Я быстро моргаю, ошеломленная до слез.

Он хмурится, словно досадуя на себя, и наклоняется, чтобы вытащить тонкую папку из своего кейса. Протягивает его мне.

— Это тебе.

Мои руки слишком сильно трясутся, чтобы открыть эту чертову штуковину.

— Что это?

— Мое завещание. Едва успел сделать его вовремя, — объясняет он. — Я все оставил тебе.

Я срываюсь на высокий писк.

— Что? Почему? Как?

Габриэль смотрит абсолютно спокойно, как будто только что не убил меня.

— Хочу дать тебе осязаемое доказательство того, что... выйдешь ты за меня замуж или нет — моя жизнь буквально связана с твоей до самой моей смерти. Вообще-то, еще долго после того, как я умру, если будешь бережливой.

— Выйти за тебя?

У меня горят щеки.

А он в замешательстве приподнимает брови.

— Я передаю тебе все, что имею, а ты зациклилась на этом?

Потому что остальное не имеет значения. Я никогда не смогу представить себе жизнь, в которой его нет.

— Отвечай на вопрос, Солнышко.

— Да, я хочу это сделать. Как можно скорее, если не трудно. — В его глазах появляется неуверенность. — Если ты, конечно, захочешь.

Я изумленно смотрю на него, слова застревают в горле.

Габриэль тянет манжеты.

— Если нет, то должен предупредить, что для тебя настанут тяжелые времена, если будешь пытаться избавиться от меня. Я могу быть настойчивым, когда хочу чего-то.

Я прижимаю руку к горящей щеке.

— Черт возьми. Я сбита с толку. Ты... это было предложение? Не могу понять.

— Черт возьми, — бормочет он, краснея. — Я же говорил, что все испорчу...

Я бросаюсь к нему, обнимаю за шею и целую в губы, чтобы заставить замолчать. Он замирает на секунду, будто слишком удивлен, чтобы реагировать, а затем целует меня в ответ, забирая контроль. Руками он держит мой затылок и поклоняется моему рту, словно я единственная, кто может дать ему воздух.

Ощущения настолько приятные, и я так отчаянно скучала по нему, что начинаю плакать... текут теплые слезы, которые он сцеловывает, шепча слова, ободряюще поглаживая мои щеки подушечками больших пальцев.

Когда мы отрываемся друг от друга, я слабо улыбаюсь ему.

— Ничего ты не испортил, — произношу, проводя рукой по его волосам. — Ты идеальный. Я люблю тебя, Солнышко. Таким, какой ты есть.

Он глубоко вздыхает и прижимается лбом к моему.

— Спасибо, Господи, за это. — Его крепкие пальцы сжимают мои бедра. — Скажи еще раз.

— Я люблю тебя, Габриэль Скотт.

Его довольная улыбка настолько сладкая, что я не могу не поцеловать ее, попробовать.

— Еще раз, — требует он. — Не уверен, что правильно расслышал.

— Я люблю тебя, Габриэль Солнышко Скотт!

Мой крик вызывает пару взглядов и несколько смешков.

Габриэль улыбается как в рождественское утро.

— И я люблю тебя, Софи Болтушка Дарлинг. Больше, чем ты можешь себе представить.

Я осыпаю его поцелуями, потому что он здесь, и он мой.

— Прости, что сбежала. И мне жаль, что не объяснила все правильно. Это причинило тебе боль, а я не хотела обидеть тебя.

— Спасибо, — произносит он между моими атаками на его рот. Но потом удерживает меня на месте, взяв за щеки. — Однако меня раздражает одна вещь. Как ты могла подумать, что я отошлю тебя?— Его взгляд теплеет, но выражение лица становится серьезным. — Ты моя жизнь, Болтушка. В ней нет радости без тебя.

Милый мужчина. Оставляю его навсегда.

— Я боялась, — признаюсь с содроганием. — Боялась, что ты значишь для меня больше, чем я — для тебя. Я рассуждала не совсем здраво.

— Как и все мы.

Со вздохом я целую его бровь, щеку, повсюду, куда, могу дотянуться.

— Почему, если мы так хороши в разговорах, настолько дерьмовы в спорах?

Потому что есть разница между нашими спорами и тем, когда мы действительно злимся. Мне не нужно объяснять это Габриэлю. По его веселому взгляду я вижу, что он прекрасно меня понимает.

Он кусает меня за мочку уха.

— Может, потому что ненавидим ссориться и рассыпаемся на кусочки, когда пытаемся. Честно говоря, я бы остаток жизни предпочел носить костюмы из полиэстера, чем снова ссориться с тобой.

Я задыхаюсь.

— Даже не шути про полиэстер!

Он усмехается напротив моей кожи, звук посылает мурашки по всему телу.

Но потом снова ворчит:

— И из всех мест в мире ты едешь в Австралию?

Вина скручивает мой желудок. Я была такой дурой, когда решила сбежать.

— Мне нужно было прочистить голову.

— Прочистить голову — значит, прогуляться. А не ехать на другую сторону планеты. — Габриэль смотрит на меня с подозрением, но выражение его лица слишком счастливое и довольное, чтобы он мог выразить свою подозрительность в полной мере. — Я начинаю думать, что ты хотела меня наказать.

— Я уже была на пути из самолета, чтобы найти тебя, Солнышко. Потому что быть вдалеке от тебя — настоящее испытание. — И это абсолютная правда. — Так что переосмысли свои слова.

Пока он с сомнением мурлычет, я проскальзываю рукой вниз по его телу и беру член в руку. Сдавленный вздох заставляет меня усмехнуться.

— Кроме того, — произношу я, слегка сжимая его. — У меня есть способы получше, чтобы тебя мучить.

Он кладет руку поверх моей.

— Веди себя хорошо, Дарлинг.

Но не убирает мою руку.

Я чувствую, как под пальцами член увеличивается.

— Все еще не могу поверить, что ты взошел на самолет до Австралии, — произношу я, медленно разминая его под нашими сомкнутыми руками.

Габриэль немного сдвигается, толкаясь ко мне.

— Это мой великий поступок, как говорит Киллиан. Если после этого ты не поймешь, насколько сильно я люблю тебя, тогда ничего не поделаешь.

Улыбаясь, я прижимаюсь поцелуем к его руке.

— Моим великим поступком будет минет во время этого полета.

Член дергается, когда я поглаживаю его, и голос Габриэля звучит немного грубо:

— Сексуальные действия во время полета, Дарлинг, запрещены законом.

— Тогда ты должен быть очень тихим, пока я тебе отсасываю.

Мне нравится сдавленный звук в его горле и то, как член упирается в мою ладонь, несмотря на его слабые протесты.

— Софи, — говорит он, возвращаясь к строгому тону, который я так люблю, — ты, кстати, так и не дала мне ответ.

— М-м-м? — Я прекращаю исследования и встречаюсь с ним взглядом. Он ждет, приподняв одну бровь, мускул дергается на его челюсти. — Ты имеешь в виду лажовое предложение?

— Дарлинг...

— Я захочу детей, — улыбаясь, произношу в ответ. — И на Хэллоуин захочу одеть их в Принцессу Лею и Хана Соло.

Его ответная улыбка такая довольная, взгляд такой предвкушающий, что у меня слегка кружится голова.

— Я с нетерпением жду возможности подарить тебе детей. И голосую за костюм Спока.

— Ладно. Тогда ты можешь одеться в Хана Соло, а я буду взятой в плен принцессой Леей в том маленьком золотом бикини.

— Я люблю тебя, — спешно произносит он. — Так сильно. Самым счастливым днем в моей жизни был тот, когда я сел рядом с тобой в самолете.

С довольным вздохом я прижимаюсь ближе.

— Я выйду за тебя, Габриэль Скотт.

Он облегченно выдыхает и целует мою макушку.

— А я собираюсь любить тебя до самой смерти, Софи Дарлинг.

— Знаешь, — говорю, — если я возьму твое имя, то перестану быть Дарлинг.

Габриэль наклоняется и захватывает мой рот. Поцелуй медленный и слегка грязный, его язык погружается глубоко. Когда он отстраняется, у меня кружится голова, и я объята огнем. Горячий, понимающий блеск в его глазах не помогает.

— Ты всегда будешь моей дорогой, — говорит он напротив моих губ. — Моя дорогая Софи.


Эпилог


Габриэль


— Думаю, я буду называть этот дом обувной коробкой, — кричит Софи с террасы.

В ее словах есть смысл. Большая часть дома представляет собой один длинный, выступающий в сторону гавани ровный прямоугольник, с глянцевыми деревянными полами, высокими потолками и раздвижными стеклянными стенами, которые впускают ветерок. По-моему, если сравнивать с сидением в набитом битком самолете, этот простор — рай.

Следуя на голос, я нахожу Софи, она прислонилась к укрепленным стеклянным перилам, которые опоясывают террасу. Позади нее в угасающем вечернем свете поблескивает Сиднейская гавань, справа виден знаменитый мост и, если присмотреться, белые паруса оперного театра.

Но я смотрю на Софи, ее тело золотистое от загара, бриз приподнимает кончики ее волос и заставляет танцевать вокруг улыбающегося лица.

Теперь волосы Софи розовые. Она говорит, что это цвет настоящей любви и чистой страсти. Мне он больше напоминает сахарную вату, но я никогда ей этого не скажу. За это время я многое узнал о женщинах. И, кроме того, я всегда буду сравнивать Софи с вкусностями, поэтому цвет ее волос идеален в этом отношении.

Подхожу к ней сзади и обнимаю за плечи. Ее кожа прохладная, она со вздохом прижимается к моей груди.

— До сих пор не могу поверить, что ты купил здесь дом.

— Двадцать гребаных часов самолетом до Австралии. Тебе лучше поверить, что я не тороплюсь возвращаться в Лондон. Некоторое время мы могли бы чувствовать себя комфортно.

— Эй, большую часть времени мы потратили на трах, так что все не могло быть так уж плохо.

Это правда. Попытки оставаться спокойным и страх быть застигнутыми способствовали поистине захватывающему примирительному сексу. Теперь я такой большой фанат такого, что планирую поругаться с Софи в каком-нибудь общественном месте, чтобы мы нашли возможность снова этим заняться.

— Знаешь, я мог бы излечиться от страха перед полетами, — говорю, наклоняясь, чтобы поцеловать изгиб ее шеи. — Однако нам придется провести эксперимент на обратном пути.

Софи толкает свою сладкую попку назад к моему пробуждающемуся члену. Он шевелится, желая поздороваться.

— Я слышала, теперь в первом классе есть полноценный душ. — Ее руки тянутся назад и скользят по моим бедрам. — Это могло бы оказаться интересным.

— Черт побери, давай сейчас примем душ, — требую я, приподнимая подол ее юбки.

В наш счастливый пузырь врывается голос Рая:

— О, боже, мои глаза. Они горят.

Я вздыхаю напротив кожи Софи.

— Зачем я опять пригласил их сюда?

— Потому что ты их любишь, — шепчет она.

— Люблю я тебя. А их терплю.

— Хочу назад старого Скотти, — хнычет Уип.

Софи смеется.

— Господи, — ворчу я. — Они сзади?

Она поворачивает голову, чтобы заглянуть за меня.

— Ага. Все.

— Скотти покинул здание, — говорит им Джакс. — Теперь вы имеете дело с Габриэлем и он, кажется, похотливый ублюдок.

На это я улыбаюсь, потому что он не ошибается.

— С тобой, Джон, это тоже случится.

— Даже не рассчитывай.

Бедолага, он не понимает, что теряет.

Я наконец разворачиваюсь и прижимаю Софи к своему боку. Джакс, Рай, Киллиан, Либерти, Бренна и Уип — все успели покинуть свои комнаты и собраться в огромной гостиной.

Киллиан и Либби сидят на диване, а Бренна раздает какой-то фруктовый коктейль. Они захватили мой дом. И это не неудобно или странно видеть. Так кажется правильно. Приятно.

Рай и Уип, судя по всему, собираются принести небольшую барабанную установку и портативные клавишные. Только тогда я замечаю, что у Джакса и Киллиана с собой гитары.

— Планируете петь за ужин? — спрашиваю я.

Джакс дергает струны гитары.

— Для Софи. — Он подмигивает ей. — Потому что она — самая лучшая хозяйка.

Она отправляет ему воздушный поцелуй.

— Какие-то пожелания? — спрашивает Джакс.

— Да. — Я наклоняюсь, чтобы назвать песню, которую задумал, добавляя: — От меня тебе.

Широко улыбаясь, он качает головой.

— Нет, мужик, именно эта от меня — тебе.

Я сажаю Софи к себе на колени, и мы поудобнее устраиваемся в низком кресле, пока ребята возятся с инструментами. Хотя я редко показываю это, когда слушаю, как играют мои друзья, наблюдая за их прогрессом от неуклюжих парней, которые едва могли скоординировать звучание, до опытных музыкантов, которые создают трансцендентную музыку, меня переполняет гордость.

Софи сияет, когда они начинают играть With a Little Help From My Friends.

— Beatles для радости, — произношу я мягко.

Ее голова покоится на моем плече, и она кладет руку мне на сердце.

— И для любви.

Я закрываю глаза и позволяю музыке окутать меня.

— Всегда ради любви.


Notes

[

←1

]

Дарлинг — Darling в переводе с англ. обозначает «дорогая, милая»

[

←2

]

café con leche — это испанский кофейный напиток, состоящий из крепкого и жирного кофе, смешанного с заваренным молоком в соотношении примерно 1:1

[

←3

]

Мой красавчик - испанский

[

←4

]

Она совершенно сумасшедшая - итальянский

[

←5

]

Ты для меня все. Поцелуй меня — итальянский

[

←6

]

Я без ума от тебя — итальянский

[

←7

]

Примерно 25,4 см

Загрузка...