В ожидании признания

9

Прошла неделя, за ней другая, а от Гатти все никаких вестей. Наконец в конце третьей недели он позвонил Тео, а тот, в свою очередь, перезвонил Коре.

– Он пытался дозвониться до тебя, но никто не брал трубку. Его дядя, который возглавляет компанию, перенес инфаркт и сейчас находится в госпитале. Поэтому вряд ли босс вернется в ближайшее время.

– А как же его вещи? – попыталась возразить Карина. – Они ведь все здесь.

Она понимала, как жаждет возвращения Луиджи, как цепляется за этот вопрос, как за соломинку, соединяющую их. Но Теодор рвет и эту тонкую нить.

– Думаю, нужно отправить вещи в Рим транспортным самолетом, – спокойно ответил Тео. – Я свяжусь с ним и все улажу.

Положив трубку, Кора словно лунатик поднялась наверх в комнату Луиджи. Ей померещилось или она действительно улавливает запах его кожи и любимого одеколона, витающий в спальне? Все ее тело заныло от тоски.

Карина подошла к кровати и погладила рукой подушку. Горячие слезы застилали глаза.

Глупо так вести себя, очень глупо, горько усмехнулась она. Ты взрослая женщина, подумала она, и не могла влюбиться так сильно и страстно всего за несколько дней. Этого не может быть. Сердце не должно болеть от тоски, а тело от неудовлетворенного желания. Ее тело... тело. О, как она обманывалась, считая, что не в состоянии желать и томиться страстью.

Босс не смог дозвониться, сказал Тео. Кора склонила голову, вспоминая те безумные, просто сумасшедшие минуты перед его отъездом. Обида Софи за то, что брат поддерживает мужа, а не ее саму, и настаивает на возвращении той домой. Луиджи, пытающийся убедить сестру поговорить с мужем для блага их же детей.

Тогда Гатти намеревался поговорить с Корой наедине, и она наивно предположила, что он хочет предложить ей если не руку и сердце, то хотя бы то, что влекло их друг к другу... любовь... Но разговор не состоялся. Скорее всего, он просто собирался сказать, что все кончено.

Кончено... Невыплаканные слезы стояли в глазах Коры, готовые в любую секунду пролиться солеными ручьями. Чему было кончаться? Все, что у них было и что их связывало, – это... это только одна ночь... небольшое приключение, а она полная дура, если приняла случившееся за нечто большее.

Какая глупость думать о том, что никогда бы не произошло, мучить себя несбыточными мечтами. Нет, будет намного лучше просто забыть обо всем... о Гатти... Забыть и спокойно «закрыть дверь, выбросив ключи».

Как легко пообещать себе что-то и как нелегко выполнить! В полной мере Карина поняла это утверждение спустя несколько недель.

Как-то Ида рассказала ей, что Теодор с энтузиазмом принялся совершенствовать профессионализм, последовав советам босса. Он с усердием осваивал нововведения на фирме и старался не отставать от модных теорий. Невестка говорила об этом с некоторым раздражением, как, впрочем, и обо всем, что касалось хороших новостей, будь они своими или чужими.

– Зря он старается. Все равно кто-нибудь приедет из Рима на замену, пусть и временную, – доверительно сообщила Ида. – Босс и Тео, кажется, не поладили.

Но даже болтовня взбалмошной Иды не могла вывести Кору из состояния полнейшего равнодушия, совершенного безразличия к происходящему. Ее состояние можно было бы оценить не больше чем в один балл по десятибалльной шкале. Однако настроение ее несколько поднялось, когда к ней с визитом, нагрянула Барбара.

– Что-то случилось, дорогая? – обеспокоенно спросила Карина, так как знала, что в это время падчерица должна была быть на работе.

– Как говорит тетя Ида, я должна спросить тебя об этом, – решительно сказала Барбара и уже более мягким тоном добавила: – Мне бы не хотелось совать нос не в свои дела, но с тех пор, как мы с мужем вернулись... Каждый раз, как я разговариваю с тобой... ты совсем не... Ты так... так отдалилась, что я начала... – Барби запнулась и прикусила губу. Ее лицо слегка покраснело. – Это ведь не имеет никакого отношения к свадьбе, правда... и к той шутке, которую мы с Майклом разыграли со свадебным букетом? Просто когда я позвонила Мегги на следующий день, она сказала, что очень занята. Виктория тоже. Я знаю, что она испытывает к Майклу, но...

Кора напряглась в поисках ответа.

– У меня и в мыслях не было причинить боль кому-нибудь из вас, – с чувством проговорила Барбара и потерлась щекой о плечо мачехи. Она всегда так делала, еще с детства, когда была в чем-то виновата или просто хотела, чтобы ее приласкали и пожалели.

Карина ласково погладила дочь по шелковистым волосам, как это делала тысячу раз.

– Если ты злишься на меня из-за букета, то, пожалуйста, поверь, я... мы... Я сделала это просто потому, что хотела, чтобы вы испытали то же счастье, что и я. Особенно ты...

Падчерица на миг замолчала, но потом продолжила еще более эмоционально.

– Ты... ты просто замечательная мама. Ты всегда заботилась обо мне больше, чем папа. Я всегда... всегда любила тебя сильнее, чем отца, и особенно когда вдруг Майкл обратил мое внимание...

Она подняла голову и посмотрела на мачеху.

– Должно быть, это очень тяжело... папа никогда не скрывал, что Сара...

– Он всегда любил твою мать, – помогла Кора. – Она дала тебе жизнь. И я не испытываю к ней ни зависти, ни злости. Мать всегда остается матерью. Но я знаю, что в твоем большом сердце есть местечко и для меня. Когда у тебя появятся дети, ты расскажешь им о Саре, но именно я буду их убаюкивать и успокаивать, читать сказки и баловать...

– Ты всегда будешь для меня мамой, – со слезами на глазах сказала Барби. – Всегда... Я слышала, что вы втроем заключили договор о безбрачии. Но я не хотела никому из вас причинить боль...

– Я знаю, милая, – успокоила ее Кора.

– Но если дело не в этом, что же тогда случилось? Только не говори «ничего», я все равно не поверю, – настаивала Барбара.

– Я сегодня узнала, что моя школа-интернат закрывается, – ответила с грустью мачеха.

– О, нет. Мне очень жаль!.. Я знаю, как сильно ты любишь детей, – Барби встала. – Ида уверена, что все дело в том итальянце, который останавливался у тебя. – Датти...

– Гатти, – тихо поправила Кора и пошла на кухню, чтобы поставить чайник.

Она изо всех сил старалась не смотреть на падчерицу, чтобы не выдать чувства, охватившие ее при упоминании его фамилии.

Всего лишь упоминание, а она уже уносится в пропасть с неимоверной быстротой. Сердце забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Проводив Барбару, Кора облегченно вздохнула. Сейчас падчерица еще не отошла от медового месяца. Но когда эйфория рассеется и Барби спустится с небес на землю, она поймет истинные причины отрешенности мачехи. Кора не сможет долго скрывать правду. Ведь даже Ида о чем-то догадывается, что уж говорить о Барби, которая чувствовала все изменения в настроении Карины.

Ответ очевиден, твердо сказала себе Кора. Если я не хочу причинять боль и волновать своих близких после того, как они узнают. о моей величайшей глупости, то мне нужно приложить еще больше усилий, чтобы забыть итальянца и свою любовь к нему.

Больше усилий. Она выдавила из себя улыбку. Да, даже то, что она прожила день без него – большое усилие. Хотя весьма трогательное и наивное. Разве можно так говорить, когда знакома с человеком всего несколько дней, одернула себя Кора.

Скорее всего, это не любовь. Может быть, просто ее душа так истосковалась, что Гатти стал необходим как воздух только потому, что нужно было хоть кому-то раскрыться.

Просто он умеет расположить к себе людей. Карина почувствовала его понимание и открылась, не в силах хранить свою тайну. Ей не хватало ласки и общения – она все это получила. А то, что это переросло в потребность... которую, кстати, вряд ли ощущал Гатти, напомнила себе Кора... Но мужчины чувствуют все по-другому.

Она сполоснула чашки и задумчиво посмотрела в окно, выходящее в цветущий сад. На следующей неделе будет ровно три месяца со дня свадьбы Барбары, вспомнила Кора и, подойдя к настенному календарю, нашла свою отметку.

Кора продолжала рассеянно смотреть в окно. Скоро встреча с Вики и Мегги. Что ж, по крайней мере, она придет на обед трех холостячек, сдержав обещание. Но какой ценой...

Гатти наблюдал за родственниками, стоя в стороне. Каждый был чем-нибудь, да занят.

Сегодня день традиционного сбора. Через год после смерти родителей Луиджи решил ввести это правило. Вместо скорби и траура они собирались на берегу озера, жарили мясо, пели и танцевали. Он хотел, чтобы братья и сестры никогда не забывали родителей, и в то же время пытался смягчить боль утраты. Ежегодные пикники служили символом единства их семьи. Именно в этот день можно было ощутить, что папа и мама рядом, любят и помнят их, что они никогда не покинут своих детей, хоть и не могут быть рядом.

С годами это стало походить не на семейную встречу, а на слет какого-то общества, ведь в ней уже участвовали жены и мужья, их дети...

Весна начала сдавать свои права лету, и дни становились все длиннее и теплее. Когда наступит жара, даже под тенью этих мощных деревьев будет душно. Но пока воздух был кристально чист и свеж, что приводило в восторг и взрослых, и маленьких членов семьи, вволю резвившихся на весенней траве.

Луиджи улыбнулся, когда заметил забавный флирт племянников. Они постигали азбуку общения и когда-нибудь, конечно, достигнут совершенства. Но сейчас, как и все подростки, были похожи на гадких утят, с длинными руками и ногами, ломающимся голосом и еще не сформировавшейся грудью.

Гатти вновь вернулся к воспоминаниям о родителях. Их смерть потрясла тем, что они ушли в лучший мир в то время, когда жизнь детей только начиналась.

– Ты сегодня такой задумчивый.

Луиджи улыбнулся, заметив, что к нему подошла сияющая Софи. Она нежно взяла брата под руку и положила голову ему на плечо.

– Я до сих пор не поблагодарила тебя за то, что ты заставил меня вернуться и поговорить с Бруно. Если бы я не сделала этого... – Она едва заметно покачала головой. – Ох уж этот мой темперамент!

– Тебе стоит научиться доверять людям, – серьезно сказал брат.

– Да, все началось со смерти мамы и папы... и я боюсь, что всегда буду чувствовать себя не слишком уверенной. Считать, что Бруно встречается с другой женщиной, в то время как этого нет и не было... Но ты и сам не лучше. Все еще не женат и избегаешь любой привязанности.

Привязанности. Луиджи нахмурился и посмотрел на сестру.

– И как ты додумалась до этого? Оглянись вокруг, Софи, и возьми свои слова назад.

– О, я вовсе не это имела в виду, то есть не нас, – запротестовала, защищаясь, сестра. – Ты... ты самый лучший брат, который только может быть. Но... разве тебе никогда не хотелось иметь свою семью, своих детей? Неужели ты не чувствуешь себя порой одиноким, не хочешь, чтобы... – Софи прикусила нижнюю губу, заметив его взгляд. – Только вот не надо смотреть на меня так! Мы все знаем, скольким ты пожертвовал ради семьи и как, должно быть, иногда ругаешь нас.

Софи на секунду замолчала и посмотрела в огонь костра.

– Мы знаем, что ты не хотел уезжать в Штаты. А потом уже не хотел возвращаться оттуда. И я понимаю, что тебе, в конце концов, нужна передышка. Но если ты окончательно решил все бросить и отправиться в кругосветное путешествие, как и мечтал в юности, то совершаешь большую ошибку. Ты сам потом возненавидишь себя за это. Тебе нужна семья, собственная, с женой и детьми.

– Оставь это, – огрызнулся Луиджи и развернулся, чтобы уйти, но сестра удержала его.

– Подожди, я еще кое-что хочу сказать тебе. Мы все знаем, что дядя Карл выкарабкался только потому, что ты вернулся и взял дела в свои руки. Он никогда не оправится, чтобы возвратиться в бизнес, и мы...

– И вы бы хотели убедиться, что у меня нет других планов? – резко сказал Гатти и тут же об этом пожалел, увидев слезы в глазах сестры.

– В последнее время ты так изменился, – пробормотала Софи. – Стал каким-то далеким и... чужим. Луиджи, мы все очень хотим, чтобы ты был счастлив. – Она слегка дрожала, а в глазах стояли слезы.

Сказав это, сестра направилась к мужу и детям. А Гатти так и продолжал наблюдать за ними со стороны.

Ничто не изменит моего мнения, подумал Луиджи холодно. Семья желает ему только добра и счастья. Он их всех любит и дорожит их обществом. Он сам устраивает эти долгожданные пикники, и ни разу в жизни у него не возникало непреодолимого желания очутиться в другом месте, когда они собираются. А сейчас...

Почему Кора не позвонила ему? Гатти пытался поговорить с ней перед отъездом. Но обстоятельства складывались против, и у него не оказалось такой возможности. А дома он попал в водоворот событий. К мелким домашним неурядицам, как и бывает, добавились крупные. У дяди Карла случился сердечный приступ, и племяннику волей-неволей пришлось взять на себя руководство компанией. Пришлось все амбиции и желания отодвинуть на задний план. Но образ Коры все равно никак не шел из головы.

Когда же наконец Луиджи позвонил ей, то не застал дома. Он ждал, что Карина позвонит сама, и каждый раз с трепетом снимал трубку. Но звонили другие люди.

Прошла неделя, за ней другая, но долгожданного звонка не было. И Гатти решил, что уже получил ответ на вопрос, который хотел ей задать. Что больше нет смысла переживать, вспоминая те прекрасные часы, когда они были вместе, когда их души и тела сливались воедино... То волнующее время, когда он надеялся, верил... Когда он наконец понял, что нашел женщину, которую искал всю жизнь. Без нее существование стало бессмысленным и неинтересным. Душа его заледенела, не желая принимать никакую другую женщину, кроме нее.

Именно Карина причина его одиночества. Все время он подсознательно искал любимую, а найдя ее, ошибся, точнее, нашел поздно, не смог вызвать у нее ответных чувств. Она стала причиной того, что он не желал видеть рядом с собой никакую другую...

А может, он сам виноват, что Кора не разделила его чувств? Быть может, он поторопил ее, напугал напором... Зная ее прошлое, не нужно было форсировать события, требовалось направить их в более спокойное русло, позволив ей все решать самой.

Но он так сильно хотел ее... Хотел удовлетворить любопытство и непреодолимое влечение. Ничто не могло остановить его от этого безумства. Он был так одержим страстью и любовью, что даже самая печальная и трогательная история прошлого не удержала бы его от порыва.

Ему казалось, что Карина ответила взаимностью. Но почему тогда она не захотела продолжения?

Луиджи увидел, что ему машет дядя Карл. Он еще был прикован к инвалидной коляске, но чувствовал себя намного лучше и уже продолжал любовно помыкать членами своего клана. Гатти подошел к креслу и склонился над стариком, потрепав его по плечу.

– Кажется, все довольны. А ты как думаешь, Карл? – В голосе племянника звучало веселье, которого на самом деле не было.

– Все, кроме тебя, – прямо сказал дядя. – Только не вздумай отрицать, – добавил он, прежде чем Луиджи успел произнести хотя бы слово. – Я наблюдал за тобой последнее время, и мне кажется... – Он замолчал, а потом хитро продолжил: – Ты стал другим после возвращения.

– Много ты понимаешь, – шутливо отозвался Луиджи. – Когда я вернулся, ты был не где-нибудь, а в реанимации, чем напугал нас всех до смерти.

– Балбес, – беззлобно сказал старик. – Ты прекрасно справился без родителей и поставил ребят на ноги. Но почему, когда у них всех уже свои семьи, ты по-прежнему ставишь их проблемы выше своих?

– Ты о чем, Карл? – удивился племянник.

– Кто она? – хитро спросил дядя. – Вы познакомились в Вашингтоне?.. Знаешь, я сам чуть было не женился на американке... Господи, какие же они умницы! И женился бы, если бы она не предпочла мне другого. Это самая большая ошибка в моей жизни.

Гатти нахмурился и посмотрел на дядю. Он всегда знал, что Карл бесстыдно манипулирует правдой в зависимости от того, устраивает это его или нет. Но проницательность дяди обезоружила Луиджи.

– Что-то раньше я ничего не слышал ни о какой американке.

– Это потому, что я не люблю признавать своих ошибок. Эта черта присуща всем мужчинам... Нужно жениться, как только появится шанс. А я, дурак, решил, пускай подождет немного. Вот только она не захотела ждать, и я потерял ее...

– Но ты пережил эту утрату. – Гатти погладил старика по плечу.

– Да, я встретил твою тетю. Но так и не смог забыть американку. Ее звали Дебора. Она была красива как гвоздика, а умна, как все встреченные мной женщины вместе.

– Ум не самое главное достоинство женщины, – улыбнулся Луиджи.

– Не скажи, с возрастом начинаешь ценить не только стройные ножки. Семья – это тыл человека, а особенно бизнесмена.

– У меня есть семья, – резко отозвался Гатти. И, кроме того, моя американка не хочет меня, чуть было не сказал он, но его спасла появившаяся после смерти родителей привычка скрывать свои чувства.

– Мужчина принадлежит тому месту, где находится его женщина, там его настоящий дом, – тихо проговорил дядя.

Луиджи подкатил кресло дяди поближе к костру. Малыши прильнули к родителям, подростки образовали свой кружок.

Кто-то взял гитару. В этой семье играли и пели все. Даже зятья и невестки.

Бруно и Софи начали старую, всем знакомую мелодию. К ним присоединились и взрослы, и дети. Голоса слились, унося песню ввысь под облака. Только Гатти ничего не радовало. Он скучал. Все существо стремилось туда, где находился дорогой его сердцу человек.

Гатти молча отошел от костра.

Яхта на стапеле все еще ждала достройки и ремонта двигателя. Но поднимать паруса уже не хотелось, мечта утратила свою прелесть... В душе царила пустота.

Дядя оказался прав. Его сердце уже не принадлежит родным. Оно в тысяче километров отсюда, на другом берегу Атлантического океана, рядом с женщиной, чьи сладкие стоны любви преследовали его каждую ночь, терзая и мучая.