Полгода спустя.
Мариса нежно обняла свой округлый живот обеими руками и посмотрела тревожно на Каа-Тсетту:
— Мое дитя в порядке?
Ведьма-целительница убрала в холщовый мешок деревянную трубочку, которой прослушивала живот госпожи, и принялась тщательно умывать маленькие, прочерченные голубыми венками руки:
— Тебе не о чем беспокоиться, у тебя будет настоящий боец.
— Это будет мальчик? Точно? Я могу сказать супругу?
— Говори, говори, — ведьма махнула рукой. — Только не болтай больно много, а то наглотаешься воздуха, и будут газы — у тебя и у твоего дитя. А еще не забывай пить отвар, который я дала тебе. В нем столько силы и полезных трав, что ты будешь бодра и весела до самых родов.
— Я буду пить его утром и вечером, — кивнула Мариса.
— В следующий раз зови меня через два месяца, — наказала целительница.
— Да, Каа-Тсетта, — беременная женщина покорно склонила голову. — Мою благодарность невозможно описать словами…
— И не нужно. Ты дала мне щедрое вознаграждение — этого достаточно. Да пребудут с тобой Каллиста и Эрон и все боги нашего мира, — на прощание Каа-Тсетта положила сухую, похожую на паучью лапку, ладонь на живот будущей матери, прошептала что-то на своем языке — Мариса не разобрала ни слова, — и уже через мгновение точно испарилась из роскошных господских покоев. Только тканевая шторка возле постели колыхнулась, да остался едкий шлейф ее неповторимого запаха: смеси лесных ароматов, рыбьей требухи и кошачьих испражнений.
Когда ведьма ушла, Мариса несколько минут лежала на постели, поглаживая задумчиво свой большой округлый живот. Тот рос с каждым днем, и сердце женщины было преисполнено радости и восхищения. Чувства, которые она испытывала много лет назад, в свою первую беременность, были давно забыты и запечатаны болью воспоминаний от смерти сына, так что теперь она ощущала себя так, словно собиралась стать матерью в первый раз.
— Исмин! — позвала она наконец свою личную рабыню. Ответа не последовало. — Исмин! — Мариса крикнула громче и приподнялась на постели, оперевшись о перину обеими ладонями. Еще через мгновение слева мелькнула тень, шторка снова колыхнулась, и перед ней возникла Кера. Девушка выглядела взволнованно, щеки у нее розовели, дыхание сбилось. Мариса посмотрела на нее недоверчиво: — А ты что здесь делаешь? Разве ты не должна собираться к этому… своему… как его?
— К господину Литию, — напомнила Кера. Она не верила, что госпожа не может запомнить это имя, но каждый раз вынуждена была называть его, снова и снова, снова и снова. — Я отправляюсь к нему сегодня поздно вечером, и у меня все готово для отъезда. А пока я полностью к вашим услугам, госпожа.
— Неужели? — насмешливо хмыкнула Мариса. Иметь двух личных рабынь было для нее весьма утомительно. Иногда она раздражалась, когда звала на помощь одну девушку, а появлялась другая. И сейчас ей было бы приятнее видеть Исмин, о чем она и сообщила Кере: — А где моя вторая рабыня? Я звала ее! Куда она запропастилась? Она нужна мне!
— О, она пошла на рынок за медом… За тем самым, помните? Светлым и тягучим, который вам так нравится. Она знакома с продавцом, и он продает ей самый лучший и свежий мед.
Это было почти правдой: Исмин действительно недавно вернулась с рынка и привезла целый воз с двумя десятками кувшинов меда. Мед в этом доме использовали часто: его добавляли в чай и вино, заправляли фруктовые салаты, обмазывали курицу перед тем, как поставить в раскаленную печь, лечили ушибы и порезы бойцов, отправляли подарочными кувшинами в другие господские дома, наливали в бассейны для утех… Сейчас Исмин была уже на вилле, но Кера не должна была говорить госпоже, где именно.
— Мед! — Мариса словно очнулась. — Конечно, мед! Я должна сообщить господину радостную новость… У нас будет сын! Позови же его сюда скорее! Ох, нет… сначала помоги мне встать!
Исмин окунула указательный палец в кувшин с медом и потом поднесла ладонь к лицу Арвора, чтобы измазать его губы тягучей янтарной сладостью. Арвор наблюдал молча, лежа на звериной шкуре, обнаженный и горячий после нескольких минут страстной любви, что они позволили себе, осмелев, прямо посреди дня, пока большинство бойцов были в бане, господин — в городе на деловой встрече с кем-то из патеров, а госпожа принимала ведьму-целительницу.
После Исмин наклонилась и поцеловала его, жадно слизывая медовый вкус, скользя языком между его губ, сталкиваясь зубами в горячем порыве.
Арвор тоже окунул палец в мед и провел по тонким бровям возлюбленной, тут же сцеловывая янтарную субстанцию, по мочкам ее ушей, по шее и груди… Исмин выгнула спину, готовая снова предаться любви, отдать всю себя во власть любимого мужчины, но в этот момент в дверь отчаянно заколотили кулаком, и они с Арвором одновременно вскочили, пытаясь прикрыться. Неловким движением локтя Арвор задел кувшин с медом, и тот с грохотом разбился. Содержимое тут же янтарной лужей расползлось по земляному полу.
— Сумасшедшие! Госпожа ищет тебя! — влетевшая в камеру Кера тут же сунула в руки Исмин голубое платье, чтобы та поскорее одевалась. — А тебя ищет хозяин! — рыкнула она в сторону Арвора. — Быстрее, быстрее!
— Что, господин уже вернулся? — Арвор лихорадочно принялся натягивать набедренную повязку. Кера повернулась к нему спиной, чтобы не видеть обнаженного мужского тела.
— Что надо госпоже? — встревожено спросила Исмин.
— У госпожи будет сын, — сообщила ей подруга. — Господин собирается устроить праздник для всех патеров и господ города.
Но с праздником не задалось. О его устройстве даже не успели никому сообщить.
Тем же вечером, когда Кера уже покинула виллу в закрытой повозке, посланной Литием, два охранника вышли во двор закрыть на ночь ворота на дополнительный засов, и вдруг услышали, как кто-то отчаянно ломится внутрь, стуча кулаками и скребя ногтями по ржавому металлу.
— Кто там? — спросил один из мужчин, и его громкий голос разрезал тишину внутреннего двора.
— Впустите, во имя Эрона! Впустите! — раздалось приглушенно с противоположной стороны. — Осенняя лихорадка в городе! Лихорадка!
Охранник отпрянул от ворот:
— Закрываем! Закрываем на все засовы!
Другие охранники тут же ринулись выполнять приказ.
Спустя полчаса ворота были забаррикадированы тремя старыми повозками, вытащенными из сарая, на стене по всей ее длине выставлены часовые, а несколько тайных ходов замурованы. На вилле воцарились хаос и паника, утихомирить которые удалось только господину, который собрал всех бойцов, охранников и рабов во внутреннем дворе и выступил перед ними, стоя на балконе. Его супруга осталась внутри дома, в своих покоях. Ей нельзя было волноваться, тем более что доступ к докторам и ведьме-целительнице был теперь перекрыт на неопределенный срок. С ней осталась Исмин.
— Мы никогда не знаем, придет она в нынешнем году или нет! — громогласно начал свою речь господин Марсилий, и разномастная толпа, тревожно шептавшаяся под балконом, замолчала и обратилась в слух. — Мы никогда не знаем, погибнет ли кто-то из наших родных, друзей, знакомых, или Багровая Смерть обойдет наши семьи стороной! Мы никогда не знаем, излечимся мы или умрем, если случится заболеть! Но одно мы знаем точно: осенняя лихорадка беспощадна, ей все равно — патер ты или последний раб, богат ты или беден! Перед этой бедой мы все равны… И я обещаю защищать вас, пока болезнь не покинет наши края! Никто не выйдет за пределы нашего поместья — и никто не войдет в эти ворота! Помните: у нас достаточно запасов, чтобы продержаться на вилле, не выходя в город, до начала зимы! К тому времени лихорадка закончится. Нам нужно только дождаться зимы и первого снега…
Кто-то из рабов мрачно смотрел в землю, помня, как в прошлые разы лихорадка отбирала у них близких людей, кто-то разразился овациями, поддерживая хозяина, но большинство были покорны и молчаливы. Сроки возможного начала осенней лихорадки в этом году уже прошли — все были уверены, что беда миновала, но вот… Багровая Смерть явилась по их души.
Люди были напуганы. Они косились друг на друга, боясь увидеть в соседях признаки начинающейся болезни — холодный пот, багровые пятна на коже, расширенные зрачки и хриплый кашель, — но пока, кажется, все выглядели здоровыми. Чтобы понять, заразился ли кто-то из присутствующих, когда выходил в город, требовалось до трех дней… Только после этого можно было спокойно выдохнуть и объявить, что на территории поместья заразы нет.