В оковах страсти

Глава 2

Англия, июль 1193 г.

Фокс де Кресси снял с головы шлем и оглядел долину. Вдали возвышалась серая громада замка Марбо. Но не изъеденный временем камень представал его взору. Его взор застилала безукоризненная кожа молочной белизны. Водопад черных, как темная ночь, волос. Глаза, подобные сияющим лунным камням. Мягкий, как лепестки цветка, рот.

Густой запах пота, лошадей и оружейного масла тоже исчез, сменившись дивным ароматом, столь насыщенным и пьянящим, что у него перехватило дыхание. Как он ни старался, но так и не сумел понять, какие травы и благовония составляли гамму неповторимых духов, что преследовали его воображение. Он знал одно, что они воплощали самую суть этой женщины, загадочной и неприступной, сулившей почти невообразимое наслаждение.

Но скоро, очень скоро получит он шанс еще раз вдохнуть чудный воздух, пропитанный благоуханием ее утонченной плоти. Прикоснуться к ней, прижать ее, при…

— Фокс, проклятие! Где ты? Я обращаюсь к тебе уже третий раз. Какие будут дальнейшие распоряжения? Ты как будто меня не слышишь, сидишь в седле пень пнем! — Рейнар де Готье, смачно выругавшись, развернул своего боевого коня и вплотную приблизился к Фоксу. — Клянусь Богом! Опять она. Я угадал? Мы собираемся идти на приступ, а он ни о чем другом не может и думать, как только о своих любовных похождениях трехлетней давности. Если ты не возьмешь себя в руки, то я тебе не завидую. Долго ты не протянешь. Не видать тебя тогда леди Мортимер на этом свете…

— Не называй ее леди Мортимер! — взорвался Фокс при упоминании имени его ненавистного врага. — Она ему даже не жена!

Рейнар в ответ презрительно фыркнул:

— Я забыл, что говорить с тобой на такую тему — пустая трата времени. Ладно, если собственная шкура тебе не дорога, подумай хотя бы о других. Если мы проторчим тут еще немного, стража на крепостной стене нас заметит и подаст сигнал тревога. Выбирай: либо ты ведешь нас на штурм, либо мы вернемся сюда в другой день. Я не стану подвергать риску жизни добрых воинов только из-за того, что нами командует томимый любовью дуралей!

Слова Рейнара больно задели самолюбие Фокса и вернули к реальности. За последние годы они оба видели много крови и страданий. Друг справедливо негодовал. Он не имел права отвлекаться сейчас. Слишком многое поставил он на карту, чтобы в ответственный момент предаваться глупым мечтам.

Он поднял вверх правую руку и резко опустил. Войско рыцарей устремилось лавиной вперед и, поскакав вниз по склону, наводнило долину. Они неслись, поднимая тучи пыли и сотрясая воздух оглушительным лязгом и бряцаньем тяжелых доспехов и оружия.

Сколько раз переживал Фокс волнующий момент атаки, когда в жилах закипала кровь и в мозгу пульсом билась мысль, от которой бросало в пот и холодела душа, что день наступления может стать последним в его жизни. Однако рыцарь на коне был не самой большой опасностью, с которой ему доводилось когда-либо сталкиваться. Он видел кое-что и похуже. Ему вспомнились стены Акра, обрушившиеся на него, — единственного тоннеля, ведущего на воздух, к жизни, в котором его поджидал наемный убийца, подосланный Мортимером. Ему приходилось наблюдать, как солдаты, стеная, гибли, снедаемые лихорадкой, как сходили с ума. Во время длительного марш-броска вдоль побережья Палестины под беспощадными лучами солнца воины в кольчугах и доспехах не выдерживали зноя и падали замертво, те же, кому удавалось выжить, становились жертвами кровожадных сарацин, сдиравших со своих пленников кожу живьем.

Он видел все жестокости своими глазами, но до сих пор милосердный Господь его хранил. Теперь ему оставалось пережить только предстоящее сражение, являвшееся последним звеном в цепи, разомкнув которое он получит все, о чем давно мечтал. Марбо станет его собственностью. Мортимер встретит свою смерть. Леди Николь будет безраздельно принадлежать ему, и больше никакая опасность не будет ей угрожать.

Он все еще не мог поверить, что благословенный день свершений наконец настал. На груди под одеждой у него лежала разрешительная бумага от короля. Витиеватые буквы, аккуратно выведенные рукой монаршего писчего, провозглашали его новым лордом Марбо. Но слова на пергаменте не имели ровным счетом никакого значения до тех пор, пока он не захватит крепость. Ричард находился в Германии, где томился в темнице у императора, понапрасну теряя свои могучие силы. Никто не сомневался, что не обошлось без происков принца Иоанна, скорее всего подкупившего тюремщика короля.

Если Фокс хотел завладеть желанным замком, то мог уповать только на собственные силы. По крайней мере он рассчитывал, что элемент неожиданности был на его стороне. Мортимер давно его похоронил. Фокс не сомневался, что из немногочисленных обитателей Марбо или Вэлмара его мало кто помнил, ведь он занимал незначительную должность оруженосца в свите Мортимера.

А она. Помнила ли его она?

Но разве могла она забыть его? Он сжимал ее в своих объятиях. Он обладал ею. Он стал ее первым любовником. Он надеялся, что остался для нее единственным.

Его непрестанно угнетала мысль о том, как они расстались. Но тогда он оказался бессилен что-либо предпринять. Он ничего не мог ни сказать, ни сделать наперекор ее жестокому мужу-извращенцу. Мортимер был его господином, и он не имел иного выбора, как подчиняться господской воле. Тогда вместе со всей армией Мортимера они отправились сначала в Лондон, а оттуда — в Крестовый поход во главе с королем Ричардом. Его вынуждали покинуть ее обстоятельства.

Но в том походе он дал себе клятву, что рано или поздно вернется и принесет ей свободу. Клятва стала его судьбой, спасала его от гибели и вела путеводной звездой сквозь невзгоды и страдания Крестового похода. Она столько раз заставляла его рисковать жизнью, совершая всевозможные подвиги ради того, чтобы поразить воображение короля и вызвать его восхищение. Он добился осуществления своего главного желания — возведения его в рыцарское достоинство, а потом король предложил ему выбрать себе награду за отвагу и доблесть.

— О чем бы ты хотел меня просить? — спросил его Ричард Львиное Сердце, прищурив свирепые глаза хищника.

Он сидел на скамье у себя в шатре подобно царственному животному, в чью честь получил свое прозвище, заполняя своим массивным, не знающим усталости телом почти все небольшое пространство палатки.

— Скажи, какие честолюбивые устремления тобой двигают? Мечтаешь ли ты, как и я, больше всего на свете освободить Святую Гробницу? Или тобой руководят менее благородные порывы? Богатство? Власть? Месть?

У Фокса во рту пересохло, и он не мог говорить. В конце концов он выдавил из себя слова, которые, как он полагая, могли стоить ему очень дорого.

— Все, что вы упомянули, ваше величество. И еще одно — женщина.

Последовало молчание, длившееся, казалось, целую вечность. Потом король расхохотался:

— Ты слишком откровенен, де Кресси. Большинство мужчин предпочли бы на твоем месте солгать. Они бы сказали, что мой поход — дело всей их жизни. Я восхищен твоей честностью. Ты заслуживаешь награды. Назови мне, что в моей власти для тебя сделать, и ты все получишь.

— Я хочу замок Марбо в Вустершире, — ответил Фокс с готовностью.

Король подал знак писарю, и все тут же решилось.

Впереди его еще ждали неисчислимые битвы и страдания, а затем долгий путь домой. Но сначала нужно дожить до конца кампании и вернуться целым и невредимым в Англию. Потом он пустил в ход все свое красноречие и не пожалел доброй части с огромным трудом завоеванной добычи, чтобы уговорить группу крестоносцев, не менее его уставших от сражений, встать под его знамя и вместе с ним отправиться на приступ Марбо. Теперь оставалось выйти победителем в предстоящей битве с Уолтером Мортимером.

— Что-то случилось! — Беспокойство, прозвучавшее в голосе друга, вернуло Фокса к действительности. — Видишь ту деревушку? — Рейнар указал на небольшое скопление жалких мазанок, раскинувшееся прямо перед ними. — Жители ее покинули.

По спине Фокса пробежал холодок страха. В грязи у крестьянских лачуг не копошились куры, над камышовыми крышами не курился дымок и не было слышно собачьего лая.

— Иисусе Христе! — ахнул он. — Неужели их кто-то предупредил? Неужели они знали о нашем приходе?

Его наихудшие опасения нашли новые подтверждения, когда они приблизились к стенам замка. Ворота были опущены, мост через ров пустынен, а в амбразурах цитадели он различал фигуры лучников.

Он поднял руку, призывая людей к вниманию, и, натянув поводья, остановил своего жеребца.

— Что мы будем делать? — спросил Рейнар, подъехав вплотную к своему командиру. — Нет смысла идти в атаку, если они нас ждут.

— Я знаю, — ответил Фокс, не скрывая раздражения. — Значит, нам придется разбить здесь лагерь и приступить к постройке осадных машин. Мы возьмем крепость штурмом. Но для этого потребуется время.

— В таком случае без серьезных разрушений не обойдется. Замок по праву принадлежит тебе. У тебя есть королевская бумага. Неужели ты и вправду готов подрывать стены и жечь все вокруг, лишь бы завладеть им?

Слова Рейнара воспроизвели в воображении весьма удручающую картину. К тому времени, когда они захватят Марбо, он из неприступного процветающего замка превратится в груду развалин. Фокс живо представил каменные стены, почерневшие от пожара, с проломами, проделанными снарядами, выпущенными из баллист. Он видел перед своим мысленным взором, как лошади его отряда топчут плодородные поля, окружавшие замок, как солдаты разоряют аккуратную деревушку. Закон войны позволял ратникам забирать все, что попадается на их пути, и они без зазрения совести занимались мародерством и грабежами. Он, безусловно, мог бы приказать своим людям пощадить посевы и деревню, но его призывы вызвали бы недовольство и ропот. При таких обстоятельствах существовала высокая вероятность того, что, оказавшись рядом с желанной целью, он вскоре обнаружил бы, что его боевые силы заметно поредели, ибо рыцари наверняка разбежались бы в поисках другой добычи.

— Тело Господне, — пробурчал Рейнар. — Кто мог их предупредить? Никто не знал о нашем приближении. Никто, кроме гонца, которого ты отправил к леди Николь, и самой женщины. Как ты полагаешь, она могла их предупредить?

— С какой стати? — с сомнением в голосе произнес Фокс. — Я написал ей, что иду, чтобы спасти ее. Что намерен убить Мортимера и избавить ее от кошмарной жизни, на которую он ее обрек. Зачем пленнице предупреждать своего тюремщика?

— Может, и нет. Но кто-то же поставил их в известность о нашем приходе. Посмотри!

Фокс повернулся и невольно выругался, когда увидел на другом конце долины конный отряд, двигавшийся в их сторону. Он ясно различал в их гуще развевающееся красное с золотом полотнище.

— Проклятие! Мортимер. Я надеялся, что мне не придется с ним встретиться до того, как Марбо падет к моим ногам.

— Но, может, и к лучшему, — обронил Рейнар. — Мы проведем сражение за Марбо, земли Мортимера и саму госпожу. Кто победит, тот получит все.

Фокс кивнул, охваченный твердой решимостью. Ненависть сковала его челюсти, и он не мог говорить. Хотя он планировал все по-другому, грядущая битва представлялась ему ответом на его молитвы. Наконец он встретится со своим врагом лицом к лицу.

Когда расстояние между противниками заметно сократилось, небольшое войско Мортимера замедлило свой ход. От общей массы отделился и направился к ним рыцарь на черном боевом коне, облаченный в красный камзол с эмблемой, изображавшей золотого льва, стоящего на задних лапах. Костюм более чем красноречиво свидетельствовал о принадлежности человека к числу личной свиты Ричарда Львиное Сердце.

Интересно, подумал Фокс с мрачным удовлетворением, как отреагирует Мортимер, когда обнаружит, что человек, бросивший ему вызов, настолько возвысился в глазах короля, что тот удостоил его высших почестей и передал право на владение замком Марбо, забыв о заслугах прежнего хозяина?

Когда до Фокса оставалось всего несколько шагов, рыцарь натянул поводья и остановил скакуна, затем снял шлем. Хотя де Кресси тотчас узнал ненавистное лицо, он испытал сначала замешательство. Лицо Мортимера выглядело отечным и полыхало нездоровым румянцем. Его глаза заплыли, превратившись в узкие щелочки. Какая беда стряслась с крепким, физически сильным воином, которого он знал?

— Так это ты! — проревел Мортимер, и его черты приняли выражение искреннего изумления.

— Да, это я. Фокс де Кресси. Твоему убийце не удалось со мной расправиться. Я оставил его кости гнить под стенами Акра. — Фокс сделал шаг вперед и вынул из ножен меч. — Я вернулся, чтобы отомстить тебе за коварство.

— Ты? — Мортимер издал хриплый ироничный смешок. — Ты ничто, жалкий оруженосец, конюший. Я не стану с тобой возиться. Ты даже не стоишь того, чтобы о тебя марать руки.

Фокс с силой сжал рукоятку меча. Он едва удержался от острого желания броситься на противника сию же минуту и снести его безобразный череп, не дожидаясь того, как они обсудят условия сражения.

— Я возведен в рыцарское достоинство самим королем Англии. Ричард дал мне письменное разрешение на обладание замком Марбо. — Фокс кивнул в сторону крепостных стен. — Я вызываю тебя на смертный бой. За Марбо. И за Вэлмар и даму, которой по закону принадлежит имущество.

— Неужели ты все еще сохнешь по моей стервозной жене? — Улыбка Марбо стала еще шире, сделав его опухшее лицо карикатурным и придав ему сходство с жабой. — Напрасно. Эта шлюха нежности к тебе не питает. Она-то меня и предупредила о твоем появлении.

Ошарашенный сообщением, Фокс на минуту остолбенел. Он стоял как громом пораженный, отказываясь верить собственным ушам. Когда же способность мыслить к нему вернулась, он улыбнулся в ответ.

— Неправда. Она не могла так поступить. Даже если я для нее ровным счетом ничего не значу, она слишком тебя ненавидит, чтобы попытаться спасти.

— Ты уверен? А строчки некоего письма тебе, случайно, не кажутся знакомыми? — Мортимер сложил ладони и процитировал наизусть радостным фальцетом: — «Моя дражайшая госпожа. Наконец я иду, чтобы спасти вас. Мое войско достигнет стен замка Марбо через две недели…»

У Фокса от негодования внутри все перевернулось, когда он услышал свои же слова, произнесенные с нескрываемой издевкой. Нет. Она не могла так поступить. Просто Мортимеру каким-то образом удалось обнаружить записку. А может, он даже перехватил гонца, прежде чем Николь получила послание.

— Ах как приятно видеть, что ядовитая гадюка подыскала себе новую жертву, — зычно прозвенел голос Мортимера, насмешливый и довольный. — Слишком долго она изводила и жалила меня одного. Клянусь Богом, что моя жена — приспешница Сатаны, злобная и коварная Ева, истинное порождение ада. Я бы отдал ее тебе не моргнув глазом и благословил, по, к несчастью, земли принадлежат ей. И чтобы сохранить за собой право владеть ими, я вынужден терпеть у себя в доме ее паскудное присутствие. — Мортимер выпрямился в седле, и его взгляд прояснился. — Я принимаю твой вызов. Я убью тебя и привезу твою голову своей жене. Может, ее вид доставит подлой языческой колдунье радость.

Мортимер водрузил шлем на место, вынул меч и тронулся навстречу Фоксу. Он двигался грациозно и бесшумно, что так не вязалось с внушительной массой его дородного тела. Фокс встряхнулся. Наверняка слова Мортимера — сплошной обман. Негодяй намеренно хотел лишить его присутствия духа. Обычная военная уловка. Но он на нее не поддастся.

Они кружили друг возле друга, нанося и парируя пробные удары, словно примеривались к ответственной атаке. Фокс чувствовал, что им постепенно овладевало нервное возбуждение, предшествующее боевой схватке. Данного ему судьбой момента он ждал почти четыре года. В каждом убитом солдате, в каждом противнике, с кем ему доводилось сразиться, он видел безобразный лик Мортимера. Теперь наконец он встретился со своим врагом во плоти и крови. Мортимер подсылал к нему наемных убийц, унижал его, измывался над ним. Но хуже всего, что он причинял Николь страдания и унижал ее достоинство. Он относился к ней как к своей собственности и использовал как пешку в своих сомнительных интригах.

Фокс сделал выпад, и клинок его меча полоснул Мортимера по руке выше локтя. Тот сделал шаг назад и отбил следующий удар. Лязг и звон холодной стали наполняли воздух. Фокс не чувствовал ни усталости, ни страха, ничего, кроме радостного душевного подъема. Его тело, закаленное в многочисленных сечах, звенело и пело не хуже отточенной стали. Стремительные, выверенные и сильные движения ног с легкостью удерживали его вне пределов досягаемости острия сверкающего лезвия оружия Мортимера. Его рука, сжимавшая меч, наносила удары с убийственной точностью.

Противник Фокса быстро слабел. Движения его грузного тела теряли стремительность, делались все более и более вялыми. Дыхание становилось тяжелым и прерывистым. Наблюдая бой словно со стороны, Фокс видел, что удары его клинка с неумолимой безжалостностью ложились все ближе к корпусу Мортимера, защищенному кольчугой. Кровь капала из ран на левой руке и на бедре неприятеля. В любой момент Мортимер мог оступиться, и тогда Фокс нанесет ему смертельный удар. Победа приближалась. Он уже чувствовал ее вкус.

— Послушай, дурень, — задыхаясь, прохрипел Мортимер. — Неужели она того стоит? Если ты меня убьешь, то рано или поздно тебе придется предстать пред очи Ричарда и рассказать, почему ты так сделал. Неужели ты думаешь, что он простит тебе мою смерть? Из-за женщины, вероломной и коварной интриганки, шлюхи?

— Она никогда не была шлюхой, ты, ублюдок! — вступился Фокс за свою возлюбленную, ощутив новый бешеный прилив ненависти, от которой у него внутри все горело и клокотало. Ярость его с каждой минутой ширилась и разрасталась. — Ты сам отправил меня к ней! Ты сам использовал ее как племенную кобылу! — И тут Мортимер потерял равновесие и грохнулся на землю. Фокс, возвышаясь над ним, наклонился и, задыхаясь от гнева, занес руку. — Что бы она ни сделала, ты больше не опорочишь ее… никогда. — Со свирепой жестокостью он вонзил меч в шею поверженного противника.

Потом отпрянул и безвольно опустился на корточки, бессмысленно уставившись на плоды своего труда.

Голубые глаза Мортимера с застывшим выражением удивления смотрели в высокое небо. Из раны медленно, толчками вытекала кровь. Его вид живо напомнил Фоксу о других смертях, виной которых он стал, и он почувствовал легкий приступ тошноты.

Прошло какое-то время, прежде чем до его затуманенного шоком сознания донесся голос Рейнара:

— Все кончено. Ты сделал что хотел. Теперь остается заявить свои притязания на все, что прежде принадлежало Мортимеру. Сначала на Марбо, потом Вэлмар и, наконец, на твою новую жену. Как ты после всего себя чувствуешь, мой друг?

Уже сегодня ночью ты сможешь разделить ложе с леди Николь. Теперь ты состоятельный человек. Настоящий лорд. Марбо, похоже, процветает. А Вэлмар, говорят, еще более богатое поместье. Потом тебе, по-видимому, придется заплатить королю что-то вроде штрафа. Конечно, если Ричарду суждено когда-либо вернуться в Англию…

Продолжая болтать, Рейнар помог приятелю встать на ноги. Он поднял его меч и отер о траву с его клинка кровь. Фокс стоял, оглушенный и немой, и практически не слышал ни своего друга, ни ликующих возгласов сгрудившихся вокруг рыцарей. Все происшедшее представлялось каким-то нереальным. Он так долго мечтал о нем, что, когда все свершилось, не мог поверить в реальность происходящего. Случившееся казалось сказкой.

Он стащил с головы шлем и посмотрел на свои залитые кровью руки.

— Мне нужно умыться. В деревне где-нибудь, наверное, есть колодец.

Фокс повернулся и хотел уйти, но Рейнар поймал его за полу камзола.

— Ты что делаешь? Разве ты не собираешься сказать им речь? Солдаты собрались, чтобы поздравить тебя. Что стряслось? Ты не ранен?

Фокс покачал головой.

— Я не ранен. Это не моя кровь.

— Тогда объясни, что с тобой. Ты не похож на человека, который только что стал обладателем двух замков и завоевал себе право взять в жены женщину, которую любит.

Он прав, подумал Фокс. Теперь Николь принадлежала ему. Отныне их ничто не разделяло и не могло воспрепятствовать его женитьбе на ней. Он должен был бы испытывать безмерное счастье и ликующую радость. Но он ощущал лишь леденящий холод в груди и звенящую пустоту. Ему не давали покоя язвительные насмешки Мортимера. Что, если он говорил правду? Что, если ей не нужна его победа и она не хотела его торжества? Вдруг…

— Послушай. Встряхнись, — проговорил Рейнар. — Ты уверен, что не стукнулся головой? У меня такое впечатление, будто ты оглоушен. — Рейнар протянул руку, чтобы проверить целостность его черепной коробки. Но Фокс отшатнулся.

— Со мной все в порядке.

— Что ж, тогда веди себя нормально! — Рейнар с силой шлепнул его по плечу. — Улыбнись. Поблагодари своих людей.

Только тут Фокс огляделся. Рыцари из его отряда громко приветствовали его восхищенными криками. Их оживленные лица озаряла радость его победы, и в их глазах он читал свой триумф. Некоторое время назад они присягнули ему в верности, потому что поверили его обещанию обеспечить им в будущем безбедное и спокойное существование. Служба в гарнизоне благоденствующей цитадели гарантировала воинам крышу над головой, щедрое довольствие и, как правило, молоденьких служанок для согревания их постелей. Для мужчин, хлебнувших тягот Крестового похода, такая жизнь представлялась раем.

Фокс поднял руку в жесте победителя. Все они были его братьями, его товарищами. Они столько пережили вместе, прошли огонь, воду и медные трубы, и вот теперь вернулись.

Ликование солдат достигло апогея. Фокс набрал полную грудь воздуха. Он только что завоевал замки Марбо и Вэлмар, но истинной цели, к которой стремился, он еще не достиг. Николь он еще не владел.

Что испытывала она к нему? Помнила ли она его еще? Ведь с тех пор как они занимались любовью, прошло уже более трех лет. Для него моменты любви с ней были самыми восхитительными, самыми волнующими воспоминаниями в жизни. А для нее… Он с мукой в сердце тысячи раз воспроизводил в памяти каждый миг их совокупления. Но он должен признать, что до сих пор не имел представления о том, что те благословенные минуты значили для женщины, ведь, кроме ее вздохов, стонов и ответных реакций тела, он не имел никаких других свидетельств, говоривших о ее отношении к происшедшему. Он внушал себе, что она будет признательна ему за то, что он спас ее, и что чувства благодарности будет достаточно, чтобы она согласилась стать его женой. Он мечтал о том моменте, когда снова окажется с ней в одной постели. Как будет ласкать ее прекрасное тело.

Фокс почувствовал, как при мысли о ней у него затвердело в штанах и дрожь сладострастия жаркой волной прокатила по телу. Он сделал глубокий вдох, стремясь прогнать похотливые желания, затмевавшие рассудок. Три года воздержания довели его до грани сумасшествия. Его всепоглощающая страсть к Николь достигла такого размаха, что он ни о чем другом не мог и думать. Но он не мог, не имел права терять самообладания, какое с таким трудом до сих пор сохранял. Ему еще предстояло завоевать женщину. А пока в его ушах звенели, не давая покоя, злорадные слова Мортимера. Что, если — Господи избави — мерзавец говорил правду?