Валентина

ГЛАВА 21

Зима царила в Святой земле. Февраль считался месяцем дождей. Тяжелые капли с неприятным стуком бились в окна. Настроение у Валентины было таким же сумрачным, как и сам день.

Пока она в своих покоях расхаживала по полу, покрытому коврами, желтые глаза Шадьяр неотрывно следили за ней. Мысли Валентины уносились к Аламуту – сердцем она была с Менгисом. Так часто в эти недели, что прошли с тех пор, как они в последний раз виделись, представляла девушка себя в его объятиях! Ее больше не мучили сны о безликом возлюбленном, которому она могла бы отдать и сердце, и душу. Теперь у возлюбленного было лицо – лицо Менгиса.

Первый караван с припасами для войска Ричарда отправился из Напура три дня спустя после ее возвращения из Аламута. Проворно и молчаливо федаины проследили за погрузкой продовольствия в повозки и отбыли из Напура еще до восхода солнца. Спустя неделю Валентина получила кошель с золотом – половину платы, полученной от Ричарда. Золото она немедленно отправила в сокровищницу Напура.

Хотя Валентина и испытывала некоторые угрызения совести за то, что подобным образом распорядилась продовольствием, уже проданным Саладину, она постаралась не слишком задумываться об этом. Девушка знала, что поступила так, как должна была поступить. Чувство вины оказалось бы гораздо более мучительным, если б, имея доступ к продовольствию, она позволила бы своим соотечественникам умирать от голода.

Шадьяр подняла голову и посмотрела на вход в комнату у алькова, занавешенного яркой желтой тканью. Несколько минут спустя раздался тихий стук в тяжелую резную дверь.

– Войдите, – сказала Валентина, поскорее собираясь с мыслями.

Перевозка продовольствия держалась в таком секрете, что знала о ней во дворце только Валентина – ей не хотелось обременять и своих друзей определенным чувством вины.

Легкими скользящими шагами в комнату вошла Розалан. Валентина смотрела на свою подругу, удивляясь перемене, происшедшей с той за время жизни во дворце. Теперь молодой бедуинке не нужно было вести тяжкую борьбу за существование, следуя за постоянно перемещавшимся войском, и красота ее расцвела.

Гладкая кожа цвета охры излучала здоровье, игривые темные глаза, блестящие, ясные, выдавали бесстрашие натуры. Большой вкус проявлялся в затейливости наряда. За несколько месяцев жизни в Напуре ноги Розалан, некогда мозолистые и загрубевшие, стали такими же нежными и ухоженными, как и ее хорошенькие ручки. Когда бедуинка двигалась, разнообразные браслеты, которыми она украсила себя в изобилии, обольстительно позванивали.

– Где Ахмар? – нежно поддразнила подругу Валентина. – Обычно он таскается за тобой, как потерявшийся щенок!

Глаза Розалан затуманились, и Валентина поняла, что не стоило ей так говорить.

– Что случилось?

Розалан опустила глаза, не произнеся ни слова.

– Вы с Ахмаром поссорились? – догадалась Валентина.

Как это было похоже на Розалан: с готовностью выложить все, что на сердце!

– Нет, мы не поссорились! Просто мне надоело, что он все время рядом, и я в этом ему призналась. Я прогнала его!

– Прогнала?

– Нет, не из дворца, – поторопилась объяснить Розалан, – а только от себя. У меня есть и свои собственные дела! Его навязчивость стала мне невыносима. Иногда женщине нужно побыть и одной!

Валентина молчала, не зная, что и сказать. Ей было ясно лишь одно: Розалан расстроена. Оставалось только подождать, когда она захочет излить душу.

Опустившись на колени, бедуинка погладила Шадьяр по голове, и огромная кошка перевернулась на спину, подставив живот, чтобы его почесали. Розалан, почесывая, тихо разговаривала с пантерой и посмеивалась над ее проказами.

Валентина взяла со своего туалетного столика щетку и принялась расчесывать волосы. Она всегда была готова выслушать, когда подруга хотела с ней поговорить. Если же у той не возникало такого желания, просить оказывалось бесполезно. Розалан временами становилась самым скрытным человеком из всех, кого только Валентина знала. Проделки Шадьяр наскучили бедуинке, и она, подойдя к туалетному столику, принялась перебирать украшения и флаконы. Выпустив из рук нитку бус, Розалан отошла к окну, печально взглянув на дождь. Выражение лица у нее было такое же мрачное, как этот ненастный день. Она принялась расхаживать по комнате, совсем как делала это подруга незадолго до ее прихода.

Расчесывая волосы, Валентина украдкой наблюдала за Розалан. Что могло так расстроить никогда не унывающую бедуинку. Отчего не находит она себе места? Вдруг Валентина испугалась: неужели Хомед?.. Не раскрыл ли он, что Рамиф мертв? Или же Розалан стало известно о поставках продовольствия крестоносцам? Но кто мог впутать ее в это дело? Мысли метались, страх сжимал сердце. Валентина вскочила и подошла к Розалан, схватила за плечи, повернула к себе и резко спросила:

– Что случилось? В чем дело? Расскажи мне, я не в силах вынести ожидания! Хомед…

Розалан закрыла лицо руками, ее плечи затряслись от безудержных рыданий.

– Нет, нет, не Хомед! – запротестовала она. – Это я!

Постепенно она взяла себя в руки, рыдания стихли, но в глазах застыла нескрываемая боль. Валентина не знала, что и сказать. Из них двоих Розалан всегда была самой стойкой. Она участливо относилась к горестям Валентины и утешала подругу. В конце концов, именно Розалан обладала большим здравым смыслом.

Поступив так, как поступила бы на ее месте сама Розалан, Валентина прижала подругу к себе и позволила выплакаться, прежде чем продолжила расспросы. Утешая друг друга, уселись они на низкий диван, служивший Валентине постелью. Наконец бедуинка вскинула голову и извлекла измятый платочек из выреза кафтана. Судя по состоянию квадратика белой ткани, Розалан уже немало слез пролила, прежде чем пришла к Валентине.

Сердце девушки разрывалось от боли за подругу. Она спросила:

– Ты можешь рассказать мне обо всем? Я пойму тебя, если ты захочешь промолчать, но мне так тяжело видеть, как ты страдаешь! Может, я чем-либо смогу тебе помочь?

– Ты ничего не сможешь сделать! Никто ничего не может сделать! Моему горю помочь уже нельзя. Но хочу сказать тебе, что скоро, возможно, и тебя ждет та же участь!

– Что за участь? – выпытывала Валентина, все еще опасаясь и ожидая самого худшего.

В ее сердце хранилось столько тайн! Какая же из них раскрыта?

– Участь… забеременеть! – выпалила Розалан срывающимся голосом.

– Забеременеть?.. Розалан!.. Как чудесно! Ты ведь всегда хотела родить ребенка! – воскликнула Валентина.

Розалан снова начала всхлипывать.

– Перестань плакать! Ты боишься, что тебя выгонят из дворца? Глупенькая!

– Нет… но я так несчастна! Ты права, я всегда тосковала по ребенку, а теперь ношу его под сердцем! Мне бы следовало радоваться, как никогда в жизни: я живу во дворце и в состоянии дать кров, пищу и заботу своему ребенку… и все же… я несчастна!

– Но почему?

– Из-за Ахмара! – призналась Розалан, горе переполнило ее большие черные глаза. – Этот ребенок не от Ахмара!

– Я понимаю, – тихо произнесла Валентина. – Ты говорила, что хоть он и сохранил, несмотря на кастрацию, мужскую силу, отцом ребенка никогда не станет. Кажется, я догадалась… Ахмар сердит на тебя?

– Нет. В том-то все и дело! – выпалила бедуинка, прежде чем ее подруга успела обдумать возникшую мысль. – Ахмар вовсе не сердится! Он рад, зная, как я всегда мечтала о ребенке!

Валентина смутилась.

– Так в чем же тогда дело? Если Ахмар рад случившемуся и все еще любит тебя…

– О, Валентина! Как ты не понимаешь? Ахмар только говорит, что он рад! Я слишком долго жила в пустыне и хорошо знаю образ мыслей мужчин! Искренне они не могут обрадоваться тому, что любимая женщина зачала ребенка от другого!

– Розалан! Это не так! Я знаю многих мужчин, которые любят чужих детей, вовсе не являясь их отцами! Многие из них дали ребенку свое имя и наделили равными правами на наследство! Ахмар любит тебя, он станет любить и твоего ребенка!

– Может быть, так поступают мужчины в той стране, откуда ты родом, но не у нас!

– Ахмар ведь сказал, что рад за тебя? Он сказал, что по-прежнему тебя любит?

– Да, – прошептала Розалан. – Но я знаю: это только слова! Когда он увидит, как растет день ото дня у меня живот, начнет думать иначе. Ахмар не захочет остаться с женщиной, нянчащей плачущего ребенка. Нет, Валентина, таковы все мужчины!

– Это неправда, Розалан – мягко утешала девушка подругу, думая о Менгисе и о том, как разительно отличается он от своего брата. – Ты обижаешь Ахмара, утверждая, будто твой возлюбленный такой же, как все остальные мужчины! Если это так, почему же ты до встречи с ним никогда раньше не влюблялась?

– Как ты не понимаешь! Я люблю Ахмара, но знаю, что рано или поздно он причинит мне боль, которую я не смогу перенести! Поэтому я и прогнала его от себя, и больше мы не будем делить с ним одно ложе.

– И он ушел, даже не попытавшись переубедить тебя?

– Я пригрозила убить себя, если он не уйдет, и он ушел. Все его клятвы мне ни к чему! Я знаю, в глубине души Ахмар переживает! – Розалан снова стала всхлипывать.

Валентина обняла ее покрепче. Никакими словами нельзя было облегчить горе бедуинки, и на сердце ее подруги тоже легла печаль. В конце концов Розалан высморкалась, вытерла глаза и прикрепила яшмак, однако большие глаза по-прежнему оставались полны невыразимой муки.

– Подумай о своем ребенке! Все эти рыдания не пойдут ему на пользу! – сказала Валентина.

– Я знаю, это плохо для ребенка, но ничего не могу с собой поделать! Когда я думаю об Ахмаре и как он был добр ко мне… нежен… ласков… – Розалан снова всхлипнула. – Но я должна перестать о нем думать! Теперь я должна думать прежде всего о ребенке, – ее глаза засветились, впервые с того времени, как вошла она в эту комнату. – Это будет мальчик! Я уверена! Сильный и храбрый! Я научу его всему, что знаю, и прослежу, чтобы он брал уроки у лучших учителей. Однажды он станет великим человеком. Послушай! А вдруг это девочка? Бедняжка! Участь женщин тяжка в наших краях, так ведь, Валентина? Но от того я буду любить ее еще больше и научу, как выжить в этом мире мужчин, – руки бедуинки обвили шею подруги. – И ты мне поможешь воспитать девочку, да?

– Да, – засмеялась Валентина, думая, как же давно не держала она на руках младенца.

Ей захотелось носить под сердцем ребенка Менгиса. Собравшись с мыслями, она спросила:

– Не могла бы ты сказать мне, чей же все-таки это ребенок? Я считала, раз Ахмар завладел твоим сердцем, то ты и не посмотришь ни на кого другого!

– Я могу тебе сказать, и тогда ты поймешь, почему я возлагаю такие надежды на будущее этого дитя! Его отец – султан Джакарда, – беззаботно сообщила Розалан, не заметив потрясения подруги. – Помнишь, когда Саладин и его военачальники приезжали в Напур ради закупок продовольствия? Это было накануне того дня, как умер эмир. Тогда ты провела ночь с Саладином.

Валентина непроизвольно кивнула, подтверждая, что помнит ту ночь, но сама даже не заметила своего жеста. Паксон!

– Мы с султаном встретились в зале у выхода. Он пригласил меня провести с ним ночь, и я согласилась, понимая, каким оскорблением стал бы мой отказ, и прежде всего для эмира. Но в сердце у меня уже был Ахмар, хотя тело обнимал…

– Паксон! – прошептала Валентина.

– Да, именно так зовут султана Джакарда, – продолжила Розалан, не обратив внимания на отрешенное выражение лица подруги. – Зачать от более красивого и умного мужчины, при всех моих достоинствах, я б не смогла. Ну что ж! Судьба дитя уже обретает очертания! Представь, что ждало бы моего ребенка, если б я осталась при войске Саладина! Множество мужчин, ночь за ночью! И как часто я просила Аллаха даровать мне сына! Однако этого так и не случилось. Я думаю, по божьей воле была я ограждена от зачатия. Но одна ночь с таким сильным мужчиной, как султан Джакарда, – и моя жизнь переменилась: я буду матерью!

Мысли Валентины путались. Паксон – отец ребенка Розалан? Невероятно! Голос подруги прервал ее мысли.

– Ты слышала, что я сказала?

– Конечно, – оживленно ответила Валентина. – У тебя будет совершенно особенный ребенок, и не потому, что его отец – султан, а потому, что его мать – замечательная женщина!

– Ты за меня рада?

– Конечно! Только мне еще хочется, чтобы ты подумала и об Ахмаре. Он мог бы многому научить твоего сына.

– Я уже думала об этом и решила: тому не бывать! Каждый день ребенок будет напоминать Ахмару, что никогда не станет он отцом своего собственного дитяти. Как же я могу ему поверить? Я не хочу, чтобы мой малыш вырос в нелюбви.

Печаль снова появилась в глазах бедуинки. Только слепой не увидел бы, как глубоко любит она Ахмара.

Розалан поправила яшмак.

– Мне нужно идти. Сегодня я еще не забирала белье для стирки из комнаты эмира. Мы не можем позволить себе даже малейшей небрежности, потому что Хомед и эта сучка Дагни бдительно следят за всеми, кто входит и выходит из покоев Рамифа. Как бы мне хотелось выставить Хомеда из дворца! Даже Мохаб, бедняжка, нервничает из-за еды, которую он носит в комнату эмира. Каждый день сидит он там один-одинешенек и ест кушанья, принесенные якобы для Рамифа, и каждый день становится для него мучительным напоминанием о том, что его старому другу больше не нужна пища в этом мире.

– Пойди к нему, Розалан. Скажи, я приду после ужина, и мы с ним сыграем в ту игру, что привезли с Дальнего Востока. Мохабу эта игра очень нравится. С тех пор как вернулся Хомед, я опасаюсь за здоровье старика. Для человека его возраста напряжение слишком велико.

– Думаю, старик будет счастлив сыграть с тобой. Я тоже постараюсь проводить с Мохабом как можно больше времени. Теперь, когда мы с Ахмаром расстались, вечерами я ничем не занята.

– Мохаб очень обрадовался бы, Розалан! Но смотри, не переутомляйся! Пусть Ахмар забирает теперь белье для стирки из комнаты эмира. Я не хочу, чтобы ты переутруждалась.

– Не беспокойся! Я молодая, сильная, и ребенок родится здоровым, – рассмеялась Розалан. – Увидимся за трапезой!

Шурша юбками и неслышно ступая по толстым коврам, она удалилась, оставив Валентину наедине с ее думами.

Розалан носит ребенка Паксона! Валентина не ревновала, но что бы сейчас испытывала она, если бы никогда не встретилась с Менгисом? «Однако, – сказала себе девушка, – я бы сошла с ума от ревности».

И все-таки ей хотелось, чтобы отцом ребенка Розалан оказался другой человек – кто угодно, только не Паксон! При одной мысли об этом Валентина приходила в ужас. Паксон слишком много знал о ней и в любой момент мог разоблачить ее, поставив саму жизнь под угрозу. Если когда-нибудь выяснится, что в то время как эмир был мертв, она не позволяла Хомеду занять его законное место на троне, ее забьют камнями до смерти.

Более того, если Паксон вдруг узнает, что она отослала христианам продовольствие, уже закупленное для исламских войск, то он прикажет распять ее! Валентина знала это так же хорошо, как свое собственное имя. Никто – по крайней мере, никто из женщин – не мог бы, предав дело султана Джакарда, помешать успеху джихада и остаться при этом в живых.

Теперь всякий раз при взгляде на Розалан она станет вспоминать о Паксоне и той опасности, которую он для нее представляет. Ни на мгновение не будет ей покоя при мысли, что он сделает с нею, когда вернется в Напур и увидит наполовину пустые закрома. Страх ледяными пальцами коснулся спины девушки, и ей почудилось дуновение смерти.

Розалан сидела у окна, и Ахмар увидел возлюбленную.

Послеполуденный свет создавал ореол вокруг ее головы, выражение лица было мягким и благодушным. В руках бедуинка держала ткань и старательно работала иглой, подготавливая одежду для своего будущего малыша. В жизни Ахмар не видел никого милее.

Когда Розалан склонила голову над шитьем, стала видна мягкая округлость ее шеи, и ему захотелось прижаться к этому месту губами, вдохнув аромат, исходящий от женщины. Розалан так увлеклась своей кропотливой работой, что не заметила Ахмара. Ее язычок скользил по губам, как у ребенка, занятого игрой. «При всем своем жизненном опыте, – подумал Ахмар, – она все еще невинное дитя». Его сердце переполнилось любовью. Если бы только он мог убедить Розалан, что он по-прежнему ее любит и станет любить рожденного ею ребенка.

Вдруг бедуинка уколола палец. Уронив работу на колени, она подняла руку, чтобы получше рассмотреть ярко-красную капельку крови. Сделав недовольную гримасу, Розалан сунула пострадавший палец в рот и, нахмурившись, слегка надула губы. Ахмар едва сдержал смех. Малейший жест возлюбленной вызывал у него умиление. Не в силах противиться порыву, он в мгновение ока оказался рядом с ней.

В глазах Розалан мелькнуло удивление. Она не ожидала его увидеть.

– Что ты натворила! – посочувствовал он. Дай-ка мне взглянуть!

Розалан послушно протянула пораненный палец. Ахмар встал рядом с ней на колени, удерживая ее руку в своей и нежно нажимая на крохотную ранку.

– Тебе нужно быть поосторожнее, малышка! Бедуинка улыбнулась. Как хорошо, что Ахмар снова рядом! Она ужасно по нему скучала в последние дни. Он заботливо обвязывал ей палец мягким лоскутком.

– Подожди, не шей, пока кровь не перестанет течь, не то испачкаешь одежки малыша, прежде чем ему самому предоставится возможность это сделать, – голос Ахмара звучал непринужденно и насмешливо, но серые глаза погрустнели.

– Спасибо, – прошептала Розалан, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я буду осторожнее.

Она подумала, Ахмар сейчас уйдет, но он продолжал стоять, глядя на нее сверху вниз. Розалан подняла глаза и увидела на его лице печать невыразимой боли. Ее сердце сжалось от волнения. Неожиданно сильные руки обвились вокруг ее стана и прижали к крепкой груди. Заглянув в его глаза, Розалан различила такие же слезы, что блестели в ее собственных глазах. Не говоря ни слова, Ахмар опустил голову и прижался к животу, где уже начинал биться ребенок.

– Розалан, я люблю твое дитя, – прошептал он сдержанно и твердо.

Бедуинка нежно коснулась темноволосой головы и теснее прижалась к возлюбленному. Сердце у нее радостно забилось. Сейчас она не сомневалась в искренности слов этого человека. Он любит ее, полюбит и дитя, и не будет ему счастья в жизни без них обоих.

Ахмар поднял голову, радуясь, что наконец-то любимая поверила ему. Губы Розалан прильнули к его рту, их слезы смешались. Ахмар прошептал ей на ухо:

– Я думал, ребенок – только повод, чтобы прогнать меня, и опасался, что ты решила: я всего лишь наполовину мужчина, раз не могу зачать дитя.

– Чшшш, Ахмар! – произнесла Розалан. – Без твоей любви я всего лишь наполовину женщина, – она заставила возлюбленного замолчать, вновь коснувшись его губ своими губами.

Словно радость вернулась в мир, они увидели друг друга смеющимися и плачущими одновременно.

– Хватит разговоров! – решительно заявил Ахмар, поднимая любимую на руки.

– Сумасшедший! Куда ты меня несешь? – спросила Розалан, крепко обвивая руками его за шею и прижимаясь лицом к мокрой от слез щеке.

– В мою комнату, разумеется, где мы с тобой окажемся одни и сможем любить друг друга и воображать, будто сегодня день зачатия нашего ребенка.

В ответ Розалан поцеловала Ахмара. Она словно вновь обрела радость и смысл жизни.

Мохаб внимательно следил за Хомедом и женщиной по имени Дагни. Он наблюдал за ними, когда они прогуливались по коридорам, и стоял у дверей, когда они ели или занимались любовью. Где бы они ни были, там оказывался и он. Старик мало спал и ничего не ел. На изможденном лице застыло мрачное выражение. Он ни с кем не разговаривал, даже с Валентиной, только глаза оставались живыми и полными ненависти.

Однажды, стоя у дверей покоев Хомеда, Мохаб услышал два невнятных голоса и про себя улыбнулся: Дагни пеняла Хомеду, что тот позволяет Валентине править Напуром. Она настаивала, что трон принадлежит ему, так как эмир мертв. Когда же Хомед потребовал доказательств, он в ответ ничего не услышал, кроме сомнительных подозрений.

– Требуй встречи с отцом и не отступай от своего, – настаивала Дагни. – Мы вдвоем станем править Напуром. Помни, ты обещал мне это!

– Мне нужны неопровержимые доказательства! А что я могу сделать, когда за мной наблюдают денно и нощно? Меня сюда не приглашали! Отец отказывается со мной встречаться. Что ты от меня хочешь? Надавить на отца? А если он жив, то снова выгонит меня! Где я тогда проведу зиму?

– Но нужно же сделать что-нибудь! Покинь дворец, найми головорезов и вернись с ними! Пообещай им золота в обмен на преданность, и они сделают все, что прикажешь!

– На словах у тебя все гладко получается! – возразил Хомед. – А как, по-твоему, мне уехать из дворца? Этот здоровяк Ахмар перережет глотку любому, кто не так глянет на него хоть краем глаза.

– Есть способ и Ахмара усмирить! Я позабочусь об этом.

– Надеешься на свои чары? – хохотнул Хомед.

– Надеюсь, – коротко ответила ему Дагни.

– А как ты перехитришь старого Мохаба? Он повсюду следует за нами тенью!

– Не догадываешься – как? Ты мужчина! Почему я должна все брать на себя?

– Но ведь это ты послала мне сообщение, решив, что мой отец мертв. Ты убедила меня, что пора завладевать троном.

– Скоро настанет день, когда мы убьем старика, и через подземный ход ты выберешься из дворца.

Мохаб хмуро слушал. Они говорили чуть громче, чем следовало, словно хотели, чтобы он слышал, о чем они говорят.

Пока старик подслушивал под дверью Хомеда, Валентина высказывала подруге свою тревогу по поводу состояния его здоровья.

– Последнее время Мохаб не слушает, что я ему говорю. Его глаза смотрят так, словно меня и нет перед ним. Боюсь, разум покидает старика, а я чувствую себя такой беспомощной! Я поступила глупо, разрешив Хомеду остаться во дворце на два дня. Мы вынуждены держать его, как пленника. Даже я, при всей своей неопытности, понимаю: если он уедет, то вернется с бандой головорезов.

– Хомеда надо устранить, – спокойно произнесла Розалан. – И Дагни тоже! Старик был счастлив, пока не вернулся Хомед и не начал плести вместе с Дагни сети заговора.

– Розалан, ты же знаешь, я никогда не соглашусь убить сына эмира, невзирая на то, как я к нему отношусь! Я просто не смогу это сделать!

– А тебе и не придется ничего делать! Другие люди охотно возьмут это на себя.

Валентина вздохнула.

– Нет, Розалан, это почти одно и то же. Смерть Хомеда тяжестью ответственности ляжет на мои плечи. Я не могу допустить убийство! Но что же нам сделать для Мохаба? Как облегчить его ношу?

Розалан настаивала:

– Но Хомед с Дагни наверняка замышляют нас погубить и, возможно, прямо сейчас, в эту самую минуту! И если они желают нам смерти, почему же не умертвить их? Не понимаю я тебя! Эти двое – как блохи в шерсти собаки! Кому они нужны? Никому! – сама ответила бедуинка на свой вопрос. – Нет от них никакой пользы, и следует избавиться от этих людей как можно скорее!

– Не хочу больше что-либо слышать об убийствах! – твердо заявила Валентина. – Сейчас Хомед с Дагни под охраной и потому не опасны. Оставь меня, Розалан! Я должна подумать, как же нам помочь Мохабу.

– И подумай, как долго сможем мы держать Хомеда в качестве пленника во дворце! – настаивала на своем Розалан.

– Не знаю! Ничего я не знаю! Но пленником он останется, будь то на день или год! Я даже не хочу, чтобы кто-то посторонний узнал, что он здесь, во дворце. Как ты думаешь, сможет Ахмар устроить это?

– Считай, уже устроил! Ахмар очень предусмотрителен, Валентина, и эти двое не увидят дневного света, пока гости будут во дворце, приехав в Напур за продовольственными припасами. Не бойся! Ахмар обо всем позаботится!

Несмотря на уверения Розалан, Валентина хмурилась, слушая подругу, продолжавшую настаивать:

– И все равно, я считаю, что самым верным решением было бы убить этих двоих как можно скорее!

Под суровым взглядом Валентины неуемной бедуинке пришлось замолчать и, пробормотав что-то о необходимости поскорее встретиться с Ахмаром, удалиться.