Даже самый опытный повеса не может обеспечить беспрепятственное исполнение своих планов. Надо учиться быть гибким.
«Ты почти сделал это, — сказал Алек сам себе, ожидая вместе с обеими леди Меривейл прибытия его кареты. — Самое большее — еще неделя, и ты спасен».
Если за это время Кэтрин и миссис Меривейл не узнают о состоянии его финансов.
Конечно, когда он привезет Кэтрин в Эденмор, за свою маленькую ложь придется расплачиваться дорогой ценой. Но к тому времени уже будет поздно отменять их бракосочетание, и Алек искренне надеялся, что в конечном итоге сможет добиться того, что Кэтрин не захочет этого делать.
— Милорд, кажется, я не смогу разбудить вашего кучера, — проговорил подошедший слуга леди Пьюрфой. — Если вы можете предложить…
— Все в порядке. — Алек сунул несколько монет в руку слуге, надеясь, что рядом стоящие не заметят, насколько мало было вознаграждение. — Я справлюсь сам.
Миссис Меривейл посмотрела на Алека в явном ужасе:
— Разве вы не привезли своего слугу, милорд? Разве он не может разбудить кучера?
— Я оставил своего слугу в вашем городском доме, — объяснил Алек, — на тот случай, если бы вы вернулись раньше. Но не стоит беспокоиться. Я разбужу его.
— Мы разбудим его, — подала голос Кэтрин.
Миссис Меривейл поворчала по поводу того, что ей приходится надевать защитные башмаки на деревянной подошве, чтобы не испачкать бальные туфли, и зашагала за Алеком и Кэтрин туда, где неподалеку от городского дома леди Пьюрфой стояла карета.
— Джон, проснись! — позвал Алек, когда они подошли к карете.
Ответом ему был громкий храп.
— Джон! — еще громче окликнул кучера Алек, дернув его при этом за ногу.
Джон изменил положение на козлах, после чего храп возобновился.
— Проклятие, Джон! — рявкнул Алек и как следует потряс кучера. Джон перевалился на бок и плюхнулся на землю, словно мешок с ячменем. Правда, от этого он все-таки проснулся.
— Воры! Грабители! Эй, охрана! — закричал он спросонья и тут заметил хозяина. Побледнев, он обежал карету и предстал перед Алеком. — Милорд, прошу прощения… я не собирался спать… Этого не случится впредь, клянусь вам.
— Ладно, Джон, — успокоил кучера Алек.
— Ей-богу, милорд… — Джон наконец обратил внимание на стоящих рядом Кэтрин и миссис Меривейл. — С вами и леди тоже. Простите меня, мадам и мисс. Мы два дня были в дороге, и эта последняя поездка от лорда Дрейкера из Хартфордшира была настоящим сумасшествием.
— От лорда Дрейкера? — Кэтрин повернула голову в сторону Алека. — Это не того Дрейкера, которого зовут…
— Да, Дракон Дрейкер, — раздраженно ответил Алек. — Разве кто-нибудь называет его настоящим именем?
Кэтрин растерянно заморгала глазами:
.. — Прошу прощения. Я не знала, что он твой друг.
— Тем не менее это так… Садитесь в карету. — Алек перевел взгляд на Джона: — Ты сможешь отвезти нас домой и при этом не заснуть и не свалиться?
— Да, милорд! — Джон энергично кивнул, видя, что на него направлено внимание женщин.
Едва карета отъехала, Кэтрин обратилась к Алеку с вопросом:
— Откуда ты знаешь лорда Дрейкера? Как я понимаю, он не вхож в светское общество.
— Он старинный друг моей семьи, — нехотя ответил Алек. Что она сказала бы, узнав правду? — Если хочешь, я могу представить тебя ему.
— Боже упаси! — воскликнула миссис Меривейл. — Он не того сорта человек, с кем мы хотели бы общаться!
— Человек с блестяще управляемым имением, счастливыми арендаторами и довольными слугами — это тот сорт людей, общения с которыми вы хотели бы избежать? — отрезал Алек.
Миссис Меривейл в изумлении посмотрела на него, а Кэтрин осторожно заметила:
— Мама, ты говоришь о друге его сиятельства. Мы ничего не знаем об этом человеке, кроме сплетен, поэтому не стоит спешить с осуждением. — При этом она подарила Алеку такую улыбку, которая напомнила ему, почему он предпочел эту женщину всем другим.
— Спасибо, — поблагодарил Алек.
По крайней мере Кэтрин сумеет оценить достойные восхищения качества Дрейкера. Миссис Меривейл и ей подобные никогда не смогут этого сделать; эти глупцы смотрят только на внешние проявления характера человека. Охотник за состоянием, притворившийся богатым, принят ими сразу, а вот для респектабельного ответственного джентльмена, допустившего несколько ошибок в прошлом, двери высшего общества оказались закрыты.
Алек не мог спокойно относиться к проявлениям подобного лицемерия и отсиживаться в деревне со своей молодой женой, которая разделяла его мнение о светском обществе.
— Знаете, милорд, я впервые слышу о ваших друзьях, если не считать мистера Франшу. Да и о своей семье ты мало рассказывал. У твоей матери тоже были черные волосы? Или ты позаимствовал цвет волос от отца?
— Я в значительной степени похож на отца, — ответил Алек, пытаясь скрыть иронию. Слава Богу, Кэтрин не увидит портрета старого герцога до того момента, пока они не поженятся. — Только волосы у меня черные, как у матери.
Кэтрин задумалась.
— Жаль, что я не видела твоих родителей.
— Матери ты бы понравилась. Будучи робкой сама, она завидовала женщинам, которые смели высказывать свое мнение.
Вероятно, Кэтрин высказала бы в лицо принцу все, что думала о нем, и избежала бы совращения. Но в таком случае не родился бы Алек.
Рядом раздался громкий храп. Взглянув на задремавшую мать, Кэтрин сказала с улыбкой:
— Я, напротив, любила бы твою маму зато, что она была робкой. Видит Бог, я страдала как раз совсем от другого.
— В связи с этим я вспомнил, как ты говорила об обязанности писать письма. Что конкретно ты имела в виду?
Кэтрин пожала плечами:
— Я веду переписку с экономкой в Меривейл-Мэнор в отношении детей. Я предпочитаю сама утверждать расходы с учетом наших скудных средств и рассматривать просьбы слуг на время их отпусков или поездок с целью навестить родственников.
— Иными словами, ты ведешь хозяйство.
— В общем, да.
— Когда твоя мать говорила, что ты всегда беспокоишься о подобных вещах, я не понял, что она на самом деле имеет в виду.
— А ты думаешь, мама способна управлять хозяйством? — спросила Кэтрин.
— Но ведь, когда ты была маленькой, кто-то же занимался делами?
Кэтрин кивнула:
— Мой дедушка. Вплоть до своей смерти.
— Должно быть, вы были близки с ним.
Кэтрин посмотрела в окошко на мокрую от весеннего дождя дорогу.
— Он был единственным человеком в семье, кто понимал меня.
Это объясняло, почему дед оставил Кэтрин наследство.
— Должно быть, тебе нравится вести хозяйство, или ты теперь не будешь им заниматься?
— Вообще-то мне это нравится. — Заметив, что Алек нахмурился, Кэтрин добавила: — Но это не значит, что я не буду выполнять обязанности, возложенные на меня как на хозяйку имения…
— Нашего имения, — уточнил Алек. Кэтрин улыбнулась:
— Да, конечно. Но управление многочисленными слугами сильно отличается от необходимости наполовину исполнять их обязанности… И потом, эти постоянные заботы, связанные с долгами… Я буду счастлива не иметь больше с этим дела.
— В самом деле? — испытывая неловкость, спросил Алек. Чего другого, а этих забот вплоть до того времени, пока он приведет Эденмор в порядок, у нее будет в избытке. Потому что даже при большом состоянии потребуется очень рачительное хозяйствование, чтобы сделать то, что должно быть сделано.
— Почему, как ты думаешь, я так люблю поэзию? Чтобы отвлечься от действительности, которая окружает меня. — Кэтрин лукаво улыбнулась. — Наверно, ты будешь счастлив узнать, что, поскольку теперь мне не придется беспокоиться о подобных вещах, я не буду в таком количестве читать ту чепуху, которая тебе так не нравится.
Да Алек скорее бы обзавелся дюжиной томиков поэзии, чтобы укротить ее гаев, когда откроется его обман.
Проклятие и еще раз проклятие! Он полагал, что Кэтрин будет благодарна за то, что он освободил ее от взбалмошной матери и этого слишком серьезного идиота Сидни. Когда она обнаружит, что, выйдя замуж, лишь вынуждена сменить одну тюрьму на другую, то вряд ли будет испытывать особую благодарность к мужу. Она может даже вознегодовать из-за того, что потеряла богатство Сидни, слуг и возможность вести беспечную жизнь. Алек ощутил в себе нечто похожее на чувство вины. Ну ладно, допустим, что дни будут протекать не совсем так, как надеялась Кэтрин, но ведь ночи-то будут гораздо лучше тех, какие мог подарить ей Сидни. В этом Алек уверен. Карета резко остановилась перед городским домом Меривейлов. От толчка мама проснулась и, оглядевшись, спросила:
— Кэтрин, а где… Ах, простите меня, должно быть, я задремала. — Она одарила Алека любезной улыбкой. — Вы зайдете и поужинаете, не правда ли, лорд Айверсли? Смею предположить, что скудная еда у леди Пьюрфой вряд ли способна поддержать душу в теле мужчины, в особенности после того, как он два дня провел в разъездах по деревням.
— Звучит заманчиво, но я зайду всего лишь на несколько минут, — ответил Алек.
— Вздор, ничего не желаю слышать! Кэтрин велела повару приготовить несколько холодных блюд к нашему возвращению, и Томас в мгновение ока подаст их и откупорит вино.
Алек помог обеим женщинам выбраться из кареты и подумал, что нет смысла откладывать сообщение дурных новостей.
— Дело в том, что мне нужно встать до рассвета. Я должен вернуться в Суффолк до завтрашнего вечера.
— До завтрашнего вечера! — воскликнула Кэтрин и нахмурилась: — Но ведь ты только что оттуда! — Она взяла Алека под руку.
Миссис Меривейл взяла его под другую руку, и они стали подниматься по лестнице.
— Ты забыла, что я еще не решил проблемы с культиваторами. Необходимо завершить сделку. Не говоря уж о том, что следует подготовить все к твоему приезду в Эденмор.
— Ты не должен устраивать всю эту суету из-за меня! — запротестовала Кэтрин.
— Это никакая не суета, поверь мне. После того как мы поженимся, я хочу привезти тебя сразу домой и быть уверенным, что тебе там удобно.
— А разве вы не отправитесь в свадебное путешествие? — спросила миссис Меривейл, когда они вошли в дом.
— Возможно, после завершения весеннего сева, но не сейчас. Дела складываются таким образом, что я едва могу выкроить время для возвращения в Лондон на нашу свадьбу.
— Недели недостаточно для организации свадьбы, милорд, — возразила миссис Меривейл. Алек передал шляпу и плащ Томасу. — Когда вы говорили о скромности церемонии, я не думала, что вы имеете в виду именно это. В конце концов, вы граф. И мы должны самое меньшее…
— Я предпочел бы в собственном кругу. К счастью, я уже имею разрешение на венчание без церковного оглашения, так что сразу же после моего возвращения из Суффолка мы можем обвенчаться. — Слава Богу, что у архиепископа был сын, который служил в кавалерии и был очень высокого мнения об Алеке. Повернувшись к Кэтрин, Алек спросил: — Что скажешь ты?
Он затаил дыхание. Что, если Кэтрин пожелает устроить грандиозную свадьбу в Хитс-Энде через несколько недель?
— Грандиозная свадьба меня не слишком привлекает. — Кэтрин подняла на Алека глаза, в которых читалось беспокойство. — Но неделя — действительно слишком короткий срок, тем более что ты проведешь часть этого времени в деревне. Вы с мамой должны встретиться с солиситором папы и обговорить условия брака…
— Это всего лишь формальность, милорд, — вступила в разговор миссис Меривейл. — Но это должно быть сделано. И вам будет приятно узнать, что Кэтрин…
— …имеет маленькое приданое, — закончила фразу Кэтрин, бросив на мать строгий взгляд.
Алек насторожился. Значит, она до сих пор не доверяет ему, если не хочет сообщать о своем состоянии. В свою очередь, он должен уклоняться от вопросов о его собственном финансовом положении.
Миссис Меривейл и солиситор не будут слишком интересоваться его положением, если он пообещает Кэтрин некоторое количество денег на булавки и значительную сумму в случае, если умрет и оставит ее вдовой. Последнее Алек мог легко обещать. К моменту его смерти у него будет весьма приличный доход.
Что касается денег на мелкие расходы, то он намерен отдать Кэтрин значительную часть состояния, которое она унаследует. Алек даже готов предложить часть денег ее матери в обмен на поддержку. Так что, по всей видимости, во время встречи с солиситором Алеку не надо будет раскрывать свое нынешнее положение дел.
— Разумеется, я встречусь с солиситором твоего отца и смогу это сделать сразу после моего возвращения. Это займет всего лишь несколько часов. Затем мы сможем провести небольшую церемонию здесь, а потом…
— Нет-нет, милорд, как вы можете говорить такое? — горячо запротестовала миссис Меривейл. — Но что толку говорить о подобных вещах с мужчиной, когда он голоден! — Она повернулась к Томасу: — Накрыто в столовой?
— Да, мадам.
Миссис Меривейл махнула рукой в сторону столовой:
— Кэтрин, веди его сиятельство к столу, а я принесу вино. И объясни своему нареченному, насколько невозможен его план. О свадьбе не напишут даже в газетах, если все будет организовано таким образом!
Миссис Меривейл удалилась, а Кэтрин и Алек последовали за Томасом. Когда они вошли в столовую, Кэтрин обратилась к слуге:
— Томас, ты свободен.
— Очень хорошо, мисс, — пробормотал тот и вышел. Кэтрин повернулась к Алеку:
— Вы обязательно должны возвращаться в Суффолк так скоро?
Этот вопрос застал Алека врасплох. Он ожидал жалоб по поводу скромной свадьбы.
— Поверь, я бы с удовольствием остался, но дела не могут ждать. — Не желая больше обсуждать вопрос, Алек поторопился сменить тему. — Вероятно, я должен что-нибудь съесть, прежде чем уйду. — Он лукаво улыбнулся, направляясь к буфету. — У меня вдруг проснулся волчий аппетит.
Кэтрин подошла к Алеку поближе:
— А что, если мама и я поедем вместе с тобой в Суффолк?
Алек застыл, поднеся руку к тарелке с едой. Проклятие!
— Вряд ли это будет разумно.
— Почему? Мы можем сыграть свадьбу в твоем имении. Ты хочешь скромную свадьбу, мама и я — быструю, что бы она там ни думала. В конце концов, нельзя забывать о мистере Берне. Если мы поженимся в Эденморе, все проблемы будут улажены. И нам не нужно будет расставаться.
О нет, расставание неизбежно, когда Кэтрин увидит, в каком состоянии находится имение Алека. Дело даже не дойдет до свадьбы.
Нехорошо, очень нехорошо. Алек положил себе на тарелку холодный ростбиф. Аппетит сразу же пропал.
— Нецелесообразно жениться в Суффолке. Нам так или иначе придется возвращаться в Лондон, чтобы выплатить долг мистеру Берну; опять же предстоит разговор с солиситором…
— Ты мог бы сделать это завтра утром. Ты говоришь, что у тебя есть разрешение на венчание без церковного оглашения. Так почему бы нам не сыграть свадьбу в твоем доме?
— Очень сожалею, дорогая, но Эденмор сейчас не в том состоянии, чтобы там играть свадьбу. Опять же у меня нет времени для встречи с солиситором до моего отъезда.
— Тогда мы поедем с тобой в имение, а затем вернемся в Лондон на свадьбу, когда ты закончишь все свои дела.
— Нет, — резко возразил Алек. Должно быть, слишком резко, судя по недоуменному выражению лица Кэтрин.
Алек с досады заскрипел зубами. Ее просьба была вполне логична, поэтому он должен дать очень убедительный ответ.
— Я не смогу выкроить время, чтобы уделить вам внимание…
— Да это и не требуется — мы сами о себе позаботимся.
Алек отвел взгляд, заметив разочарование на лице Кэтрин. Обманывать Кэтрин становилось все труднее, однако он должен это сделать в очередной раз.
— Пойми, это будет очень сильно меня отвлекать. Ты способна позаботиться о себе, но твоя мама умрет от скуки.
В комнате воцарилось тягостное молчание. Через какое-то время Алек, поставив на стол тарелку, посмотрел Кэтрин в лицо и спросил:
— Ведь ты меня понимаешь, не правда ли?
В ее глазах появился какой-то неестественный блеск.
— Алек, я помню, ты говорил, что в наших отношениях не должно быть никаких ограничительных правил, но я хотела бы оговорить хотя бы одно.
Алек насторожился:
— И что же это за правило?
— Мы должны быть всегда честными друг с другом. Проклятие!
— Я сейчас честен с тобой.
Кэтрин испытующе посмотрела Алеку в лицо, и он заставил себя выдержать этот взгляд, не отводя глаз. Он действительно был честен с Кэтрин, по крайней мере в том, что пребывание ее и миссис Меривейл в имении будет отвлекать его и он не сможет их занять.
«И они выяснят, что у тебя нет денег».
Вероятно, ему следует сказать Кэтрин правду. Он устал от лжи и отговорок, от того, что постоянно надо быть хотя бы на шаг впереди, предвидя ее разумные аргументы. Вероятно, если бы он объяснил Кэтрин ситуацию, она поняла бы, что у него нет иного выбора, и больше не пришлось бы обманывать.
Или же она откажется выйти за него замуж.
У Алека не хватило смелости признаться.
— Вы увидите Эденмор очень скоро, ты же понимаешь. Так что нет нужды торопиться.
Кэтрин продолжала смотреть на него в упор.
— Алек, я хочу заручиться твоим обещанием. Ты можешь поклясться, что будешь честным со мной и не станешь ничего скрывать от меня после того, как мы поженимся?
Это он мог обещать. Потому что после женитьбы не будет никакой причины что-либо скрывать, хотя он мог предполагать, какая буря разразится, когда все откроется.
— Да, обещаю, — торжественно заявил Алек. — Клянусь могилой моей матери, что после того, как мы поженимся, я всегда буду честным с тобой и ничего не буду скрывать.
Кэтрин заметно расслабилась.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил Алек, но подумал, что, похоже, его обещание не вполне удовлетворило Кэтрин. — Ты хочешь связать меня еще какими-то правилами? Вроде того, что нельзя находиться во фланелевой одежде во время обеда, или курить в постели, или что-нибудь еще в таком роде?
Кэтрин улыбнулась:
— Нет, думаю, честности вполне достаточно. — Она отвела взгляд в сторону. — А поскольку мы должны быть честными, полагаю, что должна сказать тебе: сегодня вечером Сидни предложил мне выйти за него. Он обещал сказать своей матери, если я соглашусь на брак с ним.
У Алека заныло под ложечкой.
— В самом деле?
— Да. Перед твоим появлением на вечере.
— И какой ответ дала ты? — спросил Алек, в ожидание посмотрев на Кэтрин.
Она перевела взгляд на его лицо:
— Я ведь сейчас с тобой, разве не так?
Почему она говорит сейчас об этом? Чтобы напомнить, что у нее есть другие возможности? Или показать, какую большую жертву она принесла ради того, чтобы быть с ним?
Алек решил принять за истину второе. Притянув Кэтрин к себе, он сказал:
— Выслушай меня, Кэтрин, выслушай как следует. Я обещаю, что буду хорошим мужем. Тебе нечего бояться.
Кэтрин преданно посмотрела ему в глаза: -А я обещаю быть хорошей женой. Надеюсь, что мы оба придем к соглашению о том, что это такое.
— Уверен, что придем, — подтвердил Алек, сжимая ее в объятиях.
Но хотя Кэтрин и позволила обнять себя, Алек не был уверен, что убедил ее. Он должен сделать так, чтобы Кэтрин оставалась довольной им до того момента, пока он не поведет ее к алтарю, а это случится в течение недели.
Алек был на последнем отрезке гонки. И ничто не могло помешать ему пересечь финишную линию.