Вернуть любовь

Глава 3

С непринужденностью старого друга Джон заглядывал в шкафы в кухне, доставал тарелки и накрывал на стол, пока готовился легкий обед.

Неожиданно Сесиль рассмеялась, обняла его одной рукой за талию и положила голову на плечо, едва дотрагиваясь до него.

— Мне нравится быть с тобой, верный друг. Почему в последнее время ты не приходил?

Пульс у Джона участился. Ее волосы касались его руки. Бог мой, Сеси обнимала его, такая горячая, такая живая. Но она воспринимала его как друга и не более. Джон заставил себя говорить беззаботно, хотя на душе у него было совсем не легко:

— Я старался не злоупотреблять твоим гостеприимством.

— Перестань, дорогой. Я серьезно спрашиваю. Прошло не менее двух месяцев, как ты заглянул в последний раз.

— Шесть недель, — уточнил он. Сесиль устремила на него изумленный взгляд.

— Боже мой, какой же ты педант. Только теперь он понял, как выдала его эта маленькая поправка. Хорошо еще, что Сеси истолковала ее как проявление педантизма, а не как крик души влюбленного до безумия человека, который считает каждый проведенный без нее день потерянным.

— Я просто подумал, что тебе надо побыть одной. Вот и все, Сес.

Она подала на стол, и они принялись за еду. Разговор не клеился; утолив голод, хозяйка и гость стали разговорчивее. Сначала, правда, обмениваясь отрывочными фразами. Сесиль спросила как бы между делом:

— А как твои амурные дела?

С удивлением она увидела, что на его лице промелькнуло странное и совершенно непонятное выражение, которое тут же исчезло. Он пожал плечами:

— Как всегда, пожалуй.

— Ты еще встречаешься с Стейси Богарт?

— С кем? О нет. Мы перестали видеться уже давно, вскоре после смерти Рори. — Джон запнулся в растерянности. — Я хотел сказать… А, черт! Прости, милая.

— За что прощать? За то, что ты упомянул о смерти мужа? Это ничего. Я уже могу говорить о нем без слез. Какая ирония. Когда умирает кто-нибудь из тех, кого любишь, ты знаешь, что в конце концов придет час, когда ты сможешь вспомнить его и улыбнуться вместо того, чтобы разражаться слезами, но ты не знаешь, как достичь этой точки. Потом этот час приходит и тебе кажется изменой, что ты не испытываешь больше муки при упоминании о нем. С тобой такое бывало?

— Угу. Я понимаю, о чем ты говоришь. — Джон положил еще порцию салата из дыни, сосредоточив внимание на салатнице. — Означает ли это, что ты уже начала встречаться с кем-нибудь?

— Встречаться? Мне совсем не до этого. Моя старая знакомая хотела бы, чтобы я пришла на открытие общинного театра, который она организовала. Но я чувствовала бы себя не в своей тарелке без пары, и я ответила, что не смогу… Впрочем! — Сеси умолкла и внимательно посмотрела на собеседника.

Он встретился с ней глазами.

— Впрочем — что же?

У него возникло странное чувство: и волнующее, и пугающее одновременно. Он понял, что ему известно, что сейчас произойдет.

— Ты поехал бы со мной? Грейс — симпатичная дама, она моя добрая приятельница. Мне бы не хотелось пропустить открытие, потому что она положила столько сил на этот театр. Не хочу туда идти одна. Я далека от желания вмешиваться в твои личные дела, но если у тебя вечер свободен… Джо, я была бы очень рада…

— Разве я могу отказаться от такого лестного предложения? Мне, мол, нужен мужчина, но не ухажер, и ты подойдешь. Когда же этот театр открывается?

— Ах, дорогой! Ты меня неправильно понял. Просто ты такой верный друг и не будешь ожидать, что… Ну, словом, это не будет настоящим свиданием…

Сесиль запуталась и окончательно умолкла.

— Ты забираешь все глубже и глубже, — поддразнил ее Джон, улыбаясь. — Ладно, окажу тебе любезность. Я пойду с тобой, а потом даже не попытаюсь завезти тебя на заброшенную проселочную дорогу и устроить там привал.

Сесиль рассмеялась.

— А ты ужасно ядовитый. Тебе никто не говорил об этом?

— Бывало, и не раз. Обычно люди считают меня честным человеком, воплощением идеала американского спортсмена. Так когда состоится наше «свидание»?

— Через неделю, в субботу.

— А почему бы тебе не отбросить осторожность? Я бы пригласил тебя поужинать перед премьерой.

— Я не уверена, что выдержу такое напряжение. Кроме того, кто тебя знает, а вдруг ты захочешь «компенсации» за расход.

Джон улыбнулся, умышленно придав лицу хищное выражение:

— Ты меня знаешь. Если я плачу, то надеюсь получить и десерт.

— Например, мороженое? — уточнила она невинным тоном, широко распахнув глаза.

— Я-то подумывал о чем-то погорячее. Сеси улыбнулась и встала, чтобы сложить посуду в мойку.

— Наверное, я тебя никогда не пойму.

— Почему же? Я думал, что выражаюсь ясно.

— Так же ясно, как прост лабиринт. Взять хотя бы твое заявление о том, что тебя считают идеалом американского спортсмена. То есть что ты серьезный, верный, надежный, любящий и честный.

— Ты говоришь обо мне так, будто я бойскаут.

— Это прекрасные качества. Они мне нравились давно. Я не принижаю тебя. Часто мне хотелось, чтобы Рори имел хоть что-нибудь от твоего реального взгляда на мир. Я просто хочу сказать, что никто не должен подозревать тебя в том, что у тебя злобный юмор. Все знакомые думали, что Робин повторял другим половину твоих острот насчет членов команды. И еще одно. Из всех игроков «Мустангов» ты, на мой взгляд, меньше всего похож на гулящего холостяка. По всему, у тебя уже должна быть жена, трое детей и дом в предместье. Однако что мы имеем. Тебе тридцать два, и ты до сих пор не пустил корней. Ты даже ни разу не разводился.

— Да. Это ужасно. У меня была трудная жизнь.

— Но шутки в сторону. Ты что — не из тех, кто женится?

— Конечно, я из их числа. Со всех точек зрения, я — старомодный. Но думаю, именно по этой причине я до сих пор и неженат.

— То есть, ты ищешь девственницу?

— Я сказал, что старомоден, но не утверждал, будто склонен к пустым мечтаниям. Я хочу сказать, что для меня влюбиться или разлюбить — это не пустяк. Если я женюсь, то останусь верен узам брака всю жизнь. Поэтому я должен ждать, пока не встречу предназначенную мне женщину. Я не хочу попасть впросак, совершив ошибку.

— И ни одной, достойной такой чести, тебе еще не встретилось?

— Этого я не утверждал. Но может быть, она не хотела выйти за меня замуж.

— Подожди, дай мне перевести дух. Какая женщина, обладающая здравым смыслом, могла бы отвергнуть тебя? Ты красив, богат, жизнерадостен и очень, очень добр. Надо быть сумасшедшей, чтобы отказаться от тебя.

Глаза Джонни стали пустыми, взгляд устремился в неведомые дали. Его голос, прежде насмешливый, вдруг зазвучал тоскливо:

— Да, но если она любит кого-то другого.

— Ты не шутишь? Прости. Я не собиралась ворошить мрачные воспоминания. — Сесиль замерла, внезапно осознав, что заставила его страдать. — Давай забудем этот разговор, ладно?

— Давай.

Они были слишком близки к истине, чтобы чувствовать себя в безопасности. Если он хотел сохранить хоть каплю надежды на то, чтобы завоевать ее любовь в будущем, он не должен сейчас омрачать ее душу ни жалостью, ни угрызениями совести.

— Почему ты ничего не рассказываешь мне о твоей работе?

— Какой работе? — ответила она со вздохом. — Я уже несколько недель ничего не делаю.

— Почему? Что тебе мешает?

— Не могу найти, тему. Я просмотрела все свои заготовки. — Она сделала жест в сторону своего стола. — И ничего не нашла. Прямо беда. Книга, которую я закончила после смерти Робина, выйдет в свет через пару месяцев, а я даже не представляю еще, о чем будет следующая.

Джон задумчиво нахмурился.

— Творческий кризис?

— Видимо, да. Прежде со мной такого никогда не случалось, поэтому я не уверена ни в чем. Знаю только, что наполнила уже три корзины для мусора разорванными в клочья начальными главами книг. Когда я принимаюсь за документальное произведение и оно мне не дается, я начинаю писать роман. Но на этот раз меня ожидал полный провал, как никогда. Теперь я вернулась к документальной прозе, однако все равно ничего не получается. — Она вздохнула. — Мне надо найти тему, прежде чем у меня кончатся деньги.

— У тебя строгая внутренняя дисциплина.

— Я считала, что это так. Но теперь думаю иначе. Я начинаю сомневаться. Мне кажется странным в самом деле, что после смерти Рори, когда у меня сердце разрывалось на части, я смогла закончить книгу. Я заставила себя сделать это. Как-то я сидела за машинкой, работала над сценой смерти младшего ребенка. Печатала, а по лицу бежали слезы. Но я продолжала работать. Я сказала себе, что должна это делать, и сдержала слово.

— Может быть, по этой причине ты и не можешь теперь работать?

— Ты думаешь, у меня все перегорело? Это не исключено. Допускаю, что я тогда истратила очень много воли, таланта и сил. Вероятно, наступило истощение.

— Все это восстанавливается. Единственно, что тебе сейчас надо, — это отдых. Почему бы тебе не выбросить из головы все неприятные мысли и не позволить себе хорошенько отдохнуть?

— Ты так считаешь?

— Да. Если и есть на свете что-то, в чем я настоящий специалист, так это — терпеливое ожидание. Помню, после операции локтя я неделями сиднем сидел, не двигая рукой, а мне так хотелось опробовать ее, это — как желание почесать комариный укус. Тебе знакомо такое чувство? Но я знал: если начать действовать рукой раньше времени, можно скорее навредить, чем помочь выздоровлению. Телу нужно время, чтобы излечиться. А разве нервы и чувства в этом не нуждаются?

— Пожалуй, ты прав. Я теперь только этим и занимаюсь, но не могу не мучиться из-за безделья.

— Вот именно.

Сесиль подарила ему улыбку.

— Хочешь заняться этим со мной?

— Чем?

— Отдыхом.

Влечение к ней вспыхнуло у него с новой силой. Рука так сжала бокал, что он чуть не лопнул.

— Конечно. Но что ты имеешь в виду?

— Ну, мы могли бы поплавать.

— В этой ванне, которую ты именуешь бассейном? — презрительно сказал он. — Не пойдет. Хочешь, поедем ко мне, у меня действительно можно поплавать.

— Тогда мне пришлось бы делать это по-настоящему, а на это требуется слишком много усилий. А как насчет кино?

— У меня есть идея. Может, съездим во второй половине дня в Сидону?

Речь шла о небольшой общине художников, обосновавшихся в двух часах езды от Финикса. Это живописное поселение с множеством мелких магазинчиков, бутиков и художественных галерей, которые пристроились под сенью красных скал каньона Оук-Крик.

— Замечательно. Поездка обещает быть интересной.

Сесиль включила посудомоечную машину, и они отправились в путь.

Комфортабельная «феррари» Джона неслась по авеню Блэк-Каньон мимо административного центра «Мустангов». Благодаря кондиционеру в кабине было прохладно, несмотря на палящее летнее солнце. Сесиль откинулась на сиденье. Забавно, подумала она, как заметно сказывается на ней то, что она давно не была в мужской компании. Сеси вдруг остро, по-женски, осознала, что рядом сидит привлекательный молодой мужчина, чья мощная фигура сразу бросается в глаза. Непривычно чувствовать легкий аромат одеколона, слышать перекаты его глубокого голоса, видеть длинные пальцы этого одаренного человека на рычаге переключения передач и игру мускулов его рук, управляющих рулем. В то же время все это успокаивало, впрочем, нет. Точнее — Сеси чувствовала привкус чего-то волнующего. Отчетливее и глубже она ощущала удовольствие, а не только покой.

После смерти мужа она ни разу не бывала с кем-либо вне своего дома. Сначала к ней приезжал Джон, но затем даже и его краткие визиты прекратились. Сесиль очень любила своих приятельниц, но всегда приятно, когда поблизости находится мужчина. Она не задумывалась, требовало ли этого чувство безопасности, самоуважение или некая таинственная форма ее эгоизма. Во всяком случае, Сесиль знала, что и этот день, и общество Джона доставляют ей большую радость. Наконец-то, кажется, она выбирается из раковины скорби.

Джонни взглянул на профиль молодой женщины и вновь стал следить за дорогой. Его мозг почти не воспринимал пейзажи пустыни с нагромождением скал и редкими кактусами. Перед ним стояла Сесиль: веки полузакрыты, полные губы нежны. Она проводит по ним языком, закусывает зубами нижнюю губу и улыбается.

Глаза женщины задержались на руке Джона, лежащей на руле. Она пристально рассматривала россыпь тонких черных волосков на тыльной стороне руки и фалангах пальцев, и от этого внутри у нее что-то странно заныло. Испытывая чувство легкой вины, она перевела взгляд на Джона. Что это было, спрашивала она себя, уж не желание ли? Неужели у нее возрождаются эмоции? Но ведь этот мужчина не может вызывать ее страсть! Он всегда для нее — верный, близкий друг. Так добр и заботлив был он в самые трудные дни, что теперь ей казалось чуть ли не изменой допускать нечто иное в их отношения, помимо дружбы.

Джон продолжал смотреть вперед, а не на Сесиль, и она была рада этому, так как боялась, что по ее липу можно прочитать, о чем она думала. Она не удержалась и опять украдкой взглянула на него, разглядывая точеный рельефный профиль, выдающиеся вперед скулы, густые ресницы, иссиня-черные волосы, зачесанные назад. Он красив, сомнений нет. Вместе с тем нельзя не видеть и всепроникающую чувственность, признаки страстной натуры, которую он безжалостно держит под контролем. А глаза у него черные и горячие, пальцы сильные и нежные, удивительно гармоничное тело… Да, этот парень, безусловно, отличается не только красотой, но и сексуальностью.

Сеси была уверена, что Джон взял свое у женщин за все эти годы. Ей вспомнились слова, сказанные за обедом, о том, что он любил женщину, которая не любила его. Она попыталась определить, какова доля правды в этом признании и сколько в нем от стремления ускользнуть от нежелательной темы. Иногда Джона трудно разгадать. Робин был весь — словно раскрытая книга: словоохотливый, эмоциональный, всегда откровенный. Джон совсем другой. Он все переживает в себе, молчалив, умеет скрывать чувства за колкими замечаниями и юмором. Сесиль догадывалась, что у ее друга в характере много черт, о которых никто даже и не подозревает.

Существовала ли женщина, отвергшая его? Действительно ли он любил ее так сильно? Почему она не ответила на его чувство? Напрашивается самый простой вопрос: потому что она была замужем. Сесиль захотелось узнать, встречала ли она эту женщину. Кто бы она ни была, Джон определенно скрыл это от Сесиль. В ней заговорила своего рода ревность: разве так поступают добрые друзья? Почему он даже не заикнулся о таинственной возлюбленной, не доверился ей, Сеси, хотя никто не был ему ближе, чем она. Нет, это глупые рассуждения, пришла к выводу Сесиль. Почему, собственно, он должен открывать ей душу? Уж если этот парень и обсуждал сердечные дела с кем-нибудь, то первым, к кому бы он обратился, должен был быть Рори. Однако, зная натуру Джонни, вернее было бы предположить, что тот ни с кем этим не делился.

Кроме того, речь шла не о любовной истории между Джоном и замужней женщиной. Сесиль вдруг захотелось выяснить другое — чувствовала ли она сама физическое влечение к мужчине, которого она до сих пор воспринимала как брата? Она подумала, что положительный ответ означал бы, будто она изменяет Рори и оскорбляет друга, который так самозабвенно помог ей и, несомненно, огорчился бы, узнав, чем вознаградила она его усилия. Бедный Джо, как он, наверное, ужаснулся бы только от одной мысли о физической близости с вдовой лучшего друга. Он видит в ней не привлекательную женщину, не человека со своими интересами и стремлениями, а объект дружбы, что ко многому обязывает.

Но разве сама она не смотрела так же на Джо? Принимать его помощь было легко, потому что он ничего не хотел от нее. Джо и Рори дружили, и, опираясь на него, Сесиль не подвергала себя опасности быть втянутой в любовную интригу. Джон был единственным, от кого она могла спокойно принять помощь. Он не выдвигает ей никаких условий. Ни страх, ни сомнения, ни вина здесь не замешаны. Джон надежен. Никаких сомнений, что он останется таким.

Сесиль отвернулась в сторону, любуясь суровой красотой пустыни. Она решила, что чувство, которое она испытывала, — не желание близости, а тревога женщины, вновь оказавшейся — наедине с мужчиной, пусть даже таким привычным, как Джон. Она внутренне улыбнулась, подумав, что ее застывшие чувства и эмоции начали оживать, и при виде мощной руки Джона она вполне естественно среагировала на мужской шарм. От Джона этот странный взрыв ее чувственности не зависел, любой мужчина мог вызвать его. Счастье еще, что в данном случае реакция замкнулась на друге. Ей не доставит труда вернуть себе прежнее равновесие, и она не совершила ошибки и не приняла свои ощущения за нечто большее, чем они были на самом деле.

Прошло еще минут десять, и они уже въезжали в местечко, в котором жили художники и ремесленники. Окружающие городок столбы из красного песчаника были потрясающе красивы. Лучи солнца, пробиваясь сквозь нагромождение источенных временем скал, создавали волшебную картину игры света и теней. Остаток дня они посвятили магазинчикам и художественным галереям. Завороженные часто уникальными, прекрасными, иногда дерзкими и даже поражающими воображение произведениями искусства, Джо и Сесиль старались не пропустить ничего стоящего.

Сеси приобрела небольшой пейзаж для отца и задержалась у витрины с ювелирными изделиями. Ее очаровал гарнитур, состоящий из ожерелья, серег и браслета. Ожерелье представляло собой золотой полумесяц, на концах которого мастер поместил звезды из ограненного сапфира. Браслет и серьги, по замыслу мастера, повторяли с некоторыми вариациями мотив полумесяца. В центре сапфировых звездочек искрились довольно крупные бриллианты. Сесиль была без ума от гарнитура, но заставила себя отойти от витрины.

Ее муж при жизни зарабатывал много, однако он тратил деньги столь беззаботно, что после уплаты его долгов, налогов на собственность и наследство в распоряжении вдовы осталась довольно ограниченная сумма. Денег хватило на покупку нового домика — такое приобретение важно для каждого, кто неминуемо подвержен испытаниям судьбы, если занимается сочинением книг. У нее было достаточно средств на первое время. Но Сесиль было не до шуток, когда она говорила, что вскоре ей придется жить лишь на те деньги, что она сможет заработать литературным трудом. Сейчас особыми успехами она не могла похвастаться и поэтому предпочла не делать сумасбродных и совершенно излишних покупок.

Джонни внимательно наблюдал за ней. Он представил себе, как золото и сапфиры с бриллиантами колье будут смотреться на Сесиль. Они покинули магазинчик и зашли уже в Другой, когда Джон извинился и вышел. Он вернулся и купил так понравившийся ей гарнитур. Сегодня, конечно, Сеси не примет подарка, но со временем он выберет момент и вручит ей драгоценности. Джон упаковал футляр с подарком в небольшой пакетик и засунул его в задний карман джинсов. Теперь можно было вернуться к Сесиль.

Они сильно устали и решили отдохнуть и поужинать в маленьком, приятно оформленном ресторанчике. По стенам зала тянулись побеги лиан, гирляндами свисая с деревянных балок потолка, превращая строение в зеленый прохладный оазис посреди раскаленной пустыни с островами скал. После ужина они немного побродили по городку и двинулись обратно.

Сеси молча наблюдала, как угасал великолепный день. Джон не беспокоил ее всю дорогу, он, по-видимому, был погружен в собственные мысли. Когда они подъехали к дому женщины, он проводил ее до двери, отказавшись от предложения что-нибудь выпить. Сел в машину, помахал рукой и быстро уехал.

Сесиль почувствовала было тоску одиночества, но потом улыбнулась. Ведь они скоро увидятся, всего через неделю с небольшим, на открытии театра, созданного Грейс.