ, – заверил я его.

Быстрый вдох.

– Ты хочешь заняться со мной сексом?

Я должен был быть честным, иначе ничего не выйдет.

– Я не знаю. Это плохо?

– Нет, – сказал он, чувствуя почти облегчение. – Это не плохо. Я просто рад, что каким-то образом не оказался в полном неведении относительно того, что происходит.

– Потому что если бы я сказал, что хочу трахнуть тебя, ты бы подумал: как, черт возьми, я это пропустил? – поддразнил я его.

– Да. – Он резко выдохнул. – Именно.

Мы молчали, просто глядя друг на друга.

– Ты хочешь заняться со мной сексом? – набравшись смелости, спросил я.

– Да, хочу, – набрался он смелости и ответил. – Но я гей, а ты до сих пор был натуралом, так что вполне возможно, что ты не понимаешь.

– Я согласен, – сказал я, переводя дыхание. – Ты потрясающий. Спасибо.

– За что ты меня благодаришь?

– За то, что терпеливо относишься ко мне, пока я все выясняю.

– Скажи мне, что тебе нужно выяснить, – мягко подтолкнул он, но взял вилку, потому что, как и я, был прагматиком. Мы собирались немного поговорить, так что... нам нужно поесть.

Я усмехнулся и вернулся за стойку к своей тарелке.

– Мне нравится, что ты хочешь говорить и есть.

– Мы всегда разговариваем и едим, и это, я думаю, не так странно для меня. Нормальность того, что мы всегда делаем. Хотя все равно все по-другому, – признался он. – Потому что я действительно счастлив. Приятно начинать что-то с лучшим другом в мире. Ты уже понимаешь меня.

– Да, понимаю, – согласился я.

– С другой стороны, меня беспокоит, что это происходит от страха.

– Единственное место, откуда исходит страх, - это потерять тебя, но не от пули, а из-за кого-то другого, в кого ты влюбишься с головой.

– Но почему именно сегодня?

– Думаю, нам нужна еще одна бутылка вина.

– Илай, – надавил он на меня.

Я не смог подавить стон.

– Я уже давно думаю, что хочу, чтобы ты был со мной все время, и это, наверное, что-то значит.

Кел покачал головой.

– Да, идиот, это что-то значит, но это не обязательно должно значить все.

– Что ты имеешь в виду?

– Сходи за еще одной бутылкой вина. Если мы собираемся есть углеводы и говорить о своих чувствах, вина должно быть больше.

Я улыбнулся ему, и он вздохнул, как будто от моего взгляда он был счастлив.

– Это хороший звук, который ты только что издал.

– Ты меня убиваешь, – простонал Кел и оттолкнул меня от себя.

Я бросился к двери на кухне, похожей на старинные ворота, закрывающие стену, и открыл ее, чтобы открыть то, что я называл своим винным погребом. В верхней половине находились стеллажи, на которых поддерживалась постоянная температура, а в нижней - холодильник. Я достал понравившийся мне «Шираз», аккуратно закрыл дверцу и через несколько секунд был уже рядом с ним.

– Лучше бы тебе не дышать, – прорычал он на меня.

– Успокойся. Ты же знаешь, что у меня есть кондиционер.

Взгляд Кела, пристальный и смертоносный, поймал мой.

– Прости, прости меня.

Он слегка наклонил голову.

Когда я наполнил его бокал и мы вернулись к еде, он задал вопрос, который я не понял.

– Ты должен пережевывать пищу, – напомнил я ему.

– Как смешно, – проворчал он. – И я сказал, что, даже если мы не будем встречаться, мы всегда будем друзьями. Я уверен, что мы всегда были ими во многих своих прошлых воплощениях. Думаю, именно поэтому мне было так легко с тобой с самого начала.

Я нахмурился.

– Что? Только потому, что ты не веришь в прошлые жизни, никто из нас не может?

– Нет, конечно, ты можешь, – сказал я, стараясь, чтобы это не звучало осуждающе или покровительственно.

Он покачал головой.

– Знаешь, твоя мама говорит, что в еврейском мистицизме есть вера в переселение...

– Я собираюсь остановить тебя прямо здесь. Я не спорю, что мы всегда будем присутствовать в жизни друг друга, но я не хочу быть только твоим другом.

Кел улыбнулся мне.

– И заметь, я сказал не «только другом», потому что знаю, особенно для тебя, что друг - это не малое присутствие в твоей жизни.

– До тебя у меня его не было. До тебя я не знал, как его завести.

– Не думаю, что это правда, – заверил я его, наполняя его бокал вином. – Наверное, когда ты был моложе, ты не замечал социальных сигналов, потому что был так сосредоточен на танцах. Ты знал, как угодить учителям и всем людям, с которыми ты работал, - это легко, потому что они тебе говорят, - но ты никогда не бегал по детской площадке и не играл в уличный баскетбол.

Кел прищурился.

– «Уличный»?

– При всей твоей громкости и величественности на публике...

– Прошу прощения?

– На самом деле ты не экстраверт. Люди думают, что да, но это не так. У тебя небольшая способность к социальному взаимодействию, шуму, разговорам и вообще нахождению на людях.

Он сделал еще один глоток вина.

– Если бы ты мог, на каждой вечеринке ты бы начинал с одного конца, проходил, здоровался со всеми и уходил. Пятнадцать минут - вот твой максимум.

Быстрый кивок.

– Но когда ты со мной, я могу ориентироваться лучше.

– Потому что я экстраверт, хотя и не так громко об этом говорю.

– Я не громкий, – почти крикнул Кель.

– Нет, только не ты.

– Не дразни меня. Ты же знаешь, что я не из тех, кому это нравится.

Я насмешливо улыбнулся.

– Почему мы не можем быть просто друзьями?

Я почувствовал укол в груди.

– Это все, кем ты хочешь быть?

– Илай, ты должен сам ответить на свой вопрос, прежде чем задавать его мне.

– Я просто... нервничаю.

– Я знаю, что нервничаешь, – ответил Кел, ободряюще улыбнувшись мне. – Я вижу. Но для этого нет причин. Это же мы. Я и ты.

Я должен был прыгнуть, другого выхода не было.

– Если ты найдешь кого-то другого, я перестану быть самым важным человеком в твоей жизни, а я не могу с этим смириться.

– Продолжай, – мягко попросил Кел, опуская бокал и сжимая губы, чтобы попробовать вино.

У меня перехватило дыхание, и я впервые подумал, что хотел бы попробовать его на вкус.

– Илай?

– Я хочу, чтобы ты проводил со мной все свое время, когда не танцуешь.

– Я и так это делаю, – пробормотал он, положив подбородок на руку и глядя на меня.

– В последнее время ты меня отшиваешь.

– Немного, – согласился он.

– Почему?

Он пожал плечами.

– Потому что иногда я отчаянно хочу тебя, а иногда просто дружить - это нормально. – Его улыбка была теплой, а глаза, как я заметил, слегка остекленели. Я никогда не видел, чтобы он пил так много вина. – Но в последнее время те моменты, когда я хочу быть под тобой, преобладают над платоническими. Все, что ты делаешь, например, надеваешь эти греховные джинсы и футболку, очень сексуально, и мои мысли становятся явно плотскими.

– Правда? – Я задохнулся.

Он кивнул.

– Ты мне снишься.

Мой желудок перевернулся.

– Правда?

– Слишком часто, – признался Кел, глядя в свою тарелку.

– Хей.

Он поднял глаза, но не голову.

– Просто дай мне шанс, хорошо? Я знаю, что я не очень романтичный парень, но если бы ты мог просто...

– Мне плевать на романтику, Илай. Я забочусь только о тебе.

– Я просто не хочу тебя разочаровывать.

– Не разочаруешь, – пообещал он мне. – Я хочу тебя больше всех, поэтому, конечно, я дам тебе шанс и подожду, чтобы увидеть, сможешь ли ты тоже полюбить меня.

– Я люблю тебя сейчас, Кел. Ты знаешь это.

– Ты знаешь, о какой любви я говорю.

– Да.

– Я подожду, пока ты все поймешь, но ты должен мне кое-что пообещать.

– Что угодно.

– Ты должен быть честным, и если через... скажем, год ты не будешь чувствовать ко мне ничего, кроме дружбы, ты должен мне сказать. Потому что это нечестно по отношению ко мне - не дать мне найти любовь, если это окажешься не ты.

Ощущение было такое, будто кто-то стоит у меня на груди.

– Да? – спросил Кел.

– Ты хочешь, чтобы я согласился отступить и сказать, что мы просто друзья, если мои чувства не перерастут ни во что другое в течение года?

– Да.

– Звучит плохо.

– Это не плохо, – отругал он меня. – Если твой логический ум решит, что я тот, кто тебе нужен, я буду самым счастливым человеком на свете, потому что ты примешь это решение, основываясь на желании, а не на потребности. То, что ты хочешь меня, было бы потрясающе.

– Я хочу тебя сейчас.

– Да, как друг, но я говорю не об этом.

Я знал, что не об этом.

– Мы будем встречаться, а там посмотрим, – сказал Кел, улыбаясь мне.

Это было все, о чем я мог просить.

Глава 10

КЕЛСО

Утром Илая не было. Рядом с моей кроватью лежала милая записка с напоминанием о том, что мы встречаемся - как будто я мог забыть, - и сообщение от Луны о том, что она хочет меня видеть. Я встал, принял душ, переоделся и нашел свой новый брелок на кухонном столе с запиской, в которой говорилось, что он повесил мамины ветряные колокольчики. Я мог видеть их на балконе. Всплеск эмоций был почти непреодолим. Я безумно любил Илая.

Когда я снова смог дышать, я позвонил Луне и как ни в чем не бывало отправился к ней на завтрак. Только оказавшись на месте, я вспомнил, что не должен был находиться снаружи. В свое оправдание скажу, что я еще не пил кофе, и, честно говоря, вся эта история с «ты не в опасности» глубоко засела в моем мозгу.

– Куда ты идешь? – спросила Луна, когда я уже уходил, а она заходила в свое любимое место для завтрака, где подавали алкоголь в семь утра. Как будто мы были в Вегасе, а не в центре Чикаго, в странной забегаловке, где готовили омлет и блинчики.

– Я должен был прятаться. – Это было скорее утверждение, чем объяснение, поэтому я понял выражение растерянности на ее лице.

– Почему?

– Потому что я могу быть в опасности.

Она прищурилась на меня.

– Это бессмысленно. Если бы ты был в опасности, почему бы киллеру не...

– Мы говорим «наемный убийца», – поправил я ее со знанием дела.

– Почему?

– Понятия не имею, – честно ответил я, изучая ее наряд. – Что на тебе надето?

– Очевидно, я надела огромную толстовку поверх футболки для сна, а это явно мои пижамные штанишки от Скуби-Ду, – сказала она мне.

– Они прекрасны.

– Спасибо.

– А это угги?

– Мне было холодно.

– Они все так сверкают?

– Нет, – весело ответила она. – Я сшила их на заказ.

– Бабочки - приятный штрих.

– Спасибо.

– Я никогда не видел их в зеленом лайме или, как я уже сказал, с блестками.

– Они классные, – сказала она серьезно. – Но не могли бы мы отложить обсуждение моей обуви до того, как мы поедим?

– Да. Но я покупаю, и я не хочу спорить об этом, как в прошлый раз.

Она приподняла толстовку, чтобы я мог видеть, что под ней лежит ее сумка Louis Vuitton crossbody.

– Я пригласила тебя. Я плачу. Я что, язычница?

– Эту сумку ты получила, когда я покупал свой чемодан.

Она усмехнулась.

– Да, но теперь у меня есть еще две. На прошлой неделе я купила там же суперкрасивую сумку хобо³⁰.

За столиком, который, по моему настоянию, должен был находиться в задней части здания, где мы могли бы сидеть бок о бок, спиной к стене, Луна заказала «Кровавую Мэри», я - мимозу, а потом она повернулась и посмотрела на меня.

– Прежде чем мы обсудим то, что произошло вчера, я хочу поговорить с тобой о том, что я планирую сделать в межсезонье в этом году, и мне бы хотелось, чтобы ты помог мне в этом.

– Что ты имеешь в виду под межсезоньем?

–Что значит, что я имею в виду? Май, июнь, июль. Наше межсезонье. Ты в порядке?

Я уставился на нее.

– Нет. Не знаю.

Она глубоко вздохнула.

– Ты тоже не уверен в своих чувствах.

– Тебе не по себе?

– Ну, да. В смысле, – она пожала плечами. – Это же Сенан, верно? Если бы, не дай бог, это был ты или Мейвен, я бы разбилась. Я была бы сломлена.

Я быстро кивнул.

– Я просто... не знаю, что чувствовать.

– То же самое, – согласился я, а затем вздохнул. – Ладно, так что ты говорила?

– В этом году в межсезонье вместо того, чтобы улетать в разные уголки планеты, я бы хотела, чтобы мы остались здесь и отдали что-то нашему сообществу.

– Каким образом?

Она широко улыбнулась.

– Я бы хотела, чтобы мы втроем проводили весенне-летние интенсивы для детей, живущих в центре города.

Я хорошо ее знал, и по ее улыбке и вспыхнувшим каре-зеленым глазам было понятно, что она задумала.

– Ты ведь уже решилась на это, не так ли?

Она прикусила нижнюю губу.

– Кто мы трое? – Я зарычал на нее.

Ее улыбка теперь была сплошными зубами.

– Ты, я и Мейвен.

Это была новость.

– Ты, я и Мейвен?

– Да.

– А Мейвен знает, что ты обязала ее что-то сделать?

– Еще нет, – ответила она ярко. – Я позволю тебе рассказать ей. Ты ей больше нравишься.

– Потому что ты никогда не уточняешь сначала.

– Да, но только потому, что отличные идеи иногда приходят в голову в самый неподходящий момент.

Она была права. Ее идеи по поводу хореографии или того, чему мы должны посвятить свое свободное время, обычно оказывались точными.

– Есть так много причин, чтобы остаться здесь в этом году.

Остаться в Чикаго? С какой стати мне это делать? Я любил путешествовать, смотреть мир, встречаться с поклонниками и танцевать со своими сверстниками.

И что она имела в виду, говоря о множестве причин? Я мог вспомнить только одну.

Луна добавила:

– Не говоря уже о том, что Чикаго прекрасен летом.

– Это просто ложь.

– Ладно. Ты прав, но давай, разве ты не скучаешь по Илаю, когда путешествуешь?

– Какое он имеет отношение к делу?

Она нахмурила брови.

– Ну, если бы у меня был горячий парень, которого я оставляла в одиночестве каждый год, я бы скучала по нему, когда меня не было.

– Илай не мой парень, – автоматически сказал я, хотя сейчас, технически, он им был. Мы встречались, как решили вчера вечером, о чем он напомнил мне сегодня утром в милой записке, на которой нарисовал сердечко и подписал большой буквой «И».

– Нет?

Блядь.

– То есть, да, но это произошло совсем недавно.

– Я в замешательстве.

Она была не единственной.

– Илай не был моим парнем до прошлой ночи, но теперь он им стал. Мы собираемся попробовать встречаться.

– Что значит, вы собираетесь попробовать встречаться? Вы встречаетесь с тех пор, как я тебя знаю.

– Нет, – сказал я ей.

– Да, – возразила она.

– Мы познакомились на твоей вечеринке, – сообщил я ей.

– На какой вечеринке?

– На той, что была у тебя три года назад, – сказал я, надеясь оживить ее память. – Я тогда был в Чикаго всего два месяца.

– Нет.

– Что значит «нет»? Ты не можешь просто сказать «нет», – раздраженно заявил я.

– Ты привел Илая с собой на мою вечеринку.

– Нет, как я уже сказал, я познакомился с ним на твоей вечеринке.

Ее лицо напряглось.

– Этого не может быть. Он весь вечер просидел с тобой на кухне. Это я помню.

– Да. Потому что мы с ним поладили.

– Потому что вы поладили?

– Почему ты повторяешь то, что я говорю?

– Потому что ты не понимаешь смысла.

– Да, – быстро прорычал я с досадой. – Он остался со мной на кухне, потому что мы сразу понравились друг другу.

– Ладно, – покровительственно сказала она, нахмурившись.

– Люди так поступают.

– Кто? Какие люди?

– Просто потому, что этого никогда не случалось...

– Ты отсосал ему в моей ванной?

– Нет, я не делал ему минет в твоей ванной - просто так... так должно было быть.

– Мило, – успокоила она меня. – Так что да, он твой парень, и именно так я и сказала, когда мы были моложе и начался этот разговор.

– Я просто хочу, чтобы все было ясно, – неубедительно сказал я, потому что сейчас, конечно, казалось глупым спорить с ней.

– Отлично. Все ясно. Илай - твой парень.

– Мы встречаемся.

Она закатила глаза.

– Если вы встречаетесь, то... знаешь что? Мне уже все равно. Меня волнует только то, что ты останешься здесь, со мной и Мейвен, чтобы преподавать и координировать эту программу по распространению танцев на улицах.

– Танцы на улицах? Это девиз?

– На данный момент да.

– И как вы это называете?

– Понятия не имею. Что-то с пуантами.

– Нет, не делай этого, иначе мальчики не придут.

– Видишь? Ты уже помогаешь.

– Тебе нужен более удачный слоган, – предложил я. – И, может быть, новый маркетинг.

– Согласна.

– Плюс, маркетологи.

– Я думала, мы поговорим с женой мэра.

– Ты имеешь в виду, что я поговорю с женой мэра.

– Да. Именно это я и имела в виду.

– Это было вопиюще прозрачно.

– Знаешь, что это такое? – сказала она, полностью игнорируя меня. – Это вселенная демонстрирует дерьмо. Я это чувствую.

Боже.

– А если Мейвен откажется?

– Мейвен не откажет, если ты скажешь «да». В одиночку она никогда никого не подведет. Вместе с другими, в группе, черт возьми, да, она скажет «нет». Но в одиночку она никогда не будет плохим парнем. Это не ее путь. Она разочаровывает только в компании других.

– Вот почему тебя трудно любить, – сказал я ей.

Она вдруг тихонько захлопала в ладоши.

– Это значит, что ты любишь меня.

Я застонал, а она надула губы и сделала глаза Бэмби, и я закончил. Я не мог ей отказать, и это звучало весело - или нет, но в любом случае это было бы что-то новенькое. А главное, каждый год садиться в самолет и покидать Илая было физически больно.

– Как ты можешь говорить, что он не твой парень? – сказала Луна минуту спустя. – Разве вы не встречаетесь?

Я отказался повторять это снова.

– Ты все время с ним. Если я сталкиваюсь с тобой, когда мы гуляем, он всегда рядом. Он приходит на каждое премьерное представление, и на каждом приеме он у тебя под рукой. Я имею в виду, Кел... как он может быть не твоим парнем?

– Слушай, это сложно, но...

– Мне нужно поговорить о Сенане, – сказала она со вздохом. – Я всю ночь чувствовала себя по отношению к нему как дерьмо. Скажи мне, что я не плохой человек, раз мне все равно, что он мертв.

Хорошая новость заключалась в том, что она честно призналась в своих чувствах. Плохая новость заключалась в том, что я не мог ничего посоветовать, поскольку чувствовал то же самое.

– Да, я знаю. Я и сам с этим боролся.

– Правда?

Я кивнул.

– Я в растерянности, что чувствовать. В смысле, когда умирают люди, которых ты терпеть не можешь, что нужно делать, кроме как быть вежливым, говоря о них на людях?

– Верно?

– Я не знаю, что еще можно сделать, кроме как послать цветы его семье.

– Ну, – сказала Луна. – Я вообще не брала трубку после того, как вернулась домой вчера вечером, а сегодня утром увидела, что пропустила звонок от Линкольна.

– Зачем он тебе звонил? – спросил я, чувствуя раздражение за нее.

– Сейчас, видишь? Именно это я и почувствовала, когда увидела его номер в списке уведомлений. Мое сердце не радовалось тому, что он потерял возлюбленного. Меня просто раздражало, что он пытался мне позвонить.

– Я понимаю.

– Что ты собираешься есть? – спросила она. – Официантка идет сюда с напитками, и мы должны быть готовы сделать заказ, потому что я чертовски голодна и не хочу упустить ее.

Луна заказала локс с каперсами, помидорами и яйцами, без рогалика - слишком много углеводов, а я - яйца с вялеными помидорами и киноа. Было вкусно, и после еды я чувствовал себя лучше, хотя мне нужно было пробежать около десяти миль, чтобы вывести все это из организма.

Пока мы сидели и разговаривали, я рассказал ей все, что знал до этого момента.

– Теперь мне как-то не по себе, – сказала она, когда я закончил.

– Из-за чего?

– Из-за того, что я сфотографировала Сенана с тем парнем, чтобы устроить ему неприятности с Линкольном.

– Но это было до того, как все случилось, – возразил я, защищая ее действия. – Ты не знала, что он умрет.

– Нет, я знаю.

– И мы не уверены, что Сенан изменял Линкольну, но сейчас это уже неважно, – напомнил я ей. – Если ты покажешь эти фотографии Линкольну, он будет чувствовать себя дерьмово, так что ты не будешь этого делать, и на этом все закончится.

– Да. Точно. Я просто удалю их, и все будет так, как будто этого никогда не было.

– Именно, – согласился я, но вдруг задался вопросом, почему я до сих пор не подумал об этих фотографиях и не сказал о них ничего. Сенан явно ругался с тем мужчиной. Мне следовало упомянуть об этом в полиции. – Это странно.

– Что именно?

– Просто мне не пришло в голову рассказать полиции о той ссоре или о том, что у тебя есть фотографии того парня. Я пытаюсь понять, где была моя голова.

– Ну, ты был в комнате, когда умер Сенан, так что, может, дашь себе поблажку.

Это была правда.

– И это был Сенан, так что, если мы закончили говорить о нем в тот день, почему он должен был появиться снова?

– Да, но он был убит, – напомнил я ей.

– Конечно, но, как мы только что договорились, фотографии были сделаны специально, чтобы показать Линкольна. Теперь в этом нет смысла.

– Верно. Но все равно это было странно, верно? Мне кажется, это должно было прийти мне в голову, когда его застрелили.

– Мы оба думали, что речь идет об измене, и больше ни о чем, – сказала она, пожав плечами.

– Ага.

– Забавно. Это был не первый раз, когда я видела Сенана с тем мужчиной. Так я и догадалась сделать снимок.

– Ты видела его раньше?

Она кивнула.

– На прошлой неделе он притаился у входа в наше здание, поджидая Сенана. Он был там два раза.

– Вот почему ты решила, что Сенан с ним встречался.

– Да. К тому же он был горяч.

Я поднял свои солнцезащитные очки Prada и надел их на голову, чтобы видеть ее лицо.

– Ты рассказала полиции?

– Я пыталась.

– Пыталась?

– Я хотела сказать, что думала, что любовный треугольник - это важно, но они, похоже, так не считали, – объяснила она. – Они заставили меня почувствовать себя глупой за то, что я заговорила о чем-то, что не может быть доказано. Как будто я пыталась опорочить доброе имя Сенана.

– Как будто у него было доброе имя, – сказал я, прежде чем смог остановить себя. – Верно?

Я на мгновение замолчал.

– Знаешь, в любую секунду я перестану думать о нем плохо.

Она глубоко вздохнула.

– Ну, когда это случится, дай мне знать. Может быть, я буду следующей.

– Хорошо, – сказал я, переводя дыхание. – Так что случилось, когда ты рассказала полиции о Сенане и том парне?

– Они просто... они не стали меня слушать, – заявила она. – Не совсем. Со мной обращались как с истеричкой, а я, уверяю тебя, никогда в жизни не была истеричкой.

Я был вынужден согласиться. Эта женщина была просто скалой под давлением.

– Тебе стоит попробовать рассказать им все еще раз, – предложил я. – Я думаю, нужно проверить каждый угол.

– А что, если они отмахнутся от меня во второй раз?

– Может, сначала позвоним Илаю? Он знает, что делать.

– Я узнала номер машины, за рулем которой был парень, – сказала она мне.

Я застонал, как раз когда зазвонил мой телефон.

– Ну вот, видишь? Он звонит. – Когда я уже собирался ответить, меня охватила волна страха, и это было нелепо. Почему я боялся того, что он скажет? – Привет, – поприветствовал я его.

– Привет, – ласково ответил он. – Где ты должен быть?

Я прочистил горло.

– Привет, Илай, – громко сказала Луна рядом со мной. – У нас может быть зацепка!

– Ладно, возможно, я забыл о твоем поручении прошлой ночью, но в свою защиту...

– Я сейчас буду, – сказал он и повесил трубку.

Она выжидающе посмотрела на меня.

– Он уже в пути.

– У него что, есть маячок или что-то в этом роде? Откуда он знает, где ты?

– Я подозреваю, что он следит за моим телефоном, – прошептал я, откинувшись на спинку кресла и закрыв лицо руками. – И тебе стоит сказать последние слова прямо сейчас, потому что он собирается убить меня, когда приедет сюда.

Она ничего не сказала, а когда я убрал руки и посмотрел на нее, она изо всех сил пыталась не рассмеяться.

– Что?

– Вы с Илаем встречаетесь уже три года, – настаивала она. – Я просто думаю, что кто-то должен поставить тебя в известность.

Я покачал головой.

– Ты хочешь, чтобы я сообщила эту новость и ему? – спросила она, усмехаясь. – Я имею в виду, что кто-то должен сообщить и ему. Я буду рада помочь.

Возможно, я упустил что-то важное.

– Мужчины, – прошептала она.

****

Луна оплатила чек, что было очень мило с ее стороны, и мы ждали снаружи, выглядя так, будто мы бездомные.

– О, смотрите, вот он, – объявила Луна, указывая вниз по улице, где Илай вышел из седана с пассажирской стороны и направился к нам. – Мне нравится это пиджак, – сказала она. – С такими плечами и ростом он мог бы стать моделью. Походка мне тоже нравится. Я очень люблю развязных мужчин.

Я тоже.

– У него всегда были такие темные глаза?

– Он злится, – сказал я, выпрямляясь, готовый к крику.

Но он подошел ко мне, нежно взял за шею и прижал к себе, спрятав мое лицо во впадине своего горла. Я почувствовал, как по нему пробежала дрожь.

– Мне жаль, что я ушел из квартиры, – пробормотал я, обхватывая его за талию и радуясь тому, что в нашем новом состоянии - мы ведь встречаемся, - я могу обнять его, прислониться к нему и быть так близко, как мне всегда хотелось, все время. – Но если бы я этого не сделал, Лу никогда бы не дала мне знать, что у нее есть зацепка.

Он глубоко выдохнул и повернулся, чтобы обнять меня за плечи. Он нежно взял Луну за бицепс и повел нас по тротуару к машине, где Джер стоял у водительской двери, облокотившись на крышу.

– Кто этот большой, красивый мужчина? – спросила меня Луна.

– Это Джер, и он женат.

– Женат - это хорошо.

– Счастливо женат. И ты уже знаешь, с кем тебе следует встречаться. Ты просто тупица.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Как там его зовут, – начал Илай, когда мы подошли к машине. – Адвокат по гражданским правам в очках, который всегда присылает тебе две дюжины прекрасных белых роз.

– Ты ему это сказал? – зарычала она на меня.

– Он увидел цветы в ночь премьеры, – ответил я, нахмурившись. – Все знают, что адвокат без ума от тебя. Это не секрет.

– Не секрет?

Я собирался сказать что-то о том, что она такая же невежественная, как и я, но момент был неподходящий, поэтому я промолчал.

Илай открыл заднюю дверь, Луна залезла внутрь, а я подождал, пока Джер обойдет машину.

– Что ты должен делать?

– Оставаться дома, – жалко ответил я.

– Ну, хорошая новость в том, что мы теперь знаем, что тебе точно ничего не угрожает, так что ничего страшного, что ты здесь, но ты должен говорить людям, где ты будешь находиться. Особенно Илаю, ведь вы теперь встречаетесь.

Я посмотрел на Илая.

– Ты сказал ему?

– Конечно, я ему сказал, – раздраженно ответил он. – А почему бы и нет?

– Я просто... я думал, ты будешь держать это в секрете.

– Почему я должен держать это в секрете... Ты проснулся и бодр? Ты пил кофе или только выпивку?

– Он выпил, а потом кофе с выпивкой, – ответила Луна с заднего сиденья. – Мы оба.

Он нахмурил брови и уставился на меня.

Пользуясь случаем - все было совершенно новым - я подошел к нему вплотную и заглянул в самые теплые карие глаза, которые я когда-либо видел в своей жизни.

– Прости, что я ушел, не предупредив тебя. Я позвоню в следующий раз.

И он поступил именно так, как я надеялся, наклонился и поцеловал меня.

Это не было дружеским поцелуем, он впился в мои губы, положив руку мне на шею. Языка не было, и он не стал углублять поцелуй, но он целовал меня так, будто хотел этого, и я чуть не упал в обморок.

– Садись в машину, – приказал он, отступая, и тут я кое-что понял.

Это были не те отношения, которые начинались с фейерверков и страсти, когда он повалил меня на кровать. Это не был летний блокбастер, это был медленный английский артхаусный фильм с зелеными лугами и великолепными пейзажами. Это был танец, медленное соблазнение, и я чувствовал, как его желание ко мне кипит под его холодной, уравновешенной поверхностью. Это всегда было заметно по тому, как он смотрел на меня, как хотел привлечь мое внимание и как отводил меня от других. Илай был не из тех мужчин, которые делают первый шаг. Если бы я задумался об этом дольше, чем на секунду, то вспомнил бы, что каждая женщина, с которой он когда-либо был, делала предложение первой. И да, он был сексуальным, элегантным, гладковыбритым метросексуалом, но он также был джентльменом, а джентльмен всегда ждет и никогда не настаивает.

Я знал, какой он, кто он, но почему-то думал, что если я ему нужен, то он пойдет против своей природы и сметёт меня с ног. Но в этом не было никакого смысла. Как будто осознание того, как все будет, внезапно сделало все по-другому, лучше, проще, и я больше не беспокоился о том, что все испорчу. Я мог просто быть собой. Мне не нужно было меняться или выворачивать себя наизнанку. Мне было спокойно от того, что Илай увидит меня, действительно увидит меня и то, кем я могу быть в его жизни, когда придет время. Я принял решение с первого взгляда. Это был не его путь. Но это не значит, что он уже не был моим. Он был, и я могл подождать, пока он тоже это поймет.

– Садись в машину, Кел, – приказал Джер, и я понял, что так и стоял, погрузившись в размышления, пока они стояли под апрельским дождем.

Забравшись в машину, я придвинулся к Луне, так что мы оказались ближе, чем нужно, но она нуждалась в утешении. Мы переживали потерю Сенана, не жалея о том, что он умер, и не зная, как к этому относиться.

– Итак, что ты нашла? – спросил ее Илай.

– На прошлой неделе и вчера возле ЧБТ стоял какой-то парень, и когда Сенан переходил улицу, чтобы зайти внутрь, он преградил ему путь. Он кричал, и Сенан кричал, а потом парень просто ткнул пальцем в грудь Сенана и потом ушел.

– Ты можешь описать его художнику? – спросил Илай, повернувшись на пассажирском сиденье, чтобы посмотреть на нее.

– Вообще-то я сфотографировала его и Сенана, а также номерной знак.

Илай повернулся, чтобы посмотреть на Джера, который только пожал плечами. Затем он бросил взгляд на меня.

– Что? Она пыталась рассказать полиции, но ее не послушали. И что еще хуже, они отнеслись к ней как к идиотке, которая не понимает, о чем говорит.

– Я уверен, что они думали иначе.

Я прищурился на него.

– По моему опыту, особенно представители правоохранительных органов склонны считать женщин беспомощными, истеричными или ненаблюдательными. Не ты, не Джер и не кто-то из моих друзей, но другие, когда разговаривают с женщинами, первым делом говорят: «Успокойся».

– Это верно, – согласилась Луна, используя фразу, которую она переняла у меня.

Илай прорычал себе под нос.

– Могу я посмотреть фотографии?

– Конечно. – Она нашла их на своем айфоне и передала ему. – Я сделала их, потому что думала, что Сенан морочит голову Линкольну, и мне показалось, что Линкольну они могут показаться интересными.

– Ты хотела помучить ими Сенана, – воскликнул я.

– Да. И это тоже, – согласилась она.

Я глубоко вздохнул.

– Я бы сделал то же самое. Мы плохие люди.

– Я знаю, но, по крайней мере, он больше не будет смеяться, когда мы падаем.

Илай повернулся, чтобы посмотреть на нас.

– Он смеялся, когда вы падали?

– Да, – подтвердил я. – Помнишь, как я вывихнул лодыжку три месяца назад? Я думал, он собирается открыть шампанское.

– Похоже, этот парень был настоящим придурком. – Джер высказал свое мнение.

– Ты и половины не знаешь. – Луна начала рассказывать Джеру о том, каким ужасным человеком был Сенан Уивер.

Когда я наклонился и положил руку на плечо Илая, он схватил ее и прижал к сердцу. Мне стало трудно дышать.

– Не пугай меня, Кел, хорошо?

– Не буду, – пообещал я ему, наслаждаясь тем, что нахожусь так близко, что могу ощущать землистый запах его кожи, как сосна и амбра, тиковое дерево и мускус. В обычной ситуации я бы не стал глубоко вдыхать, а затем легонько целовать его шею. Теперь я мог. Его тихий вздох заставил меня улыбнуться.

Медленный и уверенный темп победит в гонке.

****

Оказалось, что на фотографиях, сделанных Луной, была Мейвен, поэтому ее тоже позвали в офис Илая. Она тоже сделала снимки, которыми поделилась с Илаем и Джером. Оукс и Брюстер были в ярости от того, что ни Луна, ни Мейвен ничего не сказали им конкретно, ведь именно они были детективами, которым поручили это дело.

– Вы говорили со мной всего минуту, – сообщила им Луна. – Вы попросили офицеров в форме взять показания у меня, Мейвен и Зоуи. Вы знали об этом? – Она переводила взгляд с одного на другого. – Вы знали, что с нами только вчера подробно поговорили?

Судя по выражению их лиц, нет.

– Во время нашей короткой паузы вы не спросили меня ни о чем, кроме того, что я видела до и после того, как Сенан был застрелен.

– То же самое, – согласился Мейвен. – Но я признаю, что вчера был в шоке.

– Да, – тихо сказала Луна. – Я тоже. Но даже будучи не в себе, я все равно сказала офицерам, которые допрашивали меня после этого, что у меня есть фотографии Сенана, спорящего с незнакомцем, с которым, как я думала, он изменяет.

– И правда, – вклинился Илай, обращаясь к детективам. – Если вы и собираетесь на кого-то обижаться, то не на мисс Сото или мисс Эшмор, а на тех, кто взял у них показания и не передал информацию, которая была им предоставлена.

Если у них и была какая-то зацепка, то они потеряли время, и я готов был поспорить, что они чувствовали себя полным дерьмом. Они определенно выглядели как два человека, которые облажались и прекрасно это осознавали.

– Давайте занесем эти снимки в базу данных, – резонно заметил Илай. – Кел, мне нужно, чтобы ты и твои друзья оставались здесь, в нашей комнате для совещаний, пока мы прогоним их через программу распознавания лиц. Я принесу вам всем воды, но мне нужно, чтобы вы сидели тихо.

– Конечно, – пообещал я. – Без проблем.

****

Конечно, это было проблемой.

Танцоры, в целом, не были людьми, которые сидят и ничего не делают. После того как я рассказал Мейвен о плане Луны на межсезонье в этом году - и она согласилась, что это хорошая идея, раз уж я собираюсь заниматься с ними, - Мейвен понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы сделать стойку на руках на стене. Луна последовала ее примеру, и тут я не мог остаться в стороне.

– О, – вдруг сказала Мейвен, когда мы снова сидели за столом. – Угадай, кто позвонил мне вчера вечером и сказал, что, поскольку я черная, он не хочет видеть меня в роли злой колдуньи в новом воплощении своего балета, «потому что ему не нравится перспектива».

– Подожди, – остановил я ее. – Его любовник только что умер, а он звонит тебе по поводу балета?

– Верно.

– Господи, – выдохнула Луна.

– Может, он так справляется с этим, – сказал я. – Через работу.

– В первый же день? – Мейвен не выглядела убежденной. – Не знаю, верю ли я в это.

– А какой вариант?

– Что ему было наплевать на Сенана? – предположила Луна.

Я сказал:

– Но тогда почему Сенан должен был приехать сюда и стать ведущим танцором?

– Понятия не имею, – ответила Мейвен. – Но послушай, Линкольн вчера вечером сказал мне, что собирается связаться и с Луной. Он не хочет, чтобы она танцевала эту роль, потому что она латиноамериканка. Он хочет, чтобы роль злой колдуньи сыграл кто-то белый.

– Почему? – устало спросил я.

– Он не хочет, чтобы люди думали, что он видит расовую принадлежность.

– Прости, что? Как может быть, что, отдав роль белому танцору, а не чернокожему или латиноамериканцу, он не видит расы? Он точно видит, если не может понять, что танцор твоего уровня сделает любую роль своей. К тому же, давайте посмотрим правде в глаза, люди готовы платить деньги за то, чтобы увидеть, как ты танцуешь что угодно и где угодно. Неважно, что это будет.

– Я ценю это.

– Это правда, – заверил я ее.

– О, и знаете что? – сказала Мейвен. – Линкольн посвящает балет Сенану.

– Я так и думал. Так он сможет избежать изменений.

– Он хочет, чтобы Марк танцевал партию белого лебедя, потому что он натурал. Так что это будет черный лебедь-гей против белого лебедя-натурала, соревнующихся за любовь, теперь уже, принца.

– А как зрители узнают, кто из них гей, а кто натурал?

– Понятия не имею.

– Значит, в постановке вообще нет женщин, кроме злой... что? Ведьмы?

– Он использовал и колдунью, и чародейку, когда рассказывал мне об этом, так что я не думаю, что он знает, как он ее назовет.

– Это будет катастрофа.

– Да, это так, – согласилась Мейвен, скорчив гримасу.

– Не знаю, смогу ли я это станцевать, – сказал я ей. – Более того, я не знаю, стоит ли мне это делать.

Она наклонила голову и посмотрела на меня.

– Между нами говоря, я бы не стала. Если твое имя и репутация будут связаны с этим крушением поезда, это будет ошибкой.

– К тому же, если честно, с моей стороны было бы лицемерием танцевать для Сенана.

– Нет. Эта часть меня не беспокоит, – вздохнув, сказала Мейвен. – То есть да, Сенан пришел и испортил яблочную корзину³¹. Он просто не был хорошим человеком и нарушил баланс в компании. Но всем нам приходилось работать с людьми, от которых мы не были в восторге.

Правда.

– Думаю, меня потрясло то, насколько сильно он был не сдержан, – объяснил Мейвен. – Я много думала об этом - о том, что другие видели, что происходит и с Сенаном, и с Линкольном, но только Нура сдерживала комментарии Сенана, его уничижительные замечания и постоянные разглагольствования. Сколько раз она просила Линкольна уважительно разговаривать с ее танцорами? Неудивительно, что никто из них ее не выносил.

– Но такие проблемы будут всегда, – заметил я. – У танцоров большое эго. И у нас тоже. Мы должны думать, что это для нас - выходить и выступать, потому что никто другой не может сделать это так же хорошо, как мы.

– Я это понимаю, и, конечно, я тоже так считаю, но есть разница между этим и тем, чтобы уничтожить кого-то другого, чтобы почувствовать себя великим.

– Согласен.

– Меня беспокоит тот факт, что всему этому негативу позволили разрастись.

– Я понимаю это. Правда.

– Я хочу провести межсезонье с тобой и Лу, но тот факт, что Делон мог позволить Сенану быть таким, каким он был, и все еще позволяет Линкольну грубо обращаться с собой из-за этого фиаско с «Лебединым озером», действительно удручает.

– Ты считаешь, что ЧБТ должен взять удар на себя и отменить балет.

– Я так считаю. Да, – категорично заявил Мейвен, – я считаю, что так будет лучше.

– Тогда им следует уволить и Делона, – сказал я ей. – Нелегко найти нового креативного директора, но, как ты и сказал, он позволил двум людям прийти и нарушить баланс всей труппы.

– Именно, – сказала Мейвен, вздохнув с облегчением и взяв меня за руку, которую я осторожно сжал. – Для таких людей, как ты, не так уж плохо, когда работа - полное дерьмо, потому что у тебя есть дом, на который можно опереться. У некоторых из нас есть только профессиональная жизнь, карьера, но у тебя есть этот баланс, потому что у тебя есть он, – закончила она со вздохом.

Мне потребовалась секунда.

– Кто он?

Она прищурилась на меня.

– Илай.

– Илай?

– Да, – медленно сказала она.

– Подожди. Ты думаешь, я уравновешен?

С каких пор?

Она странно посмотрела на меня, похоже, смутившись.

– Конечно. У тебя есть и работа, и любовь. Ты не такой, как я или Лу, которые пытаются ими жонглировать. Ты нашел свой баланс. Тебе очень повезло.

– По-твоему, я выгляжу уравновешенным? – повторил я. Я не мог прийти в себя. Это должно было стать самым большим откровением за весь день.

– Ну, не сейчас, – признала она, хмуро глядя на меня. – Но обычно - да. У тебя есть то, чего мы все хотим, - любящий и внимательный человек, который всегда рядом, а главное, знает, когда нужно просто выслушать.

– Ты думаешь, он слушает?

– Ты пьян? Сколько вы с Лу выпили на завтрак?

– Я…

– Я видела, как ты ходишь взад-вперед по моему балкону, кричишь о чем-то, а твой парень сидит там, впитывает, слушает. А когда ты заканчиваешь, он обнимает тебя, передает тебе напиток и... подожди, это все? Неужели я все эти годы не замечала, что ты - высокофункциональный алкоголик? – Она, казалось, была в ужасе, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. – Как же ты такой замечательный, если все время пьянствуешь?