В сладостном плену

Глава 4

— Доброе утро, леди Бретана. — Девушка неожиданно лицом к липу столкнулась со своим скандинавским недругом. Торгуй чистил коня, который по-прежнему был привязан на длинном поводу вблизи каморки саксонских женщин. — Рановато что-то сегодня, Бретана. Что-нибудь случилось особенное? — От внимательного взгляда властных серых глаз викинга не ускользнули ни свободно развевающиеся белокурые волосы девушки, ни изысканное розовое платье, поверх которого впервые не было плаща. Видя ее в таком великолепном наряде, он и заподозрил, что происходит что-то необычное.

Бретана с трудом выдержала этот унизительный осмотр. Успокоила она себя только тем, что, в конце концов, именно такого внимания она и добивалась.

Она прошла мимо Торгуна, а затем нарочно томно повернулась к нему и ответила:

— В общем-то, да. Кстати, я и не знала, что тебе известно мое имя.

— Я слышал, что так тебя звала твоя горничная. — Торгуй продолжал яростно чистить шкуру своего огромного буланого коня. — Хотя мне и не нужно твое имя, чтобы знать, кто ты такая.

Бретану ужасно покоробила его дерзкая фамильярность. «С каким наслаждением я бы прямо сейчас влепила ему пощечину, — подумала она. — Ну да ладно, долго терпела, потерплю и еще». Усилием воли девушка удержалась от этой идеи.

— Уверена, ты мало что знаешь обо мне. — Она говорила медленно и очень осторожно. Торгуну было ясно, что ей было совсем нелегко сдерживать себя.

— Мы с Локи слушаем. — Торгуй жестом указал на коня и сардонически засмеялся.

Бретана не собиралась посвящать своего похитителя, а хотела как раз узнать хоть что-то о нем самом. Поэтому она попыталась избежать его расспросов.

— О себе могу мало рассказать что интересного, но вот о тебе я бы очень хотела послушать.

— Ну-ну, стоять. — Торгун успокаивающе потрепал коня по холке. — Леди интересуется нами. Скажем ей что-нибудь?

Бретана в гневе еще сильнее сжала руки, да так, что побелели костяшки пальцев.

— Итак, меня зовут Торгун. Это мой жеребец Локи. Мы злодейски похищаем вздорных саксонских девиц прямо из постели. — Шутливый тон Торгуна находился в вопиющем противоречии с яростью Бретаны. Ей было совсем не до его кривлянья.

— Нисколько не сомневаюсь, что ты на это способен, — процедила она сквозь сжатые зубы.

Торгун заметил, что даже когда Бретана задыхалась от гнева, ее красота только выигрывала от этого, блистая новыми красками. Путешествие из Трандбергена было долгим и изнурительным, и поэтому просто замечательно, что на обратном пути его монотонность была нарушена общением с такой забавной, хотя и упрямой спутницей.

Он решил не заходить слишком далеко и прекратить общение с ней в таком скандальном тоне.

— Прошу прощения, мы не так изощрены в манерах, как саксы. Что еще ты бы хотела узнать?

Такая перемена в Торгуне преисполнила Бретану надеждой.

— Кто ты на самом деле, — напрямую призналась она.

— Во-первых, как ты уже знаешь, Торгун. Кроме того, принц Трандбергена. Сын Харальда и брат конунга Хаакона.

— Конунга?

— Ну да, по вашему — короля. Я его единственный брат.

Хотя она и дала себе зарок не удивляться ничему, что исходило от этого человека, такие откровения о своем происхождении явились для нее полной неожиданностью. В своей грубой одежде и с такими манерами в нем не было заметно ничего королевского, хотя, правду сказать, она не знала, что означает это слово применительно к скандинавам.

Она никогда не видела и собственного короля Этельреда. И все же, если опять говорить о манерах и одежде, то Торгун казался слишком заурядным, а его теперешние занятия ну никак не вязались с тем, что в ледяных жилах этого воина, оказывается, течет голубая кровь. Если и было что-то королевское в стоящем перед ней пирате, так это, нехотя призналась она себе, его дьявольски красивое лицо. Надо сказать, что ее ужасно беспокоило, что она действительно считала его красивым.

Она была уверена в этом с того момента, когда он снял свой серебряный шлем, полностью открыв ее взору свою львиную голову, белокурую гриву волос и волевые, угловатые черты лица. Бретана просто вынуждена была признать, что такого привлекательного мужчину она в своей жизни еще не встречала, особенно если сравнивать его с коротышкой Эдуардом с его маленькими поросячьими глазками, не говоря уже о других поклонниках, которых разогнал ее отчим.

В общем-то, ничего странного не было в том, что такой жестокосердный человек так дьявольски красив. Важно было помнить только о том, что Торгун — это разбойник и ее похититель.

— Так ты королевского рода? — Она и не пыталась скрыть прозвучавшее в ее голосе недоверие. — Тот кивнул. — Так, ну тогда пиратство можно считать королевским занятием.

Ничуть не смущенный этим заявлением, Торгуй перестал чистить Локи, полностью обернулся к Бретане и посмотрел ей прямо в глаза.

— Для некоторых это действительно так. Не стану отрицать, что мне приходится возглавлять набеги на ваше побережье. Наша земля — это скалистое и суровое место, так что нам приходится собирать жатву, выращенную другими, иначе не прожить. Но мы занимаемся и торговлей. Это как раз то, чему я в юности научился на Шетландских островах и что в последнее время мне нравится гораздо больше.

— Вот как. Значит, теперь ты торгуешь саксами? — Бретана снова готова была лишиться с трудом обретенного ею самообладания.

— Только одной саксонкой, — ответил Торгуй, которого позабавил такой бесхитростно сделанный Бретаной вывод. — Но не бойся, птичка, ты-то вряд ли попадешь на невольничий рынок. — Хочешь верь, хочешь нет, но это правда.

— Ты безбожник. Тебе неизвестно, что такое правда.

— Ты так думаешь? А ведь в нашей стране много всяких богов.

— Ну да, значит, и правда не одна? — быстро парировала Бретана, молча поздравив себя с таким удачным ответом.

— У моей милой собеседницы такой острый ум. Надеюсь, он не притупится в моем обществе? — насмешливо спросил Торгун.

— Если только тебе это доставит удовольствие.

— В леди Бретане нет ничего, что бы мне не доставляло удовольствия, — тихо ответил ее собеседник и осекся. Он не собирался так льстить ей. Такие комплименты, без сомнения, только укрепили бы ее уверенность в себе и сделали бы ее менее послушной.

Бретана уже слишком хорошо знала о его слабости к ней. Он твердо решил подавить в себе это чувство, однако, несмотря на все усилия сделать это, все время мысленно возвращался к той их первой встрече.

С тех пор он так и не смог отрешиться от воспоминаний о ее обнаженном теле, которое обнимал своими руками. В памяти Торгуна запечатлелись ее глаза, похожие на вправленные в алебастр аметисты, тонкий, слегка вздернутый носик и капризные губки. Под впечатлением всех этих чар он едва удерживался от того, чтобы не переступить черту, которая отделяла его чувство от его же добрых намерений. Помимо своей воли, суровый воин часто ловил себя на том, что пристально смотрит на девушку, когда та прогуливалась в носовой части корабля.

Она понимала значение его пристального взгляда. Вот примерно так же изучал ее и Эдуард, однако в глазах Торгуна при этом не было ничего угрожающего. Бретана была начеку, и тем не менее с каждым днем ей в обществе викинга все больше становилось как-то не по себе.

И вот сейчас, от этой его непрошеной похвалы в ней поднялась новая волна сопротивления.

— Я не нуждаюсь в твоем одобрении, и признательности за нее тоже не испытываю. — Явно прозвучавшая в ее голосе горечь слегка озадачила Торгуна.

— Считай, что я ничего не говорил, — заверил он ее. — Что саксы всегда вот так пренебрежительно относятся к добрым словам?

— Нет, только когда они так явно лицемерны.

— В чем же ты считаешь, я лицемерю? Торгун знал ответ, а Бретана не хотела и дальше накалять обстановку, объясняя ему очевидные вещи.

— Что ты, что Эдуард — как в вас много общего, — прошептала она больше для себя.

— А, это тот Эдуард, который должен был стать твоим мужем, не так ли?

Бретана отвернулась в сторону.

— Да, мой отчим. Мой жених. Вор.

— Да, не очень-то теплое отношение к человеку, за которого ты согласилась выйти замуж, хотя, должен признаться, не так-то он и заботился о твоем благополучии. В самом деле, ведь это он сказал нам, где найти тебя. Как странно…

Разоблачение двуличия Эдуарда в сочетании с оскорблениями Торгуна вызвали у Бретаны новый приступ гнева.

— О нет! — закричала она. — Я уже не нахожу во всем этом ничего странного. Эдуард просто выменял меня на Глендонвик, а потом ты захватил и меня. Как же жестоки мужчины!

Высокая волна тяжело ударила в правый борт судна, отчего оно сильно закачалось. Неожиданно конь Торгуна потерял равновесие и начал быстро сдвигаться вбок, в сторону Бретаны. К счастью, Торгун вовремя уловил опасность. Он бросился вперед, мгновенно схватил девушку на руки и таким образом не дал ее ногам попасть под тяжелые копыта коня. Еще мгновение — и свершилось бы непоправимое.

До тех пор, пока корабль перестало раскачивать, Торгун крепко прижимал Бретану к своей широкой груди, а руки его легко удерживали ее высокую, но такую хрупкую фигуру. В решительный момент он инстинктивно поднял обе ее руки, и теперь они как бы обнимали мощные плечи викинга.

На какое-то мгновение голова девушки сбоку прижалась к нему как раз под его подбородком, и она чувствовала тепло его тела и слышала над собой ровное дыхание молодого мужчины. Вначале это было чувство простой безопасности, но затем, когда он еще продолжал удерживать ее, в ней начало возникать какое-то другое, странное ощущение, в котором смешивалось и головокружительное удовольствие, и возбуждение. От этого ее дыхание участилось, а голова стала как будто воздушной.

Так неуверенно девушка себя еще никогда не чувствовала. Она пыталась приписать свою слабость качке корабля, однако что-то говорило ей, что и при спокойном море в голове у нее ничего бы не изменилось.

Не избежал подобных ощущений и Торгун, дыхание которого стало таким же глубоким и прерывистым, как у Бретаны. Внезапное напряжение в области гениталий также было ему хорошо известно, поскольку до этого он уже многократно получал физическое наслаждение от общения с женщинами. Однако его реакция на великолепное тело Бретаны как-то уж быстро заставила забыть его о главном. Хотя он и находил ее необычайно возбуждающей, ему нельзя забывать, что на корабле он занимается прежде всего делом. Любой неверный шаг может разрушить все, к чему он так стремится.

Резким движением освободив ее от своих объятий, Торгуй взял Бретану за плечи и легонько отстранил от себя.

— Все в порядке? — Его серьезный тон как бы объяснял ту вольность, которую они себе оба позволили.

До Бретаны только что дошло, что корабль теперь шел спокойно, она по-прежнему крепко держала Торгуна за плечи своими руками. Девушка быстро убрала их в надежде, что такая нейтральная поза позволит ей обрести и соответствующее душевное состояние.

— Да. Я имею в виду… нет. В этом не было никакой необходимости, — резко ответила она.

— Нет, конечно, если ты не хотела и дальше ходить на обеих ногах.

Бретана знала, что он совершенно прав, однако ей было все еще мучительно стыдно за то смятение, в которое она была ввергнута его объятиями. Освободившись от них, она отвернулась, чтобы скрыть свое замешательство, и, вся в смятении, бросилась назад к своей каморке.

Прошло уже девять дней с тех пор, как они последний раз видели землю. За это время, по мере продвижения все дальше на север, морской ветер становился холоднее и его порывы часто с невероятной силой раздували парус. В этом, правда, было то преимущество, что теперь гребцы трудились меньше, чем обычно, так что ночью не слышно было их шумной работы.

Однако на десятые сутки, когда Бретане только-только удалось заснуть, она проснулась от шума, который, судя по всему, производили гребцы, занимавшие свои места. Как только от всей этой возни снаружи она совсем проснулась, самодельная крыша их убежища внезапно осветилась яркой вспышкой молнии, за которой сразу же последовал оглушительный раскат грома. Бретана сначала даже подумала, что это раскалывается корпус их корабля.

Сначала девушка ничего не поняла, но после того, как сбросила с себя шелковое покрывало и выпрямилась, до нее дошел весь смысл происходящего, в том числе и источник шума. Внезапно корабль резко накренился на борт, Бретана оказалась отброшенной к стене, а Бронвин оказалась верхом на своей хозяйке. Девушка поняла, что они попали в жестокий весенний шторм и что команда гребла не для того, чтобы увеличить скорость корабля, а для придания ему устойчивости.

В своих коротких путешествиях на небольших судах Эдуарда Бретана никогда не попадала в скверную погоду. Понимание того, что их застиг жесточайший шторм, повергло ее в дрожь. Она хорошо знала, какие опустошения производили штормы Северного моря на суше, но могла лишь вообразить, что на море это все гораздо страшнее и разрушительнее.

— Госпожа! Что случилось? Нас выбросило на землю?

— Шторм, — ответила Бретана, пытаясь казаться спокойной. — Гребцы пытаются выровнять корабль.

Новая вспышка молнии осветила их убежище, и конец ее фразы утонул в последовавшем за ней раскате грома. Зато хорошо был слышен более громкий, пронзительный голос Бронвин, которая взывала:

— Отец небесный! Упаси нас от этой участи. Сохрани и помилуй!

— Думаю, что нам больше нужна безопасная гавань, чем милость Божья, — задыхающимся голосом ответила ее хозяйка. Едва держась на ногах, она пыталась, ухватившись за что-нибудь, добраться до выхода по стенке тесного помещения, прилегающей к правому борту корабля.

— Хочу выйти и посмотреть, что можно сделать.

— Леди Бретана, — взмолилась Бронвин почти в истерике, — ты же не моряк, нам лучше оставаться здесь.

Но та была непреклонной:

— Я должна сама видеть, что происходит — скоро вернусь.

Бретана быстро накинула плотный верблюжий плащ, откинула тяжелый полог своего убежища и ринулась прямо в царящий снаружи хаос. Как только она ступила на шаткую палубу, ее сразу же захлестнула и ослепила сплошная стена дождя и она перестала что-либо видеть вокруг. Девушка зажмурилась, одной рукой держась за стену убежища, а другой загораживаясь от ветра.

От того, что она увидела, ей стало страшно. Теперь она не только чувствовала, но и сама видела жестокую качку корабля, который при каждом крене набирал все больше и больше морской воды.

Волна шла за волной. Потоки воды обрушивались на сидящих гребцов, образовывали вокруг неподвижной мачты вращающееся кольцо белой пены. Соленый ветер с оглушительным ревом насквозь продувал корабль. Казалось, он дул со всех сторон.

Бретана пыталась разобраться в происходящем. Она видела гребцов, привязанных веревками к своим сиденьям и веслами прорезающих сплошную пелену воды, в тот момент, когда корпус корабля опускался и оказывался на середине волны.

Огромный парус теперь был разорван штормом в клочья. Частично зарифленный, он свисал с верхнего бимса. В такой неразберихе найти Торгуна было нелегко. Инстинкт подсказывал Бретане, что он знает, как вести себя в этой обстановке, и обеспечит ее безопасность, поэтому-то и надо во что бы то ни стало добраться до него.

Несмотря на сильную качку, она решила добраться до кормы.

— Бретана! — Торгуй не мог поверить своим глазам. Только сумасшедший мог решиться на то, чтобы предпочесть безопасность, которую обеспечивал грузовой отсек, этому водному аду на открытой палубе корабля. Он знал, что об этом ей еще придется пожалеть.

Даже ему едва удавалось сохранять равновесие на скользких досках палубы. Положение Торгуна было хуже не придумаешь. Дело в том, что часть такелажа порвалась и теперь только от его способности удерживать натянутым канат и зависело вертикальное положение мачты.

Если он сможет продержаться до тех пор, пока Ларе доведет корабль до острова Эйнара, то они окажутся в тихой гавани. Торгуй знал, что это где-то неподалеку, но не как долго им придется туда добираться. Он должен добраться до Бретаны, но если он оставит свое место, то корабль перевернется. Выбора не было. Ему придется сделать так, чтобы она сама вернулась к себе.

— Иди обратно! — Его голос утонул в окружающей мгле, а Бретана, ничего не подозревая, продолжала свой опасный путь.

Дождавшись, пока корабль опять накренился влево, она с трудом начала огибать угол отсека и направилась к правому борту. Дальше ей повезло, так как при следующем наклоне палубы она оказалась прижатой к борту, но надо было еще обогнуть отсек и добраться до мачты до того, когда палуба опять начнет уходить у нее из-под ног.

Теперь она находилась в опасной близости от планшира правого борта. Наклонись корабль хоть еще немного в этом направлении, и она бы не удержалась на ногах и вылетела бы прямиком в бушующее море.

Теперь ей казалось, что морской шквал налетает откуда-то из невидимой во мраке носовой части корабля. Под бешеным натиском ветра ее тяжелый шерстяной плащ своим весом только стеснял движения. Волосы девушки стали мокрыми от водяной пыли.

Сейчас, мучимой пронизывающим холодом и всепроникающей сыростью, Бретане казалось, что хуже в этой жизни быть уже ничего не может. Однако все эти неудобства отступали на задний план под влиянием страха и мысли о необходимости во что бы то ни стало найти Торгуна и тем самым обрести спасение.

С усилием преодолевая напор ветра, раздувающего ее плащ, Бретана наконец достигла мачты, и в это самое время палуба начала ускользать у нее из-под ног. Девушка не могла отделаться от впечатления, что на корабле она является всего-навсего беспомощным заложником свирепого урагана.

Внезапно огромная волна, жестоко раскачивающая корабль, спала. С ее уходом он моментально оказался над волнами, а затем также внезапно тяжело провалился в узкую расселину между водяными валами.

Удар был так силен, что Бретана не удержалась на ногах и упала на колени. К счастью, она в это время уже стояла у мачты, крепко обхватив ее обеими руками в отчаянной попытке хоть как-то удержаться на палубе. Не случись так, она во время стремительного падения корабля наверняка оказалась бы в воздухе.

Теперь-то она поняла, как глупо было с ее стороны покидать свое убежище! Поняла она и то, что любая попытка улучшить свое теперешнее положение может оказаться роковой. Судорожно обхватив мачту, Бретана щекой прижалась к скользкому дереву и начала молиться. К черту Торгуна, сейчас ей поможет только Бог!

Ее отчаянная молитва была прервана раздавшимся где-то наверху оглушительным треском. Подняв голову, Бретана сразу же увидела сплошное, ослепительно прекрасное сияние, которое обрисовало на фоне полночного неба силуэт мачты и то, что еще оставалось от паруса. Яркий свет служил как бы ореолом величественно неподвижному дубовому шпилю, который венчал мачту. Бретана как парализованная застыла в ожидании громового удара.

Снова оглушительный треск — и половины мачты как не бывало. Бежать от ее обломков было поздно, да и некуда. В глазах Бретаны замелькали яркие искры голубого льда, а в ушах раздался голос, который (странно подумать) не смогла заглушить даже ревущая тьма.

Как бы сговорившись, ветер и волны направили падающую мачту на девушку. Тяжелый удар почти лишил ее сознания и оторвал руки от толстого основания мачты. Подобно спящему ребенку, которого берут у матери, чтобы отнести в постель, Бретану без всякого сопротивления с ее стороны понесло в мрак морской стихии.

Сначала волна, как пушинку, подняла ее на свой пенистый гребень, а затем мгновенно перебросила через скрытый под водой борт корабля.

До этого момента стремление Торгуна быть рядом с Бретаной поневоле отступало на задний план перед необходимостью держать канат. Теперь же, с ее исчезновением, он освободился и сразу же бросился к сломанной мачте, преисполненный решимости вернуть Бретану в ее убежище. Однако море опередило его. Вдалеке мелькнуло безучастно спокойное лицо Бретаны, в то время как лицо самого Торгуна исказилось от ужаса, когда он беспомощно наблюдал за исчезновением своего бесценного груза в бушующем море.

Полузакрытыми глазами Бретана наблюдала за удаляющимся от нее судном. И вот что странно — ей было уже все равно. А может, с высокой башни Глендонвика она видит только какой-то туманный мираж? Да, так оно, наверное, и есть, ибо в душе ее царило спокойствие, умиротворенность и единственное желание спать-спать-спать — хоть чуть-чуть…