Ведьма бывшей не бывает (СИ)

ГЛАВА 19

Под ногами что-то тихо захрустело, запахло сырой пылью и запустением. Я покачнулась, нелепо взмахнув руками. Попыталась удержать равновесие, шагнув назад. Но вместо этого что-то врезалось под коленки, и я плюхнулась на пятую точку, основательно приложившись затылком.

– Да чтоб тебе! – выругалась я, хватаясь за голову, и только тут осознала, что веление занесло меня явно куда-то не туда.

Это была избушка. Но и только. Тут явно давно никто не жил. Маленькое оконце скалилось разбитым стеклом. На полу и на лавке, где я сидела, лежал слой прошлогодних листьев, а может, и не один. С потолочных балок свисали полуистлевшие пучки трав и клочья чёрной паутины. Давно не беленый бок русской печки, занимавшей добрую треть комнаты, красовался сетью серых трещин. Рядом стояли закопчённые чугунки и какая-то кухонная утварь. И всё это было покрыто толстым слоем пыли. Только несколько отпечатков моих ног нарушали картину запустения и заброшенности.

– Класс... – я откинулась на стену, с которой минутой раньше познакомился мой затылок. – Ну, и где я?

Разумеется, мне никто не ответил

– Люди, ау! – крикнула я.

С потолка свалился толстый паук и шустро метнулся под печку.

– М-да... – я провела рукой по поверхности лавки, на которой сидела, и посмотрела на почерневшие от грязи пальцы. – А где табличка «Осторожно, окрашено временем»?

Я встала и попыталась почистить сарафан, выглядевший ещё гаже. Но сумела только размазать пыль ровным слоем по всем подолу.

– Ну что за жизнь такая? У Емели, вон, печка, и та ехала куда скажут. Даже у дурака щучье веление работало. А я сама по нужному адресу попасть не могу. Всё через задницу. Вся жизнь через задницу!

Сарафан не отчищался. В разбитое окно тянуло неприятным сквозняком и чем-то затхлым. И в довершение всех бед на дворе вдруг проснулись лягушки. Целый хор лягушек, которые разом принялись квакать. Да так громко, что у меня моментально разболелась голова. Я бросила безуспешные попытки привести себя в порядок, плюхнулась обратно на лавку и разрыдалась.

Я оплакивала сразу всё. И обиду. И свою запутанную жизнь. И неудавшуюся любовь. Словно со слезами из меня могла выйти вся та боль, которая комком собралась в груди, терзая сердце и душу ледяными иголками.

Слёзы помогли. Не то чтобы я выбросила из головы двойное предательство Ильи. Нет. Мне казалось, что этот проклятущий опыт останется со мной до конца моих дней. Но слёзы будто смыли боль куда-то на дно души. Я о ней помнила, я чувствовала её ежесекундно, но параллельно могла мыслить сравнительно здраво, не срываясь в истерику при каждом случайном воспоминании. Правда, времени это заняло вагон и маленькую тележку. Кое-как опомнилась я уже глубокой ночью, да и то тело ломило так, будто я не сопли на кулак наматывала, а в одиночку разгрузила парочку вагонов с углем.

Исследовать во мраке безлунной ночи, куда меня занесло вместо избушки на курьих ножках, у меня не осталось ни сил, ни желания. Я свернулась клубочком на той же лавке, где рыдала, обхватила колени руками и опустила явно распухшие от слёз веки.

Несмотря на царивший в домике холод, сон явился мгновенно. Я ухнула в него как в чёрное бесконечное ничто, а когда секунду спустя открыла глаза, в разбитое окно уже вовсю светило солнце.

Я села, хрустнув суставами как старая бабка. А потом поспешно вскочила на ноги. Солнце солнцем, но в избушке его явно не хватало: у меня зуб на зуб не попадал от утренней прохлады.

– Хорошо хоть на этот раз без росы обошлось, – хмыкнула я, невольно вспомнив свою первую ночёвку у избушки на курьих ножках.

Попрыгав минут пять вокруг засыпанного прошлогодней листвой стола, я разогнала застоявшуюся кровь настолько, что даже немного вспотела.

– Так-то лучше. Теперь понять, куда я угодила и как отсюда выбраться...

Впрочем, от последнего пункта плана я по зрелому размышлению отказалась. Избушка стояла на болоте. На самом настоящем, с кочками, бочагами и островками ярко-зелёной предательской травы, под которой скрывались глубокие омуты. Не зная броду соваться в эту воду было бы очень чревато. А «брод» мне на ум пришёл только один: щучье веление.

«И куда? – задумалась я. – Просто так без адреса не отправишься. Значит, у меня три варианта: к папаше, к Яге и... И ещё один, про который даже думать не хочется».

Называть вероломного богатыря по имени я даже мысленно отказывалась: слишком свежо, слишком больно.

Но и другие адреса не вызывали энтузиазма. Во-первых, именно там меня будут искать в первую очередь, если, конечно, будут. А во-вторых, я сама не желала видеть ни Ягу, ни князя. Рассуждала я вслух: звуки собственного голоса немного успокаивали. Настолько, что, поворчав минут десять, я громко выдала: «Остаюсь!» и даже кулаком погрозила туда, где в моём понимании находился стольный град русичей: к папаше не хотелось особенно сильно.

«А с голоду тут не помрёшь, царевна болотная?» – ехидно ввернул внутренний голос.

– Брысь, шизофрения, – фыркнула я.

– Шиза... Кто? Ты чего это бранишься не по-нашему? – отозвалась говорливая галлюцинация.

Взвизгнув, я резво развернулась на месте: в окно заглядывало нечто зелёное и лохматое. Я даже удивилась, как не заметила его присутствия раньше: от пришельца так несло тиной, что слёзы из глаз вышибало.

Попятившись, я настороженно уставилась на гостя:

– Ты кто такой?!

– Водяной я!

– Водяной? – я демонстративно зажала пальцами нос, вспомнив, что испуг лесной нечисти показывать никак нельзя. – А пахнет от тебя как от болотного.

– Но-но-но! – заколыхался пук полусгнивших водорослей. – Поговори мне ещё! Я тут полновластный хозяин! Утоплю, и станешь русалкой!

– Болотной? Обойдусь, – фыркнула я. – Русалки, они, знаешь, какие красивые?

– Какие? – заинтересовался водяной.

– Вот такие... – я закатила глаза и надула губы утиной гузкой, изобразив подобие инстаграмной фито-няши из реального мира.

– Дуры, что ли?

Я расхохоталась, плюхнувшись на грязную лавку:

– Может, и дуры, зато красивые. Да ты что, русалок никогда не видел? Тоже мне водяной называется.

– Вот как раз собрался посмотреть, – с намёком прошипел тот. – Выйди, девица-красавица, на двор по воду. Жемчугов дам...

– Ага, щаз. Уже бегу, – усмехнулась я.

– Да что ж ты такая несговорчивая-то? Сама же говорила, что русалки красивые.

– Болотные? Не уверена.

– Да не болотник я, а водяной! – взорвался гость.

– Оно и видно. То-то на гнилую кочку смахиваешь.

– А так? – он на мгновенье пропал из поля зрения, а секунду спустя в окошко уже заглядывал русоволосый красавчик.

Меня перекосило раньше, чем я успела понять, что, собственно, произошло: с недавних пор на красавчиков у меня наблюдалась стойкая аллергия.

– И так тиной шибает, – пожала плечами я.

– Ну и что мне делать? – водяной снова вернул шапку из водорослей. Как ни странно, но теперь в таком виде он нравился мне куда больше.

– Отстать? – предложила я. – Видишь же, что не выгорит дело.

– Вижу. Но не отстану.

– Почему?

– Во-первых, вдруг ты передумаешь. Вчера так рыдала, что я уж думал, сама ко мне придёшь.

– Не дождёшься! – насупилась я.

– Кто знает. А во-вторых, скучно мне.

– Скучно ему... Делом займись.

– Каким?

– Каким... – я обвела глазами комнату, пытаясь сообразить, какие дела могут быть у нечисти. – Да хоть уборкой! Мне вот тоже прибраться надо. Болтать недосуг. Так что ты...

– Так давай я тебе помогу, – обрадовался водяной.

– Да как ты поможешь? – хмыкнула я, представив, как пук вонючих водорослей ползает по полу.

– А легко, – отозвался он.

И в разбитое окно полноводной рекой хлынула кристально чистая вода.

– Мама! – взвизгнула я, с ногами взлетая на лавку. Куда там! Меня моментально окатило по пояс. Тяжёлую суму, которую я использовала вместо подушки, так и вовсе смыло куда-то под лавку. – Ты чего творишь, нечисть чёртова?!

Но водяной меня то ли не услышал, то ли проигнорировал. Вода всё прибывала. Булькнув, утопли тяжёлые чугунки. Поплыли мимо, видимо, деревянные миски и ложки. У ножек тяжёлого стола поток закрутился небольшим водоворотом, увлекая за собой прошлогоднюю листву и мелки веточки. Наконец под давлением воды распахнулась дверь, которую я, к счастью, вчера и не подумала закрыть на задвижку. Тёмный сель вместе с посудой и прочим скарбом рванулся наружу.

– А помогать, оказывается, весело, – хохотнул водяник. – А ну-ка ещё тут поможем!

Струя воды ударила в потолок. Я мгновенно промокла до нитки. Водяник не поскупился, бил как из гигантского брандспойта. Меня буквально смыло с лавки, как какой-нибудь горшок.

Отплевавшись и обнаружив, что сижу на полу в грязной луже, я взбесилась окончательно.

– А ну прекрати, помощничек чёртов! – заорала я.

Куда там. Болотный весельчак как раз занялся «помывкой» печки, и по крыше забарабанили струи воды, фонтаном ударившей из трубы в небо.

– Ах ты, скотина!

Вне себя от злости, где ползком, где на четвереньках я выбралась сначала в короткие сени, а уже оттуда вывалилась на двор. В перилах низкого крыльца застрял ухват, вымытый из избушки вместе с прочей утварью, оставшейся от прежних хозяев. Недолго думая я схватила его двумя руками и по щиколотку в воде рванула в обход избы.

– Засохни, плесень болотная! – рявкнула я, налетая на вредоносную нечисть со спины и прижимая его ухватом к мокрой бревенчатой стене.

Надо мной что-то грохнуло. «Трубу печную завалил, скотина!» – осенило меня, и я сильнее надавила на дубовую ручку ухвата:

– Засохни, сказала!

В груди зародилась горячая пульсация, руки, несмотря на липнущую к коже мокрую и холодную одежду, потеплели. Но я всё это едва замечала, изо всех сил вжимая ухват в бесформенную кучу водорослей.