Ваше Сиятельство 2

Глава 7 Игра в обиды

Я еще раз перечитал письмо графа Голицына. Смысл его сводился к тому, что кто-то отслеживает сообщения с его рабочего коммуникатора и, вероятно, домашнего. Соответственно за сообщениями на эйхос шпионили тоже. И Жорж Павлович сокрушался, что пока не совсем понимает, как это можно сделать технически: все рабочие терминалы инженеры обследовали, но пока не нашли каких-либо сторонних подключений. Поэтому граф принял решение поддерживать общение в рамках нашего проекта только бумажными письмами. Разумеется, сообщения, не касающиеся технической стороны проекта, можно и передавать обычными посланиями через эйхос. В конце письма Голицын много недоумевал, мол, как? кто посмел? Для Жоржа Павловича это казалось таким же невероятным, как если бы почтальон с милой улыбкой вручал ему вскрытые конверты и пометкой «прочитано». Для меня же вопрос «кто посмел⁈» был вполне ясен. Кто, как не вездесущие бритиши, которые не первую сотню лет суют свои сопливые носы в наши внутренние дела, нашу политику и особенно наши передовые научно-технические разработки. Думаю, Жорж Павлович это понимал не хуже меня. А его недоумения сводились к желанию понять кто именно эти мерзавцы поименно. И еще меня интересовало каким образом мой старший друг прознал о том, что сообщения отслеживает кто-то посторонний. Об этом, разумеется, граф не распространялся, имея какую-то свою хитрость против хитростей наших заклятых «друзей».

В ответ Голицыну я не стал мучить бумагу, а взял эйхос и передал следующее:

«Все понял, ваше сиятельство. Выводы сделал и буду следовать дальше вашим инструкциям»

И немного подумав, учтя ту часть письма, в которой он говорит о содержимом коробки — устройствах, собранных его инженерами, добавил:

«По меньшей мере три присланные вами „штучки“ я доведу до ума сегодня же. Завтра можете забрать их у нашего дворецкого. Ведь я знаю, как вам не терпится их опробовать. Не скрою, не терпится и мне».

Одновременно у меня возникла мысль: если кто-то из «заклятых друзей» перехватит это сообщение, то он может прислать своих людей под видом курьера от Голицына. Рискованно, конечно, с их стороны, но могут. Антон Максимович вряд ли способен распознать, кем послан курьер, и здесь следовало бы как-то перестраховаться. Я не опасался, что устройства, названные мной «эрминговый преобразователь Голицына-Елецкого», попадут в недобрые руки, ведь вся хитрость вовсе не в устройстве преобразователе, а моих магических установках — их никто не сможет воспроизвести. Это все равно что подсунуть свиток написанный на лемурийском — будут ломать головы годами, но не поймут ни слова. Да мы рискуем потерять три устройства из пяти, которые лежали в коробке, но себестоимость их невелика. Взамен, мы можем получить кое-какую информацию: кто приезжал (хотя бы внешний вид), на каком транспорте и всякие мелкие делали, которые могут оказаться полезны — об этом я проинструктирую дворецкого. Эта мысль тут же получила дальнейшее развитие: а ведь здесь можно с большой пользой использовать лазутчика, не Эршага Нуи, а другого, заранее подготовленного. Вот только для этого нужен сам лазутчик.

Ладно, об этом пока рано думать. Вопросы важные, но я вернусь к ним позже. Сейчас мне требовалось хоть немного времени уделить магическим практикам. Заняться ими я решил лежа на кровати. И уже устраиваясь на подушке, позволил себе маленькую слабость — все-таки включил эйхос и прослушал сообщение княгини:

«Елецкий, ты что ли обиделся? Ну да, я бываю такой, находит всякое настроение. Если не можешь сходить за туфлями в субботу, давай в воскресенье. Я даже не поеду с родителями на верховую прогулку».

Ах, вот как? Княгиня все-таки попятилась в своих амбициях. Пожалуй, я приму ее предложение, но пока не буду отвечать. Сделаю это не раньше, чем прослушаю послание Айлин и Талии. Сейчас самое главное прокачка «Лепестков Виолы». Я закрыл глаза и перешел в то пограничное состояние, которое позволяло значительно улучшить мою связь с магическими основами этого мира.

Ужин вышел скучный, но сытный. За столом я оказался в гордом одиночестве, а прислуживала, увы, Надежда Дмитриевна — Ксении в столовой не оказалось. Поэтому я быстро справился с крупным ломтем белуги — зарумяненный до приятного хруста на гриле, на вкус он был потрясающим. Выпил чай, попутно ублажая себя клубничным суфле, и поднялся в свои покои. Прежде чем вернуться к занятиям магией, я ответил на сообщение Айлин и баронессы Евстафьевой, последняя предупреждала, что меня посетят чиновники из имперской канцелярии и сокрушалась, что наша встреча откладывается. Затем немногословно ответил Ковалевской, мол, ее идея встретиться в воскресенье хороша, и занялся коробкой графа Голицына. Выложил на стол три эрминговых преобразователя. Они представляли собой толстые текстолитовые квадраты с рядами медных клем по краям, четырьмя кристаллами в центре, соединяющими их электрическими конденсаторами и массивными катушками. Осмотрел их, просканировал рукой энергоинформационный отклик цодия и потом начал работать поочередно с каждой схемой. То, что я делал, можно назвать прошивкой, потому как это действие по смыслу довольно похоже на прошивку БИОСа компьютера. Только прошивал я кристаллы и не электрическими импульсами, а модуляциями эрмингового потока. На все три преобразователя я потратил примерно полчаса. Затем отнес их Антону Максимовичу, попросил, чтобы он очень осторожно упаковал каждый преобразователь отдельно. Дал ему инструкции на завтрашний день по особому вниманию к человеку, который заберет эти устройства.

Наконец справившись со всеми намеченными делами, я снова вернулся к магическим практиками. Еще часа полтора качал «Лепестки Виолы». Да, это мало, но наскоком такие вещи не делаются, уже через час наступает усталость и выгорание. Второй подход я решил сделать перед сном, а пока переключил внимание на создание нового шаблона. Взял за основу свою старую наработку «Лорепалх Куил», что в переводе с лемурийского «Маска Лжеца». Не буду себя нахваливать, но эта магия доступна далеко не всем. Она сложна тем, что опирается на множество тонкостей и предельно развитое внимание второго уровня. Суть «Маски Лжеца» в том, что маг, глядя на какого-либо человека или его детальны портрет, создает образ этого человека и сохраняет в магической заготовке. При активации «Маски Лжеца» маг как бы натягивает на себя образ того человека, и становится весьма похож на него. Чем выше уровень мага и его опыт, тем точнее передается взятый за основу образ. Стопроцентной точности добиться вряд ли кому удаться, но в далеком прошлом я много раз баловался «Маской Лжеца». Превращался даже в короля Геумура Четвертого, по его же тайной просьбе, чтобы предотвратить готовящееся на него покушение. Правда тогда вышла небольшая оказия, пришлось переспать с милейшей супругой Геумура, и не было в том моей вины, поскольку случившееся — всецело инициатива королевы.

На самом пике нашей страсти, я потерял контроль и образ короля с меня слетел. Королева была потрясена, возмущенно заохала и бурно кончила подо мной. Да, забавное было время! Король узнал о случившемся, сокрушался, говорил, что лучше бы он погиб от руки наемного убийцы, чем такой позор. И, сжигаемый разыгравшимся гневом, хотел казнить меня. Но обошлось. Да и как бы он меня казнил, я бы просто покинул дворец, и Геумура остался бы без придворного мага. А жена его, королева Сельвистра — огонь женщина. Потом оказывалась в моей постели много раз, и с ней я больше не играл в образы.

Ладно, это лишь яркие моменты давно минувших дней — дней вовсе не этого мира. Сейчас иные времена и иные задачи. Переделав шаблон «Лорепалх Куил» и протестировав его взаимодействие с эрминговыми потоками, я понял, что для этого мира он слишком сырой и потребуются значительные корректировки. Затем я вернулся к прокачке «Лепестков Виолы». Спать лег около полуночи, слыша, как вернулась от Евстафьевых мама. Кажется, она пришла чем-то обеспокоенной — это я научился понимать по ее быстрым, порывистым шагам.

За Айлин я забежал в этот раз вовремя. Когда подходил к ее дому, она только вышла на ступеньки. Узнав, что после школы я сразу сбегу и не уделю ей времени, госпожа Синицына расстроилась. Хотя я предупреждал об этом вчера, Айлин все равно надеялась, что я смогу выкроить на нее время. Но как его выкроить, если сегодня та самая среда, и снова серьезные и опасные события в Шалашах. При чем в этот раз куда более опасные. Сегодня Айлин ни в коем случае не должна оказаться во дворе старого колбасного цеха, и не должна прознать, что там буду я. А она, как назло, что-то подозревала: видела, как я перед занятиями и на переменах отходил с Сухровым, понимала, что мы что-то затеваем. И Ковалевская тоже сегодня выдала:

— Елецкий, а что такое происходит? Уж не другом ли тебе стал твой недавний враг? Все ли у тебя там с головой в порядке?

Я ей ответил просто:

— Дела у меня, Оль. Позже объясню.

А после последнего урока у меня состоялся не слишком приятный разговор с Айлин. Выходя из класса, она сказала мне:

— Неужели ты мне так не доверяешь? Разве вчера я подвела тебя? Ходили в Шалаши вместе, и я все делала как ты сказал. Саш, мне обидно. Ты весь день что-то готовишь с этим Сухровым, а мне ни слова. Вот сейчас куда вы собрались? Почему ничего нельзя сказать мне прямо? Я очень переживаю!

В этот момент влезла в разговор княгиня, наверное, слышавшая часть речи Синицыной.

— Успокойся, Айлин, это обычное дело, когда парень ни во что не ставит твои интересы. И Елецкий здесь, к сожалению, не исключение, а даже наоборот — то самое неприятное правило в самой жестокой форме, — она бросила на меня взгляд голубых как лед глаз. — Вот я ему вчера сообщение передала едва ли не с извинениями, что не слишком с ним нежна, а он мне в ответ несколько каких-то холодных пустых слов. И те пришлось ждать полдня. Мне кажется, отношения у него с Сухровым теперь гораздо теплее, чем с тобой или со мной. Но не надо отчаиваться. Хочешь, поехали, прогуляемся по Тверской, может туфли себе куплю?

— Если вы прекратите жить всякими домыслами, а немного подождете, хотя бы до вечера или до завтра, то я поясню, почему разговор с графом Сухровым важен, и почему сегодня не могу уделить вам время, — сказал я. — А если же вам больше хочется поиграть в обиды, то довольствуйтесь ими без меня.

Я повернулся и пошел по коридору к лестнице. Да, по отношению к Айлин я поступил жестоко, но ее нужно немного встряхнуть. Я вполне понимаю, что она переживает за меня, но сейчас я не имею возможности объясняться с ней, и самое лучшее, если госпожа Синицына научится доверять мне всецело и беспрекословно. Нет сомнений, что вокруг меня в будущем будет ни раз складывается ситуация, когда Айлин лучше быть как можно дальше от меня и меньше знать. Поэтому моя вынужденная жестокость сейчас это лишь прививка, чтобы в будущем Айлин воспринимала подобное без особых переживаний и принимала как должное.

А вот княгиня Ковалевская — это отдельный случай. Если она себя чувствует обиженной, то ей это особо полезно. Может постепенно начнет понимать, что мир не вертится вокруг ее ног, и покупка туфелек не является целью моей жизни. Да, она видит во мне прежнего графа Елецкого, которым было гораздо легче управлять, играя в капризы, и ничего не давая взамен, но кое-что поменялось.

Я спустился на первый этаж и пошел в сторону столовой. По пути встретился барон Адашев и несколько его одноклассников. Постоял с ними, поболтал несколько минут, но не стал ничего говорить о предстоящем сегодня в Шалашах. Были серьезные опасения, что «Стальные Волки», если проиграет их Варга, могут выместить злость на ком-то из пришедших со мной ребят. За Сухрова и его команду я не беспокоился — это дело Еграма, и он гораздо лучше меня знает повадки «волчьей стаи». Под конец нашего разговора с Рамилом к нам подошла Света Ленская с двумя подругами. Та самая виконтесса Ленская, аппетитные формы которой мы как бы вскользь обсуждали с Сухровым вчера у двери в класс, когда она прошла мимо как королева.

— А ты правда такой сильный, что теперь гора школы? — спросила она, улыбаясь полными губами.

— Ты, наверное, хочешь потрогать мои мышцы? — шутя ответил я ей.

— Ну да, я бы хотела… — последнее слово Светлана произнесла с придыханием.

Ничего не скажешь, умеет барышня подразнивать. Не только одеждой, манерами, но и хитро сказанными словами. Хотя сегодня она была одета не так волнительно, как вчера, все равно, это декольте, из которого рвалась на свободу прекрасная грудь, приковывало внимание.

— Отойдем? — предложил я.

Мы отошли недалеко от компании, собравшейся вокруг барона Адашева.

— Можешь потрогать, — сказал я, одновременно думая: «Зачем я повелся? Да, она красивая, но если вестись за каждую привлекательную девочку в нашей школе, то просто времени не хватит на действительно важные дела. О, юное тело, что ты делаешь со мной! Зачем так мучаешь гормонами⁈». И я добавил, не слишком прислушиваясь к протестам к рассудительной части моего существа: — Только, госпожа Ленская, имей в виду, я тоже захочу потрогать тебя.

— Это будет вполне честно, — она положила ладошку мне на грудь и провела сверху вниз, испытывающе заглядывая в глаза. — Да, в тебе есть сила. Много силы, — сказала она, явно льстя.

Ведь мышцы графа Елецкого не были так хорошо развиты, как, скажем, у графа Сухрова. Хотя я постепенно работал над этим.

— А в тебе есть очарование, — я коснулся ее плеча, потом провел пальцем по зоне декольте, будто случайно оттянув ткань ее одежды. — Очарование куда большая сила.

— Я же говорила! У него нет времени: видишь, чем он занят? — услышал я голос Ковалевской сзади.

Повернулся вполоборота и увидел княгиню и Айлин в нескольких шагах позади себя. Черт, ситуация неприятная. Айлин теперь действительно может подумать, что я отказываюсь провести с ней время вовсе не из-за важных дел. И хуже того: может подумать, что я обманываю, говоря о своей огромной занятости. Самое глупое, что можно сделать сейчас — это оправдываться. Я не сказал ни слова, просто посмотрел на них и вернулся взглядом к виконтессе Ленской.

— Говорят, княгиня Ковалевская — твоя девушка? — Светлана искоса посмотрела на нее и Айлин. — И Синицына тоже твоя. Да?

— Да, Айлин — моя девушка, — подтвердил я, про Ковалевскую решил промолчать. Я сам точно не знал, моя она или нет.

— Давай обменяемся номерами эйхосов, может потом поболтаем. А то они так смотрят, особенно Ковалевская, что мне страшно за мою жизнь, — виконтесса открыла сумку, вытащила блокнот и написала свой номер. Протянула неаккуратно вырванный листок. Я в свою очередь написал свой номер в ее блокноте.

— Елочка, ну ты даешь, — услышал я за спиной насмешливый голос графа Сухрова. — Смотри, а то из-за таких красавиц, забудешь, что нам к двум.

— Буду вовремя, — с улыбкой ответил я ему.

Еграм прошел мимо вместе с Лужиным, замедляя шаг и пожирая взглядом виконтессу Ленскую. Он отвел взгляд лишь когда их нагнал Адамов и спросил что-то. А я подумал, как странно, что множество мелких страстей сразу сошлись в одной точке нашей вовсе не маленькой школы. Да, страсти небольшие, но иногда даже самая незначительная страсть рождает огромные перемены и бурю событий. И если так, то впору здесь заподозрить влияние Геры.

Спрятав листок с номером эйхоса виконтессы в нагрудный карман, я свернул к столовой. Хотя время было обеденное, у большинства классов уроки закончились, и народ покидал школу, спешил домой, поэтому очередь на раздаче собралась небольшая. Я не привык обедать в это время, но до встречи в Шалашах оставалось больше часа. Чтобы с пользой потратить оставшееся время, я взял бухарский плов, салат «Весенний» и два стакана травного чая. Расположился за самым дальним столиком, прикидывая, что успею не только пообедать, но еще немного прокачать «Лепестки Виолы».

К месту встречи — старой мачте ретранслятора — я добрался без пяти два. Там меня уже дожидался Сухров практически со всей своей бандой: Лужиным, Адамовым, Брагиными и еще двумя парнями из четвертого класса. Не было только Подамского и Грушиной по вполне понятным причинам. Вообще, Еграм молодец, постарался: хоть не буду чувствовать себя одиноко в «стае волков». Не сказать, чтобы Астерий во мне ощущал какой-то дискомфорт наедине с этими хищниками, но все же лица одноклассников давали каплю приятных эмоций.

Когда я подошел, даже Лужин сказал мне что-то этакое, ободряющее. Не запомнил его слов, но приятно, когда бывшие заклятые враги перестают быть врагами.

Ввосьмером мы прошли во двор «колбасника» в приоткрытые ворота. «Стальные Волки» уже ожидали. Их собралось около пятнадцати. Трое сидели на ящиках, как бы перегораживая вход в двухэтажку. Расчет понятен: в здании кто-то есть, и для меня что-то готовится, и если кто-то из наших пожелает пройти туда, например пописать, то его под каким-то предлогом не пропустят или отвлекут на какое-то время разговорами. Я не слишком разглядывал приятелей Варги, но как минимум пять физиономий показались знакомыми. Наверное, по веселью в «Ржавом Париже», а вот тех парней, что были вместе с Вацлавом, когда он пырнул меня ножом, здесь почему-то не наблюдалось.

Еграм подошел к кому-то из «волков», поздоровался, кратко переговорил еще с кем-то, потом перебросился несколькими фразами с самим Новаковским.

Я же сразу направился к лавочке под березой и начал неторопливо стаскивать куртку. Лужин присел на доску, закурил. Адамов повернулся к идущему прямо к нам Варге.

— Эй, как там тебя, будем биться на ножах, — сказал Новаковский, сверкнув глазами точно крыса.

— Не пойдет, у него нет ножа. Нет же? — переспросил меня граф Сухров, взгляд его стал явно обеспокоенным.

— Пусть возьмет у кого-то из наших, — ответил Варга и рассмеялся: — Если дадут, конечно.

Глупый поляк, он решил для меня устанавливать свои правила. Прежде чем ответить, я аккуратно сложил куртку на краю лавочки. Все-таки новая, купленная самой княгиней Ковалевской, которая сегодня со мной не дружит.

А потом, вспоминая каждой клеточкой тела, как нож Варги пронзил мой живот, резко повернулся к долговязому.