Возбуждение. Оно, как и чувство опасности, появилось учащенным сердцебиением, растерянностью, ощущением беспомощности. Только в этом случае все было пропитано, словно сахарным сиропом, сладостью предвкушения.
Кривая диаграммы на мониторе изогнулась в высоком пике, и числовые значения запрыгали, сбиваясь с ритма, за миг до того, как прозвучал противный слуху зуммер. Ася испуганно охнула и только сейчас заметила катетер с капельницей, присоединенный к сгибу ее левого локтя.
Как она здесь оказалась? Попытки восстановить последовательность событий потерпели сокрушительное фиаско. Глаза Юрия. Удар в тысячи вольт по уязвимому женскому сознанию. Взрыв боли в висках и… провал. Панический ужас, который прочно засел в ее сердце, был связан с Соколовым. Это доходило до абсурда, но сознание почему-то восприняло его как реальную угрозу. А что потом? Кажется, там был еще кто-то. Люди. И ее куда-то везли, а далее окончательный провал.
В дверях повернулась ручка. Ася расправила плечи и вскинула голову, подозрительно уставившись на вошедшую девушку в белом халате. Она была довольно молода и хороша собой, а ее улыбка удивила искренностью.
- Доброй ночи! Меня зовут Карина, я ваша сестра на ближайшие сутки, - девушка подошла ближе и поправила одеяло на постели, продолжая тепло улыбаться. - Как вы себя чувствуете? Вам не холодно? Вы хотите есть или пить?
Ася не привыкла к такому отношению медицинского персонала, поэтому смотрела на девушку широко раскрытыми глазами. А сестра зря времени не теряла: повернулась к монитору, записала что-то в планшет, удовлетворительно кивнула и, погладив Асю по руке, защелкала кнопками на приборной панели.
- Вас что-то взволновало. Постарайтесь отдохнуть, до утра еще много времени. Если вы желаете посетить туалет и принять душ, скажите мне, я вас провожу.
- Но у меня нет вещей... - подала голос Ася.
Карина покачала головой:
- Это не проблема. Я принесу вам все, что необходимо, только скажите.
- Я... чуть позже, пожалуй, - Ася проследила за тем, как девушка расставляет на столике баночки с таблетками.
В мире Евтеевой подобные девушки не то что никогда ей не улыбались и не проявляли дружелюбие - они почти открыто ее презирали. Вспомнились Сорокина и каждая вторая из многочисленных сотрудниц офисной высотки. Ася не принадлежала к их кругу гламурных, уверенных в себе и самодостаточных. Не удивительно, что поведение Карины выбило ее из колеи. Можно было списать на то, что к пациентам в палате-люкс по-другому не относятся, но Ася очень хотела поверить в искренность девушки.
- Выпейте и постарайтесь уснуть. Разрешите, - Карина сняла с пальцев Аси клипсы датчиков и слегка массируя, размяла ее пальцы, - Уже все позади. Вам просто нужно отдыхать, и, конечно же, выполнять все предписания доктора. Он посетит вас утром.
Евтеева послушно проглотила таблетку, но не смогла удержаться от вопроса:
- Мужчина, который привез меня сюда... он еще здесь?
Карина поправила капельницу на штативе и развела руками:
- К сожалению, моя смена началась всего час назад и я не владею подобной информацией. Но я сейчас же это выясню, не переживайте...
-Не надо! - поспешно выпалила Ася, заливаясь румянцем.
Карина кивнула и успокаивающе провела ладонью по волосам беспокойной пациентки.
- Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь. Вот это - кнопка экстренного вызова, я приду по первому вашему зову. Постарайтесь уснуть. Перед приходом доктора я вас разбужу и помогу привести себя в порядок. Если вам что-то нужно, скажите. А теперь отдыхайте.
Видимо, манипуляции с капельницей включали в себя успокоительное с легким снотворным эффектом, потому что Ася уснула довольно быстро. А когда открыла глаза, зажмурилась от яркого солнышка за окном, ощущая умиротворение и едва ли не счастье. Ася села на постели, потерла глаза и заметила Карину, которая сидела в кресле и так же тепло улыбалась.
- Доброе утро, Анастасия. Как вы себя чувствуете?
Спросонья Ася не сразу поняла, что противный звон в ушах исчез, перед глазами больше не пляшут клочья серебристого тумана, а в теле ощущается легкость. Недостаточная, чтобы вскочить с постели и кинуться сворачивать горы маркетинга и рекламы, скорее, отголосок того, что можно считать хорошим самочувствием, но после вчерашнего и не следовало ожидать прилива энергии или сил.
Капельницу убрали. И только катетер в сгибе руки напомнил о себе легкой болью. Ася еще раз с удивлением оглядела палату. При мысли о ее вероятной стоимости молодой женщине стало не по себе. Еще и медсестра вела себя так, словно ухаживала за близкой подругой, а не пациенткой. Распаковала какие-то пакеты, как оказалось, с новым махровым халатом и тапочками, а также туалетными принадлежностями.
- Вы можете встать? Обопритесь на мою руку.
Ася попыталась сама. Не упрямство, а всего лишь привычка не усложнять другим людям жизнь. Зря. Персиковые стены палаты поблекли, напоследок резанув по сетчатке ярким лезвием. Евтеева кожей ощутила испуг и легкое раздражение медсестры, которое та, очевидно, при всем желании вынуждена была держать в себе.
- Я вам помогу! Не надо никуда спешить. Сейчас все пройдет.
Ася остерегалась, что эта услужливая сестричка пойдет за ней в душ, и вздохнула с облегчением, когда этого не произошло. Головокружение сошло на нет, единственное, что немного раздражало, это необходимость держать двери открытыми. Ася намылила тело гелем, стараясь не делать резких движений. Мелькнула мысль о Славе. Интересно, он придет проведать ее? Знает, где она находится? И самое главное: хочет ли она его тут видеть после того, что произошло?
К удивлению девушки, воспоминание об увиденном - голая женщина в супружеской постели и Слава в чем мать родила - не вызвало слез и приступа боли. Подсознательно она ждала, когда это произойдет. Вот только совершенно не понимала, что же ей теперь делать, когда ожидания оправдались, и что мешало выставить сожителя за двери ранее. И найдет ли она в себе силы сделать это сейчас. Скорее всего, малодушие одержит верх и на этот раз, потому что существуют куда более страшные вещи, чем пренебрежение Славика.
Подтверждение этому она вчера увидела в глазах Юрия Соколова.
И вновь при воспоминании об этом мужчине холодный озноб за секунды трансформировался в жар щемяще-интимного и сладкого послевкусия. Как, каким образом ужас и азарт шли рядом рука об руку и не противоречили друг другу? Почему к стремлению забиться в угол испуганным зайчонком примешивалось незнакомое прежде желание смаковать этот страх, разбирать на составляющие, прокручивать в сознании, разрисовывать в воображении в яркие краски? Почему такая ненавистная и привычная уже роль жертвы обрела иную тональность с появлением Соколова?
Ее влекло к этому человеку. Именно потому, что вчера он заставил Асю испытать самый настоящий страх. Едва ли не ужас. Но вместе с тем ей остро захотелось шагнуть навстречу этому новому чувству с высоко поднятой головой и незнакомым прежде отчаянным бесстрашием.
Он так напоминал ей отца, который защищал свою юную принцессу и был для нее самым дорогим человеком в этом мире. И в то же время Соколов мог сломить ее и подчинить своей воле усилием мысли и взгляда. Страшно? Возможно.
Но куда страшнее становилось при мысли о том, что этот источник силы и тепла отдалится от нее и все вернется на круги своя. Слава. Терпение на пределе. Слезы в подушку. Сплетни и корпоративная культура гадючника на работе. Безрадостные перспективы. Проблемы со здоровьем. Переживет ли она следующий приступ, когда Соколова не окажется рядом?
Вот так вот запретные мысли о том, как сладок страх, сменились на безрадостные, приземленные. Ася разозлилась на себя. Остервенело растерла кожу полотенцем, запахнула пояс халата и вернулась в палату, где уже ожидал легкий завтрак: овсянка, апельсиновый сок и омлет.
Аппетит проснулся во время еды. Как этот европейский завтрак отличался от привычных больничных угощений, которые наверняка готовились для тех пациентов, кто не мог позволить себе люкс! Если бы не тревога о том, что Кирсанова не слишком жалует больничные своих работников, да и мысли о Славе, которые поражали равнодушием к нему и тут же сменялись жгучей обидой, можно было бы наслаждаться заслуженным отдыхом.
Спустя полчаса Асю навестил врач-кардиолог высшей категории (как она прочитала на бедже). Он чем-то напомнил ей Соколова: почти военная выправка, ироничный взгляд умных серых глаз, уверенность и спокойствие. Посмотрев на записи медсестры и показания приборов, Константин Сергеевич удовлетворенно улыбнулся и заверил Асю в том, что опасность миновала. При этом между делом отвесил Евтеевой несколько комплиментов, от которых она залилась румянцем, словно девчонка. Женщина в любой обстановке остается женщиной.
- Я настойчиво порекомендую вам остаться еще на двое суток, чтобы мы могли проследить динамику и назначить более эффективное лечение. Ни о чем не переживайте. А сейчас можете принять посетителя, но не допускайте переутомления.
Последние слова доктора Ася едва расслышала. Посетитель? Жаркая волна стремительно прокатилась по ее телу, разбившись у ног пенящимися брызгами. Почему она подумала о нем как о единственном возможном визитере, не вспомнив о Славе? Гражданский муж никогда не уделял ей внимания, но госпитализация с гипотоническим кризом довольно веская причина, чтобы проведать жену.
К счастью или сожалению, то был ни тот ни другой.
Вероника Кирсанова вплыла в палату походкой царицы, которой все равно, в каких стенах блистать уверенностью успешной женщины - в кардиологии или на светском рауте. Повесила на штырь витой вешалки свой норковый полушубок, поманила к себе медсестру Карину и буквально бросила ей на руки букет из кремовых роз с коралловой каймой.
- Найдите вазу с водой, будьте добры. И если можно, пусть нас никто не беспокоит. Настя, лежите в постели, не надо церемоний! - жестом осадила Евтееву, которая попыталась было вскочить на ноги, чтобы поприветствовать непосредственную начальницу.
Ася наблюдала, как Вероника подходит к столику и достает из большого пакета с логотипом супермаркета премиум-класса апельсины, киви, плитки шоколада и пакеты сока. Меньше всего она ожидала увидеть сегодня леди-босс, а оттого гадала, чем же для нее обернется этот визит. Увольнением вряд ли. Скорее, Кирсанова пришла лично проинформировать слегшую сотрудницу о том, что проект передадут кому-то другому. Ничего личного, только бизнес. В этой сфере не приучены ждать, все нужно делать молниеносно и стремительно.
Евтеева прикусила губу, испытывая неловкость и обиду. Ничего не поделаешь. Она-то рассчитывала, что гонорар покроет расходы на последующее лечение. Придется экономить. Или, что вероятнее всего, снова отложить заботу о себе и своих сосудах на более подходящее время, которое, как показывает практика, никогда не настанет.
- Усложнили вы мне задачу, Настя.
Ника повертела перстень с непонятным знаком, который Ася уже видела в клубе Devi-ant, и присела на край постели. По ее улыбке нельзя было прочитать, о чем же она думает и какое решение приняла.
Ася сглотнула и изобразила натянутую улыбку:
- Вероника Андреевна... Доктор посоветовал остаться на пару суток, но я подпишу отказ. Проект почти готов, требует только финальных доработок. Если меня не отпустят, я смогу поработать здесь... просто понадобится удаленный доступ. Вайфай есть, а я уже лучше себя чувствую...
- Настя, не суетитесь. - Кирсанова взяла в руку апельсин и подбросила в воздухе. - Я говорила с вашим доктором и согласна со всеми его рекомендациями: вам следует пройти обследование и пролечиться. У нас довольно жесткий график, который выдерживают не многие. Я хочу, чтобы вы вернулись здоровой и полной сил. Кому будет легче, если после каждого рабочего дня вы вновь будете ложиться на больничную койку?
Ася была готова выслушать безапелляционный вердикт начальницы, не сорвавшись в униженные оправдания и просьбы не увольнять ее. Мир не стоит на месте, особенно мир бизнеса, Евтеева прекрасно это понимала. Толку акуле маркетинга Кирсановой от сотрудника, который вылетел из седла, даже если этот самый сотрудник считался лучшим из лучших? Поэтому, услышав слова Вероники, не поверила своим ушам. Ее не собираются увольнять? Даже отстранять от работы? Дадут эти двое суток, на которых так настаивает доктор, чтобы окончательно обследоваться и начать лечение?
Наверное, это недоумение отразилось в глазах Аси. Вероника же как ни в чем не бывало отложила апельсин в сторону и ободряюще улыбнулась:
- Я понимаю, о чем вы думаете, Настя. И да, я бы вряд ли проявила подобное великодушие к кому-то другому. Спросите почему?
"Потому что я мастер своего дела", - ответ напрашивался сам собой, но озвучить его Ася постеснялась. Кирсанова же смотрела испытывающе, внимательно, словно подталкивая нерешительную сотрудницу к признанию собственных заслуг. Увы! Ася только покраснела и ощутила, как голосовые связки застывают в немом протесте. Прекрасно понимая, что является лучшей в своем деле, Евтеева была готова провалиться сквозь землю, чем это признать вслух!
Ника все поняла. Это было в ее глазах. Цепкипх, умных, гипнотических... и каких-то безжалостных, несмотря на искорку симпатии. Чтобы скрыть смущение, Ася украдкой разглядывала костюм начальницы. Темно-лиловый пиджак, облегающие кожаные брюки, ожерелье с кулоном в ложбинке груди. В ушах покачиваются крупные серьги в виде крестов. Икона стиля, недосягаемая и восхитительная; во внешности и манере смотреть на собеседника есть что-то дьявольское, вызывающее опасение. Евтеева моргнула, сообразив, кого ей напомнил Юрий Соколов. Веронику Кирсанову.
В очень немногих людях встретишь загадочную уверенность и утонченность, которые одновременно и влекут, и заставляют держаться на расстоянии. Ася впервые столкнулась с такими ее обладателями, а может, просто не замечала их ранее. Да и Кирсанова улыбнулась, и Ася поспешила убедить себя в том, что все это ей привиделось. Улыбка делала эту женщину какой-то близкой, вызывающей доверие к собственной персоне.
- Все-таки есть люди, ради которых можно нарушить правила. Даже переписать. Все мы разные. Кому-то ты окажешь медвежью услугу, сделав шаг навстречу. А для кого-то помощь - это реальный шанс поверить в себя и начать все сначала. Просто мы не всегда выбираем тех людей, которым это реально нужно.
Ася потянулась за апельсином, чтобы скрыть свой интерес. Она поняла все. Явно Соколов сам приложил руку к тому, что ей сейчас озвучили. Хотелось спросить напрямую. Ах! Если бы она нашла в себе силы для этого!
- Настя, - Кирсанова бросила взгляд на изящные часы на запястье. - Вы сильнее, чем думаете о себе. Намного сильнее. Такой источник силы есть в каждом из нас. У кого-то он погребен заживо и никогда не проснется. А вам-то следует помочь, чтобы этот Грааль силы проявил себя. Вы так давно убиваете в себе саму мысль о том, что можете достичь вершин, что без посторонней помощи будет очень трудно вырваться из этого замкнутого круга.
- Зачем вы мне это говорите? - не подумав, выпалила Ася, впиваясь ногтями в податливую кожуру апельсина. Она была смущена и растеряна.
А Кирсанова ждала этого вопроса.
- Видите ли, Настя, в течение последних двух лет у вас было несколько возможностей подняться по карьерной лестнице. Но именно ваша неуверенность в себе и неумение распорядиться собственным потенциалом удержали меня от того, чтобы дать рекомендацию. Я действовала не только в своих интересах. Корпоративные вершины - это поле боя, где необходимы стойкость и смелость. Умение быстро реагировать. При всей вашей гениальности с таким характером и никому не нужной скромностью вы бы там недолго продержались.
Это было обидно, но Евтеева прекрасно понимала, что Кирсанова права. Карьерный рост манил к себе и отталкивал одновременно. Ася видела, какие интриги плетутся среди рядовых сотрудников, но ведь наверху уровень игры гораздо выше! И зачастую твои профессиональные навыки и гениальные идеи мало что значат. Их присвоят, а тебя подставят, воспользовавшись малодушием и привычкой всем угодить.
- И как мне разбудить эту силу? Тренинги, психолог?
Слова начальницы задели потаенные струны в душе Аси. Это была не просто обида, это было осознание собственной никчемности. И боль - оттого, что она не может двигаться дальше, потому как банально боится сделать шаг из своей зоны комфорта. Девушка и сейчас понимала, что не сможет сама вырваться из сетей обыденности и выработанной годами привычки быть незаметной и удобной для всех. Вердикт Вероники Андреевны только разбередил и без того не заживающие раны в сердце одинокой потерянной девочки, чей огонь однажды грубо заточили в гранитные стены импровизированной темницы. У этой малышки не было ключа, чтобы открыть все замки и вновь извлечь его на свет божий. И ей никто не торопился в этом помогать, так как привыкли к уступчивости и безотказности его когда-то законной носительницы.
- Я не верю в силу тренингов, Настя. Не в этом случае. Для того, чтобы разрушить границы и освободить силу, часто приходится идти босиком по битому стеклу. Наступать неоднократно на одни и те же грабли. Падать несчетное количество раз, а потом вставать. Уметь различить из множества протянутых рук ту, которая вам поможет... даже если именно эта рука каждый раз толкает вас с обрыва. Кто-то делает это, чтобы причинить боль, а кто-то для того, чтобы освободить вашу настоящую сущность. Иногда так трудно различить, кто действует в ваших интересах... практически невозможно.
Тогда Евтеева решила, что при оглашении теории "протянутых рук" Кирсанова говорила о себе. Такая фея-крестная от большого бизнеса, которая решила прийти на помощь перспективной работнице. Боль и сведение с вершин - разве Вероника не раскатала ее сейчас констатацией очевидного? Ася слабая. И сама с этим не справится.
О том, кого имела в виду эта хитрая и расчетливая женщина, Ася поняла спустя годы. Как и убедилась в том, что все, что она сказала, оправдалось. Но сейчас девушка лишь смотрела на нее с надеждой и благодарностью. Кирсанова довольно улыбалась, как будто только что достигла какой-то запредельной цели или как минимум выиграла тендер на проведение предвыборной компании президента, даже в ее глазах появились искры интригующего предвкушения.
- Обратите внимание на тех, кто рядом. Кто видит вас настоящую и не только не отворачивается, а тянется к вам. Не ради собственной выгоды. Ради вас самой.
Неужели это... Ася вспомнила сильные руки Соколова, тепло его тела, когда он нес ее к автомобилю и прижимал к себе, словно маленькую девочку. Ревностно, осторожно, как самую хрупкую драгоценность, которую требовалось лелеять и защищать. И тут же мысленно обругала себя.
Как она могла такое придумать! Кирсанова в роли свахи? Нет, это ее пошатнувшийся от избытка эмоций мозг выдает желаемое за действительное. Да и видела она обратную сторону галантности Соколова. И тот Юрий свернул бы ей шею в порыве безумства, а не качал на руках! Разве ей недостаточно?
- Поправляйтесь, Настя, - Вероника поднялась с постели. - Проект я доведу сама. Ваш гонорар сохраняется, поэтому пусть финансовый вопрос не тревожит. Отдыхайте и выполняйте предписания доктора. А по поводу скрытого потенциала мы поговорим немного позже, если вы будете нуждаться в моем совете.
Ася проводила Кирсанову взглядом. На прощание железная леди обернулась и подмигнула. Как будто знала, о ком Евтеева подумала не столь давно!
"Меня просто запичкали лекарствами, и я немного не в себе", - Евтеева надкусила кожицу сочного апельсина и принялась очищать его над столиком. Но ее мысли витали далеко, то и дело возвращаясь к Соколову.
А спустя час он сам появился в палате, чем несказанно удивил Асю.
- Как себя чувствует самый отважный пиар-менеджер в этом городе?
На столик опустилась плетеная корзина с кремовыми розами и папоротниковым листом. У Евтеевой перехватило дыхание. Она забыла, когда ей последний раз дарили цветы. Даже на день рождения и 8 Марта.
- Кто меня опередил? - с улыбкой спросил Штейр.
Ася, застигнутая врасплох, была слишком занята приглаживанием прически, поэтому не заметила платинового блеска, не предвещающего ничего хорошего, в глазах мужчины. И слава всем чертям, что тогда не увидела.
Пройдет совсем немного времени, и она будет холодеть от одного этого проблеска в его глазах. И вместе с тем сопротивляться этому страху изо всех сил. Но пока что она даже не знала, как закрутится вскоре водоворот их отношений. Безумных, разрушающих и сжигающих все на своем пути.
Может, уже тогда она почувствовала пробуждение тьмы, вызванное присутствием чужого букета на столе. Поспешила снять напряжение, которое уловило подсознание.
- Вероника Андреевна была час назад.
Ей показалось или гость моментально расслабился? Внешне это никак не проявилось, скорее, передалось на уровне интуиции.
- Вкус госпожи Кирсановой в мелочах.
Штейр погладил кайму лепестков голландской розы, словно сравнивая свой букет с ее; и тотчас по телу Аси разлилась горячая волна, сметая холод опасности. Вновь хотелось прильнуть к этому мужчине, закрыть глаза и ощутить себя защищенной. Даже воспоминания о том, что увидела вчера, не загасили внезапного порыва.
Без официального костюма, в свитере крупной вязки и джинсах он казался таким родным и близким, будто они были знакомы несколько лет, а не дней. И в то же время оставалось ощущение некой стены и опасности, но Ася с удивлением отметила, что кровь кипит от такого микса страха и предвкушения. Она чувствовала себя бабочкой, стремглав летящей в пламя костра.
- Ты выполняешь рекомендации доктора?
Переход на "ты" был неожиданным, и Ася сжала край одеяла, нервно затеребила в руках. Незримое очарование момента от присутствия человека, к которому она все еще продолжала тянуться, как к источнику тепла, на миг пошатнулось. Это была едва ли не агрессия, такое вот вторжение в личное пространство. Не от праздного любопытства - с целью убедиться, что все хорошо, но Евтеева почувствовала себя не в своей тарелке.
По сути, Кирсанова более часа назад делала то же самое, но это воспринялось иначе.
Стараясь не подать виду, как ее задели и одновременно взволновали слова Штейра, Ася кивнула:
- Их пока что не так уж и много.
Мелькнула мысль тоже назвать его по имени и на "ты". Мелькнула и погасла, опалив напоследок острым чувством неправильности такого решения. Словно опасаясь, что Соколов может прочитать это все в ее глазах, Ася посмотрела на картину Гапчинской, хотя успела уже изучить ее до малейших деталей.
Юрий не спешил садиться рядом или сокращать разделяющее их расстояние. Стоял у окна, скрестив руки на груди, и все же не выпускал Евтееву из видимости, удерживая боковым зрением. Она это чувствовала. Именно поэтому все так же разглядывала пухлого ангелочка на холсте, тогда как взгляд буквально притягивало к статной фигуре мужчины. Никакие джинсы и свитер не могли стать преградой ее фантазии. Бугрящиеся мышцы, которые он не торопился демонстрировать, военная выправка, грация крадущегося тигра.
Ася никогда еще не испытывала желания раздеть мужчину хотя бы взглядом и прикоснуться к рельефу мускулатуры. Даже когда занималась организацией фотосессий профессиональных моделей и некоторых спортсменов. Этот порыв пугал ее куда сильнее, чем отголоски безумия в глазах Штейра и тот факт, что они с ним наедине.
Ей ничего не угрожало здесь, в палате. Но чувство, что Соколов пошел в наступление, никуда не исчезало. И пугало совсем не это. Куда больнее для Аси было бы осознать, что она заблуждается, и весь интерес Юрия - всего лишь проявление жалости к более слабому существу.
- Я задам тебе несколько вопросов, - все так же глядя в окно, серьезно начал Соколов.
Евтеевой бы возмутиться этим тоном полицейского или хотя бы сказать, что она подумает, отвечать или нет, но повелительные нотки в голосе Штейра подавили ее моментально, без шанса на сопротивление. Ася закивала, втайне надеясь, что он увидел ее готовность и оценит это по достоинству.
- Ты долго выплачивала кредит за разбитый автомобиль. Свой и того, в кого имел неосторожность въехать твой муж. Тебе сказали, что это якобы был человек, приближенный к мэру?
Асе всегда было больно об этом вспоминать. Тот день похоронил ее надежду на то, что рано или поздно она вырвется из замкнутого круга своего безрадостного существования, обретет уверенность в себе, - от одного лишь осознания, что сама заработала на авто, своим умом, на достойной работе. Это ранило куда сильнее, чем необходимость отдавать почти все деньги на выплату кредита и откупных.
- Вроде как друг его сына. Тоже из богатой семьи. Если можно, я бы не хотела об этом говорить...
- Всего лишь несколько уточнений. Для погашения ремонта авто, которое пострадало в ДТП, пришлось взять еще один кредит под залог квартиры. Все верно?
Асе еще никогда не было настолько стыдно. Зациклившись на своем горе, она даже не стала задавать сама себе вполне резонный вопрос: с какой целью Соколов проявляет интерес к этой истории, о которой сама Ася старается лишний раз не вспоминать.
- Д-да. Правда, я не понимаю, зачем вам все это нужно...
- Ассаи, - от нового произношения имени чувство стыда на миг поблекло, уступив трибуну искрам согревающего удовольствия, - я уже узнал, что хотел. Думай не об этом, а о том, что скоро будешь абсолютно здорова.
Соколов наконец отошел от окна. Евтеева напряглась, когда он присел рядом с ее кроватью и наполнил стакан апельсиновым соком. Пряча смущение под энергичными кивками согласия, Ася сделала несколько глотков.
Его близость волновала ее. Настолько, что она забыла напрочь о том, что так напугало вчерашним вечером. Да и вполне возможно, все это только привиделось. В ее-то состоянии и постоянном напряжении и не такое покажется.
Штейр, видимо, решил совсем дезориентировать ее сегодня.
Поправил одеяло, задев пальцами колено Аси, и улыбнулся улыбкой доброго волшебника:
- Если узнаю, что перечишь доктору и рвешься на работу, буду крайне недоволен. Это понятно?
Шутил он или нет? Слишком комфортным показался Асе первый вариант... и дико волнующим - второй. Подумав, она остановилась на первом. Ни к чему пытать свои сосуды качелями зарождающегося влечения к Соколову. Улыбнулась, словно маленькая смущенная девочка. В сердце разливались тепло и умиротворение только оттого, что этот мужчина сейчас сидел рядом. Что-то говорил о том, что не следовало так халатно относиться к здоровью, а Ася слушала его, словно зачарованная, не в состоянии укрыться от накатывающего наваждения.
Он подобрал ключ к ее сердцу. Возможно, еще в самую первую их встречу. В каждой женщине живет ребенок, наивный и восторженный, нуждающийся в тепле и ласке, в сильном плече заботливого и любящего родителя. Увы, не каждому под силу разбудить его.
Ее и смущали, и восхищали властные нотки в голосе Соколова, несгибаемая воля и харизма человека, которому следовало повиноваться без лишних слов. Не потому, что он заставлял испытывать страх. Просто у Аси уже второй раз за сегодня возникало чувство, будто Юрий знал, как именно направить на путь истинный.
- Завтра приеду и лично удостоверюсь в том, как ты выполняешь рекомендации доктора! - то ли шутя, то ли на полном серьезе пригрозил Юрий, сжав на прощание руку Аси.
А девушка уже приняла это как должное, только слегка вздрогнула от непривычного ощущения: словно электрический ток прокатился по телу, одновременно сладкий и покалывающий. Здравый смысл на миг взял верх над сладкими фантазиями. Асе захотелось узнать, что произошло со Славой, почему он ее не навещает. Не разбили ли ему там голову, пока ее саму увозила машина скорой помощи? Но, поразмыслив, пришла к выводу, что это будет некорректно по отношению к Соколову. Да и, положа руку на сердце, ей было сейчас все равно, что там со Славиком. Муж-обуза сейчас только мешал наслаждаться обществом Штейра.
Пружина медленно разжималась. Ася дождалась своего шанса убедиться в том, что Славик никогда ее не любил и в грош не ставил. Это было понятно без слов, но Евтеева ждала подтверждения. Собственный блокпост, установленный только в ее голове. Было ли это возможностью начать новую жизнь? Ей хотелось в это верить. Именно поэтому Ася с такой надеждой смотрела на Соколова, игнорируя свой страх и интуицию. Ей проще было сказать себе, что разрушительное холодное пламя в глазах мужчины было плодом ее воображения.
Сколько раз она пожалеет об этом потом? Будет мысленно возвращаться во вчерашний вечер и сегодняшний день, как и в большинство последующих, задавать себе вопрос: «Отчего была так беспечна?». Но предложи ей кто переписать сценарий, отправила б его вместе с заманчивым предложением в пешее эротическое турне. И скромность не помешала бы это сделать.
А пока что она предвкушала. Непонятно что. Тайное, неизведанное, темное, манящее, необыкновенное. Говорила себе, что увидела в нем защитника обиженных девочек, а воображение уже рисовало свои абстрактные картины, от которых хотелось забиваться в угол и пылать в сладкой эйфории одновременно. Оно расписало пока что штрихами эскиз сущности Насти Евтеевой, пустило свои цепкие побеги в ее сознании. Оставалось только ждать, когда краски на картинах станут нереально яркими, сделав восприятие действительности иным. Новым и незабываемым.
Ее ладонь слегка покалывало после рукопожатия. Девушка даже не отдавала себе отчета, что поднесла ее к щеке, словно стремясь удержать ускользающее тепло. Смотрела на дверь, которая закрылась за мужчиной, со смешанным чувством сожаления и облегчения, но лишь потому, что это позволило сейчас дать волю самым сокровенным фантазиям, не опасаясь, что он все поймет по глазам.
Их история еще не явила своих подводных камней. Вначале она напоминала тихую морскую гладь, по крайней мере Ася видела это именно так.
Какие же страсти бушевали внутри Соколова после этого визита, ей лучше было не знать.
Глава 9
Минутное молчание.
"Еб..утый Садист - так тебе понятнее? Сама же решила его так называть! Он что, тебе уже мозги прополоскал? Ты точно послала этого лоха с его анкетами куда подальше?"
Лед. Кубиками по нервам. Кусками по позвоночнику. Шипами в сознание. Пальцы сами по себе сжались. Мозг еще не до конца переварил прочитанное.
Мне нужно больше информации. Больше...
"С чего бы мне его посылать? И, напомни, кто у нас папа?"
"Папа - тот, кто понадобится тебе, если ты с этим уродом не развяжешься! Ты точно в адеквате? Я ему сейчас позвоню, чтобы в свое психиатрическое оформил. Он что, запугал тебя? Я после нашей пижама-пати и его флешки спать спокойно не могла, а ты решила найти себе на пятую точку приключений?! Ты же собиралась окрутить Вадика... Вплоть до свадебного платья... Беспалова, выйди из сумрака, на."
"Вадик... Отстой."
Веселая злость захватила меня. ЕС. Я должен был догадаться. А в остальном... Она совсем умом тронулась, показывая флешку подруге?!
"Юль, ты че там куришь?! Давай я приеду. Он рядом, да? Он... он заставил тебя? И почему ты вне зоны? Городской проверь. Он молчит..."
"Я не дома. Я не могу жить без ЕС. Я его люблю."
"Спс, поржала. И ты хочешь, чтобы я в это поверила после нашего разговора? Вадик все для тебя делает, и тебе с ним классно. Сама же собиралась продолжить с ним? Короче, перезвони мне, когда этого д....ба рядом не будет...."
Мне было мало. Уже не задумываясь о моральном облике последующих действий, я открыл переписку с остальными подругами.
И только тогда понял, что потерял контроль окончательно.
Что "ЕС" - вовсе не предел ее отрицающего презрения.
Что Вадим - самый лучший чел в мире. Женат только, сволочь, но когда нам это мешало в стремлении окрутить богатого папика и получить розовый «Порше Кайенн» и полцарства в придачу.
Что по созвучной с ЕвроСоюзом аббревиатуре плачет дурка. Что мои родители... Как и я сам... С заниженными половыми способностями - гораздо ниже плинтуса. Себе мы врем еще изощреннее, да, Юля?
Нет. Планшет не полетел в стену. Не вспыхнули алым пламенем все ее шмотки и гаджеты. Ничего такого. Я был спокоен. И одержим холодной яростью, которую мне никогда не преодолеть.
Фрахт яхты? Упаси всевышний, а то ненароком утоплю. Нет. Ты больше не увидишь моря. И солнечный свет - только из окон моей спальни. Я узнал достаточно. Б...ская сука. Тварь в суперобложке. Я долго с тобой церемонился. Поддавался твоим правилам и старался не травмировать одним случайным движением... Ты не стоила даже этого.
Кто меня осудит? Ты в моих руках. Услуга за услугу. Не стоило совершать ошибки первой. Мои руки теперь развязаны. Добро пожаловать в ад, крошка.
Что было не так? Откуда эта гребанная уверенность, что тебе все должны?
Я пытался. Я выступил в роли Бэтмена по всем законам жанра. Кто знал, чего мне стоило отыграть на все сто роль спасителя на безлюдной трассе, но я все же успокоил ее, хотя состояние можно было понять – особенно в комплекте с раскуроченной сим-картой... я постарался... Эта запланированная акция шокировала бы кого угодно своей жестокостью.
По всем мыслимым и немыслимым законам жанра, логики и морали, после такого Юля должна была просто упасть в мои объятия. Но я недооценил ее стойкости и эгоизма. Стоп-кран был сорван одной ее фразой.
"Какие чувства к этому извращенцу?! Он землю целовать должен, за то, что я с ним перепихнулась пару раз."
О да, экс-пассия Вовы со своими куриными мозгами оценила всю глубину твоей пламенной речи...
То, что она в ту же ночь так самозабвенно мне отдавалась, не значило ничего. Это была ее благодарность за то, что я якобы разрулил ее «автокошмар» и оградил от дальнейших проблем. Плюс попытка все перевести в ванильную плоскость и откосить от моих требований. Не мне следовало ее осуждать, особенно если принять во внимание все детали... Но я не принадлежал себе. Понимая умом, я руководствовался эмоциями и больше ничем.
Чертова малолетняя эгоистка! Она привыкла плевать на разбитые сердца и думать только о себе. Врать, себе же самой. Теперь это останется в далеком прошлом.
Ярость созревала постепенно. Я умело сдерживал себя все то время, что мы были вместе. Сучке давно пора почувствовать руку хозяина. Я зря был с ней излишне мягок.
Я принял решение. И мне было теперь плевать на принцип БДР. Если тогда, в ее квартире, я говорил, положа руку на сердце, не всерьез - я не мог позволить себе взять на себя такой ответственности за ее моральное состояние, это было сделано лишь для того, чтобы она не смогла опомниться. Чтобы страх воззвал к ее благоразумию, а затем отступил, стоило лишь понять, что я и части обещанных ужасов никогда не воплощу в реальность. Хватит с нее того, что безопасность и разумность остались при мне – вряд ли б кто-то другой вообще заворачивался подобными мелочами. Вот добровольность, неблагодарная маленькая тварь, ты больше не заслуживаешь!
Я не хотел оскорблять Юльку даже в мыслях. Но одно только воспоминание о том, как яростно она стала бить по кнопкам, намереваясь вызвать своего богатого папика, гасило все позывы совести.
Прости. Будет больно. Не физически. С садистом тебе бы было проще. Исполосовал бы тебе спину и простил. Им много не надо. СМ вообще не признает излишних эмоций.
Я теперь знал, чего хотел на самом деле. Все это время. Переписка - только лишь предлог. Но тот предлог, что позволил, не теряя контроль, поломать любые барьеры. Теперь же я виду цель и больше не виду препятствий.
Я хочу тебя сломать.
Ты сама, своей рукой лишила себя меня прежнего. Того, кто готов был оберегать тебя до последнего. Теперь забудь. Это сделка. Она не терпит эмоций и слез. Ты будешь отвечать по всем без исключения пунктам. Игры в добродетель закончены.
Я пытался... И если бы не твоя ошибка...
... Я специально зажег свечи и достал из погреба бутылку коллекционного бордо. Тогда еще это было именно романтическим вечером для ее мягкой адаптации. Но ничего, наверное, не происходит просто так. Возможно, события последующих часов заранее играли мне на руку, это была самая жестокая часть моего плана, не знаю, но только на игре контрастов ее можно было сломать окончательно. Пусть сперва ощутит мою нежность во всех нюансах, распробует ее на вкус и поверит в свою безопасность. Затем, чтобы завтра осознать, что это был последний нежный секс в ее жизни.
Я довел ее до безумия своими ласками. Я уже знал, от чего она теряет голову и без зазрения совести воспользовался этим. Порядком охмелевшая от эксклюзивного алкоголя Юлька наверняка уверовала в собственную неотразимость и безнаказанность.
...Я не пошел к ней в тот же момент. Не выбил ногой дверь. Не вырвал ее из объятий сна яростной хваткой за волосы и броском на колени. Во-первых - прерывать определенную фазу сна опасно для психики, во-вторых - просто не прикольно. Утро вечера мудренее. Я сделал по-иному.
Мои руки больше не дрожали от ярости, когда я разбирал ассортимент своих девайсов. Терпение, Юля. Скоро ты познакомишься с каждым из них. Сейчас пришлось ограничиться малым.
Она сладко спала. Но больше меня не могла выбить из колеи ее улыбка. Ее хрупкая уязвимость. Теперь они станут ее постоянными спутниками, и не только во сне. Сталь наручников щелчком сомкнулась на ее хрупких запястьях. С ошейником было сложнее. Едва не проснулась, пока я с трудом закрепил его на ее шее.
Ошейник в Теме - символ принадлежности. Доверия. Незыблемости таких отношений. По сути, его надо заслужить. Потому что важность этой вещи запредельна. Это символ беспрекословного подчинения своему доминанту. Ингода он приравнивается чуть ли не к обручальному кольцу. Но не в этом случае.
Это иное. Это символ твоего униженного положения и моей безграничной власти, больше ничего. То, что незримо отравит твою кровь ядом смирения посильнее любых воздействий.
...Смаковать каждый момент твоего последующего приручения было наслаждением. Нанизывать, словно драгоценные бриллианты, на леску. Как ты пыталась меня обыграть! Все, что я оставил в смежной ванной комнате, вдребезги! Вот это страсть! Мне не будет с тобой скучно. Таких дерзких кошек особенно приятно ломать. С какой прытью ты пыталась выцарапать мне глаза! С таким я еще не сталкивался. Мне было весело. Даже ремень бил вполсилы. Контроль ускользнул лишь в одном - я взял тебя, забыв о резинках напрочь. Ничего. От этого еще никто не умирал. Хотя, ты пыталась. Отъехала.
А знаешь... я бы все отдал, если бы твоя отключка была именно тем, о чем я подумал. Даже грустно стало. По принуждению в сабспейс не улетают. Для этого надо родиться сабой. Если бы ты словила его тогда... Я бы, наверное, не раздумывая, рванул в ювелирку за 6-ю каратами. Очень жаль. Ты бы могла летать, если бы не расстроила меня так. Сейчас же, забудь. Обидно, но от меня не зависит. Ломка и кайф несовместимы пока...
Я об этом забыл сразу. Какого черта, дура малолетняя, ты молчала о своих коленях?! Я тебя напрямую спрашивал в первый же вечер.
Прерывая диаграмму непрекращающейся эйфории, тогда мной овладел страх. Я ненавидел себя за то, что боялся вовсе не того, что ты не сможешь принимать участие в моих жестоких играх. Не того, что это может зарубить мою бессердечность на корню. Мысль о том, что я сделал тебе плохо, отравляла мое сознание. Недопустимо. Больно - да. Плохо - нет...
В тот вечер я не мог оставаться рядом с тобой. Ты кричала от боли, не имеющей ничего общего с Темой, а яд безумия до конца не выветрился из моей крови. Мне нужно было твое признание. Твои слова.
- Скажи мне то, что я хочу услышать, и я просто уложу тебя в постель...
Ты сказала. И не раз... А мне потом хотелось убиться об стену, чтобы стереть этот эпизод из нашей истории. Я метался по комнате, когда ты уснула, понимая, что еще немного - я прекращу все это раз и навсегда... Я едва не пришел к тебе снова... Ты бы офигела, если бы увидела меня на коленях. А так бы и было. Мне пришлось зашвырнуть ключ от твоей темницы в сад. Потом, остыть и отправиться на его поиски. Найти в фонтане. Озвереть от всего этого, и затем успокоиться. Закрыть свое сочувствие и нежность в несгораемый сейф. Чтобы утром не замечать ничего. Твоего отчаянного взгляда. Невысказанной мольбы больше не кантовать. Робких проблесков доверия... которые, казалось, не были игрой вовсе.
Поздно. Слишком поздно. Сдайся. Я не хочу для тебя участи орхидеи. Мне безумно жаль ломать твое сознание, но выбора нет. Ты должна понять, что новые грани не перейти. Я - Хозяин. Ты - рабыня. Прими это. Переступив через себя и смирившись, станет легче. Ты же знаешь, при всем этом я никогда не дам тебе упасть. Ты в безопасности, пока я рядом.
За что тебе все это? Юля, я никогда тебе не откроюсь. Я могу признаться лишь самому себе.
Потому, что ты пыталась похитить сердце не того человека. Не с тем ты решила играть белыми фигурами. Это сердце тебе не по зубам. Потому что, пока оно в твоих палацах - я не отпущу тебя. Держи. Мне не жаль. Но за те чувства, что ты во мне пробудила, я не остановлюсь ни перед чем. Я сделаю тебя своей. У нас впереди долгие 12 дней.
12 суток, 24 часа в каждых. И за это время я сломаю тебя и отстрою по новой. Называй это, как хочешь. Извращением. Жестокостью. Ненавистью. Слабостью. Беспощадностью. Безжалостностью. Эгоизмом. Манией величия. Криминалом. Преступлением. Безумием. Одержимостью.
Я называю это любовью.
Была уже глубокая ночь, когда ноги сами принесли меня к двери ее импровизированной темницы. Охренительно позднее время, два часа ночи. Сейчас это не имело значения. В любое время, при любой погоде и политическом раскладе, у меня есть абсолютное право воспользоваться ею по своему усмотрению, не спрашивая на то согласия.
Поворот ключа. Ну, что у нас прилетит первым из этой оглушающей тишиной темноты? Не прилетело ничего. Уже легче. Нащупав выключатель, я включил приглушенный мерцающий свет, заливший комнату лунным сиянием. Напряжение изматывающих часов сломало ее. Смягчив боль этого отчаянного падения крепким сном, успокоившим изнасилованное собственными догадками сознание. Даже во сне она стремилась спрятаться от безжалостной действительности, сжавшись калачиком, обхватив себя руками, словно это могло сделать ее невидимой для меня.
Я не сразу понял, что не могу двинуться с места. Что цепь с гладкими стальными оковами даже не раскачивается в моей ладони. Я просто смотрел на нее, спящую, позволив эмоциям сражаться на арене друг с другом, даже не делая ставок на победителя. Потому что триумфатор не будет диктовать мне свои правила. Даже в том случае, если они созвучны с моими желаниями.
Неравный изначально бой, а здравый смысл никогда не принимал в нем участия. Жажда власти протянула руку великодушию, загнав клинок в ножны. Сегодня мир, дружба, жвачка. Наверное, я сам устал. И, когда она спала, у меня не было необходимости держать лицо.
Мягкий ковер поверх паркета поглотил мои шаги. Мне не хотелось, чтобы она просыпалась. Это не закончится ничем хорошим для нее. Минимум - закинутыми мне на плечи ногами. Максимум же добьет ее окончательно.
Цепь с глухим звоном оплела столбик решетки кровати. Ускорив одним своим наличием ненормальный пульс, бьющий о стены самоконтроля. Оторвать ее скрещенные руки от груди оказалось гораздо сложнее. Даже во сне она пыталась сбежать и закрыться от моей власти. Миг, и сталь безжалостным поцелуем оплела ее правое запястье. Юлька протестующе застонала и зашевелилась. Перехватив левую руку, я решительно защелкнул второй браслет. Ее руки даже сквозь сон устремились в исходное положение, натянув цепь до предела. Даже во сне сознание искало хотя бы символической защиты.
Браслеты впились мягкими гранями в кожу, и она недоуменно открыла глаза, пытаясь понять, что потревожило ее полет по царству Морфея. Я откинул волосы с ее лба, удерживая этот расфокусированный взгляд. Волна паники медленно, но неотвратимо смывала удивление.
- Тише. Спи. Все хорошо.
Цепи натянулись в ее отчаянной попытке освободиться.
- Зачем?! Я... Я же не могу никуда убежать... - паническая волна схлынула, стресс прошедшего дня и дальше требовал полноценного сна. Она зевнула, по инерции попытавшись прикрыть рот рукой. Ничего не вышло.
- Так надо. Спи.
- С..сколько времени?
- Уже очень поздно. Засыпай...
Она пыталась бороться с этим сном. Словно встревоженный котенок, забыв напрочь, что я запретил смотреть мне в глаза. Впрочем, это я готов был ей простить.
- Спи, моя маленькая. Я буду рядом.
Мои руки самопроизвольно, не подчиняясь рассудку, гладили ее волосы, до тех пор, пока дыхание не выровнялось, а тело не расслабилось окончательно. Я не тронул ее в эту ночь. Слишком мало времени осталось. Но необходимость побыть одному все решила за меня, выровняв самоконтроль, задвинув последующую нежность и сомнения на задворки с помощью биты холодного цинизма и равнодушия. Завтра будет новый день, и я компенсирую свое отсутствие. Завтра.
Заснуть мне долго не удавалось. Может, стоило лечь спать, прижимая ее к себе, укрывая собой? Тогда бы ее пробуждение не было столь тяжелым. Инстинкт, ничего больше - ощущать тепло чужого тела и чувствовать себя в относительной мнимой безопасности. Я опасался ломки той стены, что с таким трудом воздвиг в своем сознании, лишь бы она не догадалась о том, насколько сильно вошла в мои мысли и желания.
В четыре утра небо начало сереть, а я так и не сомкнул глаз. Жажда действия? Я знал, как с ней справиться. В правом крыле особняка был тренажерный зал. Но сейчас это было вопиющим преступлением - игнорировать драгоценные часы утренней прохлады и ласковый рассвет в четырех стенах. Решение пришло внезапно. «30 second to the Mars» в плейлист. Шорты с кроссовками.
До моря около четырех километров, отличная дистанция. Чистый морской воздух не отравлен выхлопами авто и заводских труб, как в мегаполисе. Расстояние легко покорилось моей выносливости и отличной физической форме. Лучшее время суток. Природа еще спит.
Заряд бодрости усилился после поспешного заплыва на довольно приличное расстояние. Мышцы получили дозу своего эндорфина. Яркий рассвет застал меня на берегу, сложно было удержаться, чтобы не понаблюдать за рождением нового дня. Вместе с этим, нахлынула легкая грусть. Юлька, ты тоже могла сейчас бежать рядом и даже посоревноваться со мной в скорости... Если бы все сложилось иначе!
Это был минутный порыв. Я тут же стер из сознания эти кадры. Ничего не изменить. И, положа руку на сердце - не особо и хотелось.
Жажда действия никуда не делась. Лазанья шкварчала в духовке, салат только ждал заправки. Морить свою девочку голодом не входило в мои планы, как, впрочем, и приковывать ее у плиты. Я любил готовить сам, и никого не пускал на свою территорию принципиально. Она здесь для другого удовольствия.
9 утра. Время пролетело незаметно. Отличное настроение от утренней пробежки разложило все мысли и эмоции по полочкам.
Дверь в комнату я распахнул как можно резче. Уже проснувшаяся Юлька испуганно вскинула голову, и ее плечи обреченно поникли. Руки в стальной хватке наручников, простыня сползла, открыв грудь, губы едва заметно дрожат, в глазах страх, который не под силу перекрыть мнимому спокойствию. Девочка моя, забыла ты о правилах. Я же запретил смотреть на меня. Даже с интересом при виде моего ничем не прикрытого пресса. Придется над этим поработать отдельно.
Я не произнес ни слова. Это напугало ее еще больше. Молча сел рядом, не замечая, как она помимо воли дернулась в сторону, намереваясь сократить дистанцию. Но наручники не позволили. Я развернул ее запястье, непроизвольно покачав головой при виде красных полос. Вряд ли во сне. Рвалась, надеясь, что сами соскочат? Ну, и чего ты добилась? Поворот ключа. Один, второй. Резкая попытка натянуть простыню до подбородка.
- Не сметь.
Ледяной тон подействовал. Наконец-то опустила глаза, растирая запястья с покрасневшими отметинами.
- А теперь посмотри на свои руки. Оно того стоило?
Молчание. Но я и не ждал неминуемого ответа.
- Если ты решила, что это избавит тебя от них, ты просчиталась.
Юлька подняла глаза.
- Говори, - велел я.
- Я не понимаю, зачем? Мне не убежать отсюда. К тому же, я спала... Плечи болят...
- Я умею делать массаж. После завтрака сниму напряжение мышц.
- Дело не в плечах. Ты даже не видишь этого всего. Ты спишь в другой комнате. Я не понимаю!
Да... Шаг вперед, два назад, то прыжок, то зигзаг. Резко сорвал простыню, не дав ей возможности прикрыться, запустил руку в спутанные после сна волосы, заставив приподнять голову.
- Я забыл калькулятор в кабинете.
Несмотря на страх от моего выпада, в огромных зеленых глазах удивление с недоумением.
- Нет, дорогая, не интегралы вычислять. Просто у меня закончились пальцы на руках считать твои косяки за последние пять минут. - Теперь в глазах не страх. Натуральный ужас. Мне жаль. Но с тобой нельзя по-иному. - Я похож на одну из твоих подруг? Шмотки, мальчики, тачки, коктейли? Отвечай!
- Н...нет...
- "Нет" кто?
Губы приоткрыты. Вот-вот расплачется. Рано пока.
- Я твой муж? Твой бойфренд? Поклонник из Фейсбука? Кто я?
Дрожь твоего тела сильнее. Наконец-то взгляд вниз.
Пощечина. Несильно. Почти ласка.
- Хозяин!
- И почему ты позволила себе об этом забыть? Я плохо разъяснил?
- Нет, Хозяин.
- Я больше не желаю об этом напоминать. Это так сложно?
- Нет, Хозяин.
- Умничка. Советую наперед не забывать. Наказание все же получишь. Вечером. Сейчас в душ. Ровно 10 минут. Задержишься, вытяну силком. И тебе это не понравится.
Она вздрогнула. Нерешительно подняла голову.
- 10?... Это очень мало... Хозяин.
- Это мне решать. У тебя 10 минут и не секундой больше. Не испытывай мое терпение! У меня выносливости скоро не хватит наказывать тебя за все твои утренние косяки.
- Дима... - осознав сказанное, она вздрогнула и попыталась отползти в угол кровати. Я только вздохнул.
- Еще одно слово, и ты будешь передвигаться по комнате в моем присутствии исключительно на четвереньках. Еще один повод - и я это сделаю. Марш в ванную!
После такой угрозы дважды повторять не пришлось. Юлька вскочила с постели, словно испуганный олененок, но я грубо перехватил ее руку выше локтя.
- Прежде, ответь мне на вопрос. Мне следует убрать из ванной бритвы, тонкие расчески и бьющиеся зеркала? Выдавать тебе воду исключительно в пластике? Или ты мне честно признаешься, что мысли сыграть в Анну Каренину у тебя нет?
Ее ресницы дрогнули. Похабная имитация. Как же они меня бесят...
- Н..нет. Хозяин.
- Хорошо. 12 минут. Не люблю есть остывший завтрак.
Она справилась даже раньше. Как будто бы я реально стал втыкать в секундомер. Как раз разливал по чашкам кофе, когда она вышла. Посвежевшая, проснувшаяся окончательно. Полотенце, завязанное на груди, рваным движением улетело в кресло, стоило мне выразительно поднять бровь.
- Садись. С добрым утром, попытка номер два.
Моя шутка немного расслабила ее зажатые плечи, когда она села рядом. Непроизвольно облизнула губы, потянувшись к чашке с кофе.
- А кто это все готовит? - вздрогнув, быстро исправилась. - Хозяин?
Утренняя пробежка и созерцание ее обнаженного совершенного тела определили мое прекрасное настроение.
- Ладно, пока ешь, расслабься. Сама как думаешь, кто готовит?
- Т...с ресторана? Да? - неловко обошла тяжелый пока барьер между "ты " и "вы".
- Не угадала. Вообще-то я сам это делаю.
- Сам?!
- Что тебя удивляет?
- Ничего... Ничего. - Отставив чашку, потянулась за ножом и вилкой. Наверняка прикинула,
- Дима... - неуверенно посмотрела, отвела глаза. Наказывать не стал. Сам дал небольшой кофе-брейк для отдыха от регламента. - Ты... вы... говорил... что есть тренажеры... в доме. У меня очень болит спина от наручников... Спорт бы помог...
- Я сделаю тебе массаж после завтрака. Тренажеры... Я не против, но это зависит от твоего поведения. Не приковывать же мне тебя к орбитреку? Поговорим после.
Она с удовольствием уплетала лазанью. Пыталась скрыть, но обмануть меня сложно. Я сделал вид, что этого не замечаю.
- Твои колени больше не беспокоили?
- Нет. Больше нет.
- Это хорошо.
- Можно спросить? - отложила вилку, сложила руки на коленях, не поднимая глаз. - Я насчет того, что ночью... Вы... ты... Прав во всем, я просто пытаюсь понять... Какой смысл в этом... Если я не сопротивляюсь... Это просто очень неудобно...
- Ты уверена, что хочешь знать ответ? - горячая волна пробежала по позвоночнику. Черт, от такой искрометной покорной невинности я не дотерплю до вечера! А мне еще над документами не мешало бы поработать в кабинете.
- Юля, я могу тебе ответить. Но тебе это не понравится.
Вздрогнула. Но любопытство и страх неизвестности пересилили.
Не доведет тебя это до добра. Нельзя давать тебе выбор. Но я бы все равно сказал, рано или поздно. Чтобы сокрушить остатки последней гордости асфальтоукладчиком страха и безысходности. Сейчас? Значит, сейчас.
- Юля... Я внес небольшие корректировки. Долго думал. Понимаешь, мне больше не интересно с тобой, как с сабой. Мне нужна рабыня. - Взгляд зеленых глаз просто режет молчаливой надеждой. Соври. Скажи, что шутишь. Давай договоримся. Нет, Юля. Кончились договоренности. Язык дипломатии всегда был тебе чужд. - Не надо так сильно бояться. Что это означает для тебя? Придется привыкнуть и не задавать вопросов. На ночь я всегда буду надевать на тебя браслеты. Не потому, что мне хочется, чтобы ты стирала кожу в кровь или испытывала боль. Это для того, чтобы твое сознание с этим примирилось без излишней моральной травмы. И это лучше самой распространенной практики - приковывать тебя к ножке кровати и заставлять спать на полу. Дальше. Пока ты не готова, но через несколько дней я надену на тебя металлический ошейник. Это медицинская сталь, раздражения не будет. В виде обряда, чтобы ты осознала. Легко не будет, но физически больно - тоже. К этому придем вместе и еще не раз все обсудим. Остальные правила особо не меняются. Я отдаю приказания, ты подчиняешься. Если ослушаешься, наказания будут более суровыми.
- 5 уровень... - вилка с глухим звоном о паркет. Руки непроизвольно обхватывают плечи. Дрожь. Епт. Я ее все-таки напугал до безумия.
- Юля! - тишина в ответ. Наверное, сейчас даже не стоит к ней прикасаться. Любая попытка успокоить может довести до грани. - Черт, Юля! Избавляйся от привычки биться головой об стену, не выслушав до конца! Я что, сказал тебе, что любая твоя просьба не будет услышана? Что я лишаю тебя права голоса?
Молчание. Ничего. Тебе лучше прийти в себя и осознать все сказанное без моего присутствия.
Тарелки и чашки на разнос. Я скоро вернусь. Просто побег с поля боя, чтобы она не видела, как дрожат мои руки от взрывного эмоционального коктейля. Как плещется в моих глазах сочувствие вместе с желанием успокоить - это прозвучало только очень пугающе, на практике будет больше удовольствия, чем страха. И вместе с тем, как вырвалась из-под контроля тьма, имя которой Власть. Как она в деталях смакует твою предрешенную участь, наслаждается твоим беспомощным ужасом и хочет закрыть от него в то же время. Потому что все это взорвет твой мир гораздо сильнее моих слов.
Да, просто-напросто, чтобы ты не видела мою эрекцию, с которой я хрена с два дотерплю до вечера, если не перестану на тебя смотреть!
Я вернулся лишь спустя полчаса. Мне был просто необходим ледяной душ и обе руки одновременно. Самоконтроль. Я не имел права его терять ни на минуту.
Юля вовсе не билась головой об стену и не рыдала, уткнувшись в подушку. Сидела на постели, закинув ноги, в руках флакон детского масла Jonson baby. Пальцы планомерно втирают его в кожу ног. Она вздрогнула и попыталась отстраниться, не поднимая глаз, когда я сел рядом. Я решительно отобрал флакон, не встретив никакого сопротивления. Массаж.
- Ложись на постель. На живот, руки вытяни перед собой.
Зажмурившись от страха и унижения одновременно, подчинилась. Перекинув ногу через ее все еще напряженно вытянутое тело, сел сверху, оседлав ее бедра, стараясь сильно не давить своим весом.
-Расслабься, я не сделаю ничего, что так тебя пугает. Все еще больно? - плеснул на ладонь теплое масло, дополнительно согрев в руках, сжал предплечья.
- Немного...
- Проходит?
- Да... Не так, как утром... ТупаШтейр боль.
- Она сейчас пройдет. Если будет печь или очень сильно сдавлю, говори и не молчи, договорились? - она не ответила. Надеюсь, расслышала. Методичная проработка напряженных мышц и нервных узлов. Под воздействием масла кожа горячая и податливая уже спустя пять минут. Вот, зажатый мышечный узел. Прости, будет немного больно. Молчишь... Правильно, это не ради моего удовольствия, я снимаю мучающий тебя спазм, чтобы плечи больше не болели. Дилемма, которую мне никогда не понять. Я могу сам причинять тебе боль и ловить от этого дозу счастья, но твоя боль, независящая от меня, делает готовым на все, лишь бы забрать ее прочь. Чего уж там, забрать себе, испытывать самому, но лишить тебя.
Мышцы расслабились под моими пальцами. Как и все тело. Последнее ласкающее поглаживание по предплечьям, пред тем, как переместить руки на спину, провести по выпирающим лопаткам, заметному под кожей корсету ребер. Ты почти ничего не ешь, таешь на глазах. Не надо так.
Ласковые поглаживания, ощущения нежной кожи, снятие всех предыдущих и последующих отголосков боли. Ася молчала, ее тело расслабилось окончательно под нежным массажем, приправленным мысленными посылами о том, что пока ей ничего не угрожает. Мои руки скользящими движениями переместились на копчик, огладив соблазнительные ямочки, на которых я не отказал себе в удовольствии задержаться подальше.
- Теперь ручки вдоль тела. - Это не вызвало никакого протеста с ее стороны. Обхватив обеими ладонями от плеча, я осторожно помассировал каждую по очереди до самых пальчиков. Наклонившись, припал губами к выпирающему бугорку шейного позвонка, ощутив, как кожа завибрировала легкой дрожью. Расслабилась. Хорошо. Подняв флакон масла, снова смазал ладони, подумав, плеснул немного на дерзко вздернутую попку. Сжал ладонью, растирая масло, наслаждаясь ее соблазнительной упругостью.
Новая эрекция не заставила себя долго ждать. Давно со мной такого не было. Вместе с этим пришла вновь жажда абсолютной власти. Собственно, она никуда и не уходила.
Упиваясь этим ощущением, я скользящим движением раздвинул половинки ее ягодиц, проникая ладонью между ними, массируя с внутренней стороны. Юлька задергалась, ее тело резко напряглось. Промелькнувшая догадка заставила меня на один короткий миг замереть на месте. Добавив больше масла, решительно переместил пальцы ниже, погладив сжатое колечко мышц. Юлька вскрикнула и задрожала. Что, я не ошибся? Невозможно поверить! Надавил посильнее, наблюдая за реакцией. Юлька забилась под моими руками в попытке уйти от вторжения.
- Сковать цепью по рукам и ногам? - ледяным тоном осведомился я, отбивая у жертвы охоту к сопротивлению одним только тембром голоса. - Если нет, лежи и не дергайся!
Она застонала. Пальцы сжали простынь, а на спине засверкали мелкие бисеринки пота. Добавив еще масла, я безжалостно надавил пальцами посильнее, стремясь проникнуть внутрь. Но мышцы были сжаты настолько плотно, насколько это казалось вообще возможным.
Девочка моя, ты хоть сама понимаешь, какое оружие вложила мне в руки только что, сама, добровольно?
Вытянув свободную руку, я натянул кожаный ошейник, развернув его кольцом к себе.
- Ты ничего не можешь мне запретить. Твое тело принадлежит только мне. Осознай это. Ты здесь исключительно для моего удовольствия... Рабыня.
Ее уже сотрясала крупная дрожь. Но я пил ее испуг и унижение, словно вампир - свежую кровь.
- Ты моя. Ты ничего не можешь изменить. И я могу сделать с твоим телом все, что пожелаю. Это твоя расплата за дерзость.
Может, она была близка к тому, чтобы расплакаться, но в данный момент мне было все равно.
Возбуждение не отпускало. Следовало срочно успокоить себя проверенным методом, чтобы не отыметь ее здесь и сейчас тем способом, которого она так опасается... Каждому удовольствию - свое время. Неохотно поднялся, на прощание шлепнув ее по вздернутой попке.
- Обед в два часа. Не дрожи ты так. О твоем поведении поговорим вечером.
Эйфория захватывала. Я спокойно развернулся к двери, пряча довольную улыбку... И раньше, чем шум за спиной привлек мое внимание, шею пронзила резкая боль. Миг - и она ударила в затылок, вызвав на глазах слезы.
Я обернулся, не до конца понимая, что же ее вызвало. Юлька, полностью голая, вся блестящая от масла на загорелой коже, скривившись от боли, трясла ладонью, ребром которой только что пыталась меня нокаутировать. В зеленых глазах вместе с испугом и яростью плескался вызов. И, несмотря на то, что мозг был готов взорваться, мои губы расплылись в улыбке.
Ай-яй-яй. Отличная отплата за то, что я размял тебе мышцы и вдохнул в них силу. И меньше надо смотреть веселые боевики с Джейсоном Стетхемом и прочими крутыми парнями. Не замечая больше боли, сделал шаг ей навстречу.
- На колени. Руки за спину.
- Убейся об стенку, е..ный урод!
Ася, Ася... Почти кувырок через кровать, закрепленная позиция у окна. Никакой покорности, никакого постоянства. Панический взгляд по сторонам, рывок - цепь со стальными браслетами прочно зажата в руке.
- Моя девочка решила поиграть? - азарт точечными инъекциями в кровь. Ни злости, ни ярости. Улыбка шире. - Прикуешь меня к кроватке?
Как бы ни так. Я даже не успел увернуться. Взмах ее руки, и нешуточная боль пронзила ключицу. Браслеты тяжелые. Сам выбирал. Быстрый взгляд. Сука, до крови.
- Тарантино потерял отличную актрису для своей киноленты " Убить Билла", - не позволяя ощущению ударной боли стереть с лица улыбку, ласково проговорил, делая шаг вперед. - Сама положишь на место, или мне тебе помочь?
- Сдохни, дегенерат е..нутый!
- Когда-нибудь я точно прополоскаю тебе рот гелем для душа.
В ее красивых, огромных от страха и адреналина глазах больше нет прежней решительности. Но зря я расслабился, пытаясь обойти кровать. Миг, и приглушенный шторами свет солнца чуть ли не меркнет перед моими глазами, а висок взрывается вспышкой новой боли, вызвав звон в ушах и спазм горла. Сука, прямо в висок, чуть бы правее...
губах, сжатых в непримиримую линию.
Затаившийся зверь носил маску благородного хищника. Некоторые являют свою истинную сущность в полнолуние, а этот мужчина выбил и сравнял с землей стены собственного самообладания именно с появлением Аси.
Это было на грани фантастики, чтобы являться правдой... и в то же время интуиция кричала Асе, что нет никакой ошибки. Холод равнодушия, даже предупреждения держаться подальше, некий диссонанс между поступками и поведением этого человека выдал то, что он пытался так сильно скрыть глубоко внутри.
Желание.
Она, Ася Евтеева, была в его глазах объектом желания и вожделения!
Впервые!
Если прежде кто и смотрел так на Настю Евтееву, то умело это скрывал. Унес с собой эту тайну и не озвучил. Ася даже не задумывалась, что были те, кто мог ее желать. Она давно поставила на себе крест как на женщине, которой восхищаются. Но судьба в очередной раз решила быть щедрой в одно касание. Не размениваться на романтику, выдавая понемногу, а заменить ее искрометным огнем совсем иного свойства. Одержимости и давления.
Эти мысли не отложились у Аси в голове. Пролетели на сверхзвуковой скорости, замерли отголоском далекого гула и ускользающего света, словно состав в темном туннеле. Девушка ступила на скользкую дорожку и даже не осознала этого. Куда сильнее манило неизведанное, разжигая костры в ее сердце под уверенными прикосновениями сканирующего взгляда Штейра.
Ася так и не смогла отвести глаз.
Взгляд замер на его губах. Ей до одури хотелось провести по четко очерченной кайме языком, сминая лаской печать хладнокровного и непримиримого лидера во всем. Прикоснуться все еще пылающей от смущения щекой к острому рельефу слегка запавших скул и, словно маленькая девочка, напоследок потереться своим носиком о него. Видимо, все это отразилось на ее лице.
Улыбка преображала этого мужчину. И Ася моментально улыбнулась ему в ответ - так маленькие дети реагируют. Ну и она, Настя Евтеева. Уставшая девчонка с душой ребенка, который готов отдать все за тепло и нежность.
- Я привез некоторые вещи. Чтобы ты не скучала.
Ася и сама не поняла, как расслабилась, подтянула ноги к груди и обхватила руками.
- Вы были у меня дома?
- Да.
При мысли, что Соколов рылся в шкафу с ее бельем и на полках с косметикой, Ася вновь испытала неловкость. Но ненадолго. Увидела ноутбук, рамку с фотографией отца, свое домашнее платье и туфли и почувствовала, как сердце наполняется теплом и светом. В том, кто именно о ней позаботился, молодая женщина не сомневалась. Явно не Слава.
- И настоятельно рекомендую проверить счет. У тебя же подключен интернет-банкинг?
Ася закивала, не обратив внимания на эти слова. Мало ли, может, здесь действует система безналичного расчета при оплате услуг и медикаментов. Хотя Муромцев и заверил ее в том, что все процедуры и сама палата-люкс уже оплачены, реалии жизни приучили девушку быть готовой ко всему. Но сейчас даже это не было для нее главным. Чувство нежности и благодарности к Соколову отодвинули эти мысли на второй план.
Она не отдавала себе отчета в том, что сделала. Изначально хотела просто сжать его руку в знак благодарности и посмотреть, как утонут ее тонкие пальцы в широкой ладони мужчины. Но какая-то неведомая сила буквально толкнула к нему навстречу, и Ася не смогла ей воспротивиться. Обвила руками шею Соколова в безотчетном порыве и прижалась, желая ощутить его тепло... и твердый рельеф мышц, которые сегодня не мог скрыть белоснежный свитер с высоким горлом.
- Спасибо! - голос сбился, упал до болезненной хрипоты. - Правда... Мне было это нужно. Спасибо...
Он пах первым снегом, смесью полевых трав и песком раскаленной пустыни. И у Аси закружилась голова от этого коктейля, настолько сильно, что сознание проигнорировало аромат опасности и предупреждения.
Ее объятия были всего лишь благодарными и довольно невинными. Так она считала, прижимаясь к телу Штейра, удерживая сознание перед обрывом в неизвестность. И когда его руки взметнулись, зарываясь в ее волосы на затылке, и ощутимо дернули, заставив запрокинуть голову, Ася даже не успела испугаться. Опешила, глядя в его глаза, которые теперь были так близко. Вековой лед и сверкающий металл со скоростью света вытесняло пламя. Желтый огонь, полыхнувший в глубине его темных зрачков.
Несколько напряженных секунд он смотрел в глаза Аси, которая уже почувствовала опасность, но была не в состоянии вырваться.
Соколов контролировал ее сознание и страх, не позволяя последнему принять критическую форму. Даже боль в затылке не заставила Асю в панике отшатнуться. Вместо этого она с отчаянием и какой-то дерзостью, несвойственной ей ранее, переместила взгляд на губы, к которым так хотелось припасть в нежном порыве.
А вот последнего ее грубо лишили. Болезненным рывком, запрокинувшим голову. Рукой, переместившейся на талию и прижавшей напрягшееся тело девушки к себе настолько тесно, что Ася протестующе застонала, ощутив эрекцию Соколова. Это было последнее, что ей позволили сделать, перед тем как теплые, мягкие губы Штейра захватили ее рот в тиски сминавшего и подчиняющего поцелуя.
Не было никаких прелюдий. Язык охваченного желанием мужчины ворвался в ее рот на максимальную глубину, поглощая, выпивая волю и убивая на корню попытки вырваться, поставить точку в этом поцелуе первой. Ася не могла этого сделать при всем своем желании: она оцепенела, придавленная пугающим и волнующим безумием одновременно. Настолько, что забыла о том, что на поцелуй полагается ответить. Замерла в сильных руках Соколова пойманной в сети ласточкой, трепещущей, теряющей голову от микса опасности и сладости, позволяя даже не целовать себя, нет - пить ее волю и зарождающиеся чувства до дна жадными глотками.
Руки мужчины вжимали ее бедра в свои, и плотный махровый халат уже не казался такой надежной защитой от его возрастающего желания. Ася протестующе выдохнула в его губы, но Штейр не прервал поцелуя. Только разжал хватку в ее волосах, чтобы переместить руку на талию и поднять девушку вверх, на одну линию со своими глазами и ненасытными губами.
Когда Ася перестала ощущать пол под ногами, в голове прояснилось. Со сдавленным стоном уперлась ладонями в его грудь. Но прикосновение опалило жаром чистейшей похоти, вместо того чтобы отрезвить. А Штейр не собирался ее отпускать, пока не выпьет полностью и не насытится поцелуем, который становился между тем все одержимее и ненасытнее. Его зубы задевали нежную плоть ее губ, язык толкался вглубь рта, словно стремился заклеймить печатью обладания новые владения... Именно такая ассоциация пронеслась сладким вихрем в затуманенном мозгу Аси перед тем, как она потеряла над собой контроль.
Нет, ее не накрыла животная страсть с диким желанием разорвать белоснежный гольф на груди Штейра и впиться зубами в его губы, забыв о своем намерении проложить по кайме маршрут ласковых поцелуев. Подобные проявления вообще были несвойственны Асе. Потеря контроля ознаменовалось чувством капитуляции, от которого тело накрыло пенящейся волной невыносимой сладости.
Впервые девушка испытала такое острое удовольствие от осознания, что ее беспомощностью воспользовались по своему усмотрению. Новые чувства и эмоции, поразившие своей нелогичностью; ощущение полета, свежего ветра, несущего ее в своих вихревых потоках все выше и выше. И все это на фоне поцелуя, от которого она окончательно перестала принадлежать самой себе.
Время пошатнулось и прекратило свой размеренный бег. То застывало льдом, останавливаясь, то срывалось в сверхзвуковой прыжок. Оно подчинилось ритму поцелуя, сначала медленного, дразнящего, потом неистового, одержимого, болезненного, но такого восхитительного.
За окном светило солнце, выпавший ночью снег искрился под ослепительно голубым небом января. Ничто сейчас не предвещало скорой бури, которая разрушит их обоих и соберет заново спустя время.
Ася ощутила холод, когда Соколов резко прервал поцелуй и отстранил девушку от себя. Она едва ли это осознала. Эндорфиновый удар сокрушительной силы лишил ее способности соображать и анализировать произошедшее.
Кажется, она улыбалась, слегка прищурив глаза, спасаясь от ярких красок зимнего утра за окном палаты... или от взгляда Штейра. Как еще на ногах устояла! Неосознанно поднесла пальцы к губам, припухшим от поцелуя. Они хранили его вкус. Терпкий, волнующий, сводящий с ума. Вопреки пережитым ощущениям, сердце билось ровно, даже умиротворенно.
- Тебе надо сесть,- словно сквозь вату, донесся до нее хриплый голос мужчины, и Ася послушно опустилась в кресло, испытав выбивающий жар сладости от своего отклика на чужой приказ.
Девушка смежила веки, ощущая на себе взгляд Штейра - долгий, задумчивый... возможно, слегка колеблющийся. Ей было тепло под этим сканером серых внимательных глаз. Даже после того живого и опасного огня, что она в них разглядела во время поцелуя.
Он что-то говорил. Евтеева только беспомощно развела руками. Улыбка не сходила с ее губ, и она впервые в жизни испытывала небывалый эмоциональный подъем, оттого что ее не надо больше прятать.. Открытая и доверчивая. Маленькая птичка, с удовольствием залетевшая в силки опытного птицелова. Осознавшая, чем ей все это может грозить, но не сделавшая попытки сбежать перед тем, как на лапке затянулась первая, еще непрочная петля...
- Тебе нельзя нервничать. Поэтому долго у монитора не сиди. Это еще успеется. Презентация нашего мероприятия подождет, это понятно?
Ася кивнула. И непроизвольно вздрогнула от следующей реплики:
- Я не слышу.
- Презентация подождет, - протянула девушка, поразившись мечтательным интонациям в своем голосе.
- Я рад, что мы договорились. Отдыхай. Завтра увидимся.
Перед тем как уйти, Штейр остановился в нерешительности, будто раздумывая. Принял решение, подошел к улыбающейся от переизбытка эмоций Асе и, откинув с ее лба прядь волос, оставил на нем опаляющий поцелуй. Отнюдь не дружеский. Пусть он не сминал ее губы до давящей боли, не врывался в глубину рта напором захватчика, это был поцелуй собственника. Отстраненный и вместе с тем закрепляющий свои права меткой полноправного владельца.
А Евтеева не помнила, сколько времени после его ухода просидела в кресле, улыбаясь блаженной улыбкой. Никто ее не беспокоил, да она и вряд ли заметила бы чье-то присутствие в течение последних минут. А затем эйфория захлестнула адреналиновым шквалом, ударила выбивающими волнами жара по телу, спровоцировав прилив энергии и какого-то неподконтрольного разуму ощущения полета.
Первое, что Ася сделала - подбежала к зеркалу компактного шкафчика. Замерла, изучая собственное отражение, не понимая, что же в нем так сильно ее смущает и вызывает волнение. Может, взгляд? Эти кристаллики в светлых и невыразительных глазах, похожие на крупицы засахаренных фиалок или блики лилового снега? Или порозовевшие, припухшие от поцелуя губы, которые только сейчас обрели чарующий чувственный изгиб и манящую трогательность? Этот румянец, на фоне которого кожа как будто лучилась внутренним сиянием?
А может, ничего не изменилось, просто впервые за столь долгое время Ася взглянула на себя с иной стороны. И увиденное ей понравилось. Сам факт такой вот внезапной перемены придавал силы, запускал маховик внутренней энергии и острое желание что-то сделать, причем немедленно. Дать выход этой искрящейся эйфории. Или завопить в полный голос, или подпрыгнуть до потолка, вскинув руки вверх. Или выплеснуть ее в хаотичном танце, ощущая напряжение в каждой мышце, биении сердца, которое готово было выскочить из груди. Таять в волнах внезапного счастья.
Любовь? Ася рассмеялась от мимолетной мысли. Нет, об этом не могло быть и речи. Она не возникает после одного поцелуя, пусть даже такого, страстного и поглощающего, сумасшедшего! Соколов дал ей куда более ценный подарок, не сумев удержать в узде собственную страсть.
Он заставил ее поверить в себя и в собственные силы.
Ася сделала поворот на пятке и рухнула на кровать. Хотелось смеяться и прыгать на удобном матрасе, как на батуте. Она не подозревала в себе подобного ребячества, как и того, что это состояние придется по душе. Хотелось кричать на весь мир о том, как ей сейчас хорошо, какой небывалый эмоциональный подъем затопил все отсеки сознания! Увы, у нее не было подруг, с которыми принято делиться подобным. Только мама. Перевернувшись на спину, Ася набрала ее номер.
Они проговорили довольно продолжительное время. После лечения в санатории здоровье матери восстановилось, это можно было понять даже по голосу. Да и сама попрощалась, сославшись на то, что опаздывает на йогу. Асе так хотелось поделиться с мамой произошедшим, но она вовремя прикусила язык. Что рассказать? Что дочку впервые в жизни по-настоящему поцеловали? Глупо. Да и нет у Аси никакого будущего с таким мужчиной, как Штейр. Что зря маму обнадеживать? Нарисует в воображении зятя и внуков, потом не сотрешь никакими ластиками. Закончив разговор, Ася испытала острое желание чем-то себя побаловать. Заказать обновки в интернет-магазине или впервые записаться в салон красоты, чтобы испробовать все процедуры. Если ей суждено еще раз увидеть Штейра, пусть посмотрит на вчерашнюю простушку новыми глазами. Она уж постарается.
Телефон завибрировал, принимая СМС-сообщение. Евтеева хотела было махнуть рукой, увидев номер банка, но мысль о том, что произошли накладки с кредитными выплатами, заставила ее взять телефон в руки.
Прочитать текст она не успела. Раздался звонок с этого же номера.
- Анастасия Николаевна, вас приветствует "Визаокредитбанк". Мы рады вам сообщить, что процентная ставка по договору кредитования превысила установленный лимит, что позволяет вам не оплачивать процент и взять кредитные каникулы в случае погашения кредита в срок...
- О чем вы?
Ася не поняла ничего. А оператор проигнорировал ее вопрос. Вместо этого засыпал новыми, уточняя, пустить ли на погашение всю сумму в размере ста тысяч гривен или же...
Не добившись ответа, Ася бросила трубку. В висках пульсировало от надвигающего осознания: слова постепенно обретали смысл. А потом кровь ударила в затылок, дыхание сбилось. Пальцы не слушались, активируя вход в личный кабинет, ввели дважды неверный пароль, соскользнув на соседние клавиши.
Ошибки быть не могло. Евтеева поднесла руку ко рту, не веря своим глазам.
Кредит был практически погашен. С незнакомого счета на ее кредитный кто-то перечислил сто тысяч.
Глава 10
Ника отвела его в сторону, но я не слышала, о чем они говорили. Скорее всего, о последствиях неудавшейся вечеринки. Я не испытывала ни капли ужаса или боли. На что это было похоже? Апатия? Холодная решимость? Скорее всего, в свете последних событий необходимость стоять перед ним на коленях больше не казалась унизительной и ломающей психику. Когда-то мне это даже нравилось. Сейчас же я просто закрыла глаза, не пытаясь вслушаться в их разговор и старательно сдерживала слезы. Лавров был бы удивлен и наверняка расстроен, если бы узнал, что не он стал их причиной. Мой рассудок все же сдвинулся со своей орбиты. Я видела перед собой глаза Александра, в которых медленно таяли искры грусти. Мне хотелось закричать, обвинить во всем его, но я только глотала слезы, понимая, что он один мог бы меня спасти от этого ужаса. Мог бы, если бы был жив. Сейчас его астральной проекции было недостаточно, чтобы спрятать меня и укрыть собой. Я была разбита и ослаблена. Настолько, что прямо сейчас была готова согласиться на что угодно в обмен на заверение в том, что повторения кошмара получасовой давности больше не будет.
Я едва слышала, как Никея попрощалась. Сейчас я ощущала только его присутствие. Поломанная, но окончательно не сломленная, желающая сбежать в свой замкнутый мир и отчаянно державшаяся в этом ради дочери. Когда его осторожные шаги замерли рядом, я открыла глаза, продолжая созерцать пустоту и избегая его взгляда. Пальцы мужчины настойчиво потянули отворот пледа, и я позволила раскрыть меня, не протестуя и не возражая. Когда же они переместились на мое лицо ласкающим поглаживанием, я замкнулась в себе, не позволяя обманчивой нежности вызвать поток несдерживаемых рыданий.
- Я в порядке, Дима.
Клочья разорванной вселенной оседали у моих ног. Никогда не думала, что я приму ее угасание с таким спокойствием и подобием стойкости. Мне не нужна его фальшивая нежность сейчас. Я усвоила недавний урок. Слова Ники бьются о панцирь истерзанной сущности. Ева. Если я сейчас не в состоянии разрубить этот гордиев узел, то хотя бы выиграю время и наберусь сил на будущее.
- Значит, тебе не составит труда стать в позу покорности, пока мы будем разговаривать?
- Не составит. – Это действительно оказалось не сложно. Скользнуть холодными ладонями по скрипучей обивке кожаного дивана, рискуя разорвать платье, вздрогнуть от легкой боли в соприкоснувшихся с полом коленях и не мучиться выбором, куда же спрятать руки и скрыть дрожь в напряженных пальцах – просто произвольно умостить их поверх бедер. Отвести плечи назад грациозным движением, уже автоматически – так кажется, что ты расслабляешь напряженные позвонки, а не пытаешься выглядеть соблазнительно в глазах своего тирана. О том, как я выглядела, я в тот момент совсем не думала. Его ладонь по-хозяйски легла на мое плечо, разворачивая к себе. Я сделала это, как и было положено, не вставая с колен и не протестуя. Сегодня победитель был только один, и любая попытка противостоять или возмутиться была обречена на провал.
- Я хочу, чтобы ты знала: я не планировал того, что произошло. Ситуация вышла из-под контроля. Я бы не позволил никому из них тебя обидеть.
Я кивнула. Не планировал так не планировал. Стал бы оправдываться, если бы это было спланированной акцией? Мне сейчас все равно. Даже если это и вправду случайность, я прекрасно поняла альтернативный вариант развития событий.
- Ты понимаешь, почему это произошло?
Я все понимала. Мне хотелось перечислить причины, загибая пальцы, но протокол требовал сохранения основной позы, если не было озвучено обратного.
- Я одна. Грубо говоря, бесхозная. Я нижняя. И я нарушила эти правила. Тебе не стоило ссориться с гостями, они правы. – А еще я не могу озвучить того, что думаю: ты решил похвастаться властью перед своими неадекватными приятелями, которым плевать на этику. Ты сам хотел, чтобы я с этим соприкоснулась.
- Юля, давай без излишнего трагизма и жалостливых эпитетов. Ты же сама не хочешь моей нежности…
- Это точно.
- Сколько бы я тебя ни качал на руках и ни кормил шоколадом, суть от этого не изменится. Ты знаешь, как я хочу быть с тобой. К сожалению, мои методы и желания останутся прежними!
- Я думала, ты просто хочешь. Обычно методы в таких случаях теряют свое значение…
Я безумно устала. Настолько, что пытаться разобраться в чужой одержимости сейчас было равносильно выстрелу в висок. Сконцентрировалась на черной коже его туфель и не понимала, почему все еще держу себя в руках, а не обнимаю его колени в безотчетном порыве, заливая модельные оксфорды своими слезами. Может, потому, что мне только что дали понять: я не получу ни капли ласки за свои горькие слезы. Мне придется ее теперь вымаливать иными способами… сгорать каждый день, теряя силы… какие силы? Их нет и больше не будет. Ты проиграла. Так хочется уснуть и не просыпаться, тебе не нужно сражаться против самой власти, воплощенной в его обличии. Нет… тебе все еще мало! Тебе показали не все «прелести» этой раздавливающей тьмы. Ты все еще ждешь, сжавшись в спинку кресла пустого кинозала, рассыпая попкорн, что режиссер этого триллера все-таки оставил последние минуты фильма не на титры, а на хеппи-энд... Ты следишь за линией прокрутки и понимаешь, что обречена. Времени не остается даже на титры…
Он знает тебя настоящую. Уязвимую и опустошенную, готовую раствориться, рассыпаться на прозрачные капли вместе со слезами. Тебе не удастся выпустить эту боль таким образом – он не примет от тебя этот дар капитуляции, позволит ей вернуться обратно и уничтожать тебя снова и снова. До тех пор пока ты окончательно не упадешь к его ногам без возможности поднять голову… Минуты съедают невысказанные слова. У вас впереди часы этого убивающего молчания, целые дни и вечность – и впервые бессмертие кажется не божьим даром. Некуда отступать. Изначально неравный бой без права выстоять.
Я согласно киваю. Мне хочется закричать, срывая связки – но умолять не прекратить этот ужас, а просто не убивать нас неотвратимостью.
- Никто не будет об этом знать. Никто не посмеет даже посмотреть на тебя без моего разрешения. Я никогда не сделаю тебе плохо! Просто согласись и оставь это в прошлом. Мы же оба устали от подобного.
Я устала, а он прав. Мне хочется ему поверить. Реальность утекает, как песок сквозь пальцы, я перестаю разбирать его слова.
- Ты всегда можешь со мной поговорить… я даже буду на этом настаивать. Я не допущу, чтобы ты страдала. Больше никогда…
Она рушится окончательно, моя вселенная, не выдержавшая такой атаки. Тяжелый металл. Хард-рок. Реквием по моей свободе. Сглатываю слезы, не понимая, почему в его голосе тревога… может, аккорды тяжелой музыки напугали его так же, как должны были меня? Я настолько убита и уничтожена, что даже не понимаю, что это был телефонный звонок, и он ведет разговор с собеседником, которого я не слышу. Мне знаком этот тщательно завуалированный испуг, волнение, растерянность и что-то еще…
- Вы куда смотрели? – этот голос может убить своим нулевым градусом, я знаю это как никто. – Меня не интересует, как это произошло. Ирина Константиновна, вы куда смотрели?
Что-то выдергивает меня из безрадостной мглы моего нового жизненного этапа. Не смогла нырнуть в его засасывающую пропасть? Не смогла удержать извечную женскую сущность, заложенную в генах необходимость согреть, успокоить, снять боль нежностью? Все равно как, даже если этот человек почти сломал твою жизнь?..
- Если с моим сыном что-то случится, вы…
Она вздрагивает последний раз, моя персональная бездна, перед тем как разжать свои удушающие тиски и поглотить меня окончательно. Я не отдаю себе отчета в том, что делаю. Просто тянусь к его подрагивающим пальцам, и тьма расступается перед уставшими глазами, когда он буквально впивается в мою ладонь, а мне неуместной морзянкой передается его дрожь, сообщая то, чему не должно быть места в мире этой боли и ненависти:
«Умоляю, держи меня крепче!..»
Мне некогда разбираться, что же это – игра сознания или ментальный крик о помощи. Я сжимаю пальцы, накрывая его руку второй ладонью, чувствую, как на поверхности кожи в месте соприкосновения пляшут согревающие искры, словно сшивая нас воедино через одно касание.
- Что произошло? – тепло в моем голосе согревает меня же саму. Я не осознаю, что делаю в этот момент. Я просто не смогла пройти мимо чужой боли. Пусть даже после меня уничтожат и раскатают по асфальту, сейчас это теряет свое первостепенное значение.
- Данил в больнице… Разбилось стекло… Потеря крови…
Мне достаточно. Я встаю с колен, забывая напрочь обо всем, что имело место быть всего лишь полчаса назад. Сознание не помнит, что я должна спросить на это разрешение.
- Поехали.
Таким мужчинам незнакома растерянность, но я не осознаю, что вижу именно ее. Улыбаюсь и не понимаю, что моя горячая ладонь ложится поверх его скулы:
- Едем. Все будет хорошо. Ты же мне веришь?..
Я не помню ничего. Мне даже все равно, что Лавров пытается непроизвольно закрыться, пока мы садимся в автомобиль. Ему простительно, а меня сейчас ничто не в состоянии выбить из колеи. Возможно, именно его растерянность - мой спасательный трос в этот момент. У меня два варианта – тонуть в собственной агонии дальше или немедленно переключиться на что-то иное. Примечательно, что мысль о том, что я таким участием и сопереживанием пытаюсь заработать себе дивиденды и аннулировать адскую сделку, даже не приходит мне в голову. Мне все равно. Автомобиль несется через ночной город на предельной скорости, а я стучу по кнопкам телефона.
Няня давно уложила Еву в постель. Мне так хочется услышать мою малышку, но я прошу не будить ее. Сбрасываю звонок и не спешу расставаться с телефоном – если мои руки будут ничем не заняты, я не удержусь от желания вновь накрыть его ладонь своей. Стоит нам подъехать, как у Лаврова начинается явная паника. Что же, его трудно за это осуждать. Я могу остаться в автомобиле. Я могу вызвать Бориса и уехать домой. Почему же я просто уверенно иду следом, даже не заметив протянутой руки водителя, когда пытаюсь выйти из машины? Рассудок не подчиняется заданному шаблону. Сущность ангела-хранителя живет в каждом из нас, и нужна малость, чтобы она пробудилась, молчаливый призыв того, для кого сейчас одно твое прикосновение - весь мир. Меня не тащат и не подталкивают в спину, лишь ненавязчиво ведут за собой крепкие нити нашего ментального единения, которое не исчезнет уже никогда. Почти восемь лет, семь из которых я пребывала в полной уверенности, что его нет в живых, не разорвали этой тесной связи. Вряд ли ей найдут пояснение экстрасенсы и парапсихологи, она просто есть – пульсацией крови в моих сосудах, взлетами эйфории и провалами в моем сознании, поцелуями и ударами на моих щеках. Я слишком разбита и одновременно воодушевлена тем, что кому-то сейчас нужна - дополнительным дыханием, источником тепла и… об этом «и» я сейчас не могла думать. Прохладный ветерок обдал мои плечи, словно пытаясь остановить, вернуть на землю или хотя бы запустить мои мысли в меркантильном направлении. Все было тщетно. Боль этого мужчины не была соизмерима с моей, но я все равно, словно мотылек в огонь, летела навстречу, готовая держать собственного тирана за руку до последнего. Я не знала, куда иду, мне не пришло в голову спрашивать дорогу у медперсонала клиники. Кажется, я просто чувствовала и знала наверняка, что именно происходит и где я найду Лаврова. Даже, оказавшись в широком холле предположительно пятого этажа медкомплекса, не удивилась, оглядываясь по сторонам. Когда я его заметила, не вздрогнула от страха, как ожидалось ранее; мои эмоции словно замерли, застыли в неведении, уступив дорогу импульсивности. Шагнула навстречу, не замечая любопытных взглядов медсестер, бесстрашно встретив его потемневший взгляд, в котором просто застыло отчаяние. Инстинкты все решили за меня, сейчас поглаживания и успокаивающие слова были неуместны.
- Меня пустят туда? Черт, приди уже в себя! Никто не умирает!
Я понятия не имела, что случилось с его сыном, кроме той информации в трех словах, которую он мне дал еще в клубе. Я бы повторила свои слова даже в том случае, если бы ситуация была предельно критической. Лавров был в глубокой растерянности. Наверняка еще до моего прихода успел довести до обморока докторов и медсестер одним своим взглядом и обещанием убить на месте, сейчас все аргументы временно закончились. Я повернулась в сторону процедурной, еще до конца не понимая, что именно делаю и зачем. Моя ненависть к этому человеку никуда не делась. Почему я пыталась сейчас что-то сделать, словно от этого зависела моя жизнь, и даже не думала о том, что это теоретически могло бы сгладить наши острые углы?
- Юля…
Я не обернулась. Просто замерла, испытав подобие раздражения оттого, что меня попытались остановить.
- Ты дрожишь. – Я только слегка удивилась, не более, когда его пиджак опустился на мои плечи. Давать трактовку его поступкам мне сейчас не хотелось ни в коей мере. Эта ситуация дала мне второе дыхание и активировала скрытые резервы – наверное, последний оплот моей стрессоустойчивости. Я зашла в палату, предупреждающе вытянув руку и сдвинув брови, когда женщина в белом халате и с усталым выражением лица попыталась перекрыть мне дорогу. Сперва она замолчала, потом посторонилась, позволяя мне пройти. Детский плач резанул барабанные перепонки, заставляя сердце сжаться от боли на короткий миг. Дети никогда ни в чем не виноваты и не могут быть в ответе за своих долбанувшихся в одержимости родителей. Больше ничего не имело значения, кроме боли этого маленького человечка. Я не понимала, что я делаю, просто перевела взгляд на доктора, который, судя по его выражению лица, терял остатки терпения.
- Что произошло?
- Не могу сделать укол… Мы так не извлечем осколки, - ответила вместо него молодая медсестра. Я повернулась к Данилу, заставив себя улыбнуться самой теплой из своих улыбок.
Видит бог, это было трудно. Полные боли и испуга глаза ребенка, два темных уголька, скользнули по мне настороженным взглядом. Я старалась не фиксировать внимание на кровоточащем плечике ближе к ключице – у меня не было уверенности, что я смогу удержать на лице невозмутимое выражение. Сердце пустилось в бешеный ритм при виде детских слез и покрасневшего личика.
- Привет, - я поймала его ладошку. Уже успели поставить капельницу, и я осторожно сжала маленькие пальчики. – А почему герой плачет? Что такое?
Дмитрий замер в дверях, и мне пришлось метнуть на него предупреждающий взгляд. Я не хотела, чтобы он приближался и пугал собственного сына выражением растерянности и отчаяния на лице. Данил перестал плакать и недоуменно уставился на меня, не понимая, кто я такая и почему с ним говорю. Наверняка он вообще меня не узнал.
- Осколки, наверное, вошли неглубоко, но извлекать лучше под местным наркозом, - вмешался доктор. Я кивнула, не разрывая зрительного контакта с Данилом. – Но мы не можем сделать укол, потому как он не хочет лежать спокойно.
- Я не хочу уколы! – мое сердце сжалось от полного боли вопля ребенка. Доктор едва сдерживал негодование. Конечно, я была наслышана о врачебном цинизме, но то, что он не попытался найти подход к маленькому пациенту, характеризовало его не лучшим образом. Этому Айболиту плевать было на комфорт ребенка, единственное, что его сейчас беспокоило – это присутствие влиятельного родителя, которого он явно побаивался. Данил не желал успокаиваться и рвался из рук, причиняя себе дополнительную боль резкими движениями. Мое сознание едва не поплыло при виде двух острых стеклянных сталактитов, впившихся в его тельце. На свитерке с трогательными тигрятами расплывалось кровавое пятно. Я могла только предположить, какую именно боль сейчас испытывал ребенок.
- Уколы? Бр-р-р. Это такая гадость, - улыбка не сходила с моих губ. В тот момент окружающие отошли на второй план, словно их никогда не существовало. Я видела только испуганные, полные боли и ужаса глаза малыша, которые сейчас казались черными от непрекращающихся слез. Мне было все равно, кто его отец и через какие круги ада он успел протащить меня за последнее время. Когда страдает ребенок, такие вещи перестают иметь значения. Данил захлебнулся судорожным всхлипом, и его взгляд стал более осмысленным. Я осторожно, стараясь не напугать, протянула руку и накрыла его ладошку, показавшуюся мне обжигающе холодной.
- Говорят, уколы выдерживают только храбрые и отважные, - я не знала, откуда у меня взялись эти слова реверсивного утешения, я вообще в тот момент не понимала, что именно говорю. Эти слова произносились естественно и напоминали собой размеренное дыхание. – Джеймс Бонд. Оптимус Прайм. Тони Старк. Понятия не имею, как они это делают… это же так страшно!
Что-то дрогнуло в глазах маленького Лаврова при моих словах, но самым главным было то, что из них ушла боль. На короткий миг, вытесненная любопытством и напряженной работой мысли, но ушла. Шаткий пока еще мостик интереса и доверия дрожал над пропастью под порывами ветра, но это не имело значения – связь установилась. Осталось только ее закрепить.
- Я не знаю Джеймса Бонда. А у тебя папин пиджак!
- Да, я взяла поносить, пока он не видит. Нравится?
- Ты смешная! - сердце пропустило глухой удар облегчения от подобия улыбки на припухших губах ребенка. Я сморщила нос и закатила глаза, слегка сжав свою ладонь, когда его улыбка стала шире. – Я тебя знаю. Ты стрелять боишься. Ты трусишка!
- Да, а еще я боюсь уколов. Как и ты. А про Джеймса Бонда я тебе расскажу. Это агент разведки.
- Как МИ-6, да?
- Именно. Он умеет стрелять, быстро бегать, не бояться уколов, крутить сальто и кататься на очень классных машинках.
Данил попытался подняться, но я придержала его второй рукой, понимая, что резкое движение причинит боль.
- А на каких машинах?
- Ну, «Астин Мартин» там. «Феррари».
- Круто!
- Я тоже так хочу, – пожала плечами, добавив в улыбку оттенок грусти. – Но у меня никогда так не получится. Я не умею стрелять и боюсь уколов, поэтому мне никогда не пройти проверку на второго Бонда или Тони Старка. К тому же девчонки все трусливые.
- А у меня тоже не получится? – В голосе ребенка прозвучали нотки надежды. Я поймала взгляд доктора, обдумывая ситуацию. Как обычно, решения приходили молниеносно в самых критических ситуациях. Слезы ребенка. Агония сердца. Удар на поражение. Менялись исключительно ситуации.
- Не знаю, Данил, - я сбросила пиджак на спинку стула и согнула руку, изучая едва заметную под кожей сеточку сосудов. – А знаешь что? Давай сделаем по уколу вместе и посмотрим, кто из нас выносливее. Кто не будет плакать и кричать, тот победил. Разведка сейчас следит за нами сверху и наверняка не может решить, кого примет в свои ряды.
- Но ты же плакать будешь! – в темных глазах ребенка зажглись огоньки детского хвастливого превосходства, такие забавные и знакомые одновременно. Я отпустила его ладонь и развела руками.
- Ну, я же девчонка. Мы всегда плачем по поводу и без. Но я тоже хочу быть сильной, как железный человек! И я сейчас сделаю укол, и меня сразу заберут в разведку! – я незаметно кивнула доктору. – Эй, что у вас там есть, тащите самый большой шприц!
Доктор кивнул медсестре, которая выглядела потерянной. Только этого мне не хватало.
- Афобазол. То же, что и моему храброму другу! – от успокоительного мне точно не будет хуже. Это сейчас я на подъеме готова была спасти по сути чужих мне людей от боли и страха. Не пройдет и пары часов, когда приоритеты сместятся, сознание вспомнит, в какую агонию его загнали недавние события, и вот тогда начнется полный и безоговорочный крах. Я не хотела думать о том, как меня будет бросать из стороны в сторону, стоит только остаться наедине с собой. Вряд ли я смогу заснуть даже под самым убойным снотворным. Если инъекция седативного препарата позволит хоть немного поспать, это позволит организму восстановить силы. Не надо было быть доктором наук, чтобы понять: я находилась в упадке, в критической точке нервного истощения. Физического, наверное, тоже, но пока это ни в чем не выражалось. Я по инерции передвигала ноги и даже не испытывала головокружения, сохранила способность ясно соображать и даже реагировать в критических ситуациях… и все. Скоро удары судьбы отнимут у меня даже это.
- Одновременно, Данил? И пусть они выберут сильнейшего. – Я прогнала прочь из памяти ту роковую ночь, когда меня едва не убили таким вот с виду безобидным уколом, и ободряюще улыбнулась юному другу. Кровь продолжала течь из раны, пропитывая светлую ткань джемпера и белоснежное постельное белье, а осколки при каждом вдохе и выдохе приходили в движение, наверняка вызывая новый прилив боли. Он не плакал и не бился в истерике только потому, что сейчас я держала его анестезией своего ментального объятия, баюкала успокаивающим голосом и говорила несусветные вещи без фальши.
- Ой! – вскрикнула я и непроизвольно, когда игла впилась в мою вену, отвлеклась, наблюдая за тем, как доктор уверенно ввел препарат Данилу, – желание стать достойным киногероем сейчас вытеснило боль и страх. Глаза ребенка на миг наполнились было слезами, но я улыбнулась еще шире, одобрительно кивая. Через несколько секунд все было закончено.
- Ты победил, - я изобразила на лице печаль. – Я сейчас убегу плакать, меня туда не возьмут!
Доктор протестующее зашикал, когда Данил попытался встать и потянулся ко мне дрожащей ладошкой.
- Не плачь! Хочешь, я с ними поговорю? Они же могут взять двоих? Ты не трусишка!
Я прижала ватный диск к месту укола. От его слов я реально могла разрыдаться прямо здесь, из последних сил старалась не признаваться сама себе, насколько обычные, но такие теплые и искренние детские слова меня сейчас растрогали. Я даже не вздрогнула, когда поняла, что Дима остановился за моей спиной и набросил на мои напряженные плечи пиджак. Я ведь на время совсем забыла о его присутствии. Доктор промокнул платком вспотевший лоб и распорядился начинать осмотр. Я продолжала держать взгляд Данила - два темных уголька, которые медленно затягивала пелена действующего наркоза. Голос Димы долетал до меня как сквозь вату.
- Как ты так умудрился, герой? Как можно было упасть прямо на журнальный стол? Ты мог пораниться гораздо сильнее! – основное опасение так и осталось невысказанным, пугать ребенка было недопустимо. На несколько сантиметров в сторону, вверх или вниз… или влево… Я непроизвольно обхватила себя руками, осознав, что малыш прошел буквально в двух шагах от смерти.
В словах Лаврова не было упрека и возмущения. Только нежность, та самая, которой никогда не узнаю я. Мне принадлежала только его тьма, в полном объеме и без остатка, ее удушающие петли уже смыкались на моем теле, затягивались сложными узлами и поражали своей глянцевой чернотой на фоне яркого ослепляющего света. Его нежность и свет никогда не будут принадлежать мне. Что ж, видимо, я в них не нуждалась никогда, раз мне их не предлагали – лишь показывали издалека их манящую сторону в тех случаях, когда я подходила очень близко к черте безумия.
- Тебя не было дома! Беллатриса запретила мне звонить, я просто хотел поговорить, пока она спит!..
Черная петля перетянула трепыхающуюся сердечную мышцу безжалостным захлестом. Я осторожно поднялась, придерживая пиджак на груди – мне не было холодно, я и сама не понимала, почему держусь за этот предмет одежды, как утопающий за соломинку. Может, именно потому, что он сохранил едва уловимый аромат своего владельца. Колени дрогнули от усталости, которую я просто не замечала ранее, платье показалось неудобным. Даже тяжесть ожерелья сейчас давила на плечи, вызывая непреодолимое желание сорвать его прочь. Я этого не сделала. Мое состояние сейчас можно было охарактеризовать одним-единственным словом - опустошенность. Я оставила отца и сына наедине, прикрыла дверь палаты и уже в коридоре поспешно оперлась на руку, не в состоянии побороть головокружение.
Со мной происходило что-то странное. Сгустки черной материи рвали сознание изнутри, пытаясь найти выход. Им нужен был некий катализатор, толчок, напутствие, мотивация, но я не понимала, что именно происходит и во что это выльется. Опустилась на уютный диван, поборов желание подтянуть ноги к груди, как в детстве, и забыться, уткнувшись головой в колени. Здесь, на этаже люкс-отделения, не ощущался специфический запах больницы. Мои ноздри затрепетали от аромата кофе, но автомат показался настолько далеким, что одна мысль о том, что мне придется преодолеть пару метров и оплатить свой напиток, сейчас вызвала стон бессилия. Пальцы подрагивали, а я сама не понимала, почему просто сижу, глядя в потолок, и ничего не делаю – не вызываю Бориса с требованием отвезти меня домой, не пытаюсь выяснить, что происходит с Данилом, и не собираюсь переосмысливать произошедшее всего лишь… чуть больше часа назад. Успокоительное растворялось в крови, вызывая сонливость и привычную апатию, прогоняя метания черных теней, которые так и не нашли выхода.
Они не уснули, встрепенулись с прежней силой, стоило Лаврову появиться в зале ожидания. Я подняла глаза, ощутив себя зверьком в западне. Без тревоги, страха и неприятия, наоборот, с какой-то леденящей кровь покорностью своей судьбе. Наблюдала, как он приближается, пыталась сконцентрироваться на его уставших глазах, глубоких морщинах, прорезавших лоб. Наверное, моя сущность упорно искала в нем что-то человеческое, отголосок прежнего тепла – и не находила. Его глаза - черные, как та самая тьма, которая сжигала его на протяжении всего этого времени - прошлись по моему лицу двумя сканирующими лазерными лучами. Я не успела отшатнуться или приготовиться к тому, что последовало дальше. Сильные теплые ладони накрыли мои обнаженные плечи, сбрасывая пиджак прочь, губы завладели моими, не позволив сделать глубокий вздох. Твердые, горячие. Не знающие пощады, жаждущие слиться как можно теснее до болезненного продавливания – я не была готова к такому отчаянному поцелую без капли ласки, он вообще казался сейчас неуместным и лишенным логики. Весь страх этого мужчины, его отчаяние, боль и переживание, даже неуместная страсть вне времени и обстоятельств сейчас вылились в этот акт грубой ласки, стремясь отдать часть своей агонии мне, той единственной, которая могла разделить и принять ее без остатка, не требуя взамен ничего. В моей отдаче не было сейчас усталой и обреченной покорности – я просто тянулась всей женской ипостасью навстречу тому, кто сейчас безмолвно умолял удержать его на краю обрыва и не отпускать. Черные стрелы, натянувшие тетиву, сейчас ослабли от этого всепоглощающего цунами под неумолимым вторжением его языка. Забытая вибрация зародилась на этот раз в сердце и сознании, а не между ног, как это было ранее. Я пила его страсть, его бескрайнюю вселенную всеобъемлющего, древнего, как мир, чувства, умом понимая, что совсем скоро я буду жалеть о такой своей отдаче. Сейчас мне было все равно. Горячий язык разомкнул мои губы, поцелуй растворил слабые попытки запротестовать, упереться ладонями в его грудь и оттолкнуть. Пульсирующий кончик прошелся по моим деснам, задев ряд зубов, я проглотила хриплый рык то ли возбуждения, то ли отчаяния. Слишком ошеломленная, чтобы ответить, закрыла глаза, позволяя ему терзать мои губы, разгонять по телу пульсирующую магму пока еще не идентифицированного, но запретно-приятного ощущения. По кайме губ словно бегали ласковые и пробуждающие вожделение искры пламени, будь их чуть больше, они бы смогли растворить тяжелые воспоминания и залатать бездну потерянных дней.
Звонок мобильного ворвался в наш замкнутый мир, взрывая невозведенные города чего-то нового, но до конца неосознанного. Я даже не поняла, откуда взялась эта резкая мелодия, застонала от чувства невыносимой потери и прохлады на освобожденных губах. Наши глаза встретились. И моя мечущаяся тьма потянулась к двум обсидиановым магнитам его затуманенного от страсти взгляда. Она замерла перед прыжком, потому что увидела в них что-то прежде незнакомое. Колебание? Зарождающееся раскаяние? Я шумно выдохнула, когда его ладони разжались на моих плечах, непонимающе глядя вслед. Телефон. Он не хотел, чтобы я слышала этот разговор, и одновременно не мог его проигнорировать.
Я нашла пиджак и вновь натянула его на свои плечи, еще хранившие тепло его рук. Едва слышная мелодия складывалась в ноты и слова в глубине сознания, еще слишком тихая и неокрепшая, но настолько сильная, что демоны моей личной тьмы дрогнули под ее появлением. Я не отдавала себе отчета в том, что не могу отвести глаз от его высокой фигуры, слежу за жестикуляцией и непроизвольно ловлю его настроение.
- Я не желаю тебя видеть. Все, что могла, ты уже сделала. Ульяна, вопрос закрыт. На пасхальные праздники я не собираюсь менять свои планы… Еще одно слово, что во всем виноват я, наш разговор перестанет быть предельно вежливым!
Я не хотела слышать обрывки фраз. В тот момент я даже не сообразила, с кем именно он говорил. Чем дольше длился этот телефонный разговор, тем сильнее возрастал градус напряжения в зале ожидания. Мелодия рассыпалась на ноты, не успев оформиться в звуковой ряд. Я закрыла глаза, чувствуя приближение чего-то страшного. Клеммы разомкнулись – вот как можно это было назвать.
- Проснись! – я не спала, но вздрогнула от этого приказного тона. Лавров присел рядом, протянув мне бумажный стакан кофе. Надо же, я не осознавала, насколько сильно хотела пить. Втянула через трубочку терпкий напиток с привкусом сливок, обжигая губы, все еще пытаясь удержать отголоски мелодии. Бесполезно. Мое сознание затягивала тьма. Она всегда знала наперед, когда будет нанесен очередной удар.
- Я так и не поблагодарил тебя. – Его лицо замкнулось, я не видела больше ни единой эмоции в непроницаемо черных глазах. – Ты действительно очень сильно меня поддержала.
- Тебя? Я за твоего сына переживала, – интуиция ощутила приближение удара, поэтому слова слетели с моих губ естественно. – Как он? Что сказали?
- Все хорошо. Сейчас зашивают порезы, к счастью, неглубокие.
Я замолчала. Минуты таяли, растворялись в каждом глотке кофе и повисшем молчании. Тьма приготовилась нанести очередной удар. Нет, она не хотела меня уничтожить, она спасала сущность своего носителя. Когда прозвучали эти слова, я была к ним готова:
- Ты же понимаешь, что это ничего не меняет?
Я отказывалась это понимать исключительно потому, что мой атракцион доброты и сопереживания не был спланирован и подчинен цели получить его человеческое отношение. Знай я наперед, что ничего не изменится, я бы поступила точно также. Отвела глаза, не желая больше видеть переливы тьмы от угольной черноты до насыщенного экстрачерного шоколада, ощутив, как мои личные демонические сущности подняли голову, устремившись навстречу своей родной стихии. Я сделала поспешный глоток кофе. «Умоляю, заткнитесь. Сидите тихо. У меня больше нет для этого сил!».
- А что это должно менять?
Он изменился всего лишь за несколько минут. Я не знала, что было тому виной – разговор с его бывшей женой, адреналиновый откат, боязнь показаться слабым? Совсем недавно я едва не утонула в невысказанном отчаянном крике своего врага, призывающего держать его крепче. Это не было слабостью, моя сущность откликнулась именно на эту силу быть собой и шагнуть в пропасть ради блага близких. Сейчас я чувствовала кожей, как сильно он презирал сам себя за недавнюю растерянность и призыв, и сейчас это не сулило для меня ничего хорошего. Моя роль жертвы и его персональной игрушки, хрен знает в чем виноватой перед ним, оставалась по-прежнему актуальной.
- Ничего, я рад, что ты это понимаешь. Сейчас уезжай домой и попробуй выспаться. Завтра я пришлю за тобой водителя, и возражения не принимаются. Если ты приняла мой ошейник, я вправе потребовать от тебя любую услугу сексуального характера. Ты это понимаешь?
Тьма взорвалась сверхзвуковым хлопком, ломая стены контроля, выстреливая по всем направлениям. В глубине сознания ширилась эпидемия всесожжения, и пока еще одиночные, незаметные в этом смерче знамена его мести рвал на клочья ураганный ветер. Однако его порывы уже не имели особого значения. Нежелание терпеть унижения и прессинг, решимость, ненависть, жажда выстоять и спасти свой мир от этого жестокого вторжения зародились в туманности цвета тьмы, пока еще не осознанно. Я их не прочувствовала до конца, нужен был всего лишь толчок, один из многих, которых будут еще тысячи. Я кивнула на дверь палаты, не испытывая душевной боли от разочарования, движимая лишь одним желанием – сломать триумф этого монстра и хоть немного треснуть его башкой о землю, свергая с высоты:
- Не понимаю, как у тебя еще встает, когда твоему ребенку плохо!
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги