Венера. Переплетая обрывки жизни

Подсвечник с грохотом упал на пол, вызвав ужасающий звук. Несколько человек, увидев, что свечи стали катиться в разные стороны, подскочили с бутылками минералки в руках. Видимо, это были самые трезвые. Всё произошло из — за моего неосторожного движения, когда я одарила пощечиной забывшегося гостя. Глаза его теперь были широко раскрыты и смотрели на меня с яростью. А потом он встрепенулся, и пока все пытались не допустить зарождения пожара, оскорбленный, двинулся на меня, осыпая последними матерными словами.

— Бл*, ты кто такая! — замахнулся мужчина, завершив свою речь.

Я проворно отскочила в сторону, соображая, как бы мне пройти к выходу, чтобы покинуть это заведение. Беда в том, что путь был «осажден» незнакомцами, которые вряд ли бы стали защищать меня от своего товарища. Да половина из них была в более печальном состоянии, чем этот герой.

— Держи её, Гев! — немного заплетаясь, прикрикнул обиженный, догадавшись о моих намерениях.

В ту же секунду рядом образовался какой — то шкафообразный громила, ехидно оскалившись и заключая меня в кольцо своих стальных рук.

Все перемешалось в голове. Шум не прекращался. Голоса, голоса, голоса… Мне казалось, я схожу с ума. Как же так получилось? Я одна, а их так много… Они приближаются… Глаза, полные низменных желаний. Им никто не указ. Каждый из них — сам закон. Плевать хотела бы вся администрация и охрана этого ресторана на мои крики…

Всё тот же, кого я ударила, потянулся к моему лицу рукой, намереваясь сорвать вуаль. Я даже не могла плакать. Все внутри сжигало от мыслей о том, что сейчас произойдет нечто непоправимое.

Господи, пусть я умру. Умру раньше, чем кто — то успеет обесчестить меня. Пожалуйста, эта странная игра и так слишком затянулась. Пожалуйста…

— Ладно, хватит, отпускай, Гев. Сева, убери руки. Вы её пугаете. Чего доброго, девушка подумает, что мы звери какие — то, совсем себя не уважаем и собираемся придаться утехам с её б/у — шным телом.

Этот голос звучал как скрежет металла. Как будто кто — то в моей голове вырезает каждую сказанную им букву острым ножом, причиняя нечеловеческую боль. Кукловод, прекрасно справляющийся со своими обязанностями — тянуть нити в ту сторону, которая нужна ему. Захотел — вправо, захотел — влево. Захотел — погубил, захотел — дал жизнь.

— Но… Ф — фел, ты же в — видел, он — на меня ударила! — с трудом закончил неудовлетворенный друг этого изверга.

Меня неожиданно выпустили из оков. Пришлось открыть глаза, чтобы видеть, куда ступать ногой. Я даже не стала поднимать головы, опрометью бросившись к вожделенным дверям. А дальше по коридору на ватных ногах до самого служебного помещения, не осознавая, что по щекам градом катятся слезы. Забежав в комнату, я стала срывать с себя костюм, каскадом падающий на пол, вуаль полетела следом. Кофта уже была на мне, когда я взглядом стала искать сумку. Натягивая джинсы, я босиком подбежала к ней и схватила, проверив наличие кошелька и телефона. Все остальное мне не нужно. Я не заберу ничего из того, что приносила сегодня с собой для выступлений. Пусть горит синим пламенем вместе со всеми, кто принимал участие в моем унижении.

Убежать. Раствориться. Умереть…

Я схватилась за ручку, вытирая темную влагу с щёк, и дернула на себя.

На пороге стояло это нечеловеческое существо. Ухмылка немного угасла, когда он увидел меня. А я же, наоборот, вдруг наполнилась неистовым чувством злобы. Жгучая всепоглощающая ненависть затуманила разум. Я накинулась на него и со всей силы ударила несколько раз по груди, чтобы освободить свой путь. Но что ему, этому дьяволу, мои слабые удары? Он даже не сдвинулся с места.

— Ненавижу тебя! Какая же ты мразь! Дай мне уйти! Уверена, для тебя вечер удался! — кричала я в истерике, стремясь вырваться.

Господин прокурор схватил мои руки, затем ловко замкнул оба мои запястья одной своей огромной ладонью.

— Гонорар, — одно слово, полное безразличия, было брошено в пустоту комнаты, отдаваясь эхом от стен.

И я чувствую, как мой живот обдаёт жаром от прикосновения его пальцев. А в следующую секунду его рука пропихнула деньги…прямо в моё нижнее белье.

Мне казалось, что уже ничего хуже несостоявшегося изнасилования не будет. Но…это добило меня вконец. Широко распахнутыми глазами, полными тихого ужаса, я потрясенно смотрела на его надменное лицо. А он, ничуть того не стесняясь, продвигал купюры дальше. Теперь они касались моей кожи в самом сокровенном месте…

— Спасибо, Багира. Ты оправдала все мои ожидания.

Сказано было это брезгливо, будто выплюнуто, хотя его рука продолжала держать мои запястья. Глаза сверлили меня, бросая вызов, мол, что, понравилось? Хочешь, повторим? Затем свободной ладонью, которой он до этого «оплачивал мои услуги», Феликс провел по моему мокрому лицу, оставляя дорожку после своих пальцев, которые окрасились в черный цвет.

Меня чуть не вырвало от омерзения. Я ослабла и практически согнулась пополам, чтобы попытаться сдержать рвотный рефлекс.

Он резко выпустил меня и отошел на шаг. А я опустилась на колени и прижала руки ко рту. Нет, нет, нет… Только не сейчас… Мамочки, нет…

Не знаю, сколько минут я так просидела, но, когда, справившись с непрошенным приступом, медленно подняла голову, Феликса в дверях уже не было. Я резко поднялась на ноги и побежала по коридору от греха подальше. В какой — то миг до меня дошло, что нечто под одеждой колется и сковывает мои движения.

Деньги! Мой Бог!

Просунув руку в джинсы, я резко вытащила грязные купюры и с отвращением пустила по воздуху. Они шелестели где — то сзади, пока я, вытирая оставшуюся влагу и собирая волосы, уверенно направлялась к выходу.

Дорогие машины перед роскошным зданием. Шикарная вывеска и чудесная летняя площадка. Всё кричало о состоятельности, которую могли себе позволить лишь богачи.

Дорогая жизнь. Но дешёвые люди.

Когда я ступила через порог самого дорогого ресторана в городе, как о том гласили слухи, уровень моей паники был поднят до предельного уровня. Каждую секунду я так и норовила развернуться и умчаться в неизвестном направлении. Не могла. Я обещала…

Церемония бракосочетания была абсолютно типичной, но Роза и Арам так сияли, а я была так рада за них, что на мгновение забыла о пристально следящих за мной глазах, черных, как сам уголь.

«Как ты посмела?» — стоял в них немой вопрос.

Конечно, он же предупреждал… Предупреждал, чтобы я не появлялась на свадьбе. А я поступила вопреки его воле, и теперь не знаю, чем всё закончится. Феликс испепелял меня взглядом при любом столкновении. Мне казалось, что вся кожа покрыта ожогами — настолько всё было реально. Но приходилось выдерживать ради Розы…

Венчание представляло собой нечто потрясающее. Я впервые за эти несколько дней на короткий промежуток времени почувствовала покой и умиротворение, слушая голос церковнослужителя. Ничего прекраснее рождения новой семьи, в которой оба влюблены, не может быть. Разве что, рождение новой жизни в этой семье в дальнейшем. Чистота и возвышенность таинства, символизирующего соединение двух сердец, поглотили меня. Но ровно до того момента, когда мы вышли из здания церкви.

Пока немногочисленные члены семьи — а на венчании собрались только самые близкие — поздравляли молодоженов, я спиной чувствовала сверлящий меня взгляд. Удивительно, но в почти тридцатиградусную жару мне вдруг стало холодно. Рядом стояли Вика и Нана, восторженно хлопающие в ладоши. Каждая из них — красавица. Невероятная прическа, макияж, дорогущее платье, парфюм… Я удивлялась, почему Феликс до сих пор не женат на одной из этих эффектных девушек. Может, в таком случае он не был бы таким жестоким, не превращал бы жизнь посторонних людей в ад? Хотя, стоит подумать и о другой стороне медали — любая женщина рискует быть несчастной в браке с таким чудовищем. После фееричной ночи мальчишника, которую он мне обеспечил обманным путем, я больше не поверю в какую — либо человечность или положительные черты характера этого человека. Он и не человек вовсе. Патологоанатомы — и то человечнее относятся к бездыханным телам, чем Феликс к живым существам.

Я даже не помню, как добралась домой в ту ночь. Не помню, как её пережила, встретив рассвет судорожными непрекращающимися рыданиями. Всё было в тумане, а душевная боль давно переросла в физическую. Почему в своё время меня никто не встряхнул, не привел в чувство, не предупредил, что я могу со своим стремлением оставаться незаметной вдруг ввязаться в такую историю? Откуда появился этот мужчина, решивший, что может вешать ярлык на меня и на мой образ жизни? И как, ради всего святого, как я это ему позволила?!

В реальность я вернулась практически вечером следующего дня. Почти сутки я была в прострации, размышляя над тем, что мне делать. В какой — то миг я вдруг очнулась и увидела, что сижу в полотенце с растрепанными волосами. Кажется, я долго принимала душ, когда попала домой. Но четких картинок в голове нет.

Мозг выдавал единственно верное решение — уехать на время к семье. То, чего я боялась столько лет. Чего избегала, трусила перед обстоятельствами. Папа…увижу его впервые за три года. Переживу ли?..

Одно я знала точно — что бы ни случилось, как бы ни угрожал мне Феликс, на свадьбу Розы я пойду в любом случае. Как бы мне ни была ненавистна сама мысль о том, что я его вновь увижу… Как бы мне не хотелось не вспоминать о том, как подло он поступил со мной… Я обещала Розе быть с ней. С моей стороны было бы каким — то предательством пропустить торжество человека, являющегося моим единственным другом. Она этого не заслужила. И потом, если бы вопрос зашел о причинах моего отсутствия, что бы я ответила? Не рассказывать же о её брате и его садистских замашках… Я была просто обязана пойти, быть рядом, а потом попрощаться с ней.

За сутки я собрала необходимые вещи, забронировала билет в Москву на следующий же день после свадьбы, но маме с братом звонить не стала. Пусть станет сюрпризом, адрес их дома у меня был. Действовала я четко и быстро, желая поскорее покончить со всем этим. Повезло же оказаться на пути человека, относящегося к категории «властителей мира сего», точнее, перейти ему дорогу — как он сам считал.

Но я боялась. Я так боялась, что Феликс устроит скандал, не стесняясь гостей, не задумываясь о своей сестре… Если бы у меня была возможность, я бы ему сказала, что покидаю город завтра. Что у него нет причин думать, будто я не усвоила «урок». Он ведь способен на всё…

Но часы в ЗАГСе и церкви прошли спокойно, хотя, я не могла не заметить, что брат невесты разгуливал с бутылкой коньяка и был мрачнее грозовой тучи. Именно поэтому, ступая в здание ресторана, я молилась о том, чтобы Господь позволил мне пробыть ещё два часа в спокойствии, а потом я удалюсь, не дожидаясь конца праздника.

За столом, где сидела я, находились Вика, Нана, Мариам с Рипсиме и ещё одна родственница Розы, которую я не знала. Будучи взвинченной и не желая лишний раз приковывать внимание Феликса, я предпочитала оставаться на месте, пока остальные веселились. Но настал черед «Танца Невесты», принятого в нашей культуре, и мы, подруги и сестры Розы, окружили её, приготовившись станцевать отрепетированный неделю назад танец.

Услышав мелодию, я попыталась немного расслабиться и не подвести Розу. Раз — два — три — четыре… В голове крутился счёт, а на лице была легкая улыбка. Руки, державшие одну из лент, тянущихся от самой невесты в стороны всех остальных, грациозно и синхронно двигались под музыку. Я постоянно наблюдала за любимой подругой с печалью в сердце, зная, что потом мы вряд ли сможем увидеться. Чуть позже я попрощаюсь с ней и уйду. Закроется очередная страница моей жизни — сложная, невероятная, которую я пока не в состоянии трезво анализировать.

Под неимоверные аплодисменты мы завершили наше маленькое действо, и жених увёл невесту обратно к столу, а мы расселись по своим местам.

— Венер? — над головой раздался мужской голос.

Я подняла глаза и в ступоре уставилась на своего двоюродного брата.

— Арут? Откуда ты здесь?

Я была так удивлена, что даже не ответила на его широкую улыбку.

— Хотел спросить тебя о том же самом. Пойдем, как раз медленный танец, поговорим.

Я извинилась перед девочками и тихо оповестила, что иду танцевать с братом, которого, не помню уже, когда видела последний раз.

— Если бы ты сейчас не станцевала, я бы тебя даже не заметил. Ты каким ветром здесь? — продолжает он улыбаться, медленно покачиваясь под музыку и поддерживая меня за талию.

Арут был не только моим братом, когда — то давно мы с ним считали друг друга лучшими друзьями. Он — сын родного брата моего отца. Наши семьи были очень близки, а мы с Арутом ходили в один класс, будучи одногодками. У нас была куча своих секретов, мы могли часами сидеть и обсуждать что — то, не замечая времени. Из 24 часов мы минимум 15 были на связи, а иногда и все 24, оставаясь друг у друга с ночевкой. У меня было счастливое детство.

А потом в нашей семье произошла трагедия, изменившая всё вокруг. И даже с Арутом мы постепенно стали отдаляться, в конце и вовсе не общались, только здоровались при входе в класс. Когда же одиннадцатый класс остался за плечами, наши пути совсем разошлись.

— Эй, Венчик? — проникает его насмешливый голос в мои воспоминания.

Я не сдержалась и улыбнулась ему в ответ.

— Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты меня так называешь.

— А ты хоть помнишь, когда я тебя так называл последний раз?

— Какие — то нотки обиды? Или мне показалось? — приподнимаю бровь, смотря ему в глаза.

— У меня разве есть право обижаться? Ты его отняла у меня лет десять назад, когда закрылась в себе, наплевав на всех, кто пытается тебе помочь.

— Не помочь, а пожалеть. Это разные вещи. И давай не будем ворошить прошлое. Особенно здесь. Тебе не кажется, что свадьба не лучшее место для таких вещей?

Арут сразу мрачнеет, и я понимаю, что была чересчур груба. Но такова моя реакция на любое упоминание о том периоде. Я никого не виню в том, что произошло, даже больше — понимаю каждого, кто старается держаться подальше. Но и я требую того же самого. Пусть ко мне никто не лезет и не обвиняет в том, что я забыла родственные связи.

— Да, ты права. Но я так и не услышал ответ, ты как здесь оказалась?

— Роза — моя подруга. А ты?

— Роза — дочь папиного близкого друга. Он пригласил нас.

— Дядя Артак тоже здесь? — я удивилась и машинально взглянула в сторону.

Это было явной ошибкой. Сразу же, будто какими — то неведомыми силами, я наткнулась на Феликса, который даже не скрывал, что следит за мной взглядом всё это время. А когда наши глаза встретились, он поднял бокал вверх, мол, «За тебя, дорогая», а затем осушил его одним движением. Выглядело как — то зверски, и я, содрогнувшись, сразу же отвернулась.

— Он сидит там, — Арут головой указал на столы в глубине зала, где находились практически одни мужчины. — Потом подведу тебя к нему, поздороваешься.

— Я очень удивлена, не знала об их дружбе. Видимо, она очень крепка, раз дядя Дживан пригласил вас на свадьбу дочери.

— У них давние связи, я сам не знаю, как они познакомились. Но все эти годы поддерживали дружбу.

Я растерянно кивнула, пытаясь припомнить, могла ли видеть отца Розы у нас дома. Ведь, когда у нас всё было хорошо, дядя Артак с друзьями часто бывал в гостях у моего папы. Я уже и не помню ни имена, ни лица всех тех, кого могла видеть, придя со школы.

— Эй, у тебя всё хорошо? — Арут наклонился чуть ниже, пытаясь заглянуть в лицо. — Ты неважно выглядишь.

Я вздохнула, умом и сердцем понимая, что моё время здесь подходит к концу, именно это меня и гложет изнутри.

— Если честно, я собираюсь уйти через полчаса. Просто устала.

Танец закончился, мы медленно продвигались к столам.

— Ты уверена, что всё хорошо? — учтиво спросил он ещё раз.

— Да, конечно.

— Венер…пожалуйста, если тебе что — то нужно, скажи мне. Я же твой брат.

Сказано это было настолько нерешительно, но с такой заботой, что я почувствовала себя последней сволочью, которая за что — то наказывает невиновного человека. Я не могла ему объяснить, что на самом деле творится в моей жизни, но могла быть вежливее. Чтобы загладить эту неловкость, я своей ладонью накрыла его ладонь и честно призналась:

— Завтра я лечу в Москву. Сборы немного меня вымотали. Спасибо тебе, Арут.

— Ну, хорошо. Будешь уходить — дай мне знать. Попрощаемся.

Я села на своё место и устремила взгляд в сторону жениха и невесты, утопающих во всевозможных экзотических цветах, которыми был украшен их стол. Поток гостей никак не хотел заканчиваться. К ним постоянно подходили с поздравлениями, подносили букеты, подарки, которые уже некуда было складывать. Мне хотелось улучить подходящий момент, чтобы попрощаться, но пока это казалось чем — то нереальным.

— Какая — то ты вся на иголках. Что такое? — любопытная Рипсиме подтянулась ко мне, заигрывающе улыбаясь.

— Всё ты замечаешь, мисс Всезнайка! — указательным пальцем я легонько коснулась кончика её носа. — Хочу сказать твоей сестре кое — что наедине, но не знаю, как вытащить из толпы гостей.

— Значит, что — то важное. Пойдем, я сейчас вызволю её оттуда.

Не дожидаясь ответа, девочка с энтузиазмом потянула меня за руку, и мне пришлось следовать за ней, удивляясь этому напору. Если бы не Рипс, я бы продолжала так сидеть, и кто знает, сколько бы ещё просидела, пока Роза смогла бы освободиться и поговорить со мной.

— Извините, извините… Невеста нам нужна на пару секунд, чтобы поправить прическу и макияж.

Роза удивленно взглянула на нас обеих, затем пожала плечами и встала, оставляя Арама в одиночестве принимать тысячи прекрасных слов, которые лились нескончаемыми реками в этот вечер.

— Что с моим лицом? — сразу спросила невеста, как только мы вышли из зала.

— Ничего, ты мне нужна на пару минут, это отговорка для гостей, чтоб не искали тебя.

Рипсиме с торжественным видом несла подол платья Розы, будто паж. А я шагала рядом, мысленно подбирая слова, которые смогут объяснить моё внезапное исчезновение в дальнейшем. Конечно, я эту речь прокручивала и репетировала в голове миллионы раз за те дни, что сидела дома. Но, оказывается, не так — то просто вспомнить её и произнести непосредственно перед адресатом.

Официанты, администраторы, гости, артисты, готовящиеся к выходу — мимо нас сновали люди, которые непременно улыбались при виде Розы. Когда мы дошли до комнаты, заранее отведенной невесте, Рипсиме тактично оставила меня с подругой наедине.

— Что такое? — обеспокоенная, Роза даже не присела.

— Ничего такого, что бы заставило тебя так хмурить брови! — тепло улыбнулась я, закрывая дверь. — Роз, я хотела попрощаться. Я ухожу. Завтра у меня вылет в Москву. Я…еду к отцу. Ты понимаешь, как это важно для меня?

С минуту она обдумывала новость, вглядываясь в моё лицо.

— Не могу поверить, что ты молчала! У тебя случилось что — то серьёзное? Ему стало хуже?

Её упрек лишь заставил уголки моего рта взлететь вверх.

— Нет, Роз, нет. Всё хорошо. Я решила уехать на время к семье.

Взгляд её стал выискивающим. Роза наклонила голову и недоверчиво спросила:

— Почему именно сейчас? Почему ты не останешься до конца вечера?

— Прости, всё так совпало, я смогла достать билет только на утренний рейс. Но ты ведь не обижаешься, правда? Нана и Вика с тобой, все родные и близкие, твоя семья, Арам…

— Ты тоже не чужой мне человек, Венера. Я же не дура. Это нечестно. Ты не договариваешь… Но я ничего не выбью из тебя сейчас, правда? — Роза вздохнула, опустив руки.

Я сделала шаг и порывисто обняла её, в этот момент отчетливо понимая, как ненавижу Феликса.

Ещё нескоро я смогу сесть и проанализировать всё то, что он сделал с моей жизнью…

Ещё раз горячо обняв подругу и попрощавшись с Арамом, я направилась к Аруту, который обещал подвести к столу дяди. Какой бы уставшей я ни была, нужно было поздороваться с родственником.

— Уже уходишь? — привстал Арут.

— Да, я еще не все собрала к завтрашнему вылету.

— Пойдем. Папа будет рад.

Зал был очень большим, и если мне не изменяет память, Роза говорила, что они напечатали 800 приглашений. Лица мелькали рядом, сменяли друг друга, голоса проносились мимо, пока мы не дошли до того угла, где находился преимущественно стол мужчин. Все они выглядели так внушительно и впечатляюще, что на какой — то момент мне в голову пришла мысль, что вот — вот должен подъехать кортеж с Марлоном Брандо…

Дядя был так удивлен и обрадован, что до боли стиснул меня в объятиях.

— Красавица! Ремня тебе дать за то, что пропадаешь месяцами!

Я лишь слабо улыбнулась. Они с папой были так похожи, что я с тоской осматривала каждую морщинку вокруг его глаз, ища ту искринку, которая светилась в родном взгляде далекие десять лет назад…

— Ты со стороны невесты или жениха? — дядя Артак приобнял меня за плечи, продолжая беседовать.

— Роза её подруга. Где бы мы ещё встретились? — присоединился Арут.

Несколько минут мы беседовали с ними, пока не подошел дядя Дживан, удивленно осматривая наши полу — объятия.

— Моя племянница, оказывается, тоже здесь, Дживан, вы знакомы? Это дочь Гаспара.

Когда прозвучало имя моего отца, его лицо претерпело метаморфозы. Он застыл и посмотрел на меня так, будто видел впервые и старался просканировать каждую черточку.

— Я столько месяцев ломаю голову, кого ты мне напоминаешь, дочка… И ни разу не сообразил спросить, кто твои родители. Вот, действительно, старость — не радость. Значит, ты дочь Гаспара, — он горько улыбнулся и покачал головой в привычном жесте человека, что — то вспоминающего с грустью.

Мне стало понятно — и он в курсе того, что произошло с моим отцом. Сюрпризы продолжались, не давая мне возможности хоть как — то сориентироваться и что — то ответить. На помощь мне пришел Арут:

— Венера завтра улетает в Москву.

— Как же так?! — расстроился дядя. — Узнал бы раньше — столько всего бы передал брату…

Я верила в искренность его слов, но мне не хотелось сейчас напоминать о том, что моему отцу не нужны никакие посылки. Он попросту не поймет их смысл, не оценит… и даже, возможно, не вспомнит, что у него есть брат…

— На самом деле, это получилось очень неожиданно. Я купила билет на днях, просто подвернулось хорошее предложение, — о, как нагло я врала, — мама и Вардан не знают, что я прилетаю. Это сюрприз, не расстраивайся, дядя Артак. Я и сама не успела собрать все вещи, поэтому уже уезжаю домой.

— Если ты так решила, наш водитель отвезет тебя, — настоял отец Розы.

— Я уже попрощалась с Розой и хотела вызвать такси…

— Подожди пару минут, я его найду, и вы сможете ехать.

Возражать не было смысла. Он отошел, а дядя вдруг произнес:

— Хорошие люди никогда не забывают добро, которое им сделали другие. Как твой отец ему. И не только ему. Скольким он помог… И почему всё так?

Действительно, почему всё так? Горло сдавило привычным болезненным спазмом. Как остро я ощущала потребность закричать. Громко — громко. Выть куда — то в небо и спрашивать вновь и вновь, почему?! Лучше бы я не слышала этих слов. Мне больно! Где мой любимый и любящий отец?! Где он, когда я так нуждаюсь в его защите и поддержке?

— Сейчас вернусь, — прохрипела я тихо и решительно направилась в сторону дверей лоджии.

Горячий воздух мне ничем не мог помочь. Пальцы вжались в мраморные перила до неожиданного хруста. Я отчаянно искала спасения в чем — нибудь. Будто, если я сломаю пальцы, мне станет легче. Или, если грудную клетку разорвет он напряжения, я смогу взять себя в руки. Как же я уязвима! Всего пару слов о папе — и я теряю самообладание. Как же так…

— Серьёзно?! Нет, правда?! Тебя никто не сопровождает? — грохот двери и издевательский тон пьяного голоса застали меня врасплох.

Я была настолько сжата, что развернулась, будто по щелчку.

Нас разделяло огромное расстояние, но я вдруг ощутила себя окутанной им, словно попала в паутину самого ядовитого паука… И это при том, что он даже не взглянул на меня. Прищурившись и смотря куда — то в пол, Феликс сделал глубокую затяжку, поднеся руку ко рту таким образом, что пальцы полностью обхватывали сигарету. Затем выбросил её в сторону, хотя она был не докурена больше, чем наполовину. Я наблюдала за тем, как он медленно стал выпускать дым, тяжелым облаком обволокший его лицо и плечи. Как же жутко это выглядело… Будто это сцена из фильма ужасов с перевоплощением…дым сейчас рассеется, и откроется его настоящая сущность. А я смогу убедиться в том, что он не человек. Сейчас передо мной во всей своей плоти предстанет красное чудовище с рогами.

И я неотрывно вглядывалась в него, даже не моргая, уверенная, что мое воображение не обманывает меня. Вот…сейчас…сейчас это свершится…

Секунда. Ещё одна. Ещё… Дым стал рассеиваться. Но ничего не менялось. Его застывшая фигура была полна мощи — тёмной, подавляющей и устрашающей. И я прекрасно понимала, почему девушки штабелями падают ниц у его ног…

Это Люцифер собственной персоной!

Ибо такой диссонанс внешности и нутра мог иметь только одно объяснение. И ничем хорошим его приход сюда не может кончиться, учитывая его состояние…

— Раньше думал, что выражаюсь ясно…четко…и доступно даже для таких одноклеточных, как ты.

Подняв голову, он вдруг посмотрел на меня и иронично усмехнулся. В его голосе не было ни злобы, ни ярости. Но весь его вид просто кричал о том, что он опасен для меня.

И будто в подтверждение его рука резко потянулась к галстуку, который и так свободно болтался на шее, сдернула и выбросила на каменный пол. Складывалось впечатление, что он душил Феликса. Пиджака на нем не было, а рукава рубашки были закатаны до локтей. Я всё смотрела на него, гадая, какое оскорбление он озвучит следующим. И, как, черт возьми, мне уйти, чтобы всё закончилось мирно?

Поскольку Феликс был пьян просто в стельку, от него можно было ожидать чего угодно — он и трезвым — то меня совсем не жалует, куда там пьяным… Зрительно прикинув, сколько шагов от меня до двери, я попыталась унять волнение и спокойно ступила вперед.

— Только сейчас я окончательно понял, что сильно преувеличивал твои интеллектуальные способности… — продолжил он тем же тоном. — Ты, видимо, понимаешь только действия? Силу и грубость? Ну, что ж…

Последнюю фразу Феликс произнес так многообещающе, что я действительно начала бояться. Тем не менее, я пыталась осторожно обойти его. Пусть остынет, а завтра меня уже не будет здесь. Буду ненавидеть и проклинать его на расстоянии, отмываться каждый день от прикосновений его рук и тех грязных банкнот, которыми меня щедро «одарили»…

Вожделенная свобода была чуть ли не под носом, и мне оставалось дернуть только за ручку массивной двери. Но я не учла, насколько этот мужчина силен и натренирован, даже находясь в таком плачевном состоянии… Меня, словно я всего лишь тряпичная кукла, отдернули и откинули вглубь лоджии, чуть дальше того места, где я ранее стояла. От его сильной хватки моя рука заныла от боли. И это на какой — то миг отвлекло меня от главной проблемы — этого дьявола, сию минуту надвигавшегося на меня с той же опущенной головой.

— Урок первый ты не смогла усвоить… Приступим ко второму…

В тот самый момент, когда моя спина уперлась в вымощенную стену и почувствовала холод, я начала понимать, ЧТО здесь должно произойти… Феликс довольно быстро пересек и это мизерное расстояние между нами. Руки его, будто когти коршуна, вцепились в мои плечи, и я закричала.

— Ты этого не сделаешь! — выдохнула я. — Ты же… У тебя…ведь тоже есть сестра!..

Он лишь в этот момент поднял голову, и даже через пелену в глазах, что образовалась под влиянием огромного количества выпитого алкоголя, я смогла различить презрение и ярость.

— Ты же не думаешь сравнивать себя с моей сестрой, правда?.. — хмыкнул Феликс, на миг остановившись.

Если бы меня спросили, что я чувствовала в этот момент, когда он на меня смотрел, я не смогла бы ответить внятно. Руки его продолжали сжимать мои плечи, но я уже начинала привыкать к этой боли. В первые наши встречи я чувствовала его влечение, чувствовала его интерес ко мне, сейчас же ничего подобного не было. Мне сложно объяснить это, потому что отсутствует опыт… Но, кажется, сейчас Феликс меня совершенно не желал… Ему не нужно было ни мое тело, ни я сама. Всё, чего хотел этот мужчина, — доказать, что он прав. И любой ценой. Доказать, что я — шлюха.

— Я ненавижу тебя, Феликс, — произнесла я с чувством, и по моей щеке потекла одинокая слеза.

Бесполезно было кричать или пытаться его остановить. Я знала, что обречена в этот момент. И мне не хотелось доставлять ему еще большего наслаждения. Раз уж всё это было неизбежно с самого начала, то пусть случится быстрее, и покончим с этим навсегда. Даже если мне придется потом умереть. Но не у него на глазах.

— Это лучшее, что может мне сказать такая девушка, как ты.

Я не знаю, что его разозлило больше — мои слова, или усмешка, которая появилась на моём лице от произнесенной им фразы вперемешку с катившимися слезами. Но в следующее мгновение Феликс обезумел. Я услышала треск мгновенно разорванной ткани своего платья выше пояса и зажмурила глаза, чтобы больше ничего не видеть. Легкий летний ветерок обдул кожу оголенной груди, которую теперь скрывал лишь бюстгальтер. Его указательный палец лениво лег на перемычку и медленно потянул на себя. Через несколько секунд железная застежка впилась в спину, несмотря на то, что была в самом свободном положении.

Все это происходило как в замедленной съемке немого кино. Никто из нас больше не произнес ни звука. Слезы продолжали катиться из моих закрытых глаз. Феликс никуда не спешил, позволяя мне вдоволь упиваться своим унижением. Вторая его рука вольно прошлась по моей ноге снизу вверх под платьем, затем ладонь грубо обхватила ягодицу, заставив меня невольно вздрогнуть. Я повернула голову в сторону, прислонив её к стене. И он сразу же воспользовался этим, прижавшись губами к моей шее. Он не целовал меня. Просто прижался своим ртом к моей коже. Это было ещё более отвратительным, чем, если бы он меня поцеловал. Я в этом случае, возможно, подумала бы, что вызываю хоть каплю каких — то человеческих чувств, но Феликс просто игрался. Это была пародия на то таинство, которое происходит между мужчиной и женщиной. Ему было противно ко мне прикасаться, но он делал это, чтобы наказать меня.

Неожиданно Феликс вновь схватил меня за плечи и встряхнул, закричав:

— Неужели тебе это все нравится, бл*ть?! Почему ты, сука, молчишь?! Или ты этого и добивалась с самого начала — чтобы я взял тебя силой? Чтобы оттр*хал как дешевую проститутку на улице?

Я до крови закусила губу, лишь бы не отвечать ему ничего. Он не заслуживал никаких объяснений и уж тем более оправданий за мое поведение.

— Твою мать, ты ещё удивляешься, что я не хочу видеть такую девку рядом с моей сестрой?

Тяжело дыша, он резко развернул мое лицо к себе и скомандовал:

— Открой глаза! Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня! Не как Багира. А как Венера.

Я не двигалась, продолжая кусать губу. Мне было безумно больно, но я не могла остановиться, зная, что закричу. А этого я делать не хотела.

— Венера… Боже, какое красивое у тебя имя, — простонал вдруг Феликс с каким — то сожалением и положил голову на мое плечо.

Это было похоже на какое — то сумасшествие. Зачем он намеренно продлевает мои муки?

И так же резко Феликс отпрянул, вновь обретая свою ярость. Его ладонь легла на мою щеку, и пальцы начали водить по ней, разгоняя влагу в разные стороны.

— Помнишь…а в прошлый раз тебя чуть ли ни стошнило от моего прикосновения… Неужели…я тебе настолько противен, Венера?

И если бы он знал, насколько прав. Противен — не то слово. Я его ненавидела всеми фибрами души…

— Шлюхи тоже имеют каких — то фаворитов? — наигранный смех заполнил пространство между нами.

Господи, почему меня никто не ищет? Почему я никому не нужна в этот момент?.. Почему я должна участвовать в этом спектакле, созданном больным воображением какого — то недочеловека? Почему я должна расплачиваться за то, что он не получил?

— Открой глаза! — встряхнул он меня, злясь ещё больше от моей пассивности. — Открой!

Не получив желаемого, Феликс сдался. И просто молча продолжил начатое, но сейчас он был грубее, чем когда — либо. Вновь послышался треск разрываемой ткани, платье осталось висеть у меня на одном плече, я чувствовала, как ветер стал обдувать больше участков кожи.

Мне казалось, что больше всего в данный момент я хочу именно скорейшего окончания этого мучения… Но когда мужские руки легли на мое нижнее белье и потянули его со всей силы, я не смогла…не смогла пережить происходящее. И я закричала. Закричала так, как не кричала никогда в своей жизни, даже в те минуты, когда оплакивала свое счастливое прошлое…

— Отпусти меня! — прорыдала я, будто раненный зверь, молящий о пощаде. — Я не хочу этого! Я исчезну из вашей жизни сейчас же! Отпусти меня!

Его руки сомкнулись на моих запястьях, затем мое тело отлетело от стены, чтобы вновь в неё врезаться. Да так, что я действительно услышала хруст позвонков, и резко открыла глаза, которые до этого продолжала держать сомкнутыми.

— Я тебе давал шанс! — взревел Феликс, будто пытаясь уничтожить меня этим криком.

— Нет! Нет! Нет! — повторяла я в отчаянии, мотая головой из стороны в сторону.

Ему было плевать. Одну ладонь он опустил к своим брюкам и стал расстегивать ремень. Это действие добило меня окончательно…

— Феликс!

Это был не мой голос, не мой крик. Кричал мужчина, но я не могла вспомнить его голос. Лишь когда моего мучителя отдернули от меня, я смогла сфокусировать взгляд через застилавшие глаза слезы и узнать дядю Дживана. Не помню, что было дальше. Я просто закрыла уши и сползла вниз по вымощенной стене, царапающей кожу, и зарыдала во весь голос. Сама не знаю, чего в моем плаче было больше — облегчения или боли от стыда и унижения?..

Меня прикрыли пиджаком, но я ничего уже не соображала. Для меня всё вокруг на тот момент просто умерло…вместе со мной…

12

Мы оба тяжело дышали, глядя на небольшие волны, омывающие берег речки. Пережитый шок пройдет ещё не скоро…

— Зачем? — вдруг донеслось до моего слуха.

Вопрос был таким тихим, что на какой — то миг я подумала, будто мне послышалось. Но Феликс вновь повторил его:

— Зачем ты спасла меня?

Как ни странно, меньше всего в данный момент хотелось думать о мотивах моего поступка.

Я и Феликс, как мне думается, были похожи на психически больных — мокрые и обессилевшие на берегу реки, где красовался вполне доходчивый знак с надписью «Купаться запрещено». Господин прокурор был прикрыт рабочей формой на голое тело, а майка его лежала на камнях рядом с нами. С моих волос вода капала на плечи и текла тонкой струйкой по лицу. Но тело так ныло от недавно пережитого напряжения, что сил вытереть капли попросту не было.

— Венера, ты могла позволить мне…сдохнуть. — Продолжил Феликс.

Но когда моего ответа вновь не последовало, он задал очередной вопрос:

— Почему? Ведь после моей смерти ты могла бы быть свободна…

Его слова ввели меня в ступор.

Свободна?.. Что этот человек знает о свободе и о том, что она для меня значит? У нас с ним явно разные представления о жизни. И уж свободной я себя никак не смогла бы чувствовать, зная, что дала ему погибнуть…

— Может, потому что, я — не ты, Феликс?

Медленно повернув голову, я взглянула на его профиль. Кожа его до сих пор была бледной и не обрела своего смугловатого оттенка. Весь вид Феликса говорил о некой беспомощности, и это было чем — то новым. Ни грозности, ни надменности, ни тени на грубость. Человек пару минут назад встретился лицом к лицу со смертью, и его состояние было естественным. Но безумно непривычным…

— Пойдем, — позвала я, приподнимаясь. — Нам обоим нужен горячий душ и хороший сон. И лучше со снотворным.

Я шла к машине медленными шагами и прокручивала всё случившееся в голове. Еще пятнадцать минут назад Феликс был Феликсом, я — была я.

«— Венера… Или, может, называть тебя Багирой? А? Тебе этот твой бл**ский псевдоним нравится больше?».

Он задал мне именно этот вопрос, затем вновь встряхнул моё тело, позволяя ему ударяться о металл, чувствовать боль. На какой — то миг Феликс явно забыл, что я в разы меньше и слабее. Его движения стали ещё грубее. Хотя, куда уж? Мое тело и так ломило не по — детски.

Но это всё меня не удивляло. Я всегда была уверена в том, что он вполне способен поднять руку на женщину. Феликс относится к той категории мужчин, для которых нет ничего запретного. Это то, чего я никогда не видела, потому что мой отец и все члены моей семьи всегда уважительно относились к любой девушке. Но в реальной жизни мне пришлось столкнуться с противоположностью…

Он дышал очень тяжело прямо мне в лицо, ожидая какого — то ответа. А потом всё стало ещё хуже, подтверждая моё мнение о нем…

— Венера! — взревел Феликс вновь и замахнулся своей ручищей.

Я инстинктивно зажмурилась, а в голову пришла мысль — вылетят ли мои зубы от его удара?..

Но ничего не произошло. Я почувствовала, как огромная ладонь остановилась буквально в миллиметре от моего лица, затем опустилась на щеку, легонько поглаживая её. Не человек, а сплошная загадка. Метод «кнута и пряника» он воспринял слишком близко к сердцу… И я его поведение совсем не понимаю…

Только я решила немного расслабиться, как услышала оглушительный тяжелый крик, а затем его кулак врезался в металл прямо рядом с моим ухом.

А потом Феликса не стало рядом со мной. Я больше не ощущала ненавистное мне тело рядом. Через пару секунд до меня донесся всплеск воды. И лишь в это мгновение я рискнула открыть глаза. На берегу валялось его поло и ботинки. Он прыгнул в воду.

Что это? Что за душевный порыв?

А, если честно, мне плевать. Плевать, что будет дальше. Что будет со мной. Смело могу сказать — я устала. Слишком сильно, чтобы за что — то бороться. Какая разница, когда это произойдет — когда Феликс захочет ударить меня? Хуже уже не будет. Все самое ужасное произошло давно — он растоптал меня как личность, как женщину… Я абсолютно безразлична к своей участи. И это не преувеличение…

Сев на ближайший булыжник, я уставилась на мелкие волны, сверкающие от ярких лучей солнца. Раньше меня бы восхитила эта картина, потому что я обожала воду, а когда была маленькой, папа часто возил нас на море. Но сейчас меня эта красота не пленяла. Я просто ждала, когда мой мучитель наплавается и отвезет меня обратно, чтобы день изо дня одаривать оскорблениями…и, возможно, грешить рукоприкладством.

Если бы я не смотрела на реку так внимательно, то не заметила бы, что Феликс не выплывал. Очень долгое время поверхность оставалась гладкой, и не было ни намека на то, что где — то там в глубинах скрыт пловец. Очень мелкими шажками паника стала накрывать меня. Его действительно нигде не было, сколько я ни оглядывалась по сторонам. И в какой — то момент я осознала, что он попросту тонет… Как только эта мысль запульсировала в голове, я бросилась в воду с максимальной скоростью.

Мне повезло, что вода была чистой, иначе я не смогла бы найти его так быстро. Феликс действительно шел ко дну уже с закрытыми глазами. И это ужасное зрелище на короткий промежуток времени вогнало меня в ступор. Но стрессовая ситуация не лишила меня осознанности, и я быстро подплыла к нему, подхватив за талию и направляясь к поверхности. На берегу я действовала стремительно — уложила на спину и села сверху, давя скрещенными ладонями на грудную клетку.

Ничего не происходило.

И это было самое страшное чувство в моей жизни — беспомощность. Дикое жжение в груди от чувства собственной ничтожности. Подобное я испытывала лишь в тот день, когда папу впервые увезли в лечебницу…психиатрическую лечебницу. То же мерзкое ощущение, будто во всем моя вина, но я ничего не могу поделать, я слишком слаба, слишком никчемна…

— Нет, нет, нет, пожалуйста! Не умирай! Господи! — я уже кричала, захлебываясь в слезах отчаяния.

Я не желала ему смерти, любая человеческая жизнь для меня бесценна. Даже если это Феликс, которого я ненавижу…

— Прошу тебя, господи, не надо…нет…

Мои манипуляции не давали никаких результатов. Оставалась ещё одна попытка. Я повернула его на правый бок и стала поднимать руку вверх — вниз. И когда увидела, как из его рта вытекает вода, а затем слышится хрип, возликовала. Феликс пришел в себя и начал кашлять, освобождая свои легкие от воды. Я помогла ему сесть, подняв со спины. Очень долгое время он приходил в себя.

Кинувшись к машине, я стянула его рабочий пиджак с вешалки, находившейся на заднем сидении. Запасная форма всегда была в машине Феликса. Затем, быстро вернувшись, накрыла им мокрые плечи мужа. И только после этого обессиленно села рядом. Его кашлю вторили мои всхлипы. Я была безумно напугана и счастлива одновременно. Пережила невероятный стресс, который никогда не забуду. Да и как можно забыть такое — ты видел смерть и возрождение человека так близко…

Так мы и сидели на берегу в молчании, каждый по — своему переваривая пережитое. Ровно до того момента, пока Феликс решил понять мотивы моего поступка. А мне нечего было ему сказать. Он для меня в тот момент был просто человеком, которому нужна помощь. Его сущность не играла никакой роли в данном вопросе. И, кажется, для Феликса это стало тяжелым открытием…

Нам повезло не встретить мою свекровь дома, поэтому произошедшее могло остаться лишь между мной и им. Я была рада этому, потому что отвечать на вопросы любящей мамочки не хотелось. Усталость давила на тело и на сознание, я действительно чувствовала необходимость во сне, поэтому сразу бросилась в спальню, чтобы взять свой халат и полотенце, а затем направилась в гостевую комнату, чтобы принять душ. Наша ванная будет занята Феликсом, что само собой разумеется. И, вообще, я не люблю бывать в спальне, когда он дома. Мы её делим лишь по одной простой причине — мой муж не хочет распространять наши отношения. Иначе я с первого дня ушла бы в другое место — благо, в этом огромном доме хватало помещений. Но мне в достаточно грубой и доходчивой форме объяснили, что никто не должен узнать, как мы относимся друг к другу на самом деле…

После моего похода к семейному гинекологу это уже невозможно скрыть, но я все же до сих пор сплю там же. Мне повезло — его практически никогда дома не бывает.

Капли приятно массировали кожу, понемногу помогая расслабиться. Но стоило мне закрыть глаза — и я сразу вспоминала бездыханное тело, которое с трудом вытащила на берег. Неестественно белое лицо, на котором отсутствовали признаки жизни, не сотрется из памяти… Я очень испугалась. Если бы он умер на моих руках… От этой мысли меня парализует на несколько мгновений. Что? Что бы случилось? Самый реальный вариант — его мать убила бы меня следом. Я на секунду попыталась представить, что могла бы вернуться к прежней жизни без него…но это абсурд. Прежней меня больше нет. С Феликсом или без — я не склею осколки себя самой.

Витая в своих мыслях, я запахнула халат и как в тумане вернулась в спальню за чистой одеждой. Феликс задумчиво сидел на краю кровати. Я молча прошла мимо, но успела отметить, что выглядит он лучше — по крайней мере, цвет лица пришел в норму.

— Я ведь не сказал тебе «спасибо»…

Услышав его слова, я приподняла голову и кивнула, давая понять, что этого достаточно. Затем вытащила нужную кофту и принялась искать джинсы. Не хотелось утром будить его, гремя дверцами. Лучше заберу все сейчас в гостевую комнату. Я собиралась выходить, когда он вновь заговорил.

— Венера, спасибо тебе. Хоть я и не понимаю твоего великодушия.

— Мне хватило и «спасибо», не надо больше заговаривать об этом. Забудем. Как страшный сон забудем.

— Если сможем, — иронично ухмыльнулся он и поднялся, — хочу, чтобы об этом никто не знал. Не рассказывай даже Розе.

Ну, вот другое дело — вернулся прежний Феликс, разговаривающий со мной в приказном тоне, а то я уже растерялась от его благодарностей.

— Феликс, я это понимаю, — заверила я его, — крепких снов.

— Ты уходишь? — вдруг спросил он как — то странно.

Я развернулась и обессиленно приподняла уголки губ:

— Да. Моя миссия была окончена ещё на берегу.

Он сверлил меня своим тяжелым взглядом, и мне казалось, будто ему хочется что — то сказать… Такой Феликс меня пугал даже больше, чем тот, что был днем. Потому что сейчас и в такие редкие минуты я допускала мысль, что он человек. А это совсем не так.

— Скажи, а зачем ты это сделал? — сорвалось с языка раньше, чем я подумала.

Этот вопрос мучал меня последние несколько часов. Но я бы не задала его. Однако, усталость взяла верх, влияя на мой мозг. Мне не нужно было это, да и разговор я не хотела продолжать.

— Зачем я прыгнул в воду? — уточнил он, сделав шаг вперед.

Мне это не понравилось, и я сделала шаг назад. Инстинктивно я всегда хочу находиться от него подальше. Заметив мою реакцию, он вернулся в исходное положение и, нахмурившись, покачал головой, глядя куда — то в сторону. Как будто спорил сам с собой и проиграл.

— Не хотел тебе навредить.

— Что? — я растерялась.

— Мне нужно было остыть. Иначе я не смог бы сдержать себя, и…

— И ударил бы меня? Избил бы? — помогла я ему закончить.

Феликс тяжело вздохнул. А затем его губы приоткрылись, собираясь что — то произнести, но он неожиданно сжал их и резко отвернулся.

— Иди спать, Венера.

На этот раз я охотно повиновалась и ретировалась. Слишком опустошенная, чтобы думать о его поведении, я прямо в халате легла на кровать и почти мгновенно заснула.

Лето осталось позади, но начало осени своей погодой ничем не уступало ему. Мы с Розой часто выходили гулять, чтобы малышка дышала свежим воздухом. Эти часы для меня были праздником, а возвращаться в дом, где я была и останусь чужой, совсем не хотелось. Мать Феликса даже не здоровалась со мной по утрам, когда мы были одни, и я была уверена — каждый божий день она думала о том, как бы вышвырнуть меня из своей жизни, освободив путь «достойным» девушкам, способным осчастливить её сына. И, что интересно, я её понимала. Мне и самой казалось, что пора бы определиться, что делать дальше. Я не собиралась жить с ним всю свою жизнь, просто выжидала подходящего момента, чтобы уйти. Даже если понадобятся годы. Сейчас слишком рано, никто не поверит, что у нас все было плохо, потому что для окружающих мы — прекрасная пара, где Феликс — работящий муж, а я — верная и ждущая его с работы жена. По крайней мере, я постаралась, чтобы моя семья так думала. Нет, слишком рано наносить им очередной удар, надо выждать…

Я терпела все эти унижения ради них. Я хоть и сломлена, хоть и чувствую себя растоптанной, но не позволю моим родным страдать из — за меня. Они не должны узнать правду…

— Сколько ещё будет продолжаться твое лечение? — подалась Роза вперед, проверяя сон Анушик, мирно сопящей в коляске.

Мы сидели на скамейке в небольшом парке ближе к окраине города. Здесь всегда тихо и много мамочек с колясками. Как — то способствует расслаблению и помогает немного отгородиться от насущных проблем. А еще здесь продавали очень вкусное мороженое местного производства. Именно его я и уплетала, когда подруга обратилась ко мне с неожиданным вопросом.

— Аветисов сказал, что будет наблюдать меня несколько месяцев, боится рецидива.

— Но у тебя же все нормально теперь? — с опаской спросила она.

— Да, сейчас лучше, чем было. Ты же видишь, я практически пришла к своему прежнему весу, аппетит у меня хороший, — я помахала мороженым перед её миниатюрным носом, — не переживай.

Роза улыбнулась. Но тревога в её глазах никуда не ушла.

— Ты не думала над его словами? Не думала родить ребенка?

На мгновение я застыла. Эта тема оставалась слишком острой. Все вокруг чего — то ждали от меня. Ждали от нас с Феликсом. Но никто не знал о том, как началось наше знакомство, как мы относимся друг к другу на самом деле. Никто, кроме Розы и её родителей, которым всё стало известно год назад после свадьбы подруги. Когда — нибудь этот разговор должен был состояться.

— Ты же знаешь, что я хочу уйти, как только смогу, Роз, — осторожно начала я. — Если я рожу, это будет трудно сделать. Да и сама мысль вызывает во мне тихий ужас. Ты прекрасно знаешь, что я испытываю к твоему брату. Ты всё знаешь…

— Знаю, — перебила она горячо, встряхнув головой, отчего бесконечный поток завитков подпрыгнул, — но вы уже почти год женаты. Ты не допускала мысли, что все может измениться? Хотя бы ради себя самой не думала переступить через прошлое? Я боюсь за тебя, Венера. Михран Альбертович слишком хороший специалист, чтобы бросаться пустыми словами. А если ты действительно не сможешь потом родить? Неужели тебя не мучает этот вопрос?

Очень тяжело и медленно я вздохнула. Затем встала и выбросила недоеденное мороженое в урну. Аппетит пропал. И настроение вместе с ним.

— Роза, почему ты об этом заговорила? Ты же единственная, кто способен понять меня. Единственная, кто знает обо всем открыто. А не верит этой сказке про страстно влюбленных, но вспыльчивых голубков, которую всем рассказывал дядя Дживан.

— Мой папа очень проницательный человек, и я думаю, раз он настаивал на этом браке, то искренне верил в его будущее.

— Потому что не знал всей правды и не видел своего сына с худших сторон! — Вспылила я, начиная нервничать.

Роза округлила глаза:

— Да ты шутишь?! Он застал Феликса с поличным, когда тот собирался изнасиловать тебя! Ты думаешь, для него это ничего не значит?!

— Вот именно! Я до сих пор не понимаю, что им двигало, когда он настаивал на нашей свадьбе! Это же сумасшествие!

Мы замолчали, впервые за все время нашей небольшой, но крепкой дружбы близкие к ссоре. Я с гневом и досадой рассматривала окружающих, не понимая, почему Роза вдруг ослабила свои позиции, уверяя, что свет в конце тоннеля есть…

— Венера, вы с Феликсом могли бы дать друг другу шанс. Прости, но, чем больше я наблюдаю за вами, тем больше прихожу к выводу, что не он один виноват в сложившейся ситуации… — смело приняв мой осуждающий взгляд, подруга слегка улыбнулась, чтобы сгладить сказанное, — всё самое плохое уже случилось. Мой брат натворил кучу бед, но…он уязвлен, Венера. Он — мужчина, которого задели. Я не пытаюсь его оправдать. Лишь хочу донести до тебя, что он совсем другой.

— Роза, Феликс «другой» со всеми…со всеми, кроме меня! — усмехнулась я горько при одной лишь мысли о том, что со мной было по его вине.

— Вот именно… И сила твоя в том, что ты влияешь на него не так, как все.

Здесь я уже не выдержала и искренне рассмеялась. Вот уже бред. Моя подруга насмотрелась сериалов, пока была в условном «декрете».

— Скорее, это моё проклятие с первого дня нашей встречи…

— В мой день рождения. — Закончила Роза за меня и откинулась на спинку скамьи, прикрыв глаза.

Я понимала, что Розе трудно — она меж двух камней: с одной стороны её любимый брат, которого она знает другим, не тем животным, что видела я, а, с другой стороны, — я, новоиспеченная подруга, которую она успела полюбить. Обоим она желает счастья. Но это невозможно, пока мы живем под одной крышей…

— Роз, — я ласково коснулась ладонью её плеча, привлекая к себе внимание, — я понимаю, что ты хочешь мне добра. Но эта тема ни к чему хорошему не приведет. Я своё решение не изменю. И уж стокгольмским синдромом я точно не страдаю…

Я была тверда в своих словах. А главное — искренне верила, что все так и есть. Он — агрессор, я — жертва. И моё сознание блокирует любую мысль о его человеческой сущности…

13

Внутри меня была пустыня. Казалось, боль стыда и унижения сожгла всё. Невидящим взглядом я уставилась на мраморный пол, не замечая, как вокруг снуют люди. На мне до сих пор был пиджак, прикрывающий оголенные части тела. Пиджак, принадлежавший моему спасителю. И по иронии судьбы он был отцом моего мучителя. Все, что я смогла сказать, когда Феликса от меня оттаскивали, это мольба не говорить Розе. Я не могла допустить, чтобы её день был испорчен из — за меня.

Не знаю, как ему это удалось, но дядя Дживан незаметно для остальных гостей перенес нас в какой — то закрытый зал, велев официантам принести воду. Несколько из них бегали туда — сюда, подбирая летевшие отовсюду элементы декора, пытаясь сохранить их и подарить вторую жизнь. Феликс крушил всё на своем пути. Даже слова отца не останавливали его. И раскаяния за содеянное он не выказывал.

— Ты не знаешь, кто она! Не учи меня, как обращаться с ей подобными! — кричал он, мечась по комнате. — И если я хотел отт**хать эту суку, значит, она мне позволила это!

Последовала довольно звучная пощечина. Тяжелая мужская пощечина. Движение в помещении на какое — то время прекратилось. Стали слышны голоса гостей и обрывки песни из зала.

Если бы я не была в трансе, то обязательно ужаснулась бы тому, что происходило между отцом и сыном.

— Ты пьян. Сейчас мы с тобой дойдем до машины, которая доставит тебя домой. Ты выспишься и приедешь ко мне завтра, чтобы поговорить. Твоя сестра не заслуживает такого «подарка», так что, будь добр, хотя бы ради неё молча выйди и не привлекай лишнего внимания.

И это подействовало. Упоминание о Розе волшебным образом заставило Феликса успокоиться. Но перед выходом он обратился ко мне, вкладывая в свои слова весь арсенал яда и ненависти:

— Столько проблем из — за какой — то б**ди… Ты, надеюсь, счастлива, моя радость?

— Я сказал, молча вышел к машине! — оглушил нас разгневанный крик его отца.

Через мгновение все стихло. Мне подали стакан воды, но я проигнорировала этот жест, будучи не в состоянии протянуть руку. Мои пальцы истерично сжимали ткань пиджака, боясь, что и этот сомнительный барьер может быть уничтожен по примеру платья. В голове пульсировала одна мысль — что же теперь делать…

Не помню, как я оказалась в машине, но в какой — то момент меня в реальность вернул вопрос:

— Кто — то может позаботиться о тебе? Кому позвонить, чтобы встретили?

— Просто отвезите меня домой и оставьте там одну. Пожалуйста.

Я назвала адрес. Через полчаса дядя Дживан открыл мне дверь моей же квартиры ключом из клатча, которой ему принес один из официантов. Я была бережно посажена на диван без лишних слов.

— Пожалуйста, уезжайте.

— Ты не можешь остаться одна…

— Уезжайте! — закричала я и спрятала лицо в ладонях.

Через несколько мгновений дверь захлопнулась…

Меня начали сотрясать новые волны стыда, от которых я стала биться в рыданиях. Медленно до меня доходил весь ужас произошедшего. Как я могла позволить всему этому зайти так далеко? Как допустила мысль, что надо повиноваться воле этого зверя, чтобы жить спокойно дальше. Как мне, спрашивается, после всего относиться к себе с уважением?..

Состояние, поглотившее меня несколько дней назад после мальчишника, вернулось. Я снова билась в истерике, близкая к тому, чтобы умереть от нехватки кислорода. И прошло очень много времени, прежде чем в ворохе удручающих риторических вопросов появилась одна светлая мысль — я завтра уезжаю из этого ада. И не будет больше ни Феликса, ни наших «плодотворных» встреч… Не будет ничего, что омрачило бы мое существование…

Но даже сейчас мне не стало настолько легче, чтобы окончательно успокоиться. Я продолжала прокручивать в голове все с самого начала — нашу первую встречу, его непристойные предложения и скотское отношение ко мне. Как все докатилось до попытки изнасилования? Что во мне и в моем поведении дало ему право со мной так обращаться? А, может… Может, я действительно позволила это, как Феликс утверждал сегодня? Может, по своей наивности я ненароком сделала что — то, способствующее его мнению обо мне?..

Нет! Я не верю! Не может такого быть! Феликс попросту относится к тому сорту людей, которые привыкли получать то, что хочется, не интересуясь чувствами других. Он есть сосредоточение власти, которую способен проявить при любом нужном случае. Разве таких людей интересует чужое мнение? Разве поверил бы он, что танцовщица никогда не держала мужчин и за руку? Что даже в глаза им не смотрела? Что никогда в жизни не танцевала ни для одного мужчины? Никогда! Для меня все они были на одно лицо — это всего лишь зритель. А Феликс был уверен, что я соблазнила не одну сотню похотливых богачей…

Ненавижу! Я искренне ненавижу! Ненавижу! И это чувство было сильнее даже любви к его сестре! Я себя ощущала чудовищем, но это так… Я ненавидела Феликса…и даже от всего сердца желала ему зла. Желала, чтобы все мои слезы вернулись к нему в намного больших объемах! Я, девочка, которая даже насекомых никогда не давила, боясь причинить им боль, действительно желала бед ЧЕЛОВЕКУ… И ничуть не стыдилась своих мыслей…

Фаза самобичевания сменилась фазой ненависти, придавшей сил. Я вскочила с дивана и скинула с себя пиджак, направляясь к ванной. Все, что на мне было надето в этот вечер, включая и туфли, полетело в урну. И я сделала это без малейшего сожаления. Для меня эта куча вещей — свидетели унижения, о котором я в будущем хочу забыть.

В ванной комнате я очень долго стояла перед зеркалом, рассматривая свое зареванное опухшее лицо. Сцены одна за другой мелькали перед глазами, и я, словно завороженная, не могла себя заставить выйти из этого состояния. Очнулась я лишь в то мгновение, когда заметила на подбородке ближе к правому уху линию запекшейся крови. Попытавшись её смыть, я обнаружила, что в неравной схватке получила небольшое, но глубокое рваное ранение, после которого однозначно останется уродский шрам. Останется его клеймо…

Стоит ли говорить о том, что в душе я провела больше часа, раз за разом натирая свое тело, чтобы избавиться от ощущения ненавистных пальцев и губ на себе?.. И даже после всех манипуляций и раскрасневшейся до предела кожи я продолжала чувствовать себя грязной… Но времени на водные процедуры больше не оставалась. Пролетел уже третий час ночи, а в семь мне нужно было быть в аэропорту. Так что, в таком же агрессивном состоянии я доупаковала чемодан и прикатила его к двери. Заснуть все равно не смогла бы, поэтому ещё раз прошлась по квартире и сделала уборку, в которой она совсем не нуждалась…

К семи утра я, уже вполне спокойная, но с той же болью в груди, вызвала такси и поспешила оставить все плохое, что со мной произошло за последнее время в стенах этой квартиры. Выкатив чемодан, я убедилась, что надежно закрыла все замки, а затем стремительно спустилась вниз, не замечая тяжести чемодана, — настолько сильно желала убежать от своих мучений… Благо, это был всего лишь второй этаж, иначе с такой скоростью я где — нибудь покалечилась бы…

Такси во дворе не было. Я остановилась у маленького садика, принадлежавшего соседке с первого этажа, намереваясь терпеливо ждать машину. Но моё уединение было нарушено мужским покашливанием.

Наверное, испуг до сих пор сидел во мне, отчего я вздрогнула и непроизвольно шагнула назад. Уж никак не ожидала увидеть перед собой…дядю Дживана… И пока я открывала рот в беззвучных попытках задать тот самый вопрос — что он тут делает — мужчина заговорил сам:

— Я не могу позволить тебе уехать после случившегося… Венера, тебе придется остаться…

14

Лишь в минуты, когда я разговаривала с семьей, приходилось изображать счастливую улыбку и рассказывать, как хорошо мне живется с любимым мужем. Сегодня был один из таких дней, причем, именно мама позвонила, чтобы поздравить…с годовщиной свадьбы. На долю секунды я не поверила. Не поверила, что прошел год. Все забыли, в том числе и я. Все, кроме бдительной и любящей мамы. А, может, не забыли, а лишь сделали вид, что не помнят…

— О, Феликс! Здравствуй, мой хороший! Поздравляю вас!..

Я даже не заметила, как он появился позади меня, пока я говорила по скайпу. А дальше пошли всякие нежности, поздравления и бла — бла… Единственное, за что я благодарна ему — это взаимное уважение к моим родным, он всегда был учтив и — в это сложно поверить — улыбался маме. Такое происходило раза три — четыре за год нашей совместной жизни. Она была в восторге от своего зятя. А я считала секунды, когда закончится разговор и он отойдет от меня.

Сегодня диалог продлился дольше обычного, мне даже пришлось встать и уступить ему место. А когда они договорили, и Феликс пошел в душ, моя мама выдала следующую фразу:

— Какой же красавец твой муж! А форма — то ему как идет… И какая вы красивая пара, дочь. Я все думаю, какие дети у вас красивые будут…

В этот момент я заметила движение сбоку и повернула голову. Он вернулся, чтобы повесить эту самую форму на спинку стула. Наши взгляды встретились во время слов о детях. Я клянусь, что в его глазах читалось сожаление! Даже мурашки прошлись по коже. В голове кадр за кадром возникли моменты его возни с Анушик…

Феликс хотел детей.

Феликс хотел детей…со мной…от меня…наших… Господи, как ни пытаюсь сформулировать эту мысль, не получается. Не получается, потому что в это невозможно поверить.

— Ну все, дочка, я вижу, вы там заняты, завтра созвонимся! Целую вас!

Я и забыла, что мама была на связи. Вздрогнув от её голоса, я отвернулась и уставилась в экран со списком контактов.

На меня нашло оцепенение от этого беззвучного откровения.

— Не хочешь прогуляться по ночному городу?

Я крутанулась на стуле и, вскинув бровь, взглянула ему в лицо. Ты ли это, Феликс? Не — не. Кто ты и что ты сделал с господином прокурором, который меня ненавидел?

— Не смотри на меня так, Венера, — устало выдал он, — невероятно, но сегодня действительно день свадьбы…

Он не сказал «нашей». Это попросту и невозможно сказать. Потому что это действительно была лишь свадьба. Показушное представление для сотен знатных гостей с целью заверить эту кучку снобов и разукрашенных выскочек в том, что сын двух благородных семейств не совершал попытки изнасилования. Что слухи лишь пустой звук, а Феликс и Венера — горячо влюбленные, которые скрывали отношения и по этой же причине поссорились на свадьбе Розы. Ну, а там, как говорится, через «сарафанное радио» до всех дошел неправильный рассказ о вечере.

Он не сказал «нашей». Потому что «нас» — это форма личного местоимения, которая подразумевает нечто большее, чем есть между нами.

Тем не менее, своим предложением Феликс ошарашил меня. Я сумела лишь пожать плечами, сама не зная, что это значит — да или нет.

— Тогда я приму душ, поедем где — нибудь поужинаем и прогуляемся.

О, господин прокурор понял это как «да». Видимо, оно так и было. Прошло добрых минут десять, а я все сидела и думала, что за очередное испытание мне уготовлено? Что сегодня Феликс собирается сделать, чтобы вновь оскорбить и унизить меня?..

Я все же встала и подошла к зеркалу с расческой в руках. За год волосы отрасли до плеч. Ровно год назад я приняла решение подстричься практически под корень, обозленная тем, как меня втащили в этот дом… Я помню каждую минуту боли так четко, будто это происходило вчера. Каждую слезу, что пролила со дня знакомства с ним… А сегодня он приглашает меня на ужин?..

Я остановила выбор на абсолютно обыденном легком летнем платье кремового цвета и быстро переоделась. На этом мои приготовления были завершены. Когда Феликс вышел из ванной, я стояла у окна, разглядывая красивый закат. И с каким — то до слез душившим чувством осознала, что уже очень давно перестала замечать жизнь вокруг…

— Ты готова?

— Да, — ответила я, не шевельнувшись.

— Спускаемся?

Тревога во мне разрасталась с каждым шагом, сделанным по направлению к выходу. У самого начала лестницы мы столкнулись с его матерью, которая, не скрывая своего удивления, разглядывала нас двоих, спеша задать закономерный вопрос:

— Что случилось? Куда вы идете?

— Нам нужно в город, мама, — абстрактно ответил Феликс.

Идеально подкрашенные красные губы вытянулись трубочкой, когда она спросила:

— Вдвоем?

— Да. — Отрезал Феликс и многозначительно посмотрел на неё.

Допрос прекратился тут же. Мы вышли из дома и сели в машину. Я успела заметить вмятину над дверью и сразу же вспомнила день на берегу реки… С тех пор мне не доводилось куда — то с ним ездить, иначе я давно заметила бы…

Всё было странно, мы молча доехали до центра города, где выбрали, наверное, один из элитнейших ресторанов. Уже один этот факт меня разозлил. Он прекрасно видел, что я оделась слишком просто для таких мест. Ощущение, что это был первый пункт его замысла — заставить меня чувствовать себя никчемной в дешевом платье среди этой роскоши… Но я ничего не сказала, просто скрипя зубами прошла внутрь, злясь ещё больше, когда, следуя за ним, ловила многочисленные взгляды — сначала восхищенные, а затем — обескураженные. В первом случае — это впечатление от Феликса, во втором — от меня.

Когда мы дошли до нашего столика, уровень моей агрессии зашкаливал.

— Подскажите, где у вас здесь дамская комната? — обратилась я к официанту, которого прикрепили к нам.

— Я провожу.

Путь до туалета показался мне подиумом. Без исключения все дамы в помещении с интересом смотрели на меня. Как только я вошла внутрь, сразу же бросилась к расписной раковине и долго — долго обливала лицо холодной водой, чтобы остыть. И плевала на тех, кто заходил и выходил, продолжая обсматривать меня.

Что я здесь делаю?.. Как могла добровольно куда — то с ним пойти?

Вернувшись, я заметила бокалы, наполненные красной жидкостью, и довольно резко прокомментировала это:

— Мне нельзя, я принимаю таблетки.

— Я знаю. Это всего лишь вишневый сок. Я ведь тоже за рулем, Венера…

Его глаза сузились, предупреждая меня о том, что я начала не с того тона.

— Я заказал то, что, как мне кажется, тебе понравится.

Пришла очередь хмуриться мне. Откуда ему знать, что я люблю, а что — нет.

— Феликс, что мы здесь делаем? — открыто спросила я. — Ты и я — что мы вдвоем здесь делаем?

Он вскинул брови и несколько игриво приподнял уголки губ, прежде чем ответить, расслабленно откинувшись на спинку стула:

— Мы вдвоем, то есть, ты и я, — словно объясняя маленькому ребенку, — собираемся ужинать.

Для эпичности момента не хватало только объяснений на пальцах.

Я подалась вперед и, облокотившись о край стола, стала внимательно рассматривать каждую черту его лица, ища подвох.

Красив как бог.

Когда мозг выдал это заключение, я даже немного похолодела. И это все, о чем ты могла подумать в эту минуту, Венера?

Будет звучать, возможно, как жалкое оправдание, но Феликс действительно был самым красивым и самым пугающим мужчиной из всех мне знакомых. Его глубокие темные глаза тоже не отрывались от меня, и, казалось, он понял, о чем я думаю…

— Не помню, чтобы в течение года у тебя были проблемы с выбором спутниц для ужина… — очнувшись, саркастически произнесла я.

— У меня и сейчас нет с этим никаких проблем.

При виде его улыбки желание облить безупречно белую рубашку соком чуть не погубило меня. Самоуверенный ублюдок. Если бы мне не пришлось делить с ним спальню, я, может, и не знала бы…но в ванной и на стуле мне часто доводилось видеть рубашки с однозначными цветными полосами на вороте…и ощущать присутствие женщины, стойкий парфюм которой витал в помещении.

— Ты можешь расслабиться на какой — то хренов час? Всего лишь на час? — переменившись в лице и голосе, спросил Феликс, застав меня врасплох. — Я, что, должен привести сюда твою мать, чтобы ты прикинулась, будто все хорошо? Я тебе действительно настолько противен? Венера, я не то чудовище, которым ты меня всегда хочешь видеть!

— А кто ты? Добрый принц? — вырвалось непроизвольно.

— Возможно, я мог бы им стать.

Даже если бы и хотела, не смогла бы ответить, потому что к столу подошел официант. Я обдумывала значение этой фразы. Кошки — мышки мне не нравились. Новая игра, и опять по его правилам.

— Ты же любишь?

Не сразу я поняла, о чем идет речь. Когда на мой вопросительный взгляд Феликс молча указал на стол, я опустила глаза и недоуменно уставилась на осетинский пирог. Сочный и с румяной корочкой в лучших традициях с кусочком масла в самом центре, которое таяло и с каждой секундой все больше распространялось по золотистой поверхности.

— И…

— Откуда я знаю? — подхватил он, на что я кивнула. — Нет, мне сказала не Роза.

Какое — то совсем непонятное пояснение, которое ничего не дало. Вопреки моим ожиданиям, Феликс больше ничего не стал говорить. Он галантно поместил кусок ароматного яства на мою тарелку.

— Ты, правда, привез меня в ресторан и заказал осетинский пирог? — недоверчиво спросила я, не в силах поверить в реальность происходящего.

Этот мужчина напротив, которого я просто не узнавала, фыркнул и закатил глаза:

— Просто молча ешь. Когда пирог остывает, никакого наслаждения не получаешь.

Это был тот случай, когда я не смогла устоять. Осетинский пирог с мясом, фыдджын, — мой фаворит в топе вкусной еды. И я не ела его больше года… Я, признаться, вообще не помню, чем я питалась все это время.

Подхватив дымящийся кусок правой рукой, я откусила и выдохнула с восторгом. И так я съела почти половину всего пирога. В полном молчании, игнорируя правила этикета, запрещающие есть руками в общественном месте, игнорируя сам факт своего нахождения в этом самом общественном месте и того, кто привел меня в него.

— У тебя хороший аппетит. Ты раньше всегда так питалась?

Я не понимала смысла этих светских бесед, но была слишком умиротворена вкусной едой, поэтому немного расслабилась и решила поддержать разговор.

— Всегда. У меня был слишком интенсивный образ жизни, чтобы беречь фигуру.

Феликс понимающе склонил голову набок, затем потянулся к бокалу и сделал глоток. Я пыталась уговорить себя не смотреть на него. Но смотреть по сторонам было неприемлемо в данной ситуации.

— Не может быть осетинского пирога в меню такого заведения, — между прочим резюмировала я, с неподдельным интересом рассматривая замысловатые, но изящные узоры салфеток.

— Может быть. Если ты готов за это заплатить, — возразил он спокойно.

— Но зачем? — вновь удивилась я, оторвавшись от своего занятия. — С чего вдруг такой праздник внимания и учтивости? Их подают в местах попроще. Не обязательно было заставлять меня чувствовать себя такой…белой вороной…среди этого шика, чтобы угостить пирогом.

— Достаточно было бы сказать «спасибо». Так и будешь во всем меня подозревать?

— Прости, но именно опыт общения с тобой меня этому и научил. Феликс, что тебе нужно? Всё это, — я обвела рукой стол и пространство вокруг, — для чего это?

— Я просто хотел сделать тебе что — то приятное. Если хочешь — думай, что я пытаюсь отблагодарить за спасение своей жизни…спустя столько времени.

Я не верила ни единому слову этого человека. Но выпытывать что — то было бесполезным, поэтому я просто заткнулась.

Спустя несколько минут послышались его раздраженные вдохи и выдохи. Понемногу истинная натура выходит наружу, скоро из ушей дым повалит.

Когда еще через несколько минут Феликс попросил счет, я облегченно вздохнула. Ну все, теперь можно и домой. Пусть это и не мой дом, но в любой комнате вдали от него я себя буду чувствовать намного безопаснее, чем сейчас.

Радость моя поубавилась, когда, расплатившись, он резко встал и без слов направился к выходу, демонстрируя свое отношение ко мне. Пришлось чуть ли не бежать за ним, став посмешищем для окружающих.

Лишь у самой машины Феликс остановился и резко обернулся:

— Лучше вызову такси и избавлю тебя от своего присутствия. Ты ведь только рада будешь? — оскалился, доставая телефон из кармана.

Не было смысла что — либо отвечать, он был чертовски прав.

Нескончаемый поток автомобилей, сигналы, даже частые крики водителей друг на друга… Этот город полон темперамента. Здесь не особо принято уступать кому — то. Сила есть — ума не надо. А сила заключается в состоянии, как это ни прискорбно.

Мы дожидались такси, наблюдая за движением. Я думала о том, как раньше любила ночной город. Я не боялась его. Не боялась темноты, скрывающей гадость этого мира. А сейчас все изменилось. Сама моя жизнь превратилась в темноту.

— Феликс, — тихо позвала я его и дождалась, пока он посмотрит на меня, — почему ты не подаешь на развод?

Странное чувство разлилось во мне, когда я уловила теплоту в его взгляде. Пока секунда за секундой он рассматривал мое лицо, я вспоминала слова Розы о том, что её брат другой. Вспоминала свои переживания и даже мысль, что смогу родить ребенка от него, которая пришла в голову во время лечения в больнице.

Что изменилось? Что сломалось во мне? Где я дала слабину?

— Потому что я хочу обратного, Венера.

Это короткое заявление лишает меня способности говорить.

Опять…опять я вижу в нем эту готовность разделить будущее на двоих.

И…не верю в такую возможность.

— Но ты не хочешь, правда? — с иронией и печалью улыбается, не дождавшись от меня никакой реакции.

Свет фар приблизившегося к нам такси освещает лицо Феликса. И, прежде чем сесть, я осознаю, что на этот раз мне хочется остаться. И понять, что происходит — и с ним, и со мной. Почему меня бросает из крайности в крайность, почему я хочу одновременно быть чем можно дальше и вдруг остаться и поговорить по душам?

Он расплатился и назвал адрес, после чего взглянул на меня долгим — долгим сожалеющим взглядом через приоткрытое окно. Интересно, о чем был этот взгляд?..

Машина тронулась, унося меня прочь. И через мгновение я с удивлением обнаружила, что по щекам текут слезы…

Свекровь подлетела ко мне, как только я вошла в дом.

— Где Феликс?

— Я не знаю.

— Куда вы ходили вдвоем? — тоном озлобленного следователя спросила она.

— В ресторан. Ваш сын показал мне очередной раз, насколько я не вписываюсь в стиль и уровень вашей жизни. Не переживайте.

Мне просто хотелось подняться и лечь, я была опустошена этим походом, была сбита с толку поведением Феликса и его откровениями.

— Снова дерзишь, — заключила женщина, сузив глаза, — что бы ты ни пыталась с ним сделать, я не допущу, чтобы этот фарс продлился долго. Если бы не мой бывший муж, я бы давно тебя вышвырнула из нашего дома.

— Вы можете мне не верить, но я больше Вашего хочу покинуть этот дом и забыть всё, что связано с этой семьей. Поразительно, но в чем — то мы с Вами нашли точку соприкосновения. — Спокойно заверила её я и продолжила свой путь.

Колючий и полный недоверия взгляд сопровождал меня до самого угла, за которым я скрылась в направлении спальни.

В эту ночь Феликс не вернулся. Я это знала, потому что не сомкнула глаз, анализируя свои ощущения. Точнее, пытаясь это сделать.

Заснула лишь под утро, изможденная непрошенными мыслями. А когда проснулась, обнаружила на тумбочке маленькую подарочную коробку, в которых обычно дарят ювелирные украшения. Я долго не решалась открыть её, понимая, насколько это осложнит и без того запутанное положение. Но в конечном итоге руки сами потянулись к не й… Ожидая увидеть кольцо или сережки, я была удивлена, обнаружив внутри маленькую саблю, украшенную драгоценными камнями… Это была миниатюрная и неописуемо красивая подвеска с тонкой изящной цепочкой в придачу.

Возможно, любая другая девушка завизжала бы от восторга.

Но не я… Я же пыталась понять, что он этим хотел сказать. Потому что сабля — это напоминание о танце с саблей.

Танце, с которого и началась эта история…

15

Лицо моё ныло от необходимости улыбаться сотням гостей. Мой мозг воспринимал все происходящее вокруг исключительно как сон. Правда, слишком затянувшийся. Роскошная свадьба, на которой я себя чувствовала сторонним наблюдателем, была в самом разгаре. И я с удовольствием встала бы и ушла. Если бы это не была моя свадьба.

— Мои родные… — ненавистный мне голос обратился ко всем в микрофон. — Вы все знаете меня как довольно сурового парня… — он выждал, пока гул от его слов в зале притихнет, — да — да, я не спорю, за мной всегда по пятам ходила не очень лестная репутация…

Учитывая, сколько Феликс выпил, я искренне удивлялась, как в его состоянии возможно говорить членораздельно, при этом ещё и стоять на своих двух. Незаметно для окружающих я миллиметр за миллиметром отодвигала свой стул подальше, потому что мне казалось, будто этот жар, исходивший от него, начнет палить меня… Пока в один момент Лусине, моя сестра, которая стала подружкой невесты, со смехом не произнесла:

— Эй, невеста, ты как тут оказалась, вообще? — указывая на наши практически столкнувшиеся спинками стулья. — Ну — ка, давай отодвинем тебя к твоему суженому.

А слово — то что за дурацкое выбрала! Как будто тебя кто — то просил меня отодвигать обратно, да ещё и с такой издевкой!

Но что сделаешь, я была связана по рукам и ногам обещанием быть паинькой в этот вечер. А в зале сидел человек, ради которого я даже в ад спустилась бы с превеликим удовольствием, если того требовала бы ситуация. Моя мама. Она приехала одна, без отца и брата. Сейчас её глаза с любовью наблюдали за мной, время от времени пуская слезу радости. Мама сидела практически напротив нашего стола в кругу родственников, приглашенных с моей стороны.

И вот, в момент, когда Феликс начал свой монолог, пробуждая во мне новые волны омерзения, я повернулась в её сторону и увидела полный восхищения взгляд родной матери, направленный на человека, погубившего меня.

— Но сегодня я хочу предстать перед вами с другой своей стороны… — продолжил мой «муж», — и посветить своей жене…Венере…стихотворение, которое как нельзя лучше описывает мои чувства к ней…

Бесконечное количество пар глаз было направлено на нас с любопытством, внутри все сковало от ужаса. Все, что он говорил, было лицемерием. Да какие чувства?!

Пока я билась в истерических волнах предвкушения, зал вновь поддержал его громкими аплодисментами. А потом, когда все стихло, побуждая оратора глаголить, моих ушей коснулся невероятно чувственный мужской голос:

— «Венера — есть библейский ад,

Близнец земли в ночи горящий,

А раньше был там чудный сад,

И свет животворящий»…

Он протянул мне руку, приглашая встать, чтобы видеть мое лицо. Я повиновалась и сделала то, чего Феликс и добивался — смотрела ему в глаза, с каждым словом ощущая жжение, будто от яда, пущенного в организм змеиным укусом…

— «Венера — есть библейский ад,

Ее туманов красный свет

И почв зловонный чад…

Как разгадать ее секрет?..»

Он просто издевался надо мной. Никто, кроме меня, не понял бы истинного смысла, заложенного в эти фразы. А сильные мужские пальцы сжимали мою ладонь все сильнее и сильнее, подтверждая его намерения сделать мне больно. Это было завуалированное оскорбление в виде прекрасно сложенных строк…

— «Венера — есть библейский ад,

Была прекрасной из планет,

Была вода и глад и лад,

Теперь там жизни нет…

Там много молний и ветров,

Живы ее вулканы,

Из лавы огненной покров

И жаркие фонтаны.

Она прекрасна и ярка…

В наряде легких газов…»

А потом Феликс сделал паузу и с особым придыханием прочел следующий кусок:

— «Она как страсть терпка, горька, —

Опасен блеск алмазов.

Так и любовь — ее родник…

(Пока во всем есть мера), —

Тепла и света проводник…

Посланий Люцифера.

Его таинственный двойник…

Ночная тень Геспер,

Любви многообразен лик…

Среди небесных сфер».

Каждое чертово слово пробуждало во мне воспоминания. Все это было слишком красиво изложенным рассказом о нас…

Взрыв эмоций в зале на миг оглушил меня. Свисты, аплодисменты, выкрики. А он продолжал смотреть лишь на меня и скалился в гипнотизирующей улыбке. Я с трудом вырвала свою руку из его железной хватки и потерла ноющую кожу… Но мои глаза посылали ему тысячи проклятий… Я тоже была удивлена этим представлением… Феликс никогда не производил впечатления человека, питающего страсть к поэзии. Уверена, это всё было исключением, направленным на то, чтобы ужалить меня. И ужалить так, чтобы никто этого не понял. Потому что он дал обещание своему отцу.

Сегодня последний день сентября. Осень. Листья лениво опадают, оставляя деревьям лишь право помнить, как прекрасно было лето, как нежна была весна. Сегодня последний день сентября. Моя свадьба. Событие, которое перечеркнуло всё, что со мной до этого происходило. Теперь и мне остается лишь право вспоминать о том, какие прекрасные моменты я пережила до встречи с этим мужчиной.

Обстоятельства просто вынудили меня согласиться на этот брак… Я и не думала, что жизнь способна бить лежачего человека. Как оказалось, вполне себе способна.

В тот самый момент, когда месяц назад передо мной вдруг возник дядя Дживан, я поняла, что ничего хорошего его появление не сулит.

«— Я не могу позволить тебе уехать после случившегося… Венера, тебе придется остаться…».

С этих слов началась — а уж если быть точнее, то — продолжилась черная полоса моей жизни.

Я сжала зубы, чтобы сдержать крик. Я хотела использовать всю мощь своего голоса, чтобы донести до этой семьи — оставьте меня в покое! Заорать, выпустив весь воздух из легких, заорать так громко, чтобы слышал и Феликс… Но я лишь сжала зубы, сверля мужчину гневным взглядом.

— Пройдем в мою машину, не будем же мы здесь все обсуждать. Я тебе объясню, что произошло… — мягко, но настойчиво проговорил он.

— Я не могу никуда пойти. Я жду такси, у меня вылет.

Насколько это возможно, я пыталась быть вежливой, но получилось так, что я буквально прорычала слова через всё ещё сжатые зубы, будто это осознанный барьер, противостоящий всему плохому, что мне хотелось ему высказать…

— Венера, я прошу тебя как отец.

— Вы не мой отец. — Отрезала я, не сдвинувшись с места.

— Но зато ты мне как дочь, — уверял дядя Дживан, и я прекрасно знала, что это правда, он всегда относился ко мне с теплотой.

— Нет, извините, но придется говорить здесь. Никто нам не помешает в такой час.

Мужчина покачал головой, окинув меня недовольным взглядом, но больше не стал настаивать.

— Вас вчера видели. Об этом сейчас говорит и будет говорить весь народ со свадьбы. И твои дядя с братом тоже в курсе…. — он сделал паузу, чтобы дать мне переварить сказанное. — Ты понимаешь?

— Это вполне естественно — что нас видели, что о нас говорят. Но мне больше нет до этого дела. Я улетаю на большой срок.

Тяжело и протяжно вздохнув, он большим и средним пальцами правой руки потер глаза, затем плавно опустил к седым вискам и несколько секунд массировал их. И снова шумно выпустил воздух, с какой — то тоской оглядываясь вокруг.

— Мне жаль, что приходится так поступать, я бы не хотел причинять тебе ещё большую боль, чем мой сын… Но… Венера, я не могу допустить, чтобы пострадала и твоя, и его репутация. Всю ночь размышлял над тем, как можно заткнуть рот сплетникам. Я уже слышал две версии: одна — изнасилование, другая — соблазнение ради денег. Ты же знаешь, где работает Феликс, это может навредить ему, особенно с учетом того, что у него достаточно врагов.

К нам медленно подъехала машина с шашкой на крыше. Я облегченно вздохнула, спеша поставить точку в этом разговоре, смысл которого так и не поняла:

— Вы меня простите, в одном Вы правы — мне достаточно той боли, которую причинил Феликс. Сплетни меня не волнуют, даже если они и коснулись ушей моей семьи. Я просто хочу уехать и забыть это всё. Прощайте.

Я уже сделала несколько шагов, чтобы обогнуть его в направлении к такси, когда услышала следующее:

— Но это дойдет и до твоей матери, брата и…отца. Венера, ты до сих пор не поняла, как жестоки эти люди?

Я тупо уставилась на водителя, ожидавшего меня. Мерзкие щупальца сомнений коснулись нутра, и я вдруг поняла, что мне действительно не дадут уехать. Эта мечта быть свободной и жить в спокойствии, что не покидала мои мысли последние месяцы, так и останется мечтой.

Я вся поникла, сгорбившись, как старушка и обернулась к Дживану Саркисовичу.

— Что вы хотите от меня?

— У нас есть только один выход, чтобы все исправить.

Говорил он очень осторожно, но эти паузы действовали на меня как похоронный марш, потому что я знала, любой выход из сложившейся ситуации мне не понравится. И приготовилась…

— Вас надо поженить поскорее.

Да, я приготовилась, но не к такому. Подготовиться услышать такого рода изощренный бред мне не помогли бы не то, что несколько секунд, а дни, месяцы и годы.

«Вы в своем уме?» — хотелось спросить.

Я с вытянутым лицом всматривалась в испещренные морщинами красивые черты лица, прикидывая в уме, кто из них более неадекватен — сын или все же отец?

— Я не хочу, чтобы о дочери Гаспара говорили гадости. В этой ситуации я больше думаю не об интересах и подорванном престиже своей семьи, которую так подставил Феликс своим поведением, поверь. Я думаю о том, что твоему отцу и матери хватает проблем, и еще один удар, касающейся дочери — это слишком.

Я отпустила ручку чемодана и сделала шаг вперед, вкладывая всю горечь, что копилась эти годы, в свои слова:

— Не смейте! Что вы знаете о моем отце?! Моего отца это не коснется! Мой отец давно не помнит, кто я! Вот тут, — я в яростном порыве указательным пальцем свободной руки коснулась своей головы в районе между виском и бровью, — вот тут у него давно нет никаких воспоминаний. Его хватает только на агрессивные вспышки! Вы ничего не знаете! Вы не поймете! Вы не поймете!

Мое тело поразила волна дрожи, я не могла плакать, я была в истерике, мелко и прерывисто дыша, словно обезумевшая, что пыталась доказать всему свету — никто не поймет мою боль.

— Вы не поймете… — снова повторила я, опустив голову, стеклянными глазами уставившись себе под ноги. — Никто не поймет…

Я словно вернулась на десять лет назад. Это был наш дом, тот, которого сейчас уже нет. Дом, в котором я была счастлива. Дом, в котором меня лишили детства в один миг. Крики и звуки чего — то бьющегося разбудили нас посреди ночи. Мы с братом спустились вниз и увидели, как мама старается успокоить озверевшего отца. Это уже был не мой папа. Это был чужой человек, у которого глаза практически вылезали из орбит, метали молнии, сыпали искры. Это был зверь, ничего не понимающий и не различающий. Он крушил все на своем пути, несколько раз ударив маму, пытавшуюся его остановить. Вардан бросился к ним и оттащил рыдающую и словно обезумевшую от горя постаревшую женщину, велев ей позвонить дяде. А сам попытался унять отца. Вы когда — нибудь видели, как сын утирает свои слезы, вынужденный причинять боль родному отцу, которого боготворит? Видели, как он скручивает его на полу, чтобы не дать возможности навредить и себе самому, и близким рядом? Я зажмурилась и закрыла ладонями уши, умоляя себя проснуться.

Мне было 14 лет. И все светлое, что взрастили во мне до этого, сгнило в одно мгновение, лишенное главного источника жизни — своего солнца.

Объятия дяди Дживана вернули меня в реальность. Они были теплыми и крепкими. Понимающими и принимающими. 10 лет меня никто так не обнимал.

— Тише… — прошептал он, гладя меня по макушке.

— Зачем вы так…я устала… — одними губами проговорила я и опустила голову ему на плечо.

Моя дрожь не унималась, это было страшно. Намного хуже, чем, если бы я кричала или дико рыдала. Зубы клацали, не попадая друг на друга, словно я сильно замерзла. А, возможно, это так и было. Всё внутри замёрзло, всё — мрак.

Проснулась я в комнате Розы, в которой когда — то ночевала, оставаясь у них в квартире. В какой — то миг захотелось улыбнуться от мысли, что она уже встала, и на кухне меня ждет вкусный завтрак, приготовленный тетей Эльзой. Что за стеной шумят Мариам и Рипсиме, собираясь в школу… Я сейчас встану и умоюсь, чтобы успеть попрощаться с ними и чмокнуть на прощание.

Но жестокая реальность щелкнула своими уродливыми пальцами перед моим носом — и я поняла, что Розы здесь нет, она вчера вышла замуж, а меня пытался изнасиловать её брат. Утром я должна была улететь и забыть этот кошмар, но мне помешал их отец. Я помню, как он меня обнял, помню, как дрожало тело, а потом наступила темнота. А нынешнее моё состояние было похоже на пробуждение после продолжительной и мучительной болезни — всё ломило, пронзенное слабостью и неспособностью вернуть свою жизнедеятельность.

Я пролежала так очень много часов, неподвижно устремив глаза в потолок. Когда кто — то тихо открывал дверь, я молниеносно прикрывала веки, притворяясь спящей. Они все шушукались, спорили, стоит ли вызвать врача, или нужно дать мне выспаться и прийти в себя. И лишь с наступлением ночи члены семьи перестали штурмовать эту дверь.

У меня было много времени, чтобы подумать. И понять, что меня не оставят в покое. Пусть дядя Дживан и уверяет, что хочет действовать в моих интересах, но я не верю этому. Престиж их семьи выше. Она одна из самых уважаемых и влиятельных. А молва о сыне — звере, совершившем попытку изнасилования прямо в день свадьбы сестры — это уже серьёзный урон репутации.

Конечно, любой отец в такой ситуации попытается оправдать свое чадо и помочь ему встать с колен. Феликсу очень повезло, что у него он есть. Будь мой отец рядом, уверена, он уберег бы меня от всех этих бед. Но вышло так, что в сложившейся ситуации это я буду вынуждена уберечь его и маму с Варданом от всех бед. Ведь дядя Дживан прав. Никто из них не обрывал связи с родственниками, кроме меня. Они постоянно общаются и созваниваются по скайпу. И этот слух очень быстро дойдет до них. Но я не знаю, как всё будет подано… Какая там была вторая версия? Соблазнить ради денег? В эту чушь не поверит ни одна живая душа, знающая меня. Но их так мало, Господи, так мало… И теперь голову терзает один вопрос — а имею ли я право подставлять под удар двух горячо любимых и дорогих мне людей, которым и так несладко сейчас?

Нет, не имею. И никогда не буду иметь такого права.

А что делать?

Повиноваться воле человека, годами и мудростью превосходящего меня практически втрое.

Как, ради всего святого?

Очень просто — со стиснутыми зубами. Тебе не привыкать к такому состоянию, Венера…

Ты в нем живешь всю сознательную жизнь.

Я не знала, что будет дальше, но понимала, что пока — это единственный вариант. Можно не согласиться и уехать, но где взять гарантию, что всё не станет хуже? Вардан, узнавший о том, что хотели сделать с его сестрой, может натворить кучу глупостей. Он и так уязвлен всем, что произошло с нашей семьей, его гордость не позволит переварить молча такую ситуацию. А мама? Её слезы, печаль и обвинения в свой адрес, полные раскаяния за «погубленные» жизни детей, за неспособность обеспечить им должное будущее? Лучше жить в клетке со зверем, чем видеть их муки.

Всю оставшуюся ночь я сидела перед окном, отгоняя прочь одну за другой непрошенные мысли о спасении. Не хотела смиряться с этой неизбежностью. Не хотела думать о том, что должна буду связать жизнь с чудовищем. Не хотела верить, что люди в здравом уме примут этот брак. И не могла поверить, что Всевышний допустит это.

— Если Вы оставите за мной право уйти потом, я соглашусь.

Не оборачиваясь, произнесла я, продолжая смотреть в окно, рядом с которым и встретила рассвет. Я знала, что зашел именно дядя Дживан.

— Пока рано говорить о таком. И прошу тебя, чтобы никто не знал об этом твоем желании.

— Дайте мне слово, что не станете мне мешать, когда я захочу уйти.

Он размышлял слишком долго. Я была вынуждена развернуться и взглянуть на него.

— Хорошо…если ты дашь мне слово, что никто не узнает всей правды.

— Вы сейчас серьёзно? — усмехнулась я. — Считаете, мне захочется кому — то о таком рассказать?

Больше дядя Дживан мне ничего не сказал.

Месяц длилась подготовка, новость о том, что чуть ли не самый завидный жених в городе женится, облетела всю округу. Я хотела забиться в угол и накрыть себя панцирем, которого, к сожалению, не имела. Знакомство с матерью Феликса, её роднёй, стало настоящим испытанием. Им не хватало только лупы, чтобы разглядеть получше все мои недостатки. Я отвечала на все заданные вопросы, не задавая никаких в ответ. Просто не могла пересилить себя. Отсутствие Розы, которая была в свадебном путешествии, било по самому больному — я чувствовала себя как никогда одинокой.

В общем, весь месяц я была манекеном, которого одевали — раздевали, с которым пытались вести беседы, наладить какой — то контакт. Всем вокруг была поведана душещипательная история о том, как Феликс и Венера тайно любили друг друга, не говоря никому. А после свадьбы Розы влюбленный мужчина вдруг понял, что больше не хочет терпеть такого положения дел, и решил свои отношения придать огласке. Звук фанфар, аплодисменты и куча сентиментальных дам, утирающих слезу счастья.

Но самым сложным было врать матери. Я была от одного шага к тому, чтобы скрестить пальцы за спиной, как в детстве, когда Вардан просил его прикрыть, если приходил поздно. Самым ужасным было наблюдать, как она бесконечно рада, слушая мою ложь.

Единственное, что меня немного держало в колее — полнейшее отсутствие Феликса все эти дни. Ни разу я его не видела вплоть до самого дня свадьбы. Понятия не имела, как он воспринял требование отца жениться на мне, но была уверена — если мы где — то пересечемся, один из нас не выживет. Дядя Дживан очень хорошо продумал этот момент, держа нас на расстоянии друг от друга…

Но всё с лихвой окупила ночь свадьбы. После восторженных возгласов и аплодисментов гостей, проводивших молодоженов в пустой дом, где им никто не должен мешать, жених почетно ввел невесту в их очаг.

Таща за волосы, не обращая внимания на крики боли и сопротивление.

Самый первый взгляд, который он бросил на меня в этот день, сказал больше, чем миллионы слов.

Я тебя уничтожу.

А поскольку, как и я, он был связан обещанием вести себя хорошо при гостях, чтобы исправить все, что натворил месяц назад, Феликс с лихвой отыгрался на мне, когда мы остались одни.

Водитель высадил нас и поспешно уехал, я осталась стоять перед прекрасным домом, отказываясь принять тот факт, что стану его частью. Я как одноклеточное существо потеряла совершенно всю способность мыслить и тупо разглядывала фасад, не решаясь туда войти.

Феликс возник рядом с сигаретой во рту и так же уставился вперед. Я слышала, как он дышит, выпуская из себя едкий дым. Такой же мерзкий, как и он сам.

— Дело осталось за малым — выполнить супружеский долг. — Зловеще протянул он.

Я промолчала. Он и сам не понимает, что несет.

— Ну? — повернув ко мне голову, Феликс жестом пригласил меня пройти вперед.

Посмотрев на него, я спокойно произнесла:

— Я не войду в этот дом с тобой. И если у меня есть несколько часов…несколько последних часов, когда я могу остаться сама собой перед приездом твоей матери, а не актрисой дешевого театра, поверь, я ими воспользуюсь, будучи одна. Одна и здесь. А не с тобой и внутри.

Хмыканье в ответ. Резко выброшенный окурок. Затем железной хваткой он берет меня за руку и заставляет идти за ним ко входу. Ни единого шанса вырваться. Я спотыкаюсь на этих каблуках и падаю, пачкая белоснежное платье. Но он не помогает мне встать.

— Ты и есть дешевая актриса, моя радость. И свой спектакль завершишь сейчас. Я ждал месяц, чтобы увидеть тебя и распластать по стене. За твое мастерство, которым ты околдовала моего отца, заставив поверить, что достойна быть чьей — то женой. Соответствуй…

Я пыталась встать сама, но Феликс не останавливался, чтобы дать мне эту возможность. Он тащил меня, пока я была на четвереньках, этим превращая подол платья в лохмотья, заставляя колени ныть от трения. В какой — то момент мне удалось вырвать руку и закричать, но это взбесило его ещё больше. Он с презрением плюнул куда — то в сторону, а затем, недолго думая, схватил своей ручищей мои волосы, собранные в замысловатую прическу, и рывком втащил в дом, на пороге которого мы до этого очутились.

Прямо перед дверью была лестница, ведущая на второй этаж, где находились спальни. Феликс просто швырнул меня на эти ступени, совершенно не церемонясь.

— Добро пожаловать. Дальше сама? Или помочь?

Тяжело дыша и утирая слезы боли и обиды, я испустила вопль, кинувшись на него. Мне хотелось сделать так же больно и ему, поэтому я вцепилась в его волосы и стала тянуть их, приговаривая, как я ненавижу его. Поразительно, но это лишь позабавило Феликса, он будто позволил мне наиграться, а потом легким движением рук вновь отшвырнул на ступени, с которых я минутой ранее вскочила в порыве ярости. Но в этот раз я сильно ушиблась, ударившись головой о перила. Появилась какая — то тяжесть, пелена перед глазами, и мне было невероятно сложно подняться. Я пролежала неподвижно несколько секунд, чтобы собрать все силы и встать. Но неожиданно меня, будто я всего — навсего мешок второсортной муки, перекинули через плечо, в таком положении доставив наверх. И если бы я могла соображать, обязательно предприняла бы попытку высвободиться, понимая, куда он меня тащит.

Брачная ночь — это то, о чем я запрещала себе думать. Я блокировала любую мысль о том, что должна позволить ему прикоснуться к себе. Нет. Тысячи раз нет.

Так же «бережно» Феликс скинул меня на кровать, где я свернулась калачиком, пытаясь унять пульсирующую боль в голове. Я даже не обращала внимания на бесконечный поток влаги, размазывающий весь мой макияж. Тем временем он сорвал с себя пиджак и, скомкав его, почему — то бросил рядом со мной. Я молилась, чтобы он просто свалился и заснул, будучи пьяным до чертиков… Откуда у него силы стоять на ногах?

— Багира… — вдруг позвал Феликс, нависая. — Вот мы и встретились там, где изначально ты должна была оказаться — подо мной.

Тошнота подступила к горлу от осознания того, что сейчас должно произойти.

Большим и указательным пальцами левой руки он схватил мой подбородок и заставил посмотреть на себя. Затем правой ладонью стал утирать катящиеся слезы с моего лица, еще больше размазывая остатки косметики…

— Почему ты такая упрямая? — прорычал Феликс, опуская лицо ближе ко мне. — Почему ты, сука, такая, бл**ь, упрямая?!

Я отвернула голову в сторону, чтобы не ощущать его губы на своей щеке.

Минуты две он вот так неподвижно вглядывался в мой профиль, дыша перегаром мне в ухо. Я не понимала, почему это чудовище медлит. Почему не сделает то, чего добивалось столько времени с первого дня нашего знакомства?

— Я настолько тебе противен? — вдруг тихо задал он этот риторический вопрос, как тогда…

А потом прошло еще несколько минут в тишине.

— Ты мне тоже не нужна. — Его ладони коснулись моих щек, заставляя вновь взглянуть ему в глаза. — Нет. Ты. Мне. Не. Нужна.

Мне показалось, что он находится в трансе. Феликс уже смотрел через меня, будто разговаривал сам с собой, что — то себе доказывал, прикидывал в уме.

— Я не хочу, чтобы ты была нужна мне…

Я перестала дышать, испуганная этим его состоянием. Это было страшнее, чем его ярость. Так Феликс был похож на умалишенного, а не на зверя… И его это бормотание заставило меня леденеть.

Но в одно мгновение затуманенный взгляд прояснился. Он взглянул в мои глаза и твердо, будто что — то решив, резюмировал:

— Нет. Не нужна…

И с брезгливостью отдернув от меня свои руки, слез. Я закрыла глаза и стала вдыхать воздух. Через какое — то время послушался визг тормозов. Я поняла, что Феликс оставил меня одну. Но его демоны все ещё составляли мне компанию… Его аура висела надо мной всю оставшуюся ночь, что я посвятила самобичеванию…

16

— Я тебя предупреждал, правда? — Аветисов уныло поглядывал на меня, держа в руках результаты анализов. — Почему не пришла сразу?

— Я…мне…

— Тебе и на этот раз казалось, что все пройдет само? Венера, ты что, правда, не понимаешь всю опасность? Ты хочешь в свои 25 остаться бесплодной?

Его слова заставляют меня опустить голову от стыда, незачем оправдываться, да и оправдания никакого нет.

— Я злюсь, я очень разочарован. Не думал, что ты такая легкомысленная. Мы с таким трудом вернули тебя в норму! — горячо осуждал он меня.

Я продолжала смотреть вниз, пока он изучал все листы, громко вздыхая.

— Я, конечно, ожидал, что рецидив обязательно случится, но мне казалось, что ты теперь будешь умнее — придешь раньше. Как ты могла столько тянуть? Три недели кровотечений!

— Я себя чувствовала не так плохо, как в первый раз…

— Пока! Это пока! — разозлился гинеколог, перебив меня.

Я больше не делала попыток что — либо объяснять, понимая, что это бессмысленно. Я действительно поступила очень опрометчиво, пренебрегая визитом к врачу, но…мне не хотелось никого беспокоить. Чтобы попасть к нему на прием, люди записываются неделями ранее, а я понимала, что, пока меня впишут в эту очередь, все действительно может уже нормализоваться, поскольку в этот раз мне было не настолько плохо. Другой вариант — прием вне очереди, который был абсолютно реален, если попросить об этом свекровь… Понятное дело, со своими проблемами я к ней обращаться не могла. Мне хватило её упреков и причитаний еще с первого раза…

Мой неожиданный обморок перед Розой решил все за меня. Уже через три часа верная подруга, напуганная моим состоянием, договорилась о внеочередном визите через тикин Мэри. Она лично проследила за тем, чтобы я сдала все нужные анализы заблаговременно и посетила эндокринолога, чтобы иметь на руках результаты перед посещением самого гуру.

— Венера? — обратился ко мне Михран Альбертович. — Могу я задать тебе вопрос?

Я уже знала, о чем он меня спросит, и лишь коротко кивнула.

— Я не хочу вникать в причины — это не мое дело, но как врач я обязан понять, что делать дальше. Поэтому, хочу, чтобы ты была откровенна. Хорошо? — он дождался, пока я вновь кивну. — Ты собираешься рожать от своего мужа?

Мне нечего было ответить. Я тупо смотрела ему в глаза в поисках какой — то помощи, мне сейчас это было очень необходимо. Я запуталась, мне было страшно, я не знала, что делать дальше.

— Девочка моя, я тебя уверяю, что это не шутки. Ты рискуешь остаться бесплодной с букетом таких нарушений. К сожалению, они не имеют конкретного лечения, поскольку гипоталамическая дисфункция — одна из малоисследованных тем в медицине. Шанс на нормализацию работы организма тебе может дать беременность, во время которой происходит масштабная перестройка систем. А в противном случае — ты лишаешься как возможности стать матерью, так и возможности в дальнейшем быть полноценным здоровым человеком.

Внезапно обстановка стала давить на меня настолько сильно, что перед глазами вновь все поплыло. Я потянулась к своей сумке и вытащила бутылку воды, надеясь, что это меня немного взбодрит. Если я снова упаду в обморок, да ещё и на глазах Аветисова, это уже будет катастрофа.

Все это время он наблюдал за мной с неприкрытым осуждением во взгляде, понимая, что мне плохо, потому что я сама виновница всех своих бед.

— Думаю, в стационаре у тебя будет время хорошенько обо всем подумать. Я сейчас позвоню вниз и договорюсь, чтобы ты прошла МРТ с контрастом, нам нужна детальная картина состояния сосудов твоей головы. Пойдем по кругу, чтобы исключить все возможные причины рецидива…

Михран Альбертович еще какое — то время что — то говорил, объяснял, расписывал все, что мне надо будет пройти завтра перед госпитализацией, но я его уже не слышала. Я просто пыталась смотреть на него и не потерять остатки сил.

Когда я вышла из кабинета, Роза с матерью подлетели ко мне. Подруга сразу же выхватила все направления и принялась читать рекомендации гинеколога.

— Ты завтра снова ложишься сюда, Венера.

— Да, он сказал.

Роза озадаченно закусила губу, продолжив изучение истории болезни.

Тетя Эльза с неподдельной тревогой спрашивала дочь, что еще там написано, поглаживая при этом мою ладонь, будто пытаясь утешить.

— Давайте мы поедем домой, там уже все и обсудим, — вглядываясь в мое бледное лицо, предложила подруга.

Даже сам факт моего плачевного состояния не влиял на меня столь ужасно, насколько влиял данный поход в лечебное заведение. Я еще с прошлого раза помню свое отвращение к этой обстановке, белым стенам, специфическому запаху и витающему духу какой — то безысходности. Пока я сидела в очередях к специалистам, мне пришлось выслушать сотни душераздирающих историй. И ничто так не подрывает веру в хорошее так, как это делают разговоры о болезнях в коридорах медицинских учреждений…

Я была бережно посажена на заднее сидение машины, а тетя Эльза присела рядом, давая возможность положить отяжелевшую голову ей на плечо.

Роза вела машину в полном молчании, она была очень хмурой, а изящные брови в результате этого сложились в одну линию, сходясь на переносице. Мне было так жаль, что они переживают за меня…так жаль, что приходится причинять столько неудобств, неприятностей, хлопот и затрат…

— Сегодня я переночую с тобой у нас дома, завтра сама привезу.

— Не надо, пожалуйста. — Взмолилась я, приподняв голову и подавшись вперед. — Ты и так из — за меня сегодня оставила Анушик свекрови.

— Глупости. — Отрезала она, не став меня слушать и взяла телефон, набирая кому — то. — Алло? Феликс, ты можешь говорить? Завтра Венера ложится в эндокринологическое отделение, как в прошлый раз. Я везу её к нам, мне кажется, будет лишним беспокоить твою маму, поэтому сообщи ей сам, когда вернешься домой.

Ну, это вряд ли, конечно — чтобы его матери было интересно, что со мной происходит. Роза слишком высокого мнения о наших с ней отношениях.

— Венера? Пока нормально, но выглядит слабой, — подруга повернулась ко мне и, разглядывая лицо, описывала состояние Феликсу, отчего мне стало очень неловко. — Она потеряла сознание на несколько минут, когда была у меня в гостях. Феликс, у неё снова осложнения. Я сразу обратилась к Аветисову.

Боже, с каждым её словом я чувствовала себя все хуже и хуже, потому что не могла находиться в центре их внимания.

Мы уже подъезжали к высотке, Роза попрощалась с братом и обратилась к матери:

— Вы поднимайтесь, мам. Попытайся впихнуть в неё хоть немного еды, хорошо? Я заберу Анушик и заеду в аптеку, куплю все нужное для Венеры.

Проводила она меня таким многозначительным взглядом, что я отчетливо поняла — нас ждет тяжелый разговор, когда подруга вернется.

Был уже первый час ночи, когда, приняв душ, Роза присоединилась ко мне и легла на вторую половину кровати, которую я занимала последние несколько часов. Мы заигрались с Анушик, она никак не хотела засыпать, чему я была очень рада. Но оттягивать этот момент уже невозможно…

— Ты помнишь эту фразу: «We are each our own devil, and we make this world our own hell»? — загадочно спросила подруга, увлажняя руки кремом, будто сейчас грядет не разнос моей личности, а светская беседа.

Я отрицательно покачала головой, после чего Роза продолжила:

— «Мы сами — дьявол свой, и целый мир мы превращаем в ад». Ну, или же в «свой собственный ад», если говорить дословно. Понимаешь?

Внимательный взгляд жгучих глаз прошелся по моему лицу.

— Венера, когда ты перестанешь устраивать хаос вокруг себя? Хотя, нет, не отвечай. Я знаю, что ты скажешь. Но с каждым днем твоя позиция становится все невыносимее и невыносимее. Мне начинает казаться, что тебе нравится страдать.

— Роз, перестань… — устало выдохнула я, изнемогая от этой ноши — какого — то вселенского груза обреченности на плечах.

— Нет! — отрезала она, развернувшись ко мне корпусом и обдавая холодом своего ледяного тона. — На этот раз ты выслушаешь меня до самого конца! Во — первых, я ни за что не поверю, что ты не замечаешь отношение Феликса к тебе. Я сотни раз ловила его теплый взгляд. В нем читалось такое сожаление, такая тоска…такая тяга. Мой брат — не ангел. Я не спорю с тобой, понимаю, насколько нереальным и далеким кажется возможность прощения после стольких его ошибок… Но за прошедшие месяцы, Венера, неужели, ты не убедилась в том, что он не такое чудовище? Феликс, всего лишь на всего, уязвленный мужчина, который плясал под дудку своей ущемленной гордости. Ты же и это понимаешь, правда?

Нет, я ничего уже не понимала. Но от слов Розы меня сковывало какое — то чувство раскаяния. Что за абсурд! Будто это я вторглась в его жизнь и кирпичик за кирпичиком сносила её до основания.

— Во — вторых, Венера, тебе предстоит сделать выбор: либо ты перешагнешь через свою гордость и подаришь вам обоим прощение, либо с ней в дальнейшем и будешь коротать время. Ты тонешь в своей боли, отгоняя любой спасительный круг, брошенный Феликсом. И мне тоже не даешь вытащить тебя из этого водоворота. Может, хватит? Ну, серьёзно? Какие еще знаки Свыше ты должна получить, чтобы понять — нужно двигаться дальше. Когда признаешь, что сама виновата во всем, что сейчас имеешь?

— Это жестоко, Роза… — прерывисто прошептала я, начиная дрожать от напряжения.

— Правда всегда жестока. Поэтому её лучше слышать от близких. От тех, кто желает тебе только счастья.

После этого она пододвинулась и прижала меня к груди. Я больше не могла сдерживаться, я так давно не плакала в чьих — то объятиях.

— Мне так страшно…так страшно… — выдавила я сквозь всхлип. — Что со мной происходит, Роз? Все эти нарушения, вдруг, они приведут к чему — то непоправимому? Вдруг…я действительно не смогу иметь детей? А, может, вообще умру, так и не поняв смысла своей никчемной жизни…

— Я не собираюсь гладить тебя по голове за то, что ты себя до этого довела. Кто просил тебя столько тянуть? Боже, три недели! Три недели! Где был твой рассудок столько времени!

Её действия со словами не вязались — Роза обняла меня крепче, позволяя выплакать всё, что накопилось внутри.

— Однажды я тебе уже сказала: мой отец достаточно мудрый человек, он не стал бы настаивать на этом браке, если бы не верил в его будущее. Собери все кусочки паззла — сложившуюся ситуацию, которая требует определенного решения, нашу всеобщую любовь к тебе и готовность Феликса быть тебе опорой. Уверена, ты примешь правильное решение.

Хотела бы я быть хоть немного такой же уверенной в этом. Все сказанное нескончаемым потоком крутилось в голове, а я пыталась зацепиться за что — то такое, с чем могу не согласиться, что могу отвергнуть, отрицать правдивость. Но не находила ни одной ниточки…

Я есть источник своих бед, и если бы не моя замкнутость, не мой страх довериться людям, ничего бы этого не произошло. С самого начала эта история могла бы сложиться иначе. С самого начала я могла бы избежать этого болезненного падения в бездну.

Как же жаль, что нужно много раз упасть, чтобы один раз твердо встать…

17

Наутро после ночного кошмара я кое — как отыскала свои немногочисленные вещи, которые привезли за несколько дней до торжества в этот дом. Достала чистую одежду и поплелась в душ.

Стоя перед массивным зеркалом, я медленно вытаскивала из волос висевшие в различных местах шпильки и с иронией рассматривала свое отражение. Если бы сценарист фильма «Звонок» увидел меня в это мгновение — его творение ему точно не показалось бы вымыслом. Все моё лицо было грязным от черных разводов и покрытым корочкой в виде успевшей подсохнуть косметики, ресницы слиплись комьями, глаза были неестественно опухшими и красными, взгляд — пустой. Как выжженное поле. А мои волосы…будто пакли. Это было фееричное зрелище.