Глава 19

Ияр

А-а-а-а-а. А-а-а-а-а.

Прикосновения холодным пальцем по моей губе. Захватывает дух.

На глазах повязка. Сорвать невозможно. Темнота.

— М-м-м-м-м.

Дьявольское сопрано, ласкает слух. Где-то совсем рядом. Прикладываю все усилия, срываю ткань. Тот же лес. Телом чую опасность.

По земле стелется туман. Не пройти. Она зазывает. Готов все отдать, чтоб догнать.

— Лай-ла-ла-ла-а-а-а-а, лай-ла-ла-а-а-а-а.

— Стой!

Сыро, чавкает под ногами. По колено проваливаюсь в трясину. Выбраться не получается. Чем больше злюсь и дергаюсь, тем больше погружаюсь. Паника закручивает штопором с разных сторон. Трудно дышать.

Лунный свет освещает затуманенную тропинку. На носочках в темноте крадется силуэт девушки.

— Стой! Стой! Помоги мне!

В ответ задорный детский смех.

— Бред какой-то.

— А мы всегда будем вместе? — писклявый голос.

— Что? Почему постоянно преследуешь? Кто ты?

Шаг вперед, маленькая фигурка в бледно-голубом платье кружится. В руках предмет, подпевает ему. Останавливается. Босиком семенит, петляя из стороны в сторону. Голова чуть опущена вниз. Сутулится. Черные, длинные, взлохмаченные волосы прикрывают пол-лица. Подойдя, выравнивается. Смотрит в упор одним глазом, половинка губы растягивается в улыбке. Знает финальную сцену. Это забавляет. Более жуткого явления не видел в своей жизни.

Вытягивает руку вперед, дает знак «повернись назад». Не нужно догадываться, рычание за спиной ближе, чем в прошлый раз. Медленно поворачиваю голову, громкий вой животного выбрасывает из потустороннего мира.

Осушаю графин с водой.

— Чертовщина! Алиса, к чему сон: грязь, волки, лес, девушка? Отлично — к беде!

Бегом принимаю душ. Одеваю костюм от Armani. Мчу из коттеджного поселка в город на встречу с отцом. Конечно, ожидание встречи с гражданкой Поляковой будоражит сильнее.

***

«Беньяминов Ашур Тиглатович».

По детской привычке стучу, прежде чем зайти. Не дождавшись приглашения, опускаю ручку.

Отец разговаривает по телефону, поднимает правую руку, давая понять, чтобы оставался на месте. Спасибо, что не выгнал за дверь. Как в детстве. Мне двадцать пять, успешный бизнесмен, в подчинении пара сотен человек, и это только в офисе, не считая простых рабочих.

Сейчас стою как провинившийся мальчишка. Ужасно раздражает. Отец заканчивает разговор, не спешит переходить к объятиям. Вообще говоря, он и раньше не славился чувствами к родным, повторяя: «Это слабость! Родился мужчиной, так будь им, а не пародией с розовыми соплями». Только Иштар, его маленькая копия, входит в группу исключений.

Делает запись в блокноте, чиркая ручкой. Время быстро прошло, но он совсем не изменился. Все такой же властный, с холодным, расчетливым взглядом, стальным голосом. Темно-синий костюм сидит как влитой. Ни одного намека на полнеющее брюхо.

Человек без возраста, только серебристые нити в густых волосах свидетельствуют о годах.

— Сын! — отрывается от записей, раскрывает объятия. Улыбается, и морщинки собираются в уголках глаз.

Ищет свой костыль, опирается на него, вставая. Поражает. Даже после страшной аварии, когда все пророчили, что не сможет даже сидеть, так как отец наполовину собран из титановых пластин, назло всем встал и пошел.

— Отец! — подаюсь ему навстречу.

Отцовские объятия. Раньше мечтал об этом, но теперь знаю, что он все делает по инерции, потому что так надо.

— Почему не приехал на ужин в резиденцию после свадьбы?

— Был занят!

— Мать скучает, все-таки столько лет в разлуке.

— Инесса! — перебиваю. — Инесса!

— Спустя столько времени вернулся, но ведешь себя как ребенок. Она тебя вырастила. Имей уважение. От тебя не убудет, если назовешь ее матерью.

— Женщина, родившая, была матерью… Потом — пш-ш-ш — испарилась. Ушла, не оставив весточки. Одной с головой хватило. Но не будем о старом.

Горечь сказанного остается на языке. Отчаянно желаю обрести хладнокровие к этой теме, как ко всему в жизни. Не выходит. Старый нарыв, вроде излечил, но через время происходит ремиссия.

Вина клокочет яростью. Постоянно нарушает мой шаткий покой. Выжигая все глубже шрамы. Если бы не взял то долбаное оружие, ничего не было бы. Хоть все и говорили обратное, но глаза выдавали их реальное мнение.

Большую цену заплатили за условное наказание. Вся империя, которую строили прадед, дед и отец, осталась едва не в руинах. Всеобщее презрение ломало, но я держался, ведь мужчины не плачут.

Не мог попадаться матери на глаза, слышал за дверью, как она убивалась. Проклиная все в округе. Она перестала спускаться вниз и даже есть.

Помню, как однажды, вернувшись домой, отец выбил дверь в ванной. Из глубокой ванны на белоснежный кафель текла алая вода. Только макушка головы матери всплыла, как поплавок. Отец кричал о помощи, вытаскивая почти труп из воды, пережимая вены. Все бегали, суетились, а я как будто ушел в астрал. Наблюдал со стороны, не веря, что проклятие этого дома — я.

Последней каплей для решения исчезнуть стал подслушанный разговор. После трехмесячного лечения мать привезли домой, исхудавшую, осунувшуюся, бледную, неживую. Просто тело. Побежал к ней в комнату обнять и сказать, как ее люблю. Чтобы не злилась, не покидала нас надолго. В приоткрытую дверь услышал разговор между мамой и наной! Она разговаривала с ней. Плакала, что нельзя так, надо искать силы жить дальше, что у нее есть обязанности перед мужем и детьми, если ее не станет, то ее детей никто так сильно любить не будет и ни одна женщина не заменит мать. Потом разговор начался обо мне, она сорвалась, начала кричать: «Лучше бы он не рождался. Не хочу его видеть!»

После мне объяснили, что это действие препаратов и стресса. Все наладится.

Возможно, но не для меня.

Ранним утром она сбежала. Женщина, которая была для меня всем. Главней Бога. Просто ушла. Бросила семью. Меня. Ничего ее не держало. Не простила.

В кратчайшие сроки в дом вошла другая женщина. Со свертком на руках. Ребенком. Заняла почетное место. После понял: у отца была еще одна семья. Маленький комочек оказался сестрой. Воцарилась идиллия. В ней мне не было места.

Возненавидел себя еще больше. Потребовал отца отправить подальше. Так очутился сначала в школе-интернате в Лос-Анджелесе. Стало легче. Установленный режим и учебная нагрузка не давали размышлять попусту.

Конечно, тут тоже не все так гладко было, хотели прогнуть мерзкие богатенькие мажоры. Сделать мальчиком для битья. К тому же английский хромал на обе ноги. Помню, четверо закрыли дверь в туалете и устроили «темную». Закрывался от ударов брендовых кроссовок, как мог, из их слов понимал четко слово «иммигрант», после пятнадцатиминутного «раунда» не мог дышать, да какой дышать, даже стонать.

Смывая кровь, отхаркивая легкие, смотрел в отражение. В эту минуту окончательно похоронил Ияра-неудачника. Активные занятие с репетиторами, тренировки боксом, физические нагрузки по утрам через полгода дали свои плоды. Выловил каждую падаль поодиночке и отправил в нокдаун на долгое время с последующей реабилитацией. Популярность пришла почти сразу, обрел новых друзей, новое общество, нашел, как бы сказать, покой, и вина притупилась. Переродился, снял шкуру прошлого и выбросил, надев броню другого человека.

Иногда думал, что было бы, если бы не настал тот ужасный день. В суде. Как бы сложилась судьба в России? И ее слово «Да» — предательский звук. Возненавидел ее. Отец был чертовски прав: привязанности и доверию нет места в этом мире! После интерната окончательно решил не возвращаться. Поступил в несколько европейских вузов. Дела в бизнесе наладились, и все прознали, чей я сын. Пользоваться стал всеми девушками, завязывал нужные общения с нужными людьми, которые в будущем пригодятся, но и трудился! Смесь хулигана, секс-символа и отличника, во всех направлениях мне не было равных! Трудился в фирме отца, доказал, что достоин, и он сделал меня директором филиала! Все, победа!

Перелистнул страницу, стал другим человеком. Но не смог спокойно общаться с семьей. Там жизнь бьет ключом. Гармония. Но нет того, ради чего стоит вернуться. Лучше так, на расстоянии. Мачеха звонит каждый день. Просит приехать. Разговоры о любви и тоске угнетают. Не могу, боюсь причинить опять боль. Не вернусь!

Так было, пока прошлое не ворвалось в жизнь. Полякова Аксинья! Ураганом сносит все на своем пути. Столкновение неизбежно без последствий. Взрывает мозг. Меняю планы на ближайшее время. Задержусь на месяцок-второй в России. Надо возвращать долги! Об этом и хочу поговорить, что временно поработаю в головном офисе.

***

— О чем задумался, Ияр? Ну так как насчет ужина в семейном кругу?

— Отличная идея. Когда прием?

— Ияр, что за прием? Мы твоя семья, наши двери открыты всегда!

— Отлично! — отвечаю сухо. — Завтра заеду.

Сажусь на край стола, толкаю шарик на колыбели Ньютона. Механизм начинает раскачиваться.

Сравнимо с нарастающей яростью.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Нет! — отодвигаю стул напротив. Решил остаться чуть больше, чем рассчитывал!

На что отец сводит брови, облокачивается на спинку, потирает подбородок.

— С чего это вдруг такие перемены?

— Решил набраться опыта в России. Хочу изучить внутренний рынок. Провести свой мониторинг. Если не против, конечно!

— Хм, странно! — прищуривается. — Лукавишь, сын!

— Абсолютно нет! Все-таки акционер должен хоть раз посетить собрание!

— А как же твое дело? Не боишься оставить без присмотра?

— Имеется отличный во всех планах заместитель. Наследнику пора о себе заявить вживую. Многие уже стали списывать меня. Еще мне нужна доверенность на все полномочия компании на полгода.

— Даже так? Громкое заявление. Наследников много. Нужен лидер. Ты мой сын, но это не привилегия. Дам шанс. Докажешь — место твоё. Не справишься — спрошу вдвойне. Имей в виду, Марана дышит в спину.

— Согласен!

— Можешь сегодня приступать. Ознакомиться поможет Елена Сергеевна, ты уже с ней знаком! Кстати! Надеюсь, решил вот эту проблему? — достает из стола журналы с заголовками. — Что за девица была? Как попала к нам? Скажи Валере, чтобы узнал о ней все! Кто и чем дышит! А с телевиденьем вопрос уже закрыт.

— Разобрался! Почти…

— Рад твоему напору и решительности.

Загрузка...