В паутине греха

Глава 4

Однако наутро Эмму покинули ночные сомнения. Стояла ясная, почти летняя погода, впереди был уик-энд, предвещавший блаженство, свободу и отдых в одиночестве. Она торопливо оделась, натянув для утренней грязной работы джинсы в пятнах краски и повязав голову яркой косынкой.

Она слишком замешкалась за завтраком, слушая мистера Миллза, который рассказывал анекдоты, и очнулась от довольно резкого напоминания о своих обязанностях: за ней прислали из питомника сказать, что ветеринар уже приехал и ждет.

— Господи! Я совершенно забыла, что он должен приехать! — воскликнула Эмма, вскакивая из-за стола и испуганно посмотрев на себя в зеркало. Да, такой вид вряд ли мог бы дать правильное представление о ее чистоплотности и трудолюбии спервого же взгляда, но переодеваться было некогда, и она бегом помчалась из дома по опрятным, ухоженным лужайкам.

«Грейнджер… — вспоминала она на бегу. — Такой умный и современный… мисс Миллз в него влюблена… или не влюблена?» Эмма перешла с бега на шаг, вошла во двор псарни и увидела, что Айрин разговаривает с высоким мужчиной: Эмма увидела лишь его спину. Что-то в этой фигуре показалось ей знакомым, а может быть, просто твидовый пиджак напомнил ей оком-то, но когда человек повернулся, Эмма застыла на месте.

— О нет! — вырвалось у нее, а Айрин, очевидно полагая, что их следует представить друг другу, сказала:

— Это мистер Грейнджер, наш ветеринар, а это миссКлей, новая старшая работница.

— Мы уже встречались с мисс Клей. Извините, чтоя приехал слишком рано, но у меня сегодня много визитов, так что давайте сразу же приступим.

Эмма поздоровалась, стараясь сохранять достоинство, насколько это было возможно, и задумалась, следуетли подать ему руку; но он уже нагнулся за своимсаквояжем — он был явно озабочен лишь тем, чтобыкак можно скорее покончить с прививками и уехать.

Эммамолча прошла вслед за ним в душевую. Одногоза другим она брала щенков у подносившей их Айрини крепко держала на столе. Мэриан называла его по фамилии, но однажды она упомянула его имя… Глядя, как он умело и бережно делает прививки, Эмма вспомнила их первую встречу. Когда он осматривал ее плечо, она подумала, что он врач, но ей никогда и в голову не приходило, что он может оказаться деревенским ветеринаром — мужчина в элегантном костюме, с апломбом горожанина. Совершенно нет никакой причины чувствовать себя обманутой, думала она, только потому, что он не вписывается в привычный ей образ старого деревенского ветеринара. Надо полагать, он может себе позволить и хорошо одеваться, и иметь дорогую машину, если у него много таких клиентов, как Мэриан Миллз. И все же ее не покидало легкое разочарование.

— Я не похож на ветеринара, вы об этом подумали? — вдруг спросил он, как будто прочтя ее мысли.

Она вздрогнула, щенок дернулся у нее в руках и заскулил.

— Держите его крепче, пожалуйста. Я не хочу сломать иглу, — резко сказал ветеринар, и Эмма почувствовала себя бестолковой девчонкой.

— Отлично! — сказал он, разделавшись с последним щенком, и принялся укладывать саквояж. — Они все крепыши, думаю, у вас не будет проблем, но, если вдруг появится реакция на прививку, подержите их в тепле, легкая диета, и, конечно, сразу же сообщите мне. Ну, в общем, вам не стоит напоминать эти азы, так ведь? Как я понял, у вас за плечами многолетний опыт.

— Если быть точной, то два года. Я не преувеличивала, — ответила она, слишком буквально поняв его, а он застегнул портфель и теперь стоял, глядя на нее сверху вниз, приподняв одну бровь.

— Отчего вы такая колючая? — довольно мягко спросил он.

— Оттого, что в вашем присутствии я чувствую себя неумехой, — быстро ответила она. — К тому же вы застали меня врасплох. Почему вы раньше не сказали, кто вы такой?

— Не похоже, чтобы вас это интересовало. Вы больше были озабочены тем, чтобы поставить меня на место и убедить в моей некомпетентности в области собаководства.

Она заметила, как в его глазах засверкали искорки, но ей было не до смеха.

— Вы же сами начали разговор на эту тему, — ответила она. — У вас здорово получается выводить меня из равновесия.

— Неужели? Наверное, вы действуете на мое мужское самолюбие. Ваши колючки появляются всегда так неожиданно.

— Ну, если вас это утешит, могу сказать, что в вашем присутствии с моим самолюбием тоже что-то происходит. Вы пробуждаете во мне самые дурные качества.

— Ну-ну, мисс Клей! Вам не кажется, что наше непродолжительное знакомство не дает оснований для столь категоричных выводов?

Было непонятно — продолжает он шутливую беседу или старается намекнуть на то, что Эмма зашла слишком далеко, но она почувствовала, что краска заливает ее лицо.

— Извините, — сказала она, переходя на официальный тон. — Я отнимаю у вас время пустой болтовней. У вас есть еще какие-нибудь указания, мистер Грейнджер? Что-нибудь передать мисс Миллз?

Смеющиеся морщинки снова собрались в уголкахего ярко-голубых глаз, но ответил он довольно сурово:

— Нет, больше ничего. Через две недели я приеду для повторной прививки, если не понадоблюсь раньше. А это у вас новая форма рабочей одежды?

Он с любопытством смотрел на ее джинсы и небрежно повязанную косынку, и до нее вдруг дошло, что вид ее явно не соответствует занимаемой должности. Эмма вынуждена была признаться себе, что темноволосый незнакомец и на этот раз не получил возможности по достоинству оценить ее очарование.

— Я собиралась заняться грязной работой, главным образом с креозотом. Я совершенно забыла, что вы должны были приехать сегодня.

— Обидно, ведь я же говорил вам, что мы встретимся снова, — заметил он, а она подумала: не стоит ему напоминать, что тогда она понятия не имела, кто он такой, иначе он с присущей ему самоуверенностью снисходительно заявит, что в таком случае может ее извинить.

— Ну а теперь извините, спешу, у меня много работы, — сказал он, снова переходя на нейтральный тон. — Какие-нибудь еще вопросы ко мне есть?

Эмма немного поколебалась, не желая слишком затягивать его визит, поскольку видела, что он действительно торопится.

— Знаете, еще Корри, но не думаю, что вы сможете что-нибудь сделать, — ответила она.

— Корри? А, этот пожилой джентльмен в крайнем вольере. Боюсь, что против старости ничего не сделаешь, ее надо просто уважать и прощать маленькие слабости, присущие этому возрасту. Но давайте посмотрим его. — Он поднял свой саквояж и вышел во двор.

Айрин уже ждала его, держа Корри на поводке, и торопливо сказала, прежде чем Эмма успела открыть рот:

— Пожалуйста, сделайте что-нибудь для Корри, мистер Грейнджер. Он грустит, ничего не ест. Если он не поправится, прежде чем вернется мисс Миллз, она скажет, чтобы его усыпили, а я этого не перенесу.

В глазах у девушки стояли слезы, она неловким движением вытерла глаза, а Эмма была тронута тем, как внимательно и терпеливо слушал Макс Грейнджер это бессвязное повторение того, что Эмма выслушала вчера. Возможно, он и разделял мнение Мэриан относительно невысоких умственных способностей Айрин, но сейчас он отнесся к ней очень мягко и доброжелательно.

Он подошел к собаке, тщательно осмотрел ее, и на его ласковое обращение Корри откликнулся так, как отзывался только Мэриан; когда осмотр был закончен, потрепал Айрин по плечу и сказал, что волноваться не о чем. Он оставит пилюли для повышения аппетита и ампулу с лекарством, чтобы Эмма могла, если понадобится, сделать укол, но собака обязательно снова будет в порядке, как только вернется хозяйка, для его тринадцатилетнего возраста никаких особых отклонений у Корри нет, разве что несколько притупилось зрение и появились небольшие ревматические изменения в суставах.

— Пока мисс Миллз нет, попытайтесь взять его в дом, — сказал он. — Если пес снова почувствует, что он кому-то нужен, это может ему помочь.

— Они так быстро теряют форму, — беспокойно сказала Айрин. — Она только и ждет, чтобы избавиться от него и освободить место для кого-нибудь другого. Старые собаки тоже заслужили отдых, если они больше не нужны, их тоже надо отправлять на пенсию.

Она судорожно сглотнула, а Эмма, которой тоже хотелось заплакать, торопливо сказала:

— Все в порядке, Айрин. Мистер Грейнджср оставил мне кое-что для Корри. Отведи его обратно, посиди и поговори с ним немножко.

Девушка ушла, уводя за собой пса, который понуро брел, постукивая по камням двора длинными от старости когтями. Ветеринар проводил их взглядом, и взгляд этот был полон сострадания, что казалось странным для его обычно бесстрастного, высокомерного лица. Эмма сказала, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучало профессиональное равнодушие:

— Айрин очень любит этого пса. Она недостаточно долго проработала с животными, чтобы научиться философски относиться к подобным вещам.

— А вы научились?

— Я проработала достаточно долго, чтобы усвоить, что бессмысленно противостоять мнению тех, на кого работаешь.

Он повернулся, посмотрел на нее, и, когда заговорил снова, в его голосе не было привычной добродушной насмешливости.

— Похоже, вам эта работа подходит не больше, чем этой бедной девочке. Почему такие девушки, как вы, работают не покладая рук, вкладывая в дело всю душу почти без всякой надежды получить хоть что-то взамен? Что это — жажда самопожертвования или просто желание блеснуть на выставке, побыть в центре внимания, разделить радость победы?

— Вы, мистер Грейнджер, скептически относитесь к выставкам, как я недавно поняла, но в них есть нечто большее, чем просто борьба за призовые места.

— Я не отношусь к выставкам скептически, просто считаю, что некоторые преувеличивают их значение и готовы перегрызть горло конкуренту в борьбе за первое место. Когда людей охватывает эта лихорадка, они не в состоянии уже заниматься всерьез вопросами улучшения породы, а начинают стремиться только к тому, чтобы получить животных определенного экстерьера. Но, возможно, у меня предвзятое мнение на этот счет. Я больше занимаюсь лечением больных животных, чем подготовкой здоровых на их звездном пути. Ну а теперь, когда я снова ввел вас в смущение своими еретическими взглядами, я, пожалуй, пойду. Передайте мисс Миллз, когда она вернется, что я нашел все здесь в наилучшем виде, в том числе и деятельность ее новой сотрудницы, несмотря на некоторое несоответствие занимаемой должности.

— Вы сами меня рекомендовали, — напомнила Эмма, несколько ошеломленная столь откровенным высказыванием, а он довольно сдержанно улыбнулся и поднял свой саквояж.

— Я тогда знал вас хуже, чем теперь, — напомнил он, а Эмма снова возразила:

— Вы и теперь совсем меня не знаете, мистер Грейнджер.

— Ну, это можно поправить. Когда у вас выходной? Впрочем, не будем сейчас говорить об этом, мне кажется, вам больше хочется меня ударить, чем назначить мне свидание. Так что до встречи. — И он поспешил уехать, а Эмма остаток утра заколачивала гвозди и красила с такой энергией, что к ленчу была уже совершенно без сил, зато душа начала понемногу успокаиваться.

В воскресенье Эмма решила пойти на прогулку по окрестностям и выяснить, что сталось с их старым домом. С собой она взяла Флайта.

Девушка вывела пса из вольера, отстегнула поводок и перелезла через ограду в поле.

— Ко мне, мальчик! Ко мне, мой хороший! — позвала она Флайта и побежала.

Когда показалось деревня, Эмма увидела, что тропинка, по которой она шла, заканчивается у дороги. В одну сторону дорога вела к шоссе, в другую — сбегала вниз по холму и, постепенно сужаясь, спускалась в ложбину. Что-то вдруг смутно мелькнуло в памяти у Эммы.

Спускаясь с холма, она встретила рабочего и так неуверенно спросила его, правильно ли она идет к Плоуверс-Фарм, что даже сама удивилась, когда он ответил:

— Прямо и за мостом налево.

Ей казалось, что это сказка наяву — не то, что дом действительно существует, об этом-то она знала, а то, что она так просто нашла к нему дорогу. Перейдя по узкому скрипучему мостику крохотную речушку, она остановилась в раздумье. Отсюда ей была видна калитка с табличкой, но сам дом был скрыт большим медным буком. А что, если он пуст, состарился, обветшал или его вообще снесли и построили что-нибудь другое, современное… разве не глупо рисковать быть разочарованной и стоит ли менять мечту на реальность? Флайт, однако, решил дело более прозаичным способом — он заметил бродившую неподалеку курицу и погнался за ней, вбежав в открытую калитку и испортив аккуратную клумбу во дворе. Эмме ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним, моля Бога, чтобы рассерженный хозяин не появился раньше, чем она успеет поймать Флайта и увести его.

Пристегнув поводок к ошейнику пса и не переставая укорять его за неподобающее поведение, Эмма бросила осторожный взгляд в сторону дома, радуясь, что никто не появился, но, как только она повернулась, чтобы улизнуть, на крыльце появился мужчина — без пиджака, в жилете, за ним — собака. Он посмотрел на Эмму и сказал:

— Не хотите ли войти, мисс Клей? Я ждал вас.

Когда она поняла, кто это, ее удивление сменилось досадой. До чего же ей не повезло, сердито подумала Эмма, что мистер Макс Грейнджер явился именно сюда с профессиональным визитом как раз в тот момент, когда ей вздумалось снова отыскать свой старый дом, и теперь стал свидетелем ее вторжения в частные владения. К тому же она невольно причинила ущерб чужому имуществу. Он шел по тропинке навстречу ей, и Эмма мимоходом отметила, что сейчас вид у него довольно неофициальный — рукава рубашки закатаны, на шее вместо галстука — небрежно повязанный платок. Сеттер, который, очевидно, был его пациентом, лениво посмотрел в сторону Флайта и зарычал, а Эмма, единственным желанием которой было уйти, прежде чем к неприятностям сегодняшнего дня добавится еще что-нибудь, поспешно сказала:

— Я лучше пойду. Я пришла просто посмотреть, понимаете… а Флайт погнался за курицей, но с ней все в порядке. Как вы думаете, мистер Грейнджер, мне стоит войти и извиниться за клумбу, или, может быть, вы передадите мои извинения? Я не знакома с этими людьми.

— С какими людьми?

— С людьми, которые теперь здесь живут.

— Вы знакомы со мной. А я, кажется, уже пригласил вас в дом.

С минуту она в недоумении смотрела на него.

— Вы хотите сказать, что в Плоуверс-Фарм живете вы? — спросила она и сразу же заметила искорки, засветившиеся в его глазах.

— Да, я здесь живу. Я же говорю, я ждал, что вы ко мне зайдете.

— Мне бы в голову не пришло заходить в гости к совершенно незнакомым людям просто потому, что когда-то я здесь жила. Почему вы сразу не сказали мне, когда я спрашивала вас, знаете ли вы это место? Вам, похоже, нравятся тайны.

— Не скажу, чтобы особенно, но когда человек хочет набраться смелости, чтобы снова встретиться с полузабытой мечтой, вся прелесть заключается в том, чтобы он без посторонней помощи нашел дорогу, и я не хотел лишать вас этого удовольствия, — ответил он, и, как ни странно, Эмме показалось, что она знакома с ним давным-давно.

— Как хорошо, что вы это понимаете, — благодарно сказала она, — но почему вы говорите о смелости, словно вернуться в прошлое может оказаться опасным?

— Потому что иногда именно так и происходит. То, что человек встречает через столько лет, может оказаться совсем не похожим на то, что сохранилось в его памяти. И тогда он рискует потерять свои иллюзии.

— Мне это не грозит, — сказала она, с любопытством глядя через его плечо на старый дом под крышей из аккуратно подстриженной соломы. — Я помню так мало. Не помню даже, какой была моя мать, когда она умерла, так что я не испытываю особенной ностальгии к этим местам. Но мне кажется, отец был счастлив здесь, он так часто вспоминал Плоуверс-Фарм и деревню, что в некотором смысле у меня всегда было ощущение, что здесь мои родные места. Я потому и откликнулась тогда на объявление, что это показалось мне чем-то вроде указания свыше.

— Судьба могла сыграть с вами злую шутку, окажись вы у меня под колесами, — сурово ответил он, но закончить нравоучение достойным образом ему помешал Флайт, слишком бурно выражавший восторг по поводу того, что узнал его.

— А вас, — не менее сурово ответила Эмма, — могли бы привлечь к уголовной ответственности за убийство, что тоже пагубно отразилось бы на вашей практике.

— Плохо было бы и то и другое. Какой же вы все еще ребенок, Эмма Пенелопа! Входите, осмотрите дом и освежите ваши детские воспоминания.

Он бесцеремонно взял ее за плечи, приглашая пройти вместе с ним к дому. Этот дружеский жест, как и то, что он назвал ее по имени, не показался ей неуместным, и, входя в дом, в котором когда-то родилась, она не испытывала никаких иных чувств, кроме любопытства. Дом был довольно живописный, в нем было много комнат, соединявшихся друг с другом, как это обычно бывает в домах такого типа, которые поначалу строятся как небольшие коттеджи, а потом обрастают многочисленными пристройками. Эмма помнила очень мало, но дом показался ей до странного знакомым.

— Самое отчетливое воспоминание моего детства — то, что балки в доме где-то на недосягаемой высоте, а теперь я могу коснуться их, стоит только протянуть руку. Когда человек становится взрослым, кажется, что окружающие его вещи уменьшаются в размере.

— Обычное заблуждение, которое либо заставляет человека снизить уровень своего «я», либо компенсировать недостаток оного, — сказал он. — В моем же случае это всего лишь напоминание, чтобы я не забывал пригибать голову в наиболее опасных местах, иначе я рискую выбить себе мозги.

— Вы живете здесь один? — спросила Эмма, сама не понимая, отчего она решила, что он не женат. Она вдруг поймала на себе его насмешливый взгляд и отвернулась.

— Да, исключая разве бесценную миссис Мопп, которая является сюда каждый день и приводит в порядок и дом, и меня, — сказал он.

— Я думала, что вы практикуете в Чоуде, — сказала Эмма, надеясь, что он не догадывается о других ее сокровенных мыслях, а он остановился и принялся снова раскуривать погасшую трубку.

— Так и есть. Мои партнеры вместе с женами занимают большую часть громадного дома, в котором располагается наша лечебница, но лично я предпочитаю жить подальше от места работы, — сказал он. — К тому же неплохо иметь запасное помещение для собак за пределами города на случай эпидемии. Кстати, именно из-за старой псарни вашего отца я и купил эту ферму. Не хотите ли освежить ваши воспоминания?

Он проводил ее во двор, где конюшни и другие подсобные помещения были перестроены под вольеры и площадки для выгула собак, и она вдруг вспомнила, как это все выглядело раньше. Здесь все осталось по-прежнему. Коровник с яслями, пустые загоны с полками для сушки сыра, переделанная под кухню маленькая сыроварня, оборудование которой почему-то пугало ее в детстве, — все напоминало о прошлом, хотя сейчас вольеры были пусты.

Он довольно рассеянно наблюдал, как она везде заглядывает, слушал ее восклицания и думал, что она выглядит такой молоденькой в своем розовом ситцевом платьице, с голыми ногами, поцарапанными и перепачканными травой, в ее волосах играют солнечные лучи… Молоденькой и очаровательной и, пожалуй, какой-то непривычно трогательной.

— Ну а теперь, когда вы воскресили свои воспоминания и удовлетворили любопытство, предлагаю вернуться в дом, и я угощу вас шерри, — решительно предложил он, и девушка быстро взглянула на него, внезапно осознав, что, возможно, с его точки зрения, ее энтузиазм выглядит чересчур назойливо, если не сказать глупо.

— Спасибо, не стоит, мистер Грейнджер. Я прекрасно сознаю, что самым бессовестным образом вломилась к вам в выходной день, и в любом случае мне пора, — сказала она.

— Глупости! — отрезал он и снисходительно похлопал ее по плечу, — вы придаете чересчур большое значение субординации, мисс Клей. Ваши хозяева имеют что-нибудь против того, чтобы у вас установились дружеские отношения с их знакомыми?

Она не совсем его поняла, но ей вдруг подумалось: не является ли его последнее замечание туманным намеком на симпатии к нему со стороны Мэриан?

— Разумеется, нет, тем более что приглашение на стаканчик шерри вряд ли можно расценить как тесную дружбу, — неуверенно ответила она, а он улыбнулся ей в ответ, явно с удовольствием наблюдая смущение, которое выдавал вспыхнувший на щеках девушки румянец.

— Я с вами согласен, так что не сердитесь, пожалуйста, и будьте снисходительны к одинокому человеку. Не так уж часто ко мне приходят гости, — сказал он, подталкивая ее к дому, а она ответила с затаенным лукавством:

— Держу пари, что вы не так уж и часто приглашаете гостей.

Он засмеялся, но не ответил, а когда они вернулись в дом и он налил шерри в красивые хрустальные стаканы из такого же графина, сказал:

— Знаете, вы правы. Я ценю одиночество, мне хочется побыть одному, когда я возвращаюсь сюда, подальше от больных животных и их хозяев, подчас изрядно уступающих своим питомцам в интеллекте. Мне кажется, что у вас тоже есть такая потребность, поскольку и вы все время находитесь среди людей — и во время работы, и после нее.

— Да, — ответила она, — очень хорошо, когда есть возможность побыть в одиночестве, но вы-то можете прийти домой и запереть дверь.

Он оперся о спинку стула, стоявшего у окна, и, подняв стакан, сказал:

— Вы правы, но я бы не стал запираться от вас, Эмма Пенелопа, если вас это хоть немного утешит.

Она быстро взглянула на него из-под опущенных ресниц, не вполне уверенная, как ей следует реагировать на его слова, но затем ответила примерно в том же духе, в каком говорила с Мэриан, когда пыталась противостоять ее нападкам:

— Не думаю, чтобы вам понравилось, если бы я восприняла ваши слова буквально и стала бы врываться к вам, когда мне вздумается, но все равно спасибо.

— Как знать? — ответил он.

Конечно, знать она ничего не знала, у нее лишь сложилось о нем определенное впечатление, после того как она познакомилась с ним на профессиональном поприще, но сейчас она не была уверена в том, насколько оно верно.

— Как бы там ни было, я не собираюсь запрещать вам приходить в ваш старый дом, — продолжал настаивать он, когда она не ответила, и на этот раз она поняла, что он смеется над ней.

— Не воображайте, что меня мучает чувство ностальгии или хотя бы сожаления по дому, который я едва помню, мне просто было любопытно, — решительно сказала она. — Как давно вы здесь живете?

— Года два или три. После вашего отца здесь сменилось несколько хозяев.

— Так я и подумала. А почему вы решили стать ветеринаром, мистер Грейнджер?

— По ряду причин, которые в юности казались мне воплощением важнейших жизненных принципов, а на самом деле происходили по большей части от детской жестокости и гипертрофированного чувства собственного «я». Мне, знаете ли, на роду было написано заниматься медициной.

— В самом деле? В тот день, когда мы встретились впервые, я подумала, что вы врач. Мне никогда бы в голову не пришло, что вы ветеринар. Что же заставило вас остановить свой выбор на животных?

— Просто смена мировоззрения. В то время я сильно недолюбливал человечество и счел животных более достойными применения моих познаний, поскольку они бессловесны. Я, видите ли, поссорился со своим отцом, а поскольку он счел само собой разумеющимся, что я должен быть благодарен ему за помощь в продвижении к вершинам, я, разумеется, избрал иное поприще.

— Ваш отец был врачом?

— Мой отец и сейчас модный специалист с Гарлей-стрит, известный превосходным обхождением. Однажды в насмешку он сказал мне, что если я так уж пекусь о социальных добродетелях, то могу начать работать ветеринаром где-нибудь в провинции, и я поймал его на слове. Мой отец действительно изрядный сноб как в социальном, так и в профессиональном плане.

— Так вы просто хотели ему досадить?..

— Нет, смешное вы дитя! Я не был настолько ребенком. Были и другие соображения. Давайте я вам налью еще шерри, и поговорим о вещах более простых и актуальных. Как чувствует себя старый пес?

— Лучше, когда его берут в дом, — ответила Эмма, — но он по-прежнему плохо ест. Должно быть, вспоминает то время, когда был единственным, потому что при первой же возможности ложится у двери спальни Мэриан и не трогается с места, пока его не уводят силой.

— Хм-м… ну что же, постарайтесь убедить ее взять старика к себе, когда она вернется. Физически он в целом здоров, за исключением суставов и ухудшения зрения. Он воспрянет духом, если снова почувствует, что его любят.

Эмма вздохнула. Шансов убедить Мэриан изменить свое мнение было очень немного, не она не стала просить Макса помочь ей.

— А почему вы выбрали такой способ зарабатывать на жизнь? — вдруг спросил он.

Он, конечно, услышал ее вздох и, вероятно, понял, что она боролась с желанием попросить его вмешаться.

— Вы действительно любите собак, с которыми работаете, не так ли?

— Ни один человек не станет долго заниматься работой, которая ему не нравится, — сказала она, довольно искусно избежав прямого ответа.

— Вам, возможно, действительно кое-что нравится в этой работе, но вы мне не ответили.

— Разве? — У нее был озадаченный вид.

— Именно. Я хотел сказать, что, если вам они действительно небезразличны, такая работа должна приносить больше сердечных мук, чем удовольствия.

Она посмотрела через окно на Флайта и сеттера, которые бегали по лужайке, и вспомнила о предупреждении миссис Холлис.

— Возможно, если позволить эмоциям взять верх над здравым смыслом, — ответила она, надеясь, что это звучит по-прежнему практично и спокойно.

— А с вами этого, разумеется, никогда не случается, — сказал он, снова скрываясь за привычной маской снисходительности.

Она медленно перевела взгляд на собеседника, увидела насмешливое выражение его лица и ответила совершенно откровенно и с горечью:

— Я стараюсь, чтобы этого не случалось, но иногда поддаюсь своим чувствам в самый неподходящий момент, и это осложняет мне жизнь.

— В самом деле?

— Я хочу сказать, по отношению к некоторым собакам. Вдруг находится животное, к которому начинаешь испытывать особую симпатию без всякой, казалось бы, причины, в него просто влюбляешься и отдаешь ему всю душу. Вот такая собака, как Флайт, например. Посмотрите на него! У него все задатки чемпиона, и к тому же он — личность!

Он посмотрел туда, куда показала Эмма, — на овчарку, великолепные линии тела которой с удивительной четкостью вырисовывались на фоне неба — от гордо посаженной головы до стройных лап.

— Да, — сказал он, — я понимаю, что вы имеете в виду. Вы снова влюблены в своего питомца, и так будет всегда.

— Мэриан… мисс… почти пообещала отдать его мне, не регистрируя этого официально разумеется, — сказала она, а потом торопливо добавила: — Это было что-то вроде взятки, когда я заколебалась, соглашаться ли мне на эту работу.

У него поднялась одна бровь.

— Так вы колебались, Эмма Пенелопа? Интересно знать, почему? В то утро, когда мы с вами случайно встретились, мне показалось, что вам срочно нужна работа.

— Я сама не знаю, — нахмурившись, проговорила она, — возможно, это из-за контраста между дорогим оборудованием и совершенно непрофессиональным подходом к делу. Но мне очень понравился мистер Миллз, и, конечно, я сразу же влюбилась в Флайта, в него невозможно не влюбиться с первого взгляда. И он сам, и предложение мисс Миллз относительно него показались мне просто сказкой…

— И сделали Мэриан Миллз главным камнем преткновения. Помнится, вы были о ней не особенно лестного мнения.

— Да, но… тогда я только слышала какие-то сплетни, а времени на знакомство с богатыми любителями у меня не было.

— Почему же вы все-таки приняли это предложение?

— Мне кажется, из-за Холли.

— Холли?

— Мисс Холлис, у которой я тогда работала. Ей показалось, что мне пора выбраться в люди и немного пожить в роскоши.

— Понятно. И как, мечты о роскоши стали реальностью?

— Конечно. Разве вы сами не говорили мне, что это будет тепленькое местечко?

— Совершенно справедливо, хотя мне не кажется, что это ответ на мой вопрос. Мне начинает казаться, что вы из числа тех непредсказуемых молодых особ, которых невозможно отнести к какой-то определенной категории.

— Стало быть, вы, мистер Грейнджер, имеете привычку классифицировать людей по категориям, приклеивать ярлыки и раскладывать их по полочкам так же, как собачьи истории болезни?

— Ну, я не до такой степени бюрократ, мисс Клей, — сказал он, передразнивая ее подчеркнутую педантичность. — Я лишь тонко намекал, что не следует особенно рассчитывать на исполнение некоторых экстравагантных обещаний, например относительно Флайта. Я бы не хотел, чтобы вы огорчились, когда рухнут ваши надежды на нечто недостижимое.

— Спасибо, я постараюсь это запомнить. А теперь мне действительно пора. Нужно еще покормить собак.

Он больше не предложил задержаться и проводил ее до калитки. Зазвонили к вечерне колокола деревенской церкви, довершая иллюзорную картину возвращения к тишине и надежности отчего дома, и Эмма, охваченная внезапным приступом ностальгии, обернулась, чтобы еще раз взглянуть на дом.

— Все-таки есть о чем пожалеть? А может быть, даже есть в чем обвинить того, кто посягнул на этот дом? — спросил Макс, снова скептически приподняв одну бровь, а она резким движением отбросила назад волосы, чувствуя, что ему не терпится избавиться от ее присутствия.

— Нисколько, — ответила она, — я могу полюбить ваш дом, не испытывая при этом к вам лично никаких враждебных чувств, мистер Грейнджер. Большое спасибо за шерри.

— Похоже, вы очень легко влюбляетесь, мисс Клей. Это может войти в привычку, — довольно бессердечно заметил он, и теперь ей захотелось только одного — как можно скорее оказаться подальше отсюда.

— Этого не случится, — холодно ответила она, позвала Флайта и, выбежав из калитки, пробежала через мост, так больше и не оглянувшись назад.