Ушла в винтаж

Глава 5

А может быть, все не так уж и плохо. Если одноклассники и удостаивают меня каких-то мыслей, то мимолетных. В этой школе я не вхожу в топ Обсуждаемых людей. У каждого своя жизнь, свои заботы и свои комплексы. Допускаю, что в Friendspace вокруг Мэллори кипят нешуточные страсти, но я ощущаю себя такой сногсшибательной в бабушкином платье, что шагаю с гордо поднятой головой. А поверх платья, у самого сердца, болтается отполированное колечко с бирюзой на цепочке. Я решила пока оставить его себе – пусть будет хоть какая-то связь с атмосферой бабушкиной юности.

Разумеется, когда бабушка составляла свой список, у нее и в мыслях не было менять будущее своей потенциальной внучки. Да, список – ее творение, но эксперимент провожу я сама. Моя гипотеза такова: в 1962 году жизнь – по крайней мере, ее социальная составляющая – была намного проще. Я хочу посмотреть, что я за девушка без технической опоры. Возможно, мне понадобится время, чтобы ответить на этот вопрос, потому что конкретного плана у меня нет. На первый день я ставлю перед собой следующие цели:

1. Одеться в ситцевое платье.

2. Покинуть двадцать первый век.

3. Избежать встречи с Джереми.

Из трех пунктов удается выполнить один. Начинается все с того, что Джереми ждет меня у школьных ворот.

Хуже всего не то, как круто он выглядит в своей футболке с треугольным вырезом (и правда довольно глубоким), и не то, какие любопытные взгляды на нас кидают все, кто проходит мимо. И даже не то, что синее ситцевое платье, хотя и смотрится потрясающе, обтягивает меня как сосиску – так, что мне никак не вдохнуть столь необходимого сейчас воздуха. Нет, самое ужасное – это трепетание бабочек внутри, иррациональные скачки сердца, какие случаются при виде парня-которого-я-люблю. У меня всегда такое чувство, когда я его вижу, как будто мое нутро, включая сердце, вообще не в курсе, что существует BubbleYum.

Заметив меня, он мрачнеет.

– Мэллори, – произносит он сурово, – я звонил тебе тринадцать раз.

Вообще-то я не собиралась с ним больше разговаривать, типа, никогда. План прекрасный, но не слишком реалистичный. За прошедший уикенд я выяснила, что знаю Джереми не так хорошо, как я думала, но одно мне известно достоверно – Джереми настойчив и уперт. Если не ответить ему сейчас, он будет поджидать меня и перед следующим уроком, и перед третьим. Я выдыхаю. Чувствую, как платье впивается в ребра.

– Я не проверяла телефон.

– Ты всегда проверяла телефон каждые три минуты.

– Нет, не проверяла. Точнее, больше не проверяю. Мой мобильник накрылся.

Я протискиваюсь мимо Джереми и направляюсь к своей парте. В этом году у нас только два совместных урока в день, и если раньше меня это огорчало, то теперь кажется счастьем. Буду как-нибудь высиживать эти уроки, пока он не перестанет ко мне обращаться, а может быть, даже перестанет говорить обо мне. Станет просто одноклассником. По совместительству – моей первой любовью. По совместительству – парнем, заставившим меня почувствовать себя идиоткой. Тем самым парнем, который… пользуется туалетной водой «Холлистер».

Джереми садится прямо передо мной, хотя это место Брэдли Питтмора. Брэдли ненавидит, когда Джереми садится туда до звонка. Вот и сейчас: Брэдли разговаривает с миссис Йи, но видно, как у него округляются глаза, когда он замечает, что его место занято. Джереми поворачивается ко мне, как будто мы по-прежнему вместе, как будто не было всех тех писем к BubbleYum, как будто мы обсуждаем планы на вечер, как будто мы не расстались, пусть и неофициально.

– Что с ним?

– С кем? С телефоном? – Я избегаю его взгляда, стараюсь смотреть на Брэдли, который вот-вот подойдет к нам и вышвырнет Джереми со своего законного места. – Ничего особенного. Я просто больше им не пользуюсь.

– А письма мои разве не дошли?

– Я теперь не бываю в Сети. Я собираюсь… от всего этого отдохнуть.

– От чего от «этого»? От общения в принципе или от общения со мной?

Одурманивающая туалетная вода – нечестный прием.

– И от того и от другого.

Брэдли наконец пересекает класс, подходит к нам и хлопает Джереми по плечу:

– Ненавижу, когда ты сидишь на моем месте.

Джереми понижает тон, теперь голос его звучит нежно и хрипло. Он говорит для меня одной, слова проникают прямо в сердце:

– Мэллори, это не то, о чем ты подумала.

Как было бы здорово, если бы он оказался прав. Если бы каким-то магическим образом нашлось рациональное объяснение 353 письмам от другой девушки. Если бы выяснилось, что его аккаунт взломали и создали там целый сайт.

– А о чем я подумала?

– Это я и хотел узнать.

Я сглатываю:

– Что ты изменяешь мне онлайн со своей виртуальной женой.

– Изменяю? – Джереми вскидывает брови. – Это всего лишь игра!

– А это всего лишь моя жизнь. Моя реальная жизнь.

– И что? Ты берешь и вот так просто сваливаешь?! – Он ударяет кулаком по парте.

У меня нет сил возражать. Нет сил напоминать ему, что вообще-то это он выбил меня из колеи. Из-за него мои эмоции совершенно обоснованны: 353 письма, наполненных романтичными текстами песен, вполне оправданно превращают его в мэра Обманвилла. Мне очень хочется, чтобы слова мои прозвучали твердо и убедительно, но вместо дерзкого заявления у меня выходит полувопросительная реплика:

– Нам лучше расстаться?

– Чел, поговоришь со своей девушкой после урока. – Брэдли сильнее толкает Джереми.

Джереми встает, неотрывно глядя мне в глаза:

– Спокойно, Брэдли. В любом случае она уже не моя девушка.

Остаток урока я старательно отвожу глаза от своего теперь уже официально бывшего бойфренда и придумываю, как бы мне реализовать пункты из списка. Если каждый день будет таким, аромат Джереми меня убьет.

Четвертый урок высидеть не так сложно, потому что Джереми со мной не заговаривает. А может быть, от этого только хуже. Никак не могу решить. Кажется, я достигла предела прочности. Одноклассники продолжают таращиться на меня. Я пытаюсь прокручивать в голове более страшные события в жизни, чем измена бойфренда. Однако этот импровизированный список лишь вгоняет меня в тоску. Еще и эти взгляды… А почему, собственно, они так пялятся?

Мистер Хановер говорит, что сегодня мы продолжим работать над нашими виртуальными предприятиями. «Берем свою пару и садимся за компьютеры». Возникают сразу две проблемы:

1. Я работала в паре с Джереми.

2. Я дала обет не пользоваться Интернетом.

Разумеется, весь класс в курсе, что мы с Джереми работаем за одним компьютером, поэтому сейчас, когда я поднимаю руку, за мной с интересом наблюдают десятки глаз.

– Мистер Хановер? Можно вас на два слова?

– Что такое, Мэллори?

Никому не доставлю удовольствия взглянуть мне в глаза. Особенно Джереми.

– Эм-м… это личный вопрос.

Мистер Хановер смотрит на дверь, потом на меня, очевидно взвешивая, не возникнет ли у него проблем из-за обсуждения «личных» вопросов:

– Хорошо. Класс, за компьютеры. Мэллори, выйдем.

Мы выходим в коридор, оставляя дверь открытой. Одноклассники, наверное, думают, что я прошу мистера Хановера посадить меня с кем-нибудь другим, но все гораздо хуже.

– Я не могу выполнить это задание.

Мистер Хановер скребет седеющую бороду. Не надо было говорить «не могу». Похоже, мистер Хановер из тех, для кого нет ничего невозможного.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, просто… Я не могу пользоваться Интернетом. То есть могу, но решила от этого отказаться.

– Это какая-то новая отговорка, чтобы не делать домашнюю работу?

Мистер Хановер заглядывает в класс. Там царит равномерный тихий гул – ученики уже вовсю трудятся над своими проектами по теме «Промышленная революция». Задание состоит в том, чтобы выбрать какую-нибудь отрасль, например сталелитейную промышленность или текстильную, создать фабрику, нанять рабочих – и все это в виртуальном мире. Джереми, как ни странно, оказался настоящим промышленным воротилой – у нас лучшие условия труда и самые высокие показатели роста. Возможно, к нашему проекту он привлек свою BubbleYum. Может быть, она его секретарь.

– Мне кажется, у вас уже практически все готово. Твой партнер так увлечен вашим детищем.

– Дело не в этом. Я просто… не могу выполнить это задание. Совсем.

– Тебе нужен другой компьютер? – Догадка вдруг озаряет лицо мистера Хановера, мгновенно разглаживая морщины. – Или другой напарник?

– Нет, проблема не в напарнике. Основная причина в том, что мне морально претит использование Интернета как такового. Это глубоко личное убеждение. Прошу вас дать мне альтернативное задание. – Я сглатываю. – Пожалуйста.

– Твоя причина кажется мне недостаточно веской, чтобы освободить тебя от этой работы. – Мистер Хановер говорит спокойно, но уверенно. Нам невероятно повезло, что у нас в классе стоят такие компьютеры. Мистер Хановер подал миллион заявок на гранты, а потом, после долгих лет преподавания, изменил весь учебный план, чтобы вписаться в технологический блок. И я так мечтала об этом предмете – весь предыдущий год, – причем не только из-за проектов. Мистер Хановер интересно ведет уроки, у него отличное чувство юмора, а еще он честный. Один из тех учителей, кому когда-нибудь посвятит книгу бывший ученик.

– Но ведь когда ты записывалась на этот курс, ты знала, что большая часть заданий выполняется с помощью Интернета.

Я чувствую, как к глазам подступают слезы. Когда я давала клятву, я совсем забыла о школе и о других законных причинах воспользоваться современными технологиями. Не может же НАСА убрать из космоса все спутники, которые мониторят… что там они обычно мониторят. Это не крестовый поход, куда я зазываю всех, а моя личная битва.

– Можно я лучше напишу доклад, или сделаю макет нашей фабрики, или… о, идея! В то время важную роль играли поезда, я могу принести модель железной дороги, которую на днях нашел мой папа, и переделать под нужный век.

– Допустим, я дам тебе другое задание, – спокойно соглашается мистер Хановер. – Где ты собираешься брать информацию?

– Из книг. Помните, были такие штуки до того, как появилась Википедия?

– Мэллори…

– Это же история, а не информатика. Я пытаюсь мыслить как историк. Клянусь вам, мистер Хановер, существует вполне разумная и благородная причина, по которой я не могу этого сделать.

Из класса доносятся смех и улюлюканье. Мистер Хановер просовывает голову в дверь. Ему достаточно сдвинуть брови, и все тут же затихают. Он снова поворачивается ко мне, меряет меня испытующим взглядом:

– Отлично. Тогда поступим просто. Напиши доклад о роли промышленной революции в формировании современного общества. Четыре страницы…

– Четыре?

– Пять, – мистер Хановер хрипло смеется. – Даю тебе передышку. Помни мою доброту.

Я думаю о Джереми. Ну не смогу я целое полугодие сидеть с ним рядом, вдыхая его умопомрачительный аромат.

– Простите. Я вам очень благодарна. Спасибо большое.

– Разумеется, я жду доклад в печатном виде. Твои чувства оскорбляет только Интернет, или ограничения касаются и текстовых редакторов?

Ох. Я не знаю. В те времена не было текстовых редакторов, но у меня нет пишущей машинки. Можно ли как-то вывернуться? Написать от руки и попросить Джинни набрать текст на компьютере?

– Э-э… да, я распечатаю. Как-нибудь.

– Доклад должен быть готов на следующей неделе, когда все будут представлять свои виртуальные предприятия. А завтра жду записку от родителей, или от врача, или от церковного лидера, или еще от какого-нибудь авторитетного лица с объяснениями, с чего это ты вдруг ударилась в Средневековье. Все понятно?

Хорошо, что Джинни – мастер подделывать подписи и копировать почерк.

– Понятно.

Он закатывает рукав рубашки. Серый пух на руке выглядит как свитер из волос.

– Известно ли тебе, что в те времена люди буквально отдавали жизнь ради технического прогресса?

Точно. Они были так заняты, работая с утра до ночи на железной дороге, что у них просто не оставалось времени на компьютерные грешки. Этот урок я усвоила.

За обедом мы с Джереми всегда сидели вместе. Не сами по себе – наоборот, мы пересаживались за разные столики, меняли компании, но всегда вместе, особенно в этом учебном году. Мы собирались объявить его Годом создания нашей Пары. По крайней мере, я приняла такое решение еще в июле, когда Джереми признался мне в любви. Причем признался со слезами на глазах. Он серьезно плакал, говоря, что любит меня.

А сейчас я могу сесть где угодно и прекрасно себя чувствовать. Относительно прекрасно. Потому что найти что-нибудь в духе шестьдесят второго года в меню, состоящем из разного вида пиццы, или в продуктовых автоматах – задача не из легких. В конце концов я сдаюсь и решаюсь на яблоко. Не так уж я и голодна.

Я осматриваю дворик: раскидистые деревья, круглые столики, ряды скамеек перед летней сценой. Если очень хочется сидеть отдельно от других, можно расположиться внутри – там обычно никто не ест, в нашей-то солнечной Калифорнии. Во всяком случае, никто не стоит того, чтобы сесть рядом.

У нас в школе нет никаких особых групп, какие показывают в фильмах о подростках: спортсмены-качки, зубрилы, заводилы. У нас, конечно, есть и те, и другие, и третьи, но большинство нельзя отнести к строго одной категории, поэтому все группировки плавно перетекают одна в другую. Ты можешь быть отличником и при этом курить (таких, если считать тех, кто изредка покуривает за компанию, почти полшколы) и играть на арфе (любители необычных инструментов – таких нет, это я только что придумала). Исключения, пожалуй, встречаются на площадке для гандбола, той, что возле столовой, – там преобладают латиносы. Джереми всегда называл эту площадку Маленькой Тихуаной, и мне это никогда не нравилось, но, с другой стороны, столик, за которым обычно кучкуются азиаты, он называет Чайнатауном – а ведь он сам азиат, и мы там всегда сидели, так что, может, и не страшно? А может, страшно.

Итак, обед. Выбор столика обычно определяется одним главным идентификатором, будь то схожие таланты, религиозная принадлежность или финансовый статус семьи, поэтому я обнаруживаю Джереми в группе Детишек с Клевыми Тачками, с которой мы раньше не общались, потому что отцовский «Форд Эскорт» 1994 года, который мне изредка дают поводить, явно на такую компанию не тянет.

– Я слышала, вы расстались. Как ты?

Рядом со мной стоит моя подруга Пейдж Сантос: в одной руке сэндвич с индейкой, в другой – кола без сахара, на лице выражение озабоченности и тревоги.

– Лучше всех, – отвечаю я, не сводя глаз с Джереми. Он смеется над какой-то шуткой своего кузена Оливера. Вообще-то раньше он никогда не смеялся вместе с Оливером. И даже не садился с ним. Оливер ездит на гребаном «Ниссане», который, по-моему, старше его самого, и в любом случае нарушает социальные нормы рассадки за столиками. Джереми считает, что его двоюродный брат из кожи вон лезет, чтобы выглядеть как инди и сумасброд, хотя само слово «сумасброд» не из его лексикона, и… а мне-то какое дело? Что меня действительно беспокоит, так это тот факт, что он в принципе сейчас в состоянии смеяться. Да даже улыбаться – после того, что он со мной сделал.

А как у меня получается так ненавидеть его и любить одновременно?

– Чудесное платье, – говорит Пейдж. – В «Круге» купила?

«Оранжевый круг» – старейшее торговое пространство нашего городка, что-то вроде Главной улицы США из Диснейленда, где застыла в веках жизнь американского провинциального города начала XX века. У моего отца небольшой киоск в одном из антикварных магазинов. Все хипстеры отовариваются в винтажных магазинах, но это дорого, поэтому я делаю ставку на находки из секонд-хенда.

– Это платье моей бабушки.

– Вау, еще круче! – Она щупает мой рукав. – Прекрасно выглядишь для человека, которого только что бросили.

Я угрюмо смотрю на нее:

– Не стоит верить всему, что пишут в соцсетях. Никто меня не бросал.

– А что тогда случилось? Я тебе писала, звонила…

– У меня больше нет телефона.

Пейдж прямо отпрыгивает от меня. Ее длинные черные волосы рассыпаются по плечам.

– Нет телефона?! Родители забрали? Я как-то превысила лимит, и отец…

– Нет-нет, он… э-э-э… ушел в добровольный отпуск. Я решила упростить жизнь, отказавшись от гаджетов…

– Что?!

– …и попробовать жить так, как жили подростки пятьдесят лет назад, когда коммуникация была более… коммуникативной, я бы так сказала.

– А, это такой социальный эксперимент, да?

Кусая заусенец, Пейдж явно взвешивает полученную информацию. Из всех, кого я знаю, никто так не переживает из-за иерархии в старшей школе, как она. В прошлом году она организовала у себя релакс-вечеринку, собрала группу рандомных девушек, надеясь на полную гармонию. А в результате – натянутая атмосфера, чипсы с соусом рэнч и недопитая газировка. К девяти все уже разошлись. Эксперимент провалился.

– Это протест против того, что технический прогресс мешает межличностной коммуникации? Какая прелесть.

– Звучит круто, да. – Я чувствую себя слегка неловко, рассказывая обо всем кому-либо, кроме Джинни, пусть даже и Пейдж, которой можно доверять. – Но, возможно, это самое глупое решение в моей жизни. Совершенно непродуманное. Ничем не подкрепленное.

– А можно я возьму у тебя интервью? – Судя по глубокой складке на лбу, Пейдж всерьез задумалась. – Мне нужно написать аналитическую заметку в школьную газету, а дебаты по поводу преимуществ и недостатков соцсетей тянут на премию.

– Нет. – Позволить Пейдж сделать блестящую обертку для моего личного кризиса, который случайно совпал с темой ее резюме для поступления в колледж, – нет уж, увольте. – Просто приложи скриншот со странички Джереми в Friendspace, там уже все сказано.

Пейдж кладет мне руку на плечо:

– Прости. Я кажусь грубой и черствой, но это от волнения. Так что у вас с Джереми произошло? После всех слухов хотелось бы услышать все от первого лица.

Проблема в том, что в этой истории я в любом случае выгляжу дурой. Если рассказать о BubbleYum – получится, будто Джереми было меня недостаточно, что может оказаться горькой правдой, но знать об этом другим совершенно незачем. А если я продолжу ходить с невозмутимым видом, сплетни будут и дальше разрушать мою репутацию. А вся моя репутация, по сути, держится на Джереми.

Хотя мы переехали из Рино, когда я училась в средних классах, сначала мы поселились в квартире в Анахейме, а в наш нынешний дом в Ориндже перебрались когда я пошла в десятый. Проучившись в этой школе всего месяц, я начала встречаться с Джереми. Вся моя жизнь здесь крутится вокруг него, и теперь, тринадцать месяцев спустя, я снова чувствую себя новенькой. Ни одно другое определение, кроме как «подружка Джереми», ко мне за это время так и не приклеилось. Вообще, Джереми – единственное, чему я полностью посвятила себя в этой жизни. А сейчас я просто девчонка, не отвечающая на сообщения. Легенда.

На меня вдруг накатывает усталость, хочется присесть. Не ответив Пейдж, я плюхаюсь за ее привычный столик – место сбора Звезд, всегда готовых перевыполнить план ради того, чтобы попасть в рубрику «Главные претенденты на успех» в школьном альбоме. Я достаточно способная, чтобы позволить себе присутствие среди них, но не настолько исключительно талантливая, чтобы составить им конкуренцию. В этом вся суть перемещения между компаниями – быть достаточной, но не навязчивой. Сегодня я как никогда радуюсь своей посредственности и возможности тихо и мирно погрызть свое яблоко.

Кстати о мире. Пейдж уже вещает своим друзьям о Корпусе мира, а поскольку я почти уверена, что речь идет о шестидесятых, я прислушиваюсь. Пейдж озабоченно хмурит брови, пытаясь придумать, где достать денег на строительство школьной библиотеки в Малави.

Я замечаю, насколько тускло выгляжу на фоне Звезд. Если бы у меня был с собой телефон, я бы выяснила, где находится Малави.

– После колледжа надо всем вместе присоединиться к Корпусу мира, – говорит Пейдж. – Летом перед поступлением в магистратуру.

– Да ну ее, эту магистратуру, – бормочу я.

– Ты что, собираешься начать до колледжа? – удивляется Пейдж. – А как же распределение? А практика?

– Нет-нет, я вообще не собираюсь работать в Корпусе мира. Слишком много хаки.

– У них отделения по всему миру, – говорит Питер Ангер. – Можно подобрать себе любое задание.

Во мне просыпается боевой настрой. Они могут назвать любую причину или образовательную цель – я тут же найду что возразить. То, что Корпус мира основали году в шестьдесят втором, еще не значит, что я должна в него вступить, правильно? Я только вчера отказалась от мобильной связи. Первые шаги.

– Я просто хотела сказать, что мне плевать на магистратуру. Обычное высшее образование для меня и так достаточно высоко.

Ивонн Гарсиа похлопывает меня по руке:

– Конечно. Некоторые живут и без всякой магистратуры.

«Некоторые» она произносит таким тоном, будто я только что приговорила себя к работе на конвейере по упаковке пончиков. Мне это кажется забавным, потому что хотя у Ивонн сплошные пятерки, она одна из самых тупых девочек, кого я знаю.

Я слышу, как меня через весь двор зовет вторая моя подруга, Кардин Фрэмптон. Мне становится неловко. Кардин из тех, кто вечно притягивает к себе внимание. А мне это сейчас ни к чему.

– Мэллори!

Маневрируя между каменными скамьями, которые подарили школе выпускники разных лет, она идет к нам. Мальчики за нашим столиком резко замолкают, наверняка представляя себе, как она движется словно в замедленной съемке – возможно, даже в купальнике.

– Слушай, я тебе писала, у меня пальцы чуть не отсохли, а в ответ тишина.

– Знаю, – отвечаю я.

– А поподробнее можно?

– Да.

Она усаживается рядом со мной и наклоняется совсем близко – так, что мы почти соприкасаемся головами. Питер Ангер сидит с открытым ртом – скорее всего, внутренне облизываясь.

– Ну, – говорит Кардин, – вываливай.

– Потом. Мы тут обсуждаем Корпус мира, – я обвожу рукой сидящую за столиком группу. – Такая жаркая дискуссия.

Кардин как будто только сейчас обнаруживает, что мы с ней не одни:

– О, привет, ребята! Классная рубашка, Питер.

– Спасибо! – писклявым голосом отвечает Питер. Он сам маленький, голос у него высокий, и свое прозвище Острый Перец он получил задолго до того, как я перешла в эту школу. – Э-э, думаю, Корпус мира мы уже обсудили. Может быть, теперь Мэллори развеет слухи о Джереми. Или ты действительно кинула его ноутбук в унитаз из-за того, что он сменил пароль безопасности и не сказал тебе?

Сердце уходит в пятки. Повезло Звездам – хорошая тема для обсуждения между умными разговорами. Неужели нельзя оставить человека в покое и дать ему доесть яблоко!

– Нет. Он поменял домашнюю страницу в Интернете. Придурок.

Они смеются слегка нервным смехом, вроде как не сомневаясь, что я шучу, но не до конца. Учитывая их зависимость от телефонов, всяких электронных таблиц и электронных книг, упоминание моей винтажной кампании они сочли бы более кощунственным, чем выпады против магистратуры.

Кардин пожимает мне руку.

– Ну, что бы между вами ни произошло, тебе сейчас точно тяжко.

– Верно, а потому, – произносит Пейдж, медленно и со значением, – нам не обязательно обсуждать это сейчас.

Обожаю Пейдж. И Кардин тоже, хотя это она начала дурацкие расспросы.

Ивонн дружески сжимает мне локоть:

– Просто знай, что мы не верим слухам. Какой дурак станет взламывать чужой аккаунт? Это же подло. Разве что там было… – она поглаживает мне локоть круговыми движениями, – что-то очень интересное?

– Да так, любительское видео наших постельных сцен. – Я отдергиваю руку. Кто решил, что подержать за локоток – это сочувствующий жест?

Ивонн открывает рот от изумления, потом начинает хихикать:

– Ты ведь шутишь, да?

– Конечно шутит, – отвечает за меня Пейдж, похлопывая Ивонн по руке. – Кстати, ты подаешь заявку, чтобы выступить на выпускном с речью?

Кардин вскакивает с места:

– Меня не волнует, что там у вас произошло. Но Джереми и правда придурок, а ты заслуживаешь счастья. Напишешь мне потом?

– Ага. – Не могу же я этим людям рассказать о своем уходе в винтаж. – Конечно.

– Мне надо еще успеть до звонка купить диетическую колу. Пока, девчонки!

– До свидания, – пищит Питер.

Пока Кардин удаляется, все молчат. Парни наслаждаются зрелищем так же, как до этого при ее приближении. А затем все пронзительные взгляды Звезд устремляются ко мне. Как будто я экзамен, который они пытаются сдать на «отлично». Как мне не хватает тишины. Джереми обычно заглатывал еду так быстро, что первые пять минут обеда считал «мигом молчания». Погодите. Он наверняка и сейчас быстро ест. Просто меня нет рядом.

Я встаю и кидаю недоеденное яблоко в урну. На языке так и вертятся едкие замечания: еще чуть-чуть – и начну их выплевывать. А еще я злюсь на себя за то, что позволила Звездам меня разозлить. Они наконец добрались до сути, и она намного лучше, чем я говорю другим. Вообще любопытство не порок – история ведь и правда интересная. И с каждым разом, как я ее слышу, она становится все интереснее. Я не сомневаюсь: к тому моменту, как я выполню все пункты из списка, вся школа будет думать, что я променяла Джереми на лапчатоногого тролля со способностью к телепатии. И с другими сверхспособностями.

Список. Вот о чем я должна думать, а не о каких-то там слухах и симпатичном бывшем бойфренде, который сидит в другом конце двора, потягивая газировку. Мне пора заняться делом, сосредоточиться на чем-то, доказать сестре (и самой себе), что я действительно могу полностью уйти в винтаж.

Надо подумать о группе поддержки. Если организовывать в этой школе группу поддержки, без поддержки Звезд мне не обойтись.

– Ладно. Сменим тему. – Я кладу обе руки на стол в надежде, что это создаст доверительную атмосферу. – Я знаю, что на вас можно положиться. У меня есть идея, как повысить сплоченность в нашем коллективе.

– Мне показалось, Корпус мира тебя не сильно заинтересовал, – сказал Питер.

– Ты прав. А вот что в действительности поддерживает командный дух, так это организованная поддержка наших спортсменов. Нам нужна своя группа поддержки.

– Группа поддержки? – с сомнением произносит Пейдж. – Но это же так… архаично.

– Точно! – Я тычу в нее пальцем. – Считай, что это социологический эксперимент.

– Один ноль в твою пользу, – отвечает Пейдж.

– Ну и как… мне ее организовать? – спрашиваю я.

– Ты хочешь организовать группу поддержки? – переспрашивает Питер.

Вроде умные детишки, а так тормозят.

– Ну, я бы с удовольствием вступила в уже имеющуюся, но ее нет.

– Зато у нас есть закрытый ученический клуб, – начинает перечислять Ивонн, – и благородное сообщество, и студенческий совет, и духоподъемная неделя, и…

– …студенческий совет – знаем-знаем. Поддержки от них мало, – возражаю я.

Питер откидывается на спинку стула.

– Спроси Оливера – он член студенческого совета. Он точно знает. Эй, Оливер! – кричит он через весь двор. Сидящие за столиками оборачиваются. В том числе за столиком Оливера. И за столиком Джереми тоже. – Иди сюда. У Мэллори к тебе вопрос!

Хорошо бы сейчас провалиться сквозь землю. Оливер скользит между столиками. Остальные ученики уже потеряли интерес к происходящему. Я сосредоточенно разглядываю папку в руках Пейдж – грязно-красного цвета, с двумя отделениями, – прекрасно осознавая, что Джереми продолжает на меня смотреть, потому что точно знаю, как ощущается его взгляд.

– Ну? – спрашивает Оливер Питера.

– Мэллори хочет узнать, как организовать студенческий клуб. Ты же знаешь?

Я искоса поглядываю на Оливера. Он оборачивается к своему столику с тоскливым выражением лица, всем своим видом давая понять, что с нами он только теряет время:

– Не совсем. Но в ученическом справочнике все написано.

– Отлично, я загляну в справочник.

Говоря это, я обращаюсь к папке Пейдж – куда более приятному собеседнику, нежели двоюродный брат Джереми. Представляю, какой ахинеи Джереми ему наговорил про меня. Точнее, не представляю. Мне ведь наплевать. Оливер меня совсем не знает, так что пусть стоит тут со скучающим и осуждающим видом сколько ему угодно.

Оливер кладет руку на папку Пейдж – так, что я вынуждена поднять глаза. Взгляд у Оливера по-прежнему безразличный, но теперь направлен прямо на меня.

– Если хочешь создать новый студенческий клуб, тебе надо подать заявку в студенческий совет, а именно его президенту.

– Прекрасно. – Так, замечательно, он решил мне помочь. Раз уж не получается провалиться сквозь землю, может, удастся хотя бы стать невидимой. Все смотрят на нас. Они тоже отдают себе отчет в том, что Оливер – двоюродный брат Джереми? И думают, что я решила создать идиотскую группу поддержки только потому, что разругалась с бойфрендом?

Ну ладно, отчасти действительно поэтому.

Оливер уже достал телефон и нашел ссылку на ученический справочник:

– Вот, нашел в электронном виде. Тебе переслать ссылку?

– Нет, спасибо, я… я поищу на сайте. – Ага, или откопаю в старинных скрижалях нашей школы.

– Сегодня играете? – вклинивается Питер.

– Да, придешь? – откликается Оливер.

– В обычной форме или в спандексе?

Городская баскетбольная лига. Команда Оливера выглядит как рок-группа Мötley Crue из восьмидесятых: шевелюра и высокие винтажные кеды. Не думаю, что они играют ради победы – скорее ради шоу, и мне это нравится. Джереми с ними ни за что не станет играть. Ему это кажется стремным.

– Я нашел неоновые подтяжки, – говорит Оливер. – Конечно, играем в спандексе.

Все за столиком смеются. Оливер уже собирается уходить, но вдруг останавливается, наклоняется над моим стулом, дышит прямо мне в ухо.

– Обращайся, если понадобится помощь с группой поддержки. – И, подмигнув, добавляет: – Мы ведь почти одна семья, правда?

Серьезно, сразу после нашего с Джереми расставания? Неужели он так безжалостно издевается надо мной, еще и перед друзьями? Ярость, которую, как мне казалось, я смогла приручить, вырывается наружу.

– Заткнись, – шепотом отвечаю я.

Самонадеянность на его лице сменяется смущением:

– Я имел в виду другое… я правда могу помочь. Поскольку ты девушка Джереми…

Заметив мой стальной взгляд, он замолкает. Хотя мы говорим совсем тихо, я уверена, что все присутствующие нас внимательно слушают. Если на Джереми я раньше не собиралась нападать, то Оливер – совершенно другое дело.

– Ты подонок, Оливер. Такой же, как и твой брат.

Надеюсь, эта выходка взорвет Friendspace.