Вернуть прошлое

ГЛАВА 15

Прошло несколько минут, прежде чем толпа слуг могла рассеяться. Экономка, успокоив горничную, перенесла все свое внимание на лакея. С помощью Джема она увела его прочь, чтобы наложить холодный компресс на шишку, которая почти сразу же выросла у него на голове.

Наконец на место событий прибыли леди Бернселл и Чарити. И теперь все четверо сидели на стульях вокруг письменного стола Лайзы. Поодаль, сложив руки на груди, стоял Рави Чанд.

– Но кто мог это сделать? Посторонний? Как же он попал в дом? Взял он что-нибудь еще? – все эти вопросы сыпались с губ Чарити, повисая в воздухе без ответа. Они словно кружили по комнате, как те назойливые мотыльки, что метались по кабинету.

Рави Чанд молча двинулся к двойной двери, ведущей из кабинета в сад. Едва он дотронулся до дверной ручки, как дверь легко открылась.

– Вы оставили ее незапертой, когда в последний раз входили в нее? – спросил Чад.

– Нет… то есть я редко ею пользуюсь… – Она покраснела, вспомнив свою последнюю злополучную прогулку в саду, которая привела ее в объятия Чада. – Кроме того, Селкирк, наш дворецкий, проверяет двери каждый вечер перед сном. Он очень аккуратен и внимателен.

– Совершенно очевидно, что на этот раз он позабыл про свои обязанности, мадам, – вмешался Рави Чанд. – Нет никаких следов возни с замком. – Он взял канделябр и, держа его высоко, стал осматривать землю снаружи дома. – Я не вижу никаких следов ног, но дождей не было уже несколько дней, и земля твердая и сухая.

Лайза ошарашенно смотрела на индийца.

– Вы говорите по-английски? – проговорила она нетвердым голосом, словно это невероятное открытие могло помочь ей избежать постигшей ее только что беды. Чад вернулся к своему стулу и пристально взглянул на Лайзу, которая продолжала обескураженно смотреть на слугу-индийца.

– С вами все в порядке? – спросил он почти строго.

– Что? – Она перевела на него взгляд. – Ах… ох да. Просто… я не понимаю, как такое могло случиться. – Внезапно Лайза резко выпрямилась, и новая ужасная мысль появилась у нее в глазах. – Ох, Чад!.. Ваша подвеска! Мне так жаль… так жаль… простите меня! Мы должны вернуть ее назад! Мы должны сообщить властям.

– Да, – нахмурившись, произнес он. – Думаю, пока это лучший выход.

Лайза приподняла брови:

– Похоже, вы колеблетесь.

Чад ответил не сразу. Он был почти уверен, что знает вора, но доказать это будет трудно. И как будет чувствовать себя Лайза, когда узнает, что некто, близкий ее сердцу, украл у нее драгоценность? Будь проклята грязная душонка Джайлза Дэвентри!

– Нет, – промолвил он. – Просто мне пришло на ум, что они заинтересуются, почему дверь в вашем кабинете оказалась незапертой? И они придут к заключению, что вор работал с кем-нибудь в паре, с тем, кто находился внутри дома.

– Но это невозможно! – воскликнула Лайза. – Никто в доме не знал, где я храню подвеску. Сегодня вечером впервые я достала ее из шкафа, и никто не видел, как я ее вынимала. Никто не знает… – тут она умолкла, и Чад ответил на ее пораженный взгляд горькой улыбкой.

– Никто не знал, где ее искать, кроме меня, – закончил он за нее. – Да, вы уже вынимали ее один раз раньше, ведь правда? Чтобы показать мне – почти сразу же после того, как мы заключили пари.

– Ох, но, Чад… – леди Бернселл замахала руками, когда начала говорить, а Чарити вскочила с места. – Ох, Чад, никому из нас и в голову не могло прийти даже подумать…

Она внезапно спохватилась и зажала рукой рот.

– Так вы не думаете, что я – вор? – голос Чада стал глухим. – Но ведь меня обвиняли в этом – и даже в еще более худшем… не так уж много лет тому назад.

– Ох, Чад, не будьте смешным! Конечно, мы не думаем, что это вы украли подвеску. Никто из нас ни за что бы такого не подумал! – слова Чарити, произнесенные уверенным тоном, имели эффект ведра ледяной воды, опрокинутого на его воспаленные чувства. Черты лица его расслабились в благодарной усмешке. Он повернулся, чтобы опять заговорить с Лайзой, но его опередило появление Джема Дженуари, которого он и представил дамам.

– Как дела у молодого Стеббинса, мистер… м-м… Дженуари? – нерешительно спросила леди Бернселл.

– Это его имя? – поинтересовался в ответ Джем. – У него будет зверская головная боль, ничем не снимаемая день или два… Но он серьезно не пострадал. – Какой-то момент он колебался. – Похоже, он полон угрызений совести – что не смог предотвратить проникновение вашего неизвестного посетителя, миледи. Как долго он у вас служит?

Леди Бернселл посмотрела на Лайзу, которая ответила:

– Вам лучше спросить Селкирка, нашего дворецкого, но, если я не ошибаюсь, он у нас не так давно – несколько месяцев или около того…

– Понимаю, – проговорил Джем, впадая в глубокомысленное молчание.

Чад смотрел на него с любопытством, а потом опять повернулся к Лайзе:

– Если вы хотите прибегнуть к помощи официального расследования, я предлагаю послать кого-нибудь на Боу-стрит. Джем может отправиться туда немедленно.

– Ох… а это не может подождать до утра? – спросила леди Бернселл.

Джем, обнаруживая явное отсутствие энтузиазма по поводу перспективы, нарисованной его хозяином, выказал молчаливую солидарность с вдовствующей графиней.

– Как я понимаю, для расследования будет лучше, если оно начнется как можно раньше, – заявил Чад, внутренне улыбаясь и забавляясь мыслью, что его псевдолакей, возможно, добыл за свою жизнь больше информации, чем любой детектив с Боу-стрит.

Джем вздохнул и покинул дом. Но прошло не так уж много времени, как он вернулся с дородным осанистым джентльменом в широкополой шляпе, накидке и в красном жилете. Этот экстравагантный жилет возвещал о том, что он – сыщик уголовного полицейского суда. Джентльмен поставил в известность собравшихся, что его имя – Джордж Сергуд. Потом, вытащив мрачного цвета видавшую виды записную книжку, он стал расспрашивать членов семьи и весь штат слуг, уделяя особое внимание пострадавшему лакею Стеббинсу. На Рави Чанда он посмотрел с недоверием, но допросил его лишь мимоходом.

– Да-а, сведений маловато, – заметил сыщик в конце своих расследований. Потом он осмотрел то, что назвал «местом преступления», особо отметив открытую дверь в сад и легкие царапины на замке шкафа. – Уф-ф! – выдохнул он. – Похоже на дело рук опытного взломщика. Если вы не возражаете, что я так выражусь, мэм, вы сами облегчили ему работу. Оставленная открытой дверь – это такое милое приглашение, я бы сказал. Воровать подано, сэр-р. Кто, кроме вас, знал, где хранятся драгоценности? – спросил он неожиданно протокольным тоном. Застигнутая врасплох таким поворотом, Лайза вздрогнула, не сразу поняв, что от нее хотят.

В комнате наступило молчание – момент стал напряженным. Потом Чад встал и взглянул в лицо сыщику.

– Леди Элизабет, – проговорил он ровным голосом, – была так добра, что показала мне подвеску несколько недель назад. Кроме этого случая, никто – как она мне сказала – не видел подвеску и не подозревал, где она хранилась.

Огонек подозрения вспыхнул в глазах сыщика, но он не стал больше продолжать расспросы, а только пообещал, что вор не уйдет от рук правосудия.

Гордый от сознания собственной важности, он отправился к выходу, а уставшие хозяева и слуги поскорее разошлись спать. Джем и Рави Чанд незаметно исчезли, и в маленьком элегантно обставленном кабинете остались только Лайза и Чад.

– Спасибо вам за помощь, – произнесла она утомленным голосом. – Без вас я бы просто не знала, что делать. – Она покачала головой. – У меня такое ощущение, что я все еще сплю, что утром проснусь и обнаружу, что все это было лишь ночным кошмаром.

– Да, не самое приятное завершение вечера, – согласился Чад.

– А как насчет пари? – эти слова Лайзы неожиданно громко прозвучали в ее собственных ушах, нарушив тишину.

– А что такое?

– Ну какое же может быть пари, если одна из ставок исчезла?

– Звучит так, словно вы не особенно-то верите в способности сыщиков с Боу-стрит. Но они могут приподнести вам приятный сюрприз. Может, они найдут вора и подвеска к вам вернется.

– Может быть…

Она слабо улыбнулась ему, и Чад подавил внезапное желание обнять ее. К своему удивлению, он услышал, как сам спрашивает:

– Если уж мы заговорили на эту тему, почему вы придаете так много значения именно подвеске?

В ответ Лайза лишь молча посмотрела на него. Что могла она ответить ему? Хоть она и убедила себя, что купила подвеску только ради вложения денег, но теперь не могла больше скрывать от себя правды. С неожиданной ясностью и болью она поняла, что причина ее упорных поисков пропавшей драгоценности заключалась совсем в другом. Она просто-напросто хотела вернуть ее Чаду. Она хотела хоть как-то смягчить его боль – ведь ему столько пришлось вытерпеть из-за слухов, выгнавших его из Англии. Кого она хочет обмануть? Она просто мечтала сделать Чада счастливым.

Лайза ахнула при этом открытии и, посмотрев на него, невольно заметила, что его взгляд стал пристальнее, глубже, как будто он хотел заглянуть ей в душу. Тепло его рук, которые лежали у нее на плечах, проникло в ее тело и разлилось по нему, вызывая дрожь. Она прижалась к нему, и, когда его губы приблизились к ее губам, ее руки непроизвольно поднялись вверх, чтобы обнять его. Его губы были теплыми и нетерпеливыми, и ее губы раскрылись в трепетном счастье. Руки Чада скользнули вдоль ее спины, а когда он коснулся ее груди, сдавленный крик желания сорвался с ее губ.

– О, моя дорогая, – прошептал он. – Старые привычки не умирают, нет?

Она дернулась назад, чтоб взглянуть на него, и чуть не согнулась от боли, которую причинили ей его слова. Старые привычки! Не только раздражающий недуг, но еще и это! Старая привычка, которой он уступает, будучи в настроении пофлиртовать. Она вырвалась из его рук, и чувство потери было просто невыносимым. То, что для нее было откровением, парящим ощущением счастья, для него было простым незатейливым инстинктом.

– Да, – ответила она надломленным голосом. – Но я собираюсь вот от этой избавиться. Пожалуйста, не нужно больше этого делать, Чад, потому что я не вынесу…

Она в смятении побежала прочь по коридору, оставив его смотреть ей вслед. Он быстро повернулся и пошел к себе домой.

Прошло еще несколько часов, прежде чем ему удалось заснуть.

На следующий день Лайза рассказала о краже подвески Томасу, который, в свою очередь, известил об этом ее страховую компанию. Фирма послала своих собственных сыщиков на место происшествия, и Лайза и ее мать провели утро весьма неприятным образом – отвечая на многочисленные вопросы и то и дело провожая в кабинет одетых в темное вновь прибывающих незнакомцев.

К тому времени, как они наконец уехали, Лайза уже чувствовала себя характерной актрисой какой-то скверной пьесы. В течение дня ее настроение не улучшилось, и, когда она встретила вечером Чада на небольшом рауте, устроенном миссис Коби-Чэссинс, ее ответы на его вопросы по поводу расследования были даже немного резкими.

– Выражения лиц господ из страховой компании, кажется, не обещают ничего приятного. Один из них даже заметил, что раз я хранила подвеску дома, вместо того чтобы поместить ее в банковский сейф, то, значит, мне не полагается возмещение убытков.

– Так вот и сказал?

– Да, но я быстро поставила его на место. В моем контракте оговорено только, что я должна хранить ее в надежном месте. Запертый шкаф в моем доме – явно не такое надежное место, как в банке, но я убедила его, что это соответствует букве договора.

Чад улыбнулся:

– Я сейчас просто вижу, как вы изящно выпроваживаете его из дома хлестким словом. Они хотя бы высказали какие-то догадки?

– Нет, но они назадавали кучу вопросов.

Она колебалась, пытаясь угадать настроение Чада по выражению его лица, освещенного пламенем свечей ближайшего к ним канделябра.

– Если честно, не удивлюсь, если кто-то из них вскоре снова заявится к нам.

Чад ничего не сказал.

Она неуверенно продолжала:

– Конечно, они спросили, кто еще, кроме меня, знал, где хранилась подвеска, и сразу навострили уши, когда я упомянула вас. Они также хотели знать, кто первым появился на месте происшествия после ограбления. Потом они поговорили со Стеббинсом и явно оживились, когда тот сказал, что вы ворвались в дом через дверь, выходящую в сад, не позже чем через пять минут после того, как он потерял сознание.

– Понятно…

Его тон был таким безучастным, что Лайза не могла угадать, какая эмоция скрывалась за ним. Она вздохнула.

– Чад, мне так жаль… Простите меня. Я бы не согласилась, чтобы такое случилось, и за все сокровища на свете.

– Я это знаю. – Его голос был слабым и еле внятным; он взял Лайзу за руку. – В конце концов, вы должны были рассказать им правду.

После этого у Лайзы не было возможности поразмыслить над всем произошедшим. Летиция встретила ее за завтраком маловдохновляющей новостью: она сказала, что они просто обязаны исполнить свой светский долг.

– Потому что, – объяснила она, покачивая головой, – мы давным-давно не наносили утренних визитов. Кэт Серстон родила на прошлой неделе мальчика. Ричард, конечно, до сих пор устраивает по этому поводу веселье, и мы больше не можем тянуть с поздравлениями. А еще – сестры Фэлбурн были у нас уже дважды с тех пор, как мы в последний раз были у них.

Никогда еще Лайза не чувствовала в себе такого нежелания появляться в модных гостиных, но настоятельный тон ее матери говорил о том, что она не примет никаких оговорок и упрашиваний.

Одетая в уличное платье из твидового шелка лимонного цвета, увенчанная широкополой шляпой, изысканная зеленая лента которой была сбоку завязана бантом, Лайза наконец вышла из дома в сопровождении леди Бернселл. Вдовствующая графиня была в элегантном коричневом платье из нежнейшей невесомой шелковой тафты, почти одного тона с ее волосами. Поверх этого шедевра портновского искусства был надет кремовый спенсер. Ее шляпка, тоже кремового цвета, была украшена коричневыми пушистыми перьями, которые колыхались в такт ее восторженным восклицаниям в адрес наследника Серстонов и его полных гордости папы и мамы, а позже точно так же аккомпанировали ее извинениям, приносимым сестрам Фэлбурн.

Потом были еще визиты – к леди Рэнстэд, леди Хэлстэд и леди Уинбертон, а также к миссис Джелберт, миссис Фрэй и обеим мисс Кэшберн. Когда они выходили из дома последних, Лайза взбунтовалась. Она повернулась к матери и с раздражением произнесла:

– Мама, мне уже все равно, сколько еще монстров высшего света мы должны посетить – потому что эти были последними. Я больше не сдвинусь с места. Еще одна чашка чая – и я больше не смогу его пить всю оставшуюся жизнь. Нам пора домой.

Леди Бернселл кивнула в знак согласия и чуть не упала на мягкие подушки экипажа.

– Невозможно быть больше согласной с тобой, чем я, дорогая. – Она вздохнула и сняла шляпку, поправив пальцами примятые локоны прически. – Это был героический день, но долг есть долг, что ни говори.

Лайза взглянула на мать, а потом опустила глаза и стала рассматривать бусинки на перчатках.

– Я поражаюсь, с какой скоростью в этом городе разлетаются слухи. По крайней мере трое уже посочувствовали мне из-за кражи подвески.

Летиция вздохнула:

– Да, это удивительно. Не могу представить, от кого они могли так быстро узнать о краже?

– И я – тоже, – согласилась Лайза. Наступило недолгое молчание, прежде чем она спросила: – Кто-нибудь упоминал имя Чада в связи с ограблением?

Леди Бернселл опять вздохнула:

– Вскользь. Хотя, впрочем, эта занудная Тина Уизерспун сказала, что слышала – Чада допрашивали, но, правда, вместе со всеми остальными, кто знал о подвеске.

Пальцы Лайзы сжались в кулак на колене.

– Мама, я просто не вынесу, если Чад опять станет мишенью для болтунов – тех самых, которые уже однажды выдворили его из Англии, шесть лет назад.

– Я знаю, моя дорогая. Это все просто чудовищно! Но ты же знаешь, Чад стал старше, и, думаю, теперь он способен лучше защитить себя. – Она умолкла на мгновение, прежде чем деликатно вставить: – Как это мило с твоей стороны, что ты так заботишься о благополучии своего будущего зятя.

Лайза сильно побледнела, но ее спасло от ответа то, что в эту минуту экипаж остановился у входа в дом Рашлейков. Лайза поспешно выбралась наружу и чуть не сбила с ног горничную, подметавшую ступеньки дома. Она почти вбежала сквозь открытую дверь, сбросив на ходу свою шляпу. Со вздохом облегчения, что опять дома после утомительного дня непрерывных визитов, она открыла дверь маленькой столовой, примыкавшей к кухне, пропустив вперед подошедшую вслед за ней леди Бернселл.

От неожиданности обе застыли на пороге комнаты как вкопанные.

Лайза какое-то время смотрела на то, что она приняла за одного полного человека, стоявшего возле изгиба маленького рояля, в углу комнаты, и была потрясена, когда эта персона разделилась на две отдельные фигуры.

– Чарити! – чуть не задохнулась леди Бернселл.

– Мистер Вэстон! – вскрикнула Лайза.