Вакансия для слепого чтеца

14. Лара

— Что?! — он, казалось, искренне потрясен. — Я... э-э, нет. Нет, я нет. Я уважаю женщин.

— Мда...

— Ты на полном серьезе сравниваешь меня с вымышленным персонажем? — его голос не звучал обиженно, скорее любопытно, он как бы прощупывал меня.

— Нет, но мне просто интересно, почему вы выбрали именно эту книгу.

— Тебе не приятна эта тема? — я бы даже сказала, нежно спросил он.

И я почувствовала, что он напряженно следит за моей реакцией, ожидая ответа. Я также почувствовала, что для него мой ответ был очень важен. И я поняла, что он будет разочарован, если я скажу: «Да». Его взгляд, словно физически ласкал мою кожу, отчего у меня с такой силой зудели пальцы, я просто умирала, как хотела пощупать его лицо, чтобы точно узнать, с кем имею дело.

— Сама тема не беспокоит меня, — ответила я наконец, делая еще один глоток чая. Он был холодным.

— Хочешь я сделаю тебе новый чай? — спросил он.

— Да, спасибо, — произнесла я, удивившись, что он заметил.

Я услышала, как он поднялся и подошел к чайнику.

— Тогда в чем проблема?

Пока он открывал коробку с чайными пакетиками, я беспокойно похлопала рукой по столу.

— Очевидно, вы уже знаете, о чем эта книга. И готова поспорить, вы уже читали ее хотя бы раз. Но вы захотели, чтобы я прочла ее вам вслух. Зачем?

Он что-то передвигал на столешнице, что лежало рядом с чайником.

— Мне захотелось послушать, как кто-то ее читает вслух.

Я инстинктивно поняла, что всей правды он мне так и не сказал.

— Не кто-то, — тихо произнесла я. — Женщина. Именно женский голос, читающий эту книгу о мужчине, который празднует свои предубеждения по поводу женщин.

Казалось, что он топтался на месте, чувствуя себя некомфортно, что я нажала на какие-то его больные точки.

— Это не так, — отрицательно произнес он.

— А как? — не отступала я.

— У меня нет предубеждений по поводу женщин, — выстрелил он в ответ. — Одна из моих лучших боевых товарищей была женщина. Она служила со мной на Ближнем Востоке, и я буду не я, если она не была лучшей из лучших. Она могла выставить против все и всего и так врезать, что мало не покажется. Я был впечатлен ею и всегда буду.

— Ты был с ней в армии? — не знаю почему, но у меня перехватило дыхание. Может быть, я всегда задерживаю дыхание, когда люди говорили о военных действиях.

— Мы были вместе в Мосуле.

И тут словно кинжал впился мне в сердце, прямо там, где поселилось горе и печаль на многие годы. Выжидая, чтобы очередной раз напомнить мне об ужасной потере. Я все еще чувствовала их лица, тепло их кожи. Я с досадой отогнала прочь свои воспоминания. Было бесполезно думать о прошлом. Они ушли навсегда, как река, бегущая от меня вспять. Неважно, как сильно я хотела бы, чтобы они вернулись, они никогда не вернутся.

Я сделала глубокий вдох. Голос у меня звучал обвиняюще и воинственно, и я пожалела об этом раньше, чем закончила говорить:

— Зачем тому, кто утверждает, что женщина была одной из лучших товарищей, наслаждаться историей о человеке, который кроме как объекта для секса в женщинах ничего не видел?

В течение нескольких секунд он молчал. Я поняла, что он ошарашен тем количеством яда, который сквозил у меня в голосе. Я готова была уже забрать своим слова назад и извиниться.

— Чтобы понять, как живет другая половина, — легко произнес он.

Я громко рассмеялась, довольная, что он намеренно не ответил на мою грубость. Он не стал смеяться вместе со мной, и что-то подсказывало мне, что этот ярлык я явно повесила не на ту лошадь. Он не был женоненавистником. У него были причины гораздо важнее, чем деградация Джона Селфи к женщинам, и эта причина сейчас, здесь стояла на кону. Мой смех замер, вдруг я стала серьезной.

— Да, а на самом деле... почему эта книга?

Он долго что-то опять переставлял на столешнице.

— Потому что она о парне, который пытается выяснить, кто он. Пытается отыскать свой путь в этом техногенном обществе, но видно ему не реально найти то, что он хочет.

— Но существует много других книг, в которых герой пытается найти себя, — подтолкнула я его. — Почему именно эта?

— Потому что... не знаю, ладно?

Его беззащитность заставила меня откинуться на спинку стула.

— Ты знаешь. Просто не хочешь мне говорить.

Он резко поднялся со стула, ножки заскрипели по полу, я подпрыгнула на месте от неожиданности. Он отошел, тяжело ступая, сердито, через минуту вернулся, налив мне свежего, горячего чая. С легким стуком он поставил чайничек на стол. Чтобы не творилось у него внутри, он полностью держал себя в руках.

— Почему тебя это так беспокоит? — спросил он. В его голосе я уловила еле заметную боль.

Я была поражена.

— А почему меня это не должно беспокоить?

— Большинство людей в городе думают, что я бл*ть топором убил свою жену и похоронил ее в сарае под половицами.

— Ты слышал о себе все сплетни? — ляпнула я.

— Жителям Дуранго Фоллс следует научиться, как правильно распространять сплетни, — и в его голосе не слышалось ни горечи, ни злости. Его не волновало, что они думают о нем.

Я усмехнулась.

— Они слишком громко говорят, что могут разбудить даже мертвых, да?

— Я удивлен, что моя бедная покойная жена еще не поднялась из сарая и не отправилась к ним, начав на них охоту, — сухо произнес он.

Я рассмеялась и представила, что он тоже улыбается, и его шрамы тоже улыбались. Мы перестали смеяться одновременно. Возникла напряженная пауза. Я почувствовала, что он внимательно смотрит мне в лицо. Я уже просидела у него сорок минут.

— Скажи мне правду, Кит. Почему эта книга так важна для тебя? Пожалуйста. Я хотела бы узнать.

Я услышала шарканье ботинок по полу. Потом он заговорил, голос был каким-то далеким и глухим, словно он рассказывал мне откуда-то из прошлого.

— Я кое-кого знал… давно. Он был моим товарищем, приятелем, на половину англичан. Его мать была из Англии. Она не хотела его отпускать. Она все время ему звонила и плакала, как ребенок, умоляя вернуться. Мы все уходили из комнаты, когда она звонила. Это выворачивало душу. Не знаю, как он был в состоянии это выносить. Сейчас, мне кажется, что она понимала — если он уйдет, то не вернется.

У меня встали волосы на затылке. Я тоже самое чувствовала, когда мой брат завербовался и уехал в Афганистан. Я знала, что он не вернется. Но его друг, сколько бы я ни плакала и не умоляла его остаться, был полон решимости бороться за свою страну. Я сжала кулаки, крепко, чтобы остановить слезы, которые щипали глаза.

— По ночам он брал эту книгу и читал. Это была его любимая книга. Он пытался заставить меня ее прочитать, но я бросил через несколько страниц. Она явно не для меня. Самовлюбленный придурок Джон Селф с бесконечно меняющимися кисками не был моим героем.

Он откашлялся, мне показалось, что у него тоже в глазах появились слезы.

— И Найджел попал под дружественный огонь. Пи*дец — слово в словаре. Ты умираешь, как собака на чужой бл*ть земле за зря. Когда он лежал белый с жуткой болью в машине, он наорал на свою мать. Мы ничем не могли ему помочь. Мы сидели и смотрели, как он истекает кровью. Когда пошли сообщать его матери, я слышал, что она ударила парня, который пришел.

Он замолчал и сделал глубокий вздох сожаления или боли.

— Через месяц книга пришла по почте мне. Он оставил ее мне в своем завещании. Я сел и прочитал ее от корки до корки. И я слышал в голове его голос. Я понял, что все мы — Джоны Селфи. Каждый из нас гребаный Джон Селф. Потерянные в наших пороках, напиваясь, обжираясь, погрязшие в порно, предаваясь полному разврату.

Он тяжело вздохнул.

— Я хотел, чтобы ты прочла мне эту книгу, чтобы сравнить будет ли она звучать для меня по-другому, — сказал он.

— И она звучит также?

Один из его волков завыл снаружи. Внутри, здесь на кухне, атмосфера поменялась, стала более густой, наполненная какими-то странными эмоциями.

— Нет, — прошептал он наконец. — Ты не запятнанная, как все мы.

Прежде чем я смогла ему ответить, его голос стал более отстраненным.

— Время вышло. Давай остановимся на этом, я отвезу тебя домой.