Уилл стоял возле камина лицом к открытой двери и в нетерпении стучал по полу одной ногой. С тех пор как он покинул бильярдную, его донимала, как ком снега, который положили на макушку и оставили там таять, мысль, что он все же совершил ошибку.
«Это хотя бы не самая худшая ошибка в твоей жизни». Его губы сложились в усмешку, и он едва не рассмеялся вслух. К черту благие намерения. Неужели он так никогда и не выучит этот урок? Он пытался быть хорошим, а вместо этого превращал все в постыдный фарс.
В коридоре послышались шаги — слишком много шагов для одного человека, — и воспоминание возникло в сознании прежде, чем он успел подавить его. О той первой ночи в «Бошане», о том, как его уединение в библиотеке было нарушено звуками приближающихся шагов. У одного человека поступь была тяжелой, у другого — легкой. Тогда она пришла не одна. И сейчас может прийти не одна. Это не предвещает ничего хорошего.
Так и оказалось. Когда она появилась в дверях, ее сопровождал Роанок. Он держал Лидию за локоть, словно для того, чтобы она не сбежала. На ней была ночная сорочка и халат, в одной руке она держала полусапожки, а другой прижимала к груди одежду — вероятно, то, что ей предстояло надеть завтра. Ее волосы были распущены.
Проклятие. Он и не предполагал, что она будет ходить по дому раздетой. Она замерла на пороге, напряженная, с прямой, как палка, спиной, и устремила безжизненный взгляд куда-то вперед.
— Ну вот, я привел ее. — По лицу Квадратной Челюсти тоже нельзя было что-то прочитать. — Больше ничего гарантировать не могу. — И действительно, его любовница не скрывала своего отвращения, оно окутывало ее, как предрассветный туман. Даже такой толстокожий тип, как Роанок, не мог не чувствовать его.
— Отлично. — Уилл кивнул, но с места не сдвинулся. — Остальным я займусь сам.
— Занимайтесь, и желаю вам удачи. — Он подтолкнул мисс Слотер вперед, в комнату. — Только не отсылайте ее ко мне, если она вас не удовлетворит. Я позаботился о том, чтобы соседнее место в моей кровати не пустовало.
Уилла захлестнула ярость. Мерзавец, должно быть, решил воспользоваться услугами одной из нанятых дам. Какой же он глупец, что не предусмотрел этого! Ему ведь это и в голову не пришло! И тем более он не мог предвидеть, что Роанок пожелает сообщить об этом в присутствии мисс Слотер.
Она замерла на том месте, куда он втолкнул ее, и выглядела так, будто ее выставили к позорному столбу: смиренной, не желающей возмущаться или смущаться. Казалось, она скатала все свои эмоции в крохотный комочек и закатила его поглубже, чтобы ничего не чувствовать. Если бы она действительно оказалась у столба, то все, чем забросала бы ее беснующаяся толпа, попало бы в пустую оболочку.
— Будьте любезны, закройте дверь, когда уйдете. — Он больше не мог видеть Роанока.
Дверь захлопнулась, и мисс Слотер ожила: быстро подошла к приоконной скамье и бросила на нее свои вещи.
— Ну что, у нас изменились намерения, да? — Ее тон мог заморозить кого угодно.
— Прошу прощения, Лидия. — Он сделал два шага, но подходить к ней не стал, так как счел это дерзостью. — Поверьте мне, я и не предполагал, что он пойдет на такое неприкрытое предательство.
— Я не настолько наивна, чтобы не подумать об этом. — Она стояла спиной к нему. — Не знаю, что он пообещал вам, но я не считаю себя связанной какими-либо обещаниями. Он не имел права ставить меня на кон.
— Он и не ставил. Это я предложил поставить.
Она повернулась к нему вполоборота. На ее щеке задергалась мышца.
— Тогда какого черта утром вы заваливали меня всей этой чепухой? Это ваш способ завоевать доверие дамы? Или вы отказались от этой идеи и решили ограничиться краткосрочным удовольствием?
— Неужели вы действительно считаете меня способным на такое? — Он прошел еще несколько шагов, чтобы оказаться в поле ее зрения. — Неужели вы верите, что это ответ на все то, что вы рассказали мне утром?
— Я не знаю, что думать! — Она снова повернулась лицом к окну. — Я в вашей спальне, и мне предстоит провести здесь ночь. И все из-за вашего предложения поставить меня на кон. Расскажите, как я должна реагировать на это.
Он оперся рукой на спинку ближайшего кресла, а другой рукой взъерошил волосы.
— Там, за столом, я перестал себя контролировать. Признаю. — Господи, какой же он идиот! — Я хотел довести до бешенства вашего покровителя, я хотел… Я хотел освободить вас от ваших обязательств по отношению к нему, хотя бы на одну ночь. Зная, какие испытания выпали на вашу долю, я не смог справиться с желанием…
— Я не жалкий котенок, которого надо спасать из канавы. — Ее гнев был мощным и острым, как стрелы, выпущенные из лука. — Меня вполне устраивали обязательства по отношению к мистеру Роаноку, я сама их выбрала. Мне доставляло удовольствие наше с ним взаимодействие. И я не говорила, что на меня давит все то, о чем я вам рассказала. Я научилась не думать об этом.
Все его существо, как струны арфы, отзывалось на каждое сказанное ею слово. Разве он сам не знал, каково это — научиться управлять своими мыслями и загонять их в отдаленные уголки души?
Знал. И мог бы сказать ей: «Я все понимаю. Я тоже умею не думать о многих вещах». Но он затеял все это не для того, чтобы откровенничать с ней. С нее хватит и ее собственных проблем.
Он подошел к трюмо в угол комнаты.
— Как бы то ни было, у вас есть ночь, свободная от выполнения вашего долга. Меня вам развлекать не понадобится. — Он принялся расстегивать пуговицы сюртука. — Вам нет также надобности вести со мной беседу, если у вас нет желания.
— Это очень благородно с вашей стороны — предоставить мне выбор. — Сарказм, едкий, как щелок. Если он прикоснется к ней, то наверняка обожжется. — Мне следует предложить вам себя в качестве благодарности?
Он вздохнул, снимая сюртук. Нет, зря он предложил поставить ее на кон. У нее выработалось определенное отношение к мужчинам, которые обращаются с ней как с вещью, и она не может делать для него исключение.
— Думаю, дальнейшее обсуждение вопроса нам ничего не даст. Кровать в вашем распоряжении. — Он перебросил сюртук через плечо и повернулся. — Я буду спать на полу. Сейчас я уйду в гардеробную, чтобы вы могли раздеться.
Она не разделась. Когда через десять минут он вышел из гардеробной в ночной сорочке и халате, то обнаружил ее стоящей на том же месте, лицом к окну. Возможно, она решила бросить ему вызов — простоять всю ночь у окна. Но нет, как только он на несколько шагов удалился от двери, она подхватила свою одежду и устремилась в гардеробную. Подойдя к кровати, он увидел, что на ковре расстелено самое толстое одеяло, а на нем лежит подушка и еще одно одеяло.
Наверное, задабривает. Или гордо отказывается от его милости. Ах, как же с ней нелегко!
Он оставил гореть одну свечу, чтобы она не наткнулась на мебель, когда выйдет из гардеробной, и лег. Вскоре скрипнула дверь, раздались тихие шаги, погасла свеча. Зашуршали простыни.
Такова она — жизнь. Женщина, которую он желает больше всего на свете, лежит в его кровати, а он — словно в миллионе миль от нее, на полу. И проклинает капризную судьбу.
Он перевернулся на другой бок и натянул одеяло до подбородка. Ничего не остается, как ждать утра.
Еще в армии он просыпался от криков. Первый звук она издала, когда он только-только погрузился в сон.
Уилл сел, потом встал на колени. Черт, до чего же высокая кровать. Она не задернула полог, и он нашел ее по приглушенным вскрикам. Он положил руку ей на плечо и лишь затем спросил себя, а не существует ли более приличный способ разбудить женщину.
— Лидия. — Он легонько потряс ее. — Лидия. — Он взял ее за другое плечо и хорошенько встряхнул.
Она проснулась с громким возгласом и села, едва не ударив его в лицо головой. В панике вцепилась в его руки, как будто спасалась от полчища огромных пауков.
— Лидия. — Он крепче сжал ее плечи. — Все в порядке. Это просто плохой сон.
— Где я? — Страх, звучавший в ее голосе, пронзил его сознание, как штык.
— Вы в Чизуэлле. В доме мистера Роанока. В комнате мистера Блэкшира. — Ему понадобилась секунда, чтобы сформулировать следующую фразу, и он в тишине услышал ее учащенное дыхание. — Было пари? Вы помните.
Она на мгновение задумалась.
— Я… — Он чувствовал, с каким трудом ей удается овладеть собой. — Да, помню. — Она продолжала крепко сжимать его руки, как будто только они не давали ей утонуть. И вдруг она убрала руки с его запястий. — Я вас разбудила. Простите.
— Это вы меня простите. — Он пощупал ее лоб. Влажный. — Я понимаю, каким пугающим может быть пробуждение в чужом месте. Зря я все это затеял.
— Да. И вот… — Она откинулась на подушку. — И вот вы расплачиваетесь за это, да? — Ее ехидство, слава Богу, подействовало на его пронзенную «штыком» совесть как целительный бальзам.
— Думаю, так.
Он опустился на пол и стал ждать, когда ее дыхание станет спокойным и глубоким.
Однако, едва он задремал — во всяком случае, ему так показалось, — она опять начала глухо вскрикивать. Боже, а он-то думал, что после продажи звания ему больше не придется вытягивать людей из ночных кошмаров. Он опять встал на колени и опять потряс ее.
— Это мистер Блэкшир, — сказал он, как только она проснулась. — Вы в моей комнате. Я отдал вам свою кровать. Вы в безопасности. Я разбудил вас, потому что вам снился кошмар.
Она тяжело дышала, однако на этот раз не ухватилась за него.
— Простите, — проговорила она, приходя в себя.
— Не извиняйтесь. — Он чувствовал, как она успокаивается. Его присутствие было для нее утешением. — У вас часто такое бывает?
— Иногда. — От смущения она произнесла это слово едва слышно. — Я часто сплю днем.
— Ясно. — Он снова пощупал ей лоб и откинул прочь влажные пряди волос. — Хотите, я зажгу свечи? Я могу посидеть с вами. У меня тут, кажется, есть карты.
— Нет. Спасибо. Все хорошо. Спасибо.
Если бы «спасибо» было одно, он, возможно, и поспорил бы, но два слова свидетельствовали о твердости ее намерения. Поэтому он улегся на пол и накрылся одеялом.
Блэкшир чувствовал себя уставшим, как вьючный мул после трехдневного перехода. Однако он не заснул. И когда у нее начался третий кошмар, он просто забрался в кровать и обнял ее одной рукой.
— Это Уилл, — прошептал он ей прямо в ухо. — Вы в моей комнате. Вам тут ничего не грозит. Спите.
И она заснула. Вздрагивания и сдавленные вскрики прекратились. Ее дыхание, сначала частое и поверхностное, замедлилось и выровнялось, тело расслабилось. Она пригрелась у него на груди. Одному Господу было известно, отдает ли она себе отчет в том, где и с кем находится. Однако это не имело значения. Ничего на свете ему не хотелось сильнее, чем стать для нее утешением, островком спокойствия, уберечь от преследующих кошмаров.
До чего же удивительные существа люди. Он думал, что только мужчины справляются с мучительными мыслями вот таким образом: заталкивают их в дальний уголок сознания, откуда они норовят выползти по ночам. Утром нужно об этом поразмыслить. Возможно, обсудить это с ней. А сейчас он слишком устал.
Уилл так и не вернулся на пол. Он заснул рядом с ней и просыпался, когда у нее начинались новые приступы, успокаивал ее одними и теми же фразами. Вы в Чизуэлле. С Уиллом Блэкширом. Вам приснился плохой сон. Вы в безопасности. К восходу эти слова настолько прочно укоренились в ее сознании, что ему уже было достаточно при первых вскриках крепче прижать ее к себе и тихо произнести: «Спокойно». Она глубоко вздыхала, расслаблялась и успокаивалась.
Лидия проснулась в чужой кровати. Это было первой странностью. Белье на ощупь было другим, а лучи солнца проникали через окно с другой стороны. Если она откроет глаза, то наверняка увидит другие обои. Поэтому глаза она не открывала.
Другой странностью была давившая на нее всей тяжестью чужая рука. Она лежала на боку, и рука свидетельствовала о том, что у нее за спиной кто-то лежит. В ее кровати спало много мужчин, но она ни с одним из них не засыпала и не просыпалась. Хотя эта кровать — не ее. Следовательно, и все остальное может быть не таким, как обычно.
Третьей странностью… О, третья странность. Она сжала губы и полной грудью втянула воздух, чтобы почувствовать запах той самой третьей странности. Сознание требовало, чтобы она назвала ее и объяснила, что она значит и кому принадлежит, однако Лидия категорически отказывалась это делать. Пусть будет только запах.
Она снова наполнит свои легкие — еще один глубокий вдох — и погрузится в сон, туда, где нет никаких объяснений.
— Вы проснулись. — Его голос звучал тихо, значит, он и сам уже некоторое время не спит. Слова гулом отдались в его груди, к которой она прижималась спиной.
— Я очень устала. — Она позволила себе слегка приоткрыть глаза. Вот она, рука. Правая, лежит у нее на боку. А левая — на ее подушке, над ее головой. Это, наверное, очень неудобно. — Вы знаете, который сейчас час?
— Время за полдень. Мои часы в гардеробной. — При вдохе его грудная клетка вдавливалась ей в спину, а при выдохе отдалялась. — Вы плохо спали.
— Боюсь, вы тоже, — проговорила она смущенно, как невеста, которая легла на брачное ложе девственницей, а утром, проснувшись рядом с мужем, оробела. Такая манера была не в ее характере.
— Ошибаетесь. — По удовлетворению, звучавшему в его голосе, тоже можно было решить, что он пробудился после первой брачной ночи. — Да, я спал не столько, сколько хотел бы, и не так крепко. Но я никогда так сладко не спал.
Он хотел ее. В обычной ситуации она сразу заметила бы это. Ведь она прижималась к нему всем телом, и их разделяла лишь тонкая ткань ночных сорочек. Она не могла не ощущать давление его набухшей плоти. Однако ничего не говорила об этом.
— И давно вы не спите?
— Не очень. Не знаю. Я размышлял.
Размышлял. И зачем ему, ради всего святого, заниматься таким делом, когда у него есть другие возможности: либо погрузиться в сон, либо отдаться страсти?
— Пойдут разговоры, когда мы присоединимся к гостям. — Он шевельнул ногой, и она икрой ощутила его шершавую, заросшую волосами кожу. — Начнутся вопросы.
Вопросы? Но вряд ли у кого-то из компании возникнут сомнения по поводу того, чем… А-а!
— Вы имеете в виду нескромные вопросы, касающиеся деталей.
— Возможно, не у дам. А вот у джентльменов, уверяю вас, появятся вопросы ко мне.
— Дамы тоже задают вопросы. Некоторые дамы. Не обязательно такие же. — Она старалась не шевелиться, чтобы не возбуждать его еще сильнее. — Я скажу им все, что вы пожелаете.
— Я хотел то же самое предложить вам, — со смешком произнес он. — Если бы решал я, я бы вообще отказался говорить об этом. Но мне кажется, что вам будет выгодно, если мистер Роанок узнает, что ничего не было.
— Думаю, я получила бы больше выгод, если бы провела ночь в комнате мистера Роанока, а не в вашей. Вам приходила в голову такая мысль?
— Естественно. — Он чуть-чуть передвинул правую руку. — Но это было выше моих сил — дать вам вчера уйти с ним. А вот рассказать всей компании, что я спал на полу — нет.
Выше его сил, действительно. И как, скажите на милость, женщине понимать все эти противоречащие друг другу откровения? То, как он терпеливо баюкал ее всю ночь. То, как он нежно прижимал ее к себе. Его возбуждение и его категорическое нежелание утолить страсть.
— И как же вы собираетесь объяснять, что вы спали на полу? Такое поведение по отношению к женщине, которую вы выиграли, будет выглядеть по меньшей мере странно.
— Запросто. Вы ясно дали мне понять, что не хотите меня, а я не настаивал. Любой, кто не поверит такому объяснению, получит в глаз.
Она задумалась. Да, вчера она была с ним слишком резка. «Мне следует предложить вам себя в качестве благодарности?» А он всего лишь желал, как всегда, быть порядочным.
— Лидия. — По его тону, по его дыханию она поняла, что у него изменилось настроение. Он помрачнел. — Вы ведь обязательно скажете мне, если вам покажется, что вам с его стороны угрожает опасность?
Он опять пытается спасать ее.
— Он меня не бьет. Я вам это уже говорила. И он согласился на пари. За конечный результат ему некого винить, кроме самого себя. — Естественно, это было неправдой. Если ему захочется обвинить ее, он это сделает, игнорируя всяческую логику. — Вам не кажется, что нам пора вставать? Чем позже мы объявимся, тем больше времени у них будет на то, чтобы строить клеветнические предположения.
— Вы правы. — Уилл на мгновение прижал ее к себе. — Я уйду первым и пришлю к вам на помощь горничную. — Он еще несколько секунд лежал неподвижно и дышал ей в затылок, затем откатился на край кровати, встал и начал одеваться.
Уилл остановился перед дверью в утреннюю столовую, чтобы собраться с духом. Он все сделает так, как надо, даже если это погубит его. А если Квадратная Челюсть создаст проблемы своей любовнице, он просто прикончит его. Переступив порог, он направился к серванту, рядом с которым стоял Роанок.
Тот повернул голову, заметил его и против воли — Уилл был уверен, что он предпочел бы этого не делать, — окинул комнату внимательным взглядом.
— Ее здесь нет. — Он взял тарелку. — Когда я уходил, она еще была в постели.
— Переутомилась, да? — Он преувеличивал в своей попытке изобразить веселое безразличие. Однако Квадратной Челюсти так и не удалось скрыть главного: ему и в самом деле неприятно, что его любовница развлекалась с другим мужчиной.
Уилла так и подмывало сказать: «Она согласилась отпустить меня только после того, как я пообещал, что быстренько подкреплюсь и вернусь». Он боролся с этим искушением с той минуты, как проснулся, не поддался ему и сейчас. Ради ее блага.
— Переутомилась? Возможно, но не я тому причина. У нее не было настроения оказывать мне услугу, а у меня — давить на нее. — Кекс с изюмом. Наверное, вкусный. Он взял кусок. — Я предпочитаю, когда у моей женщины есть желание. Я оставил ее в покое.
— Вот как. — Черт, а подлец воспрял духом. — Сожалею, что все вышло не так, как вы рассчитывали, но я предупреждал, что нет никаких гарантий. Надеюсь, вы не будете требовать от меня никакой компенсации.
— Нет, ни в коем случае. Только я хотел бы спросить у вас, часто ли ее мучают кошмары?
— Совсем не мучают, насколько я знаю. — Роанок принялся наливать себе в чашку шоколад. — А вчера мучили?
Интересно. Значит, Квадратная Челюсть никогда не сталкивался с ее ночными кошмарами. «Я часто сплю днем», — сказала она. Наверное, она вылезает из кровати, когда ее покровитель засыпает, и тот ни о чем не подозревает.
А его кровать она не покинула. Осталась в ней, даже когда он встал.
— Она спала, но мало. Думаю, ее расстроило расставание с вами или что-то в этом роде. — Произносить эти слова — все равно что плеваться камнями.
— Очень похоже. — С ледяным удовлетворением человека, одержавшего победу над соперником, Роанок положил себе булочек и масло. Если новость о ее кошмарах и вызвала у него какой-то интерес, он этого не показал.
«Он меня не бьет». Она говорит правду? Тогда чем вызвано напряжение, охватившее ее, когда он поднял эту тему? Только ее опасениями лишиться покровителя? Искоса посматривая на него, Уилл подцепил вилкой ломтик ветчины и положил его на свою тарелку. «Мне доставляло удовольствие наше с ним взаимодействие». Бесполезно ломать над этим голову. Он повернулся и стал оглядывать просторную комнату в поисках места за столом.
— И ради чего ты все это затеял? — спросил лорд Каткарт, когда он сел рядом с ним.
— Ради дипломатии. Я не переспал с этой женщиной и хотел, чтобы он об этом знал, ради ее блага. — Он отрезал кусочек ветчины и положил его в рот.
Виконт сделал большой глоток кофе.
— Ты ставишь меня в тупик. — Он опустил чашку на блюдце. — Вчера ты из кожи вон лез, чтобы заполучить ее в свою постель. И ради чего? Чтобы в последний момент пойти на попятный?
— Это она остановила меня. — Он скоро станет мастером рассказывать всякие сказки. — Ей не понравился наш уговор или ей не понравился я. Как бы то ни было, она не изъявила желания, а я не настаивал. — Фразы складывались значительно легче, чем когда он разговаривал с Роаноком. — Вот такие дела. Я взял на себя труд сообщить ее покровителю, что она ему не изменила.
— Честь превращает тебя в дурака, Блэкшир. — Каткарт дернул подбородком в сторону Квадратной Челюсти, который наслаждался булочками с маслом. — Он тут перед всеми распинался о том, какая сладкая куколка ему досталась и какую восхитительную ночь он с ней провел. Думаешь, он и в самом деле заслуживает, чтобы его убеждали в постоянстве его любовницы?
— Я поступил так, потому что считал, что это послужит ее интересам. А то, чего он заслуживает или не заслуживает, к делу не относится. — Он пожал плечами и наколол на вилку еще один кусочек ветчины. Прямо-таки олицетворение человека, который заботится о своей совести, невзирая ни на кого. И отнюдь не человека, который всю утро боролся с запросами своего тела, потому что боялся лишиться доверия дамы.
После пробуждения она не отодвинулась от него, хотя наверняка заметила, как сильно он возбужден. Она знала, что он желает ее, но доверяла ему, верила, что он не станет действовать исходя из этого желания. И разве мог он себе такое позволить после ее ночных кошмаров и после откровенного рассказа о ее падении? Брошенный она котенок или нет, однако она заслужила бережного отношения и одну ночь и еще одно утро отдыха от настойчивости мужчин.
Он дал ей это. Квадратная Челюсть на это не способен. Она же в ответ одарила его глубочайшей радостью, которую принесло ему сознание, что ему удалось успокоить ее, унять ее страхи, оградить от мучительных кошмаров.
— Ты будешь есть пирог? Или в тебе взыграла романтика и ты решил заморить себя голодом? Осмелюсь заметить, что с ней это будет пустой тратой сил. — Голос Каткарта вернул его в действительность, к столу, тарелке и вилке, которая зависла в воздухе. Уилл тряхнул головой, прогоняя прочь фантазии, и положил в рот ветчину.