Вечер в переулке Грез

1

Потянув носом воздух, Мерси с омерзением поморщилась. Снова этот отвратительный запах!

В последний год он превратился для Мерси в наваждение. Расползаясь по дому, проникал в малейшие щели, охотно присоединялся к сквознякам и прочим потокам воздуха и всюду курсировал с ними. От него не было спасения. Появляясь, он тут же отравлял собой всю домашнюю атмосферу вне зависимости от того, где находился его источник – на кухне, в гостиной, в столовой, спальне или снаружи, скажем в палисаднике, – и даже захватывал примыкающую к коттеджу часть переулка Грез, на котором тот стоял. Порой измученная этой гадостью, Мерси чувствовала тошнотворный душок, даже если в действительности он отсутствовал. Впрочем, следы ненавистного запаха – скорее вони, если уж называть вещи своими именами, – полностью никогда не исчезали. Миазмы оказались на удивление въедливыми, а их живучести оставалось лишь позавидовать: сколько Мерси ни проветривала помещения, особых успехов достигнуть не удалось. Да и что толку от подобных усилий, если искоренить источник запаха невозможно? Он появляется регулярно, по нескольку раз в день, причем в разных концах дома. И бороться с ним бесполезно.

Впрочем, бесплодное сражение могло бы прекратиться в один момент, если бы Доррис, мать Мерси, согласилась расстаться со своим дурацким увлечением.

Если бы!

Мерси грустно вздохнула. Если бы мать вообще смогла перебороть себя и стать прежней милой, остроумной и веселой Доррис Бэкинсейл!

Что толку думать об этом, размышлениями делу не поможешь, проплыло в ее голове, пока она одевалась и прихорашивалась перед зеркалом.

Последнее, как всегда, много времени не потребовало: Мерси повезло – она принадлежала к тому редкостному типу людей, которые хорошо выглядят всегда, в любое время суток и при каких угодно обстоятельствах, хоть растолкай их посреди ночи или крикни над ухом «Пожар!», они все равно будут радовать глаз своим внешним видом.

У Мерси были светлые кудрявые волосы длиной до плеч, которые сами укладывались в прическу, стоило лишь тряхнуть головой. Ее загорелое лицо не требовало особого макияжа – румянец был естественным, а цвет кожи настолько приятным, что ей даже в голову не пришло бы воспользоваться, скажем, таким тяжелым косметическим средством, как тональный крем. Пудры в косметичке Мерси также не было. Присутствовала лишь губная помада в двух вариантах – бесцветная, так называемая гигиеническая, и приглушенного вишневого оттенка. Находилась там еще тушь для ресниц, но ее Мерси тоже применяла нечасто. Дело в том, что у нее отсутствовала еще одна проблема, часто досаждающая блондинкам, – светлые брови и ресницы. У Мерси упомянутые детали внешности были темными. И если ей случалось подкрашивать ресницы, то изредка и лишь чуть-чуть, одни кончики.

Вот и сейчас она накинула летнее трикотажное платье – одежку, требующую идеальной фигуры, которой Мерси, к счастью, обладала, – раза два провела расческой по волосам, и на том приготовления к выходу завершились.

Настроение же ее так и не улучшилось. Как почти каждая красивая девушка, Мерси частенько вертелась перед зеркалом, и лицезрение собственного отражения порой действовало на нее как сеанс психотерапии. Иной раз у нее мелькала мысль, что, когда она войдет в возраст и лишится большей части привлекательности, эффект от подобного времяпрепровождения изменится в худшую сторону. Но старость в настоящий момент казалась такой далекой…

И вот сегодня, едва ли не впервые за всю свою, впрочем не такую уж и долгую жизнь – потому что в этом году ей исполнилось всего двадцать три, – Мерси не испытала привычных позитивных ощущений при виде своего зеркального отражения. Виной тому был ненавистный запах, лишь усиливший накопившееся за последний год раздражение. Да и усталость тоже, ведь сражаться с трудностями приходилось почти в одиночку. А ведь для девушки ее возраста это не такая легкая задача.

Продолжая морщиться, но, тем не менее, поминутно принюхиваясь, Мерси спустилась в коридор. Здесь запах ощущался сильнее, однако определить, откуда он идет, по-прежнему было трудно.

Она двинулась вперед, заглядывая в каждую комнату. В гостиной никого не оказалось, в столовой тоже, следующим был холл, который пустовал. Кабинет, где когда-то работал отец, Мерси сознательно пропустила – искать в этом заброшенном помещении означало напрасно тратить время. Дальше находилась так называемая утренняя комната, где все обычно собирались – особенно по уик-эндам – на совместный завтрак в те времена, когда еще представляли собой семью. Не особенно надеясь, Мерси все же заглянула и сюда, но также никого не обнаружила.

Осталась только кухня – подсобные помещения не в счет, – куда Мерси все равно зашла бы, потому что собиралась перехватить какой-нибудь сандвич, прежде чем отправиться в студию. Сообразив, что именно оттуда, из кухни, дверь которой практически никогда не закрывалась, и плывет в коридор струйка ненавистного запаха, Мерси гневно стиснула кулаки.

Снова! Как будто не было просьб, уговоров, упреков, обид… И как будто с ней, с Мерси, вообще можно не считаться!

Перешагнув порог, она остановилась. Кухня была большая, но не настолько, чтобы в ней можно было затеряться. Поэтому взгляд Мерси сразу остановился на сидящей за квадратным дубовым столом матери. Вернее, на ее руке, левой – потому что, как особа утонченная, мать Мерси, Доррис Бэкинсейл, обычно держала эту гадость именно в левой руке, усматривая в подобной манере какой-то особый шик. Сейчас мерзкая вонючка – иначе ее Мерси про себя и не называла – была изящно зажата между указательным и средним пальцами Доррис. И от нее струйкой вился вверх дымок – да-да, разумеется, речь идет о сигарете! О ненавистном Мерси продукте, изобретенном человечеством ради сомнительного удовольствия вдыхать дым. Что тут приятного, она хоть убей не понимала. Тем не менее независимо от ее желаний ей приходилось регулярно этим заниматься – дышать дымом, который распространяла по дому Доррис.

О, как Мерси ненавидела табачный дух!

Кроме того, она абсолютно не могла постичь – вероятно, в силу того что сама никогда не курила, – как можно быть таким эгоистом, чтобы ради дурацкого пристрастия отравлять существование другим людям. И меньше всего ожидала подобного от собственной матери. А фраза вроде «Потерпишь, ничего с тобой не случится» и вовсе была выше ее понимания. Однако раза два ей уже довелось услышать от Доррис эти слова.

Один только факт, что произносила их собственная мать, приводил Мерси в состояние растерянности. Если бы речь шла о постороннем человеке – о, тут бы она за словом в карман не полезла! Но грубить матери, даже в ответ на ее собственную резкость, Мерси не могла, во всяком случае пока. Что будет дальше, как станут развиваться их отношения, если Доррис не изменит взгляд на жизнь, Мерси не знала.

В данный момент ее интересовало не будущее, а самое что ни на есть настоящее.

– Мама! – воскликнула она, гневно блеснув глазами. – Ну сколько можно просить!

Доррис медленно подняла голову и повернулась к двери.

– А, Мерси… Уже встала? Рановато ты сегодня…

Сказано это было без всякого выражения, взгляд Доррис тоже оставался апатичным. Словом, та демонстрировала привычное для нее в последнее время состояние.

– Ничего не рановато, даже поздно, давно пора отправляться в студию, – раздраженно ответила Мерси, не сводя взгляда с сигареты и едва сдерживая желание выхватить мерзкую вонючку из материнской руки, швырнуть на пол и растоптать.

– Да? – безучастно произнесла Доррис. – Наверное, я сегодня потеряла чувство времени. – С этими словами она неспешно поднесла сигарету к губам и затянулась.

Ты не только чувство времени потеряла, с горечью подумала Мерси, наблюдая, как та выпускает дым. Ты утратила ощущение реальности.

В следующую минуту она закашлялась, потому что клуб дыма подплыл к ней.

– Ну мама!

– Что?

Взгляд Доррис по-прежнему оставался тусклым, и Мерси поняла, что мать даже не заметила ее недовольства. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, в последнее время их беседы именно так и протекали: Мерси горячилась, а Доррис пребывала словно за незримой стеной отчуждения, которой отгородилась от всех еще в прошлом году. То же самое происходило и сейчас.

Глядя на Доррис, Мерси испытала прилив тихой ярости с примесью сразу двух чувств – бессилия и обиды. Первое относилось к ней самой, потому что у нее не осталось никаких идей относительно того, как вывести мать из затянувшегося ступора. Второе – к отцу. По мнению Мерси, он мог бы облечь историю с аборигенкой в какую-то иную форму.

– Что! Ты еще спрашиваешь… Неужели нужно все начинать сначала?

Доррис откинулась на спинку стула.

– О чем это ты?

Ноздри Мерси гневно раздулись.

– Все о том же! О твоем пристрастии к табаку! Я уже не говорю, что тебе давно пора бросить курить – видно, ты не сделаешь этого, пока какая-нибудь хворь не заставит, – но ты могла бы хоть не курить на кухне!

Доррис посмотрела на находящуюся в ее руке сигарету с таким видом, будто лишь сейчас осознала, что курит. Впрочем, может, так оно в действительности и было. Наблюдая за Доррис, Мерси не раз замечала, что мать действует как сомнамбула. Во всех ее движениях и жестах присутствовала странная медлительность.

– На кухне? – переспросила Доррис.

Затем все так же безучастно обвела взглядом помещение, и в ее глазах появилось такое выражение, будто она хотела сказать: «И правда кухня… Надо же, я и не заметила, как очутилась здесь».

– Именно! – сердито кивнула Мерси.

Сморщив лоб, Доррис несколько мгновений недоуменно смотрела на нее, прежде чем произнести:

– Ты чем-то недовольна?

Господи, дай мне силы выдержать это и не сорваться! – мысленно взмолилась Мерси.

– Да, мама. Мне не нравится, что ты куришь на кухне, то есть в помещении, где я обычно завтракаю.

– А… – протянула Доррис, опуская взгляд на стол. – Но ведь здесь достаточно места. Располагайся. Если хочешь, я передвинусь на другой край.

Она даже не понимает, о чем я говорю! – вспыхнуло в мозгу Мерси.

Тем временем Доррис вновь поднесла сигарету ко рту.

– Мама! – вновь раздраженно воскликнула Мерси, испепеляя мать взглядом.

С тем же успехом она могла взывать к совести кухонных шкафов или газовой плиты.

– Мм? – вопросительно произнесла Доррис, выпуская изо рта очередную струю дыма.

– О чем мы, по-твоему, говорим?! – почти крикнула Мерси. Одновременно она слегка попятилась от нового надвигающегося на нее сизоватого облака, но потом, словно не желая отступать перед обстоятельствами, остановилась, схватила первое, что попалось под руку – лежавшую на холодильнике газету, – и принялась яростно размахивать перед лицом.

– О чем? – С каким-то вялым, не до конца проявившимся интересом Доррис наблюдала за ее действиями. По-видимому, они вызвали в ее голове некое движение мысли, потому что она добавила: – Почему ты не включишь вентилятор, если тебе жарко?

Мерси швырнула газету обратно.

– Хорошая мысль! – Потянувшись к настенному выключателю, она щелкнула им, и под потолком медленно двинулись по кругу лопасти большого вентилятора.

По лицу Доррис скользнула тень улыбки.

– Видишь, так гораздо лучше. Не переживай, скоро станет прохладнее.

– Да мне не жарко, мама! – почти взвизгнула Мерси. – Пойми ты наконец!

Доррис поморщилась.

– Что ты так кричишь? Я не глухая.

– Почему же тогда не слышишь меня?

Мерси направилась к плите, чтобы проверить, насколько горяч кофе. Его почти каждое утро варила Доррис и – надо отдать ей должное – делала это отменно, даже несмотря на свою затянувшуюся апатию. А в качестве сосуда неизменно использовала пузатый стеклянный кофейник, из-за высокого узкого горлышка в котором пена могла подняться на значительную высоту.

Хоть что-то приятное с утра, подумала Мерси, осторожно дотронувшись до стенки кофейника, содержимое которого было вполне приемлемой температуры. Мерси в равной степени не любила и чуть теплый, и остывший, а затем заново подогретый кофе. Изменение температуры в ту или иную сторону пагубно сказывалось на вкусовых качествах благородного напитка. Мерси была убеждена, что кофе нужно пить или почти сразу по приготовлении, или не пить вовсе. Уж лучше налить чашечку чая, который предпочитала она сама, особенно со сливками.

– Почему не слышу? – Похоже, Доррис немного удивилась последней фразе Мерси.

Та вернулась к холодильнику, распахнула дверцу и принялась рассматривать содержимое, выбирая ингредиенты для сандвича.

– Уж не знаю почему! – сердито буркнула она через плечо. – А только не слышишь.