В надежде на чудо

8

Но ждать, когда дело касается жизненно важных вопросов, неимоверно трудно. И Дэниел испытал это на себе.

К субботе он совершенно извелся. Он так хотел… Хотел того же, что и всегда: стать с Трейси единой семьей и никогда не разлучаться.

Может, они и не были влюблены друг в друга, как в годы юности. Но теперь у их отношений появилось новое основание – куда более крепкое, чем прежнее. И куда более подходящее как фундамент для постройки крепкой семьи. Они уважали друг друга. Смогли снова стать друзьями. У них росла общая дочь.

Дэниел теперь много времени проводил с Шейлой. Даже рассказывал ей перед сном сказки. Для этого он не поленился прочитать уйму детских книжек. Но когда все же путался в хитросплетениях сюжета или не правильно называл героев, Шейле доставляло огромное удовольствие поправлять его.

Несколько раз они втроем заходили пообедать в кафе и вели себя весело и естественно, словно обычная молодая семья. Официантки обменивались с ним улыбками, воспринимая, безо всяких сомнений, как мужа Трейси – и ее это не возмущало. Напротив, она выглядела польщенной и не пыталась отрицать, что они с Дэниелом более, нежели просто знакомые.

К тому же его несомненное сходство с Шейлой бросалось в глаза.

Дэниел устроил для ее класса обещанную экскурсию на аэродром. Он по очереди давал детям посидеть в пилотском кресле, доступным языком объяснял назначение различных рычагов и панелей. Дети были в восторге, особенно Шейла, которая без умолку трещала, объясняя подружкам и приятелям, какой умный и храбрый у нее папа. Под вечер, когда Дэниел рассказал о своих успехах Трейси, она растрогалась едва ли не до слез и ласково поцеловала его в щеку.

Да что там в щеку – несколько раз они целовались по-настоящему, хотя Трейси всякий раз смущалась, если их заставал за этим случайный свидетель. Однако неоспорим был тот факт, что их влечет друг к другу и влечение это не только физическое. Души их также тянулись друг к другу, и в этом заключался секрет изумительного единения, которое они испытывали всякий раз, когда целовались или просто соприкасались руками. Дэниел чувствовал это и был уверен, что Трейси тоже так чувствует.

Если этого мало, то чего же тогда довольно?..

Он нащупал кольцо в кармане – золотое, с крупным изумрудом. Дэниел искал с бриллиантом, но увидел этот зеленый камень и подумал, что цветом он точь-в-точь как глаза Трейси.

Он долго думал и нашел много доводов в пользу брака, которые собирался теперь привести этой женщине.

Сам Дэниел, несомненно, любил ее. Он точно не знал, с чем сравнить это чувство, оно не походило на любовь-страсть, которую они испытывали друг к другу в юности. Но тоже было сильным и истинным. К тому же Дэниел теперь точно знал, что сможет быть хорошим отцом – и постарается стать достойным мужем.

До того как снова сделать Трейси предложение, он собирался позвонить родителям и сообщить, что у него есть дочь. А также о том, что будет просить руки Трейси раз за разом, пока наконец не уговорит ее.

Лоренс был прав: частично их прошлые беды произошли из-за того, что Дэниел скрывал любимую от своей семьи. Теперь он не собирался потакать родителям. Либо они примут Трейси в качестве его жены, либо лишатся общества единственного сына. Дэниел не хотел ставить родителям жестких условий, но знал, что иного выхода нет.

С годами он поумнел и научился видеть истинную цену людей. Больше он не нуждался в поддержке и одобрении отца, понимал, что тот тоже может ошибаться. В чем Дэниел нуждался, так это в своей собственной семье, а именно – в Трейси и дочери…

Он позвонил в Стерлинг от Лоренса. Тот как раз ушел на прогулку с Ритой, так что Дэниел остался в одиночестве, необходимом для такого важного телефонного разговора.

Трубку взял отец.

– Алло, – произнес он со своей обычной невозмутимой интонацией.

– Привет, папа. Это Дэн.

– Я рад, что ты объявился, Дэниел. Мы с твоей матерью неплохо отдохнули. Но почему ты не…

Сын перебил его, не имея ни времени, ни желания выслушивать попреки в безответственности. Не интересовал его и перечень важных персон, с которыми Эйвери имели честь пообедать за время путешествия; обычно отцовские рассказы о поездках ограничивались подобной похвальбой. Дэниел хотел только сказать то, что должен, и получить ответ.

– Прости, папа, но у меня важные новости.

Я нашел Трейси.

На другом конце провода воцарилось молчание.

– Да, я отыскал ее, – как ни в чем не бывало продолжал Дэниел. – И теперь собираюсь на ней жениться.

– После того как она тебя бросила?

– Трейси все мне объяснила. Она была вынуждена так поступить. Понимаешь, она была беременна моим ребенком и испугалась, что…

– Она лжет.

Дэниел представлял любую отцовскую реакцию на свои слова, кроме такой. Он даже слегка опешил.

– Что?

– Я сказал, что эта женщина лжет, – с напором повторил отец. – Все, что она обо мне наговорила, – наглая ложь.

– Папа, Трейси никогда не лжет. – Из всех возможных ответов Дэниел выбрал самый мягкий вариант.

Он совершенно не понимал, о чем говорит отец. Более того, разговор начинал его по-настоящему пугать. Дэниел чувствовал, что невольно поднял со дна что-то очень грязное, пролежавшее там много лет.

– В любом случае это послужило тебе во благо, не так ли, Дэниел? – спросил Марк Эйвери. В его голосе появились нотки, которых сын никогда не слышал доселе, что-то вроде смущения. – Ты оканчивал колледж, собирался приобретать престижную профессию. Ты занимался становлением собственной личности, мог продолжить наш семейный бизнес. А эта девица одним своим присутствием ряд ом разрушала все твои планы.

– И что же ты сделал, папа? – мягко спросил Дэниел. Так мягко, как только мог.

– Ты же знаешь. Могу поклясться только, что все было не так, как в ее изложении. Я просто немного поговорил с ней о твоем будущем, указал ей на некоторые очевидные вещи.

– И что же?

– Она сделала свой выбор. Могла бы остаться, поговорить с тобой. Однако предпочла взять деньги и сбежать, что доказывает одно: ни о какой любви с ее стороны речь не шла. Она была только рада от тебя избавиться – для женщины ее типа это обычное дело.

– Так ты подкупил ее?

Трейси взяла деньги у его отца! Почему же она не сказала ничего ему? Что вообще произошло, и продолжает происходить до сих пор?

По спине Дэниела пробежал холодок. Он почувствовал, что ноги подкашиваются, и предпочел опуститься в кресло.

– Зачем же сразу – подкупил. Я разумно предположил, что ее отъезд послужит ко всеобщему благу. Я дал ей денег на обустройство на новом месте… А как только деньги кончились, она снова нашла тебя, чтобы выкачать еще что-нибудь, – это же ясно как божий день!

Не давай ей ничего, Дэниел. Ни единого фунта! Подожди, я натравлю на нее своего…

– А тебе не интересно узнать о своей внучке? – сдавленным голосом спросил Дэниел. – О внучке, которую ты пытался спрятать от меня?

– Не смей говорить со мной таким тоном, сын! Я твой отец и имею право на уважительное обращение!

Всяческое смущение исчезло из голоса Марка Эйвери. Теперь Дэниел снова узнавал привычные властные интонации отца.

– Ее зовут Шейла, – не слушая его, сообщил он. – Шейла Мелоун. Но вскоре ее будут звать Шейла Эйвери, мы уже обо всем договорились.

– Только не принимай поспешных решений, сын. Мой адвокат сможет…

Но Дэниел и не думал его слушать.

– Она очень красивая девочка, – продолжал он. – Светловолосая, как я, и голубоглазая. И весьма умная, куда умнее, чем я был в ее годы. Сначала она не обрадовалась моему появлению, но теперь привыкла и зовет меня папой.

– Тебе не стоит эмоционально привязываться к этому ребенку. Отец ее матери был алкоголиком, это может означать дурную наследственность. С возрастом у нее могут проявиться порочные наклонности…

Дэниел почувствовал, что в нем закипает гнев.

– Послушай, папа, – тихо произнес он, собрав всю силу воли. – Пожалуйста, никогда не оскорбляй Шейлу в моем присутствии. Ты волен думать все, что угодно, но я не желаю, чтобы ты незаслуженно обливал девочку грязью. Ты мой отец, и это единственное, что удерживает меня от грубых слов в твой адрес.

Марк Эйвери удивленно помолчал. Потом откашлялся и произнес слегка смущенно:

– Я не понимаю, Дэниел, что связывает тебя с этим ребенком.

– Она моя дочь, папа. Я ее люблю. Это что-нибудь да значит. Понимаешь?

Увы, отец этого не понимал. Узы родительской любви оставались для него тайной за семью печатями, чем-то нереальным из сказок и любовных романов. Марка Эйвери куда больше интересовало общественное мнение, нежели взаимоотношения в семье. Даже ребенка они с женой в свое время зачали из соображений респектабельности да чтобы было кому передать семейный бизнес.

– Это всего-навсего биологический фактор, – сказал он. – Ничего более.

Вот вам пожалуйста, подумал Дэниел. Квинтэссенция философии моего отца как на ладони.

– Наверное, для тебя это в самом деле так, – ответил он. – Ты и ко мне всегда относился как к биологическому фактору. У нас с Шейлой иные отношения. Она для меня важнее всего на свете. Всего – значит всего, папа.

– А эта… девица?

В голосе мистера Эйвери сквозило такое презрение, что Дэниела передернуло.

– У «этой девицы» есть имя, к твоему сведению. Ее зовут Трейси.

– Хорошо, пусть Трейси. – Отец процедил это имя сквозь зубы, как название заразной болезни. – Она для тебя тоже много значит?

– Довольно много. Она весьма важный для меня человек.

Еще несколько минут назад Дэниел собирался сказать отцу, что любит Трейси. Но известие о том, что она скрывала от него нечто очень важное, спутало все его планы. Он не мог так просто заговорить о любви к ней.

Отец помолчал немного. Наконец сообщил:

– Я никогда не понимал, почему ты опустился до ее уровня.

– Если кто-то из нас и снисходил до другого, так это Трейси.

– Однако эта возвышенная душа не погнушалась взять у меня откупные.

– Я не знаю мотивов ее поступка, но полагаю, что, если она действительно так поступила…

– Что значит – если? Ты что, подвергаешь мои слова сомнению? Обвиняешь меня во лжи?

– Да. – Дэниел сам удивился, как просто было об этом сказать. – Я знаю тебя, папа. И знаю, что ты не остановишься перед ложью, если она будет тебе выгодна. А Трейси – другая. Если она взяла у тебя деньги, значит, сделала это не ради себя, но ради дочери. – Он сделал паузу и добавил:

– Нашей с ней дочери.

– Дэниел…

– Я хотел пригласить тебя в гости или сам тебя навестить вместе со своей семьей, но теперь думаю, что с этим следует подождать. Сначала мне нужно уладить мои дела здесь…

– Послушай, мой адвокат…

– Совершенно мне не нужен, – закончил за него сын. Он не знал точно, что собирается делать, но в неуместности адвокатов не сомневался. – И вот еще что, папа…

– Да? – Голос мистера Эйвери неожиданно показался ему больным и старым.

– Когда, наконец я приглашу тебя в гости, тебе придется принять Трейси и примириться с ней. Может быть, я многого не знаю, но уверен, что она стала частью моей жизни. Возможно, она откажется принять мое предложение, но в любом случае остается матерью моего ребенка, и ты обязан обращаться с ней уважительно.

– Дэниел, последний раз тебе говорю…

– До свидания, папа.

И он с треском положил трубку. После чего откинулся в кресле и простонал как тяжелобольной.

Почему Трейси не сказала ему о разговоре с отцом? И о том, что взяла от него деньги? Почему предпочла скрыть это? И только ли это скрывает она по сей день?..

– Эй, где все? – позвала Трейси, входя в непривычно тихий дом. – Дэн! Шейла! Я вернулась!

Ответа не было. Может быть, ушли на прогулку? Молодая женщина положила сумочку на столик и скинула туфли на каблуках.

Денек выдался тяжелый. Вместе с мастерицами она не отрывалась от швейной машинки, зато успела в срок выполнить два важных заказа. Поэтому усталость компенсировалась удовлетворением от успешно проделанной работы.

Мурлыча под нос песенку, она двинулась в гостиную – и едва не подпрыгнула от неожиданности, когда из угла полутемной комнаты ее окликнул тихий голос:

– Трейси…

Это был Дэниел. Он сидел в кресле, ив сумерках нельзя было разглядеть его лица.

– Ну и напугал ты меня! Почему ты сидишь в темноте? И где Шейла?

Трейси почувствовала внезапное желание взобраться к нему на колени, уютно свернуться, как котенок, и так замереть. Она очень устала, и последние часы работы ее поддерживала только мечта о тихом семейном вечере с дочерью и Дэниелом.

– Был трудный день? – спросил он.

В его голосе звучали какие-то странные, отчужденные нотки. Так Дэниел не разговаривал с ней с первого дня их встречи, когда неожиданно заявился в ателье перед самым закрытием.

– Что-то не так? И где Шейла?

– У Лоренса. Он повел ее в кафе, а потом они будут вместе смотреть телевизор. Нам с тобой надо поговорить наедине.

Холодный и безжизненный голос Дэниела пугал Трейси все больше и больше. Кровь стыла в жилах от этого холода.

– Хорошо, – осторожно сказала она и присела в кресло напротив него.

Теперь, разглядев лицо Дэниела вблизи, молодая женщина по-настоящему испугалась.

Он выглядел ужасно. Под глазами залегли тени, взгляд был напряженный, как у больного или переживающего большое несчастье человека. Трейси подавила желание погладить его по щеке, утешить прикосновением. С каждым днем эта жажда – дотронуться до него, приласкать, прижаться всем телом – неудержимо росла. Как долго она сможет выдерживать такое?

– Что случилось? – спросила она как можно спокойнее.

– Я сегодня говорил с моим отцом.

– И что же?

Трейси старалась сохранять невозмутимый вид, но одно упоминание о Марке Эйвери заставляло ее дрожать.

– Что ты сделала с деньгами, Трейси?

– Он рассказал тебе?! – изумилась молодая женщина.

Она-то всегда полагала, что мистеру Эйвери выгоднее держать язык за зубами. Как же он смог рискнуть собственным благополучием?

– Да, он рассказал мне. Так что же ты сделала с деньгами? Отец сказал, что ты предпочла взять у него чек и сбежать.

– Так и было.

– И все? Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание?

Боже, какой холод!.. Просто-таки могильный холод. Между Дэниелом и Трейси мгновенно выросла стена, и с каждым новым словом эта стена делалась все толще. Трейси было физически больно ощущать, как связи между ними, восстановленные с таким трудом, рвутся одна за другой. Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать от отчаяния.

– А что ты хочешь, чтобы я еще сказала? – спросила молодая женщина. – Твой отец сообщил тебе правду: я взяла деньги, которые он мне предложил. И если бы ситуация повторилась, я сделала бы то же самое.

Почему она должна оправдываться перед ним, как перед судом присяжных? Она поступили так, как считала правильным, и до сих в этом не сомневается.

– Я хочу, чтобы ты рассказала все с самого начала, – ответил Дэниел. – Я давно заметил, что ты что-то от меня скрываешь. Но такого, поверь, не ожидал. И теперь хочу знать, почему ты скрыла от меня такие важные вещи. Например, то, что отец знал о твоей беременности…

Они построили некое подобие семьи. Это далось им с трудом, им обоим. Но и Дэниел, и Трейси приложили все усилия, чтобы вернуть взаимное доверие. И не только доверие. Их снова влекло друг к другу – Трейси замечала это в каждом движении, в каждом взгляде возлюбленного… Но теперь взаимное притяжение исчезло, будто его и не было. Лицо Дэниела казалось гипсовой маской.

Трейси пыталась быть сильной – если не ради себя, то ради дочери. Шейла не должна была из-за оплошностей матери потерять отца, которого только что обрела. Даже если это будет стоить потери самоуважения ее матери. Счастье ребенка важнее.

Кроме того, она сама подумывала рассказать Дэниелу правду. Жаль, что его отец успел первым, зато он дал Трейси свободу действовать так, как велит сердце. Теперь она уже не должна считать себя в ответе за невольно нанесенные раны:

Марк Эйвери сам подписал себе приговор.

– Я собиралась сказать тебе о том, что забеременела… – начала она.

Восстанавливая в памяти тот летний день, начинавшийся так хорошо и закончившийся ужасно, Трейси вновь испытала острую боль унижения. Однако это нужно было пережить ради Шейлы.

– Потом я наткнулась на объявление о помолвке и не знала, что и думать. Но все равно хотела рассказать тебе правду, хотя знала, что ты не хочешь иметь детей. Однако тем днем, после обеда, ко мне пришел твой отец…

Она вспомнила, как роскошный автомобиль мистера Эйвери остановился перед ее дверью, Трейси, которая убиралась в кухне, увидела его в окно и сначала не поняла, что это к ней. Но тут в дверь постучали…

– Твой отец сказал мне, что я должна уехать.

Что я не даю тебе жить и добиваться успехов, дурно влияю на твою учебу и карьеру. Он говорил, что у тебя должна быть жена твоего круга, богатая, из хорошей семьи, во всех отношениях достойная. В общем, это было то, что я сама считала в глубине души… Я так растерялась, что сообщила ему о своей беременности…

– И что сделал отец? – Дэниел говорил совсем тихо, едва слышно. Казалось, он находится очень далеко. И Трейси не была уверена, что расстояние между ними когда-нибудь сократится.

– Он сказал мне все, что я боялась услышать от тебя. Это было похоже на страшный сон: когда кто-то читает твои тайные мысли и страхи. Твой отец обвинил меня в том, что я пытаюсь подловить тебя и женить на себе. Что разрушаю твою жизнь, лишаю тебя возможностей социального роста… Что в конце концов ты проклянешь тот день, когда связался со мной.

– И ты ему поверила?

– Дэн, дело было не в его словах, а в моих собственных мыслях. Я уже верила всем этим ужасным вещам, прежде чем твой отец раскрыл рот. Но, несмотря на свои страхи, я все-таки собиралась рассказать тебе о беременности…

– Почему же не сделала этого?

– В заключение твой отец сказал мне, что; если ты на мне женишься, он откажет тебе в финансовой поддержке. Ты не сможешь закончить образование. Если ты выберешь меня, у тебя не останется ничего и виновата в этом буду я.

Из богатого и перспективного юноши ты по моей вине превратишься в нищего. Как я могла обречь тебя на такую судьбу? Я и без того волновалась, достаточно ли хороша для тебя, не надоем ли тебе через год-другой. А если бы из-за меня ты лишился средств к существованию…

Трейси покачала головой. В глазах ее стояли слезы, но она не позволила им пролиться. Сейчас было не время для демонстрации чувств.

– Мне не хватило сил, чтобы бороться с твоим отцом, с самой собой. Бороться за нашу любовь… Теперь, мне кажется, я могла бы попробовать. Я сильно изменилась за семь лет, обрела независимость и уверенность в себе. Но тогда твой отец имел дело с перепуганной девочкой.

Дэниел сидел неподвижно, как статуя, и смотрел на нее в упор. И Трейси видела в его синих глазах огромную боль. Больше всего ей хотелось разбить стеклянную стену, стоящую между ними, броситься к Дэниелу, обнять его…

Но она не могла этого сделать. Ей не хватило бы сил даже подняться на ноги. Семь долгих тоскливых лет, лет без Дэниела, снова давили на нее своей неподъемной тяжестью.

Неожиданно Трейси вспомнила нечто важное.

– Подожди немного, у меня есть для тебя кое-что. Скорее всего это ничего не изменит, но, может быть, послужит лучшим объяснением, чем мои слова.

Молодая женщина протянула руку к ящику стола и достала банковскую книжку. Протянув ее Дэниелу, она нашла в себе силы подняться и прошла в свою спальню. Оттуда она вернулась, держа в руках невзрачного вида шкатулку.

– Вот, – сообщила она, кладя шкатулку Дэниелу на колени.

Тот изумленно уставился на нее.

– Что это?

– Мои письма. Я писала их, надеясь когда-нибудь отдать тебе, чтобы ты узнал, как росла твоя дочь. Начала практически с того дня, когда поняла, что беременна.

Дэниел тем временем открыл банковскую книжку. Счет на имя Шейлы содержал все деньги, которые его отец отдал Трейси как откупные.

– Я не истратила на себя ни фунта, – горячо сказала молодая женщина. – Иногда приходилось очень трудно, но я всегда помнила, что деньги принадлежат дочери. Это было делом чести. Кроме чести, у меня не осталось ничего, и я берегла ее как последнее сокровище.

Отложив банковскую книжку, Дэниел открыл крышку шкатулки и развернул сложенный вдвое листок, лежащий сверху.

«Дорогой Дэн… «– так начиналась письмо.

Он поднял глаза на Трейси.

– Почему ты отдаешь мне их только сейчас?

– Потому что там описан разговор с твоим отцом. У тебя с родителями и без того сложные отношения, я не хотела стать причиной вашего разрыва. К тому же расскажи я о том, что сделал твой отец, ничего не изменилось бы. Все равно решение об отъезде я принимала сама. Меня никто не заставлял убегать, так что вина целиком моя.

– Ты не хотела, чтобы я знал, что это мой отец вынудил тебя уехать?

Трейси поспешно замотала головой.

– Нет, не говори так, Дэн! Это нехорошо! Он не вынуждал меня, я сама совершила… ошибку.

Дэниел резко встал, выгреб из шкатулки письма и сжал в руке.

– Мне нужно подумать.

Он явно собирался уйти, может быть даже навсегда – и Трейси ничего не могла сделать, чтобы остановить его.

– Понимаю, – прошептала она, с несчастным видом глядя в пол.

– Не знаю, как ты умудряешься понимать, если я сам еще ничего не понял.

Она потянулась и робко тронула его за рукав.

Но Дэниел отстранился, уходя от ее прикосновения, и сердце Трейси едва не разорвалось от горя.

– Думай обо мне, что хочешь, – с трудом выговорила она. – Но прошу тебя, не забывай о дочери. Она нуждается в тебе.

– Даже сейчас ты продолжаешь мне не доверять! – В голосе его уже не было горечи. Только неприкрытая ярость.

– Что?

– Ты по-прежнему полагаешь, что я могу бросить Шейлу или сделать ей больно. Если это действительно так, то ты не знаешь обо мне ничего… А может, и никогда не знала!

Дэниел повернулся и вышел из гостиной.

Вскоре за ним с шумом захлопнулась входная дверь.

Трейси сидела в кресле, скорчившись, как от боли. У нее не было сил даже поправить упавшую на лоб прядь волос. Она могла только смотреть на дверь и ждать.

Дэниел забрал с собой все ее письма. Трейси надеялась, что они помогут ему понять ее поступки. На них она возлагала свою последнюю надежду.

Обхватив себя руками за плечи и дрожа как от холода, Трейси уткнулась головой в жесткую обивку кресла и заплакала.

Дэниел понятия не имел, куда едет. Ему нужно было переменить место, сбить напряжение при помощи бешеной гонки.

Сначала он бесцельно колесил по городу, в котором они с Трейси когда-то хотели поселиться, не в силах думать и принимать решения. Письма Трейси грудой лежали на пассажирском сиденье.

За окном промелькнул ресторанчик, где они так славно повеселились на дне рождения Анджелы. Затем ателье «Грация», школа его дочери, кафе, где они с Шейлой обычно ели мороженое. Все это напоминало ему о нерешенной проблеме, о внутренней боли, с которой он не знал, что поделать.

Наконец Дэниел понял, куда ему надо. Он вывел автомобиль из города и мимо лодочной станции промчался к морю. На побережье остановился и вышел из машины, прихватив с собой часть писем. Свет дня уже угасал. Ветер с моря был резкий, пронизывающий. Дэниел не взял с собой куртки, но ему было не холодно.

Он уселся у самой кромки воды на большой камень и уставился на серо-зеленое безбрежное пространство перед собой.

Гонимые ветром волны разбивались о валун, окропляя лицо Дэниела брызгами. Как будто он сам не мог плакать и море помогало ему, посылая собственные соленые слезы. По небу ползли низкие облака, обещая вскоре пролиться дождем.

Немного помедлив, Дэниел развернул один из листов – пожелтевший от времени и рвущийся на сгибах. Он был не уверен, что готов читать и встретить на белых страницах девушку из прошлого, которую он, как ему казалось, знал. Девушку, которая бросила его, не поверив в его любовь.

«Дорогой Дэн… «. Глаза, помимо воли, забегали по аккуратным строчкам, написанным мелким красивым почерком. Он читал – и перед внутренним взором вставали все их прошлые мечты и чаяния. Он хотел стать пилотом, она – профессиональным модельером. Они собирались вместе переехать в портовый город Кардифф, где их никто не знает, и начать новую жизнь. Пожениться, завести детей. Купить домик с красной крышей. И собаку…

Да, собаку. Маленького щенка колли. Трейси хотела назвать ее Винки. Она считала, что колли – самая умная порода. Даже вычитала в каком-то журнале, что под присмотром колли можно оставлять маленьких детей. Он еще спросил тогда: неужели для этого Трейси и хочет завести собаку? А она ответила: конечно, это куда удобней, чем искать няню…

Это была, конечно, шутка. В те дни они много шутили друг с другом. Трейси смеялась своим незабываемым смехом – тем самым, который Дэниел потом слышал во снах. Впрочем, в последнее время ему тоже приходилось слышать, как Трейси смеется. Например, в тот день, когда она «обыграла» его в бильярд и получила свое мороженое.

Боже, как Дэниел любил этот смех!..

Он продолжал читать письмо за письмом.

И каждое новое начиналось с обращения «Дорогой Дэн». Трейси писала о том, как ждала ребенка, как испугалась объявления о помолвке, как к ней явился для «серьезного разговора» мистер Эйвери… О том, как страшно было уезжать из Стерлинга, бросая любимого человека, дом, пожилую мать и всех приятелей разом. И как трудно оказалось устроиться на новом месте.

Дэниел узнавал – и сердце его сжималось от жалости, – как Трейси работала в нескольких местах одновременно, получая жалкие гроши и вечно сидя в долгах за квартиру. Она провела несколько месяцев в настоящем аду. Дэниел в который раз восхитился внутренней силой этой хрупкой женщины; он не был уверен, что выдержал бы такое постоянное физическое и душевное напряжение, да еще и при отсутствии дружеской поддержки.

Трейси описывала свою беременность. Она обвела красным карандашом дату, когда Шейла впервые шевельнулась у нее в животе. Описала встречу с Лоренсом, то, как он помог ей, как устроил в прекрасную клинику. Писала о самих родах, о том, какой смешной была новорожденная дочка, как она впервые прикоснулась ротиком к материнской груди. И о том, что ради этой минуты стоило пережить все горести и тяготы последних месяцев.

Потом шли абзацы о том, как молодая мать мучилась, выбирая имя. Дэниел вспомнил собственные терзания по поводу фамилии Шейлы и понял, что его печали ничего не стоят по сравнению с тем, что пришлось пережить молодой женщине. И как она обрадовалась, когда ей пришла в голову мысль назвать девочку в честь погибшей дочери своего единственного настоящего друга Лоренса.

Трейси рассказывала обо всем – о своих страхах, радостях, маленьких победах. Все прошедшие семь лет были в этих письмах, начинавшихся всегда одинаково: «Дорогой Дэн»…

Дэниел прочитал все письма, что взял с собой, и пошел к машине за остальными, но обнаружил, что уже совсем стемнело и читать на открытом воздухе нельзя. Кроме того, он изрядно замерз, пока сидел на холодном камне. Тогда Дэниел забрался в машину и принялся читать там. Снаружи начал накрапывать дождь, он все усиливался и постепенно превратился в настоящий ливень. За стеклами автомобиля ничего не было видно, кроме сплошной серой дымки. Но Дэниел этого не замечал.

Он был далеко отсюда.

Он смеялся, читая о проделках крошки Шейлы – дома и у Трейси на работе. Чувствовал, как кровь стынет в жилах, когда речь заходила о ее детских болезнях, о том, как у малышки начали резаться зубы, о том, как однажды она выпала из кроватки и сильно ушиблась.

Он узнал, как сильно любила Шейла своего плюшевого мишку, как однажды она потеряла его на пляже. И Лоренс поздним вечером ездил его искать, потому что девочка плакала и отказывалась уснуть без любимой игрушки. Дэниел в очередной раз осознал, что Лоренс стал для Трейси настоящим отцом, которого ей так не хватало в детстве. Он простил старику все его резкости, некорректное поведение по отношению к нему, потому что чувствовал себя в неоплатном долгу перед ним.

В некоторой степени Дэниел завидовал Лоренсу, его почти родственной связи с Трейси и Шейлой. Но в то же время понимал, что мало кому на свете он должен быть так благодарен.

Дэниел прочел о первом дне своей дочери в школе. И о том, как Трейси стала владелицей ателье. Он вобрал в себя все семь лет ее жизни.

Хотя письма в основном касались Шейлы, в них было очень много от самой Трейси. Иногда он даже чувствовал ее присутствие, ощущал, как она меняется, из неуверенной в себе девочки становясь сильным и независимым человеком. Когда Дэниел сложил последнее письмо, он полностью разобрался в себе и теперь знал, что же испытывает на самом деле.

Любовь.

До этого Дэниелу тоже казалось, что он любит Трейси, но в его чувстве была какая-то неполнота, потому что в нем не хватало доверия. Теперь все встало на свои места. Любовь, которую он сначала полагал умершей, потом видоизменившейся, с прежней силой бурлила в его груди. Она как будто затаилась, выжидая время, и теперь расцвела, вобрав в себя пыл юности и одновременно силу зрелого чувства.

Его сильнейшая любовь к Трейси была столь же очевидна, как то, что у пресловутого Бретта Тайлера был длинный кривой нос. Дэниел любил Трейси с детства, любил ее, когда они выросли, и с годами его любовь только увеличивалась. Теперь она окончательно прошла проверку временем.

Он понял, почему Трейси скрыла от него свой разговор с отцом. Потому что тоже любила его. Любила настолько сильно, что пожертвовала собой ради его счастья. Да, она не правильно поняла это счастье, однако все свои ошибки Трейси сделала, желая любимому человеку добра.

Она молчала до последнего, чтобы случайно не поссорить его с отцом. И это последнее проявление благородства поражало Дэниела едва ли не сильнее всего прочего. Подумать только, ведь она могла оправдаться, обвинив – справедливо обвинив – другого человека, но не желала этого делать, оберегая душевное спокойствие Дэниела!

Да, Трейси по-настоящему любила его.

А он в свою очередь был влюблен в нее по уши.

Если для счастливого брака требуется что-нибудь еще, то он даже не представлял, что бы это могло быть.

Дэниел уехал с побережья с первым солнечным лучом, когда небо очистилось. Теперь он точно знал, что собирается делать.

– Ну-ну, девочка моя, – ласково приговаривал Лоренс, поглаживая Трейси по плечу.

Но она никак не могла успокоиться. Ее мутило от страха.

– Ведь его нет уже целую ночь, Лоренс!

– Я уверен, что с ним все в порядке. Иногда мужчине нужно побыть одному, чтобы принять важное решение.

– А что, если он не вернется? Что, если он уехал навсегда?

Эта мысль была так ужасна, что Трейси даже зажмурилась. Она уже потеряла Дэниела однажды – и новой разлуки опасалась попросту не пережить.

– Этот парень никуда не уедет, – уверенно заявил Лоренс. – В конце концов, здесь его дочь.

Да, Дэниел не смог бы оставить дочку.

Зато мог оставить ее, Трейси! Он страшно разозлился на нее, и совершенно правильно. Кто смог бы отреагировать иначе? Ведь она ему солгала!

Ну, не совсем солгала… Скрыла от него правду, а это, если разобраться, ничем не лучше лжи.

– Но что же мне делать? – жалобно спросила Трейси уже в сотый раз.

– Ждать, – в сотый раз терпеливо ответил Лоренс. – Дай парню время все обдумать.

– Парень уже все обдумал, – послышался голос Дэниела.

Трейси подскочила как ужаленная. Ее любимый стоял на пороге гостиной Лоренса бледный, но спокойный и решительный.

– Я все обдумал, – повторил он. – И на этот раз смог окончательно определиться.

По лицу Дэниела нельзя было понять, о чем он думает. Тысячи мыслей, одна страшнее другой, пронеслись в голове Трейси. Что он задумал? Оставить ее навсегда? Отнять у нее Шейлу?.. Но все-таки какое это облегчение – видеть его живым!

– Дэн… – только и сказала она, делая шаг к нему.

Ей хотелось плакать при виде темных кругов у него под глазами. Неужели он так и провел эту холодную, дождливую ночь в одной тонкой рубашке, без минуты сна? Трейси все пыталась распознать выражение его лица. Что бы это ни было, оно не походило на ярость.

– Нам нужно поговорить.

Дэниел говорил ровно, холодно. И сердце молодой женщины заныло от тяжелого предчувствия.

– Конечно, – пролепетала она.

– Наедине.

– Я могу уйти, – предложил корректный Лоренс.

И Дэниел, мгновенно обернувшись к нему, произнес:

– Простите нас. И если можно, присмотрите, пожалуйста, за Шейлой. Наш разговор может затянуться.

Лоренс несколько секунд смотрел Дэниелу в глаза, потом кивнул:

– Хорошо.

– Дэн, я… – начала Трейси, когда они остались вдвоем, но он перебил ее:

– Подожди. Ничего не говори, просто иди со мной.

– Куда?

– Увидишь. Пожалуйста, подожди немного, ты все поймешь.

Молодая женщина бросила на Лоренса беспомощный взгляд и последовала за ним. В конце концов, она вчера уже все сказала. Теперь настала очередь Дэниела.

Нет, пожалуй, кое-что важное она не успела сказать… О том, как относится к нему.

Трейси закусила губу. Пожалуй, сейчас был не самый удачный момент для сообщений вроде: «Я люблю тебя, Дэн. Неважно, что я натворила в прошлом, ведь кое-что не изменилось за семь лет. Я люблю тебя и всегда любила. Не оставляй меня, иначе я умру! «.

Она не хотела даже представлять его реакцию на подобные слова.

Дэниел вывел ее из дома и предложил сесть в машину. Трейси молча покорилась. Она заметила на заднем сиденье свои письма, но ничего не сказала. Дэниел уверенно вел машину по улицам города и наконец затормозил у невысокого желтого здания. Помог Трейси выйти из автомобиля и повел ее к лестнице. На двери здания блестела металлическая табличка с надписью: «Кардиффское общество собаководов. Колли-клуб».

– Дэн, зачем мы сюда приехали? – робко спросила вконец растерявшаяся Трейси. Ей казалось, что весь мир сошел с ума.

– Как зачем? Купить собаку! Мы назовем ее Винки. Помнишь? Ты говорила, что ее должны звать Винки.

– Сегодня воскресенье. Они, должно быть, закрыты. – Вот и все, что Трейси смогла сказать в ответ. Изо всех возможных реплик это была самая нелепая. Наконец она собралась с мыслями и спросила:

– Но почему мы покупаем собаку?

– Потому что давно собирались это сделать.

А в понедельник мы обратимся в агентство недвижимости, чтобы нам подыскали подходящий дом. Желательно с видом на море.

– Но у нас уже есть дом. Вместе с Лоренсом.

– Если у нас родятся еще дети, нам будет там тесно. Пусть лучше Лоренс переезжает к нам, если вдруг почувствует себя одиноко.

Трейси смотрела в глаза мужчине, стоящему напротив нее. Может, он повредился рассудком? Тяжелый разговор и бессонная ночь подкосили его?

– Я н-не понимаю.

– Странно. Чего тут можно не понять? Это все к вопросу о семье. Разве ты не видишь, что Лоренс – член нашей семьи? Он любит тебя как дочь, а Шейлу – как внучку. Он заменил тебе отца. Да что там, он стал тебе настоящим отцом! У меня никогда такого не было. У меня вообще близких не было, пока я не познакомился с тобой.

Дэниел взял ее руки в свои и поцеловал – сначала одну, потом другую.

– Ты говорила, что не чувствовала себя равной мне и моему окружению. Ты и не была равной. Ты куда лучше нас всех. Я очень хотел бы вернуть потерянные семь лет, но раз уж это невозможно, пусть все остается как есть.

Ты так сильно любила меня, что смогла меня оставить.

– Но я ошибалась, – прошептала Трейси, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами. – Я должна была больше доверять тебе… Доверять нашей любви.

– Это правда. Ты не верила, что я люблю тебя достаточно сильно, чтобы уехать вместе с тобой. Но ты любила меня и любишь сейчас. Когда я просил твоей руки, ты ответила, что не выйдешь замуж без любви. Чего ты не сказала, так это того, что любишь меня. Но теперь я знаю правду. И это очень хорошо, потому что я тоже люблю тебя больше всех на свете.

– Этого не может быть. Ведь я тебя бросила. А потом солгала тебе. Так много всего случилось… Я скрывала от тебя…

Дэниел притянул ее к себе, не дав договорить. Ему было все равно, насколько глупо они выглядят, обнимаясь на ступенях клуба собаководов. Пожалуй, это было не лучшее место, чтобы объясняться в любви, но он не мог больше терпеть и молчать.

– Трейси, мы всегда хотели быть вместе. Мы созданы друг для друга. Наши чувства дороже любых богатств! Это редчайшее сокровище, и его не может у нас украсть ни время, ни наши собственные ошибки. Мы любим друг друга, и, чтобы понять это, нам потребовалось несколько лет. Так не будем же терять больше ни минуты. Скажи мне сейчас, что выйдешь за меня замуж, а потом пойдем и купим собаку. Самую красивую колли, какую найдем в питомнике.

И назовем ее Винки.

Слезы покатились по щекам Трейси. Но это не были слезы горя. Любовь так переполняла ее, что рвалась наружу вместе с соленой водой, похожей на морскую.

– Винки – отличное имя для колли, – прошептала она, пряча лицо у Дэниела на груди.

– А потом мы купим дом…

– С видом на море. Ты будешь летать на самолете, а я – шить прекрасные наряды для леди и джентльменов, и еще у нас родится много детей.

Он кивнул, гладя ее по волосам.

– Именно так. План номер один вступает в действие.

– Ты уверен?

И тут Дэниел вспомнил кое-что важное. Он опустил руку в карман и вытащил коробочку.

В коробочке лежало прекрасное кольцо с изумрудом.

Надевая золотой ободок на тонкий палец своей любимой, он торжественно изрек:

– Никогда и ни в чем я не был уверен больше!