Великолепная страсть

Глава 1

14 апреля 1865 года

«Милый дневник!

Прошло пять дней, как кончилась война, как генерал Ли и войска конфедератов капитулировали при Аппоматоксе. Папочка вместе с генералом Кастером присутствовал при церемонии, и это был момент величайшего торжества и гордости в жизни папы, как говорит он сам.

Он дома на заслуженном отдыхе. Сьюзен, Уэнди и я очень обеспокоены его здоровьем. Он выглядит таким бледным и измученным, и под глазами у него темные круги. После того как в прошлом году мама умерла от инфлюэнцы, он стал другим человеком. Поужинав, он уходит в свой кабинет с коробкой сигар и бутылкой бренди и до поздней ночи не выходит оттуда.

Сегодня он в лучшем настроении, чем был когда бы то ни было с момента возвращения домой. Мы все с нетерпением ждем вечера. Ведь не каждый день выпадает честь побывать в театре вместе с президентом Соединенных Штатов. Папочка говорит, что наши места почти прямо под президентской ложей.

Это так приятно волнует!

Сьюзен говорит, что не выдержит и упадет в обморок. Сегодня вечером в театре Форда дают английскую комедию «Наш американский кузен». Я сочувствую бедным актерам, потому что внимание зрителей в первую очередь будет отдано президенту Линкольну. Все взоры будут устремлены на его ложу».

Майра Каллахан положила гусиное перо, услышав звук шагов сестры, поднимающейся по лестнице, и захлопнула дневник.

Через несколько минут ее старшая сестра Уэнди вошла в спальню.

– Сьюзен занимает ванную уже больше часа, – пожаловалась Уэнди. – Если так пойдет и дальше, мы с тобой не будем одеты и готовы вовремя.

– О! Я успела принять ванну, – сказала Майра.

– Ну, это уже кое-что, остается надежда.

Уэнди подошла к их общему с сестрой платяному шкафу в гардеробной и вынула платье, приготовленное на вечер в театре.

– Как ты думаешь, Майра, оно соответствует случаю?

Она разглаживала платье, прижимая его к телу так, чтобы оно облегало фигуру.

Тут и там платье с глубоким вырезом и сильно расширявшейся книзу юбкой было отделано крошечными бутонами, розовыми с золотом, а по подолу пурпурными и розовыми лентами.

– На мой взгляд, рукава слишком пышные, – ответила Майра. – Но я думаю, оно вполне подойдет для такого необыкновенного случая. А я собираюсь надеть свое новое шелковое платье.

Она поднялась от письменного стола и достала свое платье. Повесив его на дверцу шкафа, она отступила, любуясь им.

– Думаю, оно простое, но достаточно элегантное.

Узор на ткани состоял из переплетения серого и винно-красного с белым. Наряд украшали крошечный стоячий воротничок, планка с пуговицами на груди и узкий хомутик, спускавшийся на одно плечо.

В талии платье было перехвачено широким изящным слегка скошенным и плотно обхватывавшим стан поясом.

– Одобряю, – сказала ее сестра.

– Ну, а я не очень довольна. Оно выглядит слишком строгим и чопорным, – послышался голос Сьюзен Каллахан, просунувшей голову в дверь. Ее светлые волосы были обернуты тюрбаном, сооруженным из полотенца. Сама она, со сверкающими капельками влаги на плечах, завернулась в пушистую простыню.

Сестры Каллахан, произведенные на свет полковником Патриком Каллаханом, отличившимся в сражениях при Геттисберге и Виксберге, и прозванные «армейскими пострелятами», совсем не были похожи друг на друга.

Майра в свои четырнадцать лет была самой высокой из них. Она отличалась необычной красотой: у нее были иссиня-черные волосы, зеленые глаза, орлиный нос и безупречная оливково-смуглая кожа, унаследованные от ирландских прародительниц со стороны отца, чья кровь смешалась с кровью испанских моряков, уцелевших после гибели Непобедимой армады.[1] В XVI веке часть ее судов потерпела крушение у восточного побережья Ирландии.

Сьюзен в свои пятнадцать и Уэнди в семнадцать лет были более хрупкими, тонкокостными и гибкими, как ивы, с изящными чертами лица. Однако у них не было статности Майры. Сьюзен была хорошенькой блондинкой с мягкими волосами и синими миндалевидными глазами. Огненно-рыжие волосы Уэнди прекрасно сочетались с яркой зеленью глаз, и кожа у нее была кое-где припудрена золотистыми веснушками. Но при всей непохожести не возникало и тени сомнения в их родстве. При первом же взгляде на них становилось ясно, что они сестры. Об этом свидетельствовали и форма бровей, и ямочка на подбородке, и длинная лебединая шея, и чувственный рот, и волосы, растущие над высоким покатым аристократическим лбом породистым «вдовьим треугольником», и гордая, волнующаяся грудь, и гибкая талия, и пышные бедра, обращавшие на себя внимание при ходьбе.

Хотя Майра и была младшей из дочерей Каллахана, она обладала врожденной мудростью и остротой ума, сочетавшимися с живостью, блеском и сложностью характера, что и вызывало обманчивое впечатление, будто она старшая из сестер.

«Майра – отбившаяся от стада» – прозвал ее отец, считая, что она на поколение опередила свое время.

Кипя негодованием и возмущением по поводу господства мужчин, особенно в сообществе военных, она не скупилась на критику и высказывала свои чувства в словах, не оставлявших сомнений в ее убеждениях. Она осмеливалась утверждать, что считает себя равной любому ослу-мужчине в полку ее отца, да и во всей «чертовой» армии Штатов, включая и самого ее родителя Пэта Каллахана. Конечно, она могла скакать верхом наравне с любым из солдат полка и на самой резвой лошади.

Тетя Тилли Ньюстром, которая вела дом Каллаханов по смерти сестры, каждый раз поражалась туалету своей юной племянницы, который был неизменным, когда она отправлялась на верховую прогулку по пологим холмам и зеленым лугам штата Мэриленд, начинавшимся уже на окраине столицы.

Обычно Майра облачалась в выцветшие кавалерийские штаны и потрепанные сапоги, а также в потертую офицерскую рубашку. Верхом на Дьяволе, своем огромном черном жеребце, она представляла привычное и приятное зрелище для фермеров, трудившихся на своих полях, когда галопировала по высокой траве, оставляя за собой клубы пыли. Во время этой бешеной скачки ее ничем не сдерживаемые груди туго натягивали ткань рубашки.

– У меня друзья всюду, вплоть до Балтимора, – не упускала она случая прихвастнуть.

– И вне всякого сомнения, большинство из них считает, что ты балтиморская шлюшка, – насмешливо осаживала сестру Уэнди.

Сине-зеленые глаза Майры загорались озорным блеском.

– И вовсе нет. Послушай только эту мисс Недотрогу, Сьюзен! Можно подумать, что так скромна, ну прямо воды не замутит! И все же, когда лейтенант Монро приезжает с визитом, я чувствую, что и в ней появляется кое-что от девки.

– В каждой настоящей ирландской девице есть что-то от шлюхи, – заключила Сьюзен.

– Вы обе необразованные и неотесанные, – устыдила их старшая сестра. – Я ценю дружбу лейтенанта Монро – вот и все.

– Ах, это называется дружбой! – подзуживала Майра. – Вы с ним «ужасно дружно» проводили время на передней террасе, когда ты улизнула из дома недавно ночью. Стоило послушать, Сьюзен, как она извивалась и стонала, когда он целовал ее.

Уэнди отчаянно покраснела и вся задрожала от ярости. И все, что она смогла вымолвить, было:

– Ты, ты… гнусное, порочное чудовище, Майра! Я презираю тебя! Как ты смеешь шпионить за мной?

Лицо Майры казалось воплощением самой невинности. Глаза ее были широко распахнуты и по-детски наивны.

– А откуда же мне узнать, как вести себя с мужчинами, если я не научусь этому от старшей сестры?

На самом же деле Майра в свои четырнадцать лет знала больше о взаимоотношениях с противоположным полом, чем Уэнди в семнадцать. Во время своих странствий по штату Мэриленд она встречала друга, представлявшего для нее особый интерес и имевшего особую притягательность. Это был молодой фермер по имени Боб Томас. Его не взяли на военную службу, потому что он был единственным кормильцем в семье и единственной опорой для своей вдовой матери и двух младших сестер. Будучи обремененным столь тяжкой ответственностью, Боб казался старше своих восемнадцати лет. Высокий, синеглазый, с соломенными волосами, низко спускавшимися на лоб, он умел пленительно улыбаться, открывая великолепные ослепительно белые зубы, и тем совершенно очаровал Майру. Они приветливо махали друг другу рукой; отношения их развивались быстро. Лету 1864 года суждено было запечатлеться в памяти Майры на всю оставшуюся жизнь.

Она изучила рабочий день Боба и завела привычку ездить верхом в сторону его фермы каждый раз, как только представится удобный случай.

Скоро они уже вступали в беседу. Потом девушка стала останавливать Дьявола и спешивалась, чтобы завязать более длительный и личный разговор. К концу июля Майра взяла себе за правило укладывать еду, как для пикника, прежде чем отправиться на прогулку, и она и Боб усаживались, прислонившись спинами к стволу старого тенистого дерева и жевали сандвичи, запивая их холодным лимонадом.

В первый раз он дотронулся до ее руки случайно, когда они поднимались с места после еды. Майра вздрогнула, будто прикоснулась к раскаленной головне.

– О, прошу прощения, – забормотал испуганный молодой человек, – я не хотел…

Поддавшись внезапному импульсу, Майра зажала ему рот рукой.

– Ничего, все в порядке. По правде говоря, мне приятно твое прикосновение. Я уже начала было думать, что ты этого никогда не сделаешь.

Их глаза встретились, и они долго не мигая смотрели друг на друга. Наконец Боб медленно поднял руку и прикрыл ею руку Майры, все еще зажимавшую ему рот. Он сжал ее нежную ладошку, потом поцеловал ее.

Майра затрепетала и придвинулась ближе к нему. Она подняла лицо, как бы приглашая поцеловать ее, и губы ее слегка приоткрылись. Он было попятился, но Майра цепко ухватила его за плечо и сказала:

– В чем дело? Я пугаю тебя?

Казалось, он смущен.

– Нет, конечно, нет… хотя да. В известном смысле пугаешь. Ты такая красивая… такая нежная, как сказочная принцесса. – Он покачал головой: – Ты кажешься нереальной.

Она рассмеялась:

– О, поверь мне, я вполне настоящая. Я состою из плоти и крови, как и ты… Позволь показать тебе.

Она обвила рукой его шею, привстала на цыпочки, предлагая ему поцеловать ее. Не долго думая он прижался ртом к ее губам. И Майре показалось, что она очутилась в волшебном мире, как Алиса, прошедшая сквозь зеркало. Она приоткрыла один глаз и посмотрела куда-то вверх, выше его щеки. Вокруг них колыхались зеленые кроны деревьев и видно было синее небо, а ветки напоминали цветные спицы колеса.

Майра так живо и остро ощущала свое тело, как ни разу за все четырнадцать лет жизни. В ее жилах ритмично пульсировала горячая кровь. Каждая ее клеточка будто ожила и завибрировала, и это было удивительное ощущение, какого она никогда еще не испытывала, но предвкушение которого и прежде смутно посещало ее в теплые весенние и летние вечера, когда она лежала в темноте, уставившись в потолок своей спальни.

Она чувствовала его жесткое, твердое молодое мужское тело, чувствовала его руку на своей спине, его грудь у самой своей груди. Но в первую очередь она испытывала все нарастающее давление его мужского органа, вплотную прижатого к ее животу. И нельзя было бы сказать, что это очень огорчало Майру. Секс вызывал в ней постоянный и острый интерес, и в разговорах ее товарок по школе он был преобладающей темой. Они знали, чем занимаются в постели мужчины и женщины и отчего появляются дети. Но между отвлеченным знанием и личным опытом зияла пропасть.

Когда они разомкнули свое страстное объятие, не обмолвившись ни словом, то направились в поле, где высокая кукуруза волновалась под ласковым ветром. И она поглотила их, втянула в иной мир живой зелени, желтизны и золота и белых, как коробочки хлопка, облаков, то и дело проплывавших по ослепительно синему небу.

Он повел ее к маленькой прогалине, где они легли рядом. Майра перекатилась на спину и обхватила его руками за шею, опрокинув на себя. Он целовал ее глаза, губы и шею, доводя ее страсть до почти непереносимой силы.

Она просунула руку между их тесно прижатыми друг к другу телами и ощупала упругость под тканью его рабочих штанов.

Он судорожно вздохнул и попытался отодвинуться, с недоверием глядя на нее. Потом виновато опустил глаза, и лицо его стало пунцовым.

– Я… я… прошу прощения, – запинаясь пробормотал он. – Не знаю, что это на меня нашло. Я увлекся. Это бывает с мужчинами. Тебе следует дать мне пощечину.

– За что это?

– За то, что веду себя как животное.

– Мы все животные, и твое поведение вполне естественно и нормально. Что касается меня, Боб, я и сама испытываю такую тягу к тебе, что просто не владею собой.

С лукавой улыбкой она протянула руку и снова дотронулась до него.

– Умираю – хочу поглядеть на «это». Меня это так интересует.

– Правда?

Казалось, он ей не поверил.

– Конечно. Я ведь никогда не видела «этого» у мужчин. И неужели у тебя нет желания взглянуть на меня?

Он лишился дара речи.

– Конечно, тебе тоже этого хочется. Так давай же, не медли.

Она расстегнула свою рубашку от верха до талии и распахнула ее. Боба будто загипнотизировали. Без всякого жеманства Майра спустила бретельки своей нижней сорочки и обнажила высокие и крепкие груди с дерзко приподнятыми вверх сосками.

Она протянула к нему руку и, крепко захватив его ладони, потянула их к своей груди. Прикосновение его больших грубых, заскорузлых от тяжелой работы рук привело ее в экстаз. Ее соски затрепетали в его ладонях.

Дрожащими пальцами она расстегнула его штаны, и его твердая и горячая мужская плоть наполнила обе ее ладони. Она нежно и любовно ласкала и гладила его орган до тех пор, пока он не запротестовал.

– Я не могу больше сдерживаться. Перестань!

– В таком случае нам следует поспешить, – сказала она, задыхаясь, – снимай одежду!

Майра отпихнула свои сапоги, приподняла ноги и ловко избавилась от бриджей для верховой езды. Ее рубашка и нижняя сорочка высоко взлетели и опустились на колышущееся поле. Она легла на мягкую теплую подстилку из трав и смотрела, как он раздевается. Она была изумлена и очарована его пришедшим в возбуждение и отчетливо выдававшимся вперед органом.

– Должно быть, затруднительно носить такое украшение, – пошутила она.

Боб, гордый произведенным впечатлением, рассмеялся:

– Он не всегда в таком состоянии. Только когда я с тобой. Или думаю о тебе ночью, лежа в постели.

Майра хихикнула:

– Я тоже думаю о тебе в постели. Я пыталась представить, как ты выглядишь обнаженный. Но ты превзошел мои ожидания. Иди сюда, дорогой. Я больше ни секунды не могу ждать. Иди же. Я хочу тебя.

Она раскрылась для него, раздвинула бедра и обхватила его за плечи.

– Я боюсь причинить тебе боль, – прошептал он.

– Не бойся, и боль будет желанной для меня. Я уверена, что это так.

– Покажи мне, как это делается. Поверишь ли, но ты первая девушка, с которой у меня это произойдет.

– А ты мой первый мужчина. Как чудесно! Мы расстанемся со своей невинностью оба одновременно.

Она вела его и не дрогнула, а только скрипнула зубами, когда твердая плоть встретила на пути преграду, не поддавшуюся усилию преодолеть ее.

– Я не смогу этого сделать, – задыхаясь, прошептал он.

– Можешь. Не щади меня.

Она выше подняла бедра и с силой рванулась к нему, упершись пятками в его спину.

Он вошел в ее тело, и боль оказалась острее, чем она ожидала, но быстро прошла, сменившись неописуемым наслаждением, когда их тела согласно и ритмично задвигались. Она чувствовала его горячее дыхание на шее. Она ощущала себя беспомощным листком, уносимым волнами восторга, взмывавшими все выше и выше… Как будто ее плоть, кости и кровь исчезли, испарились подобно комете, налетевшей на солнце.

Медленно к ним возвращалось сознание, медленно они возвращались в реальный мир. Ей казалось, что все клетки, все атомы ее тела перестраиваются: палец руки, палец ноги, губы и язык все еще ощущали отголоски наслаждения. Она повернула голову и посмотрела на Боба, лежащего рядом.

Он ответил ей взглядом и улыбкой:

– Тебе было хорошо со мной, Майра?

Она подняла глаза к небу и вздохнула:

– В моей жизни не было ничего лучше. Это как побывать в раю. О, Боб, мой чудесный, мой несравненный. Мой дорогой! Я буду считать каждую минуту до нашей новой встречи. Завтра, да?

– Завтра, – ответил он. – И потом каждый день.

Наклонившись, он нежно поцеловал ее в губы.

– Не знаю, как я смогу дождаться завтрашнего дня.

Она вскинула руки и обхватила его шею, яростно прижимаясь к нему.

Он засмеялся.

– Я тоже не хочу расставаться с тобой, но мы не можем заниматься любовью целыми днями. У меня ведь ферма, работа и семья, которую я должен кормить.

– Да, наверное, ты прав, – ответила Майра задумчиво. Потом села и потянулась к своим бриджам. – Как бы то ни было, думать об этом почти так же приятно, как делать это.

Боб скользнул рукой по ее бедру, и от этого прикосновения по гладкой, как атлас, коже побежали мурашки.

– Не так хорошо, как делать. В мыслях я много раз занимался с тобой любовью, но эта неразделенная любовь – совсем другое дело.

В молчании, погруженные в свои мечты, они оделись. Потом, держась за руки, ушли с поля и направились к месту, где конь Майры пощипывал траву в тени дерева. Боб поцеловал ее и помог сесть на Дьявола. Потом похлопал жеребца по крупу и долго смотрел ей вслед.

На вершине отдаленного холма Майра осадила коня и обернулась. Боб помахал ей рукой, и она ответила ему. Дальше дорога шла вниз по склону холма, и скоро девушка скрылась из виду. И это был последний раз, когда она видела Боба Томаса.

На следующее утро Боб спугнул дезертира из конфедератов, ночевавшего в амбаре Томасов. Джонни Реб поднялся на ноги, потянулся к пистолету и выстрелил юноше прямо в сердце.

На виду у друзей и семьи Майра держалась стойко. Но почти целый год каждый день она ездила на Дьяволе к ферме Томасов и сидела в тени большого дерева, прислонившись спиной к его стволу, как сидели они вместе в теплые медленно и лениво тянущиеся летние дни. Она сидела и плакала. И эта печаль так и осталась в ней на всю жизнь зазубренным шрамом на сердце и душе, хотя время притупило острую боль и затянуло рану.

Глава 2

В этот знаменательный вечер ужин в доме Каллаханов был подан рано. Патрик Каллахан сидел во главе стола сияющий в своем синем мундире. На сей раз его жесткое угловатое лицо было освещено усталой улыбкой.

– Не знаю, которая из вас сегодня самая хорошенькая, – польстил он дочерям.

Уэнди поднесла руку к своим рыжевато-каштановым локонам, собранным в шиньон и прикрытым сеткой, украшенной цветными блестками.

– Право же, папа, мы и не пытаемся превзойти друг друга. И ты это знаешь. Сегодня вечером Уэнди Каллахан будет, безусловно, королевой бала.

На другом конце стола Тилли Ньюстром хмыкнула, выражая свое неодобрение:

– Тщеславие тебе не пристало, юная леди.

Майра показала язык старшей сестре.

– Ты похожа на горничную, нацепившую на себя платье и побрякушки своей хозяйки. А эта сетка просто уродлива.

Полковник Каллахан нахмурился, и в голосе его появилась язвительность.

– Замолчите вы обе. Я не потерплю пререканий за столом. И принимайтесь за ужин. Через полчаса наша коляска будет готова.

Майра положила вилку и заерзала на стуле.

– Право же, я не голодна. У меня внутри все дрожит.

Тетя Тилли казалась оскорбленной.

– И это после всех моих стараний, после всех усилий, что я приложила, чтобы зажарить эту утку в вишневом соусе.

– Мне жаль, тетушка. Она и в самом деле изумительная, но сегодня я не в силах ее оценить. Оставь мне кусочек. Завтра на ленч я съем ее холодной.

– Я говорил о том, что генерал Грант с супругой не будут сопровождать Линкольнов в театр?

– А почему не будут? – спросила Сьюзен. – С ними произошел несчастный случай, как с государственным секретарем Сьюардом?

– Нет, но я не сомневаюсь, что Белый дом даст убедительное объяснение. По правде говоря, я так понял из слов маршала, ведающего делами военной полиции, что президент и сам неохотно идет в театр, но чувствует, что в такое благоприятное время, когда окончилась война и жизнь налаживается, совершенно необходимо, чтобы президент чаще появлялся на людях и общался с избирателями. – Лицо полковника стало серьезным. – Я рад, что война закончена, не только поэтому. В последние несколько месяцев ходило множество слухов, что сторонники конфедератов в Вашингтоне вынашивают какой-то коварный замысел… Готовят какое-то чудовищное предательство…

Тетя Тилли казалась страшно испуганной.

– Господи! Какой ужас!

– Возможно, за этими слухами ничего не кроется. Злоумышлять против президента нет никакого смысла. Южане капитулировали, и наступило время, когда всей стране снова надлежит объединиться и отбросить все личные амбиции ради общей цели, ради объединения нации. – Полковник скатал салфетку и вложил ее ловким скользящим движением в кольцо. – Ладно, девочки. Пора отправляться.

В холле, расправляя на плечах складки плаща, Майра спросила:

– А теперь, когда война закончена, что будет с тобой? Останемся мы в Вашингтоне или нет?

– Очень сомневаюсь в этом. Как раз сейчас в столице больше солдат, чем гражданских лиц. В моем случае я, будучи кавалеристом и солдатом регулярной армии, полагаю, что меня пошлют на границу. Знаешь, все эти годы кавалерия только и делала, что сражалась с мятежниками, а приграничные индейские племена делали что хотели. Пора положить этому конец.

– А мне жаль индейцев. Белые оттесняют их все дальше и дальше, не обращая никакого внимания на заключенные договоренности. Скоро несчастные краснокожие окажутся на берегу Тихого океана.

– Ты читаешь слишком много провокационных статей этого малого Орейса Грина. Он атеист и анархист и выступает против государства и патриотизма. Господи! Как бы то ни было, юная леди, политика не та область, в которую тебе следует совать свой нос.

Майра выпрямилась, приняв высокомерный вид, и посмотрела отцу прямо в глаза:

– Такая точка зрения, отец, устарела и скоро станет помехой прогрессу. В недалеком будущем женщины потребуют права голоса и равных прав с мужчинами. Да что там! Наступит день, когда женщину изберут президентом.

Худое лицо Каллахана приобрело пепельный оттенок, а глаза загорелись гневом. На мгновение Майре показалось, что отец собирается ее ударить. Уэнди тотчас же пришла ей на выручку:

– Не обращай внимания на этого постреленка, папочка. У нее в натуре есть некоторая извращенность: ей нравится доводить людей до белого каления. Не обращай на нее внимания.

Полковник усилием воли взял себя в руки.

– Что верно, то верно. Но позволю себе предупредить тебя, Майра, – еще одно столь же скандальное высказывание из твоих уст – и ты проведешь этот вечер одна в своей комнате.

С языка Майры уже готовы были сорваться язвительные слова, но она сумела благоразумно остановиться.

– Мне жаль, что я прогневала тебя, папочка, – сказала она смиренно.

– Вот так-то лучше.

Полковник отворил парадную дверь и выглянул в темноту ночи.

– Да, экипаж нас ждет. Поспешим.

Майра помедлила еще секунду перед большим зеркалом в холле, чтобы проверить, насколько хорошо сидит на голове сетка, украшенная золотыми бутонами.

Она одобрительно улыбнулась своему отражению. Ведь это был новейший парижский фасон!

Нарядная публика в битком набитом театре Форда была полна нетерпеливого ожидания. Ждали прибытия президента.

По обе стороны сцены возвышалось по два яруса лож. Каждая ложа была разделена надвое. В правой верхней ложе, как заметили Каллаханы со своих мест в партере, перегородки, разделявшие седьмую и восьмую кабины, были сняты, чтобы президент и сопровождающие его лица могли занять свои места и быть рядом. В ложе поставили два дивана и три мягких кресла с прямыми спинками, а также любимую качалку президента Линкольна, ослеплявшую ярко-красной обивкой.

Над президентской ложей и по бокам ее было укреплено по два американских флага, обрамлявших портрет Джорджа Вашингтона. Флаг поменьше, знамя стражей казначейства, свисал с короткой планки над портретом.

– Это ожидание невыносимо, – пожаловалась шепотом Сьюзен.

Торжественная минута приближалась. Внезапно оркестр, до того игравший под сурдинку и готовившийся вступить в полную мощь, оглушительно заиграл марш «Да здравствует Вождь!».

Все зрители как один поднялись с мест и разразились криками и аплодисментами. В ложе президента находились он сам (его высокая сухощавая фигура возвышалась над всеми остальными), Клара Харрис, дочь нью-йоркского сенатора, ее брат и жених майор Ратбоун. Президент Линкольн подошел к бортику ложи, показывая, что принимает приветствие и благодарит за него. Он улыбнулся и помахал рукой. Когда наконец шум стих, все заняли места, сам Линкольн сел в глубине ложи в свою качалку и теперь был укрыт от множества глаз тяжелыми драпировками.

Менеджер театра вышел на середину сцены и поднял руки, призывая к тишине.

– Леди и джентльмены! Театр Форда имеет удовольствие представить вам пьесу мистера Тома Тэйлора «Наш американский кузен» с участием лучшей актрисы театра блистательной мисс Лоры Кин.

Он ушел за кулисы, и занавес взвился, знаменуя начало исторической драмы, которой было суждено затмить тривиальную комедию на сцене.

Все случилось так быстро, что публика в зрительном зале была полностью ошарашена и парализована последовавшими событиями. Многие сначала решили, что то, что произошло, было частью спектакля.

Лора Кин только что произнесла свою реплику, вызвавшую у зрителей взрыв смеха. Майра, все время представления вертевшая головой, чтобы разглядеть, что делается в президентской ложе и в тайной надежде увидеть «его», снова повернула голову. К ее изумлению, молодой человек с темными пышными волосами и длинными развевающимися усами стоял у бортика президентской ложи, размахивая кинжалом и восклицая «Sic semper tyrannis!».[2]

Миссис Линкольн и мисс Харрис вскрикнули, а майор Ратбоун прыгнул и схватил незнакомца. Неизвестный полоснул его кинжалом по руке, оттолкнул с почти невероятной ловкостью и быстротой, дающимися только долгой практикой и тренировками, перепрыгнул через балюстраду с явным намерением легко опуститься на сцену. Но, когда он отталкивался от перил, шпора на его сапоге запуталась в одном из флагов, и он тяжело плюхнулся, ударившись о край сцены и раздробив при этом ногу. В то время как зрители, актеры и вспомогательный персонал пребывали в оцепенении и молчании, так и не услышав рокового выстрела и все еще не осмыслив произошедшего, убийца поднялся и, волоча раздробленную ногу, скрылся со сцены.

В одну ночь город Вашингтон перешел от эйфории и восторга празднества к состоянию национального траура. Полковник Каллахан проводил дочерей до дома, находившегося на окраине города, и тотчас же вернулся обратно. Он присутствовал при выпуске военным министром Стэнтоном последнего бюллетеня о состоянии здоровья президента, так отчаянно, но тщетно боровшегося за жизнь.

«Президент Линкольн скончался сегодня утром в семь часов двадцать две минуты».

Стэнтон продолжал: «Джентльмены, наши источники информации не бездействовали в эти ужасные часы после того, как прошлой ночью в президента выстрелили в театре Форда. Нам стало известно, что убийство президента Линкольна было только частью разветвленного заговора, ставившего целью убить вице-президента Джонсона, государственного секретаря Сьюарда, генерала Гранта и других членов кабинета и погрузить Соединенные Штаты в состояние анархии. Идея заговора зародилась в ущербном мозгу известного вашингтонского актера Джона Уилкса Бута, лично выстрелившего в голову президенту.

В два часа ночи секретными службами военного министерства были задержаны заговорщики в местном пансионе некоей миссис Мэри Саррет… Джон Уилкс Бут и его правая рука Дэвид Хэролд пока что сумели скрыться, переправившись через реку Потомак, но даю вам слово, что они недолго останутся на свободе».

Военный министр сдержал слово, и через одиннадцать дней, двадцать шестого апреля, подразделение из двадцати восьми солдат под командой Конджера выследило Бута в заброшенном амбаре на ферме мистера Гаррета. Они окружили амбар и предъявили ультиматум двум беглецам, предложив им сдаться. Хэролд согласился. Но Бут до конца вел себя вызывающе. Даже после того как по приказу Конджера амбар был подожжен, он стоял в открытой двери, размахивая пистолетом. Потом сержант Бостон Корбетт совершил то, что позже некоторыми было сочтено актом милосердия: он вскинул винтовку, прицелился и выстрелил убийце в голову.

В июле того же года полковник Патрик Каллахан объявил своей семье:

– Официально вам сообщаю, что меня, Фила Шеридана и Джорджа Кастера переводят в Техас. Я буду служить под началом Кастера в Мичиганском кавалерийском полку.

Уэнди и Сьюзен пришли в ужас.

– Техас! – воскликнула старшая из сестер. – Техас – такое убогое место. И все там первобытное. Там нет ничего, кроме пустыни и дикарей.

– На этот счет ты права. Там мили и мили нетронутой пустыни, где летом обычно температура долгие дни не опускается ниже сорока градусов. К тому же Техас изобилует свирепыми индейцами. Теперь недостаточно держать в узде апачей, сиу, команчей и шайеннов. Нам придется еще иметь дело и с мексиканцами. Армейские разведчики в Мехико-Сити сообщают, что император Максимилиан страдает мегаломанией и мечтает о восстановлении мексиканского владычества в Техасе.

– Все это просто ужасно, – пожаловалась Сьюзен. – Для меня смерть милее, чем переезд в Техас.

Майра молчала. Каллахан посмотрел на свояченицу Тилли Ньюстром:

– А ты что скажешь, Тилли?

Она вздохнула:

– Мне жаль, Патрик, но я не могу сопровождать вас туда. Моя кузина Мод и ее две девочки переезжают сюда из Нью-Йорка. Мод в прошлом месяце потеряла на войне мужа. Если мы с ней объединим свои средства, то у нас будет славный дом.

Каллахан кивнул и теперь молча переводил взгляд с Уэнди на Сьюзен.

– Если я полностью обеспечу вашу с Мод жизнь, согласишься ли ты оставить у себя в Мэриленде Уэнди, Сьюзен и Майру?

В глазах тетушки Тилли заблестели слезы, и она заломила руки.

– Соглашусь? Да ты и не представляешь, каким облегчением это будет для меня! Эти девочки мне как собственные дочери, и, если бы я позволила им уехать в эти дикие края, сердце мое обливалось бы кровью.

Уэнди и Сьюзен едва удержались, чтобы не заплясать от радости, и принялись по очереди обнимать тетку и отца.

– О! Спасибо, папочка! Спасибо, тетя Тилли!

Майра продолжала хранить молчание, пока наконец полковник Каллахан не обратил к ней взгляд в ожидании ответа.

– Ну, юная леди, а у тебя есть что сказать?

Майра откашлялась и ответила своим обычным небрежным тоном:

– О, я не оставлю тебя, папочка. В конце концов кто-то должен присматривать за тобой. Как говорит тетя Тилли, мужчины так беспомощны, если рядом нет заботливой женской руки, чтобы содержать их дом в порядке и создавать им нормальные условия жизни. Откровенно говоря, мысль отправиться в такое отдаленное место, как Техас, представляется мне очень заманчивой. Это так экзотично. И там бескрайние открытые пространства, по которым можно скакать на Дьяволе. А индейцы! О нет! Я ни за что на свете не упущу такой возможности. Когда мы отправляемся?

– Мы должны отбыть через две недели.

– В таком случае мне надо купить кое-что из одежды, например, костюм для верховой езды. Мне кажется маловероятным, что женская одежда в Техасе изобилует пуговицами, бантами и оборками. Мне понадобятся рабочие штаны, рубашки и сапоги и одна из этих мексиканских шляп – сомбреро с широкими полями.

В ту ночь три сестры, завернувшись в широкие ночные рубашки и укутавшись в шали, сидели, скрестив ноги, на постели Майры, погруженные в девичью болтовню. Каким-то образом скорый отъезд Майры сблизил их больше, чем вся их предшествующая жизнь.

– Я никогда не думала, что смогу тебе это сказать, постреленок, – начала Уэнди, – но, похоже, я буду ужасно скучать по тебе.

– Я тоже.

Сьюзен придвинулась ближе и обхватила Майру за плечи.

На глаза Майры навернулись слезы.

– Я чувствую то же самое. А ведь, знаете, мы трое никогда до сих пор не расставались. У меня такое ощущение, будто я лишилась части тела, какого-то органа. Знаешь, Уэнди, втайне я всегда смотрела на тебя снизу вверх и, может быть, даже чуточку завидовала тебе. И не важно, что по временам я вела себя чудовищно.

Сьюзен с благосклонной улыбкой взирала на них.

– Дело в том, сестренки, что мы любим друг друга. Возможно, это не проявляется в нашей повседневной жизни, но глубоко внутри мы все чувствуем одно и то же. Мы очень любим друг друга.

– Любим! – подхватили Уэнди и Майра, и все трое рассмеялись, счастливые вновь обретенной близостью.

Оставшись в одиночестве в своем кабинете, полковник Каллахан мелкими глотками цедил бурбон и размышлял о том, что сказала Майра.

«В конце концов кто-то ведь должен присматривать за тобой, папочка. Как говорит тетя Тилли, мужчины беспомощны, если рядом нет заботливой женской руки…»

– Тилли права, – сказал он, обращаясь к своей дорогой почившей жене. Он обратил взгляд к небесам. – С тех пор, как ты меня покинула, дорогая, я как корабль без руля и ветрил.

Майра была точной копией своей матери. Она походила на нее и внешностью, и характером. Да, Майра будет для него утешением и опорой в безлюдных прериях Техаса. Патрик Каллахан нежно любил всех своих дочерей, но Майра занимала особое место в его сердце, хотя ее упрямство, своеволие и неженская твердость и решительность постоянно раздражали его. Ладно, успокаивал он себя, через несколько лет она созреет для брака. Он печально улыбнулся. Бог в помощь тому бедняге, кто на ней женится. Это должен быть человек особого склада, чтобы справиться с таким чертенком, как Майра.

Он прикрыл рукой слезящиеся глаза. Несмотря на скорбь по усопшей жене, полковник Каллахан считал себя счастливым человеком.

Воистину круг замкнулся.

Глава 3

28 августа 1865 года

«Милый дневник!

Мы пробыли в форте Хемпстед больше двух недель и испытали все возможные неприятности и лишения и даже более того. Жизнь жен солдат и офицеров кавалерийского полка, расквартированного на границе, чрезвычайно примитивна и полна трудностей и лишений, и я бесконечно восхищаюсь этими самоотверженными и отважными женщинами, особенно женой генерала Кастера Элизабет. При взгляде на нее кажется, что она рождена для того, чтобы жить в королевском дворце. Она очень миниатюрная жгучая брюнетка с лучистыми карими глазами, тонкокостная, хрупкая, с кожей, прозрачной, как самый дорогой фарфор. Нам всем представляется чудом то, как она переносит ужасный климат с его невыносимой опаляющей жарой, не проходящей почти все лето. В тот момент, когда солнце восходит из-за дальних гор, оно начинает сверкать и жечь и становится все горячее и жарче и жжет, как раскаленный уголь, медленно поднимаясь и достигая наконец зенита к полудню, и земля под его лучами вздувается пузырями и лопается, а солнце высасывает из нее всю влагу, краски и жизнь. Каждое утро отряды строителей появляются, чтобы выровнять эти язвы и трещины, вновь возникающие изо дня в день на дорогах, вымощенных сырцовым кирпичом и представляющих весьма прискорбное зрелище на скудной земле – нечто, похожее на огромную и беспорядочно вытканную паутину. Тем не менее миссис Кастер (она попросила меня звать ее Элизабет) обладает неиссякаемой силой воли и мужеством перед лицом нескончаемых испытаний и отличается бодростью духа, недоступной для многих жен военных, к их великому стыду.

На этом нашем форпосте, как видно, забытом Господом Богом, блага, необходимые для человеческого существования, – великая ценность. Лед здесь такая же редкость, как снежки в геенне огненной, хотя по случаю нашего прибытия генерал, командовавший тогда гарнизоном, на смену которому прислали генерала Кастера, устроил в его честь, а также в честь его офицеров празднество, и по этому случаю из Сан-Антонио было прислано экспрессом три небольших шара мороженого. Папочка говорит, что за каждый заплатили не менее десяти долларов и упаковали в огромные коробки с толстым слоем древесных опилок.

То, что здесь называется сливочным маслом, больше напоминает колесную мазь, а молоко жидкое и водянистое и отдает чесноком, который здесь коровы поедают на пастбищах. Мясо, в частности говядина и ягнятина, имеет такой вкус, будто этот скот подняли из могилы и оживили. Свежих овощей нет. Вчера прибыл поезд с картошкой, но вся она оказалась подгнившей. Выращивать цветы невозможно, единственное, что здесь пышно разрастается, это виноград сорта мадера. Из него сооружают трельяжи и арки по бокам небольших террас у входа в офицерские бунгало.

Военные расквартированы строго в соответствии с рангом, и если сюда прибывает новый офицер или женится один из офицеров гарнизона, это означает существенную перестановку, проходящую по всем инстанциям вплоть до офицеров низшего звена. Частенько случается, что несчастный лейтенант вместе с семьей переселяется из стандартного дома, где обычно живут вольнонаемные офицеры и служащие по контракту солдаты, в палатку. Некоторые из свежеиспеченных жен уже заговаривают о том, чтобы вернуться обратно на восток. И трудно их осуждать.

Не считая жары, форт отличается еще целым рядом неудобств: его осаждают муравьи, клещи, клопы, блохи, змеи, скорпионы, тарантулы и гады, названия которых мне неизвестны.

Сегодня вечером папочка и я приглашены на ужин к Кастерам. Такого случая с нетерпением ждут все – офицеры и их семьи. Единственная радость и развлечение – приглашение на обед или ужин. Элизабет и ее чернокожая кухарка Мэри всегда ухитряются порадовать нас каким-нибудь лакомым блюдом, каким-нибудь деликатесом из Сан-Антонио. На этом заканчиваю очередную страницу. У меня еще есть время покататься верхом по берегу ручья – это на расстоянии миль четырех от форта – и искупаться».

Небольшой искусственный пруд, или заводь, образованный устьем ручья и углубленный наемными рабочими, давал возможность женщинам гарнизона раз в неделю купаться. Их привозили сюда в фургонах. Это было укромное местечко, укрытое деревьями и холмами от посторонних глаз и, когда здесь купались дамы, окруженное вооруженными солдатами на случай, если в поле зрения появятся недружелюбно настроенные индейцы.

– Меня бы не удивило, если бы оказалось, что часовые с вершин холмов подсматривают за нами, – заметила жена лейтенанта в первый же раз, как посетила этот пруд.

– Не думайте об этом, дорогая, – посоветовала ей жена одного из ветеранов. – Мы ничего не можем поделать. Вопрос стоит так – примириться с этим или не купаться вообще.

Другая дама рассмеялась:

– Послушайте, им-то приходится хуже, чем нам. Вспомните, что наемники здесь без жен.

Купание раз в неделю не удовлетворяло Майру. Вместо того чтобы, как другие женщины гарнизона, просиживать целые дни на веранде, увитой виноградом сорта мадера, Майра, не пропуская ни дня, совершала верховую прогулку на Дьяволе – одна или в обществе лазутчиков гарнизона, целый день патрулировавших границу и высматривавших неприятеля. Она взяла за правило в конце дня приезжать к ручью и совершать быстрое омовение в пруду в полном уединении, стараясь не удаляться от груды одежды на берегу, поверх которой обычно клала винтовку системы «спенсер». Винтовка была семизарядной, и из нее при необходимости можно было сделать семь выстрелов подряд. За то недолгое время, что Майра провела в форте на границе, она стала блестящим стрелком.

Она облачилась в свое платье и сапоги для верховой езды и направилась к конюшне, насвистывая боевой кавалерийский марш «Гэрриоуэн». Капрал Келлер, один из грумов полка, отдал ей честь, приложив руку к своей шапочке.

– Добрый день, мисс Каллахан. Полагаю, вы хотите, чтобы я оседлал для вас старину Дьявола?

– Спасибо, Том.

Ожидая, пока он это сделает, Майра осматривала свои седельные сумки, проверяя, все ли необходимое она взяла. В них были чистое белье, чистая одежда, полотенце, мыло и патроны. Она зарядила свою винтовку «спенсер», пока Келлер оседлал и подвел ей Дьявола.

– Сегодня, мисс, не стоит ехать слишком далеко, – предупредил он ее. – Разведчики сообщили, что воинственные шайенны рыщут в окрестностях форта.

– Я буду осторожна, Том.

Она похлопала рукой по винтовке, притороченной к седельной сумке, чтобы убедиться, что та на месте и надежно пристроена, потом вскочила на лошадь легко, как перышко. Почувствовав, что бока Дьявола дрогнули под ее бедрами, и заметив, что огромный жеребец потряхивает гривой и, повернув к ней голову, смотрит на нее, она наклонилась вперед и погладила его длинную гладкую муаровую на ощупь морду.

– Славный мальчик… Ждешь угощения, да?

Из кармана рубашки она извлекла леденец и протянула ему на ладони. Дьявол взмахнул хвостом, выражая удовольствие. Она нежно похлопала его по шее.

– Пошел!

Майра миновала ложе пересохшего ручья, пересекавшее склон холма. На вершине холма она осадила Дьявола и погладила по влажной гриве. Солнце палило нещадно, воздух был таким сухим и удушливым, что каждый его глоток обжигал легкие. Дьявол тоже дышал тяжело.

– Мы здесь оба новички, дружок. К этому климату нужно привыкнуть.

Она сняла свой стетсон и отерла пот со лба рукавом рубашки. Едва заметное движение на юге привлекло ее внимание. Прищурившись, она вглядывалась через мерцающую дымку, образуемую нагретым воздухом и пылью, в гряду далеких холмов. Поднимавшееся от выжженной земли марево мешало видеть ясно. Наконец ей с трудом удалось разглядеть группу конных индейцев, неподвижных и выделявшихся на фоне лазурного неба. Отсюда они казались игрушечными оловянными солдатиками, которыми она и ее кузен Джеб играли в детстве. Как ни далеко они находились от нее, она почувствовала, что и они столь же внимательно наблюдают за ней. Рубашка Майры, взмокшая от пота и прилипшая к спине, вдруг стала ледяной. У нее мелькнула мимолетная мысль о том, что сегодня ей придется пропустить купание. Потом, к ее удивлению и облегчению, индеец, возглавлявший отряд, приветственно махнул ей рукой. Теперь уже улыбающаяся Майра ответила тем же. И, махнув снова на прощание, индейцы исчезли за дальним краем гряды холмов.

– Все в порядке, Дьявол. Это, безусловно, дружественное племя. Поехали дальше.

Чуть позже Майра остановила коня на холме над ручьем. Она смотрела вниз, на воду, сквозь рощицу чахлых низкорослых деревьев, туда, где имели обыкновение купаться дамы гарнизона. По берегам причудливо извивавшегося мелководного ручья в течение веков некоторые наиболее выносливые и упорные растения ухитрялись выжить, несмотря на убийственную жару, и вытягивали по капле влагу и жизнь из скудной почвы с помощью длинных разветвленных корней, доходивших до самого дна ручья. Она заставила Дьявола спуститься вниз, в рощицу, и оба они оказались в столь желанной тени. Майра спешилась и привязала коня к тонкому деревцу, где он мог щипать скудную сухую траву, выстилавшую землю под деревьями. Она оглядела этот кусочек земли со всех сторон.

Песок, листья и трава производили странный, какой-то пугающий, будто исходящий из потустороннего мира звук, шепот, вызываемые обычно легчайшим ветерком. Удовлетворенная тем, что оказалась в полном одиночестве, Майра разделась и сложила одежду на берегу, положив, как обычно, винтовку сверху. Оказаться обнаженной в уединении, зная, что вокруг на огромном пространстве нет ни души и что она находится всего лишь под снисходительным оком природы, когда нежный ласковый ветерок гладил ее тело, как прикосновение пальцев возлюбленного, было волнующим и чувственным ощущением. Это ничуть не походило на прозаическое раздевание в собственной комнате, в закрытом со всех сторон помещении. С мылом в руке она шагнула в тепловатую воду ручья.

В самом глубоком месте вода лишь покрывала ее бедра.

Она намылила грудь, ягодицы и живот, дрожа не от холода, а от сладостных воспоминаний о той великой страсти, разделенной с Бобом, что они пережили в золотистом поле среди высокой кукурузы. С каждым днем ее томление и жажда любви становились все настойчивее и требовательнее.

Ее мечтательное настроение было нарушено топотом копыт – из-за холма приближался всадник. Он направлялся к ручью.

Майра зашлепала к берегу, но всадник появился прежде, чем она успела добраться до своей винтовки. На нем был мундир кавалериста армии Соединенных Штатов, и голову его не украшал шайеннский убор из перьев. Майра испытала глубокое облегчение, впрочем, тотчас же сменившееся растущим чувством стыда и унижения.

До сих пор ни разу с ней не случалось столь досадного происшествия.

Кавалерист рупором приложил ладони ко рту и крикнул:

– Кто вы, черт возьми, такая и что здесь делаете?

– А кто, черт возьми, об этом спрашивает?

– Лейтенант Брэдфорд Тэйлор из форта Хемпстед. Я спросил, что вы здесь делаете.

– А вам как кажется? Я купаюсь и буду признательна, если вы удалитесь и оставите меня в покое. Чтобы я могла продолжить свое занятие. Я дочь полковника Патрика Каллахана.

Тихий застоявшийся воздух задрожал от его удивленного пронзительного свиста.

– Ах! Майра Каллахан! Должно быть, вы рехнулись, мисс, если приехали сюда одна.

Он спешился и начал спускаться с холма к ней. В ужасе Майра схватила с берега свою одежду и прикрыла ею грудь. Ниже пояса она была скрыта водой и высоким берегом ручья. Ее лицо, шея, плечи и все тело запылали от стыда. Брэдфорд Тэйлор был самым отчаянным молодым офицером в форте, объектом внимания всех незамужних и многих замужних женщин форта и втайне предметом страсти Майры Каллахан. Впрочем, она испытывала к нему смешанные чувства, колебавшиеся от любви до ненависти, потому что Брэдфорд считал ее ребенком и соответственно с ней обращался.

«Если он увидит меня обнаженной, – размышляла она, – он поймет, что я не ребенок».

Брэдфорд Тэйлор, как говаривала Элизабет Кастер, «красив до тошноты». Он был высок, строен, с классически правильными чертами лица, волнистыми темными волосами и твердым подбородком, разделенным глубокой бороздой. У него были ослепительно белые зубы и плутоватая улыбка, а также зеленые глаза, нет-нет да и вспыхивавшие вожделением.

Он вошел в рощу и остановился возле Дьявола, тихо заржавшего и ткнувшегося в его шею холодным носом. Тэйлор похлопал его по крупу и продолжал созерцать Майру с любопытством, смешанным с укором.

– А что, если бы об этом узнал ваш отец? – поинтересовался он. – Представьте, что вместо меня здесь оказался бы какой-нибудь индейский жеребец? И каково бы это было?

– Я всадила бы ему пулю между глаз. А теперь отвернитесь и дайте мне одеться.

– Рад вам услужить.

Он сделал по-военному поворот кругом.

Майра нерешительно выбралась на берег, все еще неловко прикрывая свое тело одеждой. Потом откашлялась.

– Лейтенант, в одной из моих седельных сумок чистая одежда. Не будете ли вы так любезны подать ее мне?

– К вашим услугам.

Он расстегнул седельную сумку и извлек чисто выстиранную одежду Майры.

– Ну, что здесь у нас?

Он протянул ей розовую сорочку и кружевные панталоны.

– Кто бы мог подумать, что под грубой одеждой мальчишки-сорванца скрываются столь женственные вещицы.

Щеки Майры вспыхнули румянцем.

– Не шутите со мной, лейтенант, и не подтрунивайте надо мной. Вы с таким же успехом можете получить между глаз пулю, предназначенную индейскому жеребцу!

– Тс-тс… Ну и характер. Ну и ну!

– Дайте мне мою одежду.

Он было собрался повернуться к ней лицом, но Майра закричала:

– Не смейте!

– Мое дорогое дитя, я оказался перед дилеммой. Сначала вы требуете, чтобы я принес вам одежду, а потом отменяете приказ. Вы напоминаете мне старого выжившего из ума взводного, который не знает, чего хочет.

Майра глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Потом ровным голосом приказала ему:

– Держите мою одежду за спиной и пятьтесь ко мне.

Он разразился обидным насмешливым хохотом.

– Право же, я рискую сломать себе шею, если не буду видеть, куда ступаю.

– Я скажу, когда остановиться.

– Моя жизнь в ваших руках.

– Ладно. Двигайтесь прямо. Достаточно. Теперь сделайте шаг влево, чтобы не споткнуться об обнажившийся корень.

Он продолжал пятиться к ней.

– Все. Остановитесь!

Она сделала шаг вперед и схватила свою одежду у него из рук.

– Теперь подойдите к Дьяволу.

Пока он шел, Майра шмыгнула за густой куст чертополоха. Она быстро натянула сорочку и панталоны, потом белую шелковую блузку и бриджи для верховой езды из мягкой замши и, наконец, сапоги.

– Хорошо. Теперь можно обернуться.

Она подошла к нему. Глаза ее были скромно потуплены. Втайне она тяготилась этой неожиданной встречей с лейтенантом Тэйлором. В этой встрече была вынужденная откровенность, и это раздражало и смущало Майру. Она уже представляла, что он рассказывает о своих романах в офицерском клубе и какой смех вызовет их приключение. Теперь каждый раз, когда кавалерист взглянет на нее, она прочтет в его глазах молчаливую усмешку.

При ее приближении лицо его осветилось ослепительной улыбкой.

– Чувствуете себя лучше, мисс Каллахан?

– Значительно.

Она наклонилась, собрала свою грязную одежду и скованным шагом проследовала к тому месту, где был привязан Дьявол, потом запихнула узел со своим платьем в одну из седельных сумок. Не глядя на лейтенанта Тэйлора, Майра поставила ногу в стремя и взвилась в седло.

– Вы хорошая наездница, – сказал лейтенант, – я наблюдал за вами.

– Благодарю.

– Трудно поверить, что вам всего четырнадцать.

– Пятнадцать. На прошлой неделе у меня был день рождения.

– Ах, вот как? Уже пятнадцать? В таком случае поздравляю и желаю, чтобы вы еще много раз праздновали этот день. А теперь, думаю, нам лучше вернуться в форт.

Он двинулся вверх по склону туда, где лошадь терпеливо ожидала его. Майра медленно следовала за ним верхом.

По пути к форту они оба ощущали неловкость, будто их разделила стена. Сказать точнее, эту стену воздвигла между ними Майра. Так продолжалось до тех пор, пока лейтенант Тэйлор как бы невзначай сказал:

– Если вас волнует, что я буду потешаться на ваш счет, забудьте об этом, потому что я собираюсь выбросить из головы все случившееся, забыть навсегда. Кстати, я не собираюсь рассказывать об этом и вашему старику. Вряд ли он оценит юмор ситуации.

Внезапно Майра разразилась смехом.

– Да, уж не представляю, чтобы это его позабавило. Вне всякого сомнения, он вообразит, что вы воспользовались случаем, и отправит вас на гауптвахту.

Лейтенант Тэйлор откинул назад свою львиную голову и расхохотался.

– И еще кое-что, лейтенант.

Он посмотрел на нее… Она подняла одну бровь и торжественно заявила:

– Я обещаю, что не скажу своему отцу, что вы величаете его стариком.

Теперь они оба хохотали так безудержно, что их лошади недоуменно зафыркали. И к тому времени, когда молодые люди добрались до форта, Майра Каллахан и лейтенант Тэйлор уже стали добрыми друзьями.

Глава 4

Одеваясь к обеду у Кастеров, Майра придирчиво оглядывала себя в зеркале и размышляла: «А ведь это первый раз я надела платье с тех пор, как мы уехали из Мэриленда».

Для таких торжественных случаев, как этот, она захватила из дома три платья. То, что она выбрала для сегодняшнего вечера, было летним бальным платьем из набивной ткани с экзотическими цветами на голубовато-белом, как фарфор, фоне с каймой из цветов вокруг мягко присобранной широкой юбки как раз над оборкой, шедшей по краю. Она расправила круглый воротник и завязала бантом на талии широкий пояс. Ее длинные черные волосы были собраны на затылке и перевязаны синей лентой, из-под которой каскадом ниспадали до самой талии.

Она повернула голову, услышав стук.

– Ты готова, моя дорогая? – крикнул отец из-за двери.

– Буду готова, как только ты скажешь, что пора.

Она подошла к двери и отворила ее. Лицо ее отца осветилось.

– Никогда не видел тебя красивее, ты просто живой портрет своей матери в ту пору, когда мы только поженились.

Она вознаградила его улыбкой, и на щеках ее обозначились ямочки. Потом присела в реверансе.

– Благодарю вас, полковник Каллахан, вы сами кажетесь мне очень красивым.

На полковнике были его парадный китель темно-синего сукна, ладно сидевший на нем, и светло-синие брюки с желтыми лампасами. Голову его украшал остроконечный убор, похожий на шлем, с желтым плюмажем из конского хвоста.

Полковник Каллахан щелкнул каблуками и предложил дочери согнутую в локте руку.

Ее ручка скользнула под его локоть.

– Мы будем самой красивой парой на этом вечере.

– Ты ведь знаешь, что там не будет многолюдно. Кроме нас с тобой, там будут только майор Симпсон с женой, сестра миссис Симпсон Би и один из младших офицеров, не помню, кто именно. Джордж считает необходимым поддерживать дух товарищества среди офицеров всех рангов.

Элизабет Кастер приветствовала их на передней веранде, где она сидела в обществе Сары Симпсон и ее сестры, прибывшей из Сент-Луиса провести август с Симпсонами. Она была еще одной жертвой среди тысяч американок, овдовевших в результате жестокой Гражданской войны между Южными и Северными Штатами. Би была ослепительной женщиной с рыжевато-каштановыми волосами, уложенными волнами на затылке. Ее бархатное платье со свободно падавшим на спину капюшоном только чуть расширялось книзу, позволяя угадать под ним безупречную фигуру.

Женский инстинкт безошибочно подсказал Майре, что Элизабет Кастер пытается соединить этих двух овдовевших людей, ее отца и Би. Более того, ее бы не удивило, если бы Элизабет имела подобное намерение и в отношении ее самой. Ведь она пригласила ради нее какого-то молодого офицера.

– Ты выглядишь божественно, Майра, – сказала Элизабет, сжимая обе ее руки в своих.

– Мне нравится ваш туалет, Элизабет, – ответила Майра.

На жене генерала была юбка из тяжелого атласа и такая же блузка с V-образным вырезом и лентой вместо пояса.

– Думаю, пора побеспокоить мужчин в кабинете Джорджа. Кажется, проведя весь день вместе, они должны были бы скучать в обществе друг друга. Но нет, им никогда не надоедает говорить о войне. Ладно, идемте, дамы, наведем порядок.

Она усадила своих гостей в небольшой, но элегантно обставленной гостиной и двинулась по коридору к кабинету генерала.

– Поднимайтесь и развеселите нас, кавалеристы. Мы, дамы, стосковались по вашему обществу.

Чуть позже мужчины потянулись в гостиную. Генерала Кастера нельзя было назвать красивым. Весь его облик – длинные светлые волосы, пронзительные голубые глаза, четко очерченный орлиный нос и усы, подстриженные в форме кривой восточной сабли, – вызывал робость, если не страх, и все же Майра остро чувствовала обаяние этого человека. По пятам генерала Кастера следовал упитанный, как пудинг с вареньем, майор Симпсон, а за ним шел младший лейтенант Брэдфорд Тэйлор. Глаза Майры округлились от изумления, а рот ее приоткрылся. Кастер весело приветствовал ее:

– Господи! Не верю своим глазам! Что за чудесное превращение! Майор… лейтенант, вы бы узнали в этой сказочной принцессе чертенка, который носится верхом, как команчи, и ухаживает в паддоке за потными лошадьми с не меньшим рвением, чем грум?

– Боже мой! Конечно, нет!

Майор Симпсон удостоил ее низким почтительным поклоном.

– А что скажете вы, лейтенант? – спросил Кастер лейтенанта Тэйлора. – Не будете же вы отрицать, что она воплощенная мечта?

– Очаровательна.

Улыбка лейтенанта намекала на сообщничество, а левым глазом он едва заметно подмигнул Майре, но так, что этот знак могла заметить только она одна.

Элизабет обратилась к лейтенанту Тэйлору:

– Лейтенант, не окажете ли вы честь сопроводить мисс Каллахан в столовую?

– Буду счастлив это сделать.

Он предложил Майре руку, и она приняла ее с благосклонной улыбкой.

Полковник Каллахан повел к столу Беатрис Картер, и они, как заметила Майра не без волнения, составили красивую пару. Они с сестрами нередко обсуждали вероятность того, что отец женится снова. В конце концов, ему было немногим больше пятидесяти, и он был крепким и мужественным и вел активный образ жизни. А Би Картер могла ввести в искушение любого не связанного узами брака мужчину с горячей кровью в жилах.

Генерал Кастер сидел во главе стола, справа от него Майра, а рядом с ней лейтенант Тэйлор. Ее отец и миссис Картер расположились прямо напротив них. Майор и миссис Симпсон сидели визави слева и справа от Элизабет Кастер.

Сначала завязалась легкая и оживленная беседа, полная шуток и анекдотических событий из жизни форта, знакомых жалоб на качество пищи, отсутствие свежих овощей и ужасную воду.

– Им следовало бы назвать этот форт Хадесом вместо Хемпстеда, – заявил генерал Кастер.

Но по сравнению с обычным каждодневным меню этот обед показался роскошным: креветки из Мексиканского залива под креольским соусом, запеченная ветчина в виноградном соусе, засахаренный ямс, рисовый пудинг, не говоря уже о знаменитых домашних булочках Мэри.

– Я и забыл, что бывает такая еда, – сделал комплимент Элизабет лейтенант Тэйлор.

– Пиршество, достойное богов. Надеюсь, никто не будет возражать, если я расстегну мундир, – осведомился дородный Симпсон.

– Снимите его совсем, если так вам будет удобнее, – великодушно предложила хозяйка.

Симпсон был уже готов согласиться, когда жена укоризненно посмотрела на него.

– Нет, и так будет хорошо, – печально возразил майор.

– Не вернуться ли нам в гостиную и не выпить ли там кофе и бренди? – спросила Элизабет.

– Хорошая мысль, – поддержал ее муж.

Они проследовали в гостиную за генералом и миссис Кастер и уселись вокруг большого круглого кофейного стола, заказанного Кастером у какого-то дружелюбно настроенного шайенна по прибытии в Хемпстед.

Не успели они сесть за стол, как на передней террасе Кастеров появился адъютант.

– Прошу прощения за то, что вынужден нарушить ваш отдых, генерал, но я знал, что вы захотите немедленно ознакомиться со специальным бюллетенем из ставки генерала Шеридана. Его доставил курьер примерно четверть часа назад. На конверте пометка «Важно. Высшая степень срочности».

– Вне всякого сомнения, вы правы, сержант, – сказал Кастер, принимая конверт из плотной бумаги. Сержант отдал честь и удалился. Хмурясь, генерал Кастер распечатал послание. Он читал про себя, в то время как в комнате воцарилось выжидательное молчание. Наконец он откашлялся и обратился ко всем:

– Думаю, вам следует выслушать, мои друзья и соратники. Похоже, что сиу и шайенны начинают свои военные игры. Позвольте процитировать: «Двадцатого августа возле озера Стейшн Джоунз, штатный агент, сообщил об убийстве женщины с ребенком. Они были оскальпированы, а тридцать голов скота угнано индейцами. В Рид-Спрингз трое белых были убиты и трое ранены. В форте Спениш были убиты четверо белых, восемь оскальпированы, угнано пятнадцать лошадей и мулов и три женщины изнасилованы. Одна из этих троих несчастных была изнасилована тринадцатью индейцами, впоследствии оскальпировавшими и убившими ее и ее четверых маленьких детей…»

Кавалеристы прослушали все это в стоическом молчании, а три женщины разразились восклицаниями, выражавшими смятение, негодование и ужас. Только Майра прикусила нижнюю губу и не промолвила ни слова.

– В этих кровожадных дикарях нет ничего человеческого! – возопила пронзительным голосом миссис Симпсон.

Совершенно спокойно и не повышая голоса, Майра заметила:

– Разве в деревне Сэнд-Крик, так, кажется, она называлась, все жители не были уничтожены кавалерийским полком под командой полковника Чивингтона? Если память мне не изменяет, этот славный полковник сказал: «Убить и оскальпировать всех индейцев от мала до велика. Из гниды вырастает вошь». Его люди перебили триста индейцев, из которых только семьдесят пять были воинами.

Было слышно, как Элизабет Кастер и еще две присутствующие женщины судорожно втянули воздух. Полковник Каллахан вскочил на ноги и набросился на дочь. Голос его гремел как гром:

– Майра, твоя наглость ничем не может быть оправдана. Сравнивать настоящую военную операцию, вполне законную, с безответственными акциями варварства, притом ничем не спровоцированными, ну, это, это… у меня просто нет слов. Думаю, ты должна извиниться перед всеми находящимися в комнате за свои необдуманные слова.

Кастер поднял руку.

– Все в порядке, Пэт. В том, что сказало это дитя, есть большая доля правды. Те шайенны были мирными. Собственно говоря, они находились в то время под защитой войск майора Уинкупа. Чивингтон был фанатиком, безумцем. Он был отлучен от церкви. Знаете, что сказал об этой бойне в Сэнд-Крик Нельсон Майлз? Он назвал это побоище самым грязным, презренным и не заслуживающим оправдания преступлением за всю историю Соединенных Штатов.

– И думаю, мы все должны с ним согласиться, сэр, – спокойно заметила Майра.

Снова воцарилось неловкое и напряженное молчание, которое не прерывалось, пока генерал Кастер не продолжил свою речь:

– Нет, шайенны так и не простили Соединенным Штатам этого вопиющего кровавого преступления. Они затаили обиду и жажду мщения надолго и, похоже, теперь готовы заплатить за него той же монетой. Я не собираюсь пугать и огорчать наших дам, зачитывая вслух выдержки из этого мрачного отчета, но, джентльмены, завтра мне хотелось бы собрать командиров и ознакомить их с этим докладом, полученным из штаб-квартиры полка. С этим я совмещу краткий инструктаж.

Он полистал документ, который держал в руке.

– Началось двадцать первого августа, дальше идет двадцать третье, двадцать пятое и так далее и так далее. – Он положил бумагу на кофейный столик и вздохнул: – Лето было таким спокойным, относительно спокойным, но, видимо, теперь нас ждут перемены.

Остаток вечера прошел в подавленном и мрачном настроении. В какой-то момент, когда беседа иссякла, лейтенант Тэйлор предложил:

– Не желаете ли прогуляться, мисс Каллахан? Право же, необходим моцион после этой великолепной, но слишком обильной трапезы.

– Я вовсе не против того, чтобы немного подвигаться, – согласилась она, – если генерал и миссис Кастер извинят нас.

– Разумеется, дорогая, – сказала Элизабет. – Идите, молодые люди, погуляйте.

Оказавшись на воздухе, Майра подняла глаза к небу.

– Мириады сверкающих алмазов на фоне черного бархата.

– Удивительно – луны нет, а все видно так ясно, будто теперь полнолуние.

– Этот свет мягче и спокойнее, чем лунный.

– Итак, куда же мы пойдем?

Майра рассмеялась:

– Здесь, в форте, не так-то много неизведанных мест. Я могла бы найти дорогу даже с завязанными глазами. Почему бы нам не пройтись до кораля и не проведать лошадей? Я нахожу их общество очень приятным.

– Да, – согласился он, – гораздо приятнее, чем общество некоторых представителей человеческого рода. – Помолчав, он лукаво добавил: – Таких, как, например, полковник Чивингтон. Безжалостный зверь! Нет, беру свои слова обратно. Звери не убивают и не мучают себе подобных просто так, без надобности, как это делают люди. Они отнимают жизнь у других живых существ, только когда голодны.

Он предложил Майре руку, и они двинулись вперед.

– А вы вспыльчивая и отважная, раз решились так говорить со всеми этими высокими особами. – Лейтенант усмехнулся. – Я думал, вашего отца хватит удар.

– Я нежно люблю отца, но нахожу совершенно немыслимым выйти когда-нибудь замуж за военного.

Теперь его улыбка стала печальной.

– А почему так?

– Мои сестры и я с рождения были «армейскими пострелятами», как нас называли в детстве. Мы выросли среди военных и дышали тем же воздухом, что и кавалеристы. Я видела на примере своей бедной мамы, с какими тяготами приходится справляться жене военного. И заметьте, что мой отец в течение всей своей военной карьеры был офицером достаточно высокого ранга. Оглянитесь вокруг, посмотрите на жизнь хотя бы здесь, в Хемпстеде. Посмотрите на молодых жен младших офицеров, за подолы которых цепляются выводки малышей, постоянно канюча по поводу плохой еды, жары и изобилия насекомых, постоянно жалуясь на что-нибудь, и их жалобы справедливы. Жизнь здесь – сущий ад!

– Но ведь все эти неприятности и неудобства – временное явление. В конце концов их мужья получат лучшие назначения. Младшие офицеры сделают карьеру.

– Вы и правда так считаете? Папочка говорит теперь, что большая война закончена и, как только индейский вопрос будет решен, нам не потребуется такая многочисленная армия. Кое-кто будет уволен и выйдет в отставку. Кадровые военные уже не смогут подниматься вверх по служебной лестнице. Вы, конечно, знаете, что должность генерал-майора теперь стала полковничьей!

– Знаю, хоть генерал Кастер и привык называться генерал-майором, но в документах его уже называют полковником.

– Да, и из уважения к его подвигам во время войны его подчиненные всегда будут называть его генералом Кастером… Ну а как насчет вас, лейтенант Тэйлор, каковы ваши планы на будущее? Вы кажетесь мне весьма честолюбивым, чтобы довольствоваться карьерой кавалерийского офицера.

– Что ж, вы правы. Возможно, война уже не в чести, но армия, флот и кавалерия всегда будут существовать, а служба всегда предоставит желанный случай честолюбивому и способному офицеру выдвинуться.

Майра поддразнила его:

– И естественно, вы считаете себя способным молодым офицером?

Он остановился и повернул ее лицом к себе.

– Верно. Это так. И очень скоро намерен доказать это вам. Я избрал карьеру в области международных отношений, ну, например, в качестве военного атташе во дворце Сейнт-Джеймс или в Версале. Теперь власть сосредоточена именно там. Но я человек трезвого и практичного ума и потому согласен отправиться и в другое место, туда, где ветер дует в паруса Соединенных Штатов. И если мы когда-нибудь ввяжемся в большую войну, а я считаю, что есть основания предполагать такую возможность, я всегда смогу сменить область деятельности и стать героем войны, как Кастер, Шеридан или Грант. А пока я буду стремиться к победам на стезе политики. Посмотрите на Гранта. Он метит в президенты, и будь я проклят, если он не добьется успеха.

– Ваша скромность очень вам к лицу, лейтенант, – язвительно заметила Майра. – Я уже представляю заголовки в газетах, ну, скажем, 1880 года: «Брэдфорд Тэйлор избран президентом Соединенных Штатов подавляющим большинством голосов».

Тэйлор рассмеялся, и даже в свете звезд его улыбка показалась Майре ослепительной. Она вздрогнула, когда он притянул ее к себе.

– Ну, пожалуй, не стоит заходить в мечтах так далеко, мисс Каллахан, и все же это из области возможного.

Склонив голову, Майра с любопытством вглядывалась в его лицо.

– О чем вы думали, прежде чем решили показать мне свое превосходство?

– О, лучше вам не рисковать и не пытаться угадать, что было у меня в мыслях, да вы и не сумеете.

Она покачала головой:

– Даже в самых общих чертах. Но рано или поздно мой отец и вы будете переброшены куда-нибудь в другое место, и наши пути разойдутся.

Теперь настала очередь лейтенанта Тэйлора покачать головой, и улыбка на его лице потускнела. Он сказал торжественно:

– Не могу себе представить, что это будет так, Майра. Кстати, отбросим ненужную церемонность. Зовите меня Брэдом. Я не допущу, чтобы наши пути разошлись.

– Чепуха! О чем вы говорите?

– Все очень просто. Я говорю о том, что наступит день, когда я назову вас своей женой. И чем скорее, тем лучше. Я знаю, что вам всего пятнадцать, но возраст в данном случае значения не имеет. Вы во всех отношениях взрослая женщина – умственно и физически.

Он крепче сжал ее руку и еще ближе притянул ее к себе. Голос его теперь звучал октавой ниже, стал чувственным и хриплым. Она ощущала исходящий от него запах бренди, выпитого после обеда, и выкуренной сигары, и ее это не раздражало, как раздражало обычно, когда она входила в душный кабинет отца. Скорее наоборот – этот запах действовал на нее слегка возбуждающе.

– Физически, – повторил он, и его взгляд упал на ее груди, прижатые к его груди и тяжело вздымавшиеся. – Сегодня днем, когда я встретил вас у ручья, ваша красота произвела на меня неизгладимое впечатление.

– Вы ничего не видели! – возразила она, пытаясь сохранить достоинство и контролировать свой голос, но воспоминание об этой интимной встрече возбудило и даже воспламенило ее.

– Я видел достаточно. Вы прекрасная, желанная, восхитительная женщина, и я хочу, чтобы вы навсегда стали моей.

– Должно быть, вы рехнулись, лейт… я хочу сказать, Брэд. Мы ведь почти не знаем друг друга.

– Я знал вас всю жизнь. В первый же день, когда вы приехали в форт, я понял, что вы именно та девушка, которую я искал и ждал всю жизнь. Это правда. Не отрицайте, что вы тоже не остались ко мне равнодушной и что между нами возникло взаимное притяжение.

Она скромно потупила глаза.

– Вас нельзя не заметить, Брэд. Вы весьма привлекательный мужчина.

Он нежно приподнял ее голову за подбородок, поддерживая его ладонью, и наклонился поцеловать ее. Майра чувствовала себя беспомощной, будто ее загипнотизировали. Когда их губы соприкоснулись, она закрыла глаза и, как ей показалось, перенеслась назад во времени, в тот прелестный день, когда они с Бобом лежали в кукурузе, а солнце согревало их обнаженные тела.

Все ее тело будто удар молнии пронзило желание – огонь пробежал по жилам, вытеснив все ощущения, кроме одного – осязания, ощущения его прикосновения к ней и ее к нему. Она уже не замечала звуков летней ночи: трескотни сверчков, однотонного гудения цикад, отдаленного лая собак и воя койотов, музыку специально нанятого по случаю приема квартета, аккомпанировавшего хору, исполнявшему «Гэрриоуэн».

Майра обвила его шею руками и отдалась своей страсти. Брэд приподнял ее, оторвав от земли, и их тела тесно прижались друг к другу. Ее привело в экстаз настойчивое давление его мужского органа и нежное, но энергичное поглаживание ее ягодиц. На мгновение они прервали поцелуй, чтобы набрать в легкие воздуха. Ее рука скользнула между их плотно прижатыми друг к другу телами и принялась ласкать его.

– О, Брэд, я вся горю.

– Я тоже. Куда бы мы могли пойти?

Но этот вопрос был решен не ими, потому что со стороны кораля послышался голос:

– Кто это там за амбаром? Выходите и назовите себя.

Майра и Брэд отпрянули друг от друга, и не сразу он смог хрипло вымолвить:

– Здесь лейтенант Тэйлор и мисс Майра Каллахан. Мы вышли подышать вечерним воздухом.

Он взял Майру за руку, и они двинулись к коралю. При их приближении вооруженный часовой опустил винтовку.

– Добрый вечер, лейтенант, мисс Каллахан… Прошу прощения за то, что помешал вам. Но генерал отдал строжайший приказ. Мы все должны быть начеку, а число часовых удвоено. Вон там стоит на часах Мэйсон. Поблизости замечен вооруженный отряд шайеннов.

– Я сегодня днем видела их, – сказала Майра, указывая в сторону холма, с которого она видела вдали отряд индейцев. Она рассказала об этом событии.

Лейтенант Тэйлор был потрясен:

– Боже милостивый! Чудо, что вас не захватили в плен!

– Никакой опасности для меня не было. Они находились слишком далеко. Я спокойно успела бы вернуться в форт, если бы они проявили враждебные намерения. По правде говоря, один из них махнул мне рукой, и я ему ответила. А потом они ускакали и скрылись из виду.

– Вас не должен был ввести в заблуждение этот «дружеский» жест. Они лживые и подлые негодяи, мисс, – возразил часовой.

– Точно такие же, как те белые люди, которые заключают с ними договоры, полностью отдавая себе отчет в том, что не сдержат своих обещаний и не выполнят обязательств.

– Что вы говорите, мисс?

Часовой был обескуражен ее искренностью. Брэд рассмеялся:

– Не важно, Сондерс. Занимайтесь своим делом. Продолжайте нести службу.

– Да, сэр.

Рядовой отдал честь, и Тэйлор ответил ему тем же. Потом Майра и он двинулись обратно, к дому Кастера.

– Не знаю, что это на меня нашло, Брэд. Еще несколько минут, и нас бы поймали за весьма неблаговидным занятием.

– Flagrante delicto, как они имеют обыкновение говорить, – вопиющее преступление! Можете себе представить, как бы это выглядело в утреннем рапорте Сондерса, который он предложил бы Джорджи-Порджи?

– Джорджи-Порджи?

– Да, конечно. Вы ведь не привыкли к нашему казарменному подтруниванию. Генерал Кастер – известный дамский угодник.

Майра была неподдельно смущена и шокирована этим сообщением.

– О, я этому не верю. Он и Элизабет очень привязаны друг к другу.

– Не сомневаюсь в этом, но подозреваю, что их интимная жизнь оставляет желать лучшего. Я совершенно уверен, что и сейчас у него шашни с барменшей-полукровкой в городе.

Майра недоверчиво покачала головой.

– Вот они, мужчины! – воскликнула она с плохо скрытым презрением. – Их отношения с женами так некрепки. В них нет никакой глубины. А ведь где тонко, там и рвется. Все, что у них на уме, касается только секса и войны!

– Но мне встречались и женщины подобного сорта. Однако мы с вами, моя дорогая, сделаны из иного теста. Я буду любить, уважать и ценить вас всю свою жизнь.

– А я вас.

Они шли, обнявшись, почти в благоговейном молчании, как если бы в их жизнь с внезапностью и быстротой, от которой захватывает дух, вошло нечто новое и полностью их изменило.

После долгого молчания, уже на ступеньках крыльца Кастеров, она заговорила первая:

– Завтра днем я поеду купаться в то же время. Хотите меня сопровождать?

– Целая армия самых отчаянных шайеннов не помешает мне присоединиться к вам.

Глава 5

На следующий день, собираясь на свою обычную прогулку к ручью, Майра волновалась и нервничала не меньше, чем невеста в брачную ночь. В желудке у нее урчало, и она чувствовала, как глухо и часто бьется ее сердце. Ей казалось, что оно вот-вот выскочит из груди.

– Это совсем не так, как было у меня в первый раз, Дьявол, – говорила она своему жеребцу. – Но ведь то случилось так давно. Столько времени прошло с тех пор.

Майра размышляла, стоит ли сообщать Брэду, что она не девственница, и пришла к заключению, что лучше помолчать, пока он не спросит ее об этом прямо.

– В конце концов, Дьявол, для него ведь это тоже не в первый раз. Всем известно, что кавалеристы – любвеобильный народ.

От этой мысли она перешла к размышлению о собственном отце. Возможно ли, что он и Би Картер тоже развлекаются подобным образом? Но она тотчас же засомневалась. Ведь едва ли у них была возможность остаться наедине. Ее это опечалило, потому что она желала, чтобы у ее отца появился более важный интерес в жизни, чем бражничанье, курение и разговоры о войне с сослуживцами-офицерами.

Майра добралась до ручья, спешилась и теперь размышляла, раздеваться ли ей или подождать Брэда. По здравом размышлении она решила, что будет чувствовать меньшее смущение, если окажется в воде к тому времени, когда он подойдет. Раздеваться на глазах у мужчины казалось ей не слишком удобным. Особенно когда это был человек, с которым она совсем недавно познакомилась. С Бобом Томасом все было иначе. Их дружба развивалась медленно, пока наконец не достигла близости.

Она сняла рубашку, сапоги и брюки и наконец столь не вязавшуюся с ними розовую нижнюю сорочку. Позже, когда все будет позади, она захочет, чтобы Брэд посмотрел на нее в этом кокетливом одеянии. Это было изделие из пенящихся кружевом оборок, местами просвечивавшее насквозь, которое оно приобрела недавно, когда в последний раз посетила ближайший городок Барстоу. Майра купила сорочку по случаю у торговца, проезжавшего мимо со своим товаром. Она привезла ее домой в коричневом бумажном мешке и спрятала на дне ящика туалетного стола под грудой простого и скромного белья. О чем она только думала, когда покупала столь вызывающую вещицу, почти несовместимую с обычной одеждой для женщин, обитающих в небольшом приграничном форте, живущем простой и незатейливой жизнью. Должно быть, в глубине ее сознания таилась искра прозрения, предвкушение стремительного романа с Брэдфордом Тэйлором?

Майра твердо верила в предчувствия. Нет, она не была суеверной. Эти свои предчувствия она воспринимала как усовершенствованное и обостренное продолжение одного из своих пяти чувств.

Она подобрала волосы и повязала их красной лентой, потом шагнула в заводь. Воздух был тихим, и Майра, плавая на спине, смогла бы заметить малейшее движение листьев в кронах окружавших ручей деревьев, смыкавшихся над головой. Солнце просачивалось сквозь редкие ветки, и она видела его как сверкающий расплавленный огненный шар, гипнотизировавший ее. Она закрыла глаза, наслаждаясь легкостью своего тела, невесомого в воде. Чувственная расслабленность охватила ее всю. Звуки, свидетельствовавшие о приближении всадника, направлявшегося сюда, исходили из-за западного холма. Это вызвало у нее улыбку. Рука ее скользнула вниз по животу, и она провела ею вдоль разверстых бедер.

Сердце Майры отчаянно забилось, когда всадник появился из-за гребня холма и поехал вдоль ручья. Он привязал свою лошадь рядом с ее Дьяволом и направился к ней. Майра, лежавшая на поверхности воды с широко раздвинутыми бедрами и видными сквозь воду выпущенными на волю грудями, представляла собой весьма соблазнительное зрелище. Она будто манила всем своим видом. Майра тотчас же заметила его волнение, физический голод в выражении глаз и во всем его облике, когда он ступил на край заводи. Он просто пожирал ее глазами.

– Ну, что же вы медлите? – вкрадчиво спросила она. – Разве вам не известно, что невежливо заставлять даму ждать?

– Ты соблазнительница, – ответил он хрипло и принялся раздеваться.

Майра наблюдала за его действиями с нескрываемым восторгом и любовалась его обнаженной грудью и широкими плечами и всем его жестким, поджарым мускулистым телом. В косых лучах солнца, проникавшего сквозь листву, густые волосы на его груди блестели. Он освободился от своих штанов из оленьей кожи, и тут Майра увидела его ноги, длинные и прямые, и бедра, крепкие и могучие. У Майры перехватило дыхание: он стоял перед ней совершенный и ничуть не смущенный своей наготой, как и она сама. Брэдфорд приблизился к ней.

– Иди ко мне, дорогой, – прошептала она и протянула к нему руку. Он принял руку и оказался стоящим между ее бедер. Ее пронзила дрожь, когда твердая и трепетная мужская плоть осторожно приблизилась, ища ворота ее женственности.

– О Господи! Я как будто возношусь на небо, – стонала она, обвивая ногами его стан и смыкая их за его спиной. Брэд приподнял ее из воды, подхватив под мышки. Она обвила одной рукой его шею, другой же, дрожащей от возбуждения, обхватила его отвердевшую плоть. Столько времени прошло с тех пор, как впервые у нее была близость с Бобом, что она вполне могла считать себя девственницей. Он пробивался к заветной цели, прилагая отчаянные усилия и скрипя зубами, но пока что достиг немногого.

– Сильнее, сильнее, – побуждала она его, извиваясь в воде, не в силах совладать со своим желанием. Наконец, объединив свои усилия, они сумели преодолеть преграду. И тело ее будто подбросило вверх, когда он полностью проник в нее. Каждая ее клеточка отозвалась безумным всплеском радости… Все ускоряющийся ритм его движений постепенно усиливал ее наслаждение, пока экстаз не стал всепоглощающим и они чуть не лишились сознания. Они бились в воде, как два диких морских животных, соединенных в смертоносном объятии, исторгая крики и стоны, бормоча нечто бессвязное. Но вот пароксизм страсти сошел на нет, и они стояли рядом, обвивая друг друга руками, и она прижималась щекой к его вздымающейся груди. Рябь от их движений все еще расходилась по поверхности воды концентрическими кругами.

Чуть позже он поднял ее на руки и перенес на берег. Трава на берегу была густой, мягкой и нагретой солнцем. Он нежно опустил Майру на нее, не спуская с девушки глаз, полных обожания.

– Я люблю тебя, Майра Каллахан, – сказал он.

– Я люблю тебя, Брэдфорд Тэйлор.

Она вздохнула и обвила его шею руками. Он наклонился и поцеловал ее в губы, потом в подбородок, потом заскользил губами вниз по ее лебединой шее и остановился на ложбинке между грудями. Задержавшись на левой груди, язык его дразнил ее сосок до тех пор, пока не почувствовал, что тот разбух у него во рту и стал похож на зрелую крепкую ягоду земляники.

Снова ее затопило желание, не менее острое, чем в первый раз. Странные новые ощущения поглотили ее, а его язык продолжал свое путешествие по всему ее телу, остановившись на мгновение, чтобы поиграть с пупком, а затем град поцелуев обрушился на потайное место между ее бедрами. Майра вскрикнула от восторга, когда его руки скользнули между ее бедер. Воспламененная страстью, она заставила его продолжать ласки. Это было совершенно необычное ощущение, ничуть не похожее на прежние, более эротичное, чем обычные любовные прикосновения.

Кровь Майры громко гудела в ушах. Сердце ее бешено билось. Она ощущала биение крови в висках, на шее, на запястьях и в паху.

Позже они долго лежали молча: ни один не решался заговорить. Они лежали рядом, бедро к бедру, нога к ноге, и держались за руки, как двое невинно спящих детей.

Наконец Майра приподнялась и склонилась над ним с сияющим от восторга лицом.

– Я никогда не чувствовала такой полноты жизни, никогда не испытывала большего восторга, никогда еще в такой мере не ощущала себя женщиной. Я чувствую себя так, будто до сих пор какой-то части меня не существовало, какой-то таинственной части, необходимой для того, чтобы женщина ощущала себя цельным существом.

– Понимаю, что ты имеешь в виду, – согласился он, поглаживая ее спину. – Я сам всегда это ощущал – отсутствие цельности. В первый же раз, как я посмотрел на тебя, дорогая, внутренний голос прошептал мне: «Она то самое, чего не хватает тебе в жизни». Я уже говорил тебе: мои инстинкты сказали мне с самого начала, что наши судьбы соединятся и мы будем существовать как один разум, как одно тело, как единое существо.

Когда они верхом возвращались в форт, Майра положила руку ему на бедро.

– Брэд, мой дорогой, мой бесценный муж.

Он ответил ей улыбкой:

– Да, а ты моя бесценная жена. Клятвы, которые мы сегодня принесли друг другу, в глазах Господа важнее и значат больше, чем затверженные наизусть слова, произносимые в храме, или свидетельства, выданные каким-нибудь законным органом власти. И все же нам придется подчиниться морали и нравам общества, в котором мы живем. Если я не сделаю тебя честной женщиной, меня выбросят из полка, выгонят с военной службы.

Майра рассмеялась:

– Не говоря уже о том, что мой отец отделает тебя хлыстом.

Брэд ответил смехом:

– Да, думаю, мне следует обратиться к нему как полагается и попросить твоей руки.

В конце ноября и в течение всего декабря жизнь в форте Хемпстед протекала более сносно, чем летом. Зимнее солнце в зените уже не пекло так сильно. Выжженная земля дышала вольнее, отдавая свой вулканический жар. Как легендарная птица Феникс, южный Техас возродился из пепла. Прошли дожди, и теперь бесплодная песчаная почва превратилась в животворную и плодородную. Урожай обещал быть богатым. В изобилии появилась дичь: олени, дикие индейки… В реках, пересохших летом, теперь кишмя кишела рыба. Позади своего коттеджа Майра разбила огород, где росли картофель и ямс, и урожай был так велик, что им можно было бы прокормить все население форта. Погода стояла бодрящая, и общее настроение в форте значительно улучшилось. Светская жизнь теперь протекала бурно. Элизабет Кастер устраивала вечера с чаем и картами, а незадолго до Рождества дала настоящий бал. Для танцев было отведено место на плацу, где обычно проводили парад. Площадку украсили японскими фонариками. В Сан-Антонио наняли оркестр, и в течение нескольких недель до великого события женщины гарнизона большую часть времени посвящали шитью туалетов, которые они намеревались надеть в этот торжественный вечер.

Майра надела блузку из набивного шелкового креп-жоржета с узором из цветов и пеструю юбку, расширяющуюся книзу, в узоре которой сочетались ярко-желтый, синий, красный и зеленый цвета из легкого крепа.

– Сегодня ты непременно будешь королевой бала, – сказал ей Брэд, явившийся сопровождать ее.

– Спасибо, но думаю, эта честь принадлежит Элизабет. Подожди, пока не увидишь ее роскошный туалет. Тебе нравится моя прическа?

Ее волосы были собраны в высокую прическу и удерживались с помощью заколок, по форме напоминавших бумеранги.

– Царственная прическа. Поистине царственная! – Он обнял ее в темноте веранды. – Хотя мне больше нравится, когда твои волосы свободно струятся по обнаженной спине.

– Нам, пожалуй, следует поспешить, – сказала Майра, – а иначе мы опоздаем.

– Опаздывать нынче в моде. Твой отец уже отправился. Он у Кастеров. Ты же знаешь, что он кавалер Би. Думаю, у них что-то наклевывается. Ты согласна со мной? Он в прекрасном расположении духа.

– Никогда не видела его в лучшем. И он прибавил в весе и стал меньше пить и курить.

– Влияние хорошей женщины всегда чувствуется.

Они спустились по ступенькам и направились к месту, определенному для танцев. Когда они приблизились, оркестр играл вальс Штрауса «Голубой Дунай», и площадка для танцев напоминала калейдоскоп из переливающихся красок и огоньков японских фонариков. Военные мундиры синего и серого цветов с медными пуговицами и позументом казались невзрачными по сравнению с ослепительными женскими платьями, юбками и клетчатыми шалями, в которых сочетались голубой, лазоревый, пурпурно-красный и зеленый цвета, переливавшиеся, как хвост павлина, а также ярко-алый и тусклые, будто выцветшие тона, встречающиеся на старинных гобеленах. Мелькали ноги в высоких сапогах с кистями и атласные бальные туфельки с носками из лакированной кожи, пестрели полосатые чулки самых ярких цветов, от ослепительно синего до золотисто-желтого.

– Просто дух захватывает! – воскликнула Майра.

– Я чувствую себя, как на большом балу в отеле «Мэйфлауэр» в Вашингтоне, – сказал Брэд.

Генерал Кастер и его жена промелькнули мимо них, слаженно скользя в танце. Элизабет выглядела величественно в бальном платье из лионского шелка, оттененного цветами из белых кружев и зелеными лентами. Это были цвета полка. Волосы ее венчала тиара из слоновой кости, инкрустированная полудрагоценными камнями.

Беатрис Картер также была захватывающе прекрасной в изумительном туалете ослепительно алого цвета с высоким воротом. Талия ее в этом платье казалась еще тоньше. Она танцевала с полковником Каллаханом, крепко прижимавшим ее к себе.

– Потанцуем? – предложил Брэд.

Майра охотно согласилась и вошла в кольцо его рук. Он повел ее по площадке для танцев.

– Никогда не отличался талантами в этом искусстве, – извинился он, наступив ей на ногу.

– Не важно, – прошептала она ему на ухо. – Танцы – только предлог, чтобы женщины и мужчины могли подержать друг друга в объятиях.

Во время перерыва в танцах участники празднества собрались вокруг длинного стола, уставленного кексами, печеньем и птифурами… В центре стола стояла огромная чаша с пуншем, украшенная глыбой льда, что было уж из ряда вон выходящей роскошью. Майра болтала с Элизабет, Би и несколькими другими офицерскими женами, пока Брэд медленно приблизился к другому концу стола, где группа офицеров окружила генерала Кастера. Но их беседа носила отнюдь не праздничный характер.

– Мы как раз обсуждали, что случилось в начале этой недели в форте Фил-Карни, – обратился Кастер к Брэду. – Вы слышали об этом?

– Нет, но, думаю, они способны справиться с любой постигшей их напастью. Черт возьми! Их гарнизон укомплектован пятью отрядами пехоты и Вторым кавалерийским полком.

– Но оказалось, что им не удалось справиться с этой напастью. Капитан Билл Феттерман отправился с отрядом из восьмидесяти трех человек на заготовку дров. На обратном пути в Карни они наткнулись на засаду из гораздо более многочисленного отряда воинственных сиу, и все до единого человека погибли.

– Боже мой! – воскликнул Брэд, посерев лицом.

– Но что еще хуже, молва об этом распространилась среди индейских племен со скоростью лесного пожара, и они уверились в том, что могут легко справиться с армией и кавалерией Соединенных Штатов. Джентльмены, я предвижу, что этот инцидент послужит сигналом к наступлению индейцев. А это означает полномасштабную войну. Есть сведения, что одни только сиу собрали восемь тысяч отличных воинов и все они вооружены превосходным контрабандным оружием.

Кастер опрокинул сразу полбутылки виски.

– Если моя догадка не ошибочна, нам недолго ждать, пока нашему полку будет отдан приказ выступить в северо-западном направлении. В Блэк-Хиллз будет побоище, равного которому эта страна еще не видела. Там бунтуют золотоискатели, и эти чертовы безответственные охотники за наживой хлынут в Блэк-Хиллз в нарушение договоренностей, заключенных правительством с советом индейских племен.

Брэд покачал головой, все еще ошарашенный новостью о побоище, во время которого погибли Феттерман и его люди.

– Полностью уничтожен гарнизон форта Карни. Это невероятно.

– Уж придется поверить, – мрачно заметил Кастер. Потом с иронией добавил: – Итак, джентльмены, этот урок пойдет нам на пользу. Такого ни в коем случае не произойдет с вверенным мне полком.

Глава 6

4 июня 1866 года

«Милые Уэнди и Сьюзен!

Папочка и я в восторге от известия о помолвке Уэнди с Карлом Коллинзом. Папочка говорит, что ты, Уэнди, поймала большую рыбку, что твой Карл – один из самых многообещающих молодых политиков в Вашингтоне. Конечно, в июне будущего года мы приедем к тебе на свадьбу.

Вас, вероятно, удивит сообщение о том, что Уэнди не единственная из сестер Каллахан, которая собирается связать себя узами брака. Поскольку почти в каждом своем письме, которое я писала вам, я упоминала лейтенанта Брэдфорда Тэйлора, у вас не осталось сомнений насчет того, что он занимает в моей жизни и чувствах особое место.

По правде говоря, милая Уэнди, если все пойдет по плану, ваша младшая сестра выйдет замуж раньше вас! Что же касается карьеры военного, то вы ведь знаете, как я всегда утверждала: ни за что не выйду замуж за офицера. Из этого следует, что никто из нас не властен над своей жизнью и судьбой. Я безумно влюблена в Брэда и вышла бы за него, даже если бы он был старьевщиком.

Мы не надеемся, что вы обе отважитесь на путешествие в эту дыру, чтобы присутствовать на нашей свадьбе. Это будет очень скромная и простая церемония в доме генерала Кастера, а днем позже мы отправимся поездом в Сан-Антонио, чтобы провести там короткий медовый месяц.

Папочка сам не свой с тех пор, как его любимая Би Картер вернулась в Сент-Луис. Он рассчитывает в сентябре взять отпуск и навестить ее. Возможно, он вернется в Техас с молодой женой.

Сегодня День независимости и предполагается большое торжество, которое начнется в полдень. Все офицеры полка внесли свою лепту в празднование, и три дня назад Брэд отправил в Сан-Антонио команду из десяти человек для доставки напитков, еды и пиротехники для фейерверка, которые генерал Кастер поручил закупить генералу Шеридану несколько недель назад. Это, пожалуй, единственный случай, когда в форт должно быть доставлено шесть глыб льда.

Придется сократить это письмо, потому что в десять часов я собираюсь присоединиться к Брэду и его взводу, отправляющимся с разведывательными целями на юг, где банда шайеннов в последнее время грабит и терроризирует мирных жителей. Для кавалерии это бессмысленное занятие, потому что к тому времени, когда мы окажемся на месте, индейцев и след простынет.

Снова, милые сестры, шлю вам нежный привет от папочки и свою неизменную любовь. Мне очень не хватает вас. Тем не менее у нас достало сил послать вам наше искреннее поздравление. Мы шлем его от всего сердца, Уэнди, тебе и мистеру Коллинзу в связи с вашей помолвкой и живем надеждой посетить вашу свадьбу и побыть вместе с вами. Как хорошо будет, когда наша семья вновь соединится хотя бы ненадолго.

Ваша преданная сестра Майра».

Майра сложила письмо и вложила его в конверт. По дороге в кораль она оставила его в помещении дежурного для отправки.

– Почту не будут отправлять до следующего понедельника, мисс Каллахан, – сообщил ей дежурный.

– Я не спешу, – ответила она и удалилась, насвистывая веселый мотивчик.

Был великолепный прохладный июльский день, один из тех, что так запоминаются старожилам. Майра не могла скрыть своего отличного настроения, и это сказывалось даже в ее танцующей походке.

Кавалеристы уже садились на коней, когда Майра добралась до паддока. Брэд приветствовал ее улыбкой и поцеловал в щеку.

– Сегодня утром ты выглядишь сдобной пышечкой и очень озорной и кокетливой.

Майра фыркнула:

– Ах, вот как! Пышечкой… Вы уж умеете испортить девушке настроение, лейтенант Тэйлор.

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

– Во всяком случае, все у тебя на месте, как и положено.

Майра притворилась обиженной и надулась.

– Ну, пройдет немало времени, прежде чем вам удастся дотронуться до меня, лейтенант Остроумец!

Грум подвел ей Дьявола.

– Сегодня утром он в игривом настроении.

– Как и я…

Майра погладила морду жеребца, а он прижался носом к ее щеке, взмахнул хвостом и нежно заржал. Она поставила ногу в стремя и вспорхнула в седло. На Майре была униформа, обычная для кавалериста приграничного гарнизона, – штаны из оленьей кожи, мундир, украшенный тяжелой бахромой, и широкополая шляпа. Взвод выехал из форта и лениво затрусил, вытянувшись в длинную колонну. Кавалеристы ехали по двое. Во главе колонны рядом с Брэдом ехала Майра.

– Ты уверена, что хочешь участвовать в этой вылазке? – спросил Брэд. – Тебе придется пропустить несколько часов праздничного дня и несколько праздничных утренних увеселений. Не думаю, что мы вернемся раньше четырех часов дня.

– Если я не смогу разделить эти развлечения с тобой, все равно они не будут мне в радость. Куда бы ты ни отправился, я поеду с тобой. Я не пользуюсь библейской терминологией, но смысл моих слов от этого не меняется.

Он рассмеялся:

– Из тебя выйдет образцовая офицерская жена вроде Элизабет.

Этот комплимент Майра приняла без восторга.

– Я не похожа на Элизабет. Я нежно ее люблю, но, на мой взгляд, она слишком пассивна. Я хочу сказать, что она скорее приложение к генералу, а не личность, сознающая свои права.

Когда Майра распалялась, глаза ее казались зеленее.

– Если ты считаешь Элизабет эталоном офицерской жены, ты собираешься вступить в брак не с той девушкой.

Брэд потянулся к ней и положил руку ей на плечо. Потом сказал очень серьезно:

– Моя милая Майра, нет ни одного человека в форте, кто бы усомнился в том, что ты цельная и своеобразная личность и что ты прекрасно сознаешь свои права во всех сферах жизни.

Она не смогла сдержать самодовольной улыбки.

– Прости, любовь моя. Я знаю, что иногда проявляю излишнюю чувствительность и слишком агрессивно отстаиваю место женщины в современном обществе, но для такого разумного и справедливого человека, как ты, не секрет, что многие представители твоего пола все еще живут, как в средние века, и придерживаются весьма консервативных взглядов, когда речь заходит о женщинах.

Брэд смотрел на нее, явно забавляясь ее горячностью.

– Майра, моя дорогая, меня бы не удивило, если бы однажды ты добилась высокого государственного поста.

– Полагаю, я справилась бы с ним ничуть не хуже, чем многие известные нам политики-мужчины в Вашингтоне. А конкретно президент Джонсон.

– Он и в роли вице-президента не блистал, а уж на президента не тянет и подавно. Тебе известно, что в день инаугурации он был пьян?

– Папа мне рассказывал. И говорят, что его теперешняя распря с министром обороны Стэнтоном затеяна для того, чтобы избавить его от неприятностей в конгрессе.

Их беседе был положен конец, когда один из разведчиков передового отряда галопом вернулся к ним со словами:

– Вооруженный отряд шайеннов осадил дом Джесси Смита, и его семья и наемные рабочие спрятались в амбаре. Неизвестно, сколько еще они смогут продержаться.

– Это около двух миль вверх по ручью Шоушон, – сказал лейтенант Тэйлор.

Он с силой потер щеку и посмотрел на Майру.

– Дорогая, это неподходящее для тебя место. Лучше тебе вернуться в форт.

Майра воинственно вздернула подбородок.

– Ни за что на свете, лейтенант, я не пропустила бы этого приключения. Кроме того, тебе понадобятся все солдаты, умеющие стрелять.

– Черт возьми, Майра! – рявкнул он. – Я не позволю тебе рисковать собой. Отправляйся обратно в форт. Это приказ!

Ее глаза теперь засверкали, как два изумруда.

– Я не подчиняюсь вашим приказам, лейтенант. Если бы я была вашим солдатом, то мне пришлось бы подчиниться. Поехали!

Брэд вздрогнул, услышав приглушенный смех в конце колонны. Набрав в грудь воздуха, он крикнул трубачу:

– Труби «К оружию», Мэйсон!

Мэйсон приложил трубу ко рту, надул щеки и протрубил призыв «К оружию». От пронзительных, настойчивых дробных звуков тонкие волоски на затылке Майры поднялись дыбом.

Взвод пустился галопом, разведчики мчались в авангарде.

За полмили от фермы Смита они услышали непрекращающийся треск ружейных выстрелов и воинственные крики индейцев, похожие на вопли баньши.[3] Но Майру передернуло от другого звука – человеческих голосов, исполненных безумного ужаса. Шум схватки дал возможность кавалеристам приблизиться к месту происшествия по высохшему руслу ручья, высокие берега которого прикрывали их. С расстояния не более двухсот ярдов Брэд оглядел место действия. Голос его задрожал от ярости:

– Краснокожие негодяи! Они добрались до дверей и окон амбара и запалили его! – Он повернулся к своему подчиненному: – Сержант Йейтс, спешивайтесь, возьмите пятерых людей, обогните участок по руслу ручья и рассейтесь на его восточном берегу среди кустов полыни. Как только услышите звук трубы, начинайте стрелять, постепенно приближаясь к амбару и стараясь его окружить. Тогда шайенны сочтут, что у нас гораздо больше солдат, чем на самом деле, и подумают, что окружены.

Он отдал приказ знаменосцу:

– Разверни флаг!

Потом выхватил свою саблю из ножен и поднял ее высоко в воздух.

Штандарт цветов полка трепетал на свежем ветру, гулявшем в овраге, образованном берегами пересохшего ручья. От его вида кровь заиграла в жилах Майры. Брэд повернулся к ней.

– Ради Бога, Майра, по крайней мере сделай мне одолжение и держись подальше, оставайся на заднем плане.

– Не беспокойся обо мне, дорогой. Со мной ничего не случится.

Она вытащила свою винтовку «спенсер» из седельной сумки и подняла ее.

– Труби атаку! – оглушительно закричал Брэд.

Пронзительный звук трубы заглушил воинственные крики индейцев, и на мгновение они застыли, как изображения на картинах. Сверхъестественная пугающая тишина воцарилась на месте недавнего побоища. И тогда лейтенант, размахивая саблей, хлестнул своего коня, заставив его перескочить через русло высохшего ручья, и повел свой взвод. Его солдаты скакали по обоим берегам оврага. Одновременно подразделение сержанта Йейтса открыло стрельбу с флангов, осыпая оторопевших индейцев шквалом огня и стремясь создать у шайеннов впечатление, что они окружены. Густое облако пыли, поднятое наступавшими кавалеристами, было хорошим прикрытием и не позволяло индейцам выяснить подлинную численность отряда противника.

Оправившись от первого шока, шайенны перегруппировались, чтобы встретить кавалерию белых. Они разделились на две группы, одна из которых двинулась навстречу конникам, а другая, более многочисленная, отступила к гряде холмов на север, за горящий амбар, туда, где были привязаны их лошади. Они были деморализованы непрекращающимся обстрелом, которому их подвергли люди Йейтса.

Тем не менее наступающий взвод был встречен ружейными выстрелами и градом стрел. Солдату, скакавшему вровень с лейтенантом Тэйлором, стрела угодила в грудь, и он рухнул с коня.

Лейтенант ощутил, как лицо его овеяло легким ветерком, – это стрела задела его шляпу. И вот они уже врезались в ряды индейцев. Кавалеристы смяли их, и индейские воины, как кегли, повалились на землю под их натиском. Один из шайеннских воинов с бедра выстрелил в Тэйлора, но промахнулся. Прежде чем он смог выстрелить снова, лейтенант снес ему голову саблей. Он убил еще одного индейского воина, уцепившегося за узду его коня и угрожавшего ему пистолетом, который держал в другой руке.

Но эта безумная свалка длилась не так уж долго. Однако прежде чем шайенны отступили, Майра двумя меткими выстрелами сразила двоих индейцев, попав одному в голову, а другому в сердце. Лейтенант Тэйлор не имел намерения преследовать неприятеля. Он не был готов к этому, и первой его задачей было позаботиться о людях, оказавшихся в горящем амбаре, как в ловушке.

– Труби отбой! – приказал Тэйлор трубачу, спешиваясь и бегом направляясь к горящему амбару. – Сбивайте балки, закрывающие двери и окна!

Используя винтовки как ломы, кавалеристы отчаянно стремились расчистить запертым в амбаре людям путь к свободе. К тому времени, когда фермер и его семья, шатаясь, выбрались из амбара, кровля уже полыхала, и дым валил из окон и двери. С помощью солдат пострадавшим удалось миновать опасное место вблизи пылающего строения, и теперь они в полном оцепенении наблюдали, как оно обрушилось, разметав во все стороны ливень горящих бревен, от которых вверх каскадом взметнулись искры наподобие праздничного фейерверка.

– Давайте вернемся в дом! Я приготовлю кофе и сандвичи для ваших славных молодых людей, – предложила миссис Смит. – Не представляю, как мы сможем отблагодарить вас за спасение.

– Это очень мило с вашей стороны, мэм, – ответил лейтенант Тэйлор, – но мы должны выбить отряд этих воинственных индейцев из этой части страны, а иначе они могут вернуться и завершить начатое.

Джесси Смит обнял жену за плечи.

– Мы все бы уже были покойниками, если бы индейцы не упустили из виду дверь на чердак в задней части амбара. По крайней мере мы могли дышать. – Он хмыкнул: – Мы собирались отпраздновать Четвертое июля сегодня вечером, устроить фейерверк, но никак не рассчитывали на то, что случилось.

Майра удивлялась тому, как буднично эти поселенцы отнеслись к нападению индейцев и к тому, что двое из них были убиты, как и двое кавалеристов. Мертвых солдат привязали к крупам их лошадей поперек седел, пока Джесси Смит и его люди готовили место для погребения своих убитых и шестнадцати павших индейцев.

Фермер и его семья тепло попрощались с кавалеристами, еще раз поблагодарили их, и взвод двинулся по следам отступивших шайеннов.

Они проехали вслед за индейцами примерно десять миль и поднялись на высокий холм, откуда открывался вид на широкую реку. Здесь индейцы переправились на другой берег и были уже далеко на пути к югу. Над пустынной равниной было хорошо видно облако пыли, поднятое копытами их коней.

– Вряд ли они скоро сюда вернутся тем же путем, – предположил лейтенант Тэйлор. – Вероятно, они думают, что за ними гонится весь полк. – Обращаясь к одному из разведчиков, он сказал: – Где-то недалеко бежит ручей. Направимся к нему и напоим своих лошадей, а потом вернемся в форт.

Разведчик кивнул:

– Да, ручей Кинкайпу примерно в шести милях к северо-востоку отсюда.

Брэд повернул свой взвод, и они направили своих коней к водопою.

– Почему так тихо? – спросила Майра, когда они отъехали на некоторое расстояние. – Я думала о Смитах и их людях. Как можно радоваться, едва избежав смертельной опасности? Ведь их чуть не убили!

Он вздохнул.

– Да, к этому надо уметь привыкнуть и приспособиться. Видишь ли, здесь, на границе, смерть – неотъемлемая часть жизни, такая же, как еда, питье, возможность дышать и заниматься любовью. Вся хитрость в том, чтобы ставить в счет только свои достижения, а не потери.

Кинкайпу-Крик был полноводной рекой до того, как эти места поразила засуха. То, что осталось от реки, представляло собой ручей посреди высохшего речного русла шириной футов в сорок. Вода здесь была чистой, и, как принято у кавалеристов, солдаты прежде всего позаботились о своих лошадях, потом принялись наполнять свои фляги и смывать корку из пыли и пота со своих лиц и рук.

– Мы можем ехать вдоль ручья почти до самого форта Хемпстед, – сказал Тэйлору один из разведчиков. – Он извилистый примерно на расстоянии в две мили, а дальше течет прямо миль на десять и приведет нас к форту.

– Тогда двинемся вперед, – предложил Тэйлор. – Нам надо вернуться вовремя, чтобы не пропустить праздника.

Они снова построились колонной и поехали по двое. Тэйлор и Майра, как и прежде, в авангарде. Это была прекрасная прогулка, потому что по гладкому ложу реки ехать было легко и приятно. Стертые копыта лошадей здесь не испытывали давления и не сбивались, как на равнине. Было пройдено примерно пять миль пути, когда они набрели на островок, заросший зеленью, какой никто из них не видел уже по крайней мере с год.

– Будь я проклят! – воскликнул Тэйлор. – Это ведь настоящий оазис!

– Подземный ключ! – пояснил разведчик. – Даже когда ручей пересыхает, ключ питает влагой здешнюю растительность. Поглядите на эти дикие сливы!

Он пустил своего коня по мелководью к островку, сорвал некрупный, но спелый плод и надкусил его. Сок брызнул, запачкав его лицо.

– Нектар богов! – сказал он с удовлетворением.

Изголодавшиеся по свежим фруктам солдаты ринулись галопом на остров. Пока они упивались восхитительными плодами, неожиданно с быстротой, сравнимой только с ударом молнии, разразилось несчастье. С низких холмов по обе стороны ручья вниз по склонам на них ринулись конные воины-индейцы, стреляя из винтовок, осыпая кавалеристов градом стрел, оглашая окрестности леденящим кровь боевым кличем шайеннов. На мгновение Тэйлором овладело замешательство, но он тотчас взял себя в руки.

– Спешиться и развернуть лошадей по периметру острова! – скомандовал он.

Кавалеристы отреагировали на команду быстро и слаженно, не промедлив ни секунды. Мощная лавина пуль и стрел, направленная шайеннами на осажденный остров, уничтожила всех лошадей. Прошло не более десяти минут, как все они были убиты. Их трупы образовали нечто вроде естественного бруствера по периметру острова, за которым укрылись кавалеристы. Хотя число индейцев значительно превышало численность кавалеристов, они сумели использовать свое единственное преимущество.

Индейцы трижды пытались взять приступом крошечный островок, но трижды отступили, понеся серьезные потери. Во время последнего броска одному конному воину удалось прорваться сквозь бруствер, но Брэд уложил его, всадив ему пулю между глаз. Мертвого индейца сбросили назад, в воду, а его лошадь галопом помчалась вниз по течению ручья. Люди Тэйлора насчитали несколько десятков трупов индейских воинов, которых несло течением в том же направлении. Хотя кавалеристов Тэйлора было значительно меньше, чем индейцев, вооруженные многозарядными винтовками «спенсер», они нанесли поражение врагу. Умение метко стрелять в данном случае значения не имело – столь сомкнутыми, тесными рядами наступали индейцы. Кавалеристы тоже несли потери: шестеро из них были убиты и дюжина ранены.

Передышка оказалась короткой. Полчаса спустя трубач просигналил тревогу.

– Они снова наступают!

– Глазам своим не верю! – воскликнула Майра.

Во главе наступающих был индеец необычайно высокого роста, какого им до сих пор не приходилось видеть. Он казался устрашающим, почти сверхъестественным существом.

Его грудь была обнажена и раскрашена кричаще яркими узорами, представлявшими собой подлинные шедевры примитивного искусства, созданные на теле живого человека. Голову украшал боевой убор из перьев, концы которого спускались на спину и доходили до крупа лошади всадника. И последним удивительным штрихом в его снаряжении было то, что он держал кавалерийский рожок, который поднес к губам, и хорошо отполированная медь засверкала в солнечном свете. Они в безмолвном изумлении смотрели на него, когда этот великолепный экземпляр человеческой породы просигналил «В атаку» в лучших традициях трубачей академии Уэст-Пойнт[4] с искусством, которому они могли бы позавидовать.

Шайенны ринулись на остров, как волны прилива, принявшие человеческий образ, перетекая с одного берега на другой. Прикинув расстояние до передовых рядов врага, равное пятистам ярдам, лейтенант Тэйлор отдал приказ:

– Открыть огонь по цели!

Сокрушительный огонь кавалеристов скосил первые ряды нападавших индейцев, как коса срезает траву, но за ними следовали все новые и новые ряды, и конца этому не было. Теперь они уже были у самого заграждения, и Тэйлор крикнул своим людям:

– Это наш последний шанс! Так используйте же его наилучшим образом!

Теперь индейцы были так близко, что винтовки для цели солдат не годились, и кавалеристы отбросили их и принялись стрелять из своих кольтов.

Завершение этой битвы было столь же неожиданным, как и начало. Индеец-гигант с рожком, по-видимому, вождь, смотрел на лейтенанта Тэйлора через баррикаду из мертвых лошадей – глаза двух врагов будто сцепились, и в них сверкали ярость и взаимная ненависть.

Они выстрелили одновременно. Брэда ранило в левое плечо и отбросило назад, на Майру. Пуля из его кольта угодила вождю в грудь. Он судорожно схватился за сердце, все еще не выпуская рожка, зажатого в огромном кулаке. Глаза его остекленели, и он опрокинулся со своего коня прямо в мелкую воду. Потом, как принято у многих индейских племен, считающих своих вождей бессмертными, лавина нападающих остановилась так же мгновенно, как ринулась в атаку, и деморализованные воины отхлынули в слепом беспорядочном бегстве.

Изумленные кавалеристы смотрели, как враги гонят своих лошадей, побуждая их одолеть берег оврага и скалистые гребни холмов за ним.

– Это чудо, – сказала Майра.

Тэйлор попытался встать на ноги, придерживая раненое плечо. И взглянул на труп вождя, не утративший царственного величия даже в смерти. Течение медленно уносило его, лежащего лицом вниз на воде, прочь от острова.

– Нет, с их точки зрения, никакого чуда. Они приняли его гибель как волю богов. Такой человек, великолепная военная машина, вероятно, переживший немало битв… Должно быть, его люди считали его не уязвимым ни для какого смертоносного оружия. И сегодня его священная и, как им казалось, нескончаемая жизнь прервалась, и не по нашей вине, а по воле небес.

Тэйлор оглядел сцену недавнего побоища на островке, окруженном трупами лошадей вперемешку с телами поверженных солдат. Во время последней атаки погибли восемь его людей. Тэйлор обратился к своему разведчику:

– Мы не можем вывезти ни мертвых, ни раненых. Единственное, что мы можем сделать, это захватить одну из брошенных индейцами лошадей.

Животные мирно паслись неподалеку, у подножия холмов.

– Отправляйся назад, в форт, и пусть пришлют нам отряд спасателей со свежими лошадьми для тех из нас, кто способен ехать верхом, и фургон для перевозки погибших и раненых. Черт возьми, Чарли! Поторопись!

Уже темнело, когда в поле зрения со стороны излучины ручья появились первые всадники.

– Вот они! – закричали обрадованные солдаты.

Мощный хор восторженных голосов огласил подножия холмов с обеих сторон ручья.

Когда колонна верховых приблизилась, Майра воскликнула:

– Их ведет папа!

Это было правдой. Никогда прежде Майра не замечала, чтобы полковник Патрик Каллахан держался в седле так прямо и казался таким высоким и гордым. Его лицо озарилось при виде бежавшей ему навстречу Майры, спешившей вброд по мелководью. Он испытал безмерное облегчение. Но, будь он проклят, решил полковник, если простит своей своевольной дочери эту выходку, показав, как он счастлив видеть ее живой и невредимой.

– Ты опять впуталась в чертовскую историю, мисс. Тебе повезло, что твой скальп теперь не украшает набедренную повязку какого-нибудь индейского героя.

Майра попыталась изобразить раскаяние, но была слишком счастлива и радостно возбуждена, чтобы это раскаяние выглядело искренним.

– Я была не в большей опасности, чем Брэд или другие кавалеристы, и убила нескольких индейцев, как и остальные. Разве не так, дорогой?

Лейтенант Тэйлор поежился под суровым взором полковника.

– Это верно, сэр. Дочь у вас отчаянная. Я… я… дело в том, что… – Он осекся. – Прошу прощения, сэр. Я знаю, что мне не следовало разрешать Майре сопровождать нас и подвергать ее ужасной опасности, но…

Он покачал головой и опустил глаза на воду, струившуюся у его колен.

Полковник Каллахан откашлялся.

– Лейтенант Тэйлор, полегче, сынок. Если полковник не может заставить этого постреленка, это своенравное существо соблюдать правила и знать меру, то где уж с ней справиться и приручить ее лейтенанту?

Изумленный, лейтенант Тэйлор поднял глаза на полковника, в то время как остальные кавалеристы забавлялись этой сценой и от всего сердца хохотали над ним.

Мертвых и раненых погрузили в фургон, а остальные взобрались на свежих лошадей, приведенных из форта их спасителями. Несмотря на раненое плечо и протесты Майры, лейтенант Тэйлор настоял на праве возвращаться обратно верхом.

– Послушай меня, милая девочка, – сказал он, – тебе не нравится, когда тобой командуют мужчины, а мне не нравится получать приказы от такой испорченной избалованной девчонки, как ты. Понятно?

С минуту она смотрела на него недоуменно, потом в глазах ее заплясали искорки, и она рассмеялась.

– Дошло! Согласна. Давай помиримся.

Она протянула ему правую руку.

Брэд ее не принял и придвинулся ближе к ней.

– Такое соглашение следует скрепить поцелуем.

Она подняла к нему лицо, и, в то время как остальные солдаты с одобрением наблюдали за ними, он поцеловал ее прямо в губы.

– Ладно, вы, двое влюбленных пташек, пора! – сухо заметил полковник Каллахан. – Пора отправляться. Нашего возвращения ждут, чтобы начать праздник и устроить фейерверк.

Майра фыркнула:

– Пусть начинают без меня. Думаю, ребята согласятся со мной, что за один день мы насытились этим фейерверком так, что хватит до конца наших дней.

Из всех глоток вырвалось громкое «Да!».

Глава 7

21 марта 1867 года

«Дорогие Уэнди и Сьюзен!

Вам может показаться странным, что утром одного из самых важных и торжественных дней в моей жизни я настолько спокойна, чтобы выбрать время и написать вам письмо. Да, мне трудно поверить, что этот момент близок. Через несколько часов я стану женой, миссис Майрой Каллахан Тэйлор. Всем сердцем желала бы, чтобы вы были здесь, мои дорогие сестры, и разделили со мной мое счастье. Некоторым образом то, что я пишу вам это письмо, дает мне возможность передать вам малую толику моей радости. Я мысленно держу вас обеих за руки. Я, фигурально выражаясь, протягиваю к вам руки через огромное пространство, разделяющее нас, и дотягиваюсь до вас, касаюсь вас. Подумайте только, ведь всего через три месяца мы, все трое, будем участвовать еще в одном торжестве, когда мы с папой приедем на восток на свадьбу Уэнди. Как я надеюсь и как хочу, чтобы все члены моей дорогой семьи соединились и были вместе.

В Техасе всю зиму мы наслаждались самой лучшей погодой за все время пребывания здесь. Зимние дожди прибили пыль и наполнили водой пересохшие реки, которые теперь кишат рыбой. Здесь полно дичи, особенно оленей и диких индеек. Наши сады и огороды цветут и плодоносят, и почти каждый вечер у нас на ужин изысканные блюда.

Жизнь форта разительно изменилась. В нравах солдат произошла удивительная метаморфоза. Почти удалось покончить с пьянством и пьяными стычками. Вместе с улучшением погоды смягчились и нравы военных. На гауптвахте сидят всего несколько провинившихся. По крайней мере два или три раза в неделю у нас балы, маскарады, танцевальные вечера и любительские театральные представления. На прошлой неделе мы поставили как раз ту пьесу, которую мы вместе смотрели в театре Форда, когда убили нашего президента Линкольна, «Наш американский кузен». Элизабет Кастер играла главную роль. Вы не поверите, но на ней был светлый парик, целиком сооруженный из золотистых локонов генерала Кастера.

– Лишила волос, как Далила Самсона,[5] – грустно пошутил он.

Ситуация с индейцами здесь, на границе, постепенно, месяц за месяцем и год за годом, осложняется. Не могу подавить в себе глубокой симпатии к краснокожим, не могу не сочувствовать их отчаянному положению. Несмотря на все соглашения и бесконечные заверения Соединенных Штатов в том, что угодья индейцев останутся неприкосновенными и будут только их собственностью, белые поселенцы ведут себя здесь бессовестно. Движимые алчностью, постоянно пренебрегая правительственными заверениями и присутствием здесь чиновников, заручившись молчаливым согласием военных, они все дальше и дальше, все глубже и глубже вторгаются на территорию индейцев. Одна из главных причин гнева и ненависти индейцев к белым – строительство железной дороги, которая пройдет прямо через центр страны, где водятся буйволы. За строителями следуют орды профессиональных охотников на буйволов, убивающих несчастных животных тысячами ради их ценных шкур, что уже похоже не на охоту, а на бойню. По правде говоря, буйволы в течение многих веков были источником пищи для всех индейских племен. Они служили и материалом для постройки жилищ, а их кости и ребра использовали для изготовления орудий труда. Вся граница от Канады до Мексики в огне ненависти. Генерал Фил Шеридан, командующий воинским подразделением Миссури, в разговоре с генералом Кастером выразил это так: «Если бы я мог направить кавалерийские подразделения на каждый участок границы, где индейцы неспокойны и бунтуют, нам потребовалось бы только на равнины отправить сто тысяч солдат-кавалеристов».

Но лучше напишу о приятном. Папочка и Беатрис Картер влюблены друг в друга. Я уверена в этом. Он всегда находит тот или иной предлог, чтобы отправиться в Сент-Луис. Надеюсь, наступит день, когда они поженятся, потому что с момента, когда начался роман с ней, он стал другим человеком. Он выглядит на десять лет моложе. Кстати о браке: мне самой уже пора готовиться к церемонии. Снова я выражаю сожаление о том, что вас здесь нет, чтобы присутствовать на ней, но я верю, что вы обе мысленно будете со мной. Передайте тете Тилли и ее кузине Мод мой привет и скажите им, что я люблю их. Да благословит вас всех Господь.

Ваша любящая сестра,

миссис Майра Каллахан Тэйлор».

Она хихикнула и положила перо.

– Не слишком ли ты торопишь события, Майра, девочка моя? – подумала она вслух. – Да нет же, надо привыкать писать свое имя по-новому. Кроме того, Брэд и я телом и душой давно уже принадлежим друг другу, как муж и жена. Переход от состояния девичества к положению замужней дамы для меня всего лишь формальность – всего-то клочок бумаги и несколько слов священника, которые он произнесет, обращаясь к молодым людям. О Боже, папочка будет так счастлив!

Свадьба лейтенанта Брэдфорда Тэйлора и Майры Каллахан состоялась в гостиной дома Кастеров. На невесте был подвенечный наряд ее матери, старинное платье белого атласа с кринолином и широкой юбкой, с узким корсажем, расшитым мелким жемчугом и отделанным кружевами валансьен.[6] Ее фата, прикрепленная к простой тиаре из слоновой кости, ниспадала до талии. Элизабет Кастер, посаженая мать, была в лиловом платье из затканной цветами парчи и широкой трехъярусной юбке. Волосы ее были собраны в шиньон и прикрыты сеткой из золотой нити.

Полковник Каллахан, стоя рядом с дочерью, в мундире кавалериста армии Соединенных Штатов, как и сам жених и дружка лейтенант Сет Монро, сиял от радости. Майор Алонсо Уилсон, капеллан, приписанный к полку генерала Шеридана, обвенчал молодую пару. Не более десяти офицеров и их жен присутствовали на церемонии и скромном приеме, последовавшем за ней. В столовой Кастеров были сервированы закуски и пунш. Вскоре после этого Майра и Брэд распрощались с присутствующими и отбыли в Сан-Антонио.

Их путешествие дилижансом и поездом продолжалось два дня, и ко времени, когда молодая пара смогла зарегистрироваться в отеле, Майра и Брэд были до крайности утомлены. Их пребывание в номере для новобрачных было оплачено генералом Шериданом. Это был его свадебный подарок молодоженам, и ванная комната стала источником чистой радости для Майры.

– Ванна с горячей водой! – ликовала она.

Брэд похлопал по небольшому железному котлу для нагревания горячей воды возле ванны, наклонился и зажег газовую горелку, от которой нагревалась вода в котле.

– Ну что, будем тянуть жребий, чтобы решить, кто будет мыться первым? – пошутил Брэд.

Аквамариновые глаза Майры вдруг сощурились по-кошачьи и приобрели темно-синий цвет.

– У меня есть идея получше! Почему бы нам не принять ванну вместе?

Брэд поднял ее на руки и поцеловал в губы.

– Ты коварная и злая искусительница Иезавель.[7] Ну так чего же мы ждем?

Они разделись в спальне и нагие вошли в ванную, теперь полную пара от горячей воды. Майра легко и изящно ступила в большую металлическую ванну. Брэд последовал за ней. Они уселись друг против друга, вытянув ноги.

– Правда, уютно? – спросил он.

– Это мне напоминает о том времени, когда мы вместе купались в заводи, – ответила Майра.

Брэд улыбнулся:

– Здесь чуть потеснее, верно?

– Ты жалуешься?

– Ни в коем случае.

Он протянул руку и принялся ласкать ее груди, и желание его росло по мере того, как ее соски на его глазах набухали и приподнимались.

Ее руки скользнули в воду и начали ласкать его с таким искусством, что мгновенно привели в боевую готовность.

– Я люблю тебя, Брэд. Иди ко мне, мой возлюбленный, – прошептала она.

И, закрыв глаза принялась совершать ритмические круговые движения, тесно прижавшись к нему.

– Я в раю, – пробормотала она.

Он поцеловал ее в шею.

– Ты и сама райский сад.

После минут близости они вымылись и вернулись в спальню. Они лежали рядом на широкой кровати с пологом, держась за руки и нежась в тепле послеполуденного солнца, лучи которого проникали в широкое окно фонарем и ласкали их простертые тела.

– Хочешь выйти в город поужинать? – спросил ее Брэд.

– По правде говоря, нет. Хочу понежиться. Папочка говорил, что в этом отеле есть прекрасный ресторан. Мы можем заказать ужин в номер и поужинаем вдвоем, а потом посидим за бутылкой хорошего вина.

– Звучит соблазнительно. – Его зеленые глаза плотоядно сверкнули. – А потом продолжим наши дополнительные развлечения в постели.

Майра хихикнула:

– Дополнительные развлечения – это, пожалуй, слишком мягко сказано. Это самая большая неточность, какую я когда-либо слышала. Но, как сказал бард, «хоть назовешь ты розу именем иным…». Во всяком случае, я всей душой за это.

Внезапно она посерьезнела.

– А как насчет будущего, Брэд? Ты думал о том, как мы будем жить теперь? Что нам сулит будущее? Я хочу сказать, ведь не собираешься же ты провести всю оставшуюся жизнь на равнинах Техаса?

– Черт возьми! Конечно, нет! Ты ведь знаешь о моих планах. Моя конечная цель в жизни резко отличается от того, о чем мечтает большинство лейтенантов, – то есть дослужиться до полковничьих погон, украшенных орлами, командовать батальоном и прочно усесться за письменным столом в ожидании отставки. Я не имею в виду твоего отца, дорогая. Кстати, твой отец говорил мне, что министерство обороны одобрило присвоение мне чина капитана.

– Это здорово, дорогой. Хвала тебе и честь. Проскочить из лейтенантов в капитаны. Вот это прыжок вверх. Но ты это заслужил после того, как проявил такое мужество четвертого июля в битве с шайеннами.

Он пропустил комплимент мимо ушей.

– Мужество, как и любая другая форма успеха, означает только одно – быть в нужное время в нужном месте, там, где он или она будут иметь возможность не пропустить свой шанс, свое везение.

Он сел на постели. Она никогда еще не видела его более собранным и решительным.

– Этот малый, за которого выходит твоя сестра, по мнению твоего отца, из тех молодых да ранних, кто предназначен для большой политики. Должно быть, у него немало друзей в министерствах обороны и иностранных дел.

– Да, как ты верно заметил, Карл Коллинз обладает многими качествами, необходимыми политику, насколько я могу судить по тому, что пишет о нем Уэнди. Он точно знает, чего хочет. Она говорит, что он живет в полном соответствии с принципами, высказанными Браунингом: «Цель человека всегда должна быть чуть значительнее того, чего он может достигнуть».

Брэд улыбнулся:

– Мне это нравится. Да, когда мы поедем в Вашингтон на свадьбу, я думаю сделать все возможное, чтобы подружиться с будущим родственником.

Майра перекатилась на бок и провела рукой по густым и спутанным волосам у него на груди.

– Знаешь ли, эта аксиома касается не только мужчин, но и женщин. Всю свою жизнь я стремилась к недостижимому, но это обязывало меня оставаться в хорошей форме – тянуться изо всех сил, и, я знаю, наступит день, когда я смогу дотянуться до всего, чего хочу, и захватить это.

Рука ее на его груди сжалась в кулак, захватив пучок волос.

Брэд вскрикнул от боли:

– Что ты собираешься сделать? Выщипать мне все волосы по одному?

Беспечно рассмеявшись, она провела рукой по его груди, потом по животу, и наконец ее рука спустилась ниже и оказалась между его бедер, лаская и улещивая его.

– Ну вот, я снова привела тебя в счастливое состояние. Не сделать ли нам еще одну попытку развлечься?

– С огромным удовольствием.

К его удивлению, она толкнула его, заставив лечь на спину, и села верхом на его бедра.

– Что, черт возьми, ты задумала? – спросил он.

– Разнообразие – прекрасная приправа к радостям жизни. Я подумала, что эта столь агрессивная позиция будет приятным новшеством.

– Что за чушь ты несешь? Почему позиция «сверху» кажется тебе агрессивной? Никогда так не думал. Ты просто рехнулась.

– Должно быть, ты не думал об этом, а где-то в подсознании у тебя засела эта мысль. Мне кажется теперь, что то, что я нахожусь сверху, почему-то вызывает у тебя некое неясное, но не покидающее тебя беспокойство.

– Это неправда, – запротестовал он, но не слишком убежденно, и Майра это заметила. Она обхватила его орган и ввела его между своими бедрами, потом, склонившись над ним, прижалась грудями к его груди, упершись локтями в постель по обе стороны его тела, и за этим последовали ритмичные движения.

– Ну что, неужели это так тяжело принять? – спросила она, нежно поцеловав его.

Он тяжело дышал, стараясь приноровиться к ее движениям.

– Теперь я знаю, что имеют в виду, когда говорят «он с ней в ладу».

Она заглушила его голос поцелуем, и ее язык проник глубоко в его рот и задвигался в нем, дразня его. Она управляла его движениями, как управляла в свое время Дьяволом, побуждая двигаться все быстрее и сильнее, пока он не изнемог под нею и не прекратил попытки угнаться за ней.

Майру очень волновала мысль об их долгой будущей совместной жизни. Она надеялась, что эта жизнь будет счастливой.

Глава 8

Карл Коллинз и Брэдфорд Тэйлор с того дня, как только они встретились, вступили в союз, основанный на взаимном обожании, хотя на первый взгляд между ними не было ни малейшего сходства. Однако они очень походили друг на друга складом ума и темпераментом. Это были две идентичные личности. Коллинз был племянником министра обороны Эдвина Стэнтона и дальним родственником верховного судьи Соединенных Штатов Залмана Портленда Чейза, радикального члена Республиканской партии из штата Теннесси. Убежденный легитимист, он был неизменным поклонником Британской империи, и его пламенной честолюбивой мечтой было сделать однажды Соединенные Штаты колониальной державой, не менее великой, чем Англия.

Майра Тэйлор не разделяла восхищения своего мужа их будущим родственником. Она была склонна согласиться с тем, что он был привлекательным и даже обаятельным мужчиной, стройным брюнетом среднего роста со светло-голубыми глазами и улыбкой, столь же неотразимой, как у Брэда. Отличительными особенностями его внешности были масса густых черных кудрявых волос и высокомерно вздернутый нос.

Самым неприятным в Карле Коллинзе Майра находила его политические взгляды и его отношение к общественной жизни. Хотя по рождению он и был аристократом-южанином, но единственным, что он сохранил от своего происхождения, были его изысканные манеры и рыцарское отношение к женщине.

Во время войны он служил в чине майора в армии конфедератов, но в середине 1864 года осознал бесперспективность, обреченность дела Юга и дезертировал, перейдя на сторону северян. В послевоенный период восстановления и воссоздания страны он оставался совершенно равнодушным к отчаянному положению обнищавшей родины, одним из ярых защитников которой некогда был. Теперь же Коллинз стал столь же ярым сторонником принятия серьезнейших санкций и требовал возмездия побежденным конфедератам. Было много людей и среди республиканцев, и среди демократов, кто не любил Карла Коллинза и не одобрял его деятельности, но они скрывали свою неприязнь из страха и уважения к его внушительному политическому весу и связям, которые он приобрел всего за несколько лет после прекращения военных действий и подписания мирных соглашений в столице страны.

Во всех трех основных министерствах, во всех трех ветвях власти – исполнительной, законодательной и правоохранительной – в последнее время остро чувствовалось его влияние.

За ужином в официальной резиденции Коллинза в Джорджтауне накануне свадьбы Уэнди между Майрой и Коллинзом разгорелся жаркий спор по вопросу о политике Соединенных Штатов в отношении индейцев и из-за его точки зрения на роль Соединенных Штатов в мире в ближайшем и более отдаленном будущем.

– Есть только одно неизбежное и окончательное решение индейской проблемы, – рассуждал он, сидя в гостиной за сигарой, кофе и бокалом коньяка «Наполеон». – Мы должны раз и навсегда привыкнуть к мысли о том, что нам следует собрать воедино всю свою военную мощь и раздавить краснокожих мятежников. Мы уничтожим непримиримых и сгоним покорных индейцев в резервации. Отныне их будет опекать государство.

– Мятежников? – воскликнула Майра. – Эта страна принадлежала им много веков до того, как белый человек оккупировал и разграбил эти земли. Горсточка наших предков поднялась против некогда гордого народа – индейцев и втоптала этих благородных людей в грязь, обратила в прах. По правде говоря, именно белый человек совершил предательство и произвел переворот в этой стране.

– Чепуха! – огрызнулся он, высокомерно поднимая бровь и оглядывая Майру. – Тоже сказанули! «Благородный народ»! Это омерзительная тошнотворная жвачка либералов, пытающихся запихнуть ее в глотки нашей публики в течение многих лет. Да, эти «благородные дикари были обречены на рабство порочными белыми людьми». Мисс, если в вашей хорошенькой головке есть хоть капля здравого смысла, вы поймете, что я предлагаю оптимальное и милосердное по отношению к индейцам разрешение их бедственного и все ухудшающегося положения. По своему развитию индейцы как дети. Они принадлежат к низшей в умственном отношении расе. И как мы поступаем с собственными детьми? Мы должны защищать и лелеять их. Мы должны предотвратить угрозу безопасности и благополучию людей, неспособных справиться со сложными проблемами, неизбежно возникающими в таком обществе, как наше, – прогрессом в области техники, экспансией во внешней политике и трудностями в жизни, изо дня в день растущими.

Уэнди Каллахан, его будущая жена, весьма чувствительная к воинствующему либерализму сестры и ее взрывчатому характеру, пыталась сделать все возможное, чтобы избежать ссоры между женихом и сестрой, готовой вот-вот разгореться.

– Дорогой, не перейдем ли мы к обсуждению более приятных тем? В конце концов, завтра наша свадьба, и сегодня вечером нам надлежит быть веселыми и радостными.

Но стычка между Коллинзом и Майрой оказалась неизбежной. Глаза ее метали молнии в сторону Коллинза, и наконец Майра взорвалась:

– Карл, я нахожу вас самовлюбленным и невыносимым негодяем и хамом.

Уэнди затаила дыхание и прижала платок ко рту. Брэд заговорил, и его лицо и голос выразили крайнее неодобрение:

– Майра, как ты можешь! Мы гости Карла. Ты не только забыла о хорошем вкусе, но повела себя еще и непростительно дерзко и нагло для молодой невежественной женщины, чтобы бросать вызов такому образцовому и опытному государственному деятелю, как Карл!

Майра хлопнула себя рукой по лбу.

– Боже мой! Ты говоришь так же высокомерно и помпезно, как он. И, позвольте заметить, Коллинз, вам не стоит беспокоиться о моей хорошенькой головке. Я сама могу о ней позаботиться, а мыслю я достаточно ясно, чтобы понять, что вы и вам подобные – подлинные враги нашей страны, гораздо более опасные, чем бедные индейцы. «Мир и процветание, надежда на благополучие и счастье!» Неужели вы забыли, что сказано в Декларации независимости, мистер Коллинз? Мы считали самоочевидными вещами, аксиомами, что все мы созданы равными и что индейцы, как и все остальные люди, наделены Создателем некоторыми неотъемлемыми правами, среди которых не последнее место занимают жизнь, свобода и стремление к счастью. Господь создал индейцев такими же, как мы, и они обладают теми же правами. Нет, мистер Коллинз, вы и в грош не ставите принципы, на которых зиждется государство. Вам плевать на мир и процветание американского народа. Все, что имеет для вас значение, – это возможность заполучить власть и богатство. Вам нужно все больше и больше власти и богатств! Но, что еще хуже, вы стремитесь распространить свою власть за пределы нашей страны, за пределы нашего континента. Сначала опасность для вас представляли французы, когда они возвели на трон Максимилиана и сделали императором Мексики. Политики из радикалов вопили: «Войдите в Мексику и спасите ее от французского империализма!»

К счастью, мексиканцы сами разобрались с Максимилианом и потому обезопасили себя от сомнительного блага наслаждаться империализмом американского розлива вместо французского. А теперь «угрозой» для американской демократии становится Испания. Все эти треклятые испанцы, ошивающиеся недалеко от наших берегов, на Кубе, только и ждут подходящего момента, чтобы осуществить вторжение в Соединенные Штаты.

Коллинз молча взирал на нее с высокомерной и самодовольной улыбкой.

– Я бы и сам не выразил это точнее и короче, милая Майра. Испанское присутствие на Кубе – безусловное нарушение доктрины Монро.[8]

К облегчению обоих – Уэнди и Брэда, жаркие дебаты между Майрой и Коллинзом были прерваны прибытием гостей, приглашенных на фуршет с шампанским, сервированный вечером по случаю предстоящего торжественного события.

Среди самых уважаемых и высокопоставленных гостей были министр обороны Эдвин Макмастерс Стэнтон и верховный судья Залман Портленд Чейз, а также иностранцы высокого ранга – французский посол в Вашингтоне и британский вице-консул.

Брэд был приятно изумлен и даже потрясен тем, что находится в обществе столь влиятельных особ.

– Никогда и не мечтал оказаться так близко со столь многими влиятельными людьми, – тихонько сказал он Майре.

– И ты вне себя от восторга, Брэд? – язвительно спросила она.

– Разумеется, я под сильным впечатлением, – отозвался он горячо. – Неужели ты не понимаешь, что влияние Карла в столице может сослужить хорошую службу и помочь моей карьере, расширить сферу моей деятельности? Почему, черт возьми, ты вылезаешь со своей критикой и оскорбляешь его?

– Я его не оскорбляла, я только спорила с ним, прибегая к его языку и понятиям. Карл Коллинз – преграда на пути всего, что мне дорого, всего того, к чему должна стремиться наша великая страна.

– Что с тобой толковать? – с досадой возразил Брэд. – По крайней мере сделай над собой усилие и помолчи до конца нашего пребывания здесь.

– Это чрезмерное требование, мой мальчик, – прокомментировал полковник Каллахан, присоединившийся к ним. – А знаешь, Майра, Брэд прав. Стоит ли отдаляться от человека, способного посодействовать карьере твоего мужа? Не говоря уже о таком факте, что твое поведение огорчает сестру? Неужели ты хочешь омрачить ее свадьбу?

– Конечно, нет, – покаянно ответила Майра. – Ладно, с этой минуты я буду разыгрывать роль покорной женщины и чинно сидеть на краю стула, сложив руки на коленях и не раскрывая рта, делая вид, что молчаливо восхищаюсь вами, сильными и умными мужчинами, держащими в руках судьбы мира.

Сдержать это обещание было для нее равноценно подвигу Геракла, и, слушая, как ее муж воркует с «влиятельными» людьми, Майра все больше приходила в ярость и бессильное отчаяние. Они очень подходили под определение воинственных баронов-разбойников. Во всем мире эти люди были одинаковыми – относительно немногочисленная клика, управлявшая жизнью и судьбами миллионов. Было некое странное очарование в их непринужденной и почти небрежной манере, когда они обсуждали события, которым суждено было сыграть важную роль в жизни страны.

– Это почти свершившийся факт, – говорил Стэнтон, обращаясь к группе слушателей, в которую входил и Брэд Тэйлор. – Старик наметил меня своей жертвой, обрек на гильотину.

– Старик? – недоуменно спросил Брэд.

Его наивность вызвала взрыв смеха.

– Президент Джонсон, мой дорогой мальчик, – весело объяснил ему Коллинз. – Он собирается сместить Эдвина и назначить на его место генерала Гранта временно исполняющим обязанности министра обороны.

– Это произойдет, только если распустить конгресс, – объявил сенатор от штата Кентукки.

– Мы объявим импичмент этому безмозглому болвану, и он уволит Эдвина, – сказал верховный судья, откусывая кончик свежей сигары и сплевывая его на дорогой персидский ковер. – Я надеюсь иметь честь председательствовать во время процедуры импичмента.

К компании присоединились французский посол и британский вице-консул. Карл Коллинз умело изменил тему беседы, заговорив о Китае. В 1839 году правительство Китая запретило ввоз опия, а это было весьма прибыльной областью торговли как для Великобритании, так и для других западных стран-импортеров, товарные склады которых по договору размещались теперь на задворках Кантона. В течение длительного времени торговцы с Запада кипели негодованием, бунтуя против ограничений, когда китайская армия совершила ряд действий, препятствовавших распространению их влияния по всему Китаю. Когда китайская армия совершила рейд на остров Линтин, центр торговли опием, изгнала оттуда британцев и спустила в Жемчужную реку зелья на шесть миллионов долларов, это стало поводом для англичан осуществить свои честолюбивые замыслы, их золотой возможностью распространить свои торговые операции на Восток.

Во время последовавшей за этим Опиумной войны британцы наголову разбили плохо вооруженную и экипированную китайскую армию и получили концессии ценой мира на унизительных для Китая условиях. Остров Гонконг был сдан в аренду Великобритании. Порты Кантон, Шанхай, Амой, Фучжоу и Нинбо были объявлены свободными от условий договора. Таким образом для алчных купцов из Франции, Германии, Голландии и других европейских стран были открыты шлюзы, и они получили возможность торговать по всему побережью и эксплуатировать новый свободный рынок бессовестно и без всякой меры.

– В прошлом году наша торговля с Китаем достигла высочайшей точки, если вести отсчет с момента договора 1842 года, – похвалялся французский посол.

– Но вы не переплюнули нас, – добродушно парировал британский вице-консул.

Француз пожал плечами:

– Этот пирог достаточно велик, и его хватит на всех нас. – Он обратился к Коллинзу: – Я удивлен, что вы, янки, не попытались присоседиться к этому пирогу. Только не говорите мне о своем альтруизме.

Было верно то, что до сих пор Соединенные Штаты упорно придерживались политики невмешательства в дела Китая, если не считать бойкой торговли чаем и восточными специями.

Коллинз хмыкнул:

– Альтруизму нет места в нашей политике. По правде говоря, до сих пор мы были слишком заняты своими внутренними делами, чтобы обращать внимание на Китай. Отмена рабства и затем война, а теперь урегулирование отношений с индейцами – все это отнимало наше время и внимание.

Он подмигнул:

– Но в будущем не сбрасывайте нас со счетов, джентльмены. Когда придет время, американский флаг будет развеваться во всех портах, открытых для свободной торговли по заключенному соглашению. Кстати, я так понимаю, что у ваших ребят могут возникнуть неприятности в Китае. В некоторых провинциях им грозит открытое сопротивление.

Французский посол подергал себя за усы.

– Да, там есть сложности. Смутьяны всегда там появлялись. Это как бы часть китайской традиции. Один «военный барон» соперничает с другим, а их вассалы бунтуют против них. И похоже, что это движение лучше организовано и более отлажено – это подпольное движение людей из разных провинций. Они называют себя «Ихэтуань», что в переводе означает приблизительно «Кулаки торжества справедливости». Но мы не думаем, что они могут представлять серьезную угрозу. Они маршируют и скандируют устрашающие лозунги и сулят гибель «иноземным дьяволам».

Он рассмеялся:

– Но правда заключается в том, что, если они получат достаточную поддержку, чтобы поставить иностранные концессии под реальную угрозу, это пойдет нам на пользу.

– Чертовски верно сказано, – согласился британский вице-консул. – Это будет повторением Опиумной войны, послужит предлогом для европейских стран ввести в Китай свои войска.

Слушатели сочли его оценку ситуации в Китае весьма остроумной, и никто не смеялся громче, чем Брэд Тэйлор.

После приема Майра и Брэд с полковником Каллаханом вернулись в карете в прежний дом Каллаханов в штате Мэриленд, расположенный на самой окраине Вашингтона. Коллинз сопровождал свою невесту в собственной карете. Когда наконец Майра и Брэд остались в своей спальне, он спросил жену:

– Что за бес в тебя вселился? Ты ни слова мне не сказала после того, как мы уехали от Карла.

– Когда мне нечего сказать, я предпочитаю молчать. Я ни в грош не ставлю Карла и его кровожадные высказывания, но ты, Брэд, – мой муж. Ты мне небезразличен. Я тебя уважаю, но в последнее время ты только и делаешь, что стараешься подорвать мое доверие и свести на нет уважение, которое я к тебе питаю.

Она сидела за туалетным столиком, расчесывая волосы, и видела в зеркале, как он приблизился к ней сзади и нагнулся поцеловать ее в шею, потом принялся ласкать ее груди сквозь ночную рубашку.

– Послушай меня, маленькая злючка. Мне тоже плевать на Карла Коллинза, но нет никакого смысла в том, чтобы отталкивать влиятельного человека, способного посодействовать мне в моей карьере. Самое большее, что от тебя требуется, – это вести себя с этим человеком вежливо. Сделай это ради меня и Уэнди! Завтра она станет его женой.

– Бедная девочка! Мне жаль ее.

Его зеленые глаза, отразившиеся в зеркале, были жесткими как кремень.

– Иногда ты становишься несносной. Тебе это известно? И своенравной к тому же! Ты испытываешь какое-то мазохистское наслаждение от самоуничтожения. Вспомни, что ты говорила в ночь нашей свадьбы. Ты спрашивала меня о нашем будущем. Ты сказала, что не хочешь провести всю свою жизнь в приграничном форте. Черт бы тебя побрал, женщина! Я тоже не хочу там оставаться! И, если потребуется полизать кому-то зад, чтобы добиться цели, я на это пойду! Пусть будет так!

Он сказал правду: она желала продвижения Брэда по службе, и это соображение смягчило ее и умерило ее раздражение отсутствием у него принципов, а также его фальшью, когда он проявлял свое преувеличенное почтение к «вершителям судеб».

Его упорные руки продолжали ласкать и гладить ее груди и соски, постепенно ее холодность, которую она испытывала к нему весь вечер, начала таять.

– Ладно, – недовольно сказала она. – Возможно, сегодня вечером я была слишком упрямой и непоследовательной. В дальнейшем я буду с Карлом вежлива. Я буду стараться избегать разговоров о политике. Но я никогда не приму его уродливого и эгоистичного отношения к жизни. Я никогда не примирюсь с его презрением к людям, особенно если у них кожа не белая, а какого-либо иного цвета. А ты слышал, что он сказал о планах Соединенных Штатов в отношении Кубы, о том, что испанцев следует вытеснить с острова?

– Да ну! Он вовсе не говорил этого.

– Ну, может быть, не в таких словах и не слишком многословно, но что он имел в виду, не оставляет ни малейшего сомнения. Как и то, что французский посол и британский вице-консул – убежденные легитимисты, если судить по тому, как они беззастенчиво хозяйничают в Китае все эти годы.

Его руки скользнули в вырез ее ночной рубашки, потом спустились вниз, к животу, и остановились на бедрах.

– Майра, ты можешь себе позволить быть идеалисткой, а я нет. Я солдат, как и твой отец, и первый мой долг – служить своей стране. Я не имею права решать, кто прав, кто виноват. Я подчиняюсь приказам и не позволяю себе осуждать вышестоящих. Ты ведь всю жизнь прожила среди солдат и должна понять и не осуждать мою позицию.

– Да, знаю. – Она тяжело опустилась на пуфик. – Мой отец тысячу раз повторял это моей матери.

– Ты приняла меня в качестве мужа до конца нашей жизни.

Теперь его рука пропутешествовала между ее бедрами и прогулялась по гнездышку пушистых шелковистых волос на лонном бугорке.

Майра вздрогнула и затрепетала от наслаждения и… капитулировала полностью. Она резко повернулась и протянула к нему руки.

– О, Брэд, я люблю тебя. Я знаю, что я глупая мечтательница. Это несовершенный мир, и все мы несовершенны.

– Один мудрец сказал: «Мы любим людей не за их добродетели, а за их недостатки».

Он заставил ее подняться на ноги, притянул к себе. И так, обвивая друг друга руками за талию, они двинулись к постели, и Майра сняла ночную рубашку.

Он смотрел на нее с восторгом и вожделением.

– Твое тело настолько близко к совершенству, насколько это возможно.

Ласки Майры и Брэда никогда не были слишком долгими – их плоть требовала быстрого и полного удовлетворения.

Среди ночи Майра внезапно проснулась: ее будто подбросило в постели с силой, источник которой она не могла определить. Проблеск света во мраке ее еще сонного разума был столь же мгновенным, как светлячок, промелькнувший в ночи. Имело ли это беспокойство отношение к ее размолвке с Брэдом, происшедшей раньше? Нет, это было чем-то побочным, не главной причиной ее беспокойства. Подрывало ли то, что она сказала Брэду, ее уважение к нему?

Важнее всего было осознание того, пришедшее к ней после ссоры с Брэдом, что в нем оказались черты, неизвестные ей. Вы можете любить человека и жить с ним всю жизнь, и все же некоторые его черты, некоторые грани его характера и склад ума могут приоткрыться внезапно и мгновенно, как при вспышке молнии. Это открытие оставило Майру в состоянии тревоги и неуверенности. Ей показалось, что она отрезана от внутреннего мира Брэда. Затем, покоряясь той же логике, она подумала о себе, о том, что, хоть и не без сомнений и колебаний, она все же утаила кое-что от Брэда. Например, свой страстный роман с Бобом Томасом. И призналась себе, что Брэд никогда не узнает об этом лелеемом ею воспоминании, что она никогда не откроет ему эту частицу своей души.

Ожившее воспоминание об этом счастливом дне, проведенном с Бобом на кукурузном поле, вызвало в ней такой прилив чувств, что горло ее сжало, будто там образовался ком. Она долго лежала, глядя в потолок, печальная и опустошенная, пока наконец милосердный сон не снизошел на нее.

Глава 9

За день до того, как Майра и Брэд собрались сесть на поезд, чтобы вернуться в Техас, специальный армейский курьер доставил капитану Брэду Тэйлору приглашение явиться к министру обороны Стэнтону.

«Уважаемый капитан Тэйлор!

Я устраиваю неофициальный завтрак у себя на квартире, отведенной мне государством в соответствии с моим рангом. Мне было бы приятно, если бы вы сочли возможным присоединиться к нам сегодня в полдень.

С уважением Эдвин Макмастерс Стэнтон,

министр обороны Соединенных Штатов».

– Бог мой! – воскликнул Брэд. – Уже почти одиннадцать! Мне надо поспешить.

– Значит, ты собираешься принять приглашение? – спросила Майра.

– Конечно, собираюсь. Это не обычное приглашение на завтрак. Это больше похоже на распоряжение.

– Знаю. И это-то мне как раз не нравится. Зачем ты ему понадобился?

Брэд схватил ее на руки и закружился с ней по комнате.

– Что бы это ни было, ручаюсь, что это скажется на нашей жизни благоприятно.

– Интересно знать…

Без всякой основательной причины Майру охватило тягостное чувство.

За десять минут до назначенного времени Брэд явился в апартаменты министра обороны. Адъютант министра Стэнтона проводил Брэда по длинному коридору, и он оказался в личной столовой министра, где Стэнтон восседал во главе овального банкетного стола, рассчитанного на шестнадцать персон. Он был один и читал газету, отхлебывая мелкими глотками вино из хрустального бокала и не расставаясь в то же время со своей неизменной сигарой.

Когда Брэд вошел, Стэнтон поднялся с места и протянул ему руку:

– Мне приятно, что вы столь обязательны. Пожалуйста, присаживайтесь.

Стэнтон обратился к адъютанту:

– Позаботьтесь прислать воды, Хоукинз. Что будете пить, капитан?

– Бурбон с водой, если можно. У нас в Техасе этот напиток встретишь нечасто.

– Полагаю, вы правы. Но, может быть, это положение можно поправить.

Брэд занял место за столом слева от министра и оглядел пустой стол.

– Похоже, я пришел слишком рано.

– Нет, как раз вовремя.

– А как же остальные гости?

Стэнтон положил руки на стол и со смехом откинулся на спинку стула.

– Я ведь сделал оговорку в своем приглашении относительно интимности нашего завтрака. Поймите, я хочу пояснить, что мы двое только и будем завтракать.

– Сэр? Я не понимаю.

– Это мой донкихотский способ избежать намека на то, что это приглашение равноценно начальственному распоряжению или приказу.

Брэд попытался подавить улыбку.

«Распоряжение», – кажется, так он и сказал об этом приглашении Майре.

– Я должен признаться, что вы до крайности возбудили мое любопытство, господин министр.

– Ну, я не буду вас томить неведением. Минутку, вот лакей.

Красивый негр в белой куртке и черных брюках принес напиток Брэда и исчез.

Стэнтон заново раскурил свою сигару и откашлялся.

– Карл Коллинз восторженно отзывается о вас, мой мальчик, и сразу почувствовал к вам расположение, как только увидел вас. – Он хмыкнул. – Смешно сказать! Ведь я военный человек и тщательно изучил ваш послужной список. Поэтому считаю, что вы заслужили наивысшую оценку своей деятельности. Да, сэр, все командиры, включая Кастера и Шеридана, дают вам самые лестные характеристики. И более того, у меня возникло убеждение, что вы цельный человек и вам можно полностью доверять, в том числе самую секретную информацию.

Он отодвинул свой стул от стола и скрестил ноги, в упор глядя на Брэда. Его проницательные черные глаза отмечали смену чувств на лице капитана, не упуская ничего.

– Скажите мне, Брэд, вы не возражаете, если я буду называть вас Брэдом? Что бы вы ответили, если бы я сказал, что вам не надо возвращаться в Техас?

– Сэр?

– Мой главный помощник в военных делах вынужден выйти в отставку из-за болезни жены. Кажется, у нее чахотка. Ее увозят на Запад. И теперь я не думаю, что смогу найти более подходящего человека, чем вы. Вы примете этот пост?

Брэд не мог вымолвить ни слова и в полном изумлении только молча неотрывно смотрел на министра.

– Да скажите же что-нибудь, молодой человек…

– Я… я… я потрясен, сэр, – заикаясь, пробормотал Брэд. – Я и не помышлял о такой чести, когда шел сюда.

Он покачал головой, все еще едва веря в свою счастливую судьбу. Это, вне всякого сомнения, доказывало, что его жизненная позиция, которую он изложил Майре, была непогрешима, как Евангелие. Ни один человек, особенно военный, не мог бы реализовать свои высокие честолюбивые устремления без поддержки влиятельных людей.

– Значит, вы принимаете назначение?

– Да, сэр, принимаю. И благодарю вас, сэр. Не могу дождаться минуты, когда скажу об этом жене. Она будет в восторге оттого, что ей удастся избежать пытки возвращения в Техас.

– Да, ваша жена… кажется, Майра ее имя? Красивая девушка и прелестное имя. Она ведь дочь полковника Каллахана?

– Да, это так.

– Славный человек Каллахан и правая рука Кастера.

Вернулся лакей со второй порцией бурбона для Брэда, а также чтобы узнать указания генерала насчет завтрака.

– Я обязан сказать вам, Брэд, что ваше назначение будет означать нешуточную работу, очень серьезную. Во всяком случае, в течение некоторого времени. А теперь я собираюсь сообщить вам нечто строго конфиденциальное. А если я говорю «конфиденциально», я имею в виду, что вы не должны делиться этой информацией даже со своей женой.

– Понятно, сэр, – отозвался Брэд.

– Хорошо… Недавно на вечере у Карла вы, вероятно, слушали шутки и намеки на мои натянутые отношения с президентом. Не стану скрывать, что ненавижу его, и он отвечает мне взаимностью. Джонсон невежественный олух. Поверите ли, до своей женитьбы он не умел ни читать, ни писать. Всему этому его научила жена. Все в нем противоречит представлению о том, каким должен быть президент.

– Это удивительно, сэр.

Стэнтон продолжал:

– У меня есть тайные источники информации в Белом доме, и потому мне известен каждый шаг этого негодяя Джонсона еще до того, как он его совершил. И все, что было сказано на вечере о его намерениях сместить меня, – чистая правда.

Брэд был шокирован.

– И вы знаете, когда он собирается это сделать?

– Почти день в день. Он отправит меня в отставку в начале августа – десятого или двенадцатого числа.

– Это ошеломляющие известия, господин министр. Значит, до этой даты остается всего два месяца? Если после этого вы не останетесь министром обороны, то какой смысл предлагать мне этот пост?

Стэнтон ответил уверенной и самодовольной улыбкой.

– Потому, мой мальчик, что моя отставка будет кратковременной. Она продлится, пока не соберется конгресс, а это произойдет в январе. Конгрессмены единогласно объявят действия президента в отношении меня незаконными, и я буду восстановлен на посту министра обороны. Тут-то вы и вступите в игру. Пока на этом посту временно будет находиться мой преемник, вы станете моими ушами и глазами, вы будете наблюдать и сообщать мне все, что предпримет мой преемник.

– А что, если ваш преемник предпочтет сместить меня и заменить своим человеком?

– Ах, в этом-то и вся прелесть, мой мальчик! – Он подался вперед и хлопнул Брэда по колену. – Я точно знаю, что президент Джонсон собирается сделать новым министром обороны Улисса Гранта. Итак, имея за плечами Кастера и Шеридана, генерал Грант, безусловно, оставит вас на вашем посту. Это не вызывает у меня сомнений. – Он поднял свой стакан. – За наше многообещающее и долгое сотрудничество, мой мальчик.

Брэд поднял свой стакан, они чокнулись со Стэнтоном и отхлебнули по доброму глотку виски.

Появился лакей с подносом, на котором красовались две тарелки с ростбифом, йоркширским пудингом и красной подливкой в отдельном горшочке.

– Благодарю вас, Уоллес, – сказал министр после того, как лакей обслужил их. – И пожалуйста, принесите еще напитков.

Во время еды Стэнтон сообщил Брэду о его обязанностях в новой должности.

– Министерство обороны должно во что бы то ни стало добиться усиления влияния армии на Джонсона. Если бы дать ему волю, он бы лишь слегка отшлепал по рукам этих чертовых предателей, штаты Конфедерации, и сказал бы им: «Прощено и забыто». О Господи, я решил, что мятежники должны получить все, что им причитается! Если бы мне дали волю, я передал бы всю местную власть в руки негров и дал им возможность поучить подонков, накормить их собственной стряпней, чтобы они поняли, что это значит – находиться в угнетении. О, кстати, миссис Стэнтон и я пригласили сегодня к обеду несколько человек. Не присоединитесь ли вы с миссис Тэйлор к нашей компании?

– Сочту за честь, сэр. Когда прикажете быть у вас?

– Скажем, в семь тридцать, чтобы было время пропустить по нескольку стаканчиков бурбона до того, как сядем за стол. – Он подмигнул Брэду и хлопнул его по плечу. – Да, сэр, я действительно благодарен Карлу за то, что он обратил мое внимание на вас.

– И я тоже благодарен ему за то, что он дал мне возможность служить вам, господин министр. И вместе с тем служить своей стране.

К разочарованию Брэда, Майра приняла известие о его новом назначении с чувством, ничуть не похожим на энтузиазм.

– Как бы я ни ненавидела Техас, я предпочитаю его Вашингтону. Политика – такое неблагодарное и ненадежное занятие, а сами политики – все сплошь позеры и лицемеры, включая мистера Стэнтона и Карла Коллинза.

Брэд пришел в ярость. Он грубо схватил ее за плечи и встряхнул.

– Ради всего святого, Майра! С первой минуты как мы поженились, ты мне не оказывала никакой поддержки. Ты все время жаловалась на образ жизни армейского офицера. Ты все время ныла и спрашивала, что нас ждет в будущем. А теперь, когда мне представилась немыслимая, фантастическая возможность, шанс для нас вырваться из унылой армейской жизни с ее скукой и рутиной, ты умаляешь эту возможность и унижаешь меня. Неужели ничто на свете не способно принести тебе удовлетворение? Черт бы тебя побрал!

– Убери от меня свои лапы и никогда больше не говори со мной в таком тоне!

– Ах ты, сучка!

Брэд с такой силой ударил ее по лицу тыльной стороной ладони, что она отлетела в сторону и опустилась на кушетку. От ярости ее глаза засверкали зеленым огнем. Она с трудом поднялась на ноги, схватила со стола вазу и бросилась на него. Она метила ему в голову, но он поймал ее за запястье, когда она уже занесла руку, и вырвал метательный снаряд.

– Хочешь поиграть в мужские игры, да? – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Ладно, поиграем.

Он схватил ее, поднял и взвалил на плечо. Она молотила его кулаками по спине, но справиться с ним не могла – он был слишком силен для нее.

– Опусти меня на пол, негодяй! Или, клянусь Господом, я убью тебя!

Она пыталась поддать ему в спину коленом, но он крепко держал ее за ноги и не давал им свободы. Потом он пронес ее по анфиладе комнат и бросил на постель.

– Для порки ты слишком стара, моя девочка. И надо сказать, твой отец совершил большую ошибку, что не порол тебя вовремя, когда следовало.

Майра удвоила свои усилия, пытаясь освободиться, и кричала вне себя от ярости:

– Не смей прикасаться ко мне, негодяй!

Брэд сел на край кровати и положил ее животом к себе на колени. Майра металась и колотила его кулаками, но безуспешно. Он задрал ее юбку, потом нижние юбки, обнажив ее атласный зад.

– Прелестное, очень соблазнительное зрелище! Пожалуй, немного бледновато, но сейчас мы устраним этот недостаток.

Он высоко поднял правую руку и звонко шлепнул ее по вздрагивающим ягодицам, так что раздалось эхо.

– Оу-у! – взвыла Майра. Шлепки были единственным средством обуздать ее. Снова и снова он шлепал ее, пока внезапно ее сопротивление не прекратилось. Брэд встревожился, почувствовав, как она извивается на его коленях. Сначала ему показалось, что она плачет, потом он понял, что Майра корчится от смеха.

– Что за черт! – в изумлении воскликнул он, не представляя, что могло вызвать этот неожиданный и неуместный приступ веселья.

– Ты извращенец, дегенерат! – кричала она между взрывами хохота. – То, что ты бьешь беззащитную женщину, возбуждает тебя! Да?

– О чем ты толкуешь?

Она продолжала ерзать у него на коленях взад и вперед, и внезапно он осознал, что и вправду возбужден и возбуждается все сильнее.

Майра скатилась с его колен на постель.

– Хоть что-то хорошее получилось из нашей ссоры!

Одной рукой она обняла его за талию, а другой обхватила бугор, все отчетливее обозначавшийся у него под брюками.

Ее настроение и смех оказались столь заразительными, что и Брэд расхохотался.

– Ах ты, шлюшка! Когда я почти одержал победу над тобой, ты прибегла к своим грязным уловкам и обвела меня вокруг пальца.

Она ущипнула его.

– Но ведь это вызвало серьезные последствия. И не стоит ли нам воспользоваться плодами моей победы?

И с полным бесстыдством, отдаваясь внезапно охватившей их страсти, они принялись срывать с себя одежду.

Ее желание достигло наивысшей силы еще до того, как он оказался лежащим поверх нее и овладел ею, и она испытала оргазм. Этого еще никогда с ними не случалось. Их страсть никогда еще не достигала такого накала, и им казалось, что такое никогда больше не повторится.

«Возможно, неплохо, что так случилось», – размышляла Майра, лежа рядом с ним и отдыхая после столь ослепительного порыва страсти.

Через некоторое время она села на постели и толкнула Брэда коленом.

– Думаю принять ванну и подготовиться к приему у мистера Стэнтона.

Когда она вышла из ванной, закутавшись в полотенце, с тюрбаном на голове, он сидел на краю кровати и курил сигару. Пока она одевалась, он следил за ней жадным взглядом.

– Боже! Я никогда не смогу насытиться тобой!

Она уронила полотенце, надела сорочку цвета загара с прозрачными вставками. Потом присела за туалетный столик и натянула длинные черные шелковые чулки, пристегнув их к поясу подвязками. Следующей деталью туалета был корсет, приподнявший и стянувший ее груди и доходивший до талии, потом она надела нижнюю юбку. Осторожно, чтобы не испортить прическу а-ля Помпадур с волосами, зачесанными назад и придерживаемыми заколками на затылке, она надела платье. Корсаж его представлял собой затейливое изделие с фестонами из ярких цветов на черном фоне, с юбкой из мерцающей синей шелковой тафты.

– Как я выгляжу? – спросила она, делая пируэт.

– Так хороша, что готов тебя проглотить.

Он потянулся к ней и обхватил ее бедра руками, сильно сжав упругие и крепкие полусферы ее ягодиц. Голос его стал хриплым и звучал теперь октавой ниже:

– И думаю, я так и поступлю.

Майра рассмеялась и отпрянула от него.

– Не сейчас, мой мальчик. Разве тебе не хочется произвести хорошее впечатление на своего нового босса, явившись вовремя?

– Разумная мысль.

Он поднялся и направился в ванную.

Они прибыли в дом Стэнтона ровно в шесть двадцать пять.

– Приехали чуть раньше, – сказал Брэд, расплачиваясь с кебменом.

Им поклонился дворецкий, облаченный в ливрею. Он принял шаль Майры и кавалерийскую шляпу Брэда.

Министр Стэнтон вышел из гостиной в холл, чтобы приветствовать их. Он крепко пожал руку Брэда и удостоил Майру легкого поклона:

– Не могу выразить, как мы рады, миссис Тэйлор, что вы смогли приехать к нам сегодня вечером.

– И мы счастливы быть здесь, господин министр, – ответила Майра с приветливой улыбкой.

Она настроила себя на то, чтобы не обращать внимания на любые разговоры. Она заставит себя прикусить язык и удержаться от высказывания собственного мнения.

Стэнтон представил их другим гостям, многих из которых они уже встречали в доме Карла Коллинза на вечере накануне свадьбы. Как это было принято на вечерах подобного рода, Брэд присоединился к мужчинам, оживленно беседовавшим, стоя у буфета, где чернокожий лакей в белой куртке наливал гостям напитки, а Майра оказалась в кружке дам. Сестра Карла Шарлотта, которую они уже встречали за обедом, выглядела великолепно в лиловом шелковом платье из набивной ткани с узором из лиловых бутонов роз и с очень пышными рукавами. Она была затянута в корсет, делавший ее талию по-осиному тонкой, а юбка платья была узкой, длинной и волнообразно колыхалась при каждом движении. Ее золотистые волосы были собраны в высокую прическу, похожую на пчелиный улей. Высокие, отчетливо выделявшиеся скулы и миндалевидные глаза придавали ей экзотический вид, в ее внешности было что-то славянское.

– Как приятно снова увидеть вас, Майра.

Она протянула руку, что в те времена было чрезвычайно редким жестом для женщины ее класса. Ее рукопожатие было крепким, а улыбка открытой, и Майре она нравилась гораздо больше, чем ее брат. Она не могла не восхищаться столь привлекательной женщиной, с кем бы та ни была связана родственными узами.

Некоторое время они мило болтали о пустяках. Потом Шарлотта извинилась и оставила Майру:

– Мне надо пойти поздороваться с вашим красивым мужем.

И, будто догадавшись, что Майра размышляет о причине ее безбрачия, шаловливо добавила:

– В том, чтобы не быть связанной с кем-либо романтическими узами, есть большое преимущество: вы можете пользоваться благосклонностью мужчин, принадлежащих другим женщинам, и платить им взаимностью.

Хотя с Майрой случалось редко, чтобы она не могла найти подходящего ответа, на этот раз единственное, что она могла сказать, было:

– Любая девушка выцарапала бы себе глаза ради такой возможности.

Она смотрела вслед Шарлотте, направлявшейся через комнату к группе мужчин. В том, как при этом излишне подчеркнуто покачивались ее бедра, было нечто рассчитанно провокационное. Да, решила Майра, за этой штучкой надо приглядывать и быть с ней начеку.

За обедом Шарлотта сидела рядом с Брэдом, в то время как Майра оказалась зажатой между жирным банкиром и надутым сенатором и отлично понимала, что оказалась здесь не без вмешательства Шарлотты.

Ее раздражало то, что Брэд явно получал удовольствие от беседы со своей соседкой. По мнению Майры, он проявлял излишнее рвение. Они непрерывно болтали, время от времени разражаясь взрывами смеха, а иногда понижали голоса до заговорщического шепота.

Когда все поднялись из-за стола, Шарлотта властно взяла Брэда под руку и повела его в гостиную.

Прекрасно понимая, что ею владеет обыкновенная ревность, недостойное, по ее мнению, чувство, Майра тем не менее не могла заставить себя не испытывать жгучей боли при виде преувеличенного внимания Брэда к этой кокетке.

Позже в наемной карете по дороге в отель Майра болтала непринужденно, стараясь не показать своих подлинных чувств.

– Ну, похоже, что сегодня вечером вы с мисс Коллинз прекрасно поладили. Я себя чувствовала нежеланной и ненужной дурнушкой.

Он рассмеялся:

– Ты – дурнушкой? Что за чушь! Каждый раз, когда я бросал на тебя взгляд, видел тебя окруженной гогочущими и пыхтящими мужчинами.

Она фыркнула:

– Лысыми старыми толстяками с искусственными зубами.

– Не стоит сбрасывать со счетов этих влиятельных людей, дорогая, – сказал он серьезно. – В их руках власть.

– Ты просто одержим мыслью о власти, Брэд, и мне это не нравится.

– Я учитываю все возможности, все, что сулит успех, – заверил он, беря ее за руку. – По правде говоря, я очень благодарен тебе за то, что ты выглядела такой сияющей, даже если это было только лицедейством. Ничто так не благоприятствует продвижению мужчины по службе, как хорошенькая и умная жена. Ты была королевой вечера. В этом нет никаких сомнений.

– Но не твоего вечера. Эта светловолосая потаскушка запустила в тебя свои коготки и весь вечер не отпускала тебя.

Брэд казался очень довольным собой.

– Я излучаю магнетизм и шарм? Верно?

– И ты еще имеешь наглость открыто признавать это? Ты ей подыгрываешь, да?

– Конечно, – согласился он. – Ведь она сестра Карла. И кстати, тебе известно, что они с Карлом – дальние родственники генерала Гранта?

– Ты такой сноб и карьерист, что этому просто трудно поверить!

Со времени их прибытия в Вашингтон все чаще проявлялись темные стороны его натуры. Он оказался хитрым и расчетливым интриганом, и это тревожило Майру.

Но еще больше ее обескуражили его слова, произнесенные с ноткой гордости и самодовольства:

– А знаешь, мне кажется, Шарлотта находит меня привлекательным.

Майра никогда в своей жизни не избегала прямого вызова: никогда и никакая безнравственная женщина не отнимет у нее мужа! Уж в этом-то она была глубоко убеждена. Ирония заключалась в том, что ей не приходилось сражаться с соперницей в обычном смысле слова. Дело было не в красоте или сексуальности Шарлотты, с которыми ей пришлось бы конкурировать. Брэда привлекала не ее физическая прелесть. В его глазах Шарлотта Коллинз была символом высокого положения и власти.

– О да! Мисс Коллинз положила на тебя глаз, в этом нет сомнения! Только помни, что, когда ты строишь глазки Шарлотте, ты все должен держать под контролем и не забывать, что делаешь это ради будущего, как ты только что сказал.

Глава 10

Тремя неделями позже Майра и Брэд распрощались с полковником Каллаханом и Би Картер на железнодорожном вокзале. Полковник обнял дочь, глаза его увлажнились.

– Мне будет недоставать тебя, дорогая. Ведь первый раз в жизни мы с тобой расстаемся надолго.

Она поцеловала его в мокрую щеку.

– Я тоже буду скучать по тебе, папочка. – Майра улыбнулась Би: – Не знаю, как он теперь сможет жить один, без женщины, которая могла бы позаботиться о нем.

Би подмигнула:

– Я попытаюсь убедить его, что не сможет. Надеюсь, теперь, когда вы предоставите его самому себе, он будет более восприимчив к моим намекам и знакам внимания.

Полковник покраснел, как школьник.

– Право же, Би, нам пора садиться в вагон.

Он снова поцеловал Майру и пожал руку Брэду.

– Еще раз поздравляю вас с новым назначением, мой мальчик. Такое бывает раз в жизни – настоящая удача. Не говоря уже о том, какие последствия это может иметь для вас.

– Благодарю вас, сэр. И поверьте, я полностью использую этот шанс.

Би и Майра расцеловались, и старшая пара поднялась по ступенькам в пульмановский вагон.

Они стояли на задней смотровой площадке и махали молодым людям платками, пока поезд громыхал, покидая станцию.

Брэд взглянул на свои карманные золотые часы.

– Куда тебя подбросить, дорогая? В полдень у меня деловой завтрак с замминистра иностранных дел.

Майра подняла брови:

– Замминистра иностранных дел? А разве ты служишь в министерстве иностранных дел?

– Не совсем так. Я должен оставаться независимым и знать все, что хоть в какой-то степени, даже в самой малой, может отразиться на деятельности министерства обороны. Таковы указания Стэнтона.

Майра была смущена и даже ошарашена.

– Возможно, я возьму кеб и поеду в Джорджтаун посмотреть тот дом, о котором Уэнди прожужжала нам все уши. Если мы еще некоторое время просидим взаперти в нашем отеле, я просто рехнусь.

– Прекрасная мысль! Если он тебе понравится, договорись об аренде. Я согласен с любым решением, которое ты примешь.

Он окликнул проезжавший мимо кеб и усадил в него Майру.

– Возможно, сегодня вечером я буду поздно – особое заседание всего штата министерства иностранных дел в шесть вечера. Почему бы тебе не поужинать сегодня без меня?

– Я ненавижу есть одна, но подумаю об этом.

Глядя вслед экипажу, увозившему Майру, Брэд облегченно вздохнул.

– Замминистра иностранных дел, – пробормотал он с печальной улыбкой, – как бы не так! А впрочем, в известном смысле она и есть замминистра иностранных дел.

В полдень он прибыл в старую английскую гостиницу, точнее постоялый двор, носивший название «Таверна Джона Пила», на окраине Вашингтона. Внутри помещение было тускло освещено газовыми рожками, и полумрак еще усиливался тем, что стены были обшиты темными деревянными панелями, а балки потолка вызывали ассоциацию с темной пещерой.

На мгновение Брэду, вошедшему туда с яркого солнца, показалось, что он ослеп, настолько темно было внутри. Метрдотель, одетый в ярко-красную бархатную куртку, плотно облегавшие ноги черные штаны до колен и белые чулки, низко поклонился.

– Чем-нибудь могу быть полезен, сэр? – спросил он, и Брэд заметил его легкий акцент.

– Да, можете. Я должен здесь встретиться в полдень с мисс Шарлоттой Коллинз.

– Конечно. Должно быть, вы капитан Тэйлор. Пожалуйста, пройдите сюда, сэр.

Он провел Брэда в кабинку в самом темном углу обеденного зала, где уже расположилась Шарлотта. Она потягивала шерри и курила длинную турецкую сигару. Шарлотта протянула ему руку, над которой он почтительно склонился и поцеловал ее.

Она улыбнулась и кивнула метрдотелю:

– Благодарю вас, Джимми. Пожалуйста, подайте бурбон и воду для капитана.

Когда Джимми удалился, она перегнулась через стол и взяла Брэда за руку.

– Сегодня, Брэд, вы выглядите ошеломляюще.

– И вы ослепительно красивы.

Взгляд Шарлотты, брошенный за спину Брэда, остановился на двух женщинах, только что вошедших в ресторан. Одна из них была светлокожей блондинкой, другая оливково-смуглой и темноволосой. Обе были элегантно одеты в платья, сверкавшие отделкой из полудрагоценных камней, с низким вырезом, обнажавшим пышную грудь. Их лебединые шеи обвивали боа из страусовых перьев, а широкополые шляпы были украшены павлиньими перьями.

– Простите, Брэд. Мне надо перемолвиться парой слов с Кэрол и Эйлин.

Шарлотта поднялась, наклонилась поцеловать его в щеку и удалилась, покачивая соблазнительными бедрами. Пятью минутами позже она вернулась к их столику, сияя улыбкой.

– Кэрол и Эйлин – мои банкирши, – пояснила она. – Они владеют Федеральным банком Джорджтауна.

Брови Брэда изумленно поднялись.

– В высшей степени странно. Не часто можно услышать о женщинах-банкирах.

Она доверительно наклонилась к нему:

– Они в высшей степени необычные женщины. Немногие знают то, чем я собираюсь поделиться с вами. Хотя сейчас они вращаются в высшем обществе столицы, ходят слухи, что когда-то они были совладелицами борделя в Балтиморе. Однажды ночью несколько лет назад один из богатейших и влиятельнейших людей в Вашингтоне случайно убил одну из девушек во время пьяной оргии и в обмен на замалчивание этой трагедии и помощи в избавлении от трупа они получили огромные деньги от этого джентльмена.

Она рассмеялась.

– Пока они устраивались здесь, в Вашингтоне, объявив себя богатыми вдовами, случилось так, что они вышли замуж за братьев Уиллоуби, прежних владельцев Федерального банка.

– Прежних?

– Несомненно, прежних. Едва ли через год после этого двойного брака братья Уиллоуби в одно прекрасное воскресенье отправились порыбачить на реке Потомак и не вернулись. Их лодку нашли перевернувшейся двадцатью милями ниже по течению, но тела их так и не были обнаружены. – Ее глаза блеснули недобрым огнем. – Я думаю, что человек или люди, которые могли избавиться от мертвой проститутки, «позаботились» о братьях Уиллоуби.

Брэд был в ужасе.

– Вы хотите сказать, что…

Он замолчал и повернулся взглянуть на веселых вдовушек, мило болтавших с крупным мужчиной сурового вида с густыми черными волосами и бровями, только что присоединившимся к дамам за столом.

Шарлотта кивнула:

– И меня бы не удивило, если бы оказалось, что Бен Калуччи, один из упомянутых мною лиц, – тот, кто проделал для них всю грязную работу. Он сидит с ними за столиком. А ирония заключается в том, что Бен – федеральный маршал[9] округа. Он особая личность, этот маршал Калуччи, уроженец острова Сицилия. Всем известно, что ему пришлось бежать с родины после того, как он соблазнил жену и дочь одного из могущественных главарей организации «Черная рука». По какой-то причине близкие друзья называют его Большим К.

Ее глаза снова блеснули недобрым огнем.

– Понятия не имею почему.

Брэд отхлебнул добрый глоток своего бурбона:

– У вас довольно странные друзья.

– Они намного живее и интереснее этих сладкоречивых фанфаронов-политиков вроде моего братца. По правде говоря, «Таверна Джона Пила» может похвастаться множеством странных посетителей. Здесь их целая галерея. Взять, например, Джимми, метрдотеля. Как и Бен, он был выслан из своей страны, Греции, за то, что бросал помидоры в короля во время парада. А бармены?

Это пестрая шушера, доложу я вам. Джорджа выслали из Португалии за то, что он делал непристойные предложения послушницам в каком-то монастыре. Валентина приговорили к повешению за то, что он мутил воду и подстрекал кубинцев к революции. В конце концов ему посчастливилось бежать. Есть тут еще Билл. Он отбывал наказание в Австралии, в Новом Южном Уэльсе, за попытку ограбления лондонского Тауэра. Освободили его всего год назад. Вон Мики – славный молодой человек, уже долгие годы служит в «Таверне Джона Пила». Он проматывает все заработанные здесь деньги до последнего цента в Джорджтауне в борделе, который когда-то принадлежал ему. Поэтому-то «Таверна Джона Пила» – мое излюбленное место. Это злачное, пожалуй, самое злачное и грязное местечко. И сегодня здесь с вами, дорогой, я и сама чувствую себя ужасно порочной.

– Для этого нет причины, – непринужденно возразил он. – В конце концов, это ведь деловой завтрак. Разве не так?

– Ну. – Губы ее сложились в капризную гримаску. – Дело прежде всего, а уж удовольствие потом. Кажется, так принято говорить? Впрочем, одно не исключает другого.

Она погладила его руку, лежавшую на столе.

– Вы находите меня привлекательной, Брэд?

– Вы прекрасно знаете, что нахожу. Я не был бы мужчиной, если бы не признался в этом. Но вернемся к делу. Что вы хотели обсудить со мной?

– Весь Вашингтон только и говорит о вашей связи с министром Стэнтоном. Они гудят, как рой мух. – Шарлотта рассмеялась. – Нет, дорогой, поймите меня правильно. Я хочу сказать только, что за столь короткое время вы сумели стать его помощником в министерстве обороны. И это значит, что репутация ваша уже сложилась.

– Я делаю что могу.

Он вытащил сигару из внутреннего кармана мундира и откусил кончик. Шарлотта достала сигару из изящного золотого портсигара.

Он чиркнул спичкой по ногтю большого пальца, галантно прикрыл рукой огонек, чтобы дать ей прикурить, потом раскурил свою сигару.

– Я это знаю, и мне хотелось попросить вас сделать мне одолжение. Собственно, не мне, а моему доброму другу, служащему министерства иностранных дел.

Брэда это заявление позабавило.

– И насколько вам близок этот друг?

Она улыбнулась:

– Когда-то мы были очень близки, но эти времена давно миновали. Дело в том, что это тот человек, который употребил свое влияние на госсекретаря Сьюарда и под его нажимом в минувшем месяце у русских была приобретена Аляска. Эта сделка произвела в конгрессе просто фурор. Большинство сенаторов и представителей считают, что было невероятной глупостью приобрести земли, единственные ресурсы которых – тюлени, полярные медведи, снег и лед. Они называют Аляску холодильником Сьюарда.

Брэд нахмурился.

– Они просто кучка дураков! Покупка Аляски у русских была одним из самых стратегически правильных действий правительства. Неужели эти идиоты так до сих пор ничего не поняли? Россия раз и навсегда вытеснена с Североамериканского континента. Пока русские владели этим кусочком земли, они были постоянной угрозой и для Канады, и для Соединенных Штатов.

– Да вы просто ясновидящий, мой дорогой! Вы мгновенно схватили суть проблемы и тут же нашли правильное решение. Как вам известно, министры Сьюард и Стэнтон не переносят друг друга и едва разговаривают. Зависть и ревность процветали во времена правления Линкольна, и при Джонсоне сохранилось то же положение. Вы не думаете, что могли бы убедить Стэнтона и министерство обороны поддержать этот шаг и покупку Аляски, а также Сьюарда и моего друга, убедив Стэнтона, что это было сделано в интересах национальной безопасности с целью предотвратить возможную агрессию.

Брэд скорчил мину и принялся массировать себе затылок.

– Это серьезный и непростой вопрос, Шарлотта. Сьюард и Стэнтон такие же разные, как вода и нефть, и попытаться их примирить – все равно, что сделать попытку смешать воду с нефтью.

– Если Стэнтон согласится, что такой шаг был целесообразен, то тогда министерству придется признать, что именно министерство обороны и министр Стэнтон, патриот, обладающий большой мудростью и даром предвидения, вдохновили министерство иностранных дел на переговоры с Россией и таким образом всему делу было положено начало.

– Должен признать, что это умный подход к вопросу. Послушайте, предоставьте мне возможность в течение нескольких дней прощупать Стэнтона на этот счет, и я вернусь к вам с ответом.

– Я глубоко благодарна вам, дорогой, за вашу готовность помочь. И позвольте мне заверить вас, что, если вам удастся перетянуть Стэнтона на нашу сторону, государство и Сьюард никогда этого не забудут.

– Я могу на это рассчитывать? – спросил Брэд и почувствовал, что сердце его бешено забилось при мысли о будущих успехах и проникновении в круг тех, кто обладает политической властью.

– Даю вам слово. А теперь примемся за еду. – Она сделала знак официанту: – Эллиот. Мы хотим сделать заказ.

Когда официант его принял и ушел, Брэд спросил Шарлотту:

– А что за птица этот Эллиот? Какое преступление совершил он?

– Ничего особенного. Прежде он служил при конгрессе, так же как и здесь. Его обвинили в том, что он подсыпал отраву в суп двум сенаторам от Демократической партии за жирный куш от соперников-республиканцев. Но он был оправдан за недостатком улик.

Брэд широко улыбнулся:

– Рад, что не заказал супа.

За едой Шарлотта пригласила его посетить небольшую вечеринку у нее в доме нынче вечером.

– Благодарю вас, но вы слишком поздно меня пригласили. В три у меня деловое свидание с министром Стэнтоном. К тому же я должен вернуться в отель и предупредить Майру. Как видите, времени на это у меня совсем не остается.

Он чувствовал на себе ее проницательный взгляд – она оценивала, прощупывала его, пыталась определить, насколько велики и необузданны его честолюбивые устремления. Потом обронила как бы между прочим:

– А… почему бы вам не заскочить ко мне ненадолго после свидания со Стэнтоном опрокинуть стаканчик-другой? У меня будет генерал Грант с супругой. И я дам вам возможность познакомиться друг с другом.

Она улыбнулась, сознавая, что он проглотил наживку и не в силах воспротивиться.

– Возможно, это неплохая мысль. Мне бы хотелось заскочить ненадолго и познакомиться с Грантом.

– Отлично. Приходите, когда сможете вырваться. Мы будем вас ждать.

– Я очень сожалею, что с нами не будет Майры.

Как только Брэд вернулся в министерство обороны, он сообщил министру, что встречался с Шарлоттой Коллинз и что она пригласила его к себе, чтобы познакомить с генералом Грантом.

– Отлично, мой мальчик! – Стэнтон поощрительно хлопнул его по спине. – Да, сэр, вы учитесь быстро. Пытаетесь расположить к себе будущего босса еще до того, как он получил назначение. Хорошая мысль.

Брэд решил сделать пробный ход и заговорил об Аляске:

– Кстати, по словам Коллинз, в министерстве иностранных дел ведутся подковерные интриги с тем, чтобы подорвать доверие к государственному секретарю Сьюарду в связи с его переговорами о покупке Аляски.

– О? – Стэнтон хотел добавить, что покупка Аляски – сомнительное дело и едва ли это может прибавить доверия Сьюарду, но Брэд опередил его:

– Говорят, что на Сьюарда оказало воздействие вскользь брошенное вами замечание во время встречи членов кабинета министров с год назад – что-то насчет того, что Аляска вроде буфера, защищающего Канаду и Соединенные Штаты от российского империализма. Есть удивительное сходство между приобретением Аляски и Орегона. Какую проницательность вы проявили, поняв это раньше всех, сэр.

Стэнтон задумчиво погладил бороду.

– Гм-м… кажется, я действительно что-то говорил на заседании кабинета министров о стратегическом значении Аляски. Естественно, что этот идиот Джонсон забыл смысл всего, что я об этом говорил.

Стэнтон был польщен и выглядел теперь крайне самодовольным.

– Итак, люди Сьюарда поняли, что идея приобретения Аляски исходила не от министерства иностранных дел, а извне?

– Скверно, крайне скверно, что для нас нет способа добиться хотя бы частичного признания наших заслуг, – размышлял вслух Брэд. – Видите ли, Сьюард дал запоздалое распоряжение, как только прослышал о мятежных настроениях в министерстве иностранных дел. Поэтому у нас мало надежды получить заслуженное признание со стороны общественности за пределами узкого круга лиц.

– Ну-ну, мой мальчик, не будем уж так уверены в этом. Как вам известно, в конгрессе есть расхождения во мнениях относительно приобретения Аляски. Очевидно, что мы не можем обнародовать свою точку зрения открыто, но что может помешать министерству обороны распространить среди членов конгресса свое мнение о том, что за переговорами о покупке Аляски стоим мы, которые все время инспирировали эти переговоры? Что задолго до того, как эта мысль пришла в голову Сьюарду, мы в министерстве обороны предвидели, какое стратегическое значение может иметь Аляска для обороны США в будущем?

– Блестяще, господин министр! Я и сам не мог бы выразить это лучше.

– В таком случае все прекрасно.

Министр потирал руки и сиял при мысли о столь неожиданном обороте дела.

– Давайте-ка примемся за работу над этим немедленно, сейчас же. Брэд, набросайте черновик письма сенатору Бертону. Он влиятельный человек в конгрессе. И полностью на нашей стороне. Он намекает кое-кому, что мы с самого начала держали под контролем этот вопрос о приобретении Аляски.

– Да, сэр!

Брэд с трудом пытался не выдать своего ликования. Он-то воображал, что пройдут дни и дни, прежде чем он сумеет осторожно внушить эту мысль Стэнтону, а на деле на это не потребовалось много времени и оказалось достаточно одного замаскированного намека.

– Я этим тотчас же займусь, сэр.

Когда он уже выходил из кабинета Стэнтона, министр окликнул его:

– Миссис Тэйлор будет вас сопровождать к Шарлотте?

Брэд повернулся, смущенный и нерешительный.

– Нет… Майра сегодня занимается поисками дома, который мы могли бы снять. Встречается с агентами. Думаю, она слишком устанет.

– О?

Стэнтон поднял бровь, и его многозначительная улыбка была красноречивее любых слов.

Брэд поспешил выйти из кабинета.

После того как Брэд усадил Майру в наемный экипаж, она назвала кебмену адрес, записанный для нее Уэнди на визитной карточке. К ее удивлению, он сказал:

– Это ведь дом Клинтона, мэм?

– Да, а вы его знаете?

– Да, мэм, все в Вашингтоне знают Сэма Клинтона. Говорят, Сэм сделал состояние на контрабанде во время войны, служил и нашим и вашим, обеим сторонам. Молва идет, но доказательств нет. Пошла!

Он огрел кобылу вдоль широкой спины.

Поездка в пригород заняла больше времени, чем Майра предполагала. Наконец экипаж повернул с главной улицы на проселочную дорогу, с обеих сторон усаженную кленами.

Их ветки сплелись над дорогой, образуя арку, и у Майры возникло ощущение, что они проезжают через собор, созданный самой природой. Когда они вынырнули из этого зеленого тоннеля, Майра при виде великолепия, которое открылось ее глазам, воскликнула:

– О Господи! Это дом Клинтона?

– Да, мэм.

– Боже милостивый! Моя сестра говорила мне, что это городской дом. Но этот дом больше походит на особняк какого-нибудь аристократа.

Дом представлял собой впечатляющее зрелище. Это было приземистое строение в стиле времен короля Георга, расположенное в центре обширной лужайки и походившее на огромную гемму, положенную на зеленый бархат. Верхний этаж поражал бесчисленными окнами и небольшими балкончиками. Почти по всей длине фасада шла широкая веранда, поддерживаемая мощными дорическими колоннами. Терраса и балконы были наполовину прикрыты зарослями розовых миртов, магнолий и вистерии с пурпурными, белыми и желтыми гроздьями цветов.

– Должно быть, здесь какая-то ошибка, – сказала Майра. – Уэнди дала мне не тот адрес. Возможно, у Сэма Клинтона есть еще один дом по соседству – поменьше этого.

Скромное капитанское жалованье Брэда не позволяло им снять столь роскошный особняк.

Возница проехал по огибавшей газон главной подъездной аллее и остановил экипаж прямо перед парадным крыльцом.

– Хотите, чтобы я подождал, мэм?

– Непременно. Я задержусь ненадолго.

Кебмен спрыгнул на землю, открыл дверцу экипажа и помог ей выйти.

Набрав в грудь воздуха, Майра поднялась по ступенькам, чувствуя себя ничтожной и совершенно недостойной всего этого великолепия: на ней было простое повседневное платье из серой фланели, а плечи ее окутывала кашемировая шаль. Она пригладила волосы на затылке, уложенные в два узла, потом постучала в дверь медным молоточком.

Дверь тотчас же открыл одетый в ливрею чернокожий дворецкий.

Майра с трудом сглотнула и произнесла:

– Мне хотелось бы поговорить с миссис Клинтон. Меня зовут Майра Каллахан Тэйлор.

Вслед за дворецким появилась рыжеволосая женщина.

– Все в порядке, Эмос. – Она протянула Майре обе руки: – Входите же, входите, миссис Тэйлор. Ваша прелестная сестра Уэнди столько рассказывала мне о вас. Нам было так жаль, что мы не могли присутствовать на ее свадьбе. Карла и Сэма связывает очень давняя и близкая дружба. К сожалению, Сэму пришлось в день их свадьбы уехать в Нью-Йорк по важному делу. Мы только что вернулись. Входите, и я познакомлю вас с Сэмом. В патио нас ожидает мятный джулеп.[10] Кстати, меня зовут Тельмой.

Она провела Майру через гостиную, обстановка которой вполне соответствовала внешнему виду дома. При их появлении Сэм Клинтон поднялся с шезлонга. Жена представила его Майре.

– Ваше появление делает обычный скучный день настоящим праздником. Для меня большое удовольствие познакомиться с вами, миссис Тэйлор.

Он внимательно оглядел ее с головы до ног с такой же невозмутимостью, с какой, вероятно, оглядывал приглянувшуюся ему скаковую лошадь, которую собирался купить.

Он был необычайно привлекательным мужчиной, хотя совсем в ином роде, чем Брэд. Казалось, черты его лица высечены из твердого дерева или камня. У него были орлиный нос и твердый подбородок. Его коротко подстриженные светлые волосы вились. Синие глаза совсем не походили на глаза Брэда, а острый взгляд поражал своей проницательностью. На нем были замшевая куртка, расстегнутая у горла, бриджи и сапоги для верховой езды.

Он пододвинул ей стул:

– Садитесь, миссис Тэйлор.

– Благодарю вас. И пожалуйста, называйте меня Майрой.

– Прекрасно, Майра. В таком случае я славный старина Сэм.

Он щелкнул пальцами, и словно по волшебству появился чернокожий мальчик-паж в темных брюках и белой куртке, как принято у слуг.

– Томас, пожалуйста, принеси джулепа миссис Тэйлор.

– Пожалуй, для меня еще слишком рано пить, – смущенно возразила Майра.

– Чепуха. Никогда не бывает слишком рано глотнуть классического кентуккийского джулепа. Видите ли, мой родной штат Кентукки.

Ей бы никогда не пришло это в голову. В его выговоре, в тембре голоса и манере говорить были изящество и галантность – ничего похожего на обычное для южан растягивание слов и проглатывание некоторых слогов, к которым она привыкла.

– Чем мы обязаны честью видеть вас, Майра?

– Думаю, я догадалась, дорогой, – сказала Тельма, поглядывая на Майру. – Как я понимаю, речь идет об аренде дома.

– Да, это так, но… – Майра смутилась и осеклась. – Я и представления не имела ни о чем подобном. Дом такой большой, такой великолепный! Боюсь, мой муж и я имели в виду что-нибудь поскромнее.

Сэм широко улыбнулся, показав ослепительно белые зубы.

– Зачем же пить пиво, если есть шампанское? Я уверен, что вашему мужу будет здесь удобно. К тому же здесь есть лошади. Я слышал, вы любительница верховой езды?

– Видите ли, мы стеснены в средствах.

Сэм и Тельма обменялись взглядами и разразились хохотом.

– Прошу прощения? Не понимаю, – ледяным тоном осведомилась Майра.

– Послушайте, дом не будет стоить вам ни цента, пока вы будете жить здесь, в Брайерклиффе, а мы с Тельмой в это время будем в Европе.

– Дело в том, Майра, что с вашей стороны это будет одолжением Сэму и мне, – добавила Тельма.

– Мы хотим, чтобы за домом присматривал кто-нибудь серьезный и ответственный, чтобы слуг держали в строгости, чтобы все шло гладко, как при нас.

Майра была ошеломлена. Она поднесла руку к горлу, потому что на мгновение лишилась дара речи. Когда же наконец обрела его, смогла сказать только:

– Думаю, я все-таки не откажусь от мятного джулепа.

Сэм обнял жену за талию, и они оба весело рассмеялись.

Внезапно Майра вспомнила о кебе, дожидавшемся ее у ворот поместья. Она заторопилась:

– О Боже, мой кебмен! Я просила его подождать меня. Я не ожидала, что пробуду здесь так долго.

– Я позабочусь о нем, – успокоил ее Сэм, стараясь снова усадить ее на стул. – Пейте свой джулеп. Я сейчас вернусь.

Он покинул патио и вошел в дом.

Майра покачала головой:

– Я все еще не могу поверить! Такой роскошный дом, и не надо платить арендной платы. Брэд будет просто ошарашен.

Тельма улыбнулась:

– Вы сможете въехать в любой день после первого числа следующего месяца. Собственно говоря, мы будем рады, если ваш муж и вы поселитесь вместе с нами, пока мы еще здесь и не уехали в Европу. Здесь, как вы видите, места много.

– Это очень благородно с вашей стороны. Сегодня вечером я поговорю об этом с Брэдом.

Мальчик-паж принес напитки, а Сэм вернулся в патио.

– Все улажено. Я отослал его обратно в город.

– Но как же я вернусь в Вашингтон? – спросила Майра.

– Ничего сложного. Я отправляюсь на ужин со своим деловым партнером в отель «Мэйфлауэр». Вы можете вернуться вместе со мной в моем экипаже. – Он поднял стакан: – Хочу произнести тост. Я пью за то, чтобы вы и ваш муж были счастливы в Брайерклиффе, и за то, чтобы мы все стали добрыми друзьями. А теперь, если дамы извинят меня, я приму ванну и переоденусь к ужину.

– Не желаете ли осмотреть дом, дорогая? – спросила Тельма.

– О! С удовольствием.

К тому времени когда хозяйка показала Майре дом и великолепный сад, расположенный позади дома и занимавший четыре акра, Сэм Клинтон объявил, что готов отправляться.

– Вы готовы, Майра? Один из мальчиков позаботится подать экипаж к крыльцу.

– Готова.

Она не смотрела на своих хозяев, пока Сэм обнимал и нежно целовал жену в губы.

– Ты потрясающе выглядишь, дорогой. Я хотела бы поехать с тобой, – сказала Тельма.

Майра не могла не согласиться с тем, что он выглядит отлично. Он казался веселым и жизнерадостным. На Сэме были фрак из парчи цвета бургундского вина и мягкие замшевые сапоги. Высокая обтянутая шелком шляпа была в цвет фраку, молодцевато сидела на его львиной голове и была слегка сдвинута набок.

Тельма стояла на передней веранде и махала рукой, пока экипаж не сделал круг по подъездной аллее и не нырнул на затененную деревьями проселочную дорогу.

– Ваша жена – очаровательная женщина и такая добрая, – заметила Майра.

– Это верно, – бесстрастно отозвался он. Теперь его чеканный профиль казался особенно суровым и мрачным. – Не знаю, что бы я делал без Тельмы.

Почему-то его манера разговаривать подавляла Майру. Она не ответила.

После продолжительного молчания он сказал:

– Но мне придется научиться обходиться без нее.

– Не понимаю.

Он повернулся к ней, и, к своему ужасу, она увидела, что по щеке его сползает слеза.

– В чем дело, Сэм?

– Тельме суждено скоро умереть, если не случится чуда. Поэтому мы и едем в Европу. В Швейцарии есть туберкулезный санаторий, который считается лучшим в мире. Это наша последняя надежда.

Майра была потрясена и подавлена.

– Не могу поверить! Тельма кажется образцом совершенно здоровой женщины… О, я уверена, что она поправится.

Его улыбка была бледной и безрадостной.

– Молитесь за нее, Майра. Чахотка – очень коварная болезнь. Сейчас она отступила – у Тельмы ремиссия. Но период обострения болезни после каждой ремиссии становится все более опасным для ее жизни.

Майра неловко сидела на своем месте, чувствуя себя совершенно несчастной.

– Ничего не понимаю! Вы двое, такие молодые, счастливые и любящие друг друга! Вас привязывает к жизни столь многое… Это так несправедливо.

– А кто сказал, что жизнь справедлива? – Он похлопал ее по колену. – Но хватит говорить о мрачном. Расскажите лучше о себе и своем муже. Вы не похожи на типичную офицерскую жену.

Она рассмеялась:

– Я «армейский постреленок» и жена солдата. Впрочем, Брэд – ведь не типичный офицер, и карьера у него необычная. У него далеко идущие планы.

Она коротко рассказала ему свою историю – детство и юность в штате Мэриленд, потом жизнь в Техасе, о том, как она и Брэд встретились и поженились.

– И вот теперь он помощник министра обороны Стэнтона. Весьма солидная должность. Я хорошо знаю Эдвина. Он мастер выжимать соки из своих подчиненных. Я знаю также вашего зятя Карла Коллинза.

– Да, мне это известно, – отозвалась Майра равнодушно.

Он задумчиво посмотрел на нее и спросил, внезапно поняв ее отношение к Карлу:

– Вы ведь его не любите, верно?

Она пожала плечами:

– Я его едва знаю.

Его смех был звучным, искренним и мужественным.

– Да не притворяйтесь же. Вы его терпеть не можете. Просто не переносите. И я тоже.

Майра была смущена и даже потрясена.

– Тельма сказала, что вы близкие друзья.

– Политика и большой бизнес иногда приводят к странным связям. Так сказать, к браку по расчету. Знаете ли, я был бы рад, если бы вы и Брэд въехали в наш дом, пока мы еще не отбыли в Европу. Тельма так одинока и полна горьких предчувствий. Вы могли бы многое сделать для нее – поднять ее настроение. В лечении туберкулеза так важно вдохнуть в человека надежду и поддержать его. Что вы на это скажете?

Его рука лежала на сиденье экипажа между ними, и она положила свою поверх и улыбнулась:

– Я поговорю с Брэдом, но уверена, что он отнесется к этому с пониманием. Я дам вам знать завтра.

– Хорошо. Я заеду к вам в отель около полудня.

К тому времени, когда они добрались до Вашингтона, Майра уже много знала о Сэме Клинтоне. У нее возникло такое чувство, будто они были старыми добрыми друзьями. У него была весьма разнообразная жизнь – и чем он только не занимался! Началась его карьера с того, что мальчишкой десяти лет он бежал из дома и нанялся юнгой на клипер. Он дослужился до офицерского чина, когда ему не было еще и двадцати, но отказался от дальнейшей службы и предпочел стать импортером чая и специй из стран Дальнего Востока, а потом стал десятником на плантации на острове Борнео, где занялся спекуляциями каучуком и оловом и поставками этих товаров на европейский рынок. К началу Гражданской войны он уже стал миллионером. И тут его рассказ о собственных делах приобрел какую-то неопределенность и уклончивость.

– Я был чем-то вроде посредника между Севером и Югом и европейскими рынками, особенно английским.

Она предпочла не задавать лишних вопросов и не проявила неподобающего любопытства.

– Ну, вот и мой отель. Время бежит незаметно, когда его проводишь с приятностью.

Он улыбнулся:

– Благодарю вас за добрые слова, дорогая Майра. Я получил огромное удовольствие от беседы с вами.

Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал в ладонь. Майра вздрогнула и почувствовала, как кровь ударила ей в голову – покраснели ее лицо, стройная шея и щеки. Она отдернула руку и сказала отрывисто:

– Благодарю вас и Тельму за все. Вы очень щедры и благородны.

– Проводить вас до вестибюля?

– Благодарю вас. В этом нет необходимости.

Швейцар помог ей выйти из экипажа.

– Не забудьте о моем приглашении на завтра! – крикнул Сэм ей вслед.

Майра была зла на себя за то, что так бурно отозвалась на, в сущности, невинный поцелуй, дань вежливости. Он поцеловал ей руку. И что же? Она была уверена, что Сэм заметил ее смущение. В конце концов ей пришлось признаться себе в том, что причина, почему общество Сэма Клинтона оказало на нее столь сильное воздействие, заключалась в том, что они оба ощутили очень сильное взаимное физическое влечение. Он был привлекательным мужчиной. Да, размышляла она, он, несомненно, был искусным любовником, человеком, который мог помочь женщине постигнуть вершины собственной сексуальности.

Позже, лежа в ванне, она пыталась избавиться от угрызений совести, думая о том, что представлять себя в постели не с мужем, а с другим мужчиной вовсе не означает, что женщина готова изменить мужу.

Нет, у них с Брэдом прочный и счастливый брак, и Майра намеревалась сохранить его.

Глава 11

Брэд с радостью согласился переехать в Брайерклифф, и через неделю после визита Майры к Клинтонам они упаковали вещи и покинули отель «Мэйфлауэр».

– Этот год для меня счастливый, – ликовал он, пока их экипаж проезжал по пригороду Вашингтона. – Сначала назначение в министерство обороны, потом знакомство накоротке с Улиссом Грантом, и теперь мы будем жить с Сэмом Клинтоном. Я просто не могу этому поверить.

Он схватил Майру в объятия и поцеловал.

– И всем этим я обязан тебе. Если бы твоя сестра Уэнди не вышла замуж за Карла Коллинза, мы бы все еще поджаривались на техасском солнце.

– Едва ли твое знакомство и завязавшаяся дружба с генералом Грантом – моя заслуга, – язвительно возразила Майра. – Этим ты обязан Шарлотте Коллинз. Кстати, как поживает эта милая девушка?

Ей было ясно, что ее вопрос смутил его. Он покраснел и старался избежать ее пристального взгляда.

– Шарлотта? Откуда мне, черт возьми, знать, как она поживает? Я не видел ее с того вечера, когда она представила меня Гранту.

– Какой позор! Кстати, я собираюсь теперь, когда мы будем вращаться в вихре вашингтонской светской жизни, купить кое-какие новые вещи.

– Разумеется. Я только приветствую это. То, что я всюду ношу свой мундир, начинает меня несколько стеснять и чувствовать себя солдафоном.

Брэд был просто потрясен, когда экипаж вынырнул из зеленого тоннеля, образованного деревьями, и открылся вид на особняк Клинтонов.

– Это же дворец! Ты можешь представить, во сколько ему обходится содержание поместья вроде этого? Должно быть, он богат, как индийский раджа.

– Ну, он не разыгрывает из себя раджу. По правде говоря, он человек очень практичный и приземленный.

– Ты, должно быть, права. Ведь ты обедала с ним на прошлой неделе. Господи, вероятно, все женщины в ресторане умирали от зависти к тебе.

Она посмотрела на него:

– Да, вы с Сэмом должны прекрасно поладить. Ведь в конце концов вы оба идолопоклонники.

Он бросил на нее хмурый взгляд:

– Это ничуть не смешно, Майра.

Экипаж подкатил к самым ступенькам парадного крыльца, кебмен спрыгнул с козел и открыл его дверцу. Потом он выгрузил их багаж. Брэд расплатился с ним, дав ему непомерно щедрые чаевые. Майра хмурилась, глядя, как отъезжает наемный экипаж.

– Ты ничего не забыл, дорогой? Если мы и поживем здесь некоторое время, это вовсе не значит, что ты стал Сэмом Клинтоном. Мы не можем себе позволить такой расточительности.

Он рассмеялся и шутливо хлопнул ее по заду.

– Чепуха! Нам следует поддерживать имидж.

Он поднял свой саквояж и ее чемодан, и они поднялись по ступенькам.

– У меня такое ощущение, что я Алиса, вступающая в Зазеркалье, – сказал он голосом, полным благоговения. – Да, именно отсюда начнется наше восхождение.

Как и предсказывала Майра, Сэм и Брэд поладили сразу же. К тому времени когда четверо слуг подали ужин, они уже проглотили по нескольку стаканов бурбона и выкурили несчитанное количество сигар.

Ужин был настоящим роскошным пиршеством: паштет из Бельгии, форель, жареный фазан, начиненный каштанами и изюмом с гарниром из молодой моркови и картофеля. Было подано три сорта французского вина, а на десерт английский бисквит со взбитыми сливками. После трапезы все они перешли в музыкальную комнату, где Тельма развлекала их игрой на арфе.

– Обожаю «Турецкое рондо», – сделала ей комплимент Майра, оценив выбор первой пьесы.

Мужчины уединились в уголке, цедили бренди и курили сигары.

– Я думаю, Брэд, что вам суждено блестящее будущее, – сказал Сэм.

– С радостью соглашаюсь с вашим прогнозом, Сэм.

Сэм рассмеялся:

– Вы не страдаете ложной скромностью, верно?

– Если вы сами не будете себя рекламировать и трубить о себе везде и всюду, можете не сомневаться, что никто этого не сделает за вас.

– Браво! Я чувствую то же самое и полностью с вами согласен. Ладно, и каков же ваш план дальнейших действий, Брэд? Такой человек, как вы, не задержится надолго на мелкой бюрократической должности в министерстве обороны.

– Черт побери! Конечно, нет!

– Собираетесь остаться на военной службе?

Брэд нахмурился.

– Теперь это будет зависеть от того, с какими возможностями я столкнусь в будущем.

– Мне нравится слово «столкнусь». Обычно оно не сочетается со словом «возможности».

– Согласен, но считаю, что оно самое подходящее. Дело в том, что удобный случай или возможность всегда могут встретиться на вашем пути и обычно они представляют собой вызов вам – вашим способностям, ловкости, изворотливости, уму.

Сэм прищурился и сделал жест, будто хотел проткнуть Брэда сигарой:

– Если уж вы намерены остаться на государственной службе, то для вас существует только один путь – министерство иностранных дел.

– И что, по-вашему, я буду там делать?

– Будете военным атташе при после или военным советником в делегациях, направляемых за границу. Думаю, у меня есть для вас хорошее место, Брэд. А что, по-вашему, будет происходить здесь, в Соединенных Штатах, когда война закончилась? Экспансия – нет, давайте называть вещи своими именами. Мы готовы начать давно просроченную нами кампанию по созданию империи за границей. Мы создадим ее, как это сделала Великобритания в Индии, Египте, Канаде, Австралии. Вы только подумайте. Из всех могущественных стран мира лишь одни Соединенные Штаты не владеют территориями за пределами своего континента.

– Я слышал, как недавно такую точку зрения кто-то высказал на вечере в доме Карла. При этом говорили о Кубе.

– Верно. Такое положение невозможно терпеть дольше. Испанцы обосновались на острове, отстоящем всего на несколько миль от нас. А Филиппины? Какое право имеют испанцы хозяйничать на Филиппинах? Подумайте об угрозе, которую они представляют для Гавайев. Конечно, всему свое время. Мы вышибем их из этого полушария, дадим им под зад коленкой. Но с этим можно не спешить. Для вас у меня есть другое предложение – Китай.

– Китай?

– Китай. Британцы, французы, немцы. Русские, японцы – все они проложили дорогу в Китай после Опиумной войны. Теперь наша очередь отхватить кусок пирога. Китай представляет собой неограниченный рынок для международной торговли. Основа для американской интервенции в Китай как раз сейчас и закладывается. Что вы ответите, если я предложу вам возглавить делегацию индустриальных и военных советников, отправляющихся в Пекин, чтобы обсудить участие американцев в прибыльной торговле на китайском рынке?

Брэд, слегка ошеломленный и еще недоверчивый, постукивал пальцем по груди.

– Вы предлагаете мне возглавить делегацию? Вы не можете говорить это серьезно. Что я знаю о Китае, торговле или политике?

– А что вы сказали совсем недавно, сегодня вечером? Каково ваше кредо? Дело в том, что устремления человека должны превосходить его сиюминутные возможности. Вы должны метить дальше, чем можете ухватить сейчас, в эту минуту. А иначе зачем придуман рай? Вы узнаете о Китае, когда займетесь этой работой. Торговля и политика – только инструменты власти. А власть – это главное, мой мальчик, это конечная цель. – Резким движением он выбросил в воздух руку, будто хотел захватить в горсть воздух. – Черт возьми! Дерзайте! Что скажете теперь?

Брэд рассмеялся:

– Куда мне обратиться?

– Вот это уже дело. Позвольте мне поработать над этим несколько дней, и я наставлю вас на путь истинный.

Брэд был искренне благодарен.

– Ну что вы за человек, Сэм! Вы едва меня знаете, а уже готовы сделать все возможное, чтобы помочь моей карьере, помочь мне построить жизнь. Я останусь вечным вашим должником.

Сэм задумчиво созерцал восторженного молодого человека.

– Вечная благодарность! О Господи! Или вы воображаете, что я собираюсь вам помогать из чистого альтруизма? Как бы не так! Я самый жесткий человек и самый жестокий погонщик лошадей отсюда и до самого Ларедо, что в штате Техас. В жизни за все приходится платить, за все, что чего-нибудь стоит. И я собираюсь получить с вас сполна, когда придет время. Если все пойдет так, как я задумал, то в ближайшие десять, а то и двадцать лет вы станете моим представителем, моим человеком на Дальнем Востоке. Вы будете представлять международный картель Сэма Клинтона в этом регионе, конечно, неофициально.

Позже, ночью, когда Брэд и Майра готовились ко сну в спальне для гостей, отведенной им хозяевами, он пересказал ей свою беседу с Сэмом Клинтоном, приходя, по мере того как говорил, во все большее возбуждение и восторг.

– Представляешь? Могла ли ты вообразить даже в самых невероятных мечтах, что мы с тобой окажемся в роли важных иностранных представителей в Китае? Это кажется мне волшебством.

Майра тоже разволновалась, однако она отнеслась к подобным прожектам более настороженно и трезво, чем Брэд.

– Конечно, звучит заманчиво, если все осуществится.

– Разумеется, осуществится. Как же я могу проиграть, если за моей спиной будет стоять Сэм?

– Верно. Поддержка весьма солидная, но не забывай слова Сэма: все стоящее в жизни имеет свою цену. Ты должен убедиться, что цена эта не будет непомерной.

Проведя одну неделю в Брайерклиффе, Майра привыкла к роскоши больше, чем рассчитывала. По утрам она долго спала на огромной постели под балдахином, мягкой, как облако, и по настоянию Тельмы завтракала в постели, а перед ленчем долго нежилась в ванне. Позже, днем, они с Тельмой не спеша гуляли по саду и кормили уток и лебедей в пруду. Когда Сэм в конце дня возвращался домой, все трое садились в патио и перед обедом наслаждались аперитивом. Теперь Майра видела своего мужа реже, чем когда они жили в Вашингтоне. Он отправлялся в министерство обороны рано утром и редко возвращался в Брайерклифф раньше девяти или десяти часов вечера.

– Брэд очень прилежен, – заметила Тельма, когда он пропустил ужин в пятый раз. – Он себя замучит до изнеможения, если будет так продолжать.

– Он силен, как молодой бычок, – процедил сквозь зубы Сэм.

Майре показалось, что в его тоне и лукавой улыбке был скрытый намек.

– Благодарю вас, он очень успешно работает. Я все время слышу лестные отзывы о Брэде.

Одним из любимых развлечений Майры в Брайерклиффе была верховая езда. Конюшни Сэма Клинтона слыли лучшими в штате, и в числе его лошадей было трое фаворитов, занявших первое место на скачках. Молодой породистый жеребец по кличке Рекс понравился ей с первого дня, как она выехала на нем на прогулку и пустила его легким галопом. Вокруг поместья Сэма шла дорожка, предназначенная для выездки. И частенько, если Сэм возвращался домой рано, они вдвоем совершали верховые прогулки по ней.

– Да вы просто мальчишка-сорванец, – заметил он в первый же раз, как увидел ее верхом. – И одеваетесь по-мужски: рубашка, штаны для верховой езды, сапоги. Вы ездите верхом, как ковбой, и издали вас можно принять за юношу. – Его суровое лицо осветилось улыбкой: – Но, разумеется, только издали.

Она почувствовала его оценивающий взгляд. Он осматривал ее от натянувших тонкую ткань рубашки высоких грудей до бедер, туго обтянутых мужскими штанами. Она ощутила его мгновенно вспыхнувшее желание и, чтобы разрядить атмосферу, пустила коня галопом, крикнув:

– Поехали! Я обгоню вас на пути к конюшне!

В следующую пятницу Сэм решил устроить прогулку. Он вышел к завтраку в своем костюме для верховой езды и после сытного завтрака, состоявшего из пирога с говядиной и почками, сладких булочек и кофе, сдобренного коньяком, пригласил Майру покататься верхом.

Она чувствовала, как солнечное тепло ласкает ее голову и спину, а свежий ветерок овевает щеки. Ее тело было полно трепетом жизни. Она горячила Рекса, заставляя его нестись все быстрее и быстрее, пока деревья по обе стороны дорожки не слились в зеленовато-коричневые пятна. Добравшись до пруда, она осадила коня и подождала Сэма.

– Вы скачете, как демон, – сказал он ей. – Бедный старина Сэмсон не может угнаться за вашим молодым резвым мерином.

Она наклонилась и обхватила Рекса за шею.

– Я люблю Рекса. Он напоминает мне моего прежнего коня, Дьявола, на котором я каталась в Техасе. – И задумчиво добавила: – Бедный старина Дьявол! Как я скучаю по нему!

– Так пошлите за ним. Вы можете держать его здесь, в Брайерклиффе.

От его пронзительного взгляда ей становилось не по себе.

– Не могу, Сэм. Вы с Тельмой и так делаете для нас слишком много.

Он нежно положил руку на ее плечо.

– Мне приятно быть вам полезным, Майра. Знаете, вы с Брэдом можете оставаться здесь сколько пожелаете. До тех пор, пока его не назначат официально участвовать в этой делегации в Китай.

– Да нет же, мы уже безмерно обязаны вам. А вы и вправду думаете, что Брэд может получить этот пост?

– Если я это обещаю, он его получит. Можете не сомневаться. – Он крепче сжал ее плечо. – Я не бросаю слов на ветер. И хочу, чтобы вы хорошенько обдумали такую возможность. Нелегко это говорить, но я опасаюсь, что у Тельмы мало шансов вернуться обратно в Брайерклифф. Боюсь, что они ничтожны. И мне будет тоскливо в этом огромном доме и поместье, если останусь здесь один.

Ей не хотелось обижать его и сбрасывать со своего плеча его руку, но его прикосновение вызывало у нее чувство неловкости.

– Мне хочется размяться, Сэм.

Она спешилась и направилась к узкому пешеходному мостику в пейзанском стиле, перекинутому через пруд. Сэм последовал за ней. Ее тело напряглось, когда он приблизился и положил руки ей на плечи.

– Столько времени прошло с тех пор, как я был последний раз с женщиной, – сказал он тихо. – Док потребовал, чтобы мы с Тельмой прекратили… ну, вы понимаете, что я имею в виду.

– Трудно поверить, что такой мужчина, как вы, не может найти себе кого-нибудь… Я думаю, сотни женщин бросились бы вам на шею по первому знаку.

– Возможно, вы и правы, но мне нравятся неординарные женщины, сильные, имеющие мозги и собственное мнение. Мне нравятся женщины сильных страстей, сексуальные, женщины, такие, как…

– Не говорите этого!

Она повернулась и отпрянула от него. Ее глаза теперь казались совсем зелеными.

– Сэм, вы очень красивый мужчина. Вы привлекательны, вы мужественны, и мне очень льстит ваше внимание. Я говорю правду. Но у меня есть муж, которого я нежно люблю и которым дорожу, и я никогда не изменю ему, пока мы вместе. Простите, Сэм, мне очень жаль.

Он печально покачал головой:

– Вам не так жаль, как мне. Позвольте сказать мне, Майра, я уважаю верность в браке. Но она должна быть обоюдной.

– Разумеется, должна. К чему вы клоните, Сэм?

Его лицо было бесстрастным и холодным, когда он произнес:

– Майра… разве вы не знаете, что у Брэда роман с Шарлоттой Коллинз?

Эти слова прозвучали как пощечина. Она отпрянула и поднесла ладони к щекам.

– Это неправда, Сэм. Зачем вы это говорите? Ведь я стану вас меньше уважать. Это низко – пытаться оболгать моего мужа только потому, что я отвергла ваши притязания.

Он поглаживал подбородок большим и указательным пальцами и, склонив голову, смотрел на нее.

– Я не лгу, и у меня нет желания клеветать на Брэда или причинять ему вред. Я о нем высокого мнения, а иначе я не стал бы ломать голову над тем, как выклянчивать для него этот пост в Китае. Что мне в нем не нравится, так это то, что он обманывает такую прелестную женщину, как вы. Шарлотта Коллинз недостойна чистить ваши башмаки. Она расчетливая особа и пожирательница мужских сердец – настоящая барракуда.

– Я не желаю больше об этом слышать.

Она метнулась мимо него и одним прыжком взлетела в седло.

Сэм стоял, прислонившись к перилам мостика. Он крикнул ей вслед:

– Почему бы вам не спросить самого Брэда, Майра? У меня такое чувство, что он не будет этого отрицать. По-своему он цельная и честная натура. Я прекрасно разбираюсь в человеческой природе. Спросите его, Майра! Спросите его!

В тот же вечер, как только они остались одни, Майра приступила к выяснению отношений, но она не могла себя заставить спросить его прямо.

– Брэд, сегодня мне хотелось бы заняться любовью. Ты уже много дней не прикасался ко мне.

– Моя дорогая, у меня столько работы в министерстве, я провожу за работой иногда целые ночи и не ложусь до рассвета. Вот что я скажу тебе: обещаю завтра вернуться пораньше, и мы устроим праздник на всю ночь, как говорят славные ребята с Юга.

– Ты уверен, что это именно работа так тебя утомила? – спросила она лукаво. – Я думала, может быть, ты просто слишком много сил тратишь на эту славную старушку Шарлотту Коллинз, эту милую добрую девушку с Юга.

Ошеломленное выражение его лица и то, как он пытался спрятать от нее глаза, сказали ей правду яснее всяких слов. Поэтому, когда он оправился настолько, чтобы ответить, его голос звучал неубедительно:

– Шарлотту Коллинз? Откуда, черт возьми, ты это взяла? Что за нелепое предположение! Знаешь ли, Вашингтон может потягаться с любой столицей мира по части слухов и сплетен. Единственная причина, почему я встречаюсь с Шарлоттой, – это потому, что через нее я получил доступ к министерству иностранных дел, и тебе это известно.

– Знаешь что, Брэд, – возразила она безжизненным голосом. – Самое ужасное в том, что я тебе верю. Я понимаю, что в твоих отношениях с ней нет ничего личного, во всяком случае, с твоей стороны. Не сомневаюсь, что Шарлотта находит тебя очень привлекательным и, будучи холодным и расчетливым, ты используешь эту возможность потрафить лицу, имеющему власть, не важно, женщина это или мужчина. Есть ли бездна, в которую ты по рецепту Макиавелли не решился бы рухнуть ради удовлетворения своих честолюбивых устремлений?

Он сидел на краю кровати, уставившись в ковер.

– Ладно, – сказал он наконец покаянным тоном. – У меня действительно был романчик с Шарлоттой. Но это не имеет никакого отношения к нам. Я люблю тебя и всегда буду любить. Шарлотта ничего для меня не значит, она мелькнула и исчезла. Она и в подметки тебе не годится, дорогая.

– Знаю, что она недостойна того, чтобы чистить мои башмаки, – последовал ее ядовитый ответ.

Он поднял на нее глаза, неуверенный и хмурый.

– Как ты странно это выразила. Послушай, Шарлотта потешилась со мной. Теперь же ее влечет к новым и более перспективным отношениям. Почему бы нам не забыть раз и навсегда этот злополучный эпизод? И, если ты все еще расположена заниматься любовью…

– Нет, благодарю, – кисло отозвалась она.

Когда на следующее утро Майра вышла к завтраку, Тельма сидела за столом одна.

– Брэд и Сэм отправились по делам так рано? – спросила Майра.

– Нет, Сэм дает Брэду кое-какие инструкции по поводу некоторых строительных работ, которые должны быть выполнены, пока мы будем в Европе. Он хочет быть уверенным, что все будет сделано как положено. Речь идет о новом лодочном сарае на реке. Вы хорошо спали, дорогая?

– Как пресловутое бревно. Как вы себя чувствуете, Тельма?

– Измученной. Полночи меня душил кашель. Сэму придется снова получить рецепт на лауданум, когда он поедет в город. Давайте позавтракаем. Я позову Мелиссу.

– Нет, благодарю вас. Я сегодня не хочу завтракать. – Она похлопала себя по животу. – За то короткое время, что я живу у вас, я поправилась на пять фунтов. Вы так хорошо нас кормите.

– Чепуха, у вас фигура Афродиты… богини любви.

Майру расстроило выражение печали с примесью зависти в глазах Тельмы.

Майра нежно положила руку на плечо своей хозяйки.

– Мне надо переодеться в костюм для верховой езды и поискать Брэда и Сэма у реки.

Пятнадцатью минутами позже она уже сидела верхом на Рексе и направлялась легким галопом к реке. Проехав милю, она свернула вправо и оказалась на поросшем травой склоне холма, потом въехала на вершину. Отсюда она могла видеть реку на полмили и балки и стропила недостроенного лодочного сарая. Поблизости паслись две лошади, но всадников видно не было. Она пришпорила своего мерина, и крупная лошадь помчалась вниз с холма по высокой траве, ласкавшей ноги Майры нежным, как прикосновение пера, касанием. Она уже покрыла половину расстояния, когда из-за штабеля бревен показался Брэд и вскочил на коня. Они встретились и придержали своих лошадей.

– Доброе утро, дорогая, – приветствовал он жену. – Сэм вводил меня в курс строительства, показывал мне чертежи нового лодочного сарая. Теперь мне надо поспешить – одеться и отправляться в Вашингтон. В одиннадцать в министерстве совещание.

– Отправляйся, дорогой… А где Сэм?

– Считает доставленный вчера строевой лес. Подозревает, что его обманули.

– Поеду к нему. Может быть, я смогу ему помочь.

– Хорошо… И помни, сегодня я вернусь рано.

Некоторое время она смотрела ему вслед – глаза ее сверкали гневом… потом она направила своего коня в ту сторону, где находился Сэм, почти скрытый за горой бревен. В руках он держал карандаш и скоросшиватель для бумаг. Он был так занят подсчетом, что не заметил ее, пока она его не окликнула:

– Чем это вы так заняты, Сэм?

Он поднял голову:

– Рад вас видеть, Майра. Занимаюсь подсчетами. И, как выяснилось, я был прав. Меня надули. Но им это так не пройдет. – Его глаза стали похожими на кремень. – Мои сделки всегда честные, и я не хочу быть обманутым. Я взгрею этого мошенника, сукина сына Тима Мэлони! – Он замолчал, продолжая делать какие-то пометки на бумаге в папке, которую держал в руках. Потом поднял глаза на нее: – Вы его спросили?

– Да.

– Я ведь сказал вам, что он не будет лгать. Верно? Он не солгал?

– Откуда вы узнали, что не солгал?

– Потому что он все рассказал мне о вашем разговоре.

Она спешилась и теперь смотрела на него. Ее аквамариновые глаза впились в его лицо.

– Что он сказал вам конкретно?

– Что у него был романчик с Шарлоттой Коллинз и что вы прямо обвинили его в измене. Он хотел узнать, ходят ли о нем сплетни в Вашингтоне и обычное ли дело эти сплетни. Я ответил ему, что любовные дела Шарлотты давно уже перестали кого бы то ни было удивлять, настолько они однообразны. А что вы ему сказали по этому поводу?

– Я не стала распространяться на эту тему.

– И что же вы собираетесь предпринять?

– Воспользоваться вашим советом. Вы ведь знаете эту поговорку: что подходит гусыне, подойдет и гусю.

Его глаза округлились, когда он увидел, что она расстегивает свою клетчатую рубашку. Расстегнув пуговицы, она распахнула ее, обнажив грудь.

– Черт возьми! Как ты прекрасна! – сказал он.

Сэм шагнул к ней и, наклонившись, принялся целовать ее груди – сначала одну, потом другую. Ее соски приподнялись и отвердели под его поцелуями. Она расстегнула пояс и застежку своих брюк, спустив их до щиколоток. Белья на ней не было. Дрожа, как травинка под ветром, Сэм медленно опустился на колени. Его руки обвились вокруг ее бедер, ладони легли на ее ягодицы. Он зарылся лицом в пушистое руно между ее бедрами и поцеловал ее в лонный бугорок. Руки Майры сомкнулись у него на затылке, она властно притянула его к себе, и ее бедра ритмично задвигались в такт с его языком, ласкавшим ее.

– Я готова, Сэм, – со вздохом прошептала она, – поторопись, раздевайся…

Она лежала ничком в сладко пахнущей мягкой и теплой траве на берегу реки и смотрела, как он сбрасывает одежду. Невдалеке ее жеребец негромко заржал и принялся рыть копытом землю. К черту жеребца! Вот он, Сэм Клинтон! У него было гибкое мускулистое тело, и он казался вдвое моложе своего возраста. Сложением он напоминал статую Давида работы Микеланджело. Его возбужденный орган казался почти перпендикулярным плоскому животу, выдавая снедавший его физический голод и желание, порожденные длительным воздержанием.

Майра раскрылась ему навстречу, и он встал на колени между ее бедер и вскрикнул, не в силах сдержать восторга от соприкосновения с ее нежной ласкающей плотью.

Внезапно ей припомнился ее первый возлюбленный, Боб Томас, и тот единственный раз, когда они были вместе. Тогда точно так же их согревало теплое солнце, а под ними была нежная шелковистая солома и побитая ветром трава.

Любовные объятия с Бобом были как утоление нестерпимой жажды студеной водой из чистейшего сверкающего источника. Секс с Брэдом был возбуждающим, опьяняющим, щекочущим нервы. Это напоминало глоток шампанского. С Сэмом все было иначе. Сэм оказался терпеливым, нежным любовником. В нем чувствовались большой опыт и знание того, как доставить удовольствие женщине. Сэм довел свои ласки до артистизма музыканта, играющего на скрипке, умеющего коснуться всех струн, не оставить нетронутой ни одной ноты в партитуре плотского наслаждения, и этим музыкальным инструментом стало ее тело. Любовные объятия Сэма были похожи на неторопливое наслаждение прекрасным выдержанным бренди, которое медленно цедят из хрустальной коньячной рюмки, чтобы не упустить ни одного нюанса и полностью оценить букет напитка.

Когда они разомкнули объятия, он улыбнулся и наклонился над ней, чтобы поцеловать ее в губы.

– Для меня это было чудесно. Я так благодарен тебе, моя дорогая, за то, что ты снизошла к увлечению старого человека.

Майра рассмеялась:

– Старого человека! Не смеши меня! Ты очень искусный любовник!

– Столь же искусный, как Брэд?

Она покачала головой:

– Любовников нельзя сравнивать, не важно, какого они пола, мужского или женского. Мы все неповторимы и уникальны во всем, что делаем в жизни, включая и секс.

– Думаю, ты права.

Он прищурился, глядя на нее:

– Ты чувствуешь себя виноватой, что изменила Брэду?

Она села, выпрямилась и положила руки ему на плечи.

– Нет, мне не думается, что я обманула Брэда. Я просто отплатила ему за неверность той же монетой.

Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, внезапно осознав иронию ситуации.

– Ты улыбаешься, как Чеширский кот,[11] – заметил он. – О чем ты думаешь?

– Забавно, когда подумаешь об этом. Брэд не был серьезно увлечен Шарлоттой. То, что он спал с ней, – просто благодарность за помощь в карьере. Когда я расскажу ему, что было между тобой и мной, но этого не случится, пока Тельма жива, я скажу ему, что спала с тобой по той же «благородной» причине. Или, если выражаться его языком, скажу, что в ответ на то, что ты обласкал его, выхлопотав ему назначение в Китай, я отплатила тебе такой же лаской.

Она улыбнулась ему той же загадочной кошачьей улыбкой и принялась ласкать его фаллос, готовый тотчас же откликнуться на ласки.

В тот же день у Брэда была встреча с Шарлоттой в «Таверне Джона Пила». Когда он туда прибыл, он был шокирован, увидев ее сидящей за стойкой бара. Женщина, сидящая в таверне, уже выглядела скандально, но тем более непристойное зрелище представляла собой женщина, сидящая за стойкой бара. По обе стороны от нее находились двое мужчин. По их оживленному разговору и искреннему смеху он понял, что они добрые друзья.

– Дорогой, – приветствовала она его, поднимаясь навстречу. Она подошла и поцеловала Брэда в щеку. – Хочу тебя познакомить с моими друзьями.

Она указала на красивого молодого человека со смуглой кожей южанина и плутоватой улыбкой.

– Это управляющий таверной Луис.

Луис был модно одет в синий фрак, желтые панталоны и чулки до колен ярко-красного цвета. На его лакированных кожаных башмаках красовались блестящие медные пряжки.

– Луис, это мой добрый друг капитан Тэйлор.

Луис понимающе улыбнулся и поклонился.

– Для меня радость услужить вам, капитан.

Он сделал знак бармену:

– Терри, подай напитки за счет заведения… А теперь, если сеньор и сеньорита Коллинз извинят меня, мне придется вернуться к своим обязанностям.

Шарлотта представила Брэда другому своему другу, высокому темноволосому мужчине с угрюмым и замкнутым лицом и выражением человека, много путешествовавшего по свету и видавшего виды.

– Капитан Тэйлор, хочу вас познакомить с Элом Уэлли.

– Рад познакомиться с вами, капитан. – Они обменялись рукопожатием. – Кстати, если вы когда-нибудь попадете в клуб «Ривербоут», загляните ко мне. Я угощу вас выпивкой. Мне пора. У меня начинается работа в три часа.

Он поклонился и оставил их.

После того, как новый знакомый удалился, Брэд заметил:

– Кажется порядочным малым. Что у него за работа?

– Эл – профессиональный игрок. И я бы посоветовала тебе держаться подальше от клуба «Ривербоут». Эл – один из самых известных шулеров по эту сторону Миссисипи. Он привлекался к ответственности за нечестную карточную игру на всех пароходах, плавающих по Миссисипи.

Брэд покачал головой:

– Да, вероятно, все здесь, клиенты и служащие, – одного поля ягоды.

Шарлотта улыбнулась:

– Брось камень тот, кто без греха… Понятно?

Он ответил ей глуповатой улыбкой:

– Еще бы! Думаю, и я не без греха. Кстати, Майра знает о нас.

С таким же успехом он мог бы сказать, который час, потому что она не проявила ни малейшего интереса к его сообщению. Пожав плечами, Шарлотта ответила:

– На твоем месте я бы не придавала этому особого значения. Можешь не сомневаться, что меня совершенно не интересует, кто о нас знает.

Он устало кивнул:

– Не сомневаюсь, что я только один из номеров в длинном списке твоих побед.

Когда она ответила, он услышал нотку презрения в ее тоне:

– Тебе незачем играть со мной в игры, мой мальчик. Ты прекрасно сознаешь, что вовсе не ты побежденный! Ты использовал меня, чтобы добиться своей личной цели, но меня это не трогает. Ты славный собеседник, красивый малый. С тобой приятно появиться на людях. К тому же ты настоящий жеребец в постели. Кстати, у меня к тебе есть конфиденциальное послание от государственного секретаря Сьюарда. Он прекрасно осведомлен о том, что недавняя поддержка приобретения Аляски подавляющим большинством членов конгресса достигнута главным образом благодаря кампании, которую ты столь удачно провел в министерстве обороны.

Она вытащила сигару из портсигара и поднесла к губам.

– Государственный секретарь просил меня заверить тебя, что его министерство поддержит твое прошение о включении в число тщательно отобранных членов комитета по Китаю.

– Я ценю это, дорогая, и знаю, что обязан этим тебе и Сэму Клинтону.

Он извлек спички из кармана, но бармен Терри опередил его и поднес Шарлотте уже зажженную спичку.

– Мисс Коллинз, пожалуйста, позвольте мне.

Она вдохнула дым и улыбнулась бармену:

– Благодарю вас, Терри, и пожалуйста, принесите капитану Тэйлору бурбон и воду.

Брэд посмотрел вслед удаляющемуся бармену:

– А какой у него индивидуальный порок?

– Терри славится тем, что обычно к концу вечера он смешивает напитки случайно забредших сюда посетителей и устраивает ерш, а потом проскальзывает через черный ход и ждет, когда они, шатаясь выходят на улицу. Там он оглушает их ударом мешка с песком по голове и очищает их карманы от лишнего груза.

– Славный малый! Верно? А выглядит таким невинным с этими его светлыми волосами, вежливыми интонациями и пенсне.

Позже, когда они пили и ели за своим любимым столиком в углу, Шарлотта сказала:

– Я надеюсь, что Майра, узнав о нашем романчике, не помешает нам продолжать наши отношения. Ты мне еще не надоел.

Брэд почувствовал, будто внутри у него все сжалось и съежилось. Ему трудно было выдержать холодный взгляд ее синих глаз, не теряя при этом самоуважения. И, понимая, что роняет себя в собственных глазах еще ниже, ответил самодовольным тоном:

– Нет, не вижу причины порывать. – И добавил: – Пока мы можем быть полезны друг другу.

Ему хотелось дать ей пощечину, когда он услышал ее язвительный смех, но вместо этого он вцепился в деревянную скамью с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.

Когда они покидали таверну, Луис попрощался с ними:

– Надеюсь снова увидеть вас, капитан Тэйлор.

– Уверен, что мы встретимся снова, Луис. Еда и обслуживание выше всяких похвал.

– Несмотря на свою благообразную внешность, Луис – отъявленный мерзавец, – заметила Шарлотта.

– А с чего бы это ему отличаться от других?

– По рождению он пуэрториканец и в течение полувека его отец и дядья плавали под «Веселым Роджером».[12]

– Неужели они были пиратами? – недоверчиво спросил Брэд.

– Причем грозой Карибского моря. В конце концов их всех переловили и повесили, за исключением Луиса. Говорят, все еще существует ордер на его арест за пиратские подвиги, убийства и другие предосудительные делишки и преступления.

Когда Брэд подсаживал Шарлотту в экипаж, она спросила его:

– Я увижу тебя сегодня вечером?

– Сегодня нет, – твердо ответил он, – только не сегодня.

Она улыбнулась, поняв его намек.

– Сегодняшний вечер посвящается налаживанию супружеских отношений, да?

– Это важно.

– Понимаю. Ну… тогда желаю приятно провести время, и передай мой нежный привет милой Майре.

В тот вечер, как и поклялся, Брэд вернулся в Брайерклифф. За ужином все четверо были в приподнятом настроении, и Брэду показалось, что никогда он не видел Майру более сияющей и ослепительной. Сэм тоже был в ударе. Он был весел и оживлен. И даже на щеках Тельмы появился слабый румянец, и она выпила два бокала шерри.

– Нам придется отложить свой отъезд на две недели, – объявил Сэм. – В Вашингтоне у меня появились срочные дела, с которыми я должен покончить до отъезда, включая и ваше назначение.

Брэд запротестовал:

– Пожалуйста, Сэм, не оставайтесь из-за меня. Я думаю, что время для вас важно и… – Он оборвал фразу, не окончив ее, и они, все трое, исподтишка посмотрели на Тельму, гадая, поняла ли она, что он собирался сказать.

Тельма с твердостью отмела его попытку проявить деликатность к ней:

– Глупости! Неделя или две ничего не изменят. Сэм, налей мне еще вина. Сегодня я чувствую себя празднично.

Когда Брэд и Майра оказались в постели, он исполнил свое обещание, данное накануне, и был нежным и страстным с женой. Он испытал облегчение, встретив в Майре полную готовность разделить его страсть. Похоже было, что известие о его романе с Шарлоттой Коллинз никак не повлияло на ее сексуальность и ничего не изменило. Ни в ту ночь, ни в последующие она не заговаривала об этом.

Лежа в постели, она объявила Брэду как бы между прочим:

– Ты знаешь, меня бы не удивило, если бы оказалось, что я беременна.

Его будто громом поразило.

– Ты серьезно? Не могу этому поверить!

Она хихикнула:

– Это неудивительно, если учесть, что несколько месяцев мы старательно трудились в спальне.

– Я это понимаю. Просто я не ожидал, что это произойдет так скоро.

– Ты огорчен?

Он обнял и поцеловал ее.

– Огорчен? Что за нелепое предположение! А ты знаешь, я всегда мечтал иметь сына, который последовал бы по моим стопам.

– Постараюсь, чтобы это был мальчик, приложу все усилия.

Брэд резким движением спустил ноги с постели на пол и взял сигару с ночного столика. Он был опьянен своим успехом: деятельностью в министерстве обороны, встречей с Шарлоттой Коллинз и Сэмом Клинтоном. Их объединенные усилия дадут результат, которым, как он надеялся, станет его назначение в престижный комитет по Китаю. А теперь вот еще он должен был стать отцом!

Его глаза засверкали, когда он представил свое будущее, свое и Майры. Повернувшись к ней, он сказал:

– Все это и рай в придачу! Знаешь, как пишут в романах? «…Они жили долго и счастливо…» Боже мой! Я пойду спущусь вниз и сообщу Сэму добрые вести. Он работает в кабинете.

Он накинул халат и завязал пояс.

Майра наблюдала за ним со смешанным чувством удовольствия и гордости оттого, что подарила ему такую радость. Он снова поцеловал ее, прежде чем выйти из спальни.

Она лежала, уставившись в потолок, вспоминая его слова: «…Они жили долго и счастливо…»

– А почему бы и нет? – сказала она, повернулась на бок и уснула.