Глава 2

Элоиза решила провести почти все воскресенье в постели. Гильда накормила ее сначала завтраком, а потом обедом.

Она искусно приготовила телятину. Элоиза нашла, что мясо довольно нежное, и попросила добавки.

Теперь она сидела в кровати, необыкновенно красивая, и сгорала от желания поговорить.

— Я рада, что тебе хорошо спалось, — сказала Гильда. — Ты, видимо, очень устала, раз спала так долго.

Элоиза рассмеялась:

— Ты бы тоже долго проспала, если бы приняла накануне ложечку лауданума.

Гильда остолбенела.

— Настойка опия?«— воскликнула она. — Ты знаешь, что мама никогда не одобряла, когда доктора прописывали ее папе. Но он страдал ревматизмом и подолгу не мог заснуть.

— Я тоже не могу спать без нее.

Во взгляде Гильды читалось неодобрение.

— Ты, конечно, можешь упрекать меня, но, если бы тебе приходилось танцевать до четырех утра и все время пить шампанское, ты бы тоже не выдержала без снотворного.

Гильда вынуждена была признаться, что ей действительно хотелось бы как-нибудь попасть на бал и протанцевать до утра, но при этом она была абсолютно уверена, что лауданум очень вреден для здоровья.

— Мне кажется, ты бы могла обойтись более безопасным средством, например, выпить на ночь теплого молока. Мама всегда говорила, что мед и молоко…

— Ах, прошу тебя, не начинай! — недовольно перебила Элоиза. — Лучше я тебе расскажу, какой успех я имела на балу у герцогини Бедфорд. Все говорили, что я произвела настоящий фурор! Именно после этого бала на меня обратил внимание маркиз.

Она вновь принялись вспоминать о маркизе.

Гильда не возражала. Ей нравилось слушать, как сестра рассказывает о балах, на которых побывала, повторяет комплименты, которые говорили ей поклонники, описывает платья, которые она покупала. Гильда отметила про себя, что на деньги, потраченные на некоторые наряды, она могла бы безбедно прожить целый год.

Впрочем, Гильда не завидовала сестре — она никогда не была завистливой.

Элоиза была первым ребенком, и это чувствовалось во всем.

Она была старше Гильды на полтора года и настолько хороша собой, что всем казалось, будто это дает ей право требовать всего самого лучшего. Гильда же всегда довольствовалась тем, что оставалось.

— Когда маркиз пообещал мне, — продолжала свой рассказ Элоиза, — устроить в мою честь обед у себя дома на Беркли-сквер, я поняла, что достигла успеха.

— Это тот самый прием, с которого ты сбежала? — уточнила Гильда.

Элоиза кивнула.

— А тебе не кажется, что он рассердится?

— Он будет ревновать, — отозвалась Элоиза. — Будет думать, что я развлекаюсь где-то в другом месте, что я предпочла его обществу кого-то другого. Эта мысль приведет его в бешенство!

Гильда подумала, что неприлично срывать торжество, устроенное в твою честь, но ничего не сказала.

— Дело в том, — продолжала Элоиза, — что маркиз — человек испорченный. У него есть все, о чем только можно мечтать. Ему никогда не отказывала ни одна женщина, чьего расположения он добивался.

Она произнесла это таким тоном, что Гильде невольно пришла в голову мысль, что за этими словами что-то кроется.

Но она не успела ничего спросите», так как Элоиза продолжала:

— Я решила, что самое правильное — делать вид, будто он мне абсолютно безразличен, и что в отличие от других женщин я не преследую его везде и всюду.

Она рассмеялась и добавила:

— Хотя, конечно, на самом деле я именно это и делаю! Я намереваюсь поймать его в свои сети!

— А что потом? — спросила Гильда.

— Потом я стану маркизой Стэвертон, и моим трудностям настанет конец.

— Трудностям? Тебя что-то беспокоит?

— Конечно, беспокоит! — воскликнула Элоиза. — Мне скоро двадцать, ты сама знаешь. Многие девушки моего возраста уже нашли себе подходящие партии.

Она слегка нахмурилась.

— Разумеется, им повезло. У них есть родители, которые устраивают их браки. Так принято в аристократических кругах.

— Но разве… твоя крестная… она не может., найти тебе подходящую партию? — робко поинтересовалась Гильда.

Говоря это, она подумала, что «найти подходящую партию» звучит необыкновенно холодно. Но раз так принято, то для Элоизы это тоже вполне приемлемо.

— Крестная так несообразительна! — зло бросила Элоиза. — В прошлом году я предложила ей свести дружбу с лордом Корнуэллом, чей старший сын оказывал мне всяческие знаки внимания. Так она отказалась, сказала, что, видите ли, не так хорошо знает семью Корнуэллов!

— Я могу ее понять.

— Можешь, потому что ты так же глупа, как она! — взорвалась Элоиза. — И осмелюсь заметить, что мама, будь она жива, и следуя этим принципам, поступила бы не лучшим образом! Нельзя допускать никаких послаблений, когда речь идет о продвижении по общественной лестнице!

Гильда помолчала, а потом спросила:

— Маркизу тоже подыскивают подходящую партию?

— Не сомневаюсь, что многие герцоги, герцогини, графини и графы, у которых есть дочери на вещанье, так или иначе пытаются свести дружбу с маркизом, — ответила Элоиза. — Но, уверена, ему и дела нет до этих простушек. Он сам выберет себе супругу.

— Тогда будем молиться, чтобы свой выбор он остановил на тебе, — сказала Гильда.

— Сейчас мне не молитвы нужны, а изобретательность, — фыркнула Элоиза. — Слава Богу, этого у меня не отнять! Конечно же, маркиз сейчас просто с ума сходит, гадая, где я и с кем!

— Ты скажешь ему, что была здесь?

— Да ты совсем ненормальная! — воскликнула Элоиза. — Я скажу ему, скромно потупив глазки, что прекрасно провела время. В моем голосе будут звучать мягкие, проникновенные нотки. Он подумает, что я встречалась с кем-то из поклонников, и это заставит его ревновать.

Тогда-то он и решится сделать мне предложение!

Элоиза откинулась на подушки, устремила взгляд в потолок и предалась мечтаниям о том блаженном времени, когда она станет маркизой.

Наконец Гильда рискнула нарушить молчание:

— Я, конечно, плохо разбираюсь в таких вещах… но разве маркиз не решит, что с твоей стороны не слишком хорошо, если ты позволяешь себе целоваться с другими мужчинами?

— Если бы никто не хотел добиться моего расположения, он бы счел это довольно странным.

— Конечно, я понимаю, что другие мужчины не могут не восхищаться твоей красотой, но разве ты должна отвечать им взаимностью?

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — возразила Элоиза. — Позволь мне самой решать, как завоевать маркиза. Я знаю, что делаю.

— Да… конечно, — пробормотала Гильда.

Когда подошло время пить чай, Элоиза сочла, что спускаться ей незачем, и велела Гильде принести поднос наверх.

Гильда достала лучший мамин фарфор, накрыла поднос тонкой кружевной салфеткой и разложила хрустящие тосты. Она надеялась, что сестре они понравятся.

Когда они выпили чаю, Гильда обратилась к сестре:

— Мне… нужно кое о чем… попросить тебя, Элоиза.

— О чем же? — насторожилась сестра.

— Если… я приеду в Лондон… ты бы не смогла… помочь мне подыскать какую-нибудь… работу?

Элоиза нахмурилась:

— Ты хочешь приехать в Лондон? Но зачем?

— Я много об этом думала, — сказала Гильда. — Я не могу позволить себе оставаться здесь, у меня совсем нет средств. Если бы я могла где-нибудь заработать… но здесь у меня просто нет такой возможности.

— А почему ты думаешь, что в Лондоне у тебя такая возможность будет? — спросила Элоиза.

Она говорила довольно агрессивно, и Гильде даже показалось, что в глазах сестры она прочитала враждебность.

— Я могла бы… давать уроки детям… или устроиться гувернанткой.

— Гувернанткой? — в ужасе повторила Элоиза.

— Ну… что-то вроде… этого.

— А обо мне ты подумала? Как я буду выглядеть, если все будут знать, что моя сестра — самая обыкновенная служанка! Как это отвратительно!

— Прости… — промолвила Гильда, — я не знала, что это тебя так расстроит.

— Конечно, расстроит! — огрызнулась Элоиза. — Я пользуюсь таким успехом! Я никогда никому не признавалась, что родилась в бедном, обшарпанном доме и что у моего отца не было никаких доходов, кроме солдатского пайка!

Гильда и раньше чувствовала, что сестра стесняется своей семьи. Но теперь, когда она услышала это от самой Элоизы, она крепко сцепила пальцы, чтобы скрыть дрожь в руках.

— Прости, Элоиза, — быстро проговорила она. — Я не хотела тебя расстраивать. Я как-нибудь обойдусь.

Говоря это, она вспомнила, как вчера вечером проверяла свои расходы и пришла к выводу, что прожить на скромную мамину ренту не представляется возможным.

— Если хочешь воспитывать детей, — сказала Элоиза, — устройся воспитательницей здесь!

— Здесь уже есть преподавательница, и если я займу ее место, бедной мисс Крю придется умереть с голоду, — отозвалась Гильда.

Повисло тягостное молчание, после чего Элоиза сказала:

— Говорила я тебе, выходи замуж. Неужели здесь нельзя найти какого-нибудь фермера или преуспевающего коммивояжера, для которого брак с тобой будет большой честью?

Гильда встала с кушетки, на которой сидела, и подошла к окну.

Она стояла так несколько минут отнюдь не из желания насладиться прекрасным видом: она старалась унять подступившие слезы.

Теперь она была полностью уверена, что Элоиза не питает никаких нежных чувств ни к ней, ни к памяти матери.

Сестра полагает, что для Гильды вполне подходит стать фермершей. Даже лучше, чем гувернанткой. Это абсолютно ясно свидетельствовало о том, какие чувства Элоиза на самом деле испытывала к сестре.

Наконец Элоиза сказала:

— Выходит, я должна помочь тебе деньгами. Но я хочу, чтобы ты знала: я нахожу нужду, в которой ты живешь, отвратительной.

— Ничего, Элоиза, — с трудом выдавила Гильда. — Как-нибудь проживу.

Элоиза, казалось, совсем не слушала.

Злоба и неодобрение очень не шли к ее красивому нежному личику. Сейчас она выглядела примерно так же, как в детстве, когда ей не удавалось добиться своего.

— Я знаю, что делать, — произнесла она. — Я буду посылать тебе по двадцать фунтов в год, пока ты не выйдешь замуж. И не выпрашивай большего!

— Я… ничего не выпрашивала!

Гильда пыталась говорить с достоинством, но ее голос дрогнул, и по щекам побежали слезы.

— Я дам тебе денег, — продолжала Элоиза, ничего не замечая, — но только с одним условием: ты не приедешь в Лондон и не будешь ничего у меня требовать.

— Конечно… я понимаю…

— Имей в виду, — продолжала Элоиза, — когда я выйду замуж за маркиза, я не скажу ему, что у меня есть сестра. Я не хочу, чтобы ты когда-либо появлялась на моем горизонте. И к тому же мне вообще не хотелось, чтобы ты говорила кому-нибудь за пределами этой деревни, что мы с тобой состоим в родстве.

— Я сделаю, как ты просишь, Элоиза. Обещаю, — медленно проговорила Гильда. — Но денег твоих я не возьму. После того, что ты только что сказала, я лучше буду мыть полы в чужих домах, чем приму от тебя хоть пенни!

С «этими словами Гильда, хлопнув дверью, выбежала из комнаты. Она ворвалась к себе в спальню, упала на кровать и горько заплакала.

Элоиза была для нее единственным родным человеком, и Гильде казалось, что их связывает теплая сестринская любовь. Теперь она поняла, как сильно было ее заблуждение. Теперь она знала об истинных чувствах Элоизы.

Гильде казалось, что только что она потеряла что-то очень дорогое, и в ее душе останется рана, которую вряд ли удастся залечить.

Она проплакала почти весь вечер.

Когда подошло время ужимать, Гильда заставила себя подняться и пойти на кухню, чтобы приготовить телячий язык, купленный у фермера.

» Л недорого за него возьму, мисс Гильда, — говорил он. — И вам обеим будет чем поужинать «.

Теперь Гильда вспомнила, как сказала фермеру, что у нее гостья, но, к счастью, не объяснила, что это ее сестра.

Она посчитала тогда, что ему это вряд ли будет интересно, да к тому же она только что купила яиц и мяса и спешила домой, чтобы угостить сестру.

Гильда ополоснула лицо холодной водой и спустилась вниз.

Готовя ужин, она думала о том, что скоро подойдет срок уплаты налогов за дом.

» Может быть, я зря отказалась от денег, которые предлагала Элоиза?«— спросила она себя, но, вспомнив о своих корнуэлльских предках, гордо вскинула голову.

Чувство собственного достоинства досталось ей по наследству. Это чувство предки Гильды пронесли сквозь войны и битвы — сначала против норманнов, а потом против феодалов, посягавших на их свободу.

» Я что-нибудь придумаю… я обязательно что-нибудь придумаю «, — убеждала себя Гильда.


Она чувствовала себя весьма неуютно, когда несла поднос с едой в комнату Элоизы. Увидев сестру, та тут же спросила:

— Где ты так долго была? Мне пришлось вставать и самой зажигать свечи!

— Извини, — отозвалась Гильда. — Я готовила ужин, надеюсь, тебе понравится.

— Посмотрим, — безразлично произнесла Элоиза. — А ты случайно не догадалась захватить бутылку красного вина, о которой вчера говорила?

— Ах, прости, — сказала Гильда. — Я совсем забыла. Но, Элоиза, ты уверена, что вино не повредит тебе? Мама всегда говорила, что у женщин от большого количества вина портится цвет лица.

— Мама много глупостей говорила! — воскликнула Элоиза. — В Лондоне я пью довольно много, хотя большинству молодых девушек родители этого не позволяют.

— Тогда почему ты пьешь? — спросила Гильда.

— Во-первых, потому что мне это нравится, — ответила Элоиза. — А во-вторых, от вина поднимается настроение.

— Я слышала, что принц Уэльский пьет довольно много, так же, как и герцог Бекингемский, и другие светские щеголи.

— Да, иногда к концу вечера они бывают до неприличия пьяны, — подтвердила Элоиза. — Но только если не принимают участия в скачках.

— Мне всегда казалось, что настоящий джентльмен должен любить спорт, — заметила Гильда.

— Маркиз именно такой, — сказала Элоиза, возвращаясь к своей излюбленной теме. — Он такой высокий и широкоплечий, ему необходимо постоянно следить за фигурой, чтобы быть готовым к соревнованиям. Все говорят, что ему нет равных в выездке.

— А ты видела, как он берет барьеры?

— Нет, — призналась Элоиза. — Дамы редко посещают тренировки, да и вообще меня это не слишком интересует.

— Неужели? — удивилась Гильда.

— Я, конечно, притворялась, что мне это интересно, — продолжала Элоиза, — но на самом деле мне абсолютно все равно, чем маркиз занимается. Я больше люблю слушать, как он делает мне комплименты и восхищается моей красотой.

Она взяла ручное зеркальце и принялась разглядывать свое отражение.

— Знаешь, Элоиза, сейчас ты похожа на маму, — заметила Гильда. — Она всегда говорила, что мы обе похожи на нее и на нашу бабушку, которая была настоящей красавицей.

— Мне кажется, дальше Корнуэлла о ней никто никогда не слышал, — презрительно бросила Элоиза. — А вот меня называют главной соперницей герцогини Девонширской! Многие даже считают, что я намного красивее!

— Не сомневаюсь, что так оно и есть, — согласилась Гильда.

Когда они закончили ужинать, Элоиза объявила, что хочет спать.

— Мне нужно сегодня как следует выспаться, — объяснила она. — Завтра мне предстоит танцевать почти весь день, я должна выглядеть безупречно.

Она потребовала принести ей новый пеньюар и заставила Гильду накрутить ей волосы на папильотки. Элоиза была очень недовольна, что сестра не так искусна в этом, как ее лондонская камеристка.

— Прости, — сказала Гильда. — Я стараюсь делать все так, как ты мне говоришь, но прежде мне никогда не приходилось этим заниматься.

— Теперь понятно, почему твоя прическа всегда в таком беспорядке!

Тем не менее Элоиза была вынуждена признать, что прежде чем подняться до такого уровня, ее служанка довольно долго обучалась у опытного лондонского парикмахера.

— Конечно, каждый раз, когда я собираюсь на бал, мне вызывают еще специального парикмахера, — похвасталась Элоиза. — Он всегда говорит, что я для него прекрасная реклама, так как другие дамы, видя, как я выгляжу, стараются обращаться только к нему.

Гильда заколола золотые волосы сестры последней шпилькой и спросила:

— Так хорошо?

— Неплохо, — признала Элоиза.

Затем она потребовала надеть ей на голову кружевной чепец, чтобы накрученные локоны ночью не рассыпались.

После этого Элоиза нанесла на лицо крем, который, как она не преминула возвестить, был куплен на Бонд-стрит.

— Крем содержит вытяжку из луковиц ириса, — объяснила она, — благодаря этому кожа сохраняет чистоту и свежесть. Он стоит очень, очень дорого!

— У тебя всегда была прекрасная кожа, — заметила Гильда. — Я не верю, что ирисы или еще что-нибудь в этом роде так уж повлияли на твой цвет лица.

Элоиза рассмеялась.

— Рада, что тебя не слышит крестная, — сказала она. — Она была несколько поражена, получив счет за прошлый месяц, и сказала, что я еще слишком молода, чтобы пользоваться такими средствами.

— По-моему, она полностью права, — кивнула Гильда. — Тебе не нужны никакие лосьоны, кроме свежего воздуха и чистой воды.

Она говорила убежденно, но все же достаточно мягко, чтобы Элоиза не обиделась, и не уехала раздраженной.

» Что бы она ни говорила и как бы меня ни стыдилась, мы все же остаемся сестрами, — убеждала себя Гильда. — Кто знает, может быть, когда-нибудь я всерьез понадоблюсь ей «, — А теперь, — продолжала тем временем Элоиза, — закрой поплотнее ставни. Не хочу, чтобы меня разбудило солнце.

Гильда выполнила ее просьбу, хотя и считала, что просыпаться, когда солнечный свет наполняет комнату, намного приятнее, чем в темноте.

— И последнее, — сказала Элоиза, — принеси мне бутылочку с лауданумом, она стоит на трюмо. Я выпью ложечку.

— Ах, Элоиза, прошу тебя, не надо! — взмолилась Гильда.

— Я хочу спать крепко, — не слушала Элоиза. — Завтра в восемь утра ты меня разбудишь, чтобы я была готова, когда приедет экипаж.

Гильде ничего не оставалось, как принести сестре то, что та требовала. Вид темной жидкости в пузырьке показался ей зловещим.

Элоиза выпила три чайные ложки и сказала:

— Поставь флакон рядом с кроватью. Иногда мне этого бывает недостаточно, тогда я принимаю еще немного.

Гильда сделала так, как велела сестра, и задула свечи.

— Если тебе больше ничего не нужно. — сказала она, — я тебя оставлю. А завтра разбужу тебя в восемь, принесу завтрак и упакую твои вещи.

— Разбуди меня непременно, — подтвердила Элоиза. — Я должна до обеда попасть в Лондон. Уверена, маркиз захочет со мной увидеться.

— Конечно, так и будет.

Гильда взяла подсвечник и направилась к двери.

— Спокойной ночи, Элоиза, — сказала она. — Какие бы чувства ты ни испытывала ко мне, я хочу, чтобы ты знала: мне было очень приятно повидаться с тобой. Я буду молиться, чтобы в жизни у тебя получалось все так, как ты захочешь.

— Так и будет! — твердо сказала Элоиза.

Гильда вышла из спальни и направилась на кухню.

Она вымыла тарелки и приготовила поднос для завтрака.

» Я должна что-нибудь придумать, чтобы сохранить дом, — сказала себе Гильда. — Если у Элоизы будет что-нибудь не так, мне бы хотелось, чтобы она могла приехать сюда жить «.

Почему-то ей казалось, что маркиз не женится на ее сестре, как бы та ни старалась претворить в жизнь свой замысел.

Она часто повила себя на ощущении, что точно знает, что произойдет с тем или иным человеком. Каким бы нереальным и нелогичным ни казалось это предчувствие, через некоторое время выяснялось, что Гильда была права.

Сама она считала, что унаследовала эту способность от корнуэлпьских предков. Мама часто говорила, что корнуэльцы, так же, как и жители Шотландии и Уэльса, были кельтами, а кельтам дар ясновидения присущ испокон веков.

— Я всегда чувствовала, когда твоему отцу грозит опасность, — говорила миссис Уингейт. — Сначала я считала, что это не более чем мое воображение, но позже научилась угадывать даже время и место происшествий.

Затем она продолжала, понизив голос:

— Позже, когда ваш отец возвращался, выяснялось, что в то самое время, когда меня посещало предчувствие, он чудом избегал удара копья туземца или выходил живым из баталии, где погибло много солдат.

Гильда понимала теперь, что ей тоже передался дар ясновидения.

Стоило ей раз увидеть человека, как она могла безошибочно сказать, честен ли он или зол и завистлив.

Она всегда могла отличить правду от лжи.

Но со временем Гильда решила, что лучше не смущать своими предсказаниями других людей.

Теперь, когда Элоиза заговорила о маркизе и о предполагаемом браке, Гильда поняла абсолютно четко: сестру постигнет разочарование, маркиз не женится на ней.

» Нет, я не права… я ошибаюсь «, — говорила она себе, отправляясь спать.

Но уверенность в собственной правоте была так сильна, что она никак не могла заснуть.

Тогда Гильда решила завить себе волосы точно так же, как завивала Элоиза, хотя волосы Гильды вились от природы, тогда как у сестры были всегда прямыми.

» Наверное, утром я буду похожа на швабру «, — подумала она, но решила, что, если причесать волосы так же, как это делает сестра, все будет в порядке.

Внезапно она подумала о необыкновенно красивых нарядах и изящных шляпках, которые носит ее сестра.

Гильде очень захотелось примерить Элоизину шляпку с голубыми перьями, но она была уверена, что сестра не позволит.

Элоиза больше не заводила разговор о двадцати фунтах в год. Было абсолютно очевидно, что она никогда больше не захочет приехать сюда, разве что случится нечто действительно очень серьезное.

Гильде было больно думать о том, что Элоиза желает забыть, что у нее есть сестра.

Но она призвала себя к благоразумию — ведь пытаться изменить что-либо бесполезно.


Гильда проснулась рано и поняла, что у нее впереди еще уйма времени, чтобы приготовить Элоизе завтрак.

Она встала и отправилась вниз — прибраться в гостиной.

Гильда всегда предпочитала сама прибирать гостиную. Ей доставляло удовольствие протирать фарфоровые статуэтки, которые так любила мама.

К тому же она боялась, что энергичная миссис Хьюлет может разбить хрупкий фарфор.

Закончив уборку, Гильда решила, прежде чем готовить завтрак, разбудить Элоизу.

Она поднялась в комнату сестры, тихонько отворила дверь и раздвинула шторы. В комнату хлынули солнечные лучи.

Гильда выглянула в окно и с радостью обнаружила, что на кусте сирени бутонов стало намного больше.

Затем она подошла к кровати сестры. Элоиза спала крепким сном.

Гильда постояла несколько секунд, глядя на сестру. Элоиза была очень хорошенькой и во сне выглядела еще моложе.

На ее устах играла улыбка, кожа была нежной и гладкой.

— Элоиза! — позвала Гильда, но не получила ответа.

Она вновь окликнула сестру, и на этот раз слегка коснулась ее плеча.

Элоиза не реагировала.

— Элоиза, пора вставать! — громко сказала Гильда. — Уже восемь, тебе нужно собираться и ехать в Лондон.

Сестра по-прежнему крепко спала.

Гильда взяла ее за руку — и вздрогнула: рука сестры была холодна как мрамор.

Девушка бросила взгляд на флакон с лауданумом: Элоиза явно выпила еще: ложка была перевернута, а в самом флаконе жидкости осталось совсем немного.

Гильда испугалась.

Она взяла руку сестры в свои и принялась растирать, надеясь этим вырвать ее из забытья.

— Элоиза, проснись! Проснись! — кричала она.

Сестра не отвечала, рука оставалась безжизненной.

» Она холодна, как смерть!«— в ужасе подумала Гильда, взяла сестру за плечи и принялась трясти, что было сил. Голова Элоизы безжизненно, как у тряпичной куклы, склонилась набок.

Гильда отказывалась верить тому, что было уже очевидно: ее сестра умерла.

Соседи часто приглашали ее маму к больным, и та брала Гильду с собой, так что девочке доводилось видеть умерших.

Гильда еще раз попыталась нащупать пульс — и не смогла.

В деревне не было доктора. Значит, подумала Гильда, придется послать за врачом в ближайший городок, а это отсюда милях в пяти.

Семейный доктор, которого Гильда знала с детства, состарился, и ему на смену прислали другого.

За визит придется платить, и все это будет напрасно, ничего нового врач не сможет сказать. Она уже и так все знает: сестра умерла от передозировки лауданума.

Гильда решила подождать возвращения миссис Хьюлет и поспать за викарием, но вспомнила, что викарий в отъезде, и будет не раньше чем через три недели.

А значит, о похоронах придется договариваться со священником из соседней деревни.

» Как это могло случиться?«— задавала себе Гильда один и тот же вопрос и гадала, не могла ли она предотвратить трагедию.

Она вновь подумала о том, как Элоиза была прекрасна и как молода!

» Она очень молода, — размышляла Гильда, — но успела многого добиться. Мне не сделать этого и за целую жизнь!«

А долго ли будут носить траур по Элоизе ее друзья?

Возможно, скоро появится какая-нибудь другая девушка, молодая и красивая, и все забудут об Элоизе, которая умерла, не дожив и до двадцати пет.

» Во всем виноват маркиз, — подумала Гильда. — Если бы он сделал Элоизе предложение, ей бы не пришлось уезжать из Лондона «.

При мысли о Лондоне Гольда вспомнила, что необходимо поставить в известность о смерти сестры ее крестную, леди Милана, и самого маркиза.

» Я напишу письмо, — решила она. — И отправлю его с экипажем, который приедет за Элоизой «.

Однако она тут же задалась вопросом, не будет ли это бестактно по отношению к слепой леди Милана. Возможно, лучше отправиться к ней лично, и самой рассказать все?

» Мама бы именно так и сделала, — сказала себе Гильда. — Если леди Ниланд будет добра ко мне и позволит воспользоваться ее экипажем, я вернусь домой еще засветло «.

Внезапно она поняла, что ей абсолютно нечего надеть. Хотя леди Ниланд и ослепла, все же Гильда должна выглядеть достойно. Тем более что там наверняка будет маркиз. Так по крайней мере надеялась бедняжка Элоиза.

» Если родная сестра меня стеснялась, — подумала Гильда, — то маркиз уж точно будет шокирован моим внешним видом «.

А значит, как бы невежливо это ни выглядело, она напишет леди Ниланд письмо, и горничная прочтет его вслух.

Конечно, для престарелой дамы это станет страшным ударом.

Гильда подошла к окну и задернула занавески, словно для того, чтобы Элоизе не мешал солнечный свет.

Она вновь поглядела на сестру. До чего же несправедливо и жестоко, что ей пришлось расстаться со всем, что было для нее так важно и дорого!

Элоиза была красива, пользовалась успехом, хотела выйти замуж за маркиза.

» Как могло случиться такое? Почему ей суждена была столь нелепая смерть?«— спрашивала себя Гильда.

У нее не было и тени сомнения, что Элоиза умерла по роковой случайности.

Видимо, сестра не понимала, что настойка может причинить ей зло.

» Теперь Элоиза встретилась с мамой и папой, теперь они все вместе «, — успокаивала себя Гильда.

— Я осталась совсем одна, — сказала ома вспух. — Но ничего, скоро я и сама встречусь с ними, ведь впереди меня ждут лишь голод и нищета!

И она испытала боль, одновременно сладкую и мучительную.

И вдруг ее осенило!

Мысль пришла, как майский гром, стремительно и неожиданно.

Гильда не могла даже пошевелиться, она стояла у окна и немигающим взглядом смотрела на сад.

Она спрашивала себя, как такое вообще могло прийти ей в голову? Но выбросить мысль из головы было просто невозможно.

Гильда чувствовала себя так, как бывало в минуты озарения. Она знала: у нее все получится, но здравый смысл говорил обратное.

— Я сошла с ума! Это невозможно! — воскликнула Гильда.

И тем не менее новая мысль не оставляла ее.

— Каким бы безумием это ни казалось, все лучше, чем оставаться здесь и умирать с голоду! — убеждала она себя.

Гильда отошла от окна и села на стул возле туалетного столика, за которым сидела вчера вечером Элоиза.

Она вынула из волос шпильки, и мелкие кудри упали ей на плечи.

Сейчас она была похожа на Элоизу как две капли воды. Между сестрами всегда было необыкновенное сходство, ведь они обе были похожи на свою мать.

Гильда принялась придирчиво изучать свое отражение.

Овал лица и прямой маленький носик точно такие же, как у Элоизы.

А вот глаза — больше и ярче, чем у сестры. Впрочем, возможно, Элоиза просто устала с дороги.

На столике лежала косметика: губная помада, румяна, белая рассыпчатая пудра.

Точно так же, как накануне это делала Элоиза, Гильда нанесла румяна на лицо.

В субботу вечером, после приезда, Элоиза поднялась в спальню сменить дорожное платье на легкий домашний наряд.

Она взглянула на себя в зеркало и воскликнула;

— Боже мой! Я выгляжу просто ужасно? — и принялась накладывать на лицо грим: немного румян, затем помаду, чтобы губы казались сочнее и ярче, и, наконец, белую пудру. Гильде казалось, что все это делает сестру старше.

— В Лондоне все пользуются косметикой? — спросила она тогда.

— Разумеется! — ответила Элоиза. — Без нее я чувствовала бы себя просто голой!

— Она как-то меняет тебя, хотя и делает еще более красивой, — сказала Гильда.

В то время она стояла у сестры за спиной и смотрела на свое отражение в зеркале. По сравнению с Элоизой она казалась бледной, даже бесцветной.

Теперь же косметика превратила ее в Элоизу.

— Я как две капли воды похожа на нее! — воскликнула Гильда, поднимаясь со стула.

— Как я могла решиться на такое? — спросила она себя вслух, и на долю секунды ей показалось, что сестра сейчас поднимется с подушек и что-нибудь скажет в ответ.

Но Элоиза лежала неподвижно. Солнечные лучи слегка касались золотистых волос, создавая вокруг головы сияние, похожее на нимб.

— Я уверена, что, будь она жива, она бы относилась ко мне с добротой и любовью, — сказала себе Гильда, сознавая в душе, что это не так.

Она сделала над собой усилие и подошла к платяному шкафу.


Через полчаса Гильда вынесла из спальни упакованные чемоданы сестры.

Затем она вновь вошла в комнату, надела шляпку, перчатки, взяла сумочку. Несколько секунд она смотрела на Элоизу, а потом, словно в тумане, медленно опустилась на колени.

Гильда просила прошения у сестры за свой, возможно, грешный поступок, и вознесла Господу молитву, в которой просила упокоить душу Элоизы в мире.

— Ах, мама, если бы ты только могла дать мне совет, правильно ли я поступаю, — обратилась она к матери, — мне было бы намного легче! Но клянусь всем, что мне дорого, я буду добра, внимательна и милосердна ко всем людям, с которыми меня сведет судьба!

Она вздохнула и продолжила:

— Здесь мне не приходилось предлагать свою помощь, но, возможно, в Лондоне, я встречу людей, которым помогу в трудную минуту. Ты всегда так поступала. Помоги же мне быть хоть чуточку похожей на тебя! И прости, если мой поступок кажется тебе неблагородным.

Гильда с трудом удержала душившие ее рыдания, поднялась с колен и наклонилась, чтобы последний раз поцеловать сестру.

— Прощай, моя милая, — прошептала она. — Да упокоит Господь твою душу.

Затем она взяла свои вещи, вышла из комнаты и тихо притворила за собой дверь.

Загрузка...