Вернуться назад

Глава 3

Не помню, как оказалась дома, как уснула или плакала всю ночь, помню только эту ужасную, изнуряющую боль, съедающую душу изнутри. Помню счастье, ушедшее безвозвратно, небо, звезды, улицу на которой жила много лет, и никак не могу забыть мальчишку, с которым была неразлучна. А сейчас, что осталось сейчас? Сколько понадобится времени, чтобы оставить в прошлом такой большой отрезок времени, столь сильное чувство? Я всю жизнь ощущала себя белой вороной, словно что-то в этом мире не так, словно я не из этого мира, мне всегда его было мало, и только Питер был кем-то похожим на меня, человеком, упавшим с луны однажды ночью и застрявшим на Земле вместе со мной. Теперь я здесь совсем одна, одна против целого мира! Похороны завтра в двенадцать, а у меня до сих пор не хватает сил признаться себе в том, что его больше нет, и никогда не будет рядом.

– Питер, Питер, Питер!!!– словно молитву шептала снова и снова, качаясь из стороны в сторону, сидя на кровати и надеясь, что все эти сказки о загробной жизни правда, и друг меня слышит. Порой казалось, что я чувствую его присутствие в спальне, и вот-вот увижу в сумраке ночи.

Часы на тумбочке отмерили пять часов пятьдесят пять минут, вот оно столь долгожданное и жуткое утро, эта ночь измучила, высосала все соки без остатка беспощадно и жадно, словно голодный вампир.

Мама тихо прошла по коридору, и вопреки сложившемуся семейному обычаю даже не заглянула в мою комнату, видимо сдалась еще вчера, осознав свое бессилие в разговоре о неизбежном. Да и я не знала, как помочь, утешить и дать сил, которых у самой нет. Она пережила нечто подобное лет десять назад, когда отец ушел из семьи, но он не умер, а просто ушел, и она в любой момент могла встретить его на улице, хотя думаю, ее эта мысль не могла согреть холодными и одинокими ночами.

Циферблат на часах показывал шесть утра, за окном дышала кромешная тьма, а на кухне шуршала мама, видимо ей не спалось, и она спустилась, чтобы приготовить завтрак.

Собрав волосы в небрежный пучок на макушке, и натянув старые тренировочные штаны, отправилась к ней в столовую, не хотелось оставаться одной. Мама, увидев поникшую дочь, вымученно и сочувственно улыбнулась, но не сказала ни слова, за что я была бесконечно ей благодарна. С таким трудом старалась не думать о Питере, и предстоящем прощании с ним.

Пахло кипяченым молоком и кофе, настенные часы отмеряли секунду за секундой, приближая к новой неизвестной до этого дня жизни. Все тело ныло, болело, а момент не унимался, бежал вперед, унося далеко в прошлое прожитый миг, в котором больше не осталось чего-то ценного, важного, оставляя только надежду, что все сон, я вот-вот проснусь, и все станет на свои места.

Долго распределяла воздушный омлет по большой белой тарелке, стоявшей передо мной, но съесть так ничего и не смогла.

– Эм,– неожиданно, выдернул мамин голос из забытья,– иди, поспи еще немного, до десяти целых три часа, у тебя вид… усталый, надо отдохнуть, если это возможно.

– Да, ты права,– согласилась с ней,– пойду, попробую, если это вообще возможно.

Отодвинув тарелку, поднялась из-за стола и отправилась наверх, страстно желая исполнить просьбу матери.

Надежда поспать прошла сразу, как только измученное тело упало на кровать.

Три часа протянулись без сна. Все это время в полудреме куда-то шла, что-то искала, билась в стену и каждый раз просыпалась, понимая, что кричу.

– Когда же, наконец, расцветет!– мечтала, вырываясь из этих кошмаров, которые приходили сразу, как только закрывались глаза, а темнота пугала, мучила. К счастью утро все же наступило, принеся с собой не только свет, но и какую-то надежду, пусть глупую, пустую, но все же она неожиданно зародилась груди.

Тусклый солнечный свет медленно наполнял комнату, спускаясь с потолка на зеленые обои, отражаясь в большом зеркале, и зарываясь в уютном и теплом ковре, цвета весенней травы, рядом с моей кроватью. В окно стучал мелкий дождь, словно просясь в сумрак комнаты, принося с собой пронизывающий холод, от которого не спасало даже большое ватное одеяло. Поднялась с кровати, завернувшись в него, и подошла к тяжелым шторам, чтоб освободить от оков ночи спальню.

Унылый пейзаж за слегка запотевшим окном, почему то привлек внимание. На дереве посреди лужайки, листвы почти не было, да и все дубы на нашей улице и многих других оказались обнажены и открыты. Земля укрылась разноцветным ковром прошлого, которое еще вчера казалось чем-то близким и настоящим. Люди ходили по дорожкам, каждый по своим делам и им совершенно не было дела до того, что кто то вчера покинул планету, надеюсь, что в поисках лучший жизни, где то еще.

Часы на тумбочке все не унимались, с большой скоростью меняя цифры на своем лице. И вот уже десять тридцать.

– Надо одеваться, надо идти, надо, надо, надо…,– приказала самой себе, взяв первое попавшееся черное платье и натянув на осунувшееся тело. Проходя мимо большого зеркала, неожиданно заметила черную тень, и даже немного испугалась, но потом поняла, что это всего лишь я, с синяками под глазами, сгорбленная, серая, со спутанной кипой волос на голове,– это всего лишь я!

Вот она пугающая дорога на кладбище к последнему приюту друга детства. Дождь успокоился, раздев деревья ещё больше и бросив их одежды людям под ноги. Листья так беспомощно хрустели, ломались под ногами, и взлетали вверх, что не могла думать ни о чём, кроме них.

Весь путь показался очередным испытанием нервов на прочность, ведь мы с мамой ни сказали и слова друг другу. Мысли витали где-то далеко, и я совсем не думала о предстоящем событии, о чём угодно,– листьях, холоде, обеде, но только не о нём. Оказавшись, наконец, в назначенном месте в назначенное время, мы были последними из пришедших сюда. Все те, кто еще вчера сочинял торжественные речи, покупал подарки, спешив поздравлять Питера и Мию с бракосочетанием, сегодня большим черным пятном столпились на этом холме вокруг гроба, в котором лежал прекрасный незнакомец, чьи руки сковала вечность.

– Питер, мой Питер!– думала, про себя украдкой глядя на него.

А вот и его ледяная и прекрасная супруга, стоит, как ни в чём не бывало среди этой скорбной черноты, на лице ни единой эмоции, каких-либо чувств, радости, боли, словно каменная статуя, сошедшая с одной из здешних могил. Она так величественно выделялась из всей этой серой массы, что даже дух захватывало. Сама не знаю почему, но ненавидела её всей своей душой, за это спокойствие, равнодушие, в то время как все внутри меня разрывается на части и кричит от боли, она так торжественно спокойна! Ненавижу её, за то, что забрала моего единственного друга!

В том, что случилось с Питером, виновата она, и только она, я была абсолютно уверенна как ни в чём другом на свете. В двадцать два года, сердечный приступ, не смешите, у него никогда не было проблем с сердцем, пока не появилась она!

Люди по-прежнему толпились вокруг. Кто-то плакал, кто-то перешёптывался, глядя на вдову, и только Пит и его жена во всем этом сумасшествии были абсолютно спокойны.

Всем сердцем желая исчезнуть, раствориться вместе с росой, подошла ближе и встала со столь ненавистным человеком бок о бок. Не могу сказать, что было тогда в моем взгляде, только увидев его, Миа улыбнулась, и ушла, оставив нас с Питером вдвоем, насколько это было возможно среди этой толпы.

– Пит, – прошептала, подойдя ближе к гробу и не смело вглядываясь в едва знакомые черты лица друга.

– Милый мой, что же случилось, как это произошло? Почему ты вдруг решил оставить меня? Бросить? Как буду жить без тебя? Как смогу смериться с мыслью, что ты не рядом, что тебя больше нет!?

– Пит,– требовательно шептала, не замечая, как делаю еще один шаг, чтобы оказаться ближе к нему. Тело незаметно для головы склонилось над тем, кто еще вчера был моим другом. Горячие слезы покатились по щекам, упав на плечо, которое всегда находилось рядом, когда сердцу становилось плохо. Они душили, терзали, ведь память воскрешала столько разных картин из нашего с ним детства. Память рождала его, смелым, сильным, смешным, неуклюжим, живым! Вот мы малышами играем в песочнице, вот купаемся в реке, и Питер как старший брат, учит меня плавать. Вот празднуем наши дни рождения в один день, поедаем мороженое втайне от родителей в парке на скамье…

– Пит,– повторила,– ты всегда будешь со мной, навсегда останешься в мыслях, сердце…

Я как маленькая девочка рыдала, и еле сдерживалась, чтобы с криком не броситься и не начать обнимать лучшего друга. В этот момент ужас охватил душу настолько, что перестала плакать, думать и, кажется даже дышать…

Питер, открыл свои голубые как небо глаза и смотрел на меня, причем не просто смотрел, его губы растянулись в виноватой улыбке, как бы успокаивая взглядом и говоря, что все хорошо.

– Так, я сошла с ума!– промелькнула неясная мысль в голове и, не веря в происходящее, отскочила от ожившего мужчины, словно от кипятка, способного обжечь до самых костей. Зажмурилась, пытаясь стряхнуть, словно пыль промелькнувшую галлюцинацию. Вся жизнь стремительно проносилась перед глазами, легкие обдало холодом и стало нечем дышать. Сердце словно испуганная лошадь стремительно набирало обороты, пытаясь вырваться из оков тела, больно ударяясь о грудную клетку. Все вокруг потемнело и закружилось как карусель.

Немного придя в себя, и неуверенно приподняв веки, взглянула на друга, который по-прежнему был мертв, его глаза закрыты, а сам он тихо и смиренно лежал в своей вечной постели.

Набравшись смелости, снова подошла к нему на несколько шагов, не обращая внимания на трясущиеся от страха ноги и руки. Потом еще на несколько, и принялась внимательно всматриваться в застывшие черты лица. Оно было безмолвно и неподвижно.

– Пит,– практически беззвучно прошептала.

– …ты сводишь меня с ума, мне кажется…, ты жив, смотришь на меня, слышишь! Почему это не может оказаться правдой, разве ты не можешь остаться живым? Как бы я хотела, чтобы ты сейчас встал и сказал всем, что это лишь глупая шутка, и пошел домой вместе со мной, Пит, милый, пожалуйста, пусть это будет шуткой, вставай, пойдем домой, я ведь так люблю тебя, ты слышишь? Разве я много прошу? Пит, – шептала снова и снова словно завороженная, будто была уверенна, что он слышит и вот-вот исполнит мою просьбу. Через секунду опять стояла окаменелая и не смела дышать. Страх парализовал полностью, превратив в статую, сковал легкие ледяною рукой так, что кричать при всем желании я не могла. Голубые глаза снова смотрели прямо в самую душу, но на этот раз их хозяин не улыбался, взгляд стал строгим и осуждающим, словно я мешаю и должна поскорее уйти. Ноги как заколдованные медленно уводили все дальше от Питера, но глаза никак не могли от него оторваться, в ожидании прыжка голодной пантеры в диком лесу. Он по-прежнему смотрел прямо на меня и провожал взглядом каждый шаг. Стало совсем не по себе, захотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы не видеть всего этого.

– Неужели кроме меня никто больше не видит? Только я? Я одна сумасшедшая? —.но оглядевшись по сторонам, обнаружила, что никто почему-то не смотрел в нашу сторону, все были заняты разговорами или просто боялись, так что выяснить, на самом ли деле медленно схожу с ума, оказалось не возможным. Миа окликнула всех присутствующих, вернув меня с небес на землю, и начала произносить речь о горячо любимом ею муже, слишком рано оставившем такую красоту.

– Благодарю Вас всех, что не оставили меня в этот тяжелый час,– говорила она, широким жестом стирая крупные слезы со щек.

Я не готова была слышать весь ее трогательный монолог и снова обернулась к Питу. Какой ужас, пока я разглядывала толпу, он сел в своей вечной постели и по-прежнему сверля меня взглядом, подзывал к себе правой рукой, как будто хотел что-то сказать. Быстро взглянула на Мию и поняла, что она видит это, но никак не реагирует, словно ничего и не происходит.

– Значит так, либо я сошла с ума, и вижу то, чего на самом деле нет, либо, … я сошла с ума!!!

Не прошло и секунды, как опять обернулась к Питу и, мельком взглянув на него, обнаружила, что он, как и положено виновнику данного мероприятия лежит на своем месте, бледный, спокойный и мертвый.

– Что произошло? Я настолько, была сломлена всей этой ситуацией, что не заметила, как сошла с ума? Кажется, мне нужна помощь! Причем не просто помощь, необходимо найти врача и все ему рассказать, – думала я, не понимая, что бегу куда-то, не разбирая дороги, подальше от этого ужасного места. Бежала, задыхаясь и из последних сил, не обращая внимания на незнакомый мужской голос, зовущей меня по имени, лишь бы забыть все то, что как мне казалось, видела. В конечном счете силы оставили тело, споткнувшись обо что-то твердое и упав на землю лицом, дала волю чувствам, заплакав в голос.

Где я была, кем в этот момент? Сложно понять и представить, все настолько спуталось и переплелось в голове, что казалось, она вовсе не принадлежала мне больше.

Не знаю, сколько времени провела там, на грязной листве, под пронизывающим дождем, без чувств, помню только, что стало невозможно холодно и темно. Беспамятство поглотило разум, не могла здраво оценивать происходящее вокруг. Оглядевшись по сторонам, попыталась понять, где нахожусь, но почти ничего не увидела, глаза опухли от слез, жутко болела голова. Кажется я все еще на кладбище, в его старой и заброшенной части. Здесь, наверное, уже никто не ходит, тем более так поздно.

Вид вокруг пугал и тревожил: огромные деревья, возвышающиеся над головой, история которых наверняка насчитывала не одну сотню лет, памятники, всюду растущие из земли, словно кто-то посеял их хаотично, старые и ветхие, навсегда увековечившие память о тех, кто некогда топтал эту планету и ушел в другие миры. Силуэты некоторых ангелов разбиты, их крылья обломаны, а все, что, несмотря на время, все же уцелело, покрыл толстый слой мха, – хотя бы понятно, где север, – почему то подумала я, снова закрыв глаза, чтобы было не так больно вискам.

Тревога и страх, словно живое существо дышали за моей спиной громко и часто, хотелось кричать, бежать прочь от этого места, но сил, не было, даже на то, чтобы просто подняться. Ужасные картины рождались в голове, окутывая и поглощая волю целиком без остатка.

Странный шорох раздался вдали, и частично вернул мои мысли в настоящий мир, выдернув из одного кошмара и с новой силой окунув в другой. Все тело тут же напряглось, превратившись в огромное ухо, пытаясь услышать и понять то, что происходит вокруг. Непонятный шум еле-еле слышный среди ропота дождя, и карканья ворон постепенно нарастал, становясь четче и яснее. Что это было? Чьи то шаги? Да и достаточно уверенные, быстрые, судя по скорости приближения звука. Они становились ярче, ближе ко мне. Я настолько устала бояться, плакать, что казалось страх, растворился в пустоте, которая с большой скоростью росла в груди. Что бы это ни было или кто бы это ни был, мне почему-то не страшно, более того, с каждым новым шагом спокойнее и теплее на душе. Еще мгновение и нежное прикосновение чьих-то холодных и мокрых рук растеклось теплом по запястью.