Карен уже втащила свою корзину с бельем на заднее крыльцо, когда увидела рубашку Гордона, висящую над раковиной. В конце недели они разговаривали с матерью, и она знала, что Эми собиралась на вечер с бывшими одноклассниками, однако зрелище этой части мужского парадного костюма поразило ее. Подозревая, что владелец рубашки мог провести здесь ночь, Карен на цыпочках отправилась было восвояси, но затем все-таки решила оставить матери записку о том, что она позвонит позже и приедет со своим бельем в более подходящий момент.
Внимательно всмотревшись через дверное стекло, Карен удостоверилась, что в кухне никого нет, и вошла внутрь, чтобы найти карандаш и бумагу. Когда она заметила мать, сидящую в одиночестве в патио, то попыталась припомнить, не видела ли она какую-нибудь машину, припаркованную около дома, и, поскольку никакой машины не было, она подумала, что кавалер, вероятно, уехал домой.
– Как прошел вчерашний вечер? – спросила она, входя.
Устыдившись того, что дочь увидела ее слезы, Эми торопливо смахнула их:
– Боюсь, что никак, да так и должно было быть.
– Ты что, плакала?
Карен отодвинула стул и села возле покрытого стеклом столика.
Эми расположилась на стуле, возложив ноги на другой. Внушительный воскресный выпуск «Лос-Анджелес таймс» непрочитанным валялся на стуле, а рядом остывала чашка коричного чая.
– Поверь мне, на то была основательная причина.
Карен уговорила мать рассказать обо всем и задумчиво кивала, пока Эми описывала одну из самых памятных вечеринок, которые когда-либо имели место в «Риц Карлтоне».
– А ты не преувеличиваешь? – задохнулась от изумления Карен. – Что, действительно была драка?
– Я думала, что полицейские увезут всех нас в «воронке».
Карен тоже положила ноги на стул.
– Ну, тогда бы ты позвонила мне, и я приехала бы в участок вызволять тебя, хотя даже представить себе не могу, как за это приняться.
– Я тоже, но подожди, дальше было еще хуже. Стук открываемой и закрываемой задней двери предупредил Эми о новом визитере, и в следующий момент к ним присоединилась ее младшая дочь Джоанна.
– Привет, дорогая.
– Как вечеринка?
Карен уступила стул сестре.
– Все было замечательно, пока не началась заварушка, но лучше сядь и послушай. Мама только что приступила к наиболее интересной части.
– Какая заварушка? Мама, о чем она говорит? Обе девушки были похожи на своего отца, только Джоанна не унаследовала кудрявых волос Стива. Во время работы она собирала свои длинные волосы в узел, а в свободное время распускала их по плечам. Как и Карен, она была одета в джинсы и вязаный свитер, так что, если бы не разные прически, сестер легко можно было бы принять за близнецов.
Эми кратко повторила то, что она рассказала Карен, затем сделала паузу:
– Не думаю, что мне следует продолжать. Ни один эксперт не рекомендует родителям посвящать детей в подробности своей личной жизни.
Джоанна застонала:
– Мама, мы уже взрослые, и тебе больше не требуются советы доктора Спока. Что бы ты ни сделала, тебе не удастся ни запятнать себя в наших глазах, ни вдохновить нас на ведение беспорядочного образа жизни. Карен сказала, что это наиболее интересная часть, поэтому не думай, что ты отделаешься, пока не представишь нам все в деталях.
Эми отпила глоток остывшего чая. К сожалению, чтобы восстановить спокойствие, ей требовалось намного больше, чем просто чашка чаю.
Она посмотрела на дочерей. Обе были милыми молодыми женщинами, в которых чувствовалось больше опыта и знания мужчин, чем у нее.
– Вы правы, – наконец согласилась она. – Мне пригодится ваш совет.
Она рассказала им о столкновении с Гордоном, но опустила наиболее деликатные подробности о волосках на его груди и о его восхитительных поцелуях.
– Я сказала, что мы недостаточно близко знакомы, чтобы спать вместе. Он все еще похож на свою фотографию из выпускного альбома, но последний раз мы виделись тридцать пять лет назад. Почему-то у него возникло ошибочное впечатление, что я обвиняю его в обмане, в самозванстве, и он в бешенстве уехал домой.
– Нет, – возразила Джоанна. – Он уехал потому, что ты отказалась спать с ним: Ты нанесла его мужскому самолюбию глубокую рану, а мужчины просто не могут переносить подобные вещи.
Карен подалась вперед:
– Нет, подожди-ка. Это не совсем верно. Обрати внимание, что он прореагировал именно на слова о самозванстве. Возможно, ты была не так уж далека от истины, и, даже если он действительно тот человек, за которого себя выдает, в нем может оказаться что-нибудь подозрительное. Где он живет?
– В фамильном доме в Пасадине. Я точно не знаю, где именно.
– Эта загадка легкоразрешима. – Карен прошла в дом и вернулась с телефонной книгой. – Как его фамилия?
– Эшбах, Гордон Эшбах.
Джоанна скорчила гримасу:
– Прямо как персонаж из Маппет-шоу.
Карен ударила ногой по ножке ее стула:
– Замолчи. Давай-ка поищем Эшбаха. А, вот он. Живет на Хиллкрест-авеню. Вот это да! Интересно, там есть хоть что-нибудь, что стоит меньше миллиона?
Джоанну разобрало любопытство, и выражение ее лица смягчилось:
– Какая у него машина?
– «Мерседес» четыреста пятьдесят SL.
Карен присвистнула:
– Где же он работает?
– Он сказал, что занимается теоретической физикой в Лаборатории реактивного движения.
– Вот видишь! Это такое занятие, в котором, по его мнению, ты ничего не смыслишь и поэтому не станешь его расспрашивать. Но это легко проверить, – заверила Джоанна свою мать. – Просто позвони туда завтра и спроси его.
Эми в задумчивости пожала плечами:
– Мне нечего ему сказать.
– А тебе и не надо говорить с ним, – надавила Джоанна. – Просто позови его и подожди, соединят ли тебя с его секретарем. Если так и будет, повесь трубку, но если тебе скажут, что никогда о нем не слышали, то станет ясно, что его история выдумана.
– Подожди минутку, – сказала Карен. – А как быть с его рубашкой? Ты собираешься ее возвращать?
– Да. Раз уж ты открыла нужную страницу, запиши, пожалуйста, для меня его адрес, и я отошлю рубашку по почте.
Карен пошла в дом за бумагой и ручкой, но после того, как она переписала адрес Гордона, ею завладела другая мысль:
– Я знаю, что все мы болезненно относимся к таким вещам после горького опыта с Биллом Данхэмом, но разве нельзя допустить, что этот парень именно так хорош, как тебе показалось сначала, и что ваша глупая ссора – лишь результат недоразумения?
– Да нет тут никакого недоразумения, – снова возразила Джоанна. – Просто она сказала «нет», а он и взорвался. Это же элементарно. Тебе, вероятно, никогда не приходилось отшивать парней, но…
Карен шутливо толкнула сестру:
– Ты хочешь сказать, что я потаскушка? Я не так уж часто говорила «да», и многие парни вставали на дыбы, когда было затронуто их достоинство. Это, конечно, мальчишество, но ведь этот тип – твой ровесник, мама?
– Да, как, впрочем, и Билл, так что мудрость и порядочность от возраста не зависят.
– Если он физик, то не может быть глупым.
– Если он действительно физик, – предостерегла Джоанна. – Нет, я бы сказала, что его поведение не имеет оправданий. Мне кажется, ты уличила его в какой-то лжи, мама, и он смылся, чтобы не подвергаться риску быть разоблаченным.
– Ты рассуждаешь, как параноик, – заявила Карен.
– На то есть чертовски веская причина, – парировала Джоанна. – Мама одинока и представляет из себя легкую мишень. Я не хочу, чтобы ее муж номер три был похож на мужа номер два.
Эми удивили рассуждения дочерей. Несмотря на их внешнее сходство, их взгляды во многом не совпадали. Карен была жизнерадостной, любила смеяться и шутить, в то время как Джоанна проявляла больше осторожности. Эми где-то читала, что первый ребенок в семье обычно более серьезный, а второй – более открытый и общительный, но в случае с ее дочерьми дело обстояло наоборот.
Конечно, Джоанне был всего год, когда погиб Стив, и она не помнила его веселый смех, наполнявший первые три года жизни Карен. Если бы не дочки, Эми вряд ли пережила бы смерть мужа; но она знала, что маленькая Джоанна страдает из-за того, что ее мать убита горем, хотя Карен в свои три года отдавала сестренке все, что могла.
Карен закрыла телефонную книгу.
– Что говорит тебе твой инстинкт, мама?
Эми задумчиво прикусила нижнюю губу:
– Он с самого начала заставил меня нервничать, поскольку признался, что был сильно мной увлечен. Он возвращался к этому на протяжении всего вечера. Похоже, я была «девушкой его мечты», а я совершенно ничего о нем не помню.
– Ну ты и хитрюга, мама! – воскликнула Карен. – Нечего и сомневаться, что ты произвела на него впечатление. Твое красное платье великолепно. Можно я как-нибудь позаимствую его?
– И куда же тебя в нем поведет Роджер? – спросила Джоанна с кривой усмешкой.
– Роджер – это уже история, – ответила Карен. – Я решила последовать твоему примеру и отныне буду встречаться только с докторами. Только вот я намерена ограничиться неженатыми.
– Карен! – прикрикнула Эми, но, увидев, как побледнела Джоанна, она испугалась, что Карен вовсе не шутит. – Ты что, встречаешься с женатым мужчиной, Джоанна?
В глазах Джоанны появился слабый намек на подступающие слезы, но она покачала головой:
– Нет, однако у меня был такой соблазн. Единственная моя ошибка – это то, что я рассказала обо всем Карен.
Эми повернулась к Карен:
– Я думала, ты не способна предать доверие сестры.
– Да я и не предавала! – клятвенно заверила Карен. – Это была просто шутка, и я прошу прощенья, если она оказалась неудачной. Я никогда ничего не сказала бы, если бы Джоанна действительно встречалась с кем-то. Сейчас достаточно трудно найти интересного человека. Но мы обе прекрасно знаем, что женатый мужчина – это отрава. Если он способен обманывать свою жену ради нас, значит, он с таким же успехом будет обманывать нас ради другой женщины, а никому из нас не нужны подобные огорчения.
– Твоя сестра права, Джоанна.
– Я знаю, – кивнула та, – тем более, что в его истории нет ничего нового. По его словам, хотя они с женой и учились в медицинской школе, но их интеллекты совершенно не совпадают. Она достала его своей глупостью, однако он чувствует, что должен остаться ей верным. Мы просто болтали, я даже не дала ему себя поцеловать. Не стану утверждать, что мне не было лестно, но я сказала ему, чтобы он позвонил мне, когда разведется. Как я слышала, он по-прежнему при своей жене и встречается с кем-то из медсестер. Это приводит меня в бешенство. Женщины должны поддерживать друг друга. Если никто из нас не будет спать с женатым человеком, многие мужчины смогут наконец разобраться со своими семейными проблемами.
– Ты чертовски права, – согласилась Карен. – Женщины не должны предавать друг друга, поэтому берегись, если я когда-нибудь застану тебя с Роджером.
– Мне почудилось, будто ты сказала, что он уже «история»?
– Да, я так сказала.
Испугавшись продолжения бесконечной саги о Роджере, Эми поднялась на ноги:
– Пойдемте в дом. Наделаем оладий, и тогда вы получите возможность поделиться друг с другом тем, что же произошло с Роджером на этой неделе.
Карен взяла телефонную книгу, а Джоанна – «Таймс»:
– Честно говоря, мама, в последнее время он был настоящим ослом.
– Ну а какой мужчина им не был? – вмешалась Джоанна.
– Дамы, дамы, пожалуйста, – предостерегла Эми. – Немногие мужчины так же ужасны, как мы, женщины.
Прежде чем начать печь оладьи, Эми положила адрес Гордона на стол в кабинете. Возможно, это будет более хлопотно, но если ее предварительное расследование покажет, что он тот, за кого себя выдает, она соберет все свое мужество и вернет ему рубашку лично.
Сьюзан проснулась в объятиях Кейси. Когда она тихонько попыталась изменить позу, он в ответ прижал ее еще крепче.
– Кейси? – прошептала она, но он продолжал крепко спать.
Понимая, что он все еще не оправился после вчерашнего, Сьюзан решила подождать, пока он сам не повернется так, чтобы ей удалось встать с кровати, не потревожив его.
Прошлым вечером она приготовила ему ванну и положила в нее пенных кристаллов, стараясь сделать эту процедуру более приятной для него, однако оставила его в одиночестве, чтобы заварить травяного чаю. Она велела Кейси выпить чашку чаю и принять аспирин, прежде чем лечь в постель. Но самой сложной задачей Сьюзан было убедить его в том, что она вовсе не возражает, если они не будут заниматься любовью, поскольку он чувствует себя недостаточно хорошо для этого. Ей приятно просто прижаться к нему и также приятно проснуться рядом с ним.
Джек был ранней пташкой, и, несмотря на долгое замужество, Сьюзан вряд ли просыпалась в его объятиях больше чем полдюжины раз. Иногда она сильно переживала из-за этого, потому что она считала это еще одним отказом среди остальных. Она подняла руку и запустила пальцы в волосы Кейси. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые, лаская женщину, получают от этого не меньшее удовольствие, чем она сама. И в отличие от Джека он не станет отталкивать ее руку, когда она потянется к нему.
Сьюзан взглянула на часы, стоявшие на тумбочке, и удивилась, так как они показывали почти полдень. Она совсем проснулась, но ленивая теплота не покидала ее, делая совсем непривлекательной перспективу вставать. Закрыв глаза, она наслаждалась объятиями Кейси. Он был таким родным и милым, и она очень надеялась, что, проснувшись, он будет чувствовать себя так же хорошо, как и прежде.
Спустя несколько минут автомобильный гудок, донесшийся с улицы, разбудил Кейси. Он приоткрыл один глаз, узнал яркие цвета спальни Сьюзан, увидел роскошную мягкость ее груди возле своей руки и удовлетворенно вздохнул. Все его тело ныло от полученных накануне ударов, но явная физическая боль не могла изгнать радостного выражения с его лица.
– Кейси?
– Ммм?
– Отпусти меня, милый, и я встану.
– Останься.
Сьюзан нежно обняла его:
– Я хочу приготовить что-нибудь на завтрак. Ты будешь есть вафли?
– Я лучше съем тебя.
Сьюзан рассмеялась вместе с ним:
– Да, это восхитительная идея, но думаю, что тебе лучше подождать до тех пор, пока не заживет твоя губа.
Кейси провел языком по нижней губе и поморщился, обнаружив припухшую выпуклость на месте раны. «Наверное, нужно было зашить, – подумал он, – но я никогда не согласился бы на это».
– Ты права. Дашь мне талон на повторное посещение?
– Заполненный на паре кружевных чулок?
– Очень подходяще.
Сьюзан могла бы еще долго лежать в обнимку с Кейси, но тут в его желудке громко заурчало, и это побудило ее повторить просьбу:
– Пусти меня.
Кейси неохотно повиновался. Лениво потянувшись, чтобы определить степень своих страданий, и найдя их значительными, он подпер рукой голову:
– Мне нравится просыпаться рядом с тобой. На Сьюзан была прозрачная ночная рубашка в цветочек, и она потянулась за халатом.
– Это так чудесно – просыпаться вместе, правда?
Кудри Сьюзан находились в страшном беспорядке, но Кейси подумал, что она выглядит совершенно пленительно.
– Если мы позволим себе подумать об этом, то держу пари, что нам придет в голову заниматься этим все время.
Сьюзан завязала кушак халата:
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы мы жили вместе, то могли бы просыпаться рядом каждое утро. В наши дни это вполне обычное дело, по крайней мере, так я слышал. – Теперь, когда предмет был затронут, Кейси почувствовал вдохновение. – Я бы пригласил тебя переехать ко мне, но у тебя слишком много вещей и они не уместятся в моем доме. Я думаю, что мог бы сдать свой дом в аренду, и этих денег хватило бы на мой вклад за дом и на расходы. Что скажешь?
Даже весь избитый, Кейси выглядел привлекательно, но Сьюзан покачала головой:
– Я тоже люблю просыпаться с тобой, Кейси, но, по статистике совместное проживание до брака скорее увеличивает, чем уменьшает шансы на развод, а я не намерена еще раз получать травму, связанную с разводом. Так что спасибо, но нет. А теперь согласен ли ты отведать вафли?
То, что такая восхитительно женственная особа способна быть столь рассудительной, потрясло Кейси. Он постарался напомнить себе, что она, кроме всего прочего, уважаемый профессор, но это совсем не утешило его.
– Я знаю, что ты антрополог, поэтому меня вовсе не удивляют твои ссылки на статистику, но разве чувства не значат для тебя больше, чем какие-то там проценты в чьих-то подсчетах?
Сьюзан задержалась на пороге:
– Когда я упомянула, что не хочу еще раз проходить через ужас развода, я говорила именно о моих чувствах. Извини меня, пожалуйста, я хочу заняться завтраком.
Кейси был просто ошарашен. После развода он встречался со многими женщинами, и с большинством из них гораздо дольше, чем со Сьюзан, однако еще никогда он не хотел жить вместе с кем-нибудь из них. А Сьюзан не только не поблагодарила его за предложение, но даже не сказала, что польщена! Он отбросил одеяла и попытался покинуть постель с тем же изяществом, что и Сьюзан, но напряженные мускулы рук и ног выразили ему мучительный протест. Кейси уселся обратно на край кровати и постарался отдышаться.
– Черт возьми, Сьюзан, – пожаловался он, хотя и знал, что она слишком далеко, чтобы услышать эти слова.
Она замочила его рубашку, поэтому он надел пиджак и брюки и прошел в ванну. В первую же ночь, когда он остался здесь, Сьюзан положила для него новую зубную щетку и пачку бритв «Бик». Тогда он оценил ее заботливый жест, но теперь ему подумалось, что она могла держать это наготове для кого-то, кого отвергла раньше. Может быть, она вовсе и не рассчитывала именно на него.
Чистка зубов оказалась настоящей проблемой из-за сильно распухшей нижней губы, а когда Кейси начал бриться, то обнаружились синяки, о существовании которых он и не подозревал. Он потратил на свой туалет много времени, так как действовал медленно, стараясь быть осторожным и к тому же мучаясь от подозрения, что Сьюзан вовсе не потеряла из-за него голову, как это случилось с ним. Зато когда все процедуры были наконец закончены, выяснилось, что Кейси выглядит наилучшим при данных обстоятельствах образом. В бардачке его машины имелась запасная пара очков, но у него не хватило бы сил сходить за ними. Опасаясь показаться в испорченных очках похожим на клоуна, он оставил их в спальне.
– А я хотела принести тебе завтрак в постель, – сказала ему Сьюзан, когда он спустился к ней в кухню.
– Это очень мило с твоей стороны, но я думаю, что мне лучше поехать в поликлинику. – Тем не менее, вместо того, чтобы остаться на ногах, он проскользнул на то место за кухонным столом, которое теперь считал своим. – Мы можем, по крайней мере, обсудить это, Сьюзан?
Сьюзан стянула волосы на затылке резинкой, чтобы они не мешали ей готовить, но все еще была в ночной рубашке и халате:
– Ведь ты говоришь не о вафлях, правда?
Опасаясь, что из его губы сочится кровь, Кейси взял салфетку и вытер рот:
– Ты же знаешь, что нет. Я понимаю, что мы знакомы всего неделю, но, черт возьми, либо люди нравятся друг другу с самого начала, либо нет. Я знаю или, во всяком случае, ты дала мне все основания верить, что ты так же сильно увлеклась мной, как и я увлекся тобой.
Сьюзан положила масло в вафельницу и опустила крышку. Из-за разбитой губы слова Кейси звучали невнятно, но она отлично его поняла.
– Мне пятьдесят два, Кейси. Я слишком стара, чтобы играть в эти игры.
– Господи! Ты вовсе не стара! С такими великолепными рыжими волосами ты выглядишь едва ли на сорок.
– Это только потому, что ты не надел очки. – Сьюзан не осмеливалась отвести взгляд от вафель: первая у нее всегда подгорала. В ее глазах появились слезы, но она покачала головой: – Ответ будет отрицательным.
– Ну и что дальше? Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, конечно, нет.
Она приподняла крышку, чтобы взглянуть на краешек вафли, но он все еще был скорее сливочно-белым, нежели золотисто-коричневым.
– Что ж, значит, мне следует быть благодарным хотя бы за то, что меня здесь рады накормить завтраком.
– Не дуйся. Это совершенно не украшает мужчин.
Застигнутый врасплох столь неожиданным упреком, Кейси опустил голову на руки. Он терял Сьюзан, если это уже не произошло:
– Мне очень жаль, – промямлил он. – Я не хотел давить на тебя.
– Может, мне попросить у тебя прощения? О, проклятье!
Кейси поднял глаза:
– Что-то не так?
– Вафля опять пригорела. – Сьюзан выкинула ее в раковину и налила побольше масла на раскаленную поверхность вафельницы. – Мне всегда приходится выбрасывать первую, зато остальные получаются на славу.
– Дело не в тебе. Плохо продумана рабочая поверхность. Я принесу тебе другую вафельницу. Сьюзан, даже если ты не желаешь говорить о совместном проживании, то что ты думаешь о браке?
– Ты имеешь в виду брак вообще?
– Нет, только то, что относится к нам с тобой. Я пытаюсь сделать тебе предложение. Сьюзан медленно обернулась:
– Ты не это имел в виду.
Кейси хотел улыбнуться в доказательство того, что именно таковы были его намерения, но плохо преуспел в этом из-за треснувшей губы. Он поднес ко рту салфетку, и она тут же пропиталась кровью.
– О, Господи!
Сьюзан выключила вафельницу:
– Сиди спокойно, я пойду накину на себя что-нибудь и отвезу тебя в отделение скорой помощи, пока ты не истек кровью.
– Значит, нет?
– Вот, возьми это. Сейчас не время говорить о браке или о чем-нибудь еще.
Она поцеловала его в макушку и выбежала из кухни.
Это, по мнению Кейси, было уже что-то определенное, и этого оказалось достаточно, чтобы спасти его от обморока перед теперь уже неминуемой процедурой накладывания швов.
Кэрол протянула руку к Мэтту, но почувствовала лишь прохладу простыни и медленно приподнялась. Увидев, что он сидит на полу, опираясь на ножку кровати, она поползла к нему через скомканные покрывала. Мэтт надел брюки и сидел, обнимая лежащую у него на коленях подушку так, словно это был огромный плюшевый медведь. Она поцеловала его в обнаженное плечо и взъерошила его мягкие серебристые кудри. Это прикосновение, как она и ожидала, принесло ей взрыв удовольствия.
– Доброе утро.
– Уже день. Кэрол зевнула:
– Правда? Ну, это меня не удивляет. Сделать завтрак?
– Нет, нам надо поговорить.
Он продолжал пристально глядеть на задний двор через французские окна, и Кэрол, встревоженная тем, что он не повернул к ней лицо, вскарабкалась на краешек кровати.
– Подожди минутку. Я еще не смыла вечерний макияж и не собираюсь обсуждать что-либо, когда выгляжу, как енот.
– А что ты думаешь о том, как я выгляжу? Он слегка повернулся, и Кэрол содрогнулась:
– Кажется, мы недостаточно долго держали мясо на твоем глазу.
Она взяла шелковый розовый халат и прошла в ванную комнату. Ее напугала серьезность настроения Мэтта, и она торопливо смыла остатки туши для ресниц, умылась и причесалась. Затем быстро наложила легкий слой румян, блеск для губ и подкрасила ресницы, что, как она надеялась, могло сойти за естественную красоту.
Вернувшись в спальню, Кэрол уселась рядом с Мэттом на полу. Изящно скрестив ноги, она почувствовала, что готова взглянуть ему в лицо.
– После этой ночи, – начала она, улыбаясь, – я не могу представить себе, что ты еще собираешься сказать.
Мэтт проснулся достаточно рано, чтобы подготовиться к разговору, но нежная прелесть Кэрол ужасно путала его мысли:
– Я должен извиниться за то, что повез тебя в фургоне, это во-первых. Я был просто невыносим, не говоря уже о комментариях по поводу переносных туалетов.
Решив, что это единственная причина его душевного мучения, Кэрол испытала огромное облегчение.
– Я признаюсь тебе, что и сама временами была невыносима, но, как я уже сказала, после этой ночи все должно быть забыто и прощено.
Мэтт на мгновение прикрыл глаза и сжал подушку еще крепче:
– То, что случилось прошлой ночью, вероятно, мог бы очень точно описать какой-нибудь поэт, но у меня таких слов нет. Все, что я знаю наверняка, это то, что я чувствую сейчас. – Он взглянул на нее. – Это красивый дом, Кэрол, и он выглядит, как демонстрационная комната Этана Аллена. Все, от расцветок до дизайна, так же безупречно, как и ты сама.
– Что ж, спасибо.
– Пожалуйста, не перебивай меня, дай мне закончить.
Кэрол вовсе не понравилось его короткое замечание, но она постаралась скрыть свои чувства. Он сделал ей комплимент, и она поблагодарила его. По ее мнению, ее не за что было упрекать.
– Ты красивая женщина, с дорогими привычками, из тех, которые одеваются в платья, расшитые блестками, а по субботним вечерам пьют вино и обедают с мужчиной, одетым в собственный смокинг и сидящим в собственном лимузине. Вчера я впервые надел смокинг со времен свадьбы сына, и, по-моему, мне вообще не стоило его надевать. Я не могу не думать, что тебе нравится во мне то, чего у меня вовсе и нет. Я человек нереспектабельный, не сделавший престижной карьеры. Хирурга-кардиолога, например, или деятеля искусства. Черт, очень трудно придумать работу менее престижную, чем работа водопроводчика.
Было время, когда Кэрол переживала из-за рода занятий Мэтта, но это давно ушло в прошлое.
– Мэтт…
Он поднял руку:
– Пожалуйста, дай мне закончить. Нам было так хорошо в этой постели, что я никогда об этом не забуду. Но я не хочу пытаться выдать то, что связало нас чисто физически, за нечто большее. Мне просто хотелось бы поцеловать тебя на прощание и уйти, пока никто из нас не утратил иллюзий и не почувствовал горечи от такого странного союза.
Кэрол пристально смотрела на него.
– Не стоит, мистер Тренерри. Вы не выйдете отсюда, как некий благородно жертвующий собой крестьянин, которому известно, что они с принцессой слишком разные люди, чтобы жить счастливо и дальше. Я тоже хочу сказать свое слово, и мне кажется, что вы просто прячетесь за ваш проклятый переносной туалет. Скажите, что вы чувствуете ко мне, а не объясняйте, почему вы думаете, будто мы неподходящая пара, если прошлая ночь показала обратное.
– Это был всего лишь секс, Кэрол, – мягко возразил Мэтт. – И не пытайся увидеть в этом что-то большее.
Кэрол вскочила на ноги.
– Лжец! Я не позволю тебе называть «всего лишь сексом» то, что было лучшей ночью в моей жизни и что, по твоим же словам, достойно пера поэта. Это было чертовски намного большее, и как раз это-то тебя и пугает, не так ли? Да, я обладаю чутьем к оформлению интерьера и одеваюсь в стильные вещи, которые, кстати, покупаю со скидкой, но все это ничего не значит!
Мэтт бросил подушку на кровать и встал лицом к ней:
– Я не хотел, чтобы все вышло так безобразно.
– Еще одна отвратительная ложь! – выпалила в ответ Кэрол. – У тебя есть ясный выбор: решиться на что-то особенное вместе со мной или соскользнуть обратно в ужасающую пропасть, откуда ты явился. Я думала, что у тебя больше мужества. Ты доказал это прошлым вечером. Что же случилось с тобой сегодня?
Мэтт подобрал рубашку, пиджак, сунул в карман носки и надел на босые ноги взятые напрокат ботинки. Потрясенный самым сильным эмоциональным конфликтом в своей жизни, он, не говоря ни слова, направился к двери. Он все еще чертовски плохо видел правым глазом, но по воскресным дням в городе было такое слабое движение, что он не боялся сбить кого-нибудь по пути домой. Ему трудно было представить себе, чем он займется, вернувшись домой, но также трудно было разделить свои мучения с Кэрол.
Кэрол не проводила его до двери и даже не бросила ему вслед колкие эпитеты. Она просто села обратно на кровать и оплакала счастливую жизнь, которая могла бы сложиться у них с Мэттом, если бы только он захотел.
– Ну почему он не хочет этого? – всхлипывала она, и даже целый поток слез Не мог смыть с ее души боль потери.
Когда Кейси вызвали, медсестра велела Сьюзан оставаться в комнате ожидания. Она ерзала в неудобном пластиковом кресле и жалела, что не взяла с собой что-нибудь почитать, потому что ей определенно нужно было отвлечься. Решив, что в больнице должен быть журнальный киоск, Сьюзан предприняла торопливую вылазку и вернулась с очередным выпуском «Ньюсуик», стараясь не думать о неожиданном предложении Кейси.
День уже клонился к вечеру, когда она привезла Кейси обратно к себе и немедленно уложила в постель после затяжного приступа тошноты и с дюжиной швов на нижней губе. И тут оказалось, что ей не так-то просто игнорировать его вопрос. Она вышла наружу, чтобы поработать во дворике. Прополка сорняков всегда помогала Сьюзан сосредоточиться на решении проблем, и она поняла, что необходимо найти способ изящно отклонить предложение Кейси, при этом не задев его чувств до такой степени, чтобы он не захотел больше видеть ее.
Когда выяснилось, что целых три охапки одуванчиков не помогли прояснить ее сознание, не говоря уже о принятии решения, Сьюзан вернулась в дом и позвонила Кэрол:
– Ты можешь найти предлог и приехать завтра в Сан-Марино, чтобы вместе со мной съесть ленч у «Жюльенн»? Я позвоню и Эми, если ты приедешь. Мне очень нужен ваш совет, Кэрол. Кейси попросил меня выйти за него замуж, и я не знаю, что ответить.
То, что Кейси сделал предложение Сьюзан в то время, как Мэтт покинул ее, вконец подкосило Кэрол, но они со Сьюзан слишком много лет были подругами, чтобы она могла отказать ей.
– Я собираюсь взять завтра выходной, – ответила она. – Как насчет того, чтобы встретиться без четверти двенадцать?
– Отлично. Я позвоню Эми. До завтра.
– Чао.
Когда зазвонил телефон, Кэрол охватила глупая надежда, что Мэтт передумал и звонит ей, чтобы попросить прощения.
– Черта с два он позвонит, – прошептала она.
Он ушел навсегда, и она никогда не поймет, почему он решил, что расставание с ним не вызовет у нее ничего другого, кроме прилива благодарности.