Устанавливая правила

Глава 14

Роберт

Говорят, сердце обманывает разум, и это правда. Но инстинкт… он никогда не подводит, его невозможно переиграть.

Как только увидел Шэрон, её красные губы и провокацию, написанную на коже, я понял, — она доставит мне немало хлопот. Любопытство к окружающей её тайне, и необъяснимая химия, которую чувствовал между нами, заставляли меня отбросить разум и продолжать встречаться с ней.

Это было неправильно. Опасно.

Но необходимо.

Я не послушал инстинкт. Позволил этой девушке перевернуть мой мир, тело и мой разум с ног на голову.

А потом она произнесла эту фразу.

«Иначе я расскажу всем, что ты сделал с Андерсоном».

Шок проходит, и я надвигаюсь на Шэрон. Как только настигаю, она поворачивается ко мне спиной и начинает убегать; я преследую. Уклоняюсь от подушки, которую она бросает в меня, и почти хватаю за руку, когда она бросается на кровать, перекатывается на другую сторону и бежит в гостиную. Шэрон пытается открыть входную дверь, но та заперта.

«Неужели ты думала, что я позволю тебе уйти?»

В дверном проёме блокирую девушку и сцепляю ей руки над головой. Даже если не хочу причинять ей боль, она вздрагивает.

— Повтори, что ты сказала.

Шэрон держит рот на замке, но взгляд не опускает. Она никогда его не отводит. Она смотрела мне прямо в глаза каждый раз, когда достигала кульминации; словно хотела запечатлеть в своём сознании образ монстра, которого разбудила и который всю ночь владел ею.

— Кто рассказал тебе про Андерсона?

На этот раз я кричу. Её грудь прижимается к моей. Шэрон пытается сопротивляться, старается скрыть от меня, как сильно бьётся её сердце или как быстро дышит, но это бесполезно.

Мы слишком близко.

И она не только напугана: она возбуждена.

Я просовываю руку между её бёдер и начинаю ласкать. Она бунтует, кричит, чтобы я отпустил, но я не слушаю.

— Кто ты? — шепчу, покусывая мочку её уха. — Шэрон это твоё настоящее имя или просто одно из многих?

Наконец она перестаёт бунтовать. Я знаю, Шэрон ненавидит себя за это, но она раздвигает ноги и позволяет мне проникнуть в неё глубже. Я не делаю этого. Не потому, что не хочу, а потому, что хочу от неё большего, чем очередной трах.

— Рулз… — умоляет она.

Я убираю руку, и она отчаянно качает головой.

— Тебе ещё интересно посмотреть, что скрывается под поверхностью?

Она прикусывает губу.

«Да. Так и есть».

Я легонько касаюсь её лица, затем обхватываю шею. Сначала нежно, потом сжимаю всё сильнее и сильнее. Пока у неё не перехватывает дыхание. Я знаю, каково это — убить человека; смотреть ему в глаза, пока жизнь постепенно угасает. Я убил Андерсона, да. И сделал это потому, что он не хотел продавать мне свою компанию, а после я попросил Джейка инсценировать самоубийство.

Хотел бы, чтобы она была моей первой жертвой, но это не так.

Я напрягаю мышцы, пытаясь сдержать гнев. Между моими пальцами шея Шэрон кажется тонкой. Потребуется так мало, чтобы сломать её. В порыве отчаяния девушка царапает мои руки, потом щурится. Измученная.

Осталось совсем немного, она на волоске от небытия.

Когда её мобильный начинает звонить.

Звук, который он издаёт, возвращает меня к реальности.

Я резко отпускаю Шэрон, отступая назад. Она падает, кашляя и потирая шею. Теперь она опустила глаза; она больше не осмеливается смотреть на меня. Я лезу в её сумку и достаю мобильный. Как только вижу имя на дисплее, всё встаёт на свои места.

— Бернс, — тихо произношу я. — Это он рассказал тебе об Андерсоне, верно? Ты попросила его изучить меня. — Я должен чувствовать себя преданным, злиться… Но я даже не знаю, что чувствую к женщине, сидящей у подножия моей двери. Бросаю ей телефон. — Ты играла со мной с самого начала.

— Ты тоже использовал меня.

Голос тонкий, но взгляд обжигает сильнее, чем адское пламя. Я знаю, что ей трудно говорить. Она будет чувствовать мои руки на себе в течение нескольких дней.

И всё же я не испытываю к ней жалости.

— Ты получила то, что хотела, Шэрон?

— А ты?

Я сжимаю кулаки.

«Нисколько».

Вот почему я должен избавиться от неё сейчас.

— Уходи.

— А иначе что? Ты заставишь меня исчезнуть, как Андерсона?

Она не заслуживает ни моего внимания, ни ответа. Я поворачиваюсь к ней спиной, надеясь, что она поймёт, — ей лучше бежать.

Но она не убегает.

Шэрон встаёт и громко выкрикивает моё имя.

— Сколько раз ты это делал? — Голос у неё хриплый. Я хочу ненавидеть её, но правда в том, что она меня ужасно возбуждает. — Скольких других ты заставил исчезнуть, потому что они встали на твоём пути?

Я смотрю на неё через плечо, насмешливо улыбаясь.

— Ты хочешь узнать и присоединиться к ним?

— Нет. Я хочу, чтобы ты сказал мне. — Она поднимает с пола телефон, нажимает несколько клавиш, затем поворачивает экран ко мне и показывает фотографию женщины. — Это Джиллиан Аллен. В газетах писали, что она сожгла себя заживо через несколько дней после того, как её выбрали для стажировки в Rules Corporation.

Я игнорирую дрожь, пробежавшую по позвоночнику.

— И что?

Она приближается ко мне. Неумолимая.

— Джилли была в «Голубых нотах» в ночь смерти Андерсона, вместе с твоим человеком.

Как бы мне этого ни хотелось, я знаю, о ком она говорит. Тем вечером я тоже был там. Девушка имела несчастье стать свидетелем убийства Андерсона, поэтому я и попросил Джейка сделать так, чтобы она исчезла.

— Её смерть была классифицирована как самоубийство, но мы оба знаем, что это не так. Правда?

— К чему ты клонишь, Шэрон?

Несмотря на то что Шэрон до последнего пыталась сопротивляться, она начинает плакать.

— Джилли была моей сестрой.

Услышав это признание, я застываю.

Но понимаю.

Мне знакома пустота, которую оставляет внутри потеря любимого человека. Когда умер отец, я испытал то же самое. Я из кожи вон лез, чтобы найти правду. И когда нашёл…

— Мне нужно знать, Рулз. Ты это сделал?

Она расстроена, хотя и не должна. Шэрон знала, что я опасный человек, а позволив мне играть с ней, согласилась на своё разрушение. Она предложила мне всё, что у неё было, и я это взял. Я пообещал, что взамен дам ей всё, что она захочет. Теперь Шэрон просит рассказать правду, но я могу прочесть внутри неё.

Она не хочет знать, что произошло.

Ей нужен монстр, которого можно ненавидеть.

Она хотела его ещё до того, как начала расследовать исчезновение сестры. Возможно, с тех пор как чёртова автокатастрофа унесла её родителей, или когда спецслужбы установили за её голову награду, заставив сменить имя и скрываться.

Я знаю о ней всё.

Кто она. Откуда родом. На что способна.

Однако с тех пор, как Шэрон появилась в моей жизни, она ни на минуту не переставала удивлять меня.

Она не заслужила потерять свою сестру, как не заслужила и встречи со мной.

Но это случилось.

Я не могу изменить прошлое, не могу сказать ей, что со временем боль от потери утихнет, потому как это не так. Я не собираюсь извиняться перед ней, но я могу взять на себя её боль и стать тем монстром, которого она ищет.

Её монстром.

Я поднимаю подбородок и безжалостно смотрю на неё.

— Её убил я.

— Почему?

Разум изо всех сил пытается придумать оправдание, но я не могу думать; не сейчас, когда по её лицу текут слезы.

— Она увидела слишком много.

А я сказал слишком много.

Прежде чем Шэрон успевает спросить о чём-то ещё, я поворачиваюсь к ней спиной и закрываюсь в ванной. Прислоняюсь спиной к двери и закрываю глаза. Чувствую, как на грудь давит огромная тяжесть.

«Неправильно».

Снимаю брюки и иду в душ. Теряя счёт времени, я вновь и вновь намыливаю тело, пока не исчезает её запах.

Когда выхожу, Шэрон уже нет. Моя пижамная рубашка лежит на полу посреди коридора. Я понимаю, что она снова трогала мой мобильный, потому что он лежит не там, где оставил, но мне всё равно.

«Она ушла».

Единственное, о чём могу думать.

Я должен этому радоваться, но вместо этого я сажусь на диван и зажимаю ладонями голову.

Пятнадцать лет тому назад

Сын никогда не должен осуждать своих родителей.

Я поступил хуже: подслушав разговор Бейли с матерью, я нанял детектива, чтобы тот следил за ней и составил список всех, с кем она встречалась чаще.

Читая отчёт, я наслаждаюсь глотком бурбона. За последние несколько недель у меня вошло в привычку заходить в кабинет отца и припадать к спиртному. Прошло три месяца с тех пор, как он застрелился. Я до сих пор не перестал чувствовать запах его крови на себе, но я научился с этим жить.

Когда вспоминаю парня, каким я был до той ночи, то едва узнаю себя. Я бросил колледж и нанял учителей, чтобы они помогли мне закончить учёбу как можно скорее. Я перестал тусоваться с друзьями и встречаться с женщинами. Рана, которую нанесла Оливия, предав моё доверие, побудила меня пересмотреть все привычки.

Мать тоже изменилась. Она перестала разговаривать со мной и стала всё чаще выходить из дома. Обычно она уходит до того, как я проснусь, и её не просто увидеть до ужина. Иногда она приходит поздно вечером, иногда вообще не возвращается.

Как выяснил детектив, она проводит свои дни между салонами красоты, шопингом, обедами с подружками и за ужином в компании вечно разных мужчин. Не удивляюсь, когда узнаю, что в последние недели она встречалась с политиками, актёрами, спортсменами… Даже судьями и полицейскими с высоким званием.

Пока удерживаю во рту глоток бурбона, меня снова начинают преследовать воспоминания о ночи, когда умер отец. Вспоминаю Бейли и то, что он сказал мне по дороге домой. Он сказал, что расследование скоро будет закрыто, поскольку кто-то оказал давление. Так и случилось.

Я долго гадал, кто этот «кто-то». Не найдя ответа, я попытался подумать, кто мог оказать такое давление.

«Моя мать».

Но зачем ей это?

Обхватив руками голову, я вздыхаю.

«Видимо, ей было что скрывать».

Чем больше думаю обо всём этом, тем меньше мне нравится.

Я поклялся себе узнать правду о смерти отца, но чем больше узнаю, тем меньше мне хочется продолжать. Наливаю себе ещё бурбона. И пью до тех пор, пока обо всём не забываю… ничего не чувствовать, кроме сладкого вкуса во рту, и полностью потерять сознание.

Но я не успокаиваюсь даже во сне.

Я слышу голос отца, который шепчет мне, чтобы я открыл глаза.

Чтобы увидеть.

Когда просыпаюсь, я понятия не имею, который час. Но мне не нравится то, что слышу. Мама смеётся. Она не одна. Ещё один голос (мужской), вздыхает.

Или, может быть, стонет.

Я выхожу из кабинета и направляюсь в холл. Должно быть, я проспал несколько часов, потому что в доме темно и пусто.

— Нет. Не здесь!

Мать снова смеётся. Меня передёргивает, но я иду вперёд.

— Не хочу, чтобы Роберт проснулся.

Но я уже проснулся и как только увидел их в коридоре, сразу понял, что происходит. Мужчина трогает её повсюду. Она отталкивает его, только для того, чтобы взять за руку и потащить к комнате, которую почти двадцать лет делила с моим отцом.

Уверенным жестом открывает дверь и включает свет.

— Мама! — кричу из коридора.

Целовавший её мужчина резко вздрагивает и поспешно застёгивает брюки. Как только я узнаю его, у меня округляются глаза. Это адвокат Доусон, партнёр Бейли. В отличие от Бейли, который специализируется на корпоративном праве, он занимается частным правом.

Моя мама заталкивает мужчину в комнату и прежде чем закрыть дверь, шепчет, чтобы он подождал. Приблизившись ко мне, она фыркает, постукивая каблуками по полу, а потом скрещивает перед собой руки, обращаясь ко мне.

— Я нахожу твоё вмешательство совершенно неуместным.

Чувствую, как меня охватывает гнев.

— Хочешь знать, что я нахожу неуместным? Присутствие адвоката, курирующего наследство моего отца со спущенными штанами, пока моя мать, трётся о него.

— Не будь ханжой. Никто из нас не невинен, даже твой отец!

— Он любил тебя. — Понимаю, для неё неважно, но я чувствую себя обязанным сказать это. — Он дал тебе дом, семью и возможность иметь всё, что ты захочешь. Он был богатым и привлекательным мужчиной. Если бы отец захотел, он мог бы иметь любую женщину. Но он никогда не изменял тебе.

— Не в физическом смысле этого слова.

Я едва моргаю, не понимая.

— Что ты имеешь в виду?

Мать фыркает, качая головой.

— Он бы не хотел, чтобы ты знал, но теперь, когда мёртв, его желания больше не имеют значения. Я вышла замуж за твоего отца не потому, что любила его, а потому, что мы заключили договор. Я обязалась родить ему сына, а он взамен взял на себя бизнес моего отца, который терпел крах. Он пообещал мне, что не будет заставлять меня делать то, чего не хочу, и я буду вольна вести свою жизнь так, как заблагорассудится. Но он солгал.

В памяти всплывает далёкое воспоминание. Однажды вечером, вернувшись домой, я услышал, как родители ссорятся. Это случалось и раньше, но в тот раз они позволили себе что-то другое.

«Ты установил правила, Роберт.

А ты заставила меня их нарушить».

Я прислоняюсь к стене, не уверенный, что смогу выдержать тяжесть того, что она мне только что открыла. Я всегда считал, что отец был хорошим человеком, а мать — алчной нахлебницей. Мне всегда было интересно, почему отец продолжал прощать её, несмотря на многочисленные предательства с её стороны.

Это было потому, что он предал её первым.

— Вот почему вы всегда ссорились, — понимаю я.

— Я хотела, чтобы он сдержал своё обещание и отпустил меня. Но, к сожалению для меня, это не входило в его планы.

«Если хочешь получить розу, ты должен принять и её шипы».

Отец повторял эту фразу, когда говорил о матери. Я думал, это метафора, чтобы объяснить мне, что любить человека — значит принимать и прекрасное, и безобразное в его душе.

Но это было не так.

Он хотел мне сказать, что иногда, чтобы получить желаемое, нужно испачкать руки (даже исколоть их шипами).

— Год за годом твой отец забирал у меня всё. Мою семью. Мой дом. Любовь. Если бы он не умер, то забрал бы у меня и компанию, которая восстала из пепла после смерти моего отца. Тебе это кажется справедливым?

Нет. И всё же, как только она упоминает о завещании, которое отец попросил изменить, чтобы отстранить её от управления Rules Corporation, внутри меня что-то щёлкает. Я вдруг вспоминаю, что сказал ей Бейли в ночь смерти отца.

«Мои глубочайшие соболезнования, миссис Рулз. Прошлой ночью мы все что-то потеряли. Или почти».

Бейли потерял друга. Я потерял отца. Моя мать, с другой стороны, обрела свободу и миллионное наследство, которое стало ещё более значительным из-за того, что отец не смог подписать новое завещание.

Внезапное — и совершенно неприемлемое — подозрение заставляет меня содрогнуться. Мать знала о завещании. И она ненавидела отца. У неё были нужные связи, чтобы потребовать скорейшего закрытия дела, и все основания расквитаться.

Я качаю головой, отступая на шаг.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Роберт?

Едва она произносит моё имя, ощущаю, как из желудка поднимается рвотный рефлекс. Я вспоминаю слёзы, которые она не пролила на похоронах, вопросы полиции и то, как Бейли смотрел на неё — словно ненавидел.

Он знал, что она сделала. Что это сделала она.

Я качаю головой, зажав её ладонями.

— Не могу здесь больше оставаться.

— Что…

— Я ухожу, — отрезаю сухо. Я пересекаю коридор и захожу в свою комнату. В сумку запихиваю немного одежды и беру ключи от машины. Последнее, что слышу, прежде чем выйти за дверь, это смех моей матери и мужчины, которого она привела домой.

Я понимаю, она не попытается меня остановить.

«Так даже лучше».

Всё кончено. Я никогда не вернусь назад и не буду продолжать искать правду, с которой не намерен сталкиваться.