В опасной паутине. Книга первая

Глава вторая

Зимний дворец. Санкт-Петербург.

Сергей Николаевич Аксаков, глава Особого Имперского Корпуса Дознавателей, в просторечье со страхом и перешептываниями именуемый Корпусом, ровным шагом уверенного в своей силе человека, вошёл в приёмную императора, где был сразу же препровождён в кабинет. Там кроме государя его поджидал и давний друг, хотя многие несведущие частенько называли их конкурентами, глава Имперской Службы Безопасности Мережковский Виктор Павлович. Несмотря на то, что он был на пару лет старше Аксакова, выглядел мужчина в свои шестьдесят лет преотлично, служа примером для своих подчинённых. Высокий и подтянутый, с волевым лицом и пронзительными глазами, от взгляда которых дрожали даже потенциальные заговорщики, откладывая подальше свои планы, он гонял своих подопечных как сидоровых коз, пресекая в корне всякие попытки нарастить на костях немного жира. Аксаков поприветствовал государя, получил дозволение присесть в кресло напротив массивного дубового стола, и приготовился внимать со всем усердием.

− Вот теперь, Виктор Павлович, мы готовы выслушать ваш доклад, − усмехнулся император Павел Александрович, отличавшийся довольно взрывным характером, впрочем, как любой огневик. Выслушивать по сто раз своих подчинённых он ужас как не любил. Факт того, что государь изволил задержать Мережковского с докладом ради того, чтобы дождаться его, Аксакова, нутром чуявшего неприятности, не на шутку встревожил главу Корпуса.

− Благодарю, Государь, − почтительно кивнул головой глава ИСБ и открыл кожаную папку. — Сегодня рано утром было совершено нападение на резиденцию градоначальника Суздаля. Неизвестные попытались выдать это за действия рода Шуваловых, но по проверенным данным они к нападению отношения не имеют. Да и не рискнули бы вызвать на себя ваш гнев, Государь, начав боевые действия в черте города вопреки закону. Это был отряд иностранных наёмников «Алые псы», обычно промышлявший на просторах Европы. У нас они ранее замечены не были. К счастью, гвардейцами Бутурлиных было захвачено несколько пленников, которые с радостью поделились сведениями, ─ Мережковский блеснул хищной улыбкой. ─ Из показаний пленных следует, что нападение на резиденцию служило отвлекающим манёвром. Главной целью был приют, расположенный в старом монастыре и находящийся под личным патронатом главы рода Бутурлиных.

− И что могло в сиротском приюте заинтересовать нанимателя этих «Алых псов»? Одарённые дети? Неужели будущие паладины, а то и повелители? — задумчиво покусывая кончик карандаша, вопросил Государь.

− Да нет среди сирот таких. Бутурлины бы знали. Они чутко следят за поступающими детьми, прогоняя через своих Видящих. В данном случае искали определённого ребёнка.

─ Надеюсь, жертв среди детей нет? ─ Павел Александрович устремил гневный взгляд на Мережковского. После того, как был издан указ, запрещающий клановые стычки в городах, аристо нашли другой способ решать свои споры. Они анонимно, через ряд посредников, нанимали боевые иностранные отряды. Государь был взбешён сим фактом, Корпус и СБ рыли землю, но оборвать полностью цепочку посредников не могли.

─ К счастью, ни воспитанники, ни воспитатели не пострадали. Там оказалась более чем надёжная защита. ─ Мережковский, зная нрав Государя, поспешил успокоить. ─ Нам удалось опросить многих и выяснить одну интересную деталь. Перед самым нападением на приют его покинули трое: мужчина, женщина и шестнадцатилетний юноша. Последний воспитывался в приюте с девяти лет, но… Нигде нет ни единой записи о нём. Для всех он был Константином Ивановичем Ивановым, сиротой без рода и племени.

− Довольно безлико, − произнёс Аксаков, пристально рассматривая друга. Он слишком хорошо его знал и потому сразу же заподозрил, заметив лукавый огонёк в глазах, что самое интересное этот интриган припрятал в рукаве.

− Вот именно, что безлико. Нет даже ни единой фотографии этого воспитанника, хотя все группы ежегодно снимались для альбомов.

− И что же директор сего уважаемого заведения? Тоже не в курсе, кто жил у него под боком семь лет? — усмехнулся Государь.

− Константина он помнит, хвалит на все лады, мол, умный, самостоятельный парень, слегка недисциплинированный и шебутной, но годы такие, молодо-зелено. А вот больше ничего сказать не может, только глазами хлопает. Словно вся информация о парне закрыта бронированной дверью. Ничем не взломаешь, разве что идиотом директора сделать. Мои сотрудники только руками разводят и клянутся, что с его разумом поработал очень сильный менталист.

− Менталист, говорите, Виктор Павлович, − встрепенулся император, враз сбросив с себя задумчивость. — Ну, и кто же были те мужчина и женщина, что увезли загадочного юношу?

− Сергей Воеводин и его жена Мария. Бывший доверенный человек Разумника и его же бывшая Видящая. Они так же проживали в приюте, постоянно последние пять лет, − довольно огорошил всех присутствующих в кабинете Мережковский.

− Вот это сюрприз так сюрприз, Виктор Павлович, − откинулся на спинку кресла император. — Однозначно становится ясным, кто так умело промыл мозги директору приюта. Покойный Кирилл Алексеевич знал своё дело, и раз он там наследил, значит… Узнали, в какую сторону уехали Воеводины?

− Узнали, Государь, да толку от этого нет. Они погибли.

− Что? Как? Воеводин ведь, если мне не изменяет память, был сильным паладином воздуха, с огромным опытом боевых действий, ─ вскинул поражённо бровь император.

− Был. Только с ним в машине был молодой парень и его жена. Один слабый одарённый и лишённая сил женщина. Их догнали по пути, Воеводин пытался оторваться от погони. Немногочисленные свидетели, которых нам удалось найти, говорили о трёх МБК. На всём протяжении их пути были отчётливо видны следы атак. На месте взрыва почти ничего не осталось, лишь эманации силы и куски расплавленного металла. Против него выступили пара паладинов и повелитель огня. Редкость даже для элитных отрядов наёмников. Пленные твердят, что к их числу он не принадлежал. Его прислал заказчик.

− Слепки аур подтвердили гибель Воеводиных? — вмешался Аксаков, пытаясь приглушить горестное сожаление в душе. Он знал и когда-то был даже влюблён в русоволосую красавицу Марию, ставшую в последствии Видящей одного из самых сильных менталистов в мире. Да и с мужем её был прекрасно знаком, уважая за мастерство и преданность.

− Да. Сомнений нет. Они погибли, а вот их подопечный — нет. На момент рокового попадания его в автомобиле определённо не было, − закончил свой доклад Мережковский и закрыл папку. — Я полагаю, что юноша определённо жив.

− А ещё, Государь, этот случай служит доказательством того факта, что Разумник погиб не в результате покушения, как я и предполагал ещё пять лет назад, − уверенно произнёс Аксаков, подавшись немного вперёд. — Незачем было сжигать нападавшим его тело, если не было что скрывать. Незачем. Цель погибла, что ещё нужно-то? Но его тело сожгли. Уверен, чтобы скрыть следы пыток. Тому, кто затеял эту непонятную игру, нужен его наследник. Ведь в том, что Воеводины опекали единственного внука Кирилла Алексеевича, сомнений нет?

− Нет. Главный вопрос в том, кто за всем этим стоит, — приподнял император смоляную бровь, бросая острый взгляд на Аксакова. — У нашего Разумника не осталось других прямых наследников, кроме внука. Если оный не проявится в течение года после совершеннолетия, титул князя, всё движимое и недвижимое имущество, и огромное состояние перейдёт к троюродному брату Кирилла Алексеевича и его семье. Именно он сейчас является исполняющим обязанности главы рода. Есть ещё дальние родичи где-то в Гетьманстве, но им местные дрязги не интересны. К тому же всем известно, что в завещании Разумник передал временное управление всем имуществом в мои руки. Если юноша важен как наследник рода Львовых, то…

− По праву наследования внук Кирилла Алексеевича имеет полное право на титул князя Львова. Его отец был средним сыном главы рода, и хотя и была договорённость о том, что мальчик после совершеннолетия должен был уйти в род матери, унаследовав титул деда, в обстоятельствах, когда прямой наследник и все его дети погибли, сам факт рождения вышел на первый план. Зять Разумника погиб вместе с женой. Осталась ещё вторая супруга и четырнадцатилетняя дочь, но она пока ни на что не претендует, так как официально объявлен наследником титула князей Львовых пятнадцатилетний Юрий, сын самого младшего отпрыска главы рода, который погиб год назад. И тогда действительно стоило бы поискать преступника там, но… мы уже рыли в этом направлении и ничего не нашли. Глава рода Львовых и так убит горем. Потеря в течение десяти лет всех взрослых сыновей и внуков — это тяжёлый удар. Он не смог найти того, кто объявил охоту на его семью и, быть может, Кирилл Алексеевич сделал правильно, спрятав собственного внука.

− Это мы знаем, что он его спрятал, а вот тот же Львов уверен, что внук умер во время покушения, когда погибли средний сын и невестка. Кирилл Алексеевич совершил подлог, заменив камень внука в семейном святилище, − промолвил император, постукивая задумчиво пальцами по полированной столешнице. — Когда мне стал известен сей факт, я едва не приказал ему вернуть камень, но, думаю, этот упрямец меня не послушал бы.

− И где камень теперь, Государь? — встрепенулся Мережковский. — Он не поможет, к сожалению, найти юношу, но мы бы могли точно узнать, жив он или нет!

− Н-да, я как-то не подумал об этом. Старею, − усмехнулся император и легким плавным движением, опровергая собственные слова, поднялся из кресла и подошёл к высокому резному шкафу, повернул один из мудрёных завитков, позволив открыться потайной двери.

Аксаков был в той комнате один единственный раз, когда император почтил его своим доверием, и помнил, что там находится небольшой сейф, где хранится столько секретов, что любой шпион удавился бы от невозможности до них добраться. Замки на сейфе открываются только носителю крови рода Романовых. Вскоре император вышел, неся в руке небольшой деревянный футляр, с небольшое яблоко размером. Из красного дерева, полированный, с золотым гербовым вензелем на крышке, он притягивал к себе внимание. Император, заметив напряжённые взгляды своих подчинённых, не стал распалять их любопытство ещё больше и, уколов булавкой палец и приложив его к миниатюрному замочку, открыл футляр. Там, в ложе из тёмного бархата, лежал маленький камень идеально-правильной каплевидной формы. Он мягко переливался разными оттенками алого цвета, выдавая что тот, чью жизненную частичку он хранил, ещё не прошёл полную инициацию.

− Огненный? Такой слабый? Я думал, что тот, ради уничтожения которого затеяли такую игру, как минимум имеет потенциал паладина, а то и повелителя. При таких-то предках. Странно, — ошеломлённо прошептал Мережковский.

− Не всё так, как выглядит, Виктор Павлович, − веско произнёс император, захлопывая крышку. — Кирилл Алексеевич поделился некоторой информацией о своём внуке и потому запомните, этот юноша мне нужен как воздух. Живым и невредимым! Желательно найти его до полной инициации, иначе… Впрочем, вам пока нет необходимости знать, что будет иначе.

− Слушаюсь, Государь, − вытянувшись как струна, ответил Мережковский. — Мои люди возобновят поиски. Не может быть, чтобы нигде не осталось следов. Ему ведь только шестнадцать, ещё слишком молодой и неопытный.

− Он внук Разумника, не забывайте об этом. У такого человека не мог родиться бездарный потомок, − усмехнулся император и, повернувшись к Аксакову, вперил в него свой острый проницательный взгляд. — Сергей Николаевич, берите в разработку версию про преднамеренное и спланированное истребление наследников рода Львовых. Ищите верёвочки. Они должны быть. Мне необходимо знать причины и цели злоумышленника.

− Сделаю всё, что в моих силах, Государь.

Главы двух влиятельнейших и опаснейших ведомств империи покинули кабинет правителя, пожали друг другу руки на прощание и разошлись кто-куда, ибо у каждого была уйма дел. Предчувствие не обмануло опытного сыскаря, коим был Аксаков. Пять прошедших лет он потихоньку, по крупицам собирал факты, относящиеся к гибели Кирилла, своего старого друга и личного Советника императора. Не верил, что тот мог попасться в ловушку и погибнуть в результате покушения. Слишком уж хитрым и опытным лисом был тот, кого называли Разумником. Было у Аксакова подозрение, что его кто-то предал, кто-то очень близкий. Жаль, что Воеводин погиб. Судя по всему, именно с ним Кирилл поддерживал самую тесную связь перед своей смертью. Этому человеку он доверил самое дорогое, что у него осталось — собственного внука. Да и с самим парнем было не всё так просто. В отличие от Мережковского, он успел заметить то, что укрылось от взгляда главы имперской безопасности. Непривычные для огненного одарённого золотистые искры, вспыхивавшие в глубине небольшого алого камешка. Ох, не прост был внук Кирилла. Очень непрост. Выводы делать было рано, да и мало информации было у Аксакова, но он точно знал, что универсалами бывают только одни из одарённых. Те, кого всегда следует опасаться. Так что Кирилл оставил ещё ту загадку после себя.

Ноги гудели от долгой ходьбы, спина ныла от тяжести рюкзака. Я шёл весь день, подолгу не останавливаясь, лишь позволяя себе короткие передышки. На ночёвку устроился в перелеске, благоразумно решив не заходить в посёлок, возникший к вечеру на горизонте. Чем меньше народа меня увидит, тем лучше. Мне сейчас, что преследователи, что имперские службы дознания совершенно ни к чему. И от тех, и от других лучше держаться подальше. На крайний случай Дед оставил координаты некоторых обладающих весом личностей, но на связь с ними выйду действительно в самом крайнем случае, когда самостоятельно выпутаться из передряги не сумею. Пока же моей целью было беспрепятственно добраться до Петербурга. Да, и в этом мире был сей прекрасный город — чудесное творение воли Петра Великого, именуемого здесь Первым не только потому, что первый Пётр в роду Романовых на троне, но и потому, что он был первым и пока единственным вершителем, появившимся на русских просторах.

За все семь лет своего попаданства я дальше Суздаля не был и в Петербурге мне, конечно же, хотелось побывать. Тем более что он был столицей Российской Империи. Москва в этом мире считалась вторым по значимости городом, где сосредоточилась научная и военная элита страны. Причина такого положения старой столицы была в том, что на территории древнего Кремля находился один из самых больших порталов, к тому же очень часто открывающийся. В связи с этим Кремль постоянно находился в режиме боевой готовности, являясь своеобразной крепостью, где проходили практику будущие боевые офицеры имперской армии. А ученым с пылу с жару, так сказать, попадали на прозекторские столы все экземпляры отродий, которых уничтожали при очередном открытии портала военные. Московская Имперская Академия Наук была просто счастлива от такого сотрудничества. А Петербург был светской и политической столицей огромной страны, которую не только побаивались, но и уважали в мире.

Сам я там пока не был, лишь видел гравюры, фотографии и картины, но есть у меня подозрение, что и Пётр Первый был попаданцем. Уж слишком похож этот Петербург на тот, другой, призрачным воспоминанием оставшийся в моей памяти. Тот город, окутанный мистической тайной, построенный на болотах и людских костях, притягивал к себе как магнитом своей уникальностью, своим особым колоритом. Этот Петербург был построен с помощью одарённых, которые осушили болота собственной силой. Здесь не гибли сотнями люди, но своя тайна всё равно была. Дело в том, что элементали и Стражи, после своего феерического посещения, оставили после себя не только Силу, но и кое-что ещё, такое же бесценное. В местах их гибели остались камни. Необычные, неуничтожимые, вечные.

Крупные напоминали по форме застывшие лужи крови, отличаясь лишь цветом и размером. И чем больше был камень, тем больше Силы он накапливал в себе. Более мелкие камни почти всегда имели каплевидную форму. Их даже называли «кровью богов». Хоть по цвету они и напоминали такие драгоценные камни как, к примеру, сапфир, рубин или изумруд, перепутать их с ними было невозможно. Внутри них переливалась и бурлила Сила. Крупные камни использовались в защитных артефактах, таких как в резиденции градоначальника Суздаля, которую пытались пробить наёмники. Средние камни использовали в технических целях, встраивая в автомобили, самолёты и другой транспорт. Один такой камешек легко заменял цистерну топлива. И цена у них, естественно, была соответствующая. Та машинка, которую раздобыл Воеводин, тоже была нафарширована мелкими камешками, позволившими не только шустро уходить от погони, но и принимать удары ракет. Жаль, что против Повелителя Огня артефактная защита не выдержала. Самые маленькие камни-накопители использовались в защитных амулетах, то есть кольцах, браслетах, подвесках и тому подобных мелочах. В этом мире колье с «кровью богов» потянуло бы по стоимости не меньше, чем знаменитое и таинственно исчезнувшее колье, связанное с именами Марии Антуанетты, кардинала де Рогана и графа Калиостро.

У «крови богов» было и другое предназначение. Каждый уважающий себя род имел семейное святилище, где на алтаре бережно хранились камни всех стихий, в том числе и золотые камни Стражей. Первая инициация одарённых обычно происходила в возрасте где-то между пятью и десятью годами. Никто не мог предсказать, когда именно камень позовёт своего человека. Но когда приходило время, каждый ребёнок, словно по зову, оказывался в святилище и выбирал свой камень, который навсегда связывался с ним невидимой нитью. Чем ярче светился камень, тем больше был потенциал одарённого. Только личные камни и Видящие могли поведать о том, кем же станет тот или иной человек. Если камень в святилище тускнел, это говорило только об одном ─ его владелец ушёл в мир иной.

После Прорыва на свете появились не только стихийные одарённые, но и такие узкие специалисты как Видящие и Ищущие. Талант последних состоял в том, что «кровь богов» сама шла им в руки. Ищущие были для камней как магнит для металла. Они звали их и те их находили. В первые годы своего появления Ищущие были редкостью, впрочем, как и сейчас. На тысячу стихийных одарённых был только один Ищущий. Такими же редкими были только Знающие и менталисты. В России, к примеру, за годы после Прорыва, появился только один Знающий ─ Пётр Первый Романов. Уникальная личность, как ни крути. Так вот в связи с редкостью дара и огромной жадностью, которая обуяла многих, и не только среди аристо, на Ищущих объявили едва ли не охоту. Их хотели привязать к себе любым путём: от насильной женитьбы до банального рабства. Да только не вышло. Вольные они люди. Не могут чувствовать они камни, будучи закабалёнными. Засыпает их дар. Так что ныне любой Ищущий человек весьма состоятельный. У них даже своя международная гильдия есть. Вот так вот.

Между прочим, Петербург был построен на месте одной из крупнейших битв. Знающие люди говорят, что Зимний Дворец в своих глубинах хранит самое большое святилище в империи. Императорский род Романовых, как и все другие аристократы свято хранят свои секреты. Петербург — прекрасный город, наполненный до краёв силой и тайной. Мне давно хотелось побывать в этом городе, и теперь мой путь лежал именно туда. Дед с удовольствием слушал мои рассказы, заглядывал в мои воспоминания и удивлялся, насколько похожи два города, находящиеся в абсолютно разных мирах. Посмеиваясь, он соглашался со мной, что Пётр Вершитель вполне мог быть попаданцем, слишком уж он необычным человеком прослыл, привнеся в жизнь своих современников столько новшеств, что хватило на сотню лет его правления. И таки да, господа! В этой реальности люди живут долго, даже очень долго по моим меркам.

Продолжительность жизни зависит от многих причин. Вполне естественно, что одарённые живут дольше простого человека. Но и обычный люд живёт дольше, благодаря не только развитой медицине, но и потому, что есть лекари, способные вытащить почти с того света с помощью своего дара. Здесь даже конечности, потерянные в бою или аварии, могут приживить обратно не оставив и шрама, главное вовремя добраться до лекаря. А одарённые и сами себя подлатают. Почти у всех аристо есть всегда при себе целительные амулеты, снабжённые камнями-накопителями. Так что эти господа, понятное дело, до лекарей добираются вовремя. Чем сильнее одарённый, тем дольше он проживёт на белом свете. Если не погибнет, конечно, на войне или во время схватки, или вот так, как Воеводины. Меня бесило, что я даже могилы не смогу им устроить. После удара Повелителя Огня там даже пепла не осталось. Ну да ладно, пусть моя злость и тоска полежит в тайном закутке души. Придёт время, и я отомщу. И вылечу свою боль. Может быть.

Долгожителями по праву считаются вершители. Они не только безумно сильны и опасны, но и нейтральны ко всем политическим силам. Они, словно судьи. Словно последняя инстанция. На них нельзя повлиять силой или деньгами. На данный момент самым старым из них является правитель Норвежского королевства Хлодвиг I Нордстром. Ему сто восемьдесят лет, а на вид, черт возьми, от силы шестьдесят. Бодрячок, основная стихия которого вода. Для него устроить шторм с цунами в любом из океанов ─ сущая мелочь. С таким на узкой дорожке лучше не встречаться. У него даже Видящий имеет ранг повелителя льда. В принципе, это неудивительно. Видящие всегда уступают избранному лишь одну ступень в ранге и силе дара. Правда, касательно этой пары избранный-видящий ходят странные слухи. Народ поговаривает, что отношения между ними слегка неровные. Обычно всё гладко, там характеры подходят как кусочки пазлов. Ну, да ладно. Меня это не касается. Вторым по старшинству среди вершителей является император Японии Нарухито, мудрый и до жути уравновешенный господин с сильнейшим даром воздуха. Кстати, все вершители являются универсалами. Они отлично владеют любой из стихий, но одна всё же всегда преобладает. Никто, кроме вершителей не может оперировать более чем одной стихией. Вот такие они редкие существа, которых и людьми страшновато назвать. У меня, к слову, есть не только дар огня, но и способности к менталу, передавшиеся от Деда. Я прошёл только первую инициацию, а что будет после второй?.. После туманных слов Деда, я не знаю, чего и ожидать. Хотя, я может так и останусь воителем с маленьким секретом.

Глядя на танцующие языки пламени костра, я нехотя, боясь вновь погрузиться в пучину тоски, вспоминал свою прежнюю жизнь. Перед глазами мелькали радостные картинки детства, когда вся моя семья была со мной и я не знал, как любой ребёнок, что на свете бывают беды и потери. Любимый дед, контр-адмирал флота, который лично учил меня плавать, разбираться в морских премудростях и всегда отвечать за свои поступки. Отец, на которого я всегда пытался равняться и которого, к сожалению, довольно редко видел, учил меня быть воином и защитником. Да и как могло быть иначе, если он был полковником военного спецназа? Он, если бы захотел, легко устроился бы где-нибудь при штабе, да только не тем человеком был мой родитель, чтобы всю жизнь провести в тёплом местечке. Он хоть и стал «сухопутной крысой», как частенько ворчал дед, но собственную карьеру предпочёл построить самостоятельно, не пользуясь именем отца. Сначала окончил суворовское училище, затем академию, после чего, пройдя все прелести военной службы, самостоятельно получил погоны полковника, имел заслуженное уважение подчинённых и сослуживцев. Отец, будучи дома, также принимал довольно активное участие в моём воспитании. Так что вовсе неудивительно, что, когда пришёл мой черёд выбирать жизненный путь, я пошёл по проторенной дорожке, став военным. Только вот до чина отца я немного не дотянул, да и до того возраста, когда он погиб, впрочем, тоже. Его я потерял, когда мне исполнилось двадцать лет. И кто знает, какой была бы наша семья, если бы не прекрасные женщины, сумевшие сохранить уют, сделавшими наш большой дом островком спокойствия.

Бабушка, на всю жизнь ставшая деду верной подругой и женой, и мама, будучи военврачом, не раз вытаскивавшая мужа с того света едва ли не за шкварник, были для мужчин моей семьи непререкаемым авторитетом. Мы безмерно уважали их и так же безмерно любили. Бабушка привила мне любовь к литературе и истории. А ещё, как это не забавно для преподавателя университета, подсадила на приключенческую литературу. Кто-то читает маленьким деткам книжки о медведях и зайцах, а я с упоением слушал истории о пиратах и благородных разбойниках, восхищался героями Жюля Верна и Александра Грина, мушкетёрами и графом Монте-Кристо. Даже в почтенном возрасте бабушка продолжала исследовать мир фэнтези и фантастики, правда, в последнее время больше сетуя на то, что писатели пошли какие-то глупые и безграмотные. Вкусы у нас с ней были похожи, так что в каждый свой приезд привозил ей книги, которые мне пришлись по душе. Мы частенько с ней зависали на кухне, попивая чай и обсуждая ту или иную книгу. Бабушка умела, да и любила спорить, не потеряв остроту ума даже к восьмидесяти годам. Её ужасно раздражали книги о попаданцах, где герой, в обычной жизни являвшийся серым офисным планктоном, в другом мире вдруг начинал блистать невиданными талантами и гениальностью. «Серость везде серость!» − безапелляционно заявляла она. И я соглашался. Яркие личности просто не могут существовать в тени, не для того они рождены. Да и не может человек, имеющий профессию сисадмина и никогда, заметьте, никогда не имевший отношения к армии, вдруг стать великим военачальником и стратегом. Жизнь и человеческий фактор — это не компьютерная игра с выдуманными и действующими по схеме персонажами. Если в человеке есть искра, если он понимает, что для того, чтобы достичь цели нужно приложить усилия, а не стоять в сторонке и ждать, когда твоё желание исполнит кто-то другой и принесёт на блюдечке с голубой каёмкой, то этот человек обязательно станет кем-то. Пусть не императором, не великим генералом, не волшебником, но обязательно кем-то, кого не забудут.

Уж пусть простят меня сисадмины, но я сильно сомневаюсь, чтобы даже каждый сотый из них на досуге почитывал как создавать булат, как ковать мечи и делать арбалеты, как строить дворцы и крепости. И уж наверняка в большинстве своём они не читают мемуары великих полководцев, мечтая вести за собой армии и завоёвывать миры. Я бы поверил, что талантливый компьютерщик может стать великим изобретателем, но никак не полководцем. Если вспомнить историю, то поистине выдающиеся личности всегда были разносторонне увлекающимися людьми. Тот же Цезарь или Пётр Великий. Они многое умели, многое знали, многое хотели узнать, никогда не останавливаясь на достигнутом. Я ни в коем случае не претендую на их место, но меня так же учили не останавливаться, всё время стремиться вперёд, постоянно развиваться. Дед всегда напоминал, что настоящий офицер — это не солдафон, тупо исполняющий приказы, а в первую очередь человек мыслящий, помнящий, что на нём лежит ответственность за жизни солдат.

Мои друзья часто шутили, что я чокнутый заучка. Зачем так надрываться с учёбой и тренировками, если есть личный контр-адмирал и его связи? Я знал, что дед обязательно помог бы, но моя просьба разочаровала бы его, да и легко доставшаяся должность не обрадовала бы и меня самого. А заучка?.. Никогда не стеснялся того, что хочу много знать. Стыдно было бы другое. К примеру, имея бабушку-полиглота, не знать в совершенстве хотя бы английский, французский и немецкий, которые она преподавала. Куда бы меня ни заносила судьба, неважно по служебной ли надобности, или во время отдыха, я никогда не упускал случая познакомиться с интересными людьми и не поднабраться от них чего-нибудь новенького да полезного. Так в моей копилке оказалось знание украинского, польского, грузинского, итальянского и фарси. Не все эти языки я сумел изучить в совершенстве, но овладел на довольно приличном уровне, по крайней мере, перед носителями было не стыдно и они, что самое главное, хоть и улыбаясь, прекрасно меня понимали.

На талантливых и необычных людей мне всегда везло. Чего стоил только прапорщик-сибиряк на первом месте моей службы. На таких мужиков нормальные бабы глядят не наглядятся. Сильный как медведь, хитрый как лис, мудрый как филин. Он не заканчивал академий, но его уроки, обычные жизненные уроки, спасли не одного зелёного пацана от смерти. Даже нас, молодых лейтенантов, только закончивших обучение и получивших новенькие погоны, было чему научить. К примеру, как находить общий язык с солдатами, сохранив субординацию и не став при этом заносчивыми мудаками, плюющими с высоты своего положения на обычный люд. Такие тоже попадались, только надолго не задерживались. В суровых солдатских буднях карьеристы не выживают, для них штаб самое плодородное место. Так вот этот прапорщик, знающий, как выжить в тайге без всяких удобств, научил и нас многим премудростям. Причём не в тепле казарм во время бесед о жизни, а на собственных шкурах во время заданий. Ведь что ни говори, а теория остаётся теорией, если её не подтвердить практикой. И таких людей, как этот колоритный прапорщик в моей судьбе было достаточно много. Благодаря всем этим случайным учителям я сумел выжить там, где другие погибли. Я возвращался домой и благодарил судьбу за то, что в очередной раз избежал смерти.

А потом… Потом моей семьи не стало. В один миг. Сынок богатенького папочки, избалованный и считающий, что Вселенная крутится вокруг него и для него, перечеркнул мою жизнь чёрной полосой. Я тогда был в госпитале после тяжелого ранения, искалеченный и в коме. Мать рвалась ко мне, и дед не смог её удержать. Они вместе с бабушкой и сестрёнкой повезли её в аэропорт. Но не доехали. Пьяный мажор столкнул их машину с моста. Никто не выжил. А я не знал об этом. Только через две недели, когда пришёл в себя и увидел осунувшееся лицо моего лучшего друга, понял, что случилось что-то страшное. Моя весёлая и красивая сестрёнка была его невестой. Мне захотелось сдохнуть, но перед этим порвать горло убийцы. Да только мне не повезло.

Парня отпустили под подписку о невыезде, отец внёс залог, но ещё больше заплатил тем, кто помог любимому сынишке сбежать за границу. Туда, где его было трудно отыскать. Он прекрасно понимал, что это единственный шанс уберечь отпрыска от тюрьмы. Погиб ведь не рядовой гражданин, а контр-адмирал с семьёй. Шум поднялся знатный, чтобы замять такое дело потребовалось бы столько усилий и денег, что проще было устроить фиктивную гибель сына. Что он и сделал. Только я не поверил. И мой друг не поверил. Он ушёл из армии и устроился работать в органы. Стал полицейским. Он пять лет следил за человеком, который помог убийце его невесты избежать наказания. И спустя пять лет его усилия окупились с лихвой. Погибший сынок явился на родину, с новой физиономией, но старым характером.

Меня держала на плаву только ненависть. Я зубами цеплялся за жизнь, которая постепенно утекала из моего искалеченного тела. Товарищ отца устроил меня в военную академию, где я преподавал некоторые специфические дисциплины. Даже калека в инвалидной коляске может учить теории, что я и делал. Это помогало мне не сойти с ума. Мой друг, наконец, нашёл утешение с хорошей милой девушкой. Когда он пришёл ко мне и признался, что предал Варю, я его ударил. Орал на него, обзывал дураком и едва ли не в приказном порядке заставил поклясться, что он прекратит себя изводить и начнёт жить по-настоящему. Варя никогда бы ему не простила, если бы он упустил шанс стать счастливым. Не тем человеком была моя сестрёнка, чтобы даже на том свете радоваться постепенному угасанию любимого человека. Через несколько месяцев я с удовольствием поприсутствовал на их свадьбе и позже мне доверили честь стать крёстным отцом маленькой чудесной девочки, которую сама молодая мама попросила назвать Варварой. Это была капелька счастья в безбрежном океане тоски и одиночества.

Когда нам с другом стало известно о возвращении убийцы наших близких, можно было бы попытаться вновь поднять дело, начать следствие, но мы оба понимали, что шансов на то, что возмездие придёт крайне мало. Время прошло, многое позабылось, а власть денег она незыблема. Был огромный шанс, что либо клиент опять сбежит, либо нас грохнут. И потому мы решили сыграть на опережение. Лично мне терять было нечего. После долгих споров до хрипоты, мой друг принял моё решение. Я решил самолично стать судьёй и палачом. Мы, после долгой и кропотливой подготовки, сумели выкрасть подонка после очередного пьяного загула. В его же собственной машине довезли до того самого моста и, уничтожив все следы пребывания в машине моего друга, я сам устроился за рулём. Мне предстояла трудная задача, к выполнению которой я готовился не один день. Мне пришлось ориентироваться на показания приборов, чтобы регулировать скорость. Даже качественные и современные протезы всё-таки не ноги. Спасибо автоматике, с механической коробкой передач такое мне было бы не провернуть, да и благо до точки было рукой подать. Я попрощался с самым близким мне человеком и отправился в последний путь.

Моя жертва пришла в себя, когда я разогнал машину до бешенной скорости и летел по мосту к точке невозврата. Сначала он матерился и угрожал, а потом визжал от ужаса. Умирать не страшно тому, кого больше ничего не держит среди живых. Он сам лишил меня якоря и винить мог только себя. Я выбрал собственную смерть как наказание за преднамеренное убийство. Мы сгорели в искорёженной машине вместе, каждый расплатившись за свои грехи. Только моя жизнь не закончилась, а началась с нового витка. Кому-то я определённо был ещё нужен.

Костёр догорел, а я уснул сном без сновидений, отпуская прожитый день, но не отпуская тех, кого потерял. Воеводины стали частью моей жизни и я, рано или поздно, найду того, кто забрал их жизни. Я понял для себя одну истину, ещё там, в прошлой своей жизни. Не умею прощать боль тех, кто мне дорог. Не умею и не могу, и, быть может, не хочу. Но ещё я знаю, что больше не хочу жить одной только ненавистью. Это медленно и неотвратимо убивает.