Ветер полнолуния

3. ПУСТЯЧОК НА УДАЧУ

– Не могу я так больше! – Сьюз швырнула было меховую накидку в угол, но тут же, вздохнув, подняла, отряхнула от снега и повесила сушиться. Все же привычка к аккуратности оказалась сильнее желания выразить возмущение.

Но возмущение никуда не делось, кипело в крови, подзуживало махнуть рукой на приличия и дочернее послушание, послать к бесам отцовскую заботу и прямо объявить, что если к заботе прилагается жених, то она, Сьюз, лучше вернется в их с бабушкой лесной домик.

Хорошо хоть, что отец пока не приказывает. Всего лишь завел разговор – о том, что в ее годы пора уже быть замужней дамой, но так сложно найти приличного мужа для девушки, которая воспитывалась деревенской лекаркой и жила без должного надзора. О том, что его старому другу Грегору очень уж по душе пришлась «милая Сюзин», а он как раз подумывал жениться вторично. И хозяйство-то у него налажено, и умения Сюзин как лекарки и травницы он оценил в полной мере, и другой жены теперь даже в мыслях не держит.

«Подумай, дочь моя, лучшего мужа для тебя не найти».

– А мне лучший и не нужен! – прошипела Сьюз.

Отец и слушать не стал, что она не хочет за Грегора. «Подумай»… Правда, Сьюз побоялась признаться, что ждет другого. Вдруг отец велел бы тут же играть свадьбу! Кто Марти против владетельного барона Грегора Ордисского? Всего лишь королевский гвардеец, вояка. Сейчас ей хотя бы дали время…

А подаренные Марти осенние звезды так и стоят, не вянут. Сьюз дотронулась до букета раскрытой ладонью, осторожно погладила острые края лепестков. Помнит, любит, все еще хочет взять ее в жены. Но должен же он понимать, что барон Лотар не примет в зятья безродного голодранца? Значит, и он не так прост? Может, Анегард уже знает, как и чем королевский пес намерен доказать свое право породниться с баронами Лотарскими? Ох, сплошные вопросы. И хоть бы весточка пришла!

Хорошо еще, что бабушка не торопится уезжать. Утро по-прежнему начинается с завтрака в парадной столовой, с отцом, маленькой сестренкой и Грегором, но после Сьюз спускается в кухню – там, за большим разделочным столом, который сейчас не нужен для готовки, они с бабушкой разбираются с травами. Сортируют, перетирают, смешивают. Все нужные составы Сьюз давно знает, но вот наговорам бабушка ее раньше не учила. А есть еще всякие тонкости – как ловчее смешивать, какой водой заваривать и на каком огне запаривать, какое снадобье нужно сразу укутать и дать настояться в тепле, а какое, наоборот, быстро остудить. Отец спускался несколько раз, хотел то отправить ее платья новые шить, то с Грегором верховой ездой заниматься, но бабушка возражала непреклонно: «Хотите знающую лекарку и травницу, пусть учится, пока есть у кого! Сами потом спасибо скажете!»

И старый барон отступал перед доводами деревенской знахарки.

Заглядывал и Грегор, пытался заводить разговоры, но быстро понял, что мешает работе, и отступил. Лишь стал еще внимательней за семейными трапезами, все норовил кусочек повкусней выбрать да положить «милой Сюзин» на тарелку, подать солонку, саморучно налить вина… Сьюз смущалась и сердилась, но как отвадить нежеланного кавалера, не знала. Это ж не деревенские ухажеры – с теми можно было говорить прямо и даже грубо, если позволяли себе лишнего. Вот уж точно, одни сложности от благородного происхождения!

Хватило ей спокойствия ровнехонько до храмового дня. Ну конечно, могла бы и сама догадаться, что Грегор не упустит случая пройтись рядом с той, кого наметил себе в жены! До храма, да там, да обратно – вот уж и половина дня вместе. Любезные разговоры, похвалы ее искусству травницы, рассказы о нетронутых лесах в его землях…

Стоило признать – не будь Грегор так настроен на женитьбу, с ним было бы интересно. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые вызывали у Сьюз не просто симпатию, а почти благоговейное уважение. Старший. Сильный и спокойный, рассудительный и многое знающий. Самой себе Сьюз могла бы признаться – будь ее сердце свободно, она согласилась бы стать женой барона Грегора Ордисского. С радостью бы согласилась. Она уважала бы своего мужа, ценила бы его знаки внимания, старалась бы соответствовать его положению.

Он совсем не был похож на Марти.

Марти не любил отлеживаться после ранений – скучно, муторно, к тому же в этом году слишком уж часто ему пришлось валяться без сил, приходя в себя после крайне обидных поражений. Да и самомнение его в этом году сильно пошатнулось. Аскол, правда, любит говорить, что щелчки по носу щенкам полезны – без них ни опыта, ни настоящей силы не наберешься. И Зигмонд, бесов пра-пра, думает так же. Ухмыляется: учись, мол, внучек, на своих ошибках, раз умишка пока не хватает.

Да какие ошибки! Повезло ему с Зигмондом, вот и все дела. Спасибо Анегарду, если уж так разобраться. Не сумей молодой барон Лотарский вытащить Зига и его стаю обратно в мир людей, никакое чудо не помогло бы им управиться здесь. В страшном сне Игмарту не привиделась бы такая сила, какую отожрала на кровавых жертвах здешняя нелюдь. И как знать, чем еще аукнется новому Герейну дядюшкина мрачная слава? Легко здесь не будет.

Марти сел, прислонив подушку к стене. Ногу дергало, голова кружилась, но раздражение от собственной беспомощности все росло, и единственным способом унять ее было дело – любое, благо едва вступившему во владение, неопытному в хозяйственных делах вояке всегда найдется, чем заняться. Вон, хотя бы бумаги разобрать!

Вспомнив о бумагах, Марти подумал о дядюшкином дневнике, который так и таскал с собой в кармане. Запретная магия, кровавые ритуалы, да еще и права Герейнов на трон. Готовый смертный приговор за любую страницу. Можно было бы спрятать его обратно в тайник, да только не верил королевский пес Игмарт в надежные тайники. Сам сколько раз добывал припрятанные по таким тайникам документы!

До камина пришлось идти, опираясь о стену, медленно, поддерживая бодрость руганью сквозь зубы. Дневник полетел в огонь. Затрещала, обугливаясь, кожа переплета, вспыхнули страницы. Обратный путь до кровати показался легче – словно исчезла тяжесть, о которой и не подозревал. Марти дал себе зарок – как только перестанет ковылять подраненной уткой, обыскать спальню и кабинет со всем тщанием. Улики против дяди-заговорщика теперь превратятся в улики против рода Герейнов, а этого он допустить не может. Из гвардии, наверное, лучше будет уйти, но уйти он должен чистым. Преданным его величеству, всегда готовым служить в случае нужды…

«А пока лучшей службой станет восстановление порядка на родовых землях», – да, только так и никак иначе. И вовсе незачем его величеству знать, что молодой Герейн не от нелюди свои же земли избавил, а все королевство – от кровавого узурпатора. Есть услуги, о которых лучше помалкивать, сколь бы ценными они ни были.

Обед он потребовал в кабинет. Доковылял до стола, нашел в груде бумаг папку с размашистой надписью «договоры». Пора вникать в дела.

К вечеру вернулся Анегард. У Марти плыло перед глазами и пылало под веками от непривычно долгого и вдумчивого чтения, и он с радостью отодвинул от себя очередной вычурно оформленный свиток – договор на льготные поставки зерна для конного завода. Сказал, потерев глаза:

– А знаешь, все проще, чем я опасался. Дядя был тем еще буквоедом. Если я правильно все понимаю, то порядок в делах у него идеальный.

– Сам-то ты как? – спросил Анегард.

– Устал с непривычки, – честно признался Марти, – вот уж в чем, а в хозяйственных вопросах я точно щенок беззубый.

– Ясно, – молодой Лотар, наверняка натасканный во всех этих безумных рентах, арендах, процентах, отступных и комиссионных не хуже, чем королевский пес в убийствах, коротко и вроде как сочувственно хмыкнул. – Зато, гляди, так заработался, что о ране забыл. Значит, лучше. Пошли ужинать, что ли. Тебе нужно своим людям показаться, а то, знаешь, ведь и слухи пойти могут. Всякие.

Марти аж передернулся, представив, какие именно могут пойти слухи. Нет уж, лучше наступить на горло собственной гордости и выйти к ужину кривящимся от боли, позорно хромающим и оттого крайне злым, зато вполне очевидно человеком, а не переродившейся нежитью.

Он хромал вниз, тяжело опираясь на перила, отдыхая после каждого лестничного пролета, мысленно клял крутые ступени и радовался, что у Анегарда хватило то ли ума, то ли такта не подставлять плечо и не хватать под руку. Достаточно того, что вчера тот чуть ли не на себе его волок.

Рухнул за стол, на хозяйское место – Зигмонд уже сидел по правую руку, там, где принято усаживать старших родичей или уважаемых гостей. Ужин был не то чтобы праздничным, но богатым, а главное – вот именно такое мясо с травами и рисом и такой пирог с патокой и яблоками Марти не ел с детства. Кухарка сменилась, на кухне хозяйничает внучка старой Геры, любившей когда-то подсовывать «маленькому хозяину» лакомые кусочки, но блюда все те же, семейные. Только теперь Игмарт почувствовал, что наконец достиг той цели, о которой грезил много лет. Он дома.

Ночь прошла спокойно. Без жара, без кошмаров, без зудящего даже во сне ощущения, что нужно спешить, кого-то выслеживать, чего-то опасаться. Проснувшись, Марти не помнил, что ему снилось, но точно знал – что-то теплое и радостное, из тех дней детства, в которых еще жили отец и мама. Теперь, отомстив за их гибель и вернув родовое достояние, он мог вспоминать их без боли.

Наутро он первым заговорил о возвращении.

– Ты же ранен, – Анегард чуть ли по лбу не постучал. – Сиди с бумагами разбирайся, ходи с людьми говори, если на месте не сидится. Но куда тебе в седло сейчас. Пара дней погоды не сделают.

– В порядке здесь бумаги, – скривился Марти. – Успею разобраться. А с людьми тоже, как ты и сказал – пара дней ничего не поправят. Чтобы стать хозяином, здесь жить нужно. Хочу скорей насовсем вернуться. К Сьюз посвататься, из гвардии уйти. Привезу сюда жену, проще будет обосновываться.

– Игмарт прав, – вступился вдруг Зигмонд. – Сам считай, Лотар. Пока к вам, пока о Сьюз с твоим отцом договорится. Пока в столице дела решит. Свадьба, сборы, обратный путь – не верхом в спешке, а каретой с девушкой и вещами. Здесь весна рано начинается, он к посевам должен быть на месте, если не хочет, чтобы год зря пропал. Ему хозяйство в руки брать, не только людей. Да и Сьюз первые травки из-под снега добывает.

Марти оставалось только кивать, как будто он и сам о том же думал – хотя Зиг вряд ли поверит. Скорей всего, тот и объяснял на самом деле «внучку», а не Лотару. Вроде как и не подсказывал ничего, а на деле – мозги вправил.

– С ногой лучше уже, – уверил Анегарда Марти. – День на сборы, а завтра нормально будет. От других не отстану.

– А я тут подзадержусь, – окончательно успокоил Зиг. – Послежу за настроениями, поговорю с кем нужно. Побуду если не за хозяина, так за управляющего, пока люди не убедятся, что бояться больше нечего. Доверяешь, внучек?

– Доверяю, – решительно кивнул Марти. И добавил, поймав себя вдруг на радостном и странно будоражащем ощущении навсегда закончившегося одиночества: – Только на свадьбу не опоздай.

Все-таки приятно снова вспомнить, каково быть не единственным в роду.

Трехдневная метель спрятала дороги, укрыла лес чуть ли не по вершины, замела замковый двор. Дорожки к службам расчищали посменно, сетуя, что не повезло баронам Лотарским обзавестись замковым магом, пусть хоть слабеньким, но своим. Сидя рядом с отцом у камина, Сьюз слушала похвальбу Грегора – его-то маг лишний снег выметал одним движением ладони, да не куда придется, а строго на огороды.

И угораздило же Гвендиного малыша заболеть как раз перед непогодой! Бабушка отправилась лечить, а когда теперь обратно вернется – разве что богам ведомо. Хорошо хоть она в деревне сейчас, с людьми, а не одна в лесном домике. А вот Сьюз не может больше спрятаться от кавалера за неотложным делом.

Зато отец доволен – он, похоже, в мечтах уже не просто выдал старшую дочь за старого друга, а и внуков успел понянчить. И рассказы с наставлениями пошли не о семейном даре Лотаров и не о ведении хозяйства в замке, хотя баронской жене как раз о хозяйстве не помешало бы! А сплошь о свадебных церемониях, о том, как разумно подобрать пары, исходя из интересов обеих сторон, кто из знати кому ровня, а кто нет, и почему. Тоже, конечно, полезно. И любопытно – Сьюз, к примеру, не знала, что Анегард был сговорен матерью за дочку какого-то столичного аристократа, но помолвку расторгли из-за последнего заговора и опалы Лотаров. «Может, оно и к лучшему, – подумала Сьюз, – не похоже, чтобы братец очень уж хотел жениться, да и столичная барышня разве поедет в эдакую глухомань?»

– Вряд ли Анегарду понравилось бы в столице, – рискнула сказать она.

– Вот и я так думаю, – хохотнул Грегор. – Нечего человеку делать среди гадюк, когда на нем замок, земля и хозяйство. В своем баронстве я хозяин и господин не хуже короля, чего еще нужно-то! Высочайшие милости? Так милости сегодня есть, а завтра нет, а земли тем временем приходят в упадок без присмотра. А со своих земель рачительный хозяин всегда поимеет больше, чем с любых королевских милостей.

– Я не слишком рачительный хозяин, – развел руками старший барон Лотарский. – Да и с милостями… не умею.

– Ты воин, – Грегор нахмурился. – Плохо, когда перестают ценить воинов. Когда забывают их былые заслуги. Но что я тебе скажу, друг мой – уж лучше воину сидеть в своих землях и быть плохим хозяином, чем соваться в столичные интриги. Потому что интриганы из воинов тоже хуже некуда. А там, где неважный хозяин потеряет в деньгах, плохой интриган расстанется с честью и жизнью. Не суйся в столицу, друг мой. И Анни твой тоже воин, поэтому ищи ему невесту среди баронских дочерей, не мечтающих о красивой столичной жизни. Ему тоже подошла бы девушка вроде твоей Сюзин, да где ж вторую такую взять…

Сьюз отвернулась, с тоской посмотрела за окно. Грегор и так, похоже, не собирался домой, а теперь и соберется – уехать не сможет, дороги еще долго будут непроходимыми.

– Ты снова грустишь, Сюзин, – в голосе отца тревога мешалась с укоризной. Как будто в обществе Грегора она и грустить не имеет права!

– Скорей бы Анегард вернулся, – ответила Сьюз. – Смотрю, как все замело, и думаю, вдруг они в дороге сейчас…

– Не нужно волноваться, – кинулся утешать Грегор. – Большие тракты расчищены. Зима – торговое время. Разве что непогоду лучше пережидать под крышей, но это не трудно. Они ведь едут по обжитым местам.

– Да, главная опасность ждет их не в пути, – старый барон прикрыл глаза, как будто справляясь с внезапной болью. – Молю богов, чтобы…

– Все будет хорошо, – быстро сказала Сьюз. – Я просила богиню, я верю.

Она просила даже двух богинь, о двух людях, но об этом не скажет – незачем.

– Все будет хорошо, – эхом откликнулся Грегор. – Анни справится, он сильный. Может даже, уже все хорошо и мы вот-вот дождемся его.

А Сьюз вдруг подумала, что Грегор может ждать Анегарда с тем же нетерпением, что они – потому что до возвращения младшего Лотара было бы неуместным затевать торжественное сватовство. И если Марти вернется вместе с Анегардом, а Грегор будет здесь… Ясно, кого предпочтет отец!

Лишь бы вернулись, а там все разрешится. Ей всего-то и нужно – посмотреть Марти в глаза. Если она увидит там то, на что надеется, никто в мире не заставит ее пойти за Грегора.

В закрытые тяжелыми ставнями окна билась вьюга, в щели заползала зимняя стынь, и чудилась в той стыни затхлая погибельная нотка – как будто скованная льдом Утрава Проклятая искала, где бы просочиться на поверхность. Никогда раньше Ульфар не оставался в домике на берегу Утравы так надолго, никогда не успевал прочувствовать, как не к месту здесь люди.

Пора было уходить. Зиму здесь он не продержится, его люди уже дергаются, вздрагивая от любого шороха, и жалуются на недобрые сны.

Ульфар, бывший барон Ренхавенский, тоже видел сны, и те сны никто не назвал бы добрыми. Но у него хватало ума помалкивать. Его люди не должны усомниться в силе своего господина.

Первую опасность он пересидел. Сейчас король давно уж должен вернуться в столицу, и жизнь в баронствах Лотаров и Ренхавенов наверняка течет, как заведено. Селяне сидят по дворам, занятые скотиной, бабы ткут и прядут, мужики выбираются в лес за сушняком, опасаясь даже толпой забредать в глушь, где воют волки и беззвучными тенями охотятся волколаки. А жизнь в замках, отрезанных от городов и трактов лесными дебрями, немногим отличается от сельской. Так же некуда податься из-под защиты стен, разве что мужчины выезжают иногда на охоту – но барон Лотарский слишком стар для охоты, он наверняка сидит у камина, закутав зябнущие ноги в плед и попивая настоянное на травах вино. А сын его вряд ли успел вернуться до снегов. Дадут боги, и вовсе сгинет. Он ведь и в самых отчаянных мыслях не мог догадаться, кто и что встретит его в землях Герейна.

В который раз Ульфар пожалел, что не было возможности послать Герейну надежную весточку. Предупредил бы вовремя – теперь бы мог и вовсе не думать о наследнике Лотаров. Но что поделаешь, в тот миг собственная жизнь висела на волоске. Можно лишь надеяться, что Герейн и без предупреждений справился с молокососом-Лотаром.

– Господин! – в дверь кабинета постучали, и Ульфар, встрепенувшись, услышал голоса внизу. – Господин, Тизан с Анхолем вернулись!

– Слава богам, – невольно выдохнул Ульфар. – Иду!

Этих двоих, самых выносливых и умелых из своих людей, он посылал с письмом к дочери, а заодно разведать обстановку в землях Лотаров. Долго их не было, он уж боялся, что сгинули – или страже попались, или в непогоду не убереглись.

Доклад лазутчиков заставил Ульфара крепко задуматься. Что Анегард еще не вернулся, его не удивило, а вот то, что у Лотаров гостит Грегор Ордисский, да не просто гостит, а добивается руки старшей дочери… Об этой непонятно откуда взявшейся дочери толком ничего не разузнали, кроме того, что девушка уже взрослая, для замужества так даже старовата, зато умелая лекарка и травница. А старый барон любит ее уж никак не меньше прочих детей.

Ульфар смутно ощущал, что на этом можно как-нибудь сыграть, но как – следовало обдумать. Пока же, отпустив измотанных тяжелой дорогой лазутчиков отдыхать, он развернул письмо дочери.

«Дорогой отец.

Я счастлива узнать, что Вы живы, на свободе и в добром здравии.

Я сожгла Ваше письмо и молю богов, чтобы мой ответ благополучно дошел до Вас.

Отец, мой супруг не из тех, кого легко застать врасплох. Я никогда не могу знать точно, в замке он или нет – право же, иной раз кажется, что он способен находиться везде одновременно. Он уважает меня, как должно уважать жену, но не доверяет мне ничего важного и не станет слушать моих просьб и советов, особенно если они будут касаться Вас. Как видите, я ничем не смогу Вам помочь.

Отец, Вы должны знать еще об одном обстоятельстве. Мой брак уже благословлен зачатием, и если богини будут добры, ребенок появится на свет к концу лета. Как бы я ни относилась к своему супругу, я не хочу, чтобы наши с ним дети росли сиротами. Отец, я не вправе давать Вам советы, но я молю Вас, попытайтесь найти общий язык с моим супругом. Я мечтаю, чтобы Вы смогли открыто увидеть своих внуков.

Ваша почтительная дочь».

Ульфар выругался, смял письмо и швырнул в огонь. Дура, великие боги, что за дура! Стоило назначенному королем муженьку заделать ей ребенка, и вот, полюбуйтесь – готова почтительная жена, у которой не осталось ни родовой гордости, ни достоинства благородной женщины, а только инстинкт клуши. Как будто другой мужчина не сумеет воспитать ее щенков!

Что ж, дочь для него потеряна. Лезть спасать наивную дурочку – глупо, не столько у него сил, чтобы отбить свой замок без помощи изнутри, значит, придется оставить ее собственной судьбе и мужу. Сама выбрала.

Одной заботой меньше!

А заодно и одной причиной сидеть в этом проклятом месте, выжидая удобного момента. Осталось решить, куда двинуться – сразу за реку, искать удачи в чужой стране, или в земли Лотаров. Письмо дуры-доченьки подсказало идею, и Ульфар понял, как распорядиться добытыми сведениями. Жена-лекарка, к тому же с родовым даром Лотаров, и ему пригодится. А если повезет убрать Анегарда, именно дети Ульфара смогут претендовать на баронство Лотаров после смерти старика – по праву крови от старшей дочери.

Спасаясь бегством, глупо не оставить позади плацдарм для возвращения. Вот он и обеспечит себе такой плацдарм.

Решено.

– Готовьтесь в путь, – бросил Ульфар. – Отправимся, как только стихнет проклятая метель.

Придется пройти по самому краю собственных земель, тайно, вдали от деревень, мельниц, трактиров, в которых можно было бы заночевать или переждать непогоду. Но дело того стоит. Ничего, зато на пути обратно таиться не придется, и уж тогда бывший барон Ренхавенский оставит о себе памятку. Покажет, кто здесь «бывший» – надолго запомнят.

Несколько часов до отъезда Игмарт носился по замку так, что не всякий здоровый выдержит. Говорил с людьми, назначил управляющего и капитана стражи, представил Зигмонда как старшего родича, имеющего право приказывать. Отъезд стал облегчением, хотя на самом деле стоило бы не в седло лезть с больной-то ногой, а рухнуть на мягкую постель и уснуть.

Неудивительно, что теперь Марти почти не воспринимал окружающее. Он даже не пытался смотреть по сторонам, оставив охрану целиком на Анегарда и его людей – у Лотара родовой дар подходящий, вот и пусть следит. А Марти слишком занят был тем, чтобы не показать, как ноет и мешает не до конца зажившая рана. Ну и собственными мыслями, конечно.

Иногда раньше он мечтал, как станет жить, наконец-то свершив месть, но все те мечты оставались смутными и туманными – как будто тогда он сам себе не верил. Как будто на самом деле месть должна была занять всю его жизнь. И теперь вместо радости, торжества и что там еще приличествует удачно отомстившему, он ощущал лишь досадную тянущую пустоту.

Даже невероятная легкость, с которой они в итоге разобрались с нелюдью – ну ладно, не они разобрались, а Зигмонд! – меркла перед этой пустотой. Разобрались и разобрались, быстро и быстро, ранен – ну что ж, сам дурак… Окончательно принимать наследство, вникать в хозяйство – потом, когда вернется. А пока – уехал, и ладно. Оставил надежных людей приглядеть, и хорошо. Уйти со службы, посвататься к Сьюз, свадьбу сыграть – и тогда уж начинать жить заново, забыв о свершенной мести и примерив на себя новую роль: хозяина родовых земель и главы семьи.

Марти хмыкнул: представить себя мирным и добродушным домоседом у него никак не получалось. Всю жизнь только убивать и учился.

Тянулась дорога – пустая, разбитая копытами и колесами, липкой грязевой лентой между укрытых нестойким пока снегом холмов и полей. Скоро подморозит, поедут на зимние ярмарки купеческие обозы, вновь выйдут на промысел разбойники, а пока – тихо и безлюдно. Мало у кого такое уж неотложное дело, чтобы месить грязь в межсезонье.

Но их путь лежал к северу, и уже на третий день по застывшей дороге мела поземка, а мороз хватал за щеки и вползал под куртку.

– Ближе к дому, наверное, заметено все, как еще проедем, – хмурился Анегард.

А Марти думал о Сьюз.

С каждым днем она все больше занимала мысли младшего Герейна. Сначала вспоминать приходилось с усилием, как будто пустота держала и засасывала – вязкой смолой, гнилой болотной жижей. Но с каждым днем все легче всплывало в памяти лицо той, которую он хотел назвать женой: серьезное, сердитое, озаренное легкой улыбкой. Слегка растрепавшаяся коса, быстрый жест, которым Сьюз убирала за ухо непослушную прядку волос, тонкие пальцы. Порывистые движения, быстрая легкая походка, веселый смех. Полосатая юбка, плетеный поясок – Марти еще не забыл, как этот поясок туго и надежно связал его запястья, не позволяя освободиться. Усмехался про себя: «Не тогда ли тебя к ней привязало, пес-одиночка? Судьба…»

Вспоминал, как увидел ее в обнимку с Зигмондом, и снова кипятком по венам плескала ревность – знал уже, что беспочвенная, а забыть не мог. Никто другой не смеет обнимать его женщину!

Как-то незаметно Игмарт Герейн привык думать о Сьюз именно как о своей женщине. Пусть та не обещала, что станет его женой, и тем более на согласие барона Лотарского он не мог рассчитывать твердо, и все же никого другого Марти уже не мыслил хозяйкой своего замка. А лучшим способом сбежать от тянущей пустоты оказалось всего лишь представлять, как он водит Сьюз по галереям и коридорам, показывая их новый дом, как спорит с ней, не отпуская одну в лес – захочет ведь, она такая! – и как они гуляют все же по лесу вдвоем, Сьюз ищет свои травки, а он… А он смотрит на жену. Любуется. Отводит ветки перед ее лицом, обнимает словно ненароком, вдыхая запах…

Оказалось, он отчетливо помнит ее запах – свежий, едва ощутимый ромашковый, если наклониться к волосам, и терпко-горьковатый, когда подносишь к лицу ее пальцы. Наверное, кожа будет горчить и отдавать на вкус травами, когда он поцелует Сьюз руку, как своей невесте.

А вот вкуса ее губ Марти представить не мог. Почему-то чудились то молоко и земляника, то легкие лепестки роз, то пряная душистая мята. И все больше тянуло узнать, каковы они на самом деле. Почувствовать ее дыхание на своем лице в короткое мгновение, пока губы не сольются в поцелуе. Обнять за плечи, прижать к себе, услышать быстрый стук ее сердца совсем рядом со своим. Ощутить девичье смущение в тот миг, когда для Сьюз станет очевидным его мужское желание.

Да, Марти желал ее. Не мальчишка же он, чтобы мечтать лишь о поцелуях. Он пытался представить, какой окажется Сьюз в постели, раздевал ее мысленно и любовался телом, и целовал – везде, но не в губы, потому что хотел слышать ее. И от этих фантазий кровь едва не вскипала в жилах.

А вокруг смыкался вдоль дороги заснеженный лес, кони все тяжелее шли по наметенным сугробам, и даже среди дня можно было услыхать далекий волчий вой. Лотар не торопил отряд, но и не медлил. Ночевали на постоялых дворах, обедали в трактирах, давая коням дневной роздых, но каждый день в путь пускались с рассветом.

Марти не считал дни – в дороге не искушают судьбу. Он не думал, что скажет, увидев Сьюз, не пытался бесконечно повторять в мыслях объяснение с ней и ее отцом. Вместо этого Игмарт Герейн представлял, как целует свою невесту, услышав «да».

Наверное, всему виной была тревога. Бесконечное, почти смертельно утомившее ожидание. Неопределенность и рожденный ею страх. Зима давила и выматывала, как никогда раньше, сидеть взаперти в стенах замка с каждым днем становилось тяжелее.

Сьюз стала избегать общества Грегора, а заодно и отца. Все больше пряталась в своей комнате, закрывшись, ссылаясь на «неважное самочувствие» – ей, воспитанной в деревне, такие жалобы казались смехотворными, но почему-то отец принимал их всерьез. Жалел, спрашивал, не нужно ли чего, а Сьюз лишь качала головой и отвечала, что хочет спать.

На самом деле она рада была бы не спать вовсе. Зимние ночи слишком длинны и темны, слишком явственно в них дыхание не-жизни. Раньше Сьюз не ощущала этого настолько остро. Раньше… До того, как пришлось заглянуть в бездну, из которой смотрит на людей Хозяйка Тьмы. Теперь же, стоило лишь начать погружаться в сон, и виделся жадный Старухин взгляд, слышался сухой смешок, чудился шепот: «Все равно придешь, девочка. Для меня нет времени, я дождусь».

– Чертов Зиг, – шептала Сьюз, просыпаясь.

Нет, она не жалела, что спасла Анегарда, пусть даже такой ценой. Она помнила то, что втолковывал ей Зиг: «Богиня не возьмет больше, чем ты сама ей отдашь». Но все равно было страшно.

Сьюз заваривала себе мяту, нашептывала, как бабушка учила, от дурных снов. А еще то и дело нашаривала рукой подаренный Марти амулет. Сжимала в кулаке, шептала: «Где ж ты там, обормотище, когда уже вернешься», – и словно теплом окутывало.

Будь он рядом, не страшно было бы засыпать.

Каждый день пути прибавлял ненависти – злой, разъедающей душу. Бывший барон Ренхавенский вел отряд наемников по землям, столетиями принадлежавшим его роду, а теперь доставшимся никому не известному выскочке. Выскочке, который убил его мага, сорвал его планы, взял в жены его дочь и уже заделал ей ребенка! И даже отомстить не получится.

«Сейчас не получится, – возражал сам себе Ульфар. – Но месть не тухнет с годами, я еще вернусь в должной силе». Однако ненависть лишь разгоралась, требовала действий немедленно, а не через год или десять. Но приходилось пробираться звериными тропами, далеко обходя деревни, опасаясь встреч с любопытными детишками куда больше, чем волчьих стай. Безумный риск затеи не пугал Ульфара, но как же бесило унижение!

«Ничего, я еще вернусь, – шипел он, – я пройду по своим землям открыто, как хозяин».

У тех, кто признал своим господином навязанного королем барона, должно было бы холодеть на сердце в эти минуты, предвещавшие возмездие. Но люди редко чуют грядущие беды, и потому Ульфар знал – его месть придет нежданной.

Границу баронства Ренхавенов с землями Лотаров отряд Ульфара пересек в самом неудобье – в кривом, болотистом ельнике, куда сроду не заходили даже браконьеры. Благо, мороз надежно сковал ручьи и островки трясины, так что даже тяжелые копыта коней не пробивали корку льда. Суровых наемников не пугала дурная слава «волколачьего местечка», но оружие каждый держал наготове, не обманываясь царившей вокруг мирной тишиной. Но до позднего вечера, пока отряд не остановился на границе ельника и широкого приречного луга, навстречу не попалось не то что опасных тварей, но даже зайцев.

– Видать, хорошо Лотары зачистку провели, – довольно сказал кто-то из вояк.

– Не расслабляйся, – одернул другой, – может, наоборот, к жилью ближе упыри перекочевали.

– Вот именно, – веско уронил Ульфар. – Расслабляться будем позже. В тепле и под крышей, и без врагов вокруг. А сейчас будьте готовы к бою.

До лотаровского замка было дня три пути – учитывая непогоду и необходимость двигаться скрытно. Впрочем, Ульфар не собирался лезть в замок ни тайно, ни открыто. Как раз наступит храмовый день, а храм у Лотаров расположен в таком удобном отдалении от замка, что грех не воспользоваться.

Отдать самое сложное в плане на откуп магу было бы, конечно, спокойнее, но кое-что Ульфар мог и сам, не зря же присматривался так внимательно к ворожбе мэтра Гиннара. В конце концов, ему не бойцов из строя выводить и не укрепления захватывать, а всего-то добыть девушку.

Ночь обнимала крепко, словно жадная до ласк девка. Нашептывала жарко и бесстыдно, насылала сны, о которых не расскажешь. Давно Игмарту не снилось таких снов – ярких, горячих и счастливых. Раньше ему было достаточно любить девушек наяву: подарил вечер или ночь, расцеловал на прощание и позабыл. Но чтобы во сне покоя не давали девичьи глаза, чтобы, как мальчишка, таял от пригрезившихся ласк, срывал призрачные поцелуи – и чувствовал их на губах, проснувшись…

Вот только разбудило его неладное. Что – сам понять не мог, но вскинулся, словно по тревоге. Вокруг стояла сонная тишина, дежурный бдел, но чутье сигналило об опасности, и первое, что сделал Игмарт, даже не придя толком в себя – толкнул Анегарда. Прошептал:

– Что-то не так.

Анегард не стал переспрашивать. Нашел взглядом дежурного, убедился, что тот в порядке, затем прикрыл глаза на несколько мгновений. Покачал головой:

– Ничего не чую. Вокруг все спокойно.

– Плохо, – помолчав, отозвался Марти. – Значит, дальше что-то ждет. В дороге, или…

Запнулся: отчего-то встала перед глазами Сьюз, как наяву: слегка сонная, растрепанная, одетая небрежно, словно наспех. Лицо испуганное, в надорванном вороте рубашки – тот самый амулет, что Марти ей подарил. И словно крик беззвучно: «Поспеши!»

– Надо спешить, – сказал внезапно осипшим голосом. – Дома у тебя что-то – то ли сейчас неладно, то ли вот-вот случится. Сьюз в опасности.

Анегард не стал переспрашивать, спорить, выяснять, что за странные предчувствия у королевского пса и насколько им нужно верить. Ни минуты лишней не потерял. Поднял Мано, сказал:

– Спешить нужно. Дома что-то не так. Поторопи парней, я трактирщика разбужу.

– Куда ночью, – пробормотал толком не проснувшийся десятник, – до рассвета часа два, там ни зги не видать, – и вдруг, вскинувшись, переспросил: – Дома? Что там, приехал кто?

– Никто не приехал, мы поедем, – рявкнул Марти. – Шевелись уже, едрить твою, умник!

Сам он собрался мгновенно – дело привычное. А люди Лотара, даром что стража, расслабились от мирной жизни, и ни заварушка с Ульфаром, ни поход не вытравили из них неторопливую основательность. Вот же – вроде и хотят быстрей собраться, а только хуже: толку меньше, чем суеты. Марти ругался сквозь зубы, с трудом удерживаясь от искушения поторопить их так, как Аскол новобранцев торопил – с тройным загибом, а самым нерасторопным и по морде. Все же не его люди. Будут свои – их и будет гонять.

И все же довольно скоро, еще до рассвета, еда в дорогу оказалась собрана, кони оседланы, а парни торопливо доедали наспех заваренную горячую похлебку-болтанку – мука, сушеный лук и щепоть пряных травок для вкуса, самое то в походе. И хоть понимал Игмарт, что раньше и не выехали бы – не в непроглядную же волчью темень коней гнать! – а извелся хуже, чем трепетная дева перед свадьбой. Одно успокаивало – если гнать, не задерживаясь лишнего, только коням отдых давать, за два-три дня добраться можно. А задерживаться Анегард не намерен.

Сколько раз за эти два с лишним дня Марти чудилось, будто кто-то из богов облегчает им путь! Метель стихла, едва начавшись, дорога – в самый раз коней гнать, и хотя Анегард чуял в лесу пуганое зверье, отряд ни разу не столкнулся ни с нелюдью, ни с волчьей стаей, ни с разбойниками. И даже в трактирах ни разу ни с кем не сцепились!

То и дело Марти ловил на себе внимательный взгляд Анегарда. В конце концов не выдержал, спросил:

– Что смотришь так?

Тот лишь плечами пожал, а чуть погодя сказал неохотно:

– Боюсь, вдруг снова плохое учуешь.

– Веришь, значит?

– Чего ж не верить. По тебе видно, что не шутишь.

– Если б еще понять, что там, – в приступе откровенности пожаловался Марти. – Обычно я просто знаю, что впереди опасность. А тут – бес его пойми, что за дела. Будто зовет: «поторопись».

– Сьюз? – переспросил Анегард.

– Ей там плохо, – будто само вырвалось у королевского пса. – Что-то ее пугает, а я ее страх чувствую. И все сильнее, понимаешь? Надвигается что-то. Эх, мог бы я летать, как Зиг… р-родственничек, где его носит, когда он так нужен?

– Там и носит, где ты его оставил, – хмыкнул Анегард. – Не нужно на Зига надеяться, он и так…

– Да знаю, – отмахнулся Марти, – ну тебя, просто вспомнилось. Дергаюсь я, вот и несу чушь. Где мы хоть, долго еще?

– К вечеру доберемся.

Молодой Лотар, едва выбрались в знакомые ему земли, повел отряд напрямик, минуя все те места, которые запомнил Игмарт в пути на юг. Стороной объехали замок барона Грегора, Оверте тоже, как сказал Анегард, должны миновать: «По прямому тракту ехать спокойно и долго, а только кривыми тайными тропами иной раз выходит прямее, сам понимаешь». Марти тогда лишь кивнул: цену знающего проводника из местных он отлично представлял. Теперь же стало вдруг грызть нехорошее ощущение: словно он ищет Сьюз в темной комнате и постоянно немного промахивается. А едва попытался выбросить из головы это дурацкое сравнение, довериться Анегарду и ни о чем не тревожиться, стало вовсе худо: будто все в той же темной комнате врезался с размаху башкой в стену.

– Неспроста, – пробормотал он. И добавил громче: – Предупреждение это, вот что. Только одно на ум приходит: амулет, что я ей оставил, знак подает. Тогда летом, когда вы на Зигову нелюдь ходили – не знаю, что там со Сьюз случилось, она не рассказывала, но меня среди ночи аж подбросило, а ведь в Оверте тогда был. Вот и сейчас похожее.

– Что за амулет?

– Защитный, очень мощный. Разве что саму Старуху не остановит.

– А заодно тебе сигналит…

Догадывался Марти, почему так. Обещала ведь ему Звездная дева избранницу… Но Анегарду рассказывать показалось неправильным. Как будто Игмарт Герейн настолько в себе не уверен, что богиню зовет словечко за себя замолвить.

Да и не стоило называть истинную цену амулета даже другу. Такие вещицы хранят в тайне. Разве что любимым передают, и то – без пояснений. Как он сказал тогда Сьюз: «Пустячок на удачу».

Поэтому он лишь пожал плечами и сказал:

– Если все это окажется бредом и пустой паникой, я счастлив буду. Лучше выглядеть дураком, чем стать пророком беды.

– Я тебя дураком не назову, – хмуро отозвался Анегард.

Дальше ехали молча. Близость дома должна была бы вызвать в отряде оживление, но тревога командиров передалась всем. Никто не шутил о нагретых родными девками постелях, не гадал, что нынче будет на ужин, не перебирал, какими подвигами стоит похвастать. Казалось, все неосознанно ждут боя.

Чем дольше тянулся день, чем меньше оставалось до замка, тем острей становилось предчувствие беды. И когда спокойную сонную тишину заснеженного леса разбил далекий девичий крик, отряд не потерял ни мгновения.

– Туда, – махнул рукой Анегард. – К реке, берегом быстрей проскачем.

– От храма, – пробормотал Мано.

А Игмарт каким-то странным наитием понял, почему амулет Звездной девы так настойчиво звал его поспешить. Понял, что все равно не успевает. И молча взмолился – сам не зная, кому, любому, кто услышит и поможет! – взвыл раненым псом под волчьей луной, в том странном межмирье, куда выводил его Анегард слушать нелюдь: «Что угодно, лишь бы успеть! Оказаться там вовремя, спасти Сьюз, кто бы ей ни грозил!»

Сьюз так не хотела сегодня идти в храм, так маялась, пытаясь измыслить достойную причину остаться дома, что сама себе удивлялась. Все то время, пока Анегард где-то на юге выполнял королевское поручение, она не пропустила ни единого храмового дня – просила у богов удачи для брата. И еще для одного охламона, что уж там…

«Жаль, бабушки нет, посоветоваться не с кем», – Сьюз подошла к окну, вгляделась в заснеженный лес. Храм не был отсюда виден, хотя тропа к нему шла как раз в том направлении – за огромной елью, на вершине которой сидела сейчас всклокоченная ворона и словно тоже рассматривала замок, окна и, может быть, тех, кто глядит из окон на лес.

Жаловаться отцу на странные предчувствия – обзовет девичьей придурью, и дело с концом. Да еще Грегора в сопровождающие навяжет: охранять глупую доченьку, раз той вздумалось невесть чего бояться в родных землях.

Вот уж с кем вместе не хотела Сьюз обращаться к богам с просьбами, так это с бароном Грегором! Знала, чего тот просить станет. Может, оттого и все ее предчувствия?

В конце концов Сьюз решилась на хитрость: навязалась в компанию к тетушке Лизетт и девчонкам с кухни. Отец хотел было запретить, но Сьюз выдавила улыбку – хотела скромную, но получилась, пожалуй, откровенно жалобная! – и сказала:

– Но, батюшка, с кем же мне о сердечных делах посоветоваться? Не с Ланушкой же! Или к бабушке отпустите, пусть она мне объяснит, как у Жницы и Звездной девы о замужестве спрашивать.

Уж конечно, никуда ее отпускать отец не пожелал, вот и решил, что общество женщин из замковой обслуги – меньшее зло. Спросил, правда, как его драгоценная дочь дожила до своих лет, о таких вещах не зная, но уж тут Сьюз чистую правду ответила:

– Знахарке редко подходящий муж находится, а уж если найдется, сразу все ясно, богинь спрашивать не о чем.

Тетушка Лизетт, само собой, видела ее насквозь. Так и спросила:

– Что, не по сердцу старикан с тремя дочками? Ждешь королевского пса своего?

– Пока еще не «своего», но да, жду, – не стала отпираться Сьюз. – Приедет, тогда решу.

– Да что уж тут решать, и так понятно, – усмехнулась тетушка Лизетт. – Когда еще заметили, как вы друг на дружку смотрите. Эх, дело молодое… Только вот кто он, а кто ты? Не отдаст тебя наш господин за бродягу, пусть он хоть сто раз королевский гвардеец.

– Но ведь если он в королевской гвардии, значит, точно из благородных? Пока обо мне не знали, что я баронская дочка, наоборот – я ему не пара была. Помиловался бы со всей душой, а замуж не взял бы.

– Эх ты, девочка! Мало ли какой он благородный, пусть хоть самому королю ровня. А если жену привести некуда, кроме как в казарму, так нечего и жениться. Хотя как раз этого нам знать неоткуда, может, все у него есть. Вот вернутся, пойдет он к господину тебя сватать, тогда послушаем, верно, Сьюз?

– Боюсь загадывать, – Сьюз поежилась: будто морозом по хребту протянуло. Вернется ли, не раздумал ли жениться, что отец скажет… Как тут гадать?

Тем временем все, кто собирался сегодня в храм, собрались у ворот. Немногие: в последнее время не случалось ничего, требующего присмотра и помощи богов. Разве что за тех попросить, кто с Анегардом ушел…

Пока подождали возившуюся с косами Динушу – та нарядилась и причесалась, будто на свидание собиралась, – пока подбрели, допив свое пиво, выделенные Гарником трое стражников – зимой, в волколачье время, женщин не отпускали за стены без охраны, – солнце перевалило зенит. Нетронутый снег искрился, слепил глаза – хорошо, сугробов не намело, идти по тропинке было легко, но все же зима не лето, и шли довольно медленно – не толпой, гуськом. Впереди толстяк Кел обновлял тропку своими огромными сапожищами, за ним шли Сьюз с тетушкой Лизетт, позади хихикали девчонки и, совсем отстав, перешучивались с кем-то из женщин еще два стражника. Старый барон и его гость тоже собирались в храм, но позже, чтобы не мешаться с челядью. «А вот Анегард пошел бы со всеми, – невольно думала Сьюз, – он деревенских никогда не чурался».

Интересно было думать, что выбрал бы Марти – идти с веселой и шумной толпой? От всех отстать и Сьюз с собой придержать? Почему-то не верилось, что шел бы, как подобает господину, либо во главе своих людей, либо вовсе от них отдельно. Хотя кто знает, каков он на самом деле? Она-то видела его только на службе…

Зато от мыслей о нем становилось теплей, и тревога отступала. Как будто нашептывало сердце: «Уже скоро, уже близко, недолго ждать». Без всяких советов Сьюз знала, о чем станет просить сегодня Звездную деву и Жницу.

Кел потопал вкруг алтарей, Лизетт шла за ним следом – как старшая здесь сегодня. Сьюз подошла сначала к Звериной матери, покровительнице Лотаров. Прикоснулась к алтарю – теплому, словно живому, – спросила мысленно: «Где там Анегард, скоро ли вернется? Не оставь его милостью, дай удачи и легкого пути».

Почудилось, или и впрямь Великая ответила: «Скоро, уже скоро»? Раньше Сьюз точно не могла слышать богиню, но этой зимой она многое узнала о родовом даре Лотаров. Прежнее умение успокоить скотину или услышать страх лесного зверья казалось теперь детской забавой. Отец, правда, мало учил ее дару, больше внимания уделял правильному поведению. Ничего, вот вернется братец…

Целиком погрузившись в свои мысли, Сьюз не сразу поняла, что происходит нечто странное. Тишина? – так в храме немудрено быть тишине; голоса кажутся незнакомыми? – и такое случается, если слишком уж замечтаешься. Из грез вырвал отчаянный крик Динуши, и тут же мужская рука схватила выше локтя, развернула грубо – и Сьюз оказалась лицом к лицу с человеком, которого никак не ждала здесь увидеть.

Ульфар. Королевский преступник, беглец вне закона. Бывший злокозненный сосед, однажды усыпивший охрану замка Лотаров – а теперь проделавший то же самое с беззащитными людьми, в храме, в священный храмовый день.

Девка, Лотарово отродье, была красива. Не сказать, что так уж сильно она выделялась среди прочих баб, разве что одежда побогаче, но если приглядеться – порода чувствовалась. Не простушка деревенская, с какого боку ни глянь. Хотя Ульфар не за красоту ее брал, для его планов и уродина бы сгодилась, но красотка всяко в постели приятнее.

Ульфар представил, как распустит толстую косу, запустит пальцы в густые волосы, намотает пряди на кулак, заставляя девку запрокинуть голову и подставить для поцелуев нежную белую шею. Прижмурился довольно. Некогда сейчас мечтать, но уже через несколько ночей, дайте только добраться до надежного дома, так все и будет.

Бесы ее знают, почему она с толпой слуг, а не с отцом – жаль, право: старый Лотар зажился на свете. Ну да ничего, сейчас главное – разобраться с девкой, стать Лотару зятем, и никуда тот не денется.

Сотворенные именем Прядильщицы чары сработали лучше, чем при осеннем штурме – вся толпа уснула мгновенно, повалившись в снег, кто где стоял. Лишь две девки почему-то не поддались: Лотарова дочка – ну да знахарка она и есть знахарка, мало ли на что способна; и мелкая визгливая соплячка в нарядном полушубке и яркой полосатой юбке – ишь, разрядилась, мелочь мелочью, а уже невестится. Вот только орать соплюха оказалась горазда, аж уши заложило.

Хотя кто знает, что за девка, тут же подумал Ульфар – раз уж чарам не поддалась, вдруг тоже не из простых?

– Эй, парни, – хохотнул он, схватив Лотарову дочку и развернув лицом в себе, – эта моя, а вторую никто не хочет? Глядите, какая милашка.

– Отвали, – взвизгнула «милашка», – а то мой Рихар тебе покажет!

Парни громыхнули хохотом так, что снег с веток посыпался, а в лесу неподалеку заполошно взлетели вороны.

А знахарка поглядела в упор и сказала вдруг – соплюхе, но не отводя взгляда от Ульфара:

– Никогда не рассказывай врагу о том, кто придет к тебе на помощь. Пусть оценят сюрприз.

В ее глазах не было страха, только злость.

– Строптивая, – Ульфар широко, сладко усмехнулся. – Люблю строптивых девок. Ладно, шутки в сторону, приступим. Я, Ульфар из рода баронов Ренхавенских, беру тебя в жены по праву сильного. Да станешь моей перед богами и людьми.

– Да ни за что, – разъяренной кошкой прошипела девка, – тебя еще мне не хватало, женихов развелось, как парши на шавке!

– Твоего согласия не спрашивали, – Ульфар широким жестом обвел рукой вокруг. – Или моей женой отсюда уйдешь, или парням на потеху вместе с той соплюхой.

Он не ждал ответа – какая дура станет всерьез размышлять над эдаким выбором? Взял девку за плечи, рванул на себя, впился поцелуем в мягкие губы. И тут же отпрянул, почувствовав, как острые ноготки прошлись по щекам, метя в глаза. Размахнулся влепить строптивице оплеуху, та отпрянула, вскинула руки, защищая лицо.

– Сьюз! – заорала мелкая паршивка, кидаясь на помощь. Со своими-то девчачьими кулачишками! Ульфар отшвырнул ее одним движением, небрежным взмахом руки. Соплюха отлетела, взметнув сверкающую снежную волну, шмыгнула носом и встала. Не иначе, умом от страха тронулась. Или, наоборот, от великой храбрости. Нет, что-то в девчонке есть, снова подумал Ульфар. Крикнул своим, не глядя:

– Приберите эту мелочь, да бережно! С собой возьмем.

В конце концов, его жене понадобится служанка. И, кстати о жене, пора кончать это дело, не стоит задерживаться здесь дольше необходимого. Поучить строптивых девок послушанию можно и потом.

Ульфар развернул знахарку – Сьюз, оказывается, ее зовут, что за деревенское имя! – и потащил за собой по алтарному кругу. Та вцепилась в первый попавшийся камень, взвизгнула:

– Защити!

Всколыхнулась на краткий миг тревога: свадьба по праву сильного проста, всего-то девку вкруг алтарей протащить, но если вдруг боги ее любят, могут и вступиться. Редко, но бывало и такое. Но тут Ульфар заметил, чей именно алтарь попался девке под руку. Заметил, понял – и расхохотался так, как давно уж не смеялся.

– Думаешь, Прядильщица тебя спасет? Вот уж нашла, у кого защиты просить!

В глазах девки впервые появился ужас. А ведь это она еще не знает, что ее будущий муж силой Хозяйки тьмы пользуется!

На храмовую поляну опустилась вдруг тишина – не та, что была прежде, пока отряд Ульфара ждал, затаившись, и даже не тишина полного безлюдья. Вязкая, мертвая, словно подернутая багряной дымкой. И в этой тишине Ульфар вдруг явственно услышал скрипучий, словно старая прялка, голос:

– И почему бы девушке не попросить моей защиты? Она-то мне свою кровь давала, не чужую, как ты.

И по ужасу на лицах своих людей, не боявшихся ни короля, ни бесов, по расширившимся глазам соплюхи-девчонки, по лицу своей невесты Ульфар понял, что этот голос ему не причудился. Слово Старухи услышали все.

Слышал и Марти, вылетевший к храму галопом, взметывая снег. Только вот ни пугаться, ни тем более задумываться он не мог себе сейчас позволить. Осадил коня перед Ульфаром, спрыгнул наземь:

– Ульфар. Я, Игмарт Герейн, перед богами вызываю тебя на бой до смерти.

– Герейн, вот как? Поздравляю. А об этом ты позабыл, королевский пес? – Ульфар глумливо ухмыльнулся и достал гильдейский амулет мага – тот самый, мгновенно понял Марти, что мэтр Гиннар напоил его кровью и заклял на подчинение именем и властью богини. И в тот же миг, словно Старухой нашептанное, пришло понимание – чьей волей он оказался здесь вовремя, что сделать должен и почему. Марти вернул ухмылку:

– Не поможет. Не ты эту штуку заклинал, не ты с богиней договаривался. Да и моя клятва добровольной не была. Дерись, Ульфар, или я убью тебя, как убивают взбесившихся псов.

Меч скользнул из ножен легко, будто сам рвался в бой. Обещанием скорой победы мелькнуло на лице Ульфара мгновенное, тут же подавленное замешательство. Привык, верно, полагаться на силу Старухи. Марти не стал ждать, пока тот изготовится к бою. Бешеных псов приканчивают без всяких правил.

Нет, он не убил безоружного – Ульфар, конечно же, успел обнажить меч и даже замахнуться. Вот только движения его казались странно медленными, будто сквозь смолу прорубался. А Игмарта словно боги вели – ни единой мысли в голове, не нужно оценивать ситуацию, отслеживать мельчайшие движения и направление взгляда противника, просто бей, не сомневаясь. Во имя Звездной девы и Жницы, чьи цветы оставлял невесте – стоят ли поныне? После у нее спросит. Во имя Звериной матери, покровительницы Лотаров, а значит, и ее тоже. И даже во имя Старухи-Прядильщицы, защитившей, когда не ждали.

Клинок скользнул вверх по кожаной дорожной куртке и вонзился выше поднятого ворота, под самый подбородок – в горло. Кровь хлынула, выплескиваясь темной волной на светлый металл клинка, на снег, утративший утреннюю белизну, на руки Ульфара, судорожно стиснувшие рукоять меча.

– Сомневаюсь я, что он заслужил умереть в честном бою, ну да ладно, – Марти дернул свой меч, и тот вышел из горла убитого с жадным хлюпом. Отчетливо разнесся по храму скрипучий старушечий смех: «Хорошо, молодой Герейн, ты мне послужил. Теперь я сама займусь этой падалью. Мне не нужны слуги, не дающие ничего своего, желающие только брать». Игмарт обвел взглядом наемников: – Теперь вы.

– Мы сдаемся, господин, – неторопливо заявил старший, как видно, из Ульфаровых людей. – Зачем сражаться, если тот, кто платил, мертв?

Марти услышал, как выехали на поляну Анегард и его люди. Мотнул головой:

– Я здесь гость, ему сдавайтесь.

– Ого, – присвистнул Анегард. – Не зря коней гнали.

Что там было дальше – как тормошили, силясь разбудить от наведенного сна, замковую челядь, как плакала Динуша, повиснув на шее у оказавшегося вдруг здесь Рихара, и как Рихар пожимал плечами на вопрос, откуда он взялся: «Почуял, что с Диной беда», – всего этого Марти уже толком не видел и не слышал. Потому что его обнимала Сьюз – крепко, по-настоящему обнимала и, кажется, тоже чуть не рыдала, и он был так глупо, так по-щенячьи счастлив, что даже целовать ее не пытался – только обнимал в ответ, чувствуя, как льнет к нему любимая, смотрел в побледневшее, осунувшееся лицо, и все повторял:

– Вот он я, Сьюз. Вернулся к тебе, обещал и вернулся, а ты думала? Ждала меня, скажи?

А она кивала торопливо, шептала: «Ждала», – и в конце концов просто уткнулась в его плечо, в заскорузлую от мороза и долгой дороги куртку, и разревелась совсем по-девчоночьи.

Марти подождал, пока она успокоится немного, и спросил:

– Выйдешь за меня?

– Выйду, – Сьюз в последний раз шмыгнула носом и подняла к нему заплаканное, сияющее счастьем лицо. – А ты как думал!

И тогда Игмарт Герейн наконец-то с полным правом поцеловал свою невесту