Ваше Сиятельство #3

Глава 12 Чеширский кот

Я проснулся по будильнику, хотя сегодня в школу собирался лишь к четвертому уроку, чтобы успеть на итоговый зачет по имперской истории. Мои планы несколько изменило сообщение от графа Голицына. Весть от него весьма порадовала содержанием, как и удивительная расторопность Жоржа Павловича. Надо же, он даже в выходной отслеживал информационные поступления на рабочий терминал! Голицын успел обсудить мою схему потокового прошивателя с ведущим инженером и выразил восторг самой идеей. По предварительным оценкам схема годная, а сложности с логикой оправления процессом в Департаменте смогут решить. А вот с чем не согласился Голицын, так это с предложенным мной названием: «Потоковый прошиватель Елецкого-Голицына-Ковалевского». Его Жорж Павлович решительно поменял на: «Потоковый прошиватель Елецкого», уверяя, что он категорически против красоваться рядом с моим именем без всяких оснований, а князь тем более не пожелает никаким образом обозначать свою принадлежность к нашему проекту.

Итак, сегодня мне до четвертого урока предстояло посетить Скуратова, дожидавшегося меня с какими-то новостями, и заглянуть в Директорию Перспективных Исследований, чтобы переговорить с Голицыным и его главным инженером. И все это не делается так быстро. Я вполне мог не успеть на урок истории. Поэтому, приведя себя в порядок и выйдя из ванной, я сразу скинул Скуратову сообщение:

«Федор Тимофеевич, доброе утро! К вам большая просьба: могли бы подъехать к своему агентству пораньше? Если нет возможности встретиться со мной не позже половины девятого, то давайте перенесем встречу на вечер или на среду».

Он ответил, когда я спустился в столовую. Сказал, что с восьми утра будет в своей конторе, и я, не притронувшись к овсяной каше, вызвал эрмимобиль.

— Ваше сиятельство, вам кофе или чай? — уточнила Ксения, явно ожидавшая моего внимания.

Однако напротив меня сидела графиня, и я, позволив себе лишь вежливую улыбку, сказал:

— Кофе. Черный.

— Ты снова не пойдешь в школу? — Елена Викторовна нахмурилась, но сделала это скорее по привычке.

— Пойду к четвертому уроку. Есть с утра дела поважнее. Меня ждет Федор Тимофеевич, — видя ее непонимание, добавил: — Скуратов из частого сыска. Отец к нему обращался, помнишь же?

— Ах, да. Конечно, поезжай, — согласилась она, думая, будто я решаю вопросы с нашей безопасностью и даже не подозревая, что первым в списке Скуратова значится ее распрекрасный Майкл. — Кстати, Скуратов — дорогой сыщик, — заметила графиня. — Сколько тебе дать денег?

— Мам, ты разве не помнишь: я сам себя вполне обеспечиваю, — я поблагодарил Ксению кивком за поднесенный кофе.

— Но это же общесемейные траты, — не согласилась графиня, придвинув к себе вазочку с шоколадным десертом.

— Мои доходы позволяют покрывать и некоторые общесемейные траты. Да, кстати, хочешь удивлю? — все же я украдкой посмотрел на Ксению.

Сегодня она выглядела великолепно, заметно подвела глаза, чуть накрасила губы. И почему я раньше считал ее некрасивой?

— Надеюсь, ты говоришь о приятном удивлении? — мама насторожилась.

— И я надеюсь. Помнишь я как-то у меня была встреча с Ольгой Ковалевской затянувшаяся до глубокой ночи? — мама кивнула, и я продолжил: — Так вот в тот день я должен был купить ей платье. Я не поскупился — купил все три, которые ей понравились в «Золотых Лилиях». Вышло недешево — тысяча двести рублей. Но разве это может остановить графа Елецкого? Иначе говоря, мам, деньги у меня есть.

— В «Золотых Лилиях»? Да ты, оказывается, живешь с размахом! Не слишком ли это для твоей Ковалевской? Да, она княгиня, но не принцесса и даже не невеста тебе. И особо замечу: ей никогда не станет! — мама схватилась за чашечку с кофе.

— Вот зря ты так думаешь. Скажу по секрету, так даже не думает ее отец. Борис Егорович вполне одобряет мои ухаживания за Ольгой. Но ладно, обсуждать этот вопрос пока не имеет смысла, — я тоже отпил кофе, сегодня на редкость крепкий и ароматный. — Кстати, могу и тебя отвести в «Золотые Лили» — любое платье с меня.

— Как это мило, — Елена Викторовна рассмеялась. — Вот умеешь, Саш, удивить! Умеешь! Сейчас ты напоминаешь мне Майкла, а вовсе не моего сына. Мне платье, да? А знаешь, ведь я могу согласиться. Вот сейчас допью кофе и совсем соглашусь.

— Отлично. Сегодня у меня намечается некоторая прибыль от совместного проекта с Жоржем Павловичем, так что для тебя любые наряды. Есть лишь одна проблема: мое свободное время. Если не возражаешь, то визит в «Золотые Лили» случится не раньше конца недели, — несколькими торопливыми глотками я допил кофе.

Эрмимобиль уже подъехал — я это увидел в окно. Мне следовало поторопиться.

— За вами, ваша светлость, эрмик! — известил Антон Максимович.

— Спасибо, — я кивнул. Нравилось мне, когда дворецкий говорил так: «эрмик» — при всей седой серьезности нашего дворецкого молодежный сленг делал его забавным.

Я взбежал по лестнице, быстро переоделся и через несколько минут уже сидел на мягком сидении рядом с извозчиком. Новенький «Елисей-7» уносил меня к центру столицы. Мы поехали через Татарский мост, но на Луговой была пробка и пришлось свернуть на Полтавскую. Из-за этого к восьми я не успел. Лишь в восемь пятнадцать машина припарковалась на небольшой площадке перед серо-кирпичным зданием, цокольный этаж которого занимало детективное агентство. Я остановился у массивной двери с табличкой «Сыскное агентство Скуратова». После звонка сразу послышались шаги, дверь открыл росный охранник в форменной куртке и проводил меня в кабинет Федора Тимофеевича.

— Ваше сиятельство! Очень рад! — приветствовал меня Скуратов. — Прошу! — он вежливым жестом указал на кресло напротив его рабочего стола, заявленном бумагами.

Я присел в ожидании его дальнейших слов.

Скуратов, памятуя, что я спешу, загремел ключами от сейфа, торопливо открыл стальную дверцу и положил на стол папку с жирной надписью на английском: «Michael».

— В общем, времени у меня было маловато, сами понимаете. Поэтому информации удалось собрать немного, — он открыл папку, выложив на стол несколько листков. — Но кое-какие сведения мне показались интересными и, вероятно, важными. Поэтому решил вас побеспокоить.

Я попытался прочитать записи на первом листке, но не смог разобрать и нескольких слов из-за ужасного почерка.

— Не напрягайте зрение, Александр Петрович. Это я так пишу, и только я понимаю себя и то не всегда, — он рассмеялся и водя кончиком карандаша по тексту пояснил. — Майкл, как вы его назвали, полное имя Майкл Милтон. Дворянин, барон. Ему двадцать восемь лет, имеет поместье в графстве Чешир в северо-западной Англии, небогат. И у родителей его так себе состояние и сам он, не бедствуют, но, скажем так, скромен в тратах по причине низкого дохода. Их семья владеет небольшой транспортной компанией и дела в ней все хуже. Привычки… Так это не интересно. А давайте все эти сведения я завезу вам в течение дня и передам дворецкому? Разумеется, передам в печатном виде, чтобы вы не разбирали причуды моего почерка, — он вопросительно глянул на меня через очки.

— Да, конечно, Федор Тимофеевич. Это все пока известное о нем? — я не показал недовольства.

— Нет, конечно. Разве я бы стал вас беспокоить, имея только общие сведения. Интересно вот что: человек он весьма образованный и разносторонний. Закончил два университета в Кембридже и Риме. Большой специалист в истории культур, проявляет интерес к древним формам магических искусств, и главное: много лет он интересуется виманами. Да, да, господин Елецкий! Он не просто интересуется виманами. Он интересуется Древними Виманам, — Скуратов особо выделил последние два слова. — И конечно же его интересовали исследования вашего отца. Он наводил справки о его трудах в библиотеке Лорчева. И бывал в архиве на Смотровой. Так что есть основания думать, что его интерес к вашей матушке связан не только с ее неоспоримым женским очарованием.

— Нечто подобное я и предполагал. Только думал, что его основной интерес направлен не на виманы, а на меня, как человека до сих пор живого, несмотря на серию покушений. Виманы… — я задумался. — Виманы, это хорошо. Не проявились ли какие-либо связи этого Майкла из графства Чешир с Джеймсом Лабертом?

— Пока нет. Но за Лаберта мы еще не брались. Сам понимаете, так быстро проработать двоих не слишком публичных людей, да еще иностранцев не так просто, — Скуратов перевернул несколько листков и положил передо мной фотографию, как я догадался того самого Майкла Милтона.

С фото с хитроватой улыбкой на меня смотрел весьма симпатичный блондин, молодой, ухоженный, одетый в стильный синий костюм. Милый — настоящий чеширский кот.

— Еще такой момент, — я придвинул карточку к себе ближе: — Этот человек может быть связан с неким виконтом Турчиным Алексеем Ивановичем, который в некоторых недружных с законом кругах имеет прозвище Леший. Эту связь тоже проверьте.

— Обязательно проверим, — сыщик сделал несколько пометок на листке бумаги.

Задерживаться у Скуратова я не имел возможности. От чая отказался, продолжая разговор о Майкле Милтоне, скурил сигарету, после чего он проводил меня к ожидавшему эрмимобилю.

До Департамента Перспективных Исследований что на Прокатной я добрался минут за десять. Главный корпус Департамента занимал едва ли треть квартала, парковка ближе к центральному входу была плотно занята, и извозчик высадил меня прямо на маршрутной остановке. Быстрым шагом я направился к зданию с высокими гранитными колоннами, взбежал по ступеням, вошел, оказавшись в просторном фойе. Видимо на пропускном пункте охранники были предупреждены Голицыным: как только я показал дворянский жетон, меня сразу пригласили к лифтовой колоне. Подъемник доставил меня и сопровождавшего на шестой этаж, с которым я уже отчасти ознакомился в прошлый визит.

Жорж Павлович встретил в конце сборочного цеха улыбкой и радостным приветствием.

— Сань, ты удивляешь, — продолжил он, когда сопровождавший отошел. — Ну откуда в юной твоей голове такие глубокие мысли⁈ Ты рассуждаешь, словно инженер с тридцатилетним опытом. Когда я показал твою схему Броневому, он сказал: «Жорж, нам нужен этот человек! Где он работает? Давай его заберем к себе?». И когда я сказал, что ты еще учишься в школе, он не поверил.

— Ах, какие сладкие дифирамбы, — я рассмеялся; похвалы, они приятны даже Астерию. — Жорж Павлович, верно подмечено: я пока учусь в школе и мне сегодня обязательно нужно успеть на четвертый урок — зачет по имперской истории.

— Тогда к делу. Идем сразу к Броневому. Его звать Ефим Петрович — умнейший человек. На его счету около сотни изобретений, — Голицын махнул рукой, призывая следовать за собой. — Он тебя надолго не задержит. Там потребуется всего-то согласовать кое-какие моменты по твоей схеме. И если она действительно заработает, то это будет гигантский прорыв. Поставить эрминговые преобразователи на поток, это, извините, поднимет наше дело сразу на несколько уровней вверх. Да, кстати, — он остановился, хлопнув себя по нагрудному карману, — деньги. С собой у меня столько нет. Там твоих набралось четырнадцать пятьсот. У меня в сейфе, позже принесу, пока ты с Ефимом Петровичем будешь решать технические вопросы.

Голицын открыл дверь, пропуская меня вперед. Я зашел в просторное помещение, разделенное перегородками на несколько секций.

Слева с потолка свисал неподвижный робот-паук, подобный тем, которых использовали для разведки в цодиевых шахтах. Но этот выглядел значительно меньше, наверное, относился к какой-то новой, экспериментальной модели. Низ робота был разобран, на полу лежала часть его механизмов. В другой секции справа красивая шатенка лет двадцати пяти в свете множества туэрлиновых ламп записывала показания с циферблатов электрического измерителя.

— Сонечка, а Ефим где? — спросил Голицын, отрывая девушку от дела.

— Ах, ваше сиятельство… — она улыбнулась с явным кокетством, — сейчас позову. Минутку, — Сонечка закрыла книгу и скрылась за невысокой дверью.

— Робот из серии «Эрезус»? — полюбопытствовал я, указывая на соседнюю секцию, часть которой виделась отсюда.

— Нет. «Эрезусы» устарели, громоздкие, неуклюжие — нам такие зачем. У нас же Департамент Перспективных Исследований, — обернувшись, ответил Голицын. — Этот из серии «Каракут» — разработка «Коломенских Механизмов». Хороший робот: умный, подвижный. Мы пробуем к нему кое-какие полезные обвесы приладить.

О роботах долго нам поговорить не удалось: появился Броневой в сопровождении Сонечки. После приветствия и короткого знакомства Ефим Петрович провел меня в другую секцию больше похожую не на лабораторию, а на рабочий кабинет. Справа и слева располагались книжные шкафы, под туэрлиновыми лампами на столе мигал терминал какой-то старой модели, там же поблескивал бронзой логарифмический вычислитель.

— Вот в чем загвоздка, ваше сиятельство… — Броневой разложил на столе мою схему и указал карандашом на заштрихованный прямоугольник с буквами Ц. М. Р., — откуда эта кристальная связка будет брать информацию, если она связана с… — он указал карандашом на другой прямоугольник, помеченный мной как «И. Б.», — с интеллектуальным блоком только системой управления питанием?

— Получается, связка будет включатся, но какова ее функция при этом мы не понимаем, — высказалась Сонечка, поглядывая на меня.

— Вот здесь, уважаемые инженеры, вам не нужно ничего понимать. В связке кристаллов цодий-марсим-реут будет уже работать моя магия, — начал пояснять я. — Суть такова: я воздействую на кристалл марсима магией через модуляцию эрмингового потока. Эта информация в точности отпечатается в кристалле, и потом она будет циклически воспроизводиться через кристалл цодия, который будет накладывать модуляцию на поток и непосредственно проводить код прошивки. Понимаете? В общем, эту связку вы вообще можете не рассматривать — ее работоспособность целиком на мне.

— Понятно, ваше сиятельство, только я не инженер, а пока лаборант, — ответила Сонечка, в то время как Броневой задумчиво мял бороду.

— Значит, у вас госпожа, большое будущее, — я подмигнул Соне и она, расплывшись в улыбке, отвернулась.

— Ну если так, — Ефим Петрович что-то написал мелким почерком в углу схемы, — то это в корне меняет дело. Нам остается вычислить оптимальные параметры схемы и встроить в нее интеллектуальный блок, который будет управлять процессами электромагнитных взаимодействий и циклически включать выключать вашу… — он ткнул карандашом в прямоугольник с буквами Ц. М. Р., — связку с уже готовым алгоритмом. Так?

— Совершенно верно. Ц. М. Р. на мне, а остальное на вас, Ефим Петрович, ваших инженерах и очаровательных лаборантах, — я не сводил глаз с Сонечки, пока Броневой делал пометки на схеме.

Сделав какие-то записи в блокноте, главный инженер обсудил со мной еще некоторые вопросы работы схемы и сказал:

— Полагаю, ваше сиятельство, мы сможем собрать все это до конца недели. Может быть даже в четверг. Устройство выйдет громоздким, займет весь лабораторный стол или даже поболее того. Если вас устроит, то я могу передать вам блок Ц. М. Р. отдельно. Как вы произведете с ним необходимые процедуры, так вернете его нам. Ваш Ц. М. Р можем привезти к вам даже завтра.

— Отлично. Меня это вполне устроит, — согласился я.

— Тогда вопросов больше нет. Соня проводит вас к Жоржу Павловичу, — с этими словами Броневой снял очки, убрал в карман халата блокнот и удалился.

— Сонечка, я восхищен вашей проницательностью. Вы так легко и быстро разобрались в моей схеме, — произнес я, бессовестно разглядывая лаборантку.

В свете туэрлиновых светильников ее волнистые волосы казались рыжими, серые глаза с большей отвагой смотрели на меня.

— Если учесть, что я сама вычерчивала эту схему с той, что вы прислали в сообщении, то вовсе не та быстро. Но я учусь, и надеюсь в следующем году получить диплом инженера третьей степени. Так, пойдемте, провожу вас, ваше сиятельство, — она направилась к двери. — У нас здесь легко заблудиться.

— Сонечка, дайте мне номер своего эйхоса, — попросил я, когда мы оказались в тесном коридоре. — Вы же понимаете, у меня могут возникнуть вопросы по реализации схемы потокового прошивателя. Проще обратиться к вам, чем к главному инженеру или Жоржу Павловичу. Не только проще, но и приятнее, учитывая вашу неземную красоту.

— Ваше сиятельство, я прекрасно понимаю куда вы клоните, — она остановилась посреди коридора. — Но вам не кажется, что вы еще слишком молоды, чтобы…

— Чтобы что? — я сделал еще несколько шагов, преграждая ей путь.

При этом какая-то часть меня возмутилась: «Астерий! Это называется 'мужская жадность». Сколько раз ты потом сожалел, что давал ей волю. Остановись, Астерий! В погоне за еще одной юбкой ты можешь потерять тех, отношениями с которыми ты дорожишь!«. Но другая часть меня негромко, но очень вкрадчиво нашептывала: 'Разве не за это ты любишь земную жизнь, Астерий? За это: за множество оттенков ощущений, за маленькие и большие приключения, пусть они выглядят глупо. Ты любишь эту жизнь за ее вкус, за ее разнообразие. Не надо себя ограничивать!».

— Слышала, ваше сиятельство, что вы еще учитесь в школе. То есть, без обиды будет сказано, вы — еще очень-очень молоды, — она усмехнулась, — А мне уже двадцать семь, и я замужем.

— Мне нравятся девушки старше, — я взял ее руку.

— Идемте! — она отстранилась и пошла к двери.