16

Кристину Иванову перевели из палаты интенсивной терапии через неделю.

Она была в сознании, когда Марк навестил её, но её рассудок все еще не подчинялся ей.

— Капает, — губы едва шевелились, а речь была крайне невнятной.

— Привет. Я Марк. Я твой друг.

Кристина обвела его мутным, рассеянным взглядом. Она часто облизывала губы и никак не могла сфокусироваться на его лице.

— Друг? — переспросила она.

— Марк. Друг, — твердо повторил он, взяв её за руку.

Она не пыталась её отдернуть, увлеченная рисунком на занавесках.

Ладонь была холодной и влажной, как у лягушки.

— Капает, — повторила она настойчиво.

Видимо, капельница её раздражала.

— Это пройдет, — утешил её Марк.

Кристина снова попыталась посмотреть на него.

— Нос, — сказала она.

— Правильно. Марк.

Он склонился над ней, удерживая её лицо за подбородок. В глубине невыразительных серых глаз что-то переливалось, похожее на мерцание капли бензина в луже.


От облегчения Марк ощутил такую слабость, что едва не прилег на больничную койку вместе с Кристиной.

— Ну ладно, — сказал он, прикасаясь губами к её лбу. — Я вытащу тебя.

— Нос?

— Марк.

Главное, чтобы родственники Ивановой не выгнали его вон.


— Реабилитация может занять долгие месяцы, — сообщил Соловьев двум приехавшим из района тетушкам.

Марк, на правах романтической привязанности, слушал тоже.

Повезло, что обошлось без мужа и двоих детей.

Что бы они тогда с Варварой делали?

— Болезнь нарушила когнитивные, поведенческие, социальные, эмоциональные навыки.

Тетушки слушали врача с ужасом и ничего не понимали.

— Кристине нужно учиться всему заново: разговаривать, слушать, есть, принимать душ, — перешел на русский язык Соловьев. — Здесь необходима не только работа специалистов-реабилитологов, но и поддержка семьи. Благоприятная обстановка, привычное окружение, физиотерапия.

— Но мы живем в деревне, — сказала одна тетушка.

— У нас корова, — сказала другая.

— Где мне поставить раскладушку? — спросил Марк.

— Но вы мужчина.

— И мы вас не знаем.

— У вас корова, — напомнил Марк. — Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь.

Так Кристина Иванова оказалась в его полном распоряжении.


— Кто ты? — спросила она несколькими днями позже.

Чистые волосы пушились вокруг её лица, и веснушки двигались, когда она разговаривала или хмурилась.

Марк, который в этот момент натягивал на её ноги носки, вскинул голову, пытаясь понять, последует ли за этим вопросом вспышка гнева.

— Я Марк, — спокойно ответил он.

— Кто ты? — повторила она отчетливо.

— Душегуб и убивец, — вздохнул он.

Она сдвинула рыжие густые брови, пытаясь сосредоточиться. Подняла свои подрагивающие руки, разглядывая их.

— Я не знаю тебя, — сказала Кристина возмущенно.

— У нас с тобой полно времени, чтобы познакомиться, — утешил он её.

— Жужжит, — пожаловала она, поднимая руки к голове. Марк перехватил её за запястья прежде, чем она начала дергать себя за волосы.

— Тихо, — сказал он, бережно укачивая Кристину. — Не буянь, Варвара.

Это имя вырвалось у него само себе, хотя он обещал себе не использовать его больше.

Но оно подействовало самым успокаивающим образом.

Кристина доверчиво прижалась к нему, сказала доверчиво:

— Приятно. Тепло.

— Конечно, — согласился с ней Марк, легко целуя в висок.


С ходьбой у них получалось неплохо, но мелкая моторика не давалась Кристине. Ложки и расчески выпадали из её рук, а рисование, которое посоветовали реабилитологи, превращалось в сущее наказание.

Она плохо спала по ночам, её терзали судороги, приступы удушья и панические атаки. Иногда она на полном серьезе пыталась оторвать себе голову, крича во все горло, что она чужая. Это приводило Марка в отчаяние, и он начинал уже винить себя за то, что впутал Кристину в эту историю.

Ей нравились его прикосновения, и она с удовольствием обнималась, и вскоре они привыкли засыпать вместе, потому что так Кристина спала лучше.

Медсестры и врачи закрывали глаза на мелкие нарушения, потому что Марк освобождал их от кучи забот по уходу за Ивановой.

И спустя несколько недель их отправили на реабилитацию в санаторий.


Загрузка...