Вето на любовь

Глава 32. Пат

Готовила, убирала — ждала, выглядала муженька, желая, когда он более-менее спокоен, кинуться в ноги и просить понять… что Рогожин — просто друг. И просто переночевал в квартире. Никакой измены, никакого… отступничества. Я — жена своего мужа, и не посмела бы его предать.

Но… все в пустую. Суббота. Воскресенье. Не явился.

Может, и к лучшему. Нагуляется, злость выплеснет — и успокоится. Ровно настолько, чтобы попытаться меня услышать. Выслушать.

Но как бы там не было… и даже, вроде, как уверенна, что тогда дело свое грязное не довел до конца, не смогла. Не смогла довериться надежде.

Таблетки. Давно уже у нас «этого» не было. Его как-то не тянуло, а я — тем более не рвалась. Вот и бросила их пить. А тут…

Едва только утро субботы — как тотчас кинулась в аптеку, пока Федька еще спал. Срочное противозачаточное. Там же и глотнуть, дабы не испытывать судьбу…

Прикупить и крем… да нашпиговаться на будущее. Ибо таблетки — все равно месячных ждать.

Страшно. И пусть все эти ночи было страшно. Причем, уже не знаю, кого больше боялась: бандитов или явление мужа. Но звонить никому не стала, не решилась. Сцепив зубы — ждала утра. Очередного утра.

Понедельник.

Собрать малыша. Самой одеться, навести макияж (что довольно редко делаю, и то, лишь бы скрыть синяки и ссадины за тоналкой) — и в путь. Детский сад.

И снова домой. Снова везде убраться — дабы ни пылинки не было, не злить Сереброва в его пунктиках. И к плите — любимые голубцы, салат с ветчиной, борщ и компот из ягодного ассорти.

Сегодня-то он уже явится. Наверняка… После работы.

Задобрить. Его нужно задобрить — пусть выслушает. И все станет на свои места. А впредь — я буду умнее. И больше не лезть в подобные, непонятные, двоякие ситуации. Я буду послушной, правильной женой.

Часа четыре было дня, как зазвенели ключи в замке. Рано, как для обычного. Но мигом в коридор — и замерла, не дыша. А сердце колотится от страха.

— Ты еще здесь? — рявкнул, едва взгляды встретились. — Ничего, б***ь! — замученный, не выспавшийся, растрепанный, будто его три дня черти колотили, носили невесть где. — Чего вылупилась?! На *** отсюда пошла! — замахнулся на меня, отчего тотчас отдернулась, отлетела я в сторону.

Шаги мимо — по коридору, в ванную, руки мыть.

— Кушать будешь? — едва слышно, невнятно шепчу, давясь ужасом. А внутри уже будто кто жидким азотом из шланга напором обдает.

Мимо меня — и на кухню.

— Чего, отравить решила, да? Всё забрать… себе? По-умному поступить? — плевками яда.

— Н-нет, конечно, — запнулась. Волосы от услышанного стали дыбом. — П-просто приготовила. Твое любимое.

— ЗЕКА СВОЕГО будешь ублажать, а не меня! — вдруг движение, рывок — и хватив первую попавшуюся кастрюлю — стащил на пол. Грохнулось все, разлетелось во все стороны, крышкой о посудину звеня. Отдернулась, поморщилась я от боли, кипятка. Следом полетели уже и миски с едой.

— Жри, с*ка! Как тебе подобает! С пола! Федор, значит, да?! — с бешеным презрением. Скривился, будто от чего-то зловонного. — Сына нашего в честь него назвала? Или это его ублюдок?!

— Нет, конечно! — задыхаюсь от шока, вытаращив очи. — Это твой сын. И в честь прадеда! Ты же знаешь!

— Чьего, б***ь?! Я твоих прадедов не знаю! Да и *** я на них клал!

— Не трогай их, — отчаянно, машинально вырвалось из меня, но тотчас осеклась, спрятав взгляд и закусив губу.

— А ты мне тут повыступай! Гля, **альник свой открыла! Мало тебе было тогда, мало?! Жри давай, че стоишь?!

— Леня, перестань, — зажмурилась я от боли, ужаса, невыносимости всего этого сумасбродства. — Ничего не было. Он просто тут переночевал. И всё. Нам с малышом было страшно. Ни Рита, ни няня не смогли приехать, как и ты…

— И ты ему позвонила! — гневно перебивая. — И тот быстро прискакал. Что ты мне лечишь, с*ка?! Чего ты несешь? Я что, по-твоему, полный идиот, да? Просто он, спал тут. Ну-ну. И ладно! Другое интересно! Значит, вот как, да? — прыснул едким смехом, — как за волосы таскал, так «Лёнечкой» был! А как просто говорим — так Лёня! В принципе, как и всегда. Чего это я? Забавно получается, не находишь? Может, с тобой так и надо? И послушная, и любить, и сексом со мной сразу станешь заниматься? А? Чего молчишь, тварь?! На МЕНЯ смотри, когда с тобой разговариваю!

Подчиняюсь. Силой цепляюсь взглядом за его взгляд.

— Так надо с тобой, да?!

Молчу.

— Я терпел! Знаешь, я многое терпел! — вдруг вновь завопил Серебров. — И простил! Особенно этот твой… бати подарок. С завещанием. А ты что взамен?! Вот что ты мне дала? За столько лет брака? Слезы, сопли, нытье… Ни любви, ни ласки, — с презрением. — Ни уважения. Шлюхи… и те больше меня хотели, чем ты! Тебе по *** на меня! А я, я должен тебя еще и терпеть! Содержать! Так еще и хахаля своего к нам в дом привела?! Может, шведской семьей будем жить?! Или что?! По расписанию тебя т**хать?!

Опустила я голову. И снова молчу, не понимая уже, что говорить… и надо ли.

— Видеть тебя не хочу! — и вновь взрывом; ядом, презрением окатывая с ног до головы. — С*ка ты убогая! Единственное, что в жизни полезного сделала — ребенка родила! Из всех достижений — ноги раздвинула, удачно тр*хнулась и родила… такого же е**нутого кощеренка, недоноска, как и сама! Скучная, тупая, нелюдимая, необразованная шлюха! Это я тебя ненавижу! Я! Так что пошла на *** отсюда! Чтоб глаза мои больше тебя не видели!

Разворот — и пошагал прочь. В коридор.

С лязгом захлопнулась дверь кабинета.

Не знаю, что делать. Как поступить.

Шок. Растерянность. Действия на автомате.

И главное, некуда и пойти-то… Даже просто, чтоб передохнуть друг от друга. И надо ли? А если всё только усугублю?

Нельзя.

Терпеть. Надо всё перетерпеть — и уляжется. Всё станет, как прежде.

Федю вечером надо будет чем-то кормить. Да и убрать всё это надо.

За ведро с тряпкой — и опять мыть пол.

На скорую руку сварить гречку, отварить курицу. И в детсад, за ребенком.

Я даже не сразу поверила своим ушам, рассудку, что это из нашей квартиры так валила музыка. На всю, едва не сотрясая стены. Свет-то горел в зале — я видела. А так…

Стоим, звоним в тщетный раз в дверь — никто не открывает. Как и самим — вставить даже ключ в замок не получается (изнутри, видимо, Серебров загнал свой), а потому и не открыть никак снаружи.

— Мам, а цье это?

Робкие шаги ближе, чуть выше по лестнице, — и узнаю… пакеты, сумки. Внутри — мои и Федькины вещи.

Взяла, вытащила первое попавшееся — бюстгальтер. Мне этот комплект на четырнадцатое февраля и подарил, в прошлом году, Серебров. Сложно не узнать. Полупрозрачная, красная синтетика вся в кружевах — никогда бы не осмелилась сама бы себе такое бесстыдство купить.

Нервно сглотнула. Взор около. А вот и Федькины сандалии, там же, вместе с бельем.

Сапоги, шорты, штаны, майки. И снова мое… платье, футболки.

— Мам! А это мое! — радостно вскрикнул малыш и схватил какую-то вещицу из другой поклажи.

— Твое-твое, — машинально буркнула я и опустилась, присела на ступеньку, не видя уже толком ничего перед собой — сплошная стена слез и шока. Растерянности и ужаса.

Звоню ему вновь — абонент уже недоступен. Только музыка из квартиры громче.

Вдруг шорох, стук двери где-то снизу. Чьи-то неспешные шаги ближе.

— Ванесса, здравствуй!

Узнаю — соседка. Отворачиваюсь.

— Здравствуйте, — бубню тихо.

— Здластвуйте! — весело вторит и Федька.

— У кого это так музыка? Не знаешь? Погоди, у вас, что ли?

— Наверно, да, — еще рачительней отворачиваюсь в меру приличия, но так, чтобы не видела мои слезы.

— У вас праздник, что ли? Ну все равно… можно же как-то потише!

— А вы пойдите это ЕМУ скажите! — сорвалась, гневно рявкнула я на нее, вперив взгляд. Но тотчас осеклась. Отвернулась. — Простите, — тихо.

— Что-то случилось? Что за пакеты?

— Вы шли куда-то? — злобно, уже окончательно не выдерживая. Живо сорвалась я с места. Взгляд на приставучую старушку. — Вот и идите туда! А что-то не нравится — вызывайте милицию!

— Так он же… этот же… из этих… — растерянно та, вытаращив на меня очи.

— А я-то причем? Что вы от меня хотите? Я об дверь не размозжусь! И звукоизоляцию вам не сделаю! Все вопросы — к нему!

Схватила пакеты и силой что впихнула в сумки, а что так, сверху примостила — и взяла. К лифту.

На самый верхний этаж — и замереть у крыши, на техэтаже, как когда-то поведала истину Ника.

— Мам, а мы со… домой не подём?

— Не сейчас, зай. Позже.

Набрать номер Матросова (и то, если это он, как уверял Серебров, когда мне с его телефона писал смс, что останется у него на ночь, а его, Лени, мол, аппарат сел и зарядить нет как).

— Да? — грозное. Мужское.

— Жора, ты?

— Кто это?

— Ванесса. Сереброва.

— А Лёня… Лёня спит уже, — испуганно, задумчиво тараторя.

— Он дома. Закрылся. Меня с ребенком не пускает. Я боюсь, как бы он ничего плохого не наделал.

— Сейчас буду, — перебивая.

Вещи уже не тащила за собой. Так спустились, как увидели, что джип Матросова подъехал.

Потрезвонить, а затем гневно заколотить в дверь. Это не я — церемониться Георгий не стал.

Долгие, упорные минуты — и все же "заточенный" сдался. Щелкнул замок — несколько оборотов — и показался в проеме.

Взор на Жору, что первый, стеной стоял перед нами.

— Надо же! Чего ты тут? — развеселое.

— Да вон, твоя позвонила.

Шаг в сторону. И сцепились взгляды наши с Леонидом.

Оскалился, что дикое животное.

Презрение накалом — и вдруг бешеный вопль, в разы перекрикивая, бьющую басами по ушам, музыку:

— На *** отсюда пошла! Шалава е**чая! Я сказал, нет здесь больше тебе места! Ни тебе, ни твоему ублюдку!

Сжалась я от ужаса.

— Ты чего? — вытаращил на него очи Матросов. — Вообще, крышей поехал? Че ты несешь? На весь подъезд, при Малом?

— А ты вообще е**льник завали! Пришел — заходи! А нет — то на *** вали! Вон, можешь вместе с ней! Может, и тебе даст! Или ты и так ее… периодами, пока меня дома не было, тр*хал?!

— Ты че, больной, что ли? Совсем спился?

— Откуда у нее твой номер?!

— А я откуда знаю?! — рявкнул в ответ, вконец разбитый шоком Жора.

— Так ты сам мне с его номера писал! Не так давно, когда у него оставался! — тотчас отозвалась я (из последних сил), чтоб хоть и этого ко всему не приплел. И вовсе не поубивал всех до кучи.

— И ты номер сохранила!

— Я просто смс не чистила! — гневно, агонией.

— На будущее оставила, да? Когда этот с тобой натаскается!

— Да ничего не было!

— Короче, — резво перебивает нашу перепалку с Леонидом Матросов. — Давайте зайдем все в квартиру — и нормально поговорим.

— Это — мой дом! И ноги ее здесь больше не будет! На *** вали! Куда хочешь! Хоть удавись! Мне — по ***! Завтра замки сменю! А влезешь — засужу! За проникновение на частную территорию! За взлом! И за кражу!

— По-моему, ты сам уже не свой! Что ты несешь? — не отступает Георгий.

— Ты заходишь, или остаешься здесь? С этой подстилкой? — беглый взгляд, и снова вперил очи в друга.

Тягучие, колкие мгновения рассуждений — и подался вперед Жора. В квартиру.

Но едва уже захлопывал дверь — как уставился на меня и шепнул:

— Погоди здесь. Я с ним поговорю, успокою. И все решу.