Ветер и море

Глава 22

Все вокруг гудело. Яркие разноцветные вспышки, качающиеся тени и дьявольский шум неотвратимо приближались, присоединяясь к жаре, мухам и отвратительному запаху пота, стекающего между лопаток. Адриан попытался облизнуть губы, но это требовало слишком больших усилий, а слюна была слишком ценной,– чтобы ее тратить. Весь день он провел на плантации. Солнце беспощадно жарило тело, обжигало голову и делало кожу седла мягкой и раздражающей. Летний воздух дрожал от зноя; сладкий запах табака, смешанный с острым запахом кожи, лошадиной пены и вкусом собственной грязи, толстым слоем забил его горло. Не было ни дуновения ветерка, чтобы прогнать жару, ни соленого воздуха, чтобы охладить кожу, ни хлопанья и треска парусов над головой, чтобы нарушить монотонность лазурно-голубого неба.

Рабы работали не спеша. Они осматривали каждый зеленый лист табака, проверяя, нет ли на нем грязи и червей, а затем относили листья к небольшой куче в конце междурядья длиной в милю. Адриан провел рукой по лбу, и она стала липкой от соленого пота. Он, должно быть, забыл свою шляпу – или она расплавилась от жары. Ворот рубашки душил его; атласный жилет сдавливал, как тяжелая кольчуга; сюртук из плотного черного сукна раздражал тело. Черный Эймос – надсмотрщик – ухмыляясь, стоял перед лошадью Адриана и, показывая на палящее солнце, что-то говорил о том, какой сегодня приятный прохладный день для работы – и повторял эти слова снова и снова: «Прохладный день для работы, масса Баллантайн; прохладный день...» Черные ублюдки, неужели они никогда не потеют? Адриан чувствовал, как пот ручьем стекает по шее, затем по спине, затекает в рану на бедре, где кто-то легкомысленно разрезал его бриджи, так что солнце смогло до волдырей обжечь его неприкрытую рану. Он потянулся вниз, чтобы прикрыть ее, и с ужасом обнаружил, что хватает воздух – хватает воздух обрубком; оставшимся от левой руки!

Кто-то закричал, и Адриан отпустил луку седла, чтобы рукой прикрыть рот. Все смотрели на него! К своему стыду, он почувствовал, что падает с лошади. Но почему-то удар о землю не причинил ему боли – во всяком случае, в тот момент, – он упал на что-то мягкое. Открыв рот, чтобы снова закричать, он увидел лицо Фолуорта, но в следующее мгновение карие глаза превратились в ясные ярко-зеленые – и она улыбнулась ему. Кортни улыбалась. Обняв его, она прижала Адриана к себе, ему стало прохладно, и он почувствовал себя в безопасности и совершенно здоровым.

– Адриан!

– Вы не бросили меня. Не бросили.

– Адриан? – Пауза. – Слава Богу, мне кажется, он приходит в себя. Кто-нибудь сходит за доктором?

– Кортни?

Холодная рука ненадолго легла ему на лоб.

– Жар спал, теперь с ним все будет в порядке. Вы должны хоть немного поспать, мисс.

Голоса. Адриан слышал голоса, но не мог заставить свои глаза открыться. Кортни была рядом, он чувствовал ее присутствие, но другой, холодный, скрипучий, голос был ему незнаком. Еще одна женщина? Кто она?

– Кортни!.. – Господи, неужели это его голос? Он звучит как хныканье ребенка.

– Да, Адриан, я здесь. Теперь с вами все будет в порядке. Доктор скоро придет и сам все вам скажет. Я... я только хочу снова услышать ваш голос, убедиться, что вы можете говорить.

– Кортни... – Почему он не может сказать что-нибудь еще? У Адриана было ощущение, что его рот набит ватой...

Что-то прохладное прижалось к его лбу, но не рука. Оно коснулось его лба, щеки, затем губ, и он почувствовал на лице соленую влагу.

– Кортни?

На этот раз ответа не было. Тепло, которое окружало Адриана, внезапно исчезло, и на его месте осталась только холодная пустота.

– Кортни? Пожалуйста... Кортни!

Адриан с трудом шевельнул рукой, пытаясь обвести ею круг в воздухе в надежде наткнуться на что-нибудь твердое, – ничего. От этого усилия вновь нахлынула темнота, глубокая, надвигающаяся на него темнота, и ему не оставалось ничего иного, кроме как провалиться в нее...

– Адриан?

Лейтенант поморщился и попытался открыть глаза.

– Адриан... Это Мэтт. Ты здесь?

– Мэтт?

– Ты был очень далеко. Пора выбираться оттуда, старина. Мы и так чертовски долго старались не дать тростнику прорасти у тебя между пальцами.

Адриан застонал и чуть-чуть приоткрыл один глаз. Мэтт стоял у его кровати в ослепительно белой рубашке и таких же бриджах и выглядел до отвращения чистым и бодрым.

– Мы уже начали думать, что ты собираешься спать целую вечность, ленивый паршивец.

– Я спал? Сколько?

– Пять дней.

Адриан помрачнел и попытался поднять руку, чтобы окончательно проснуться, но его рука не шевельнулась.

– Нам пришлось привязать тебя, дружище, – объяснил Мэтт и быстро подошел, чтобы его освободить. – При каждом звуке ты заново начинал переживать и сражался во всех битвах, в которых когда-либо принимал участие. Ты снова взрослел и спорил со своим братом, с отцом, с командующими офицерами... – Он повернулся к медсестре: – Спасибо, сестра Агата, теперь я справлюсь сам.

Адриан повернул голову и успел заметить белый платок и розовое ангельское личико.

– Где я? – Адриан вытянул шею, стараясь рассмотреть ряды кроватей по обе стороны от себя.

– В Гибралтаре, в военном госпитале.

– Как... – Баллантайн с трудом облизнул губи.

– Нас забрал «Аргус» и доставил сюда. Знаешь, когда его капитан услышал о «Ястребе», он решил отправиться за ним в погоню, невзирая на переполненные народом палубы, но Раунтри удалось отговорить его от этой затеи, во всяком случае, до тех пор, пока в госпиталь не доставят раненых. Могу сказать тебе, мы в рекордное время добрались до базы, а лейтенант Аллен развернулся и через пару часов умчался на всех парусах. С ним отправились Раунтри и Макдональд – весь перевязанный.

– Они преследуют Шо?

– С налитыми кровью глазами.

Адриан снова лег, проклиная свою беспомощность. К нему вернулись воспоминания, и он поднял голову и левую руку. Ему стало легче, когда на конце толстой повязки он увидел свою руку. Его бедро тоже было плотно забинтовано, но главное, оно было и могло двигаться и чувствовать.

– Тебе чертовски повезло с обеими ранами, – тихо произнес Мэтью, заметив облегчение на лице Адриана. – Но не торопись благодарить меня, пока не увидишь шрамы.

Адриан попробовал пошевелить рукой и осторожно расслабил кисть. Рука отчаянно болела и плохо слушалась, но он знал, что со временем все пройдет.

– Мне незачем ждать, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь, – тихо проговорил он и сжал руку Мэтта.

– Черт, я в десять раз большим обязан тебе. К тому же мне помогали. А теперь... могу я предложить тебе горячего супа? Ты проголодался?

– Умираю с голоду, – признался Адриан. – Но я променял бы кастрюлю супа на один стакан холодной воды.

– Идет, – усмехнулся Мэтт и налил немного воды из стоявшего рядом кувшина. Заметив, что Адриан старается поврежденной рукой дотянуться и взять чашку, он нахмурился: – Так как я очень хорошо тебя знаю, то прошу только об одном: не спеши пользоваться ни рукой, ни ногой. Торопливость и слишком большая нагрузка сведут на нет все мои добрые дела. И еще, как только ты будешь в состоянии – а решать это мне, – ты встретишься с коммодором Пребелом, который очень хочет тебя видеть. Он уже дважды приезжал в госпиталь, чтобы взглянуть на тебя.

– Приезжал?

– С небольшой свитой высших чинов. – Мэтт широко улыбнулся и склонил голову набок. – Знаешь, они сделали из тебя настоящего героя. Весь город только и говорит о побеге и о победоносной операции нашего военного флота. Даже бритты и те поражены.

– Чем? Тем, что я отдал «Орел» корсарам?

– «Орел» погубила некомпетентность Дженнингса, – напомнил ему Мэтт. – А если бы ты ничего не делал, в настоящий момент «Орел» стоял бы в арабском порту, а мы бы бряцали железными кандалами. Перед своим отбытием Раунтри и Макдональд дали военному министерству подробный отчет о том, как ты спланировал и организовал побег, как настаивал на том, чтобы уничтожить «Орел», даже если бы это стоило жизни всем морякам (хотя я уверен, что здесь они бесстыдно преувеличили – во всяком случае, я на это надеюсь). Они даже рассказали командующему эскадрой, как ты в шторм болтался на вантах двадцать четыре часа, изрыгая проклятия. Должен признать, все это звучит героически.

– Меньше всего мне хотелось бы какого-то особого признания. – Нахмурившись, Адриан запустил руку в густые светлые волосы. – Все до одного на корабле заслужили равную благодарность за то, что сделали, и равное сочувствие за те муки, которые перенесли.

– Согласен. И они все получат это, не беспокойся. Пребл уже отправил домой курьера с рапортами. Но к сожалению, им нужна одна-единственная голова, чтобы надеть на нее лавровый венок, и, мой дерзкий друг, эта голова находится на твоих плечах. Боже правый, разве они могут отказаться от тебя? Посмотри на свой послужной лист: изменник, преданный военному суду, а меньше чем через шесть месяцев национальный герой! Дома народ разорвет тебя на куски и будет хранить эти кусочки как святыню. И возможно, даже твой отец решит помириться с тобой. Так что не сопротивляйся, рассматривай это как способ уладить все свои дела и дома, и на флоте. А теперь отдыхай – это мой приказ. А я попрошу, чтобы тебе принесли суп.

– А есть что-нибудь покрепче воды?

– Возможно, мне удастся раздобыть пару кружек эля. Я сразу же вернусь.

– Мэтт?

Доктор остановился.

– Где она?

– Кто? – небрежно спросил Мэтт, оттягивая неизбежный момент. Он ожидал этого вопроса, уже почти ушел от него, но все же вопрос был задан. Мэтью сделал вид, что поправляет одеяло в ногах кровати, но это не помогло, и, перестав улыбаться, он заставил себя взглянуть в серо-стальные глаза. – Она ушла, Адриан. Ушла вчера вечером.

– Ушла? Куда ушла? – Адриан хотел привстать, но Мэтт быстро оказался рядом с ним. – Что ты подразумеваешь под словами «она ушла»? Куда она пошла?

– Она ушла из госпиталя вчера поздно вечером. Пока у тебя была лихорадка, она была рядом с тобой, но как только жар спал и она убедилась, что ты поправишься...

– И ты позволил ей уйти?!

– Я не смог бы удержать ее. Ты тоже не смог бы, даже если бы попытался.

– Попытался? Черт побери, я ведь был без сознания! Это ты должен был убедить ее остаться – по крайней мере до тех пор, когда я смог бы с ней поговорить.

– И что бы ты ей сказал? «Останься со мной и будь моей любовницей?»

– Это не так, и ты это знаешь, – огрызнулся Адриан.

– В последнее время в ее жизни было слишком много несправедливости. Адриан, ты мой друг, и я знаю, что ты желаешь ей только добра и, несомненно, беспокоишься о ней больше, чем она думает, – но что хорошего выйдет из этого для вас обоих?

– Что хорошего? Почему ты, лицемерный... – Адриан сбросил руки Мэтью со своих плеч. – Не удерживай меня, скотина! Я сейчас же отправлюсь за ней!

– Давай попробуй, если хочешь себя погубить. – Мэтт отошел в сторону и, опустив руки, наблюдал, как Адриан безуспешно пытался подняться.

Адриан был еще слаб, его желания были намного сильнее его возможностей, и нестерпимая боль в ранах вынудила его со стоном опуститься на подушки. Склонившись над ним, доктор осмотрел повязки на его голове, на руке и на ноге, а когда выпрямился, встретил полный боли настойчивый взгляд Адриана.

– Ты знаешь, куда она пошла? Имеешь хоть какое-то представление? Она же... она же не вернулась снова к нему, правда? К Шо?

– Нет. Нет, туда она не вернулась – в этом я абсолютно уверен. Думаю, она попытается склеить осколки своей жизни. Осколки, которые ты и я, мы вместе, добивали, хотя, подозреваю, твоя роль в этом была больше, чем моя.

Баллантайн смотрел в лицо Мэтта, удивленный и озадаченный тем негодованием, которое увидел там.

– Я никогда умышленно не обижал ее. Бог свидетель, я вообще не собирался этого делать.

– Я это знаю. – Мэтт отошел от кровати, и возмущенный блеск исчез из его глаз. – Ты никогда так не поступал. И я уверен, она тоже не слишком рада, что влюбилась в тебя. Быть может, она считает, что лучше сразу все отрубить, пока ее не ранили еще больше.

– Влюбилась в меня? – прошептал Адриан, пораженный. – Она говорила, что любит меня?

– Ей незачем было это говорить. А так как она вряд ли могла надеяться победить твою и свою гордость, то не могу утверждать, что я не поступил бы точно так же, оказавшись на ее месте.

– Мою гордость? Какое отношение моя гордость имеет к ее побегу?

– Подумай над этим, мой друг. Ответы, быть может, тебя удивят.

Сидя в постели, Адриан смотрел в окно. Он провел немало часов, наблюдая за оживленной деятельностью в гавани. Во время приливов сюда входили целые флотилии британских, американских и испанских кораблей. Порт принимал много торговых судов, направлявшихся в Атлантику или возвращавшихся оттуда, и был пристанищем для сотен рыбацких лодок всех размеров и типов. И над всем этим великолепием возвышался сорокачетырехпушечный фрегат Соединенных Штатов «Конститьюшн». На его величественных мачтах были закреплены мили снастей; палубы блестели под жарким солнцем, а грациозно изогнутые борта совершенно не намекали на мощь, скрытую в запертых орудийных отсеках. «Конститьюшн» был одним из шести военных кораблей, которыми гордился недавно созданный американский военный флот, флагманским кораблем коммодора Пребла и базой для небольших сторожевых кораблей, шхун и канонерок, которые все вместе составляли американские военно-морские силы в Средиземном море.

Неловко повернувшись на горе мягких подушек, Адриан поморщился от колющей боли в бедре. Мэтт не говорил о времени, которое понадобится для полного выздоровления, и не скрывал безобразность шрамов. Раны на руке и ноге Адриана прижгли на борту «Аргуса», и было сомнительно, приобретут ли его конечности свой прежний вид. К счастью, он был правша, поэтому не утратил искусства владеть саблей и мушкетом. Однако потребуются недели, чтобы окончательно поправиться, – на это коммодор намекнул настолько деликатно, насколько позволял его строгий, непреклонный характер.

Худой, с острыми чертами лица и светлыми карими глазами выходец из Новой Англии, коммодор Эдвард Пребл появился в палате госпиталя во время спора Баллантайна с сестрой Агатой по поводу необходимости ее помощи при пользовании ночным горшком. Лейтенант уже был готов в самых нечестивых выражениях попросить ее убраться вон, когда вошел коммодор, и очень обрадовался, услышав, как старший офицер приказал сиделке удалиться, чтобы они могли поговорить наедине.

– Благодарю вас, сэр. Они все здесь обращаются со мной как с призовым гусем или малым ребенком, который не в силах сам справиться со своими делами.

Коммодор скривил губы в легкой улыбке и сделал знак адъютанту придвинуть к кровати стул.

– Знаете, вы выглядите так, как будто попали в жестокий шторм, капитан Баллантайн, – заметил он, окинув внимательным взглядом повязки на голове и руке Адриана и разглядев толстый хлой бинтов под одеялом. – Любые мои благодарности и поздравления были бы ничтожно малы.

– Сэр, мне хотелось бы, чтобы ваши благодарности получили наши моряки. Они гораздо больше заслуживают их, чем я.

– Вы так скромны, капитан? Это на вас не похоже. Конечно, моряки заслуживают моей благодарности и наград своей страны, и они их, безусловно, получат. Но вы вели их, вы взяли на себя опасную и неблагодарную миссию и сделали намного больше, чем можно было ожидать, учитывая человеческие возможности. Я прочел донесение вашего сержанта, мистера Раунтри, и капрала Макдональда, но я еще и внимательно прислушивался к сплетням, которые даже во время наших заседаний распространялись из таверны в таверну со сверхъестественной скоростью. Этой войне крайне необходимы герои, мистер Баллантайн, и вы как нельзя лучше подходите на эту роль.

– А если бы я предпочел ничего не делать?

– Тогда вы совершили бы ошибку. Вы позволили бы «Орлу» попасть в руки паши Караманли. Вы обрекли бы ваших людей на мучения в рабстве и нищете. Вы позволили бы предателю уйти безнаказанным. И мне пришлось бы найти другого надежного молодого человека, готового доказать свою храбрость. Этот господин, безусловно, проявил бы желание остаться неизвестным.

– Я понимаю, что вы хотите сказать. – Баллантайн тоже пристально посмотрел на командующего эскадрой. Герой или неудачник – середины здесь не бывает.

– Понимаете? Возможно, вам будет немного легче, если я скажу, что разделяю вашу антипатию к известности и славе. Но к сожалению, это ноша, которую нам нужно научиться нести с достоинством.

– Да, сэр. Но почему вы были уверены, что я преуспею в своей миссии?

– Если бы вы не добились успеха, то, осмелюсь сказать, вас сейчас здесь не было бы. Итак, капитан? Будет мне позволено услышать подробности или вы слишком устали, чтобы удовлетворить мое любопытство? Если так, я могу навестить вас в другой раз.

– Нет, сэр! Последние пять дней я только и делал, что спал.

– Разумеется, и должны спать еще столько же. Доктор рекомендует восстановительный период в несколько месяцев, и в этом я всей душой присоединяюсь к нему.

– Несколько месяцев? – Баллантайн беспокойно шевельнулся. – Я уверен, что на это не потребуется так много...

– Глупости! Вам необходимо время, чтобы восстановить силы, как духовные, так и физические. Военно-морской флот может немного продержаться без вас – или вы считаете себя настолько же незаменимым, как и скромным?

Защита и нападение. Разговор с коммодором Пребелом был дуэлью остроумия. Возможно, именно поэтому Баллантайн с любовью и восхищением относился к старому солдату. У Пребла была четкая, деловая позиция – он уважал в людях сообразительность и делал все для того, чтоб даже начинающий свою службу юнга получал поощрение, если его заслужил. Справедливость внизу порождает справедливость наверху – это было его непоколебимым убеждением.

– Речь идет не о незаменимости, сэр, а просто о нежелании праздно отсиживаться во время войны.

– Пока остальные мои капитаны зарабатывают себе имена? Декейтер, Лоренс, Стюарт... Они все, безусловно, добиваются права гордо носить свои сабли, и, как я знаю, добьются. И я знаю, что вы этого достойны. А что касается того, чтобы отсиживаться в праздности, когда идет война, то у министра военно-морского флота есть на вас планы, мой мальчик. Он знает, как вы рисковали своей жизнью и репутацией ради того, чтобы наши сабли сверкали. И вы не останетесь незамеченным, когда придет время для следующего повышения в звании. Даю вам слово. А если вы решите вернуться к активной деятельности, могу сказать, вам будет предоставлена возможность выбрать подразделение флота, где вы захотите служить, – разведка или командование с мостика собственного корабля.

– Если решу?

Пребл усмехнулся, и его глаза блеснули как у заговорщика.

– Я знаю, у вас есть невеста, которая ждет вашего возвращения в Норфолк. Эджком, верно? Я хорошо знаю ее отца и много слышал о Сэмюеле Баллантайне. Я уверен, что у обеих семей есть идеи, как вам провести медовый месяц.

– Их идеи необязательно должны совпадать с моими, – тихо отозвался Адриан.

– Хорошо. – Пребл некоторое время изучал строгие, упрямые черты, а потом снова улыбнулся. – Я ожидал, что вы это скажете. Итак, начните с самого начала, если не возражаете.

Адриан принял предложенную сигару и после наслаждения первой затяжкой повел коммодора шаг за шагом – от атаки на Змеиный остров к событиям последних двух недель. Во время этого рассказа лицо командующего оставалось бесстрастным, и только светлые глаза выдавали гнев, отвращение или сочувствие. Он редко прерывал повествование, и Баллантайн понял, что просто заполняет пробелы, оставленные Раунтри и Макдональдом для описания морской битвы, пленения, заключения и побега. Только когда он заговорил о роли Отиса Фолуорта, вопросы стали более конкретными. Рассказ о столкновении в кладовой для парусов был встречен кивком и ворчанием, а имя информатора Фолуорта из штата командующего заставило коммодора встать, отойти к окну и в негодовании сцепить за спиной руки.

– И вы поверили словам Фолуорта о наивности мистера Уинтропа?

– Я верю, что парень хвастун и легко попался в сети лейтенанта.

– Но он всеже не обманул вас? – беззлобно, спросил Пребл. – Более слабый человек попался бы на его удочку. Однако когда человек занимает ответственное положение, он Должен заслужить доверие и уважение. Я не могу допустить вероломства независимо от того, виновен он или нет. Он будет разжалован и уволен с флота еще до того, как военный суд выдвинет против него обвинения. А что касается капитана Дженнингса... – Пребл отвернулся от окна, и его худое лицо недовольно скривилось. – Этого человека следовало выгнать со службы много лет назад. Некомпетентным людям не место на мостике корабля, тем более когда на карту поставлены сотни человеческих жизней и честь страны. Проклятие, но я и правда считал, что он наш человек! И если бы не ваш рассказ, у меня осталось бы лучшее мнение о нем. Вы же понимаете, что к нему будут относиться как к мученику – смерть под пытками вызывает сочувствие. Полагаю, трус и тиран не слишком достойный образец морали, чтобы оставлять его в памяти, – но люди, пожалуй, перестанут поступать на военную службу, если будут слышать подобные рассказы о деспотах на море. – Он поморщился и добавил: – Во всяком случае, это основной аргумент, который приведет мне мое начальство.

У Баллантайна пересохло во рту от долгого разговора, силы внезапно покинули его, и он откинулся на подушки.

Пребл мгновенно заметил это и взглянул на золотые карманные часы.

– Святые небеса, уже пятый час! Я заставил вас говорить больше двух часов.

– Время прошло не зря. Надеюсь, я ничего не упустил?

Пребл задумчиво сжал губы и щелкнул крышкой часов.

– Есть еще один вопрос – об этой молодой женщине, которой, как говорят, вы вместе с доктором оказали бесценную помощь... Кортни Браун, так?

– Не знаю, сэр, настоящее ли это имя. – Баллантайн отвел взгляд. – Поначалу она нам не доверяла.

– Вполне понятно. И все же в конечном счете она доверила вам свою жизнь, а вы ей – свои.

– Она провела с корсарами всего несколько лет, и я не думаю, что она полностью усвоила их образ жизни. Она помогла разрядить ситуацию на «Орле», когда заключенные вырвались из трюма, добилась достойного обращения с нашими моряками на «Ястребе», содействовала в побеге, а потом ухаживала за ранеными, пока не пришел «Аргус». Я хотел бы подать прошение о полном прощении для нее, сэр.

– М-м-м, однако это уже четвертая такая просьба.

– Четвертая?

– После господ Раунтри, Макдональда и доброго доктора. Вряд ли я могу найти причину отказать. Ну все, капитан, теперь я ухожу. К сожалению, вам придется остаться здесь еще на две недели, пока «Каролина» не отправится в путь. Этот хороший, быстрый корабль вовремя доставит вас домой на праздники и торжества.

– Благодарю вас, сэр, – сухо сказал Адриан.

– Выздоравливайте, капитан Баллантайн. – Коммодор взял фуражку со стола и сунул под мышку. – Мне нужны такие надежные люди, как вы. С помощью и благословением Божьим мы очень скоро одержим победу в этой проклятой войне. Мы заставим этих корсаров спасаться бегством и будем преследовать их до самого последнего сына и дочери, пока не утопим всех!