Венецианская маска. Книга 2

ГЛАВА 18

Уже забрезжил рассвет, когда Мариэтта проснулась и, не залеживаясь в постели, поднялась. Дети еще спали, когда она, приняв ванну, набросила на себя халат и села завтракать. Она слышала, что новый комендант, как и генерал Бонапарт, имел обыкновение вставать засветло, подумала, что лучше будет, если их встреча состоится пораньше, до того, как рутина дня не захлестнет его. Уложив волосы и придав прическе большую объемность в соответствии с модой сегодняшнего дня, требовавшей, чтобы прически как бы дублировали пышность форм платьев своих хозяек, Мариэтта не торопясь надела свой туалет, который с ночи дожидался ее, аккуратно разложенный на диване.

Роскошный персиково-розовый шелк очень выгодно оттенял ее золотисто-рыжеватые волосы и бледность кожи. Платье имело довольно глубокое декольте, отороченное пышными кружевами, отчего создавалось впечатление, что она, демонстрируя свою грудь, в то же время скрывает ее. Рукава до локтей давали возможность обозреть ее изящные руки, верхняя юбка разделялась и открывала нижнюю из полосатого атласа той же цветовой гаммы, чтобы не умалять эффект от сочетания цвета ее волос и платья. Мариэтта выбрала очень скромные, неброские серьги и отказалась от перстней, оставив лишь скромное обручальное кольцо. Она очень тщательно продумывала каждую деталь своего ансамбля. Чрезмерная пышность бижутерии вряд ли расположила бы ее собеседника к проявлению сочувствия, в то время, как скромная нить жемчуга и простое, лишенное вычурности колечко подчеркнули бы ее статус жены заключенного, в намерение которой вряд ли входило предлагать себя в обмен на выполнение ее просьбы.

А что, если офицер потребует именно этого? Ведь он победитель, и к тому же, судя по всему, мужчина темпераментный, так что такого поворота исключать было нельзя. Мариэтта почувствовала, как по ее телу прошла дрожь, вызвавшая даже головокружение. Прикрыв глаза, она схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть. Но неприятное чувство дурноты скоро миновало. Что же, если все произойдет именно так, тогда она готова заплатить и такую цену за то, чтобы ее Доменико обрел свободу. Ничто в мире, никакие самые ужасные предложения не способны были остановить Мариэтту в ее стремлении использовать каждую возможность спасти его.

Надев шляпку, она стала очень придирчиво поправлять ее перед зеркалом. Узкие поля, обтянутые кремовым шелком, чуть приподнимались вверх, и широкая розовая лента спускалась по левую сторону лица, которое закрывала тонкая, почти воздушная вуаль.

Шлепанье босых ног по полу заставило Мариэтту обернуться. Это была Елизавета. Девочка со сна терла глаза кулачком. Но увидев, как Мариэтта одета, она тут же радостно воскликнула.

— Мама! Ты выглядишь прямо как принцесса!

Это вызвало у Мариэтты улыбку.

— Как приятно получить такой комплимент, да еще с утра! Мне надо сказать Адрианне, они, наверное, уже встали, что я нынче собираюсь нанести визит военному коменданту и отправлюсь в Дворец дожей. А теперь, раз ты уже встала, будь добра, сделай это за меня и объясни Лукреции, что меня какое-то время не будет в магазине, так что пусть открывает сама.

— А можно и мне пойти с тобой?

— Нет, я должна пойти одна. — Мариэтта нагнулась и поцеловала девочку. — А ты веди себя хорошо и помоги Адрианне заниматься с близнецами. Ты же знаешь, какой концерт может иногда устроить наш Данило.

Взяв шелковый ридикюль и захватив с собой стопку бумаг, среди которых была и брошюра Пьетро, а также письма из Падуи, которые ей вручил он же, Мариэтта была готова отправиться.

— Помахай мне рукой, мамочка, я буду смотреть из окна, как ты пойдешь, — стала упрашивать ее Елизавета.

— Обязательно!

Выйдя в переулок, Мариэтта обернулась и с улыбкой помахала рукой девочке, подумав про себя: хорошо, что она будет знать, куда направилась мама Мариэтта, и сможет передать остальным, чтобы те не беспокоились, если ей вдруг придется задержаться надолго — ведь ее запросто могли и арестовать под каким-либо предлогом, чтобы избавиться от ее докучливых визитов в будущем.

Солнце уже стало золотить верхушки крыш, и на канале Гранде происходила обычная утренняя сутолока, набережная заполнялась людьми, идущими по своим делам. Она наняла гондолу, попросив, чтобы ее доставили к Моло, и вскоре уже увидела Дворец дожей, который, светясь розовыми стенами, выглядел отсюда как и прежде, и никому в голову не могло прийти, что внутри у него все далеко не так, как прежде.

Когда она сходила на берег вблизи Моло, группа французских солдат, занятых чисткой лошадей в превращенной в конюшню колоннаде Дворца, даже присвистнули от восхищения, когда она проходила мимо, так и застыв с щетками в руках, но Мариэтта, даже не повернув головы в их сторону, быстро прошла Пьяцетту и направилась к роскошному входу, у которого несли службу часовые. Неподалеку цветочник продавал букетики цветов, и Мариэтта вдруг увидела ярко-красные цветы граната. Это вызвало у нее грустную улыбку при воспоминании о годах молодости, проведенных в Оспедале, и она, остановившись около торговца, купила маленький букетик, который сунула в декольте как талисман.

Часовые не стали ее окликать, когда она входила в роскошное здание — здесь было полно людей, которые входили и выходили, как военных, так и гражданских. Она не пошла к боковому малому входу, где довольно много людей дожидалось, когда они смогут попасть к тому или иному представителю военной власти по своим делам. Нет, это было не для нее. Мариэтта направилась прямо на лестницу Великанов — шедевр архитектурного Ренессанса из розовато-палевого мрамора. Пройдя через портал вверху, она вошла в золотое великолепие здания.

Тут же перед ней вырос дежурный сержант. Лишь высшему офицерскому составу и важным особам дозволялось пользоваться этим входом, но эта великолепно одетая, осанистая синьора, к тому же, как отметил про себя сержант, красивая, явно подходила для того, чтобы войти во дворец именно отсюда.

— Добрый день, синьора.

Мариэтта ответила по-французски:

— Я желаю видеть коменданта.

— У вас есть договоренность с ним?

— Нет, именно поэтому я и пришла в такой ранний час. Но он примет меня.

Этот краткий диалог поверг сержанта в неуверенность.

— Могу я узнать цель вашего визита?

— Это частный визит. — Мариэтта с самого начала решила действовать напропалую, ничего, немного лжи и тумана помогут ей преодолеть то, что другие бы не сумели. — Полагаю, вам не следует обременять себя подобными вопросами, — чуть оскорбленно и достаточно высокомерно ответила она.

Сержант, ничего на это не ответив, повернулся к двум стоящим неподалеку лейтенантам. Выслушав его, те с интересом стали рассматривать Мариэтту, в их глазах появилось выражение учтивости. Один даже расплылся в улыбке. Нужно было быть глупцом, чтобы не понять, что ее здесь приняли за очередную пассию их командира.

— Пожалуйте сюда, мадам, — пригласил ее тоже по-французски офицер. — В это время полковник разбирается с корреспонденцией, но ее сегодня не очень много, так что я провожу вас к нему.

Мариэтта и сопровождавший ее офицер шли какими-то роскошными гостиными, поднимались по лестницам. Ей приходилось бывать здесь раньше с Доменико, Бог знает, как давно, еще в другой жизни. Она отметила, что многие картины исчезли, на их месте грустно белели пустые прямоугольники стен. Лейтенант без умолку болтал, осыпая Мариэтту комплиментами по поводу ее безупречного французского. Та, рассеяно улыбаясь, отвечала ему. Он интересовался, давно ли она живет в Венеции, и узнав, что давно, принялся расхваливать чудесный город в лагуне. Когда они вошли в приемную коменданта, сидевший за столом сержант вскочил и приветствовал офицера.

— Эта синьора с визитом к полковнику, — объявил лейтенант и повернулся к ней. — Ваше имя, мадам?

— Можете сказать, что пришла синьора Мариэтта.

«Видимо, замужняя дама, не желающая афишировать свой визит», — заключил лейтенант.

— Рад познакомиться с вами, мадам.

Поклонившись, он уже собирался войти в кабинет полковника, чтобы доложить о ее прибытии, но сержант подозрительно прищурился.

— Кажется, я знаю эту женщину. Она из магазина масок на Калле делла Мадонна. Я покупал там маски для жены и дочерей, как только приехал в Венецию. Это жена заключенного, того самого, Торризи!

Услышав это, лейтенант преобразился.

— Проводите ее из дворца! — отрывисто распорядился он.

Мариэтта рванулась к дверям кабинета полковника, но сержант, опередив ее, железной хваткой остановил. Она стала отбиваться, и стопка бумаг упала на пол, рассыпавшись. Ей не дали возможности подобрать их. Мариэтта с раскрасневшимся от возмущения лицом стала протестовать, но, несмотря на это, ее стали выводить из приемной, и они уже были в коридоре, когда лейтенант остановил сержанта и велел им вернуться.

— Обождите, сержант! Верните сюда синьору Торризи. Полковник примет ее.

Мариэтта подумала, что полковника привлек шум в приемной, и он решил сегодня с утра быть добреньким. Лейтенант доже собрал бумаги с пола, и, сложив их в стопку, с поклоном вручил ей.

— Мои извинения, мадам.

Поклонившись в ответ, она взяла у него бумаги. Понятно, ведь офицер всего лишь исполняет свой долг. Вернувшись, сержант распахнул перед ней дверь роскошного, даже помпезного салона, и ее представили полковнику как синьору Мариэтту Торризи. Он стоял, повернувшись к окну, ей были видны лишь его широкие плечи, обтянутые темно-синим мундиром, опоясанным трехцветным французским флагом. Его темные волосы, коротко постриженные, были тщательно прилизаны — новый стиль, который ничем не должен напоминать прежние напудренные парики аристократии. В этом было еще одно проявление в стремлении отделаться от наследия монархизма.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились меня принять, полковник.

И тут Мариэтта услышала, как давным-давно знакомый ей голос произнес:

— Моя дорогая Мариэтта, как только я увидел тебя идущей через внутренний двор, тут же подумал, что ты узнала о моем приезде сюда. Вот глупо, тебе не кажется?

Это был Аликс. Посерьезневший, раздавшийся в плечах, он повернулся к ней и улыбнулся. Мариэтта застыла как вкопанная, не в силах вымолвить ни слова.

— Аликс! — едва слышно произнесла она. — Быть этого не может!

Он подошел к ней.

— Вот я и приехал в Венецию, как обещал тебе когда-то, но все оказалось не так, как мы с тобой мечтали.

Встреча эта привела Мариэтту в смятение. Несмотря на его радушие и приветливость, это был уже не тот Аликс, которого она знала какую-то пару сумасшедших недель, а человек, который бросил ее ради другой женщины. Что стоило ему и сейчас отвернуться от нее точно так же, как только он узнает, ради чего она здесь?

Взяв ее за локоть, он церемонно провел ее к диванчику и, усадив, уселся напротив, положив руку на спинку дивана, скрестив ноги в белых лосинах и высоких блестящих ботфортах и глядя на нее.

— Сколько я о тебе думал, сколько вспоминал, задавая себе один и тот же вопрос: как ты. Каждый раз, когда какая-нибудь итальянская оперная труппа приезжала в Париж на гастроли, я не пропускал ни одного концерта, ни одной оперы, я все глаза проглядел, листая программы в поисках твоего имени.

— В Париже? — недоуменно спросила она. — А как же Лион и ваша шелкопрядильная фабрика?

— О, с ней все в порядке, она под надежным присмотром моей супруги. Она оказалась прекрасным хозяином и сильным коммерсантом, но брак наш оказался неудачным. — Он сокрушенно покачал головой. — В конце концов, я оставил Луизу управлять фабрикой, а сам решил податься в армию. Теперь Париж для меня место службы и дом родной. Как только выдается возможность, я сразу же еду в Лион повидаться с детьми и моей овдовевшей матерью.

— Я помню, что в твоей жизни фабрика всегда играла большую роль. И для тебя всегда трудно было отказаться от нее.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Не труднее, чем заставить себя поверить в то, что ты окончательно потеряна для меня.

— О, это было уже так давно, — отстраненно произнесла Мариэтта.

— Разве? А вот для меня сейчас сидеть с тобой — это так, словно все было вчера. Расскажи мне о себе. Сколько ты уже замужем за Торризи?

— Тринадцать лет, но восемь из них мы в разлуке по причине его ложного обвинения и заключения.

Он никак не комментировал это.

— А пению ты себя никогда не посвящала?

— Нет. Когда-то, до того как я вышла за него замуж, я думала пойти на сцену, но это было давно. А сейчас у нас с Доменико дочь и двое близнецов: мальчик и девочка. А ты? Как жил ты? У тебя есть дети? Как твоя семья пережила террор? Ведь это было страшное время для Франции.

— Это большое кровавое пятно в нашей славной истории. — Перед глазами Аликса вдруг встала гильотина, воздвигнутая в Лионе на том месте, где они мальчишками так часто играли. — Среди владельцев фабрик были и такие, что пошли на гильотину, но те, кто всегда боролся за улучшение жизненных условий рабочих и их семей, не пострадали. К счастью, Луиза всегда пеклась о том, чтобы рабочие жили и работали в человеческих условиях, и поэтому никто из моих родственников не пострадал.

— Я всегда молилась за тебя в те времена, — призналась Мариэтта.

— Очень большое снисхождение с твоей стороны помнить и заботиться обо мне после того, что между нами произошло.

— Еще в детстве я постигла, что жизнь наша часто зависит от событий, контролировать которые нам не дано… — Она смотрела ему прямо в глаза. — Нам следовало с самого начала ожидать, что все кончится именно так. Ведь мы с тобой, как Арлекин и Коломбина — для них тоже так и не настало время счастливых встреч.

Алике пожал плечами.

— Сомневаюсь, что в то время вообще можно было так думать. А потом… потом я и не пытался забыть тебя, Мариэтта. Вероятно, это было не очень милосердно по отношению к Луизе, но она, боюсь, вряд ли была способна обратить на это внимание. Ей было не до того — она с головой ушла в свою работу и финансы.

— Армейская жизнь пришлась тебе по вкусу?

— В общем, да, но не то, чем я занимаюсь здесь. Ведь я солдат, а не собиратель ценностей, которые никак не следовало вывозить отсюда, где им место. Я нахожу это отвратительным! — Он наклонился к ней, и теперь их лица были совсем близко. — Я иду за Бонапартом, потому что вижу в нем лидера, способного поднять нашу страну из того смрада, в который повергла Францию Директория, и тех преступлений, которые совершались во имя Свободы. Он хочет сделать Францию центром истинной свободы и примером для всего мира!

— Я верю, что ты прав, но в настоящее время он разрушитель любого государства, куда бы ни вошел.

— По приказу Директории! Перед нами стоит задача вывезти из Венеции все ценное, чтобы это не досталось австрийцам. Последнее соглашение с ними предусматривает, что несколько месяцев спустя они войдут сюда, и мы передадим им Венецию.

Она разочаровано откинулась на спинку дивана.

— Значит, Венеция теперь не больше, чем пешка в игре чужих правительств! Мне кажется, что справедливости уже нет и в помине. Доменико столько лет в заточении по милости какого-то лживого заговора, а теперь, когда его невиновность доказана, и ты, как и твой предшественник, и слышать об этом не желаешь! А доказательства вот! — Она потрясла перед его лицом стопкой бумаг… — И я требую его освобождения именем вашего же революционного лозунга «Liberté, égalité, fraternité»[2]!

— Мне они не требуются. У меня есть копии в деле, которые я обнаружил, просматривая бумаги своего предшественника.

— Ты внимательно их просматривал?

— Не могу сказать. Они не относятся к числу документов первостепенной важности, но это никак не означает, что они не привлекли бы моего внимания через некоторое время. Когда я смотрел это дело, кое-что показалось мне очень интересным.

— Прошу тебя, прочти их снова.

Он улыбнулся.

— Сегодня у меня по меньшей мере с десяток всяких аудиенций и встреч, включая визит двух весьма высокопоставленных иностранцев и одного швейцарского дипломата. Скажи мне вот что, Мариэтта, ты счастлива в браке с Торризи?

— Была счастлива до его ареста, и надеюсь, так же будет и после того, как он выйдет на свободу.

— Это был брак по любви?

Она решила ответить безо всяких экивоков.

— В начале нет, но потом — да, причем с моей стороны это чувство возникло раньше, чем с его.

Он одобрительно кивнул.

— Мы всегда были честны друг с другом. А теперь и я скажу, что не любил ни одну женщину, кроме тебя. Когда я узнал о своем назначении в Венецию, я, как мальчишка, вбил себе в голову, что, приехав сюда, вновь обнаружу тебя в Оспедале, и все будет, как прежде. — Он нежно коснулся пальцами ее щеки. — И в первый же день после приезда я прошелся по тому самому переулку, куда выходила дверь в стене, через которую ты выбиралась на свидание со мной. А потом я стал глазеть на окна в надежде увидеть тебя. Но случилось так, что я увидел тебя из окна своего кабинета, и только сегодня утром.

— А ты справлялся обо мне в Оспедале?

— Да. У одной пожилой монахини, у которой, глаза, как буравчики, которая, лишь увидев мою форму, поджала губы и стала молчать, но потом, позабыв об обете, в таких выражениях стала распекать меня и наши войска в Венеции! В конце концов, она все же сказала, что тебя уже давным-давно нет в Оспедале.

По описанию она тут же догадалась, что это могла быть лишь сестра Сильвия.

— И мечта твоя рассеялась как дым, — тихо произнесла Мариэтта.

— Она так или иначе принадлежит прошлому.

— Все так и должно быть, но ради всего того, что было когда-то между нами, я умоляю тебя прочесть материалы, касающиеся Доменико, и сейчас же! Я хочу забрать его домой после того, как ты закончишь их изучение.

Он взял ее руки в свои.

— И ты заставляешь меня отбросить в сторону наш второй шанс, так и не воспользовавшись им?

Она покачала головой.

— Это просто иллюзии, дорогой мой Аликс. Прошу тебя, сделай то, о чем я тебя прошу.

Он молчал, лицо его стало серьезным, у рта образовалась жесткая складка. Мариэтту охватил страх при мысли, что он может просто отказаться, но он, наконец, со вздохом кивнул.

— Хорошо.

Вызвав сержанта, Аликс предупредил его, что отменяет все встречи до самого полудня. Достав папку из выдвижного ящика, положил ее на стол и уселся читать.

Это заняло много времени, поскольку в деле был представлен и полный отчет о судебном разбирательстве. Время от времени он отрывал взгляд от документов и задавал ей вопросы, но почти все время в кабинете стояла полная тишина, прерываемая разве что шелестом страниц и поскрипыванием пера, когда он делал для себя заметки. Мариэтта смотрела на его лицо в надежде по его мимике угадать хоть что-то, но оно оставалось непроницаемым. «Нет, — внезапно поняла она, — он не станет пренебрегать служебным долгом ради своих чувств».

Денщик принес кофе на серебряном подносе и блюдо крошечных пирожных. Алике отхлебнул из своей чашки не больше одного-двух глотков, и кофе так и остался стыть у него на столе, а он продолжал сидеть, углубившись в чтение. Прошло еще несколько томительных для Мариэтты часов ожидания, пока он в конце концов не закрыл папку. Его взгляд был спокоен.

— Произошла чудовищная юридическая ошибка. Твой супруг должен быть немедленно освобожден, и все его имущество и владения должны быть возвращены ему. В деле имеется инвентаризационная опись предметов, изъятых в результате конфискации из палаццо Торризи, и они могут быть найдены, я полагаю. — По выражению лица Мариэтты, Алике видел, какое несказанное облегчение испытала она, выслушав эту почти официальную фразу. Встав из-за стола, он подошел к ней, помог подняться и заботливо и нежно обнял ее. Ее голова прижалась к нему. Казалось, она не заметила, что его губы прикоснулись к ее лбу.

— Аликс, ты вернул мне моего Доменико, я всю жизнь буду помнить, что ты сделал для нас и для наших детей. — Она подняла на него взор. — Вели оповестить Доменико сейчас же, умоляю тебя. Он не может быть узником ни минуты больше.

— Согласен. — Аликс снова вызвал сержанта, и Мариэтта слышала, как он отдал приказание заняться освобождением Торризи. — Доменико приведут в гостиную, которая раньше была личными апартаментами дожа. Вы не должны встречаться в гнетущих условиях камеры.

— Мне бы хотелось самой дождаться его там.

— Сейчас я сам отведу тебя.

Взяв шляпу, Мариэтта последовала за Аликсом, но у двери он остановился и повернулся к ней. Настал момент расставания. Больше они никогда не встретятся.

— Всего тебе доброго, Аликс, — нежно произнесла она. Потом, вынув из декольте ярко-красный букетик, она подала его ему.

Аликс с улыбкой принял неожиданный подарок.

— Напоминание о моей Коломбине из Оспедале.

— О старых добрых временах.

Он понял, что она имела в виду. Девушкой Мариэтта почти стала его, но не та женщина, которую он сейчас видел перед собой и сердце которой рвалось к любимому. Склонившись, он на прощание поцеловал ее руку, и они вышли из кабинета.

В одной из самых пышных гостиных прежних апартаментов дожа Мариэтту оставили одну ждать Доменико. Было очень тихо, лишь большие часы на мраморе камина мерно отсчитывали время. И хотя она понимала, что пройдет достаточно много времени, прежде чем Доменико освободят, ей не сиделось, и она стала расхаживать по просторному помещению. Мысленно она рисовала планы их будущей жизни. Теперь, когда вилла вновь должна была обрести в них своих законных владельцев, они отправятся туда и много-много недель проведут вдвоем. Мирный тихий пейзаж, река и зелень помогут Доменико побыстрее приспособиться к долгожданной свободе. Позже к ним приедут дети, и они снова станут счастливой семьей.

Наконец, до нее донеслись звуки приближающихся шагов. Она так и застыла, не в силах сдвинуться с места. Дверь распахнулась, и в гостиную, как на крыльях, влетел Доменико. Он был высок, худ. На его землистом от долгих лет пребывания, в камере, осунувшемся лице светилась счастливая улыбка, это была улыбка человека, который празднует свое второе рождение. Раскрыв объятия, он шагнул к ней.

— Любимая моя!

Не в силах сдержать возгласов радости, они бросились обнимать друг друга. Он прижимал ее к себе, кружил по гостиной, внезапно останавливаясь, чтобы посмотреть и убедиться, что это не сон, и она смотрела на него, и по ее щекам текли слезы радости от встречи с самым дорогим в этом мире человеком.

В один из вечеров, это было несколько лет спустя после описанных событий, Мариэтта вышла на балкон посмотреть на канал Гранде. Был такой час и такое время года, когда заходившее солнце окрасило в янтарь Дворец дожей и сделало медно-красной Базилику, превратив Венецию в золотой город. Именно так он и выглядел в тот вечер, когда она впервые увидела его с борта баржи, доставившей ее в Оспедале делла Пиета. Сейчас тоже существовал и хор, и оркестр Оспедале, но вот только их уровень пал постыдно низко, остальные же школы, хоры которых внесли большой вклад в развитие музыки, вообще были закрыты.

Годы, прошедшие с тех пор, как пала самая Безмятежнейшая из Республик, не были милосердными к Венеции. Французы вскоре ушли, им на смену пришли австрийские войска. Но потом французы снова заняли город. И каждый раз, когда Наполеон Бонапарт посещал Венецию, он непременно бросал взгляд из окон дворца, построенного специально для него в конце площади Сан-Марко, той самой, которую он объявил на весь мир лучшей гостиной Европы.

Мариэтта была счастлива, что Доменико принял решение оставаться во дворце Торризи. Теперь это был один из немногих дворцов на набережной канала Гранде, в котором продолжала жить дворянская семья. Знать рассеялась кто куда, по причине нежелания или неспособности приспособиться к новой системе ценностей, да и многие простые жители Венеции, наскоро упаковав свои нехитрые пожитки, уехали дальше, потому что французы задушили этот испокон веку живший торговлей город непомерно высокими налогами. Даже море, которое от роду было другом и защитником венецианцев, внезапно ополчилось на них. Вода поднималась все выше и выше, грозя затопить древние стены города, который когда-то гордо возвышался над лагуной.

Палаццо Челано также пережил страшное наводнение несколько недель назад и теперь с трудом оправлялся от него. Мариэтта думала, что же произошло с тем роскошным полом из розового мрамора в гостиной, где Филиппо держал взаперти Элену. Пьетро был одним из первых, кто решил продать свой дворец. На средства, вырученные от продажи, он превратил свою и без того достаточно большую резиденцию в Падуе в прекрасный госпиталь для малоимущих. Бьянка, став его женой, также посвятила себя уходу за больными. Мариэтта надеялась, что они смогут присутствовать на свадьбе Елизаветы. Она выходила замуж за молодого банкира из Флоренции. После многих визитов к Элене и Никколо, у которых, кроме нее, детей не было, Елизавета решила остаться у них на целый год и за это время обручилась с молодым человеком. Мариэтта с нетерпением ждала, когда она сможет поехать во Флоренцию на свадебную церемонию и снова увидеться с Эленой и Елизаветой. После того как Доменико освободили, у них родилось еще трое детей, и она решила взять их с собой.

Мысли ее вернулись к Аликсу, которому она многим была обязана. Он так и не увидел ее после той встречи во Дворце дожей, потому что, пока они с Доменико отдыхали на вилле, его уже успели перевести куда-то еще. Глубокую скорбь вызвала весть о его гибели, когда он шел в атаку в битве при Маренго. Доменико, как мог, успокаивал ее, вместе с ней искренне переживая гибель своего избавителя.

Звук шагов заставил Мариэтту повернуться. Это была прислуга, люди зажигали люстры, и мягкий мерцающий свет упал на нее. Подошел Доменико. Несмотря на всеобщее отвращение в Европе к Наполеону, французская мода, вопреки всем условностям, по-прежнему занимала господствующее место — Доменико, как и большинство мужчин, носил волосы коротко остриженными и зачесанными вперед. Воротник его сюртука был высоким, а прежние бриджи до колен сменились узкими, в обтяжку, брюками. Сегодня они ожидали гостей, которые должны были прийти поиграть в карты, по этому случаю Доменико и решил немного принарядиться.

— Прекрасный вечер, — одобрительно заметил он, опершись руками на балюстраду. После страшных лет заключения он научился ценить свободу, каждое ее мгновение. Конечно, его печалили события, о наступлении которых он давно предупреждал, но он не терял надежды на будущее. Среди венецианцев рос и ширился дух независимости. И многие из горожан, в том числе и он, делали сейчас все, чтобы эти умонастроения не исчезли, а сохранились, что в конечном итоге должно было заставить завоевателей уйти из города. Мысленно Доменико представлял себе, как передаст знамя свободы своему сыну Данило, когда придет пора молодым сменить их поколение.

Он улыбнулся Мариэтте, и их руки сплелись.

— Скоро приедут гости, — напомнил он.

Она кивнула.

— Давай постоим здесь еще немного. Как ты думаешь, возродится ли когда-нибудь венецианский карнавал?

— Я не сомневаюсь в этом, но не такой долгий, потому что с ним может вернуться все зло прошлого и его пороки. А почему ты вдруг вспомнила об этом?

— Да ты знаешь, просто стояла здесь и думала о тех годах.

Вдруг в салоне позади них раздались оживленные разговоры. Прибыли Леонардо и Адрианна, другие гости, и Доменико отправился приветствовать их.

Еще несколько мгновений Мариэтта задержалась на балконе, бросив взгляд на заходящее солнце. Венеция. Несмотря на то, что пришлось пережить этому городу за последние несколько лет, его очарование, его магическое обаяние оставалось, и какие бы невзгоды не сулило будущее, безмятежный город всегда будет околдовывать тех, кому доведется увидеть его впервые, и воспоминание о нем останется у них на всю жизнь. Так, как это случилось с ней. А Венеция заявила на нее свои права задолго до того, как Мариэтта приехала сюда, именно в тот день, когда она, подняв крышку шкатулки, увидела золоченую маску.

Мариэтта увидела, что ее дожидается Доменико, махая рукой, и в ее глазах появилась спокойная счастливая улыбка. Рука об руку они вошли в салон. Он был ее Венецией.