Разве не этого ты хотела? – спрашивала себя Роза, прижав ладонь к губам и глядя, как Шейн уходит.
По крайней мере, он шел в конюшню. А не к грузовику.
– Я вернусь, если буду нужен, – сказал он, оглянувшись.
Роза все еще чувствовала его присутствие рядом. Чувствовала прикосновение его губ… то, чего так сильно желала.
Поцелуя неподходящего мужчины. Нарушения всех правил. Мимолетного увлечения. Интрижки.
Того, чего она хотела. Чего так и не получила.
Она испытала жажду, отчаяние, страсть и неудовлетворенное желание, слившиеся вместе в одном головокружительном поцелуе.
Как не похоже на сдержанные поцелуи Чеда, которые когда-то казались ей шагами в новый, неизведанный мир.
Погруженная в размышления, Роза неторопливо закрыла дверь и прислонилась к ней. Это надо обдумать.
Милли однажды призналась ей, что, целуясь с Кэшем, совершенно забывает себя.
Роза и вообразить не могла, что хоть на мгновение сможет забыть, что она – Джорджия Уинтроп Гамильтон, дочь уважаемого судьи.
Как выяснилось, смогла.
Она способна была думать только о мужчине, который ее целовал. Только о том, какое это замечательное, прекрасное чувство.
И если бы Шейн не отстранился, она так и продолжала бы его целовать.
И сделала бы многое другое – дикие, безумные, удивительные вещи, на которые никогда бы не отважилась дочь судьи Джорджа Гамильтона, если бы помнила себя!
Хорошо, что Шейн ушел, – сказала себе Роза. Сейчас ей нужно побыть в одиночестве.
И обрести хоть каплю здравого смысла.
У нее получится. Конечно, получится. Ведь она – дочь своего отца. Как хорошо, что у Шейна хватило ума спрятаться от нее за двумя дверями и снежным бураном.
Но до самого вечера, как бы сильно ни стремилась Роза обрести здравый смысл, она все еще хотела, чтобы Шейн вернулся.
Шейн решил, что это – его наказание.
Расплата за вмешательство в дела других людей, за нарушение закона, за похищение женщины – женщины, на которую у него нет никаких прав.
На этот раз от судьи Гамильтона его не спасут ни мамочка с папочкой, ни Силы Небесные. Как будто сам Господь Бог указывает ему, что он переступил черту.
Ничего удивительного. Шейн еще не помнил случая в своей жизни, когда бы ему удалось выйти сухим из воды. Так почему в этот раз должно получиться иначе?
Но, похоже, именно сейчас Шейну удалось столковаться по-хорошему с Высшим судом.
Он попробовал взглянуть на вещи с оптимистической точки зрения. Кажется, Бог отнесся к нему более снисходительно, чем судья Гамильтон или даже собственный отец.
Шейн большую часть дня слонялся по конюшне, размышляя о Розе Гамильтон.
И он пришел к решению. Что еще ему оставалось?
Ни один суд не проявит к нему снисхождение. Все вокруг – даже собственное тело – сейчас против него.
Он должен сопротивляться влечению. Проявить благородство.
Это – знамение. Для чего еще Богу понадобилось запереть Шейна в маленьком доме с единственной женщиной на земле, которую он не осмелится тронуть?
Если бы Богу было угодно, чтобы Шейн занялся любовью с Розой Гамильтон, Он дал бы ей другого отца!
– Я понял намек, – ответил Шейн Господу и заодно сове, сидящей на балке под крышей конюшни. – Мне это не нравится, но спорить я не буду.
Он подождал. Все было тихо.
Неужели он надеется, что Господь Бог назовет его хорошим мальчиком? Скорее ад замерзнет.
– Ты ведь не сделаешь этот снегопад вечным? – спросил Шейн спустя несколько секунд. – Знаешь ведь, какая у меня слабая воля.
Сова на балке захлопала крыльями. Затем посмотрела вниз и громко ухнула.
Вот и отлично. Даже с Богом можно договориться.
Когда Шейн вернулся в хижину, на плите шипело что-то очень ароматное. Наступил ранний вечер, снег продолжал идти, и до ночи, когда Шейн сможет улечься на свою утыканную гвоздями кушетку, оставалось несколько часов.
Но Шейн был готов. Он собирался быть вежливым, помочь состряпать ужин, мирно почитать книжку или просто посидеть у огня, поддержать разговор. Быть вежливым.
Роза читала, сидя у камина. Она подняла голову, когда Шейн вошел, и посмотрела, как он стряхивает снег с одежды. Ее взгляд был настороженным. Она ни произнесла ни слова.
Шейн тоже помолчал, целую секунду. А затем повернулся к ней и сказал:
– То что у тебя готовится, пахнет очень вкусно.
Роза просияла. Обеспокоенное выражение исчезло с ее лица.
– Проголодался?
– Помираю с голоду. – Только произнеся это, Шейн понял, что сказал чистейшую правду. Яичница из порошка была съедена слишком давно. И прошло уже несколько часов с тех пор, как он сжевал печенье, припасенное в кармане куртки.
– Иди поешь, – предложила Роза, вставая и подходя к плите. На стол она уже накрыла. Это напомнило Шейну о тех временах, когда здесь жили Мэйс и Дженни. Так уютно. По-домашнему.
Шейн помог Розе разложить еду по тарелкам. Она приготовила беф-строганов с рисом. И извинилась за отсутствие свежих овощей, как будто это была ее вина.
– Обойдусь, – улыбнулся Шейн. – И вообще, я предпочитаю мясо с картошкой.
– Картошки тоже нет, – печально заметила Роза.
– Я люблю рис. – Он сел за стол напротив нее и взял вилку.
Некоторое время они ели молча. Но тишина больше не казалась напряженной.
Затем Роза сказала:
– Интересно, как прошла свадьба?
– Прекрасно, наверное, – ответил Шейн. – Что еще могло случиться? – Он криво ухмыльнулся.
Роза улыбнулась в ответ.
– Хорошо, что меня там не было.
Шейн, удивленный, взглянул на нее.
– Почему?
Она замялась на мгновение.
– Папа собирался приехать и привезти с собой моего будущего мужа.
Шейн разинул рот. Он с огромным трудом примирился с мыслью, что старик Твердо… старый судья Гамильтон – отец Розы. И при всем желании не мог представить себе судью, разыскивающего мужа для своей дочери.
– Небось, образец добродетели, – буркнул Шейн.
Роза кивнула.
– Боюсь, что да.
– И он хочет, чтобы ты… вышла за этого парня?
– Мой отец, как ты мог догадаться, ждал от меня очень многого. Например, что я поступлю в Йель. А я не поступила. Он хотел, чтобы я стала юристом. А я не стала. И теперь он ищет мне идеального мужа, чтобы удержать мою жизнь на «верном пути». Он собирался нас познакомить. Посмотреть… понравится ли мне. Но, конечно, подразумевалось, что понравится.
– И он считает, что имеет на это право? – возмутился Шейн. В свое время его просто бесило, когда Дженни пыталась найти для него подходящую женщину, желая, чтобы он остепенился. Черт побери, но он же не хочет остепеняться! И вряд ли кто-нибудь сумеет его заставить.
– Такой уж он человек. Он считает, что я должна выйти замуж.
– Почему?
– Потому что мне двадцать пять лет, а я все еще одинока, – беззаботно ответила Роза. – И он хочет стать дедушкой.
У Шейна глаза на лоб полезли, когда он представил себе судью в роли дедушки. Наверняка этот хмырь приучит своих внуков ходить строем.
– И дело не только в этом, – продолжила Роза. – Он и впрямь уверен, что помогает мне. Он знает, чего я хочу. Мужа. То есть, семью. – Она задумалась. Даже слегка погрустнела.
– Ты еще молода, – с жаром возразил Шейн. – Вся жизнь впереди.
– Нет. – Но ее голос не был уверенным. Она наколола на вилку кусочек мяса.
– И он мог найти действительно хорошего парня, – продолжил Шейн. – По-моему, он очень требовательный человек.
– О, да.
– Тогда… гм, как ты думаешь, что он скажет, когда э… узнает об… этом?
Роза взглянула на него с любопытством.
– О чем?
– Тебя не будет на свадьбе. Я тебя э… отправил в командировку. Как я понимаю, он заявится ко мне с ордером на арест. – Шейн пошутил, но в его словах была доля правды.
– Он может, – ответила Роза, начисто отбив у Шейна аппетит. – Но я ему не скажу.
Шейн уставился на нее.
– Не скажешь?
– Если только ты не захочешь.
Он яростно покачал головой.
– Не захочу, – произнес он так равнодушно, как только смог.
Роза усмехнулась.
– Мне почему-то тоже казалось, что не захочешь.
Шейн почесал в затылке.
– Ага, он меня и так не жалует. Представляю, какое у него сложится мнение обо мне, если он узнает о твоем похищении.
– Значит, это останется нашей тайной, – Роза заговорщицки подмигнула. – Да?
Их взгляды встретились. Шейн кивнул и вздохнул чуть свободнее.
– Да.
Они просидели за столом несколько часов. Но время пролетело незаметно.
Дело было не в еде, хотя ужин оказался намного вкуснее, чем ожидал Шейн.
Дело было в завязавшемся между ними разговоре.
– Я не собираюсь ему лгать, – Роза продолжила свою речь об отце. – Я скажу, что уехала с другом в горы. Ведь мы друзья, правда?
Шейн кивнул. Друзья?
– Ага, – подтвердил он. – Мы друзья.
Они снова посмотрели друг другу в глаза. Пространство между ними было пронизано каким-то очень сильным чувством. Дружбой?
– Расскажи еще, – предложила Роза, – о происшествии с твоим пальцем.
И Шейн рассказал. Он подробно описал ей случившееся – причудливую цепь событий, которая началась с того, что он решил помочь другу, и закончилась потерей пальца. Хорошо еще, что у него хватило здравого смысла подобрать оторванный палец, и повезло с врачами, которые его пришили.
Роза – единственная, если не считать друзей-наездников и жаждущих крови соседей, внимательно выслушала неприятную историю, не закатывая в ужасе глаза и не затыкая уши.
Она не осудила его, как Дженни: «Если бы ты хоть раз задумался о последствиях своих поступков, то не вляпался бы в такую ерунду».
Она не покачала головой, как Мэйс: «Чего еще от тебя ждать».
Она не заявила равнодушно, как Таггарт: «Я слышал о несчастном случае, но ты ведь все уладил».
Вместо этого Роза воскликнула:
– Какой ты замечательный друг! Я мало знаю людей, у которых хватило бы присутствия духа отыскать оторванный палец и забрать его, вместо того, чтобы впадать в панику.
Шейн оценил ее отношение. И тогда он рассказал ей об еще одном почти роковом приключении – в таких выражениях, как будто это случилось с посторонним человеком. В тот раз он и вовсе понял, что произошло, только когда очнулся в реанимации.
– К тому времени, – рассказывал он взахлеб, – я уже валялся на земле, а до них даже не дошло, что я вырубился. Они решили, что я сплю!
Роза восхищенно рассмеялась.
Шейн хохотнул в ответ.
– Такой уж я человек. Надежный. Невозмутимый. Всегда на высоте.
– И скромный. Не забудь про скромность, – усмехнулась Роза. Она встала и налила обоим по чашечке кофе.
Шейн тоже улыбнулся, не обидевшись на шутку. Ее подтрунивание не задевало его так, как ехидные насмешки Мэйса. Вместо того, чтобы перевести разговор на другую тему или огрызнуться в ответ, как Шейн обычно поступал со своим братом, он добродушно отшучивался.
Шейн вытянул ноги и устроился на стуле поудобнее. Обычно он не любил засиживаться после еды. Обычно он беспокойно поглядывал на часы, нервно барабанил пальцами по столу и рвался побыстрее сбежать. Но не сегодня.
Конечно, идти было некуда – снаружи лежал метровый слой снега.
Но дело не только в этом.
Шейн не хотел никуда идти. Он не хотел оказаться где-нибудь в другом месте. Ему хотелось остаться здесь.
С Розой.
Он смотрел, как Роза подливает молоко ему в кофе, не очень много, примерно столько, сколько он сам налил себе чуть раньше. Ему было приятно, что она это заметила. Дженни всегда лила слишком много молока, а Мэйс морщился и говорил: «В чем дело, парень, неужели ты не можешь пить нормальный кофе?»
Роза протянула ему кружку и улыбнулась.
Шейн улыбнулся в ответ. Предчувствие опасности шевельнулось внутри, застав его врасплох.
Он ощутил странное беспокойство, но почти сразу забыл о нем. Еще успеет наволноваться из-за собственных чувств.
Шейн был из тех людей, которые живут одним мгновением. Он давно уже понял, что именно в этом заключается жизнь.
Прошлое осталось позади. Будущее неотвратимо, но, даст Бог, кривая вывезет. Сейчас Шейн переживал один из лучших моментов в своей жизни. И вряд ли это можно будет вернуть.
Роза, склонив голову, взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.
– Должно быть, ты всегда хотел кататься на быках. Правда? С тех пор, как впервые их увидел.
Она права. Хоть и не ясно, откуда она это узнала.
Большинство людей не понимают, зачем он ездит верхом. Им трудно даже вообразить, что заставляет человека добровольно помериться силами со злобным бычарой весом в целую тонну.
Шейн не мог объяснить, что им движет. Но с тех пор, как он впервые попал на родео в Уилсале в возрасте четырех лет, он понял, что будет ездить верхом.
То, что остальные считали бессмысленным риском, для него было обычным вызовом, на который нельзя не ответить.
Возможно, причиной оказалось то, что даже в самом юном возрасте Шейн чувствовал в себе избыток энергии. Пришлось найти что-то большое, свирепое, внушающее ужас, чтобы обуздать эту энергию, дать ей выход.
– Правда, – сказал наконец Шейн. – Потому что не могу по-другому.
Роза кивнула.
– Да. Я понимаю.
Шейн знал, что она его понимает – девушка, ставшая цветочницей, а не юристом. Девушка, которой каждый день приходилось бороться за право быть собой. Если честно, Шейн был уверен, что она понимает его, как никто другой.
– Это вызов, – сказал он ей. – Я должен собрать все свои силы. Забыть про страх. И жить с последствиями. Какими бы они ни были.
– Да. – Она кивнула. – Да.
Шейн рассказал ей о Дасти, особенно опасном однорогом быке.
– Каждый раз, когда я сажусь на него, он пробует что-то новенькое. Как будто заранее обдумывает, что будет делать!
Он рассказал о Серебряном Стерлинге, огромном белом буйволе, самом большом из всех.
– Как будто на диване сидишь. Только этот диван может подбросить тебя до самой луны.
Он рассказал о маленьком Скизиксе из Нью-Мексико и о Добермане, которого назвали так потому, что он не только бодается, лягается и брыкается.
– Он непременно попробует отгрызть от тебя кусок, правда.
– Ты всех их помнишь?
– Почти. Только тех не помню, после которых у меня было сотрясение мозга. – Шейн вздохнул и откинулся на спинку стула, сжимая кружку в здоровой руке. Его взгляд упал на перевязанную руку. Вот чудо современной медицины – заново пришитый большой палец. И Шейн задумался, уже не в первый раз, о том, что его ждет, когда он не сможет больше заниматься любимым делом.
– Будет ли палец как новый? – переспросил врач, когда Шейн потребовал у него прогнозов на будущее. – Откуда нам знать? Мы можем только надеяться.
Шейн вспомнил, как иногда у него болели мышцы и суставы во всем теле. Четырнадцать лет участия в родео даром не проходят. Шейн это знал. Но он понятия не имел, что делать с этим… или вместо этого. А теперь добавился еще и палец.
Страх из-за большого пальца был только вершиной айсберга.
– Не знаю, что я буду делать, – сказал Шейн, опустив взгляд, – если… когда… не смогу больше ездить верхом.
Впервые он произнес эти слова вслух, впервые высказал страх перед пустотой, с которой столкнется, когда родео перестанет быть главным занятием и смыслом его жизни.
Роза не ответила.
Она сидела молча, сочувственно поглядывая на него поверх кружки с кофе. Она не полезла к нему с дурацкими предложениями. Не попыталась развеять его страхи.
– А что еще ты любишь? – спросила она наконец.
Шейн покачал головой. Что еще он любит?
– Ради чего ты мог бы вставать с постели каждое утро?
Он не знал, что ответить. Роза помешала кофе и взглянула на пламя в камине.
– Это похоже на смерть, правда?
Шейн непонимающе посмотрел на нее.
– Когда моя мама умерла, я чувствовала себя опустошенной. Осиротевшей. Я знала, что должна ее потерять. Она болела несколько лет. Умом я понимала, что наступит день, когда ее не будет рядом. Но все равно я не была готова к этому. Я пришла в отчаяние. Не понимала, как смогу жить дальше. Все вокруг казалось таким бессмысленным.
Шейн и сам был на краю отчаяния, когда умерли его родители, но он редко позволял себе оглядываться в прошлое. Вместо этого он предоставил Мэйсу улаживать дела, а сам с головой ушел в работу… в свое спасение… отправившись в очередную поездку.
Но когда он больше не сможет… Когда ему придется остановиться и осмотреться по сторонам, взглянуть в лицо будущему… Когда родео останется в прошлом…
Да, Шейн понимал, что она имеет в виду.
– Мне понадобилось время, – мягко сказала Роза, глядя на кружку, которую держала в руках. – Нужно было что-то найти. Какое-то простое дело, которым я могла бы заняться. И я нашла. Я поняла, как сильно люблю цветы. Люблю растить их, ухаживать за ними. И они помогли мне пережить утрату.
Она подняла голову, и посмотрела на Шейна. Ее глаза были нежными, понимающими.
– Ты тоже найдешь. Я не знаю, что это будет, но ты найдешь что-то или увидишь новыми глазами то, что было у тебя всегда. И это станет началом твоего исцеления. – Она потянулась к нему и взяла в ладонь его мозолистые, покрытые шрамами пальцы. – Я знаю, ты сможешь.
Шейн не шелохнулся. Он чувствовал тепло ее руки. Чувствовал, как его наполняет умиротворение.
Это была самая странная, самая невозможная ситуация. Похититель и жертва. Ковбой и девушка из цветочного магазина. Когда Божья кара успела стать Божьим благословением?
У кого спросить?
И еще. Впервые в жизни Шейн серьезно поговорил с женщиной.
Наверное, Роза права. Когда-нибудь он найдет то, о чем она говорила. И сможет жить дальше без родео. И в его будущем окажется больше радости и меньше пустоты. Когда-нибудь…
Но сейчас у него есть только сегодняшний день.
Как ни странно, этого достаточно.